Ни для кого не секрет, что самый доступный и распространенный вид транспорта — это мужчина. Кто только не ездит на нем: жены (свои и чужие), тещи (свои и чужие), деты (свои и чужие), любовницы (а теперь уже и любовники)…

Можно продолжить список ездоков. Скажу больше, этот список неисчерпаем. Почему? Да потому, что наш мужчина пошел дальше своих предшественников. Он уже не желает ограничиваться одной женой, от чего сам и страдает, получая в нагрузку лишнюю тещу, лишнего тестя… Короче, много лишней родни. Правда, он резко сократил количество детей, но его пробег от этого не уменьшился. По данным науки, современный мужчина наматывает в день до ста километров и более.

Многие из них (увы) делают это пешком...

В мире все стремительно преображается: на смену дилижансам пришли поезда, на смену поездам — самолеты, не за горами те дни, когда человечество пересядет на космические аппараты, когда столичный стиляга будет мечтать о новенькой летающей тарелке, но…

Но это ничего не меняет. Мужчина для женщины по-прежнему является главным средством передвижения по жизни — самым быстрым и, самым доступным.

 

Глава 1

«Шея уже затекла. Пора перекур делать», — тряхнув челкой и распрямляя усталую спину, решила Денисия.

— Кстати, Лар, как твой сынуля? — дежурно поинтересовалась она, уходя в себя и механически массируя затылок.

Лариса преобразилась. Мгновенно отодвинув от себя старофранцузский словарь, она защебетала:

— Ой, Денька, мой Зюзик становится очень забавным. В доме ремонт, а Зюзик счастлив. Лезет везде, мешается, достает Рашида вопросами. Знаешь, какое у него теперь самое любимое слово?

— Какое?

— Ебанок.

Денисия растерялась, но Лариса ее успокоила:

— Не пугайся, это всего лишь безобидный рубанок в исполнении моего сына. У Зюзика образовалась жуткая информационная жажда. Все улавливает, как губка впитывает и такое потом выдает, что все держатся за животики.

— Вот хохмач.

— Спрашивает на днях: «Папа, что такое фураж?»

Рашид объясняет: «Корм для скота и все такое…» — «Ага, — делает вывод мой Зюзик, — значит, кураж — это корм для кур».

— Гениально! — восхитилась Денисия.

Лариса зарделась от удовольствия и продолжила:

— А вчера мы были в цирке. Вдруг объявляют:

«А теперь выступит женщина-змея!» Мой Рашидик возьми да брякни: «Глянь, Ларка, коню ясно, что все женщины змеи, но эта даже не скрывает». И что ты думаешь, Зюзька подслушал и тут же, когда вернулись домой, заявил нашей соседке: «Здравствуйте, тетя Венера-змея». Та, разумеется, ушла в откат, а он ей: «Извините, все женщины змеи, но я не знал, что вы это скрываете». Я Рашида своего чуть не убила, — заключила Лариса и рассмеялась.

Денисия посмотрела на нее с завистью и сказала:

— Счастливая ты, Ларка. Всегда у тебя настроение хорошее.

— Какая я, к черту, счастливая? — отмахнулась та. — У меня на руках муж, ремонт и ребенок. Причем ребенок доставляет меньше всего хлопот.

Она глянула на часы и всполошилась:

— Денька, за дело. Что-то плохо сегодня движется наш перевод, а через два часа я должна быть в редакции. , Денисия виновато пожала плечами:

— Самочувствие скверное. Думаю, слегка переутомилась на приеме вчера. В преддверии таких приемов отдыхать надо, а я пашу без продыху. Кажется, в голове тараканы уже завелись.

— Эхе-хе, — вздохнула Лариса, — жизнь наша бешеная. Действительно можно умом тронуться при такой загрузке. День расписан буквально по минутам, везде опаздываю, все меня костерят. Раньше хоть дома относительный покой был, теперь же, когда со мной приключился этот ремонт, жизнь стала невыносима. Знаешь, подруга, крыша едет аж бегом. Пора обращаться к психиатру.

— Ой, пора!

— На кровать упаду, глаза закрою, а вместо сна звуки в ушах, ритм сумасшедший: «Гой-гой-паду-да жи-жи-ту-ру-ру…» Как тут не материться? Марш моей жизни вместо сна.

— Да ты что? — ужаснулась Денисия.

— Клянусь моим Зюзей. Вот оно, мое женское счастье. А если каким-то чудом заснуть ухитрюсь, мой тут как тут с дельным предложением.

— С каким?

Лариса горестно закатила глаза:

— Ну ты, блин, как маленькая. Известно с каким.

Какое еще дело мужику в два часа ночи делать приспичит? Не кран же чинить. И что удивительно, всегда не вовремя его на подвиги тянет. Как тут не материться? И нет чтобы с ласки начать, он сразу с угрозы. «Только попробуй мне, — говорит, — заявить, что у тебя плохое самочувствие». — «Нет, — отвечаю, — самочувствие у меня завидное, а вот самочувствие отвратительное». Он сразу в крик: «Затрахали меня твои критические дни! Через них скоро импотентом стану». Я ему: «Рот закрой, ребенка разбудишь». Вот и вся любовь.

— Он не обижается? — с тревогой поинтересовалась Денисия.

Лариса обреченно махнула рукой:

— Уже привык. Честное слово, эта гонка за бабками добром не закончится. Мой прав: скоро, блин, будем все как один припадочными, но зато в норках, бриллиантах и на «мерсах». Как тут не материться?

Вот прикинь, вчера сумасшедший гонорар получила, а радости ноль. На душе сплошной непокой. Так, без всякого удовольствия, шубку из стриженой норки себе и купила. Пришла домой, глянула в зеркало — зашибись. В редакции все бабы будут в отпаде. Одним походом в «шоп» задаваку Козлову, с ее сраным песцом, ниже плинтуса опустила. Казалось бы, радуйся, а на душе, кроме смятения и тревоги, ничего.

— Ты знаешь, то же самое и у меня, — призналась Денисия.

— Что? — испугалась Лариса. — Тоже шубка из стриженой норки?

— Да нет, у меня только смятение и тревога. Так и кажется, за поворотом беда.

— Ты даже не представляешь, как я тебе сочувствую! — вздыхая с облегчением, воскликнула Лариса.

«И есть чему», — уныло подумала Денисия.

Действительно, ощущение беды доставало с утра, и Денисия не могла понять почему. Вчера (вот повезло!) побывала у французского посла на приеме, сегодня премию получила… Конечно, не такой гонорар, как у Ларки, шубку из норки не купишь, но при нашей бедности ничего…

Можно было бы все спихнуть на погоду, но противное мокрое ненастье давно сошло, затих пронизывающий до костей ветер, ударил легкий приятный морозец, и выглянуло наконец солнышко. Оно не очень-то грело, но зато светило с ярким озорством, наполняя девичью душу Денисии иллюзией скорой весны. Казалось бы, все хорошо, но беспричинное ощущение непредотвратимого горя поселилось в груди, пугало и ныло.

Так уже было. Перед смертью матери.

Мать долго болела, все реже звучали ее наставления, все чаще ложилась вялая ее рука на стриженый затылок Денисии и с неожиданной силой тянула непокорную голову дочери к своим бледным губам. Денисия целоваться совсем не хотела.

Она рвалась от безжизненной материнской кровати к детской бесцельности и суетне, нетерпеливо приговаривая: «Ну, мам, ну, я пойду». Расходуя последние силы, мать упрямо притягивала к себе лоб дочери, сосредоточенно опечатывала его поцелуями и со словами: «Мое ты горе», — отпускала Денисию на волю, а сама, утомленная, падала на подушку и отворачивалась к стене, пряча набежавшие слезы.

Денисии говорили, что мать больна, но трагическую важность этого события понять она не могла, как не могла осознать ценности святого материнского поцелуя. Эта ценность пришла позже и слишком поздно. Тогда же, в те страшные дни, беззаботная Денисия радовалась смертельному недугу мамы, несшему ей бесконтрольность и полную свободу.

И Денисия с восторгом пользовалась этой свободой, моля бога лишь об одном: чтобы мать подольше болела. Ее беспечный веселый мир был далек от унылой, пропахшей лекарствами кровати, и для матери, как это ни жестоко, в этом мире места не находилось.

Денисия пребывала в свойственном молодости и здоровью эйфорическом ощущении подъема. Серьезных печалей не знала она пока.

Лишь в день смерти матери ей было не по себе: в груди как-то странно сдавило и долго не отпускало.

В тот день в их ежеутренней борьбе мать снова вышла победителем, но, орошая поцелуями непокорный дочкин лоб, она не сказала: «Мое ты горе». Она растерянно выпустила из себя: «Как ты будешь без меня, мое ты чудо…»

Слов этих Денисия не поняла и тут же забыла, но на уроках в школе страхом и болью ныло в груди, а когда она вернулась домой, матери уже не было.

Тот день изменил беззаботное существование Денисии, разделил ее жизнь на «до» и «после». И началось все с этого нытья под сердцем, с этого непонятного страха, с необъяснимой боли.

Почему ей сегодня вспомнился тот страшный день? Да из-за этой же боли и вспомнился.

Грустные мысли (и слава богу) прервал телефонный звонок. Звонила Степанида, сестра. Младшая.

Как всегда, обращалась за помощью.

«Иметь трех сестер — еще тот подарок судьбы», — подумала Денисия, сердито опуская трубку на теле фон и приходя к выводу, что в ее случае это даже кара господня — работать приходится за четверых.

— Что случилось? — встревожилась Лариса, замечая недовольство подруги.

Денисия сдула со лба челку и раздраженно махнула рукой:

— Родственнички замучили.

— Кто из них на этот раз?

— Степка звонила.

Лариса изумилась:

— Неужели опять просила продавать ее пирожки? Ну и наглость! Просить тебя об этом — все равно что микроскопом гвозди забивать. Дура будешь, если снова пойдешь.

— А куда деваться? — вздохнула Денисия. — Понимаешь, у Степки период такой. Ее дальнейшая судьбина решается.

— Чего ж тут непонятного, — ядовито рассмеялась Лариса. — С тех пор как твоя старшая сестрица вышла замуж за банкира, остальные будто взбесились. Всем им не хуже банкира мужей подавай.

— С тех пор как наша Зойка вышла за банкира, ты ее просто возненавидела, — удивляя подругу, вставила шпильку Денисия и тут же виновато добавила:

— А ведь когда-то ты любила ее, даже в пример мне ставила.

Лариса мгновенно разгорячилась.

— Да, — нервно постукивая пальцами по столу, призналась она, — да, с тех пор как Зойка вышла за банкира, я перестала ее любить. Встречи с ней всякий раз оставляют в душе след непоправимого горя: кому-то все, кому-то ничего. Как я живу? Что я вижу? Радуюсь шубке? Да у Зойки их пруд пруди, а я пашу, как папа Карло, за зарплату, а получается бег на месте. Просто «Алиса в стране чудес» какая-то: для того, чтобы оставаться на месте, приходится бежать в два раза быстрей. А тут Зойка со своим банкиром. Как тут не материться? А как она гордится собой! А как хвастает!

— Пусть так, — согласилась Денисия, — но что в этом плохого? Да, Зойке нашей, слава богу, повезло…

Лариса ее оборвала:

— Но это еще не повод, чтобы унижать своих подруг. Особенно тех, которые в люди ее вывели. Ха!

Из грязи да в князи! Гордится она. Было бы чем гордиться. Банкир через день ей морду бьет, а она гордится. И остальные дуры туда же, за ней. Особенно глупила Степка. Из кожи вон лезет, принцессу из себя строит, а ты давай, за нее пирожками торгуй.

Тут уж Денисия не выдержала и встала на защиту младшей сестры.

— Да, не хочет Степка упустить завидного жениха! — повышая голос, воскликнула она. — Но ведь действительно такие, как ее Гарик, на дороге не валяются. Сама понимаешь, если он узнает, кто Степка и откуда да еще кем работает, сразу шарахнется. Москвичи как черт от ладана шарахаются от лимитчиц.

— Пусть хоть работу поменяет, — уже миролюбиво посоветовала Лариса, но, не выдержав, тут же ядовито спросила:

— Почему бы удачнице Зойке не устроить младшую сестричку к своему банкиру?

Денисия, мрачнея, призналась:

— Да на нюх нас банкир не переносит. Чмошницами обзывает всех, даже здороваться брезгует.

А Степка своей работой довольна. Хозяин прилично платит, не притесняет, да и пирожками она не каждый день торгует. Раз пять в месяц, не больше.

— Степанида наторгует, — фыркнула Лариса. — Все пять дней торгуешь именно ты, добрячка, мать твою. Слушай, не выводи меня лучше, а то заматерюсь.

Это она могла — Лариска была известная матерщинница. В своей редакции такой мат гнула, что мониторы краснели. В присутствии Денисии она сдерживалась, но кто бы знал, чего ей это стоило. Вот и сейчас, беззвучно пошевелив губами, Лариска оставила все матюки в себе, полушутливо-полувсерьез перекрестила свой рот и горестно запричитала:

— Ох, Денька, попомни мои слова: уездят тебя неблагодарные сестрицы. Они, видишь ли, женихов искать приперлись в столицу, а на тебя им плевать.

Попользуются и забудут. Много Зойка о тебе вспоминает? Только тогда, когда ты ей нужна, а помощи от нее, миллионерши, никакой. А тебе надо учиться.

Ты — талант.

— Я учусь.

— Если они дают, учишься по ночам. Ты только на себя посмотри, под глазами круги, кожа бледная…

Зато сестрицы твои процветают. Эх, дура ты дура, как тут не материться. Послала бы ты их трехэтажно. Если не умеешь, обращайся ко мне, научу.

— Да ладно, — отмахнулась Денисия, — сестры они мои, и я их очень люблю. Они тоже меня любят, да и как по-другому? После папкиной смерти мы остались совсем одни. А в Москве мы чужие. В Москве чужакам особенно трудно, вот мы друг к дружке и жмемся.

— Ага, жметесь. Тут не жаться, а отбиваться пора.

Только и слышу: «Деня, сделай то, Деня, сделай это».

А ты и рада потворствовать их капризам.

Денисия вздохнула:

— Лар, зря ты невзлюбила моих сестер. Уверяю, им не до капризов. Исключая счастливицу Зойку, все они еле-еле выживают. Да и не даром я за них работаю. Сама понимаешь, мне деньги нужны. Книги стоят дорого, в общежитии места нет, за комнату платить приходится… Ну, хватит, sub specie aeternitatis <С точки зрения вечности (лат.).> это все ерунда. Давай лучше вернемся к нашему переводу, а то мой кумир Добрынина тебя точно грохнет.

— Не грохнет, она интеллигентная. И потом, она же правозащитника, вот и должна понимать, что мы имеем законное право на перекур. А поскольку не курим, то с чистой совестью (в качестве отдыха) можем спокойно перемывать кости твоих сестер.

— Уже перемыли, — буркнула Денисия и деловито спросила:

— Так как там было на старофранцузском?

Лариса послушно склонилась над рукописью, но опять зазвонил телефон.

— Кто на этот раз? — зло спросила она раньше, чем Денисия сняла трубку, и тут же предположила:

— Наверняка Федора теперь.

Предположила и не ошиблась.

— Федька просит ночью ее подменить, — растерянно прошептала Денисия.

Лариса замахала руками.

— Не соглашайся! Не соглашайся, мать твою, — гневно закричала она и тут же с мольбой добавила:

— Всеми святыми заклинаю тебя.

— Хорошо, — сдаваясь, кивнула Денисия и набрала побольше воздуха в легкие для убедительного отказа.

На лице ее отразилась мука, а с губ слетело само собой:

— Ладно, Федюнчик, так и быть, подменю.

— Э-эх! — в отчаянии рубанула воздух рукой Лариса. — Размазня ты. Денька, размазня! Как тут не материться?!

— Ничего не размазня, — обиделась Денисия. — Просто отказать никак нельзя. Федька моя приличного мужика подцепила, аж целого министра. Правда, губернского масштаба, но зато он частенько в Москву наведывается. Раньше все очень удачно у них складывалось, а тут, представляешь, он, как назло, остановился в той самой гостинице, в которой Федька работает.

— Ну ясно, — злорадно ухмыльнулась Лариса. — Федька прикинулась дворянкой до мозга костей, и свадьба уже не за горами. Теперь она спасает от удара жениха, которого в силу возраста может паралич разбить, если он узнает, что его графиня работает коридорной горничной.

Денисия, упрямо тряхнув челкой, с обидой уточнила:

— Почему коридорной? Номерной.

— Ах, извините, я не знала, что Федору повысили. Теперь она метет не коридоры, а номера! — с сарказмом воскликнула Лариса.

Денисия хотела обидеться, но не успела. Хитрая Лариска чмокнула ее в щеку и рассмеялась:

— Ой, Денька, с этой челкой ты такая забавная.

Привыкнуть никак не могу. Видела бы ты себя со стороны.

— Каждое утро в зеркало смотрюсь, — смущаясь, промямлила Денисия.

— Да, но это совсем другое. Надо видеть, как забавно ты ею трясешь. Совершенно сумасшедшая челочка.

— Да уж, наслышана. Вчера к Зойке ходила и на лестнице столкнулась с ее муженьком…

— С банкиром, — с издевательски-важным видом вставила Лариса.

Не замечая сарказма, Денисия продолжила:

— Да, с банкиром. Он обычно старается меня не замечать, а тут, увидев мою челку, не удержался и говорит: «Ах какая челка! Теперь ты вылитая телка».

— Так и сказал?

— Угу… — внезапно вспыхивая, кивнула Денисия.

Лариса расхохоталась:

— Дурацкий рифмоплет. Хотя с этой челкой ты и в самом деле смахиваешь на коровку. Этакая симпатичная Буренка…

Денисия опять хотела обидеться, но снова не успела: зазвонил телефон. На этот раз объявилась старшая сестра Зоя — легка на помине. У Денисии вновь заныло в груди от предчувствия беды. Так даже перед смертью матери не ныло.

 

Глава 2

— Денька, ты не забыла, что срочно должна приехать ко мне?

— Не забыла.

— Тогда давай приезжай, — капризно потребовала Зоя.

Денисия смущенно покосилась на Ларису и растерянно спросила:

— Что, прямо сейчас?

— Да!

— Но сейчас я занята.

Зоя рассердилась:

— Перестань, пожалуйста. Чем таким ты занята, что к родной сестре приехать не можешь?

Денисия тоже рассердилась.

— Знаешь что, — закричала она, — у меня нет мужа-банкира, поэтому изредка приходится самой на жизнь зарабатывать. В данный момент я занимаюсь переводом для самой Добрыниной и рассчитываю за это совсем неплохую сумму получить. Тебе она покажется смешной, а для меня это целое состояние.

— Ты обещала. Перевод подождет, завтра займешься, — отрезала Зоя.

— Повторяю, — вспылила Денисия, — у меня нет мужа-банкира!

Зоя обиделась:

— Упрекаешь? Я, между прочим, по любви замуж вышла.

— Ага, только по чьей? По своей или по его?

Лично я не представляю, как можно любить того, кто регулярно снабжает жену фингалами.

— Ага, понятно, Ларка тебя против меня настраивает. Вы ничего не понимаете. Он меня боготворит, он меня обожает, что из того, если вспыхнет иной раз от ревности, — бросилась оправдываться Зоя, но Денисия ее оборвала:

— А ты повода не давай. Если честно, сестрица, на его месте я давно тебя убила бы. Сама посуди, что ты творишь? С жиру бесишься, ведешь себя кое-как.

Зоя всхлипнула:

— Значит, ты не приедешь?

Внимательно следившая за разговором сестер Лариса показала Денисии кулак и прошипела:

— Ни в коем случае не сдавайся, мать вашу так.

— Приеду, — со вздохом ответила та. — Раз обещала явиться по первому зову, приеду.

Лариса взвыла и схватилась за голову, а Зоя взвизгнула от восторга:

— Денька, ты лучше всех! Сейчас же дуй сюда! Я с нетерпением жду! Ой, — вдруг фальшиво забеспокоилась она. — А перевод твой как же?

— Да черт с ним, завтра переведу, — успокоила сестру Денисия, принимая все за чистую монету.

— Знала бы ты, как сердце мое болит за тебя. Ночей не сплю, все думаю, думаю, как там выкручиваешься ты, сестренка. Что, совсем с денежкой плохо?

— Лишних денег никогда не бывает, — с философским оптимизмом заметила Денисия.

— Ладно, — расщедрилась Зоя, — приедешь, по-сестрински тебя подхарчу тайком от банкира.

Денисия рассердилась:

— Еще чего, обойдусь. Не нужны мне его подачки. Честно много не заработаешь, а ворованного мне не надо. Ладно, жди, прямо сейчас и выезжаю. У меня тут Ларка. Она на машине подбросит.

Зоя спохватилась:

— Да я же тебе главное сказать забыла: на дачу приезжай.

— Так ты звонишь не из квартиры? — удивилась Денисия.

— Нет. Знаешь же моего ревнивого банкира. До чего дошел, уже прослушивает все мои разговоры, Домработница на днях протирала в квартире мебель и снова нашла «жука». Я как приехала на дачу, так сразу стала звонить тебе, только с чужой мобилы.

— Но почему ты на дачу поехала?

— Какая тебе разница! — с раздражением воскликнула Зоя. — Банкир мой попросил. Сказал, что так надо. Знаешь сама, задавать лишние вопросы мне не положено. Да оно и к лучшему, что я на даче. Хоть спокойно поговорим. Банкир мой в последнее время почему-то на всех вас ополчился. Ни в какую не хочет видеть моих сестер. «Зачем они шляются к нам? — ворчит. — Небось деньги выпрашивают».

Консьержке приказал говорить вам, что нас нет дома.

— Ой, напугал, — пропела Денисия. — Я тоже не рвусь с ним встречаться, но и на дачу переться не ближний свет. Вряд ли Ларка ехать туда согласится.

— Не соглашусь, — мгновенно подтвердила Лариса и риторически поинтересовалась:

— Ну как тут не материться?

— Возьми такси, — посоветовала Зоя.

Денисия присвистнула:

— На дачу? Такси? А деньги где взять, не подскажешь?

— Деньги я тебе потом верну.

— Ха, вернешь то, чего я не имею?

— Ты же премию получила.

— И мгновенно потратила.

Зоя вздохнула:

— Ох, Денька, не жадничай. Я верну. Деньги у тебя будут. Приезжай.

— Это как? Жора, жарь рыбу — рыбы нет — Жора, жарь, рыба будет. Так, что ли?

— Ой, господи, что за проблемы? — вспылила Зоя. — Вредная ты. Не знаешь, где взять деньги, так я посоветую: у Ларки займи.

Денисия повернулась к подруге:

— Лар, на такси дашь в долг?

— За перевод вперед заплачу, — недовольно ответила та, извлекая из сумочки кошелек.

Отсчитав полагающуюся сумму, Лариса презрительно хмыкнула и демонстративно ушла, «забыв» попрощаться.

— Не обижайся, я завтра тебе все переведу, — виновато крикнула ей вслед расстроенная Денисия.

Лариса даже не оглянулась.

— Обиделась, вот беда, — прошептала Денисия, но горевать было некогда.

Надо было собираться к сестре, раз обещала.

Звонок Пыжика застал Денисию уже в прихожей — она надела пальто и со зверским усердием пыталась застегнуть поломанную «молнию» на стоптанном сапоге.

Пыжик ходить вокруг да около не любил.

— Заработать хочешь? — сразу спросил он.

— Всегда хочу, — радостно выдохнула Денисия, не прекращая борьбы с замком.

Пыжик ей по-родственному (они были из одного города) подбрасывал мелкие, но хорошо оплачиваемые поручения. Вот и сейчас он скомандовал:

— Паспорт свой прихвати и дуй ко мне. Тут наклевывается дельце часа на полтора.

— Ой, — огорчилась Денисия, — а меня уже Зойка ждет. Можно позже?

— Позже — это когда? — скептически поинтересовался Пыжик.

— Ну, часа через четыре.

— Идет, — согласился он.

— Спасибо, — возликовала Денисия и, неожиданно застегнув замок на сапоге, помчалась ловить такси.

Зоя ждала сестру с нетерпением. Это было видно по забросанному окурками крыльцу. Зоя всегда отличалась небрежностью… Впрочем, небрежность ей даже шла, особенно в одежде. Манерам ее небрежность тоже придавала неповторимую элегантность, которая так нравилась в Зойке мужчинам.

Денисия спешила. Расплатившись с таксистом, она открыла калитку и побежала по дорожке, приостановившись лишь у новенького «Феррари». Зоя всегда любила лихачить. Денисия вспомнила, как на старой Пашкиной «Яве» гоняла сестра по их маленькому городку, варварски расплескивая мутные лужи, распугивая поросячью живность и небрежно врезаясь в местную куриную тусовку. Пашка каждый раз злился, что уехала надолго, и клялся, что больше мотоцикла она не получит, а когда Зойка с небрежной своей улыбочкой подкатывалась к нему в следующий раз, сдавался мгновенно: «Забирай».

Когда это было?

Теперь Зоя стильная столичная штучка и на таких, как Пашка, смотрит с презрением.

— Ты что так долго? — с ходу набросилась она на сестру.

— Здрасте, тебе не угодишь, — рассердилась Денисия. — Скажи спасибо, что вообще приехала. Это ты чем заняться не знаешь, а у меня дел по горло…

— Спасибо, — миролюбиво сказала Зоя, сдирая с сестрицы ветхое пальтецо и чмокая ее в бледную застывшую щеку. — Ой, холодная ты какая! Чистый вурдалак!

— На улице не май.

Зоя пытливо взглянула на Денисию и неожиданно спросила:

— А как твой перевод?

Та лишь рукой махнула:

— Отстань.

— Че, отстань. Я волнуюсь. Ты что, и в самом деле с Добрыниной дружишь? Она обещала пристроить тебя в свой Конгресс?

Денисия подивилась наивности сестры:

— Ну ты даешь! Кто я такая Добрыниной? Мы с ней даже не знакомы. Это Ларка несколько раз интервью у нее брала, а я перевод ей делаю по заказу Ларки. Ларка для Добрыниной подсуетиться решила.

«Очень полезный человек, — говорит. — В будущем и тебе пригодится». Но я не поэтому, просто они с Валевым мои кумиры. Как они за правду стоят горой! — восхитилась Денисия и вздохнула:

— Ах, мечтаю стать такой, как они.

Зоя деловито заметила:

— Валев — да, а Добрынина — нет. Она тебе не подходит. Если ты рассчитываешь, что она поможет устроить твою карьеру, то мой тебе, сестренка, совет: никогда не ставь на бабу. Ставь на мужика. Хочешь, с Эльдаром Валовым тебя познакомлю?

— Ты что, его знаешь? — удивилась Денисия.

— Еще бы! Банкира моего закадычный дружок.

Нет, свою дружбу, как я поняла, они не очень-то афишируют, но Эльдар сто раз у нас дома бывал. Любит Эльдар иногда за шахматами посидеть вечерком с моим банкиром, а порой о политике под водочку старики судачат. Культурно расслабляются. Эльдар Валев имеет вес не меньший, чем Добрынина, но зато он мужик. А ты баба. Уже одно это залог симпатии.

— Много ты понимаешь, я пробьюсь и сама, — рассеянно бросила Денисия, прислушиваясь к звукам мощного двигателя, доносящимся с улицы.

А Зоя, ничего не слыша, уже нетерпеливо тащила ее за руку, приговаривая:

— Ну, пошли! От любопытства сейчас с ума сойду. Давай рассказывай быстрей, как он? Изменился?

И вообще, как все у вас прошло? Сейчас же рассказывай!

— Да погоди ты, — отмахнулась Денисия, — кажись, кто-то к дому подъехал. Слышишь, с улицы звуки? Вроде как мотор жужжит.

Зоя выглянула в окно, побледнела и ахнула:

— Господи! Муж приехал! И не один! Кого-то с собой ведет! Он же меня убьет!

— Да за что убьет? — удивилась Денисия.

— Да за то, что ты здесь. Он мне строго наказывал не таскать в наш дом никого. Прячься! Прячься!

— Прятаться? А вдруг он приехал за тобой? Закроете меня в доме, как я выбираться буду?

Зоя замахала руками:

— Какой там за мной. Он предупредил бы. Скорей всего, какой-нибудь документ ему нужен. Здесь у него сейф огромадный. Слушай, ты в чуланчик давай полезай, а я — в гостиную. На диван прилягу, пледом прикроюсь и сделаю вид, что крепко сплю. Он меня никогда не будит. Возьмет то, за чем приехал, и умыкнется, а мы сможем поболтать вволю.

— Ладно, — согласилась Денисия, — спрячусь, я тоже с ним не очень-то встречаться хочу. Показывай, куда лезть.

Зоя поспешно открыла дверь хозяйственной комнаты, там, среди веников, ведер и пыли", Денисия и устроилась. Хотя ей казалось унизительным прятаться от какого-то там банкира — надменного и не очень умного. Мало ли кого он недолюбливает — его проблемы. Но чего ради сестры не сделаешь, пришлось лезть в чуланчик. И едва Денисия спряталась, как поняла, что очень вовремя это сделала — тут же хлопнула входная дверь, и раздался медовый тенорок банкира:

— Женулька, ты дома?

Не получив ответа, он шепнул своему спутнику:

«Здесь подожди», — и, не снимая обуви, пошагал по коридору.

«Расколет банкир Зойку или не расколет?» — гадала Денисия, прислушиваясь к происходящему за пределами чуланчика.

Вскоре хозяин дома вернулся и заговорщицки шепнул своему спутнику:

— Она спит.

Тот поинтересовался:

— Крепко спит?

— Очень крепко, — подтвердил банкир. — Я ее громко позвал, но она даже не шелохнулась. Что будем делать, Карлуша? Надо бы ее разбудить.

Судя по всему, такая затея Карлуше не понравилась.

— Зачем ее будить? — испугался он, что показалось Денисии подозрительным.

«Какую гадость эта парочка затевает?» — насторожилась она.

Произошедшее в дальнейшем ее не просто потрясло. Такого кошмара Денисия не предполагала увидеть даже во сне.

 

Глава 3

Поначалу все было вполне безобидно. Банкир и Карлуша ругались. Шепотом. Банкир все бубнил, что его заманили обманом, речь якобы шла лишь о том, чтобы ограничиться разговором с Зоей, а теперь выясняется, что все не так.

Сидя в чуланчике, Денисия напряженно прислушивалась и ничего не понимала.

«Что — не так? Чего им от Зойки надо?» — гадала она, с удивлением обнаруживая, как за ворот свитера заползает холодок ужаса.

Совсем не трусиха — девчонкой с отцом ходила даже на кабана, — Денисия понять не могла, откуда вдруг взялся этот беспричинный страх. Банкир и спутник его — наверняка приличные и уважаемые люди. Зойка — любимая жена, к тому же она в своем доме. Ей ничего не грозит. Правда, сама Денисия прячется в чулане, но что это в самом деле за грех? За это не убивают. Разоблачи ее, конечно же, рассердится чертов банкир, но лупить Зойку не станет. Так, пошумит немного, и все. Это Денисия точно знала.

Лютует старый дурак лишь тогда, когда Зойка дает повод, когда ревность одолевает его…

«А может, Зойка как раз и дала повод? А может, банкир про Александра проведал и теперь будет допытываться? А если узнает, что к этой афере причастна и я… Мама дорогая, не дай бог», — с ужасом подумала Денисия и поежилась, и попятилась, вплющиваясь спиной в стену — дальше отступать было некуда. А ей хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться, что угодно, лишь бы не видеть семейного скандала, не слышать душевыворачивающего Зойкиного визга. Зойка так умеет визжать, как никто не умеет. Визг — ее коронка. Еще в детстве она научилась им мастерски пользоваться во всех затруднительных ситуациях….

На секунду Денисия унеслась мыслями в прошлое, вспоминая хитрющую Зойку, но тут же вернулась обратно. В прихожей по-прежнему шел спор.

— Ты что, шутишь? — шипел банкир. — Нет.

Я этого не могу. Это черт знает что такое. Если бы я знал, на что ты рассчитываешь, то никогда не привез бы тебя сюда…

— Ты и знал, — резко оборвал его Карлуша. — Зачем, по-твоему, надо было увозить ее из Москвы?

Что, мы там не могли с ней побеседовать?

— Ну-у… — растерялся банкир.

— Вот и не нукай. Все ты знал. В Москве консьержка, охрана, домработница — толпа народу. Мы не можем войти в твой дом незамеченными, а здесь нас никто не видел. Что ты трясешься? Будь мужиком.

Возьми себя в руки. Выбора у нас нет. На. Иди.

Несмотря на запредельный страх, Денисии стало любопытно, что он там такое ему дал — банкир даже заикаться начал.

— Н-нет, н-нет, — мямлил он. — Я не м-могу.

Карлуша презрительно сплюнул:

— Тьфу! Ну ты и слизняк. Неужели не ясно?

У нас нет другого выхода.

Банкир перестал заикаться и с жаром заговорил:

— Выход есть. Мы можем ей все объяснить, уговорить, она понятливая, мы ей заплатим. Клянусь, она будет молчать.

Карлуша усмехнулся и зло прошипел:

— Даже и не думай об этом. А если молчать не будет? Что тогда? Я рисковать не хочу. Речь идет о наших с тобой жизнях. Неужели ты не понял: или мы, или она? Иного не дано. Короче, не жуй сопли. Нам повезло, что она спит. Иди.

— Н-нет, н-нет, — снова начал заикаться банкир. — П-почему о-о-обязательно я? М-можно же ее, к-как бы это…

— Заказать? — удивился Карлуша. — Тебе нужны лишние свидетели? Тебе нужна канитель? Зачем, когда все так просто? Прямо сейчас вопрос и решим.

— Н-но это оп-п-пасно.

— Опасно привлекать свидетелей. Об этом должны знать только я и ты. И не трясись. Бояться нам нечего, у нас железное алиби. К тому же ты вне подозрений. Всем известно, как ты обожал жену. Оставим открытым сейф, инсценируем ограбление…

У Денисии подкосились ноги. Наконец до нее дошло со всей ясностью то, во что трудно было поверить. Ей захотелось выскочить из своего укрытия и скорей (скорей!) мчаться в гостиную, предупредить сестру, но подкосились ноги. И не слушалось тело.

Окоченевшая Денисия даже не уверена была, может ли она дышать. Против ее воли в голове пульсировало: исчезнуть, затаиться, смешаться, слиться со стенами, сделаться незаметной.

Вопрос Карлуши прозвучал из такого далека, что Денисия не сразу поняла его смысл — к тому же шумело в ушах.

— Так ты не пойдешь?

— Не смогу, — с непередаваемой болью выдохнул банкир. — Она жена моя, я ее люблю. Пощади.

— Слюнтяй, — презрительно процедил Карлуша.

Затем Денисия услышала шаги: туда и обратно.

Потом Карлуша шепнул два слова: «порядок» и «уходим». И все.

Нет, не все. Хлопнула дверь, и потом уже все.

Когда с Денисии сошло оцепенение, она подумала: «Что это за история?»

Ясно ей было только одно: банкир и неизвестный Карлуша ушли, так ни на что и не решившись.

И тут Денисию затрясло. Ее так трясло — зубы выбивали чечетку. Но, несмотря на страх и озноб, как это ни странно, потекли обыденные мысли. Буквально разрывало от необходимости сделать многое, слишком многое: надо и к Зойке бежать, рассказать ей то, что услышала, предупредить об опасности, а тут еще этот неприятный разговор об Александре…

О нем потом, да и Пыжик заждался, а вечером придется мчаться за Федору дежурить…

«Странно, — вдруг удивилась Денисия, — а Зойка-то почему молчит? Все еще притворяется, перестраховщица. Не слышала, как муженек ушел?»

Она выбралась из чулана и крикнула:

— Зоя!

Тишина.

— Зойка, отзовись, черт возьми! — рассердилась Денисия. — Нашла время шутить!

И опять тишина.

Сердце бешено заколотилось.

— Зоя, ты где? — Денисию вихрем вынесло в гостиную…

Зоя, закрыв глаза, полулежала в кресле, до самого подбородка прикрытая шотландским мохеровым пледом. В ее красивом мраморном лбу темнела маленькая дырочка, из которой струилась кровь.

— Ма-моч-ка, — жалобно пропела Денисия, хватаясь за сердце, медленно складываясь и роняя себя на пол.

Потолок бешено закрутился, но сознания Денисия не потеряла. Она лежала на полу, смотрела на этот вертящийся потолок и беззвучно плакала. Плакала от страха за себя, от жалости к сестре, и к себе, и к другим сестрам…

Сквозь страх и жалость пробивалась ненависть к банкиру и уже сквозь ненависть — непонимание: как такое могло произойти? Он же муж ее. Он же любил Зойку…

Потолок вдруг остановился, и мелькнула мысль:

«Это что же получается, убил, и все? И концы в воду?»

Денисия с унизительной ясностью осознала разницу между собой и банкиром. Разницу, созданную не природой, а обществом. Он может безнаказанно убить, а она — нет. И попробуй его разоблачи. Ей никто не поверит. В милиции ее и слушать не станут.

Может, даже сами ее и сдадут на расправу банкиру.

А почему бы и нет? Все возможно в стране, в которой одних годами держат на нарах за мешок моркови, а другим присуждают девять лет условно за краденые миллионы. Девять лет — условно! Это же смешно. Почему не пожизненное? Или, еще лучше, приговорили бы к смертной казни условно. Его уже давно казнили, а он по-прежнему ворует…

— Господи! — завыла Денисия. — О чем я думаю?

Зойка! Зоенька моя!

И тут ее осенило: «Я же труп! Труп, если вякну о том, что слышала… Что же делать? Молчать?»

Ее переполняла злоба, переполняла ненависть к банкиру. Ненависть просто сводила с ума.

«Моя сестра, моя Зойка, моя красавица мертва, а этот ублюдок, этот мешок с дерьмом будет жить в свое удовольствие?! Ну уж нет!»

Денисия вскочила на ноги и под клацание собственных зубов принялась судорожно сдирать с себя одежду. Оставшись в одних трусиках, она сбросила с Зойки плед и аккуратно ее раздела. Осторожно, стараясь не испачкаться в крови, она натянула на Зойку свой свитер, грубую драповую юбку, дрожащими пальцами застегнула «молнию» на бедре и, придав телу прежнее положение, вернула на место плед.

Осталось самое тяжелое: надеть на себя вещи сестры. Денисия подержала в руках Зойкино шерстяное платье — дорогущее, о таком невозможно даже мечтать — и, собравшись с духом, оделась.

В прихожей она отыскала Зойкину шубку и сумочку с ключами от дома, от гаража, от машины, от квартиры… От всего, что было у Зойки. Документы — Денисия знала небрежность сестры — наверняка остались в машине.

Надев на свои стройные ножки стильные Зойкины сапоги, Денисия вернулась в гостиную, глазами, полными слез, глянула на сестру, шепнула: «Прости» — и хотела уже уходить, но вдруг испуганно ахнула и бросилась в кабинет банкира за ножницами.

Возвратившись, она постояла над Зоей минуту-другую, не отваживаясь нарушить ее уже мертвую красоту, и, наконец решившись, выделила из волос одну прядь, отчаянно чекрыжнула ножницами — на простреленный лоб упала короткая челочка.

— Теперь ты, Зоенька, жива, — прошептала Денисия и, в последний раз взглянув на сестру, уже уверенно вышла в прихожую.

Накинув на плечи шиншилловую шубку, она задержалась у зеркала, придирчиво себя рассмотрела, достала из Зойкиной сумочки косметичку, тушью мазнула по ресницам, провела по губам губной помадой и застыла. «Нет, что-то не то. Челка. Опять эта челка».

Небрежно зачесав назад волосы и оголив высокий лоб, Денисия снова придирчиво себя осмотрела — а теперь то. Именно то.

«Что ж, бесстрашно вперед. Навстречу новой жизни».

Модные каблучки простучали по мраморным ступеням, распахнулась дверка «Феррари», нога решительно надавила на газ… ;

Этим событиям предшествовала целая жизнь, но один только день сыграл в жизни Денисии роковую роль. С него и начнем.

 

Глава 4

— Ox, молодость, молодость! — всплеснув руками, заголосила Зинаида, дородная краснощекая тетка, хозяйка огромных хохляцких грудей и толстого сизого носа.

Ее широкая лапища нырнула под фартук, извлекая бутылку. Торговка Зинаида совсем не дура была выпить, чего желала и всем окружающим.

— На вот, хлебни, — великодушно предложила она. — Ледяная, а горячит, как х.., милого.

— Нет, спасибо, — испуганно шарахнулась Денисия. — Я не пью.

— А зря, — не одобрила Зинаида. — Дело полезное, особенно если весь день одним местом трясешь на холоде. Что ж ты. Денька, явилась в таком пальтеце? — прищурив пьяные глазки, вдруг с осуждением поинтересовалась она. — Тебе еще долго жопу морозить, чебуреков-то я совсем не продала нисколечки.

Ой, непутевая. А рукавицы где?

Денисия виновато потупилась:

— Забыла.

— И передник небось забыла опять. Нет, ну шо вы за люди? Родили вас панычами, та грошив не далы. Ты зачем сюда, девка, пожаловала? Торговать аль себя казать? Рейтузы-то хоть надела, аль, как Степка, сестрица твоя, вся в кружевах заявилась? Невесты, разъядри вашу спесь. Ну-к покажи, то там у тебя на теле?

Внезапно приблизившись к Денисии, простецкая Зинаида попыталась задрать подол ее пальтеца, но неожиданно получила такой серьезный отпор, что растерялась и даже смутилась, чего не бывало с ней уж много лет, пожалуй, с тех самых времен, как, утратив невинность, лежала она на сене в хлеву на груди срамника Миколы — сто чертей ему в дышло.

— Ты шо это, девка, дерешься, — с обидой спросила она. — Я ж добра те желаю.

— И не совестно вам, тетенька, руки свои распускать, — со слезами на глазах устыдила Зинаиду Денисия, отпрыгивая на всякий случай подальше и от нее и от тележки.

— Тю-ю-ю, — удивилась хохлушка. — При чем тут руки мои? Разве про них будешь ты вспоминать, когда пиписку свою отморозишь? Ну, да Христос с тобой. Делай как знаешь. Вы же умные все сейчас, молодежь. Короче, слушай сюда. Замерзла я, до хаты спешу, некогда мне тут с тобой распетюкивать. Беляши справа, пирожки слева, чебуреки посередке. Передник свой, так и быть, оставлю тебе, но, смотри, добела постирай. Варежки тоже бери…

— Спасибо, — обрадовалась Денисия. — Все чистым-пречистым верну.

— Да тележку, смотри, катай, — зверски сдирая с себя засаленный фартук, посоветовала Зинаида. — И не молчком, а кричи, погромче кричи: "Пирожки!

Беляши! Чебуреки!" — бедово заголосила она, но, поперхнувшись, закашлялась и продолжила уже сиплым голосом:

— Вишь, что творится. Лихо мне, лихо.

Совсем я поганая стала. Азеру, кровопийцу, все здоровье свое задарма отдала, но ты, слава богу, ще молодая, глотка ще луженая у тя, не то шо у меня, старухи. Ты, девка, не стесняйся, кричи, раз сестрице взялась помогать. А то Степка, сестрица твоя, в дальний угол забьется, морду засунет себе в воротник и стоит на морозе, молчит, глазищи таращит. Кто ж у нее, у дурищи, купит? Наш хозяин потом на нее шипит, грозится уволить.

Денисия рассмеялась:

— Нет, я сюда не стесняться пришла. У меня на счету каждая минута. Буду хоть кричать, хоть плясать, лишь бы расторговаться быстрей и домой, за учебники.

— О це добре, — похвалила Зинаида. — О це наша людына. Тогда, слышь, девка, за угол заверни и мимо ресторана к прошпекту катись. Там голодных туристов пруд пруди и студенты вот-вот нахлынут.

Быстро товар им сторгуешь. И будь порезвей. Твое дело молодое: тому подморгнула, тому подмигнула, с тем пошутила — глядишь, про сдачу и забудут. Или лишний беляш сожрут. Ну, не мне тя учить. Вижу, ты не балда, не то шо Степка, твоя сестрица. Та дура-дурой. За мужиками все охотится, а надобно пробиваться своей головой. Им, кобелям, нужно одно, но от всех, а нам, бабам, надо много чего, но от одного.

Противоречия непримиримая получается, поэтому ну их совсем. Как говорится, у церкви была, никто и не полапав. Беляши справа, пирожки слева, чебуреки посередке.

Так, с прибаутками-наставлениями Зинаида и удалилась, а Денисия направилась к проспекту, толкая перед собой тележку и звонко выкрикивая: "Беляши!

Пирожки! Не зевай! Подходи! Налетай!"

Но налетать народ не спешил. Все голодные уж давно разбрелись по домам, по кухням, а на залитые неоновым светом улицы высыпал сытый люд, жадный только до зрелищ и развлечений.

Вот и брела Денисия одиноко под свою шарманку «налетай, не зевай», зябко поеживаясь на морозе и изредка дуя на застывшие пальцы. А что делать, если жадный Степкин хозяин даже мизерной выгоды упускать не желал.

В миг, когда Денисия поравнялась с фешенебельным клубом, по старинке названным Зинаидой рестораном, высокие стеклянные двери распахнулись и выпустили девицу. Денисия ахнула, до того хороша была та. Принцесса. Грива рыжих волос… Талия, казалось, вот-вот переломится — так тонка и хрупка.

Поверх черного вечернего платья щеголевато накинута белая горностаевая шубка, или накидка, или палантин, или как там у них называется — Денисия не знала. Такие наряды она видела только в кино. И девиц таких в жизни не видела. Даже Зойка-банкирша, старшая сестра, рядом с этой красоткой померкла, сама же Денисия, в старом своем пальтеце, укутанная серым платком старушечьим, покрытая утратившим белизну передником Зинки и в ее же засаленных перчатках без пальцев…

Ох, да что там говорить. И без того ясно, кем Денисия себя ощутила — провалиться сквозь землю готова была, вопреки обещаниям не стесняться. Ее бойкий задор мгновенно погас, а крик: «Беляши, пирожки!» — застрял в горле — Денисия так и застыла с открытым ртом, забыв про тележку и не в силах оторвать восхищенных глаз от нежданного чуда.

А красотка, сверкая бриллиантами и источая пьянящий аромат духов, земли под собой не чуяла и окружающих не замечала. Она, на ходу извлекая из ридикюля ключи, гордо и стремительно проследовала к автостоянке, но не успела сделать и пяти шагов, как дверь клуба опять распахнулась. На пороге вырос молодой мужчина под стать девице — стильный с головы до ног: в дорогом рединготе, с пижонским белым шелковым шарфом, с прической «к волоску волосок».

— Эмилия, прекрати! — крикнул он с ленивой небрежностью. — Своими капризами ты запарила всех уже.

Девица остановилась, испепелила пижона взглядом, ее очаровательный ротик слегка приоткрылся и.., выплюнул затейливую и продолжительную площадную брань.

— Иди ты на х..! — в заключение сказала она и дерзко подбоченилась.

Казалось бы, и все услышанное не новость, и место, куда был послан пижон, традиционно вполне, но Денисию словно громом сразило. Диалог молодых людей открыл ей глаза: оказывается, у них все то же, у этих богатых. И даже не то же, а хуже. Подруга Денисии, известная матерщинница Ларка, вряд ли смогла бы так ловко припечатать обидчика словом, а вот эта принцесса смогла. И не покраснела.

А что же пижон? Не повел и ухом — привык.

Лишь сказал:

— Эмилия, хватит, не порть мне вечер.

Принцесса же не унималась.

— Ах, вечер не портить тебе? — закричала она. — Ах, вот в чем дело! Какой потрясающий солипсизм!

А я-то думала, что интересна тебе, ты же печешься лишь о своем вечере!

И девица разразилась новым потоком площадной брани. Временами она вставляла ученые словечки — это говорило о том, что каких-никаких знаний она Солипсизм — признание единственной реальностью только своего "я", индивидуального сознания, отрицание существования внешнего мира. Здесь — высшая степень эгоизма. все же успела нахвататься. И так и сяк, украшая свою речь матерными словами, она втолковывала молодому человеку, кто он есть на самом деле. Сводилось все к одному: он эгоист, а она его жертва.

Пижон не возражал. Он терпеливо слушал, а когда принцесса замолкла, иссякнув, рассудительно сказал:

— Эмилия, пожалуйста, давай вернемся за наш столик и спокойно поговорим. Глупо выносить личные отношения на суд улицы.

Казалось бы, дельное предложение, но его благоразумие окончательно взбесило принцессу.

— У нас уже нет отношений! — взвизгнула она. — Ты меня недостоин! Я лучшая топ-модель России! Меня в Америку приглашают! Три контракта на выбор…

Пижон захохотал:

— Не смеши, там таких валом и за гроши все корячатся. Тебе это не подойдет, ты же у нас гоп-стопмодель с большой дороги, у тебя же один разговор: пистолет к виску и на бочку брюлики. Там так не принято.

— Ах, вот ты как, негодяй! Не смей, так со мной разговаривать!

— Всего лишь правду сказал.

— Правду? Найди себе… Найди себе…

Подбирая, кого бы ему присоветовать, красотка впервые оглянулась вокруг и с удивлением обнаружила, что на улице она не одна: мимо, не останавливаясь, шагали прохожие, а Денисия на пару со швейцаром исполняли роль зевак.

Вдруг поймав на себе презрительный взгляд принцессы, Денисия словно очнулась, смутилась, вспомнила про тележку и поспешно ретировалась.

— Найди себе вот такую колхозницу и издевайся над ней, говори свою правду! — мощно ударило ей в спину.

Денисия даже споткнулась, оглянулась зачем-то испуганно и (вот беда) встретилась взглядом с пижоном. Он посмотрел на нее как на пустое место и ответил принцессе:

— А что, это идея. Думаю, что ничем эта девица не хуже. Если на нее повесить столько бриллиантов, сколько их повесил лично я на тебя…

Продолжить ему не удалось. Принцесса с воплями: «На, возьми, подавись!» — принялась срывать с себя драгоценности.

Тут уж терпение покинуло молодого человека.

Он прикрикнул:

— Эмилия, хватит!

Но Эмилия окончательно завелась.

— Догони ее, догони! — кричала она, протягивая мужчине содранные с себя бриллианты. — Подари этой дурочке, пусть от счастья уписается, а я не такая идиотка, чтобы тебя ублажать!

Что было дальше, Денисия не видела — ноги несли ее туда, куда глядели глаза, а глаза глядели только вперед. Когда и принцесса, и пижон остались далеко позади, Денисия вздохнула с облегчением, сдвинула с глаз платок (он постоянно сползал) и с унылой бодростью завела шарманку:

— Беляши! Пирожки! Не зевай! Подходи!

Вдруг на ее плечо мягко легла рука, неожиданно прозвучал вопрос:

— Горячие пирожки, красавица?

Денисия оглянулась — пижон. Воротник его элегантного пальто был приподнят, и он все пытался спрятать в него от злого ветра лицо, раскрасневшееся на морозе. Пижон был очень симпатичный, но Денисия, шмыгая носом, ответила холодно:

— Пирожки как пирожки. Зачем вам они? Вы же в ресторанах едите.

— Возможно, но с чего-то надо начать разговор, вот и спросил про пирожки, что ж тут плохого?

Денисия просверлила его подозрительным взглядом, мысленно отметила, что очень знакомое лицо, и спросила:

— А зачем вам со мной разговор начинать?

Пижон не растерялся:

— А может, вы мне понравились и я вас в клуб пригласить хочу.

Глаза его смеялись, но губы были серьезны. Денисия смутилась и не знала, что отвечать, но и грубить не хотелось. Парень если и издевается, то делает это не обидно.

Словно подслушав ее сомнения, он мягко попросил:

— Правда, я собирался поужинать, но моя девушка устроила скандал и ушла. Может, вы составите мне компанию? Буду очень рад.

Денисия смущенно поправила платок:

— Да куда же я в таком виде? И работа у меня, пирожки…

Она вдруг наткнулась на его равнодушно-презрительный взгляд и осеклась.

— А пирожки я у вас все куплю, — с ухмылочкой (вот, мол, как я тебя осчастливил) сказал пижон и спросил:

— Кулек в продаже имеется?

— А как же, — возвращая себя в прежнюю роль, бойко ответила Денисия, — у нас торговля цивилизованная, найдется вам и кулек.

— Вот и положите мне, пожалуйста, в него все пирожки, — вежливо попросил молодой человек.

— Что же вы будете с ними делать? — удивилась Денисия, насчитывая тридцать штук.

— Голодным отдам.

Когда он расплатился, Денисия аккуратно накрыла крышкой термос и, довольная, покатила тележку по улице, звонко выкрикивая:

— Не зевай! Налетай! Подходи!

— Как же так? — удивился пижон. — Вы же мне обещали!

Он догнал Денисию и, одной рукой прижимая к себе доверху набитый пирожками пакет, другой — сердито потянул ее за рукав:

— Вы же мне обещали!

— Ничего я вам не обещала, — не останавливаясь и быстро двигая впереди себя тележку, спокойно ответила Денисия. — Вы с жиру беситесь, а мне работать надо. Отойдите, пожалуйста, и не мешайте торговле. Бидоны жирные, не дай бог, испачкаете свое дорогое пальто.

— Да черт с ним, с пальто, какая торговля? Я же купил все ваши пирожки!

— А беляши с чебуреками кто продавать будет?

Вы, что ли?

Молодой человек беспомощно обвел глазами прохожих и, заметив среди них мужичка, похожего на бомжа, обратился к нему:

— Братишка, жрать хочешь?

— Всегда хочу, — признался тот и пояснил:

— Постоянно нечем закусывать, потому и пьяный живу.

— Прекрасно, — обрадовался молодой человек, вручая ему кулек, — вот тебе пирожки и жуй, братан, на здоровье.

Находчиво освободившись от бремени, он догнал Денисию и потребовал:

— Красавица, продай мне все эти, как их…

— Беляши? Чебуреки? — охотно подсказала та.

— И беляши, и чебуреки продай.

— Все?

— Все!

— Что ж, отказывать не имею права.

И она продала. Теперь уже молодой человек был обременен тремя кульками и одним вопросом:

— Кому бы их подарить?

Пока он озабоченно крутил головой в поисках подходящей кандидатуры, Денисия повернула назад, энергично толкая пустую тележку к цеху хозяина. Ее поворот изумил пижона.

— Красавица! Как же так? — закричал он ей вслед.

— Вы что, не видите, я не красавица, — с обидой ответила Денисия, даже не оглянувшись.

— Да! Ты чудовище! — зло выкрикнул пижон и на какое-то время отстал от нее.

Однако он оказался упрямым и, мгновенно пристроив в надежные руки и беляши, и чебуреки, догнал Денисию, потребовав:

— Сейчас же остановитесь и бросьте свою дурацкую тележку.

Она действительно остановилась и, смерив его грозным взглядом, воскликнула:

— Как вы мне надоели!

Пижон опешил. Было очень заметно, что к такому равнодушию парень совсем не привык. Да и кто им пренебрегает? Какая-то сопливая лимитчица?

Он посмотрел на нее уже с интересом и спросил:

— Почему вы такая злая?

— Потому, что вы дурака валяете, а мне еще предстоит всю ночь пахать, — просветила его Денисия.

— Что, опять беляши? — испугался пижон.

— Нет, теперь старофранцузский. Я еще и переводами подрабатываю.

— Ах, вот оно что…

Было очевидно, что он не поверил: в глазах плутала насмешка, которую все же он старался не обнаруживать. Денисия, скромная обычно, на этот раз своим правилам изменила. Почему-то вдруг захотелось если не красотой и богатством, то хоть чем-то сразить нахала — ведь наверняка он о ней подумал:

«Врушка»..

— Honni soit qui mal у pense <Позор тому, кто дурно об этом подумает (фр.).>, — демонстрируя великолепное произношение, с улыбкой воскликнула она и серьезно добавила:

— Мне действительно надо работать.

Молодой человек мгновенно преобразился: глаза его по-доброму засияли, в манерах появилось уважение к собеседнице.

— Простите, — сказал он. — Вероятно, я слишком назойлив, но вы действительно мне импонируете. Я и в самом деле хотел пригласить вас на ужин.

Денисия огладила замусоленный фартук и зловредно спросила:

— В таком виде?

— Вы чудесно выглядите, — с чувством принялся убеждать ее молодой человек, но, сообразив, что подобное утверждение скорей выглядит как насмешка, чем как комплимент, спохватился и рассыпался в извинениях:

— Простите, я выразился как-то неловко…

— Ничего, — успокоила его Денисия, — делать глупости с умным видом — привилегия мужчин. Я не в обиде. Понимаю, ваша Эмилия вам насолила своей публичной истерикой. Теперь вам хочется ей отомстить, переспать с последним ничтожеством. Это все очевидно, понятно и для меня совсем не обидно.

Обидно то, что на роль последнего ничтожества вы почему-то выбрали меня. Как вы угадали? По внешнему виду?

Молодой человек сконфузился, а Денисия, не дожидаясь его возражений, двинула тележку вперед.

Догонять ее он не решился.

 

Глава 5

Домой, в свою тесную комнатку, Денисия вернулась довольная. Еще бы, что там ни говори, а сегодня ей повезло: черствый залежалый товар пройдохи хозяина в два счета сторговала, даже замерзнуть не успела.

«Если бы не пижон, — подумала она, пристраивая на плиту облупленный эмалированный чайник, — бегала бы сейчас с тележкой по улицам в поисках голодных прохожих, коченела бы, унижалась, зато теперь попью чайку, согреюсь и с наслаждением займусь переводом».

Она сладко потянулась:

— Эх! Не жизнь, а красотища!

Секундой позже обнаружилось, что не такая уж и красотища — позвонила старшая сестра Зоя.

— Денька, Сашка на днях приезжает, — радостно сообщила она.

У Денисии заныло в груди:

— Откуда знаешь?

— Письмо получила.

«Вот как, спрашивается, эта стерва Зойка при строгом присмотре, при живом муже банкире умудряется получать от любовников письма?» — подумала Денисия, но лишних вопросов задавать не стала.

— И что теперь? — сдержанно поинтересовалась она.

— Ты должна отправиться к Сашке на свидание, — категорично заявила Зоя и плаксиво добавила:

— Вместо-о-о меня-а-а.

— Еще чего, — рассердилась Денисия. — Хватит!

Даже и не мечтай!

— Ну, Денечка, солнышко, в последний разочек, — начала канючить Зоя, но Денисия решительно пресекла посягательства на свою свободу:

— Нет. Хватит в свои интриги меня впутывать.

Разбирайтесь сами.

Хитрая Зойка, мгновенно уловив радикальное настроение сестры, зашла с другой стороны. Метко попадая в самую слабую точку Денисии, она спросила:

— Помнишь, я говорила тебе про раритет, что видела у своего банкира?

Еще бы Денисии не помнить. Настоящее чудо — рукописный томик стихов на старофранцузском. Необычная бумага, изумительный переплет. Десятый век, но главное — сами стихи. Только за то, чтобы хоть раз подержать в руках этот томик, Денисия готова была заложить свою душу дьяволу. Разумеется, она насторожилась: куда Зойка клонит?

— Помню, и что? — с замиранием сердца спросила она.

— Если на свидание к Сашке пойдешь, дам тебе на несколько дней этот раритет сумасшедший.

— На сколько? — мгновенно выстрелила вопросом Денисия.

— На два дня.

— На пять! — — На пять не смогу, — вздохнула Зойка. — И так рискую. Банкир собрался раритет этот на какую-то картину менять. Самое большее — на три дня.

— Я согласна, — выпалила Денисия. — Но только прямо сейчас.

Зойка дала задний ход.

— Прямо сейчас не могу, — заныла она. — Дело идет к ночи, а раритет в тайнике на даче.

«Вот и имей с такой дурой-женушкой какие-нибудь секреты, — подивилась Денисия. — После ее заявлений тайник уже не тайник, а выставка — проходной двор», — Банкир твой дома? — деловито осведомилась она.

— Нет. Он в командировке.

— Значит, едем на дачу.

— Прямо сейчас? — растерялась Зойка.

— Нет, дождемся, пока банкир твой из командировки вернется, — съязвила Денисия. — Неужели не ясно, сейчас самое время.

Зойка зашлась от сомнений:

— Ну, не знаю, он наверняка шпика ко мне приставил опять. Повадился следить за каждым моим шагом. Вот откуда тебе звоню, думаешь? Из лифта соседнего дома, с чужого мобильного. Во конспирация.

Фээсбэшники отдыхают.

— А что плохого, если ты с сестрой ночью на дачу съездишь? — разом разбила все ее сомнения Денисия. — Сестра — не любовник. Пошумит банкир, да лапшу твою с ушей своих сам же и снимет. А куда старику деваться? Пятьдесят лет — не тот возраст, когда сильно порыпаешься. Конченый он человек, он сам раритет. Прикинь, сколько ему там осталось?

Короче, до гроба любимая ты у него жена. Все. Решайся. Или сейчас, или никогда. Вот клянусь, чтоб меня разорвало, не пойду больше к Сашке, если сейчас раритет не возьмем.

— А-а, черт с тобой, — согласилась Зоя. — Жди меня, я пчелой.

Примчалась она действительно мигом. К даче доехали тоже быстро и без приключений. Зойка всю дорогу на бешеном звуке свой любимый «Назарет» крутила, что, впрочем, не помешало Денисии сладко вздремнуть. Лишь подкатив «Феррари» под дачную калитку, Зойка толкнула сестрицу в бок:

— Денька, подъем. Я быстренько в дом смотаюсь, а ты оставайся в машине.

Не успела Денисия и глаза продрать, как простыл Зойкин дух — метеор, не девка.

Однако надолго она задержалась в доме, Денисия занервничала даже. Уже хотела сама отправиться за сестрой, но как раз в этот момент Зойка выбежала на крыльцо. Прыгнув за руль, она сорвала автомобиль с места и на зверской скорости помчалась вон, подальше от дачи. Лишь проехав с десяток километров, сбросила темп до приличного и, вздохнув с облегчением, воскликнула:

— Ну и дела!

— Что за дела? — рассердилась Денисия. — Раритет-то мой где?

— Ай, не до того, — отмахнулась Зойка. — Я там такое увидела!

Денисия злорадно усмехнулась:

— Неужели еще моложе пассию нашел наш банкир?

— Если бы, было бы полбеды. Хуже. То, что я про него узнала, просто завал.

— Неужели гомик? — изумленно присвистнула Денисия.

— Какой там. Хуже, гораздо хуже.

Сраженная Денисия, теряясь в догадках, отчаянно выдохнула:

— Групповуха?!

— Групповуха на фоне того, что я узнала, — детская шалость. Он мразь. Последний подонок. Даже не знаю, как жить с таким.

Зойка вдруг остановила «Феррари», уронила на руль голову и долго так молча сидела, не шелохнувшись. Чуткая Денисия тоже молчала, не решаясь тревожить сестринскую скорбь. Но в конце концов любопытство взяло верх над сочувствием к загадочному горю, и Денисия, поеживаясь, спросила:

— Зой, так что там произошло?

Зоя оторвала голову от руля — по щекам ее катились слезы. Денисия словно окаменела, припоминая, видела ли она когда-нибудь слезы в глазах сестры.

Сильная и порой жестокая Зойка не плакала никогда. Даже в детстве. Видимо, в этом был ее тайный протест против отцовской несправедливости.

Так и не исполнилась мечта отца — не родила ему мать сына. Слишком рано, субтильная, умерла. Вынужден был по мальчиковской программе воспитывать своих дочерей отец. Перво-наперво обозвал он их, как пацанов: Федору — Федькой, Степаниду — Степкой, Денисию вообще Денисом кликал. Одной Зойке оставил ее женский пол. Может, потому, что была она старшенькой, или из-за грации ее особой, изящества небрежного. Так мягко двинет бедром, так станет, так гордо взведет подбородок.., какой уж там пацан. Не просто будущая баба, королева.

А Зойка, не понимая, ревновала к сестрам отца, крамольничала, бунтовала, обнаруживая особый, ретивый нрав, и, уж конечно, никогда людям слез не казала. Ох и намучился с ней покойник-отец…

Можно представить, как испугалась теперь Денисия, заметив слезы в глазах сестры.

— Зойка! — в панике закричала она. — Говори сейчас же, что ты разузнала?

— Мой банкир сидит там в своем тайнике с… Ой, Денька, я не могу!

Зойка взвыла и снова поникла к рулю. Сколько Денисия ее ни пытала, так ничего а не добилась.

Зойка твердила:

— Нет, не могу, — и с ненавистью добавляла:

— Ох, мерзавец! Мер-за-вец!

В конце концов Денисии надоело.

— Хорошо, скажи хоть, что делать теперь собираешься? — отчаявшись, спросила она.

Зойка оторвала от руля голову, вытерла слезы и зло прошипела:

— Завтра выскажу все банкиру, заберу свои шмотки, и поминай как звали.

Денисия ужаснулась:

— Куда?

— Да хотя бы к Сашке.

— Дурочка, он же воюет. Куда ты к нему? В Чечню? И банкир твой совсем не дурак. Мигом разнюхает, куда ты ушла, и Сашке все о тебе доложит. Думаешь, Сашка простит?

Зойка горестно затрясла головой.

— Не простит. А что же делать? — спросила она, беспомощно глядя на Денисию.

— Самое главное — не пороть горячку, сестренка.

Уж не знаю, что ты там увидала, но, чует сердце мое, лучше о том промолчать. Сама посуди, твои высказывания что-нибудь изменят?

Зойка махнула рукой:

— Нет, конечно. Мерзавец банкир кем был, тем и останется.

— Зато у тебя в жизни наступят огромные перемены. И все не к лучшему. Нет, — подытожила Денисия, — по-любому признаваться банкиру нельзя. Тайну его подслушала, на ус намотай и помалкивай до лучших времен. Куда спешить? Кто знает, что завтра будет? Как говорил Ходжа Насреддин, завтра или падишах умрет, или ишак сдохнет, или со мной что-нибудь приключится. Может, твоего банкира на днях паралич разобьет, может, ты станешь юной вдовой.

Короче, Зойка, если клянешься держать рот на замке, без всякого раритета пойду на свидание к Сашке.

Зойка, презрительно дернув плечом, процедила сквозь зубы:

— Теперь без тебя обойдусь. Сама пойду и плевать я на банкира хотела. Пускай делает со мной все, что хочет, я его не боюсь.

Денисия вздохнула, с жалостью головой покачала и принялась увещевать:

— Глупая ты глупая. Эка невидаль, банкира она не боится. Зато Сашку потерять боишься. Если выследит банкир, куда ты ушла, считай — и Сашка все знает. Ты же год с лишним парня морочишь. Ждать обещала, а сама бегом, вприпрыжку замуж. Ах, влюбилась! Ах, разлюбила! А Сашка верит, невестой считает тебя, на мобилу звонит, письмами с фронта забрасывает, строчит стихи о любви… Эх ты, стерва! — в сердцах заключила Денисия.

Зойка взвыла, хватая сестру за руки, и лихорадочно зашептала:

— Я не стерва, не стерва, я люблю его, по-сумасшедшему его люблю, но кто виноват, что он нищий?

Я денежки собираю. Сашка придет с войны, брошу банкира, уедем туда, где он нас не найдет. Квартиру купим, машину купим, детей родим. Клянусь, Денька, все так и будет.

Болью и ревностью Денисию обожгло. Она яростно вырвалась из цепких рук Зойки и зло отрезала:

— Ну так и молчи, если есть ради чего.

— Хорошо, — решительно согласилась Зойка. — Буду молчать. Уж недолго осталось. Зато потом всем о подонке так раззвоню, что мало ему не покажется, а пока буду молчать. Скоро Сашка с войны придет, через год, вот тогда этой мрази все слезки мои отольются. Так опозорю его через Пыжика. Пыжик за информацию эту еще и приличные денежки выложит.

Мстительный задор в глазах Зойки вдруг мгновенно угас. С испуганной растерянностью она уставилась на сестру и с мольбой вымолвила:

— Денька, ты пойдешь на свидание?

— Пойду, — отворачиваясь, сердито буркнула Денисия.

— Без раритета пойдешь?

— Сказала же…

Зойка радостно взвизгнула:

— Какая ты у меня бескорыстная!

— Почему бескорыстная? — удивилась Денисия. — Ты же обещала молчать.

— Да-да, конечно, — подтвердила Зойка"

— Тогда вези меня домой. Я устала.

 

Глава 6

Нет, этой ночью ей не работалось. Да и сколько там до утра — вот-вот рассвет. Денисия решительно отодвинула от себя старофранцузский словарь. Какой уж тут перевод. Из головы не шла таинственная история с банкиром.

"Что же Зойка могла подслушать? Любопытно до жути. Даже Сашка Гусаров на второй план отошел.

Кстати, за этим банкиром забыла спросить, когда Александр приезжает".

Денисия зевнула: «Зеваю, а спать не хочется. Телевизор, что ли, включить?»

Ночной канал демонстрировал грудастую деву, та неплохо пела, но пошло ухмылялась и преотвратнейше трясла тощей задницей. Денисии не понравилось, но выключать телевизор она не стала. На диван прилегла, не раздеваясь, пледом укрылась и задумалась.

Обо всем. О Сашке (как он там?), о банкире (гад настоящий), о Зойке (нет от нее покоя), о Степке (до смерти пирожки надоели), о Федьке (завтра снова придется топать в гостиницу, дежурить за нее, что тоже не сахар), о Пыжике (надо к нему забежать)…

В последней мысли мелькнул пижон. Перед ним почему-то было стыдно, под ложечкой заныло чувством вины… А потом Денисия отрубилась. Не заснула, а именно отрубилась: вот она была и.., нет ее, труп — хоть из пушек пали, не разбудишь.

Проснулась так же мгновенно, как и заснула. Обнаружила себя уткнувшейся лбом в спинку дивана — вот почему тяжело дышать. И тут ее словно током прошило: голос! Знакомый голос прямо над ухом!

Замерев от ужаса и не решаясь отлепить от спинки дивана лоб, Денисия лихорадочно размышляла: где она слышала этот голос, чей он?

Будто обухом по голове сознание выдало ответ: пижон! Его небрежные интонации, словно принуждают беднягу, словно не по своей охоте трещит.

А пижон трещал, ох как трещал! Быстро и вдохновенно говорил что-то там про какие-то трудности, про права и прочие дела…

«Да на кой мне его проблемы? — рассердилась Денисия. — И вообще, как он сюда попал? Как нашел меня? Как в квартиру вошел?»

— Так ты следил за мной, наглец! — гневно закричала она и, вскочив с дивана, наткнулась глазами на холеную физиономию пижона.

Он хитро улыбался и обещал:

— Думаю, это будет для вас приятной неожиданностью.

Пижон пялился на нее с экрана телевизора, точнее, на экране. Это событие Денисия восприняла как еще большее чудо.

«Так вот где я его видела, — прозрела она. — Это же модный тележурналист Матвей Аронов. Чуть ли не каждый день крутят по ящику его программы, а он кочует из одной в другую: из развлекательной в политическую и обратно. Вон оно что! Оказывается, телезвезда мой пижон!»

Долго млеть от прозрения Денисии не пришлось — позвонила Федора, гаркнула в ухо:

— Денька, ты не забыла, что сегодня дежуришь за меня в отеле? На тебе пятнадцать номеров и три вип-персоны. Не забыла?

На экране возник знаменитый правозащитник Эльдар Валев — как всегда, элегантен, одет с иголочки. Он и был приятной неожиданностью, обещанной телезрителю Ароновым.

— Нет, про дежурство я не забыла, — не отрывая жадного взгляда от Валева, ответила сестре Денисия, — но это еще вопрос. После обеда точно тебе сообщу. Так что слишком там не расслабляйся.

— Чума-а-а-а, — капризно пропела Федора и исчезла из оглохшего уха.

Потом в это бедное ухо залезла Степка со своими чебуреками: очень интересовалась она вчерашней торговлей. Потом позвонила Зойка, но не успела открыть и рта.

— Сашка когда приезжает? — с ходу спросила Денисия и, чтобы лучше слышать, выключила телевизор, невзирая даже на Валева.

Зойка вздохнула:

— Пока не знаю сама. Он на днях должен мне сообщить. Я для него специально отдельную мобилу купила, только редко он мне звонит.

— Чаще не может, — успокоила сестру Денисия. — Сашка все-таки на войне, а не в Булонском лесу на прогулке. Банкир твой из командировки вернулся?

— Ждем-с.

— А рот на замке?

Зойка хихикнула:

— Помнишь, висел у отца на двери мастерской старинный трехкилограммовый?

— Еще бы, — усмехнулась Денисия, — он мне палец вдребезги на ноге разбил, упал, зараза. До сих пор на погоду тот палец ноет. Гиря, а не замок.

— Так вот мой рот именно на таком, — сообщила Зойка. — Я тут обдумала все хорошенько и пришла к выводу, что ты права. Надо молчать.

«Значит, точно молчать будет». Страшный груз упал с души Денисии.

— Вот и молодчина, — похвалила она сестру. — Ну ладно, потом поболтаем. Я на занятия опаздываю.

У меня сегодня зачет.

В круговерти дня Денисия намертво забыла про Матвея Аронова, а он про нее не забыл.

История с беляшами-пирожками-чебуреками позабавила Матвея Аронова, но не только. Растерянно глядя вслед уличной торговке, он почувствовал болезненный укол…

Да что там укол, удар наотмашь… Хуже — боксерский мастерский хук его самолюбию: ОНА ЕГО НЕ УЗНАЛА!!!

Не узнала, а льстецы, подхалимы, бесчисленные прихвостни, льнущие к его могущественному семейному клану, убедили Матвея, что он — секс-символ.

«Лимитчица недавно в Москву приехала, а в их деревне „ляктричества немае“, ну не смотрела она телевизор», — успокаивал себя Аронов, но это был ответ лишь на половину вопроса.

Оставалось в загадках: почему эту лимитчицу не впечатлил он сам — красавец мужчина? Может, он не в ее вкусе?

Ерунда, так не бывает. В обморок шмякнуться от счастья должна бы, беляшница-чебуречница, голытьба, позорная телка. — , Матвей настолько взвинтился, что даже поехал мириться с гоп-стоп-моделью Эмилией — назло невзрачной лимитчице… Ха, спрашивается, с чего…

Не помогла и красотка Эмилия. Утром, не успел проснуться, — в голову мысль: ОНА НЕ УЗНАЛА!

Матвей даже матерно выругался, от чего, вопреки моде, себя отучал. Нет, он неженкой не был — нормальный мужик. И все же лежал и думал: "Не нарцисс, от себя не кончаю, так к чему эти мысли?

Подумаешь, не понравился. Понравился, да виду не подала. И вообще, сколько можно о ней мозги свои парить? Всякие бабы бывают, мыслей на всех не напасешь. Да и что за дела? Выбросить дуру из головы!"

Но «дура» из головы не выбрасывалась. Так весь день ее и проносил, несмотря на то, что невпроворот работы. Даже работа не отвлекла.

Вот зацепила!

Вот обозлился!

Во заклинило!

Сам от себя не ожидал…

Матвей упрямый, долго сопротивлялся, выталкивал, выпихивал ее из головы всевозможными доводами, но бесполезно. Ближе к ночи смирился. Отправляясь на свидание к оперной примадонне — из наших, но мировая известность, из самой Италии припылила, — по привычке обкатывал будущее действо. Что примадонне скажет — что та ответит ему — пойдут куда или останутся да и прямо там, в номере…

Короче, прикидывал, размышлял — обычный мужской тренинг. Дура, разумеется, рядом, от Матвея ни на шаг, за ним телепается, щедро уснащая все его мысли язвительными комментариями. И по-французски. По-французски, которого Матвей практически не знал, слов сто, не больше — а она по-французски шпарит. Какие нервы нужны, чтобы это сносить?

Он шагал по коридору гостиницы и ругал почему-то себя, а не Дуру. Последними словами ругал:

«Мудозвон с автодозвоном, лох, заплинтусное чмо, портянка…»

С этими мыслями он приблизился к номеру примадонны и, заметив приоткрытую дверь, присвистнул:

— Фю-ють, а меня уже ждут.

Постучав, небрежно вошел и.., увидел ее, свою дуру.

Даже со спины, даже в смешной и кокетливой униформе горничной он сразу ее узнал. Нет, не узнал, скорее почувствовал. Нагло и самозабвенно она примеряла шляпку примадонны у громадного зеркала. Так увлеклась, даже не сразу просекла, что уже не одна в номере, а когда его отражение вдруг заметила, испуганно отскочила и, пряча шляпку за спиной (вот глупая, это у зеркала-то?), нервно спросила:

— Вам кого?

— Хозяйку номера, — наслаждаясь своей властью, высокомерно изрек Матвей.

Она вспыхнула:

— Так вы Аронов?

— А разве не сильно заметно?

Тут уж она смешалась совсем. Бросилась извиняться (и за себя, и за примадонну), пересыпая слова вины возгласами восхищения.,.

— Ах, это вы! Простите, я здесь прибиралась… Ну надо же, это вы! Сеньору вызвали, срочно… Сказать, не поверят, сам Аронов! Ой, мамочки! Сеньора мне приказала вещи сложить… Неужели вы и вправду Аронов?!

Ничего не понял Матвей, лжет она или действительно лишь сейчас узнала, кто он на самом деле.

И то благодаря оперной диве. Ничего не понял Матвей. Ясно было одно: его перезрелая примадонна отсутствует и явится не скоро, а тут юная горничная демонстрирует стройные ножки — зачем же зря время терять? Решение пришло мгновенно.

— Может, займемся экстремальным сексом? — спринтерски сбрасывая с себя пальто, деловито осведомился Аронов.

— Это как? — растерянно пятясь, спросила она.

— Это со мной, — ухмыляясь, ответил он и тут же, ни секунды не медля, с наглой небрежностью завалил ее на сексодром оперной дивы.

Все состоялось классически: его Дура сначала сопротивлялась, вопила, что они не знакомы, жениха поминала, девичью честь, но ему было очевидно: больше всего она боится утратить место в отеле.

— Успокойся, — шепнул Матвей, — на кой тебе эта гостиница? Ты рождена для подмостков. Звездой быть хочешь?

— Хочу.

— Сделаю тебя звездой, но небескорыстно. Истину знаешь?

— Какую?

— Если хочешь быть звездой, поработай-ка кой-чем…

Он думал, она обидится, но как бы не так. Пошла работать — сразу видно, трудолюбивая… Да и он не ленивый.

Черт возьми, что творили они — бедный сексодром! Да что сексодром — все вдребезги!

«Видела бы примадонна», — в страстном пылу сражения тел вдруг подумал Матвей, но лучше бы он так не думал.

Накликал. Явилась. Спрашивается, с чего? Обещала же задержаться…

Не задержалась. Фурией ворвалась, нарушая магию совокупления. Впервые сумел оценить Матвей силу ее уникального голоса! Наконец-то понял Матвей, чем восхищается заграница: как кричала она, его примадонна! Как кричала! Даже пощечины жгли не так, как пронзительное сопрано, пронимающее до глубины души, прошибающее сквозь мясо до самых костей — ультразвук отдыхает.

А сколько страстного драматизма: было все — от тривиального заламывания рук до радикальных попыток покинуть через окно оскверненный похотью номер. Ох и давала она им жару! И не кое-как, не спустя рукава, а с полной отдачей, с пафосом, экстатично, воплощая в реальность большое искусство…

Что там говорить, примадонна есть примадонна.

Матвей обалдел и утратил над примадонной контроль, чего с ним раньше не случалось. Бурная жизнь плейбоя многому научила: и не в таких переделках бывал, не из таких аварий выруливал, а тут сплоховал. Но зато добился, чего хотел: секс действительно удался экстремальный. За пределы номера вылетели оба: он — без брюк, она…

Совсем голая.

Правда, чуть позже примадонна остыла и выбросила ее униформу, но с мстительной угрозой сообщить о художествах горничной самому президенту.

Возникал вопрос: президенту чего? Страны или отеля? И то и другое казалось скверным. Матвей расстроился, бедняжка хуже — сразу в слезы. Жалкая, ползает по ковру, вещи свои собирает и вое-ет.

Не выдержало сердце Матвея. Прижал он ее к себе, шепнул: «А ну-ка, по-быстрому скройся», — и пошел улещать примадонну.

Всю ночь улещал.

Работал как проклятый. Трудился, не покладая…

Думал уже, не простит. Лишь под утро старушка смирилась. Отпустила его, томно вымолвив:

— Сегодня уезжаю, дружок. Удивил. В книге отзывов напишу благодарность той горничной. Как имя ее?

Матвей растерялся:

— Не знаю.

Примадонна смеялась до слез:

— Ах, нахал! Настоящий мужчина!

Прощались уже друзьями навеки. Матвей даже в верности клясться затеялся, но примадонна остановила его и, пряча влюбленность в мудрых глазах, кокетливо распорядилась:

— Ну, иди, иди уж, утомил, через месяц приеду.

Изволь не опаздывать.

Удаляясь, Матвей с наслаждением закурил и подивился: «Гениальная баба! И что старушка во мне нашла? Видимо, прав мой предок: я просто счастливчик».

И тут его осенило: «А что эта чебуречница в дорогом отеле делала? Элитное место, она же еще вчера торговала на вынос. Видать, мастерица на все руки от нужды, а не от скуки. Ну, да бог с ней, какое мне дело? Теперь про нее можно смело забыть».

В душе действительно наступила привычная и такая сладкая свобода — на лимитчицу было плевать.

Свобода, свобода, свобода…

 

Глава 7

Но свобода длилась недолго. На следующий день Матвей отправился по делам и наткнулся на чебуречницу — просто напасть. Она с воплями: "Беляши!

Пирожки!" — как ни в чем не бывало величаво катила свою тележку, на него не взглянув.

Как можно его не заметить?

Матвей сначала остолбенел, а потом догнал ее и, скрывая досаду, приветливо крикнул:

— Здравствуй, красавица!

Она, снова не взглянув на него, безразлично бросила: «Хелло», — и горласто продолжила: "Беляши!

Пирожки! Налетай! Подходи!"

— Да вот же я! — возмутился Матвей. — Уже! Налетел-подошел! Что ж не кормишь?

Она вынуждена была обратить на него внимание: в лице мелькнула растерянность. Мгновение — и, всплеснув руками, чебуречница восхитилась:

— Аронов! Сам Аронов! Полный отпад!

— Да, это я, — подтвердил он и сгреб девицу в охапку, утаскивая ее в авто.

Там все и состоялось. Она кричала: "Тележка!

Моя тележка!" — но не слишком сопротивлялась.

А когда Матвей успокоил ее: «Все потери тебе возмещу», — и вовсе стихла. Но отдалась как-то вяло, без огонька.

— Ну и где же твое вдохновение? — недовольно спросил он, поспешно приводя в порядок костюм.

Она, натягивая потрепанные джинсы, кивнула на лобовое стекло:

— Так люди же ходят, центр Москвы.

Матвей усмехнулся:

— Эка невидаль, люди ходят. Они ходят везде, а я летать тебя приглашаю, возноситься, парить… Нет, вижу, не хочешь ты стать звездой.

Она разволновалась:

— Страшно хочу! Приходи завтра, сам увидишь.

Я и завтра здесь буду…

— Завтра я занят, прощай. — Он многозначительно открыл перед ней дверцу.

Сникнув, она вылезла из машины и уныло покатила свою затрапезную тележку по улице. Покатила уже без прежнего задора. «Беляши, пирожки», — бубнила она вялым голосом.

«Совсем охренел, трахаю кого попало», — подумал Матвей, равнодушно глядя ей вслед и рассеянно поворачивая ключ в замке зажигания.

Благодаря своему кретинизму на деловое свидание он опоздал, о чем, впрочем, не жалел нисколько: истина дороже. Теперь нет сомнений, он по-прежнему секс-символ, доказательством "чего послужила эта убогая шлюшка.

И довольный, Аронов, газанув, помчался по улицам города. В наивной радости своей он не замечал логического прокола: если девица шлюшка, то совокупление с ней вовсе не доказывает, что он секс-символ. Зачастую даже напротив. Аронов же ликовал.

И опять недолго. Через несколько дней, утром, выходя из Большого (был там по делам), он столкнулся с ней лицом к лицу. Как обычно в таких случаях, слегка напрягся — сейчас начнет приставать, навязываться, лезть с укорами…

Но как бы не так: девица ему равнодушно кивнула и мимо прошла. Он и рта раскрыть не успел.

Мгновенно в голове Матвея появились две мысли на одну и ту же тему, можно даже сказать, одинаковые:

«Недурная у нее фигура» и «Неплохо сложена».

Вот как сильно он растерялся. Не ожидал. Изумленно остолбенев, долго смотрел ей вслед: столько, сколько позволяли прохожие. Лишь когда девица скрылась из виду, побрел к своему автомобилю, гадая, в чем секрет ее равнодушия. Тут он вспомнил, как небрежно в последний раз с ней поступил, как едва ли не пинками из машины выгнал…

Вспомнил и успокоился: «Обиделась».

И снова занозой засела девица в его голове: «Если обиделась, тогда кивала зачем? Просто прошла бы мимо, делая вид, что не заметила. Нет, так ей не годится, надо же мне продемонстрировать свое презрение. Но презрения она как раз и не демонстрировала».

Все сходилось к тому, что странная она, эта девица, совсем непонятная. Обескураживала она Матвея.

И это при всем его (многообразном) знании женского материала. Впрочем, именно знание это и послужило капканом. Другой бы, менее опытный, вряд ли странность в девице заметил.

Дальше — хуже. Несколько дней спустя, спеша по делам, Матвей снова увидел девицу в окно своего авто. Она мерзла. В обтрепанном старомодном прикиде топталась у памятника — довольно жалкое зрелище. Вывод напрашивался один: проезжай мимо — смотреть не на что. Но Матвею показалось странным, что он так часто на нее натыкается. Действительно, в мегаполисе в течение шести, от силы десяти дней уже пятая встреча. Мелькнула глупая мысль: «А если это судьба?»

Матвея передернуло. Он себя обругал:

— Типун на язык! Кто она и кто я? Между нами пропасть, бездна.

Но почему-то подумалось: «Даже имени ее не знаю».

И нога упала на тормоз. Он заспешил. «Черт, развернуться нельзя, можно только остановиться, но не возвращаться же мне пешком».

Сам не зная зачем, Матвей выскочил из авто, пошел, побежал, опасаясь, что девица уйдет — от памятника он успел прилично отъехать.

Чебуречница не ушла. Одиноко стояла, озираясь по сторонам. Матвей догадался: «Кого-то ждет». Заметив его, она слегка растерялась, но признала, кивнула и.., отвернулась.

Матвей такого приема не ожидал. Но упрям — завернул за памятник, с другой стороны зашел:

— Привет!

— Здрасте, — равнодушно кивнула она и.., опять отвернулась, даже досадливо сморщила лоб.

«Капризничает, — решил он. — Делает вид, что гордая». Матвей дернул ее за рукав и спросил:

— Как зовут-то тебя?

Она сердито оглянулась:

— Зачем вам?

Матвей напомнил:

— Мы же были на «ты».

Ее тонкие брови поползли вверх:

— Разве?

Он потерял терпение:

— Ну хватит прикидываться, мы знакомы. Даже более чем. Осталось друг другу представиться. Кто я — ты знаешь. Я тоже знаю кое-что о тебе.

В ее взгляде промелькнул интерес:

— И что же?

Матвей ухмыльнулся:

— Ты продаешь пирожки, в гостинице номера убираешь, в промежутках учишь старофранцузский…

На языке вертелось: «И порой неплохо трахаешься, если мало вокруг людей». Однако, вспомнив прошлую встречу, Матвей не решился девицу злить и закончил вполне прилично:

— Короче, ты весьма необычная особа. Так скажешь, как тебя зовут?

— А разве я не представилась?

— Сама знаешь, что нет.

Она усмехнулась:

— Что ж, так и быть, скажу. Меня зовут Денисия.

— Денисия?

— Да.

Матвей зачем-то хулигански присвистнул:

— Фю-ють.

— Что — фьють? — спросила она.

— Очень красивое имя.

Девица удивилась:

— Вы находите?

— Слушай, хватит, давай на «ты», — рассердился Матвей.

— А зачем? Думаете, мы еще встретимся?

Он внимательно всмотрелся в ее лицо и наконец заметил на красивом высоком лбу дурацкую, слишком короткую челочку.

«Раньше ее не было», — вспомнил Матвей и, не удержавшись, спросил:

— Зачем ты челку отстригла?

Она вспыхнула:

— Что, не идет?

Матвей улыбнулся:

— Да нет, ничего. Ты с ней озорная.

Подумав, он добавил:

— Но все равно необычная.

Надо было уходить, да и спешил он. Однако первая ушла она.

Загадочно взглянула на него, обронила:

— Это вы еще не все про меня знаете. Не удивляйтесь, если завтра встретите меня, к примеру, на приеме у посла Франции, — и убежала.

Матвей проводил ее растерянным взглядом и увидел, как повисла Денисия с криком восторга на крепкой шее гиганта:

— Сашка-а-а! Долгожданный мой! Мой родно-ой!

— Ну, здравствуй, любимая! Здравствуй, невеста! — прозвучал в ответ густой бас. — Заждалась? Не я опоздал, поезд подвел.

Гигант подхватил Денисию на руки и закружил, закружил, закружил… Их губы слились в поцелуе.

«Значит, его ждала. Значит, он и есть жених. Спецназовец, не иначе», — подумал Матвей, одновременно испытывая и уколы ревности, и комплекс неполноценности.

Еще бы, пигмеем он почувствовал себя рядом с этим огромным парнем: у гиганта имелось то, чего не хватает многим мужчинам.

«Такую комплекцию ни за какие бабки не купишь», — с завистью отметил Матвей, наблюдая пылкую встречу влюбленных.

Несомненно, влюбленных. Уж в чем, в чем, а в этом Матвей разбирался. Вдруг горько стало ему.

Спрашивается, с чего?

Уже в машине он набрал номер французского посольства и поинтересовался, будет ли там прием, и если будет, то когда. Ему ответили, что будет завтра вечером. Матвей обмер: «Ну и дела…»

Но, поразмыслив, он пришел к выводу, что никаких дел как раз и нет: просто девчонка случайно узнала о приеме в посольстве и ему сказанула для шика. Цену себе набивает.

Сделав такой вывод, Матвей тем не менее принял все меры, чтобы попасть на прием. Когда же среди политиков, дипломатов и прочих гостей промелькнул ее до неузнаваемости изменившийся образ, Матвей подумал: «Вот тебе и Денисия. И с послами чирикает, и пирожками на вынос торгует. Мата Хари, не иначе».

Во все глаза он смотрел на чебуречницу и с удивлением констатировал, что она красива. С собранными в сложную прическу волосами, в струящемся по статному телу платье — даже ослепительна. Во всяком случае, так ему показалось.

Очень хотелось к ней подойти, но Матвей заробел. Спрашивается, с чего? С послами по-французски говорит, но дала же ему в отеле. И потом, в авто, тоже дала безропотно, так ему ли робеть?

«Сам черт ее не разберет, эту Денисию, — потягивая чудесное французское вино, подумал Матвей. — Может, она извращенка? Платье на ней бешеных бабок стоит, не говоря о бриллиантах, так зачем пирожками торгует? И в отеле прислуживает…»

Когда она его все же заметила, Матвей напрягся: признает или не признает. Взгляд красавицы равнодушно скользнул по его лицу.

«Не признала», — огорчился Матвей.

И ошибся. Денисия снова на него взглянула и приветливо сделала знак. Он сорвался с места, не подошел — подлетел:

— Здравствуй, принцесса огорошина!

— Здравствуй, парень преткновения, — усмехнулась она и серьезно добавила:

— Хочу вам два слова сказать, для меня это очень важно, но не сейчас. Чуть позже найдете меня?

Матвей, скрывая восторг, кивнул с пониманием и отошел.

И больше ее не увидел.

После приема еще долго болтался у посольских ворот, все ждал, вдруг выйдет, вдруг затерялась в апартаментах, кто ее знает, Денисию эту? Такая способна на все…

Но не вышла…

Домой Матвей отправился с решительной уверенностью в ближайшие дни ее отыскать. Зачем, он не знал, но планировал: "В отеле администратора попытаю, у оперов поспрошаю, кто на их участке пирожки продает, да и загляну на досуге в список приглашенных в посольство. Куда она денется? Найду.

Что я, не журналюга? И не таких находил, когда припирало".

А приперло его здорово. Однако непонятно, откуда сомнения взялись. Сознание точил червь: «Не найдешь».

И червь не обманул. Не нашел Матвей Денисию.

На следующий день из вечерних новостей своего же канала он случайно узнал, что на даче Воровского — широко известного и влиятельного финансового деятеля — нашли труп его родственницы, Денисии Гронской. Огнестрельное ранение в голову. В убийстве подозревается ее родная сестра, жена Воровского — Зоя Гронская. Следствие разрабатывает бытовую версию…

Матвей похолодел. Денисия — редкое имя. Очень редкое. Охваченный плохими предчувствиями, он метнулся к редактору новостей.

— Какой-нибудь видеоматериал по Воровскому есть?

Тот нехотя промямлил:

— Да есть кое-что, оперативка, но не рекомендовали в эфир запуливать.

Матвей подался вперед:

— Покажи!

Редактор равнодушно кивнул на полки с видеоматериалом:

— Смотри, там ничего интересного нет. Сам Воровский от интервью наотрез отказался, а жена его в розыске.

— А что говорят «следаки»?

— Предполагают, что убийство произошло на почве личных отношений. Не поделили что-то сестрички.

— Посмотрим…

Жутко нервничая, Матвей вогнал кассету в гнездо, цепенея, прилип к экрану… Материала действительно было немного — кадр за кадром, и все не то, но вдруг мелькнуло ее безжизненное лицо, ее короткая челочка.

"Это ошибка, ошибка, — уговаривал себя Матвей, на видеоходе отматывая пленку назад. — Вот!

Вот!"

Он дал стоп-кадр. «Нет, не ошибка… Она! Денисия! Та же челочка…»

— Знал ее? — поинтересовался редактор, заметив, как побледнел Матвей.

— Да, видел вчера на приеме в посольстве. Хотела мне что-то важное сообщить.

Редактор оживился:

— Сообщила?

Матвей горько покачал головой:

— Не успела. Я потерял ее и потом не нашел.

— Эх, ну что же ты! — редактор с досадой резанул рукой воздух. — Знала что-то она, потому и погибла. Да-а, лоханулся ты, брат, упустил сенсацию.

— Кто ж мог предположить, что ее убьют, — растерянно ответил Матвей.

От редактора он ушел на ватных ногах. Со щемящим чувством утраты, непоправимого горя.

Спрашивается, с чего?

 

Глава 8

Так и не рассказала Зойка, что увидела на даче той ночью. Роковой ночью.

Так и не рассказала. Впрочем, больше Денисия и не пытала сестру, успокоилась, понадеялась на ее расчетливость, благоразумие. Да и жизнь не стояла на месте — замотали дела. И свои и чужие. То Федька загрузит своим отелем, то Степка — чебуреками. А тут еще Сашка Гусаров вот-вот нагрянет…

Ну, да это приятное. К встрече с Александром Денисия готовилась не только мысленно. Мечты мечтами, а в порядок надо себя привести: костюм в химчистку отнести, сапоги в починку отдать и прочее. С прочим было сложней, но тут в стороне не осталась и Зойка. Каждый день звонила, жужжала в ухо:

— Смотри там, Денька, не посрами, а то Сашка меня разлюбит.

Денисия сестру успокоила:

— Как же, разлюбит. Он однолюб. Раз втрескавшись, будет всю жизнь любую тебя обожать, хоть модную, хоть затрапезную.

Зойка довольно рассмеялась:

— Здесь ты права, но все же сходи в салон косметический, маникюр сделай, педикюр. Да, — спохватилась она, — ты челку себе отстригла?

— Нет еще, потом отстригу, — сердито пробурчала Денисия, не терпевшая челок.

Зойка забеспокоилась:

— Забудешь потом. Ты же у нас деловая. Замотаешься и попрешься на свидание без челки. Сашка мигом расколет тебя.

— Да нет, не расколет, не забуду я, — возразила Денисия, но Зойка оказалась права.

Чуть так и не вышло. Ведь каждый день Александра ждала, вздрагивала от каждого звонка — это Зойка, вот-вот скажет: «Приехал!» Костюм из химчистки висел на гвоздике на двери на вешалке, сапоги от сапожника стояли под ним, с набойками, до блеска начищенные. Денисия в прохудившихся ветеранах-кроссовках «чапала» по морозу, лишь бы не трогать эти обновленные сапоги…

Готовилась-готовилась, и вот — Сашка приезжает, а она не готова. Зойка примчалась с проверкой и ужаснулась: «Нет челочки!»

Сразу шум подняла, сразу в крик:

— Хочешь нас разлучить? Подставить меня? Еще на свидание припрись и скажи: «Я — Денисия, пришла вместо Зойки. И не в первый раз так делаю, вру, обманываю, цирк устраиваю». Извергиня ты! Извергиня! — набросилась Зойка на сестру с кулаками.

— Да ладно тебе, — отбивалась Денисия. — Большие дела, сейчас отчекрыжу. Ты сама уж несколько лет как не носишь этой дурацкой челки, а все требуешь от меня.

— Да, не ношу, — согласилась Зойка, — но Сашка об этом не знает. Он меня с челкой любить привык. Сейчас же покажи, в чем пойдешь, — потребовала она.

Денисия показала; Зойка снова в крик:

— Костюм?! Да разве же я надену костюм на свидание? Да еще потертый такой!

— Знаю, ты в бальном платье попрешься, — усмехнулась Денисия, — но бальных платьев нет у меня, да и Сашка их не одобряет. Вернется к себе на войну и будет душу на части рвать: как там моя Зоенька, не метет ли хвостом? В разные стороны. Ишь в каком наряде ко мне приплыла. Видать, поклонников у нее тьма-тьмущая.

Зойка ударилась в размышления, нервно сунула ноготь в рот, но, вспомнив про маникюр, одумалась и внимательно его осмотрела: не поцарапала ли? Убедившись, что не поцарапала, удовлетворенно хмыкнула и согласилась с Денисией:

— Ты права, нельзя наряжаться. Скромность украшает. Хотела тебе мою шубу дать, но не дам. Иди в своем старом пальто. Так надежней.

Потом они стригли Денисии челку, затем о детстве своем поболтали, о шалостях, матушку помянули, всплакнули…

А потом Зойка домой упылила, взяв с Денисии слово, что перед свиданием та непременно к ней забежит. Очень хотела Зойка со стороны на себя поглядеть, на ту, на прежнюю, да и дать заодно сестренке последнее наставление: как стоять, как хихикать, как кокетничать…

Будто бы в первый раз. Все равно Денисия делала все по-своему, но Сашка Зойку не разлюбил. Обожал ее, несмотря на то, что была Денисия на свиданиях вовсе не Зойкой, а самой собой — конечно, если не учитывать дурацкой челки.

Но что такое челка? Только портит лицо. Именно поэтому в глубине души Денисия надеялась, что Сашка любит ее, что ее принимает за Зойку. Впрочем, это были мечты.

На следующий день, как договорились, Денисия ждала от Зойки звонка. Александр должен был звякнуть ей и конкретно назначить встречу: место-час-день, а уж Зойка — Денисии все передать. И она передала:

— Денька, прямо сегодня, в четыре часа, у памятника…

— Ты с ума сошла! — запаниковала Денисия. — Почему так поздно предупреждаешь?

— А я чем виновата? — начала оправдываться Зойка. — Он с поезда мне позвонил: «Уже еду, приеду — сразу к тебе».

— Ясное дело, в этом весь Сашка, но ты-то, ты!

Не могла, что ли, встречу на завтра перенести?

— Не могла! Он в Москву всего на четыре часа!

— О, боже!

Денисия бросилась собираться: мыть волосы, красить ногти, глаза…

Про Степку (с ее чебуреками) вспомнила в последний момент. Какое свидание? Как раз в это время должна Денисия тележку за Степку катать по городу.

Не продаст пирожки — выгонит Степку хозяин. Останется дурища без денег и без работы.

«Что делать? Что делать?» — Денисия заметалась.

Оставалось одно: положиться на великодушие хохлушки. Нарядная Денисия помчалась к Зинаиде:

— Выручайте, пожалуйста!

Вредная Зинаида, ехидно прищурившись, пристально глянула:

— А ты куда?

— На свидание.

— Что ж раньше не предупредила?

— Сама только что узнала. Он всего на четыре часа в Москву приезжает.

— Откуда?

— Из Чечни.

Зинаида усмехнулась:

— Поэтому принарядилась?

Денисия виновато пожала плечами:

— А куда деваться?

— Правильно сделала, — одобрила Зинаида. — Привыкла Ахрюткой ходить, а теперь я вижу, что ты красавица.

Денисия замахала руками:

— Какая там красавица, вот Зойка — это да! Настоящая красотка!

— Тю-ю, вы же с ней близнецы, — удивилась хохлушка.

— Оно-то так, но Зойка нас всех красивей.

— Скажешь тоже…

— Да-да, это потому, что вы Зойку нашу не видели…

— Да все я видала, — пошло заржала Зинаида и спохватилась:

— Ладно, некогда мне здесь лясы с тобой точить. Раз дело такое — на работу пошла собираться.

И она удалилась, игриво напевая: «Ах, Зоя-Зоя-Зоя, кому давала стоя.., колечко золотое…»

Вздохнув с облегчением, Денисия помчалась к сестре. Зойка, придирчиво взглянув на нее, все сразу забраковала:

— И глаза я крашу не так, и губы не те…

— Черт с тобой, топай сама к нему на свидание, — рассердилась Денисия.

— Ладно, сойдет, — мигом пошла на попятную Зойка. — Ты, главное, это, смейся побольше. Уж больно ты, Денька, серьезная. Сашка не любит таких.

Я всегда хохочу, что бы он ни сказал.

— Знаешь ты, каких он любит, — проворчала Денисия и подумала: «Как же, стану я ржать без причины. Дуру нашла».

Уже прощаясь, Зойка забеспокоилась:

— Денька, ты что, с ним целуешься?

Та зло пошутила:

— Нет, в карты режусь и водку жру.

— Правду скажи, целуетесь?

— Конечно, я же при нем за тебя.

— И как?

— Да взасос, как еще парень с девкой целуются?

Зойка схватилась за голову:

— Мама моя дорогая! А если в постель потянет тебя?

— Сразу дам.

— Что дашь? — растерялась Зойка.

— А все, чего ни попросит, — злорадно сообщила Денисия, с сожалением понимая, что Сашка совсем не такой.

Не попросит. Вбил себе в голову, что у них с Зойкой чистая любовь: до женитьбы ни-ни. Как только Зойка выкручиваться собирается? Того и гляди, на первую брачную ночь отправит Денисию роль девственницы играть. Это как раз ее, Денисии, роль, чего никак не скажешь про Зойку.

А она, услышав признание, с кулаками набросилась на сестру:

— Ах, дашь! Дашь ему?! Вот ты какая! На! Получай! Получай!

И била так больно. Обиделась Денисия: дождалась наконец благодарности.

— Иди ты к черту! — заплакала она и, оттолкнув Зойку, умчалась. — Никуда не пойду!

— Как не пойдешь? — растерялась та, мгновенно одумываясь:

— Денька! Вернись!

— Не вернусь!

— А сюрприз у меня!

— К черту сюрприз!

— Денька, остановись! — рискованно перевесившись через перила, взмолилась Зойка на весь подъезд. — Я просьбу твою выполнила!

Денисия замерла и, запрокинув голову, уставилась на сестру:

— Какую?

— Приглашение на прием к послу Франции у банкира выклянчила, — прошептала Зойка.

— Что?

— Вместо меня ты пойдешь…

— Когда? — с трудом скрывая восторг, спросила Денисия.

— Вернешься, скажу.

Мгновенно забыв обиду, Денисия вернулась и услышала от сестры:

— Завтра.

— Зойка, ты самая лучша-ая! — взвизгнула она.

И это была правда. Знает Зойка, чем угодить сестре…

— Ой, а как же завтра? — растерялась Денисия, вспомнив, что завтра она должна перед Зойкой подробно отчитаться о свидании: что Сашка сказал, что она ответила…

— Послезавтра поговорим, — махнула рукой та. — Обидно, конечно, так не терпится, но тут уж не мы, а посол назначает день, когда у него прием.

— Ты героиня! — восхитилась Денисия, прекрасно понимая, какой подвиг совершает ради нее сестра.

Много подвигов. Сначала перед банкиром своим унижалась, на коленях ползала, вымаливая приглашение. Банкир жену любить-то любит, а напрягаться ради нее не спешит. Можно представить, каких стараний стоил Зойке прием. А потом еще надо было как-то себя уговорить от него отказаться в пользу сестры. А Зойка до всяких приемов жутко охочая, а тут еще прием у самого посла Франции, страны — законодательницы мод. Там бы Зойке блистать и блистать, а она — нет! И все ради сестры. Да еще на следующий день после свидания с Сашкой…

Как утерпит она, как от любопытства не умрет?

Загадка…

Нет, Денисия не врала — Зойка действительно героиня!

Все это прочитав в глазах сестры, Зойка благородно ее успокоила:

— Ничего, завтра ты за платьем вечерним ко мне придешь и про Сашку вкратце расскажешь, а потом уже, послезавтра, я, как выберу время, так сразу тебе позвоню. Тут уж мчись, не раздумывай, где бы ты ни была.

— Мигом примчусь, — преданно глядя Зойке в глаза, пообещала Денисия. — А туфли мне дашь? На прием нельзя без туфель, а у меня их нет. Не идти же в кроссовках. Да и те просят каши, рваные, жуть.

— Все подберем по высшему классу, — заверила Зойка. — Даже бриллианты дам поносить. Только не потеряй — банкир меня грохнет.

— Ой, спасибочки! — восторженно заскулила Денисия.

Ей очень хотелось в соответствующем виде на прием явиться. На бриллианты она и не рассчитывала: тут не до шику, лишь бы народ не шарахался.

А тут и туфли, и платье, может, еще что-нибудь: сумочку или заколку… Если так, то пойдут дела!

Конечно, Денисия зашлась от благодарности, но Зойка по-своему все поняла и сестру надменно оборвала:

— Не благодари, для себя я стараюсь. Завтра в газетах напишут, что жена Воровского среди дипломатов блистала красотой, бриллиантами и отменным французским. Ха-ха, французским, которого я отродясь не знавала. Ты уж, пожалуйста, Денька, и на старофранцузском там стишок какой вверни. Пусть знают наших.

— Вверну, — пообещала Денисия, мысленно усмехаясь невежеству Зойки, ведь на старофранцузском не говорят. — Для этого и рвусь на прием.

В «Общество старофранцузского» мечтаю пробиться, наверняка и оттуда кто-нибудь будет.

— Дай тебе бог, — пожелала Зойка и тут же пригрозила:

— А с Сашкой, смотри, не целуйся. Поколочу!

— Не нравится, иди целуйся сама, — рассердилась Денисия и соврала:

— Не слишком мне это по вкусу.

— Ну, потерпи-потерпи, немного уже осталось, — спохватившись, начала уговаривать Зойка.

И Денисия радостно полетела «терпеть».

 

Глава 9

Там, у памятника, с трепетом поджидая Сашку, она вдруг поняла, почему, умирая, именно за нее волновалась мать. Не такая, как сестры, Денисия, другая, совсем другая — вот что она поняла наконец…

Поняла не все сразу, конечно, а прозревать точно начала после беседы с Ароновым — откуда он только взялся, пижон, на ее бедную голову? Как черт из коробочки выскочил и давай душу ей бередить. Изуродовал, гад, свидание с Сашкой, испохабил ей все, омрачил трепом своим дурацким.

Услышав про их встречу в гостинице, Денисия похолодела, впрочем, лишь смутно догадываясь, что там произошло. Уже позже, расставшись с Сашкой, она понеслась к Федоре и узнала страшную весть:

Федька спала с Ароновым!

— Распутница! Как ты могла? — в отчаянии закричала Денисия.

Не догадываясь об истинных страданиях сестры, Федора посетовала:

— А как тут не дать, когда сам Аронов?

— О, боже! — схватилась за голову Денисия. — Оказывается, шалава моя сестра!

— Ничего не шалава, — обиделась Федька и с гордостью сообщила:

— Он обещал меня сделать звездой!

— А сделал п…ой! — впервые в жизни выматерилась Денисия.

Федора остолбенела:

— Ты че ругаешься?

— А как тут на тебя не ругаться? Ты же подставила! Подставила меня!

— Как? — изумилась Федора.

— Очень просто. Он думал, что ты — это я. Какой ужас! До рвоты противно! Сегодня с вопросами ко мне приставал, а я стою, рот открыв, ну дура-дурой.

— Так вы знакомы?!

Денисия пожала плечами:

— Не то чтобы очень. Так, один раз в ресторан меня приглашал…

— А ты?!

— А я на фиг его послала. Некогда мне с хлыщами по ресторанам ходить. Быстренько Степкины пирожки ему сторговала и помчалась перевод для Добрыниной делать. Ларка злится уже. Целый месяц ей обещаю, да никак не сделаю. Скоро Ларка меня побьет.

Толкнуть столь длинную речь Денисии удалось лишь благодаря столбняку, напавшему на бедную Федьку. Она хватала воздух накрашенным ртом и дико глаза таращила, силясь переварить нечеловеческую глупость сестры.

— Фан-тас-сти-ка! — в крайней степени изумления только и смогла выдохнуть она, но зато, когда оторопь спала, ох и песочила Федька Денисию, ох и песочила.

— Ха! Ларка ее побьет! Да я сама тебя щас побью! — завопила Федора. — Охренела совсем! Аж целый Аронов! Целый Аронов ее приглашал в ресторан, а она отказалась! Принцесса, бля! Кто ты такая? Да я сразу ему дала! Там, где стояла, там и дала! Не сходя с места! И дала бы еще, но он не просил!

— Нашла чем хвастать, — не веря своим ушам, промямлила Денисия.

Бедняжка испытала шок. Наивно всю жизнь полагая, что сестры ее (кроме ветреной Зойки) приличные девы, она прозревала опасно, до нервного тика, до боли в груди. Казалось, вот-вот хлопнется в обморок. Федора же напирала. , — Как ты не поймешь? — вопила она, желая сестре только добра. — Без денег, без родственников, мы здесь никто! Один только шанс выбиться в люди…

Денисия сестру предварила:

— Знаем твой шанс: зацепить мужика. Что, убогая? Да? На себя не рассчитываешь?

— Нет, не убогая! Просто, как все, иду по пути наименьшего сопротивления. Зачем мне лишние заморочки? Учиться, карьеру делать, корячиться — это все длинно. А я раз-два и в дамках.

— В каких дамках? В ловушке. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Зойке не так повезло, как кажется. Да и где ты путевого мужика найдешь?

Мужики вообще в нашей стране дефицитный товар, каждый день растут в цене, зато бабы — наоборот. Их у нас полное перепроизводство. Ха, приличного мужика она подцепить собралась!

— Да, хочу подцепить богатого мужика! По-твоему, я зачем в отель устроилась? Из любви к уборке?

Мания, что ли, у меня намывать полы?

Заподозрить в этом сестру Денисия уж никак не могла и молча потрясла головой.

— То-то и оно, — продолжила Федора. — Здесь мой единственный шанс приличного мужика подцепить. В элитное общество нам, провинциалкам, путь заказан, а замуж идти за такого же нищего, как и я, — сумасшествие, даже не глупость. Вот и пристроилась я в отель, что, кстати, было совсем нелегко. А как же?

Здесь только нам и путевка в жизнь. Бедные-то по таким отелям не шаблают. Вот Зойка подцепила банкира и живет припеваючи, так чем я хуже? Внешне мы одинаковые.

— Хорошо, — согласилась Денисия, — раз тебе нужно, ты подцепила. Считай, повезло: нашла богатого жениха. Не сегодня, так завтра свадьба, вот верность ему и храни. Зачем же блудить?

— Нет, ну ты смешная! Дурочкой-то не прикидывайся. Не на луне живешь. Во-первых, я не то подцепила, что Зойка, а хуже. Гораздо хуже. А во-вторых, как тут не блудить, когда обстоятельства требуют? Целый месяц приставал администратор, за задницу все украдкой щипал: «Ах, попка! Какая попка!» Попробуй ему не дать, мигом вылетишь!

Денисия посоветовала:

— А ты бы директору пожаловалась на него, глядишь, и не вылетела бы.

Федора сначала будто окаменела, а потом выпалила:

— Слушай! А это идея! Как я сама не допетрила?

Всю изломала голову, с чем бы к директору подкатить, да как тут подкатишь? Он же величина! Я ж для него пустое место. Мимо проходит и не глядит. Говорю же тебе, сестренка, они нас в упор не видят, буржуи. Смотрят на нас как на белых мышей. Администратора и того еле-еле на потрахунчик подбила. Уж как только не соблазняла его, до чего не додумывалась. Гору бабок убила на кружевные трусы. Месяц!

Говорю тебе, месяц полы в его кабинете мыла, не шваброй — руками! Месяц перед ним крутилась рачком, жопой вертела, пока заметил меня, тьфу, старый козел.

От такого признания Денисия едва не обезумела.

— Так ты сама соблазняла его?! — хватаясь за сердце, спросила она.

— А то! — рассмеялась Федора. — Сам, что ли, на меня запал-запрыгнул? Как же, держи карман шире.

За него тут вся гостиница парится. Тьма охотниц, таких же, как я. Всем что-то нужно. Да только я всех обскачу! Куда им до меня? У меня гора амбиций! Вот с директором классно ты мне подсказала. Теперь запишусь на прием по личным вопросам, пожалуюсь на администратора, да и… Короче, не буду загадывать, — суеверно остановилась Федора, — как сложится, так и сложится. Администратору дала, бог даст, и директору дам, — оптимистично заключила она.

— Бога-то хоть не поминай в делах своих грешных, — попросила Денисия, прислушиваясь к шуму в ушах.

Ей стало не по себе, дурно стало — сестрица средняя довела.

— Страшно мне, Федька, — заскулила она, — видела бы мамка тебя. Нет-нет да и подумаешь: вовремя болезная умерла. Это ж надо, какие у нас разговоры: этому дала, тому дала, даже до бога добралась.

— Да ладно тебе! — ничуть не смущаясь, воскликнула Федора. — Если бы я администратору не дала, до сих пор коридорной пахала бы. Фиг он перевел бы меня номерной. А у коридорной и работы больше, и платят меньше, и с публикой отношения совсем другие. Трудно, скажу тебе, налаживать отношения на ходу. Одно дело, когда богатей мимо тебя пробегает, а другое совсем, когда утром сама к нему вломишься с пылесосом в номер, а он лежит, от сна разомлевший, член под одеялом торчит трубой… Тут и бери его, пока тепленький!

— Кого? — сползая на пол, прошептала Денисия.

— Сначала член, а потом самого, — деловито пояснила Федора, окончательно добивая сестру.

Денисия еле успела добежать до унитаза и оставила там все, чем ее кормил в ресторане Сашка Гусаров. Страшно ее рвало, до слез, до спазмов в желудке.

Осознав, что натворила, с чувством глубокой вины Федора стояла рядом и, не зная, чем помочь сестренке, беспомощно приговаривала:

— Господи, вот ты глупая, господи, что же делать с тобой? Как уму-разуму научить? Эх, пропадешь!

Окончательно расправившись с обедом, Денисия сплюнула в последний раз в унитаз и сказала:

— Сама ты пропадешь со своими замашками. Не забывай, в мире свирепствует СПИД!

— Типун тебе на язык! — испуганно замахала руками Федора.

— Это тебе типун на язык. Наболтал твой язык мне такого, что хоть вешайся, хоть топись, — рассердилась Денисия и пригрозила:

— Если узнаю, что ты снова спала с Ароновым, зашибу!

— Бог с тобой, — испугалась Федора, — за кого ты меня принимаешь? Между прочим, ты сама виновата. В тот день ты должна была за меня дежурить.

Пообещала, да не пришла, вот бог и наказал тебя.

— Так что, будешь с Ароновым спать?!

— Нет, не буду. Как можно у сестры кобеля отбивать?

— Тьфу, пакость какая! — в сердцах сплюнула Денисия и ушла.

Куда пойдет жаловаться обиженная сестрой девушка?

Конечно же, к другой сестре. Запросто завалиться к Зойке было нельзя, поэтому Денисия отправилась к Степаниде. Отправилась с болью в душе, с жаждой упасть к сестренке на грудь да и выплакать вместе с ней их общее горе: Федька-то оказалась шалаво-ой — ой-ей-ей!

Хотела Денисия пожаловаться сестре, но как бы не так — вышло все по-другому. Простоватая Степанида обрадовалась:

— Денька, сама пришла, а то все по телефону!

Да с ходу и сообщила сестре:

— Знаешь, Денька, как мне повезло?

— Как?

— С самим Ароновым познакомилась.

— И что? — насторожилась Денисия.

— Сразу ему дала! — похвастала Степанида.

Денисия взвыла:

— У-У-У, змеи-и-и! Стервы! Шлюхи! Потаскушки! Бедная матушка, покойница! Видела бы она, каких подлых сестер мне в компанию родила!

Степанида удивилась очень-очень:

— Да что ты горюешь-то. Денька, Аронов обещал меня сделать звездой.

— У-у-у! — еще отчаянней взвыла Денисия. — Дуры вы дуры! Кому вы нужны? Размечтались! Трудиться совсем не хотят! В звезды все метят, въехать в рай норовят на чужом х..!

Доселе их Денька не умела крыть матом. Федька в этих делах была мастерица, сама Степка загинала неплохо, Зойка — тоже могла, а вот Денисия — никогда. Степанида опешила:

— Ты что, сестренка? Ругаешься, что ли?

— А как мне тут с вами молчать, не ругаться? Того и гляди все сестры мои на панель попадут!

— Тю-ю! — неосознанно подражая коллеге Зинаиде, удивилась Степанида. — Да с чего ты взяла, что мы пойдем на панель? Зойка сильно пошла? За банкира, хитрая, выскочила. Вот и мы с Федькой так же хотим. А то, что дала я Аронову, не волнуйся. Грех небольшой. Добра большого я, правда, от этого тоже не жду. Сиюминутица, ерунда. Так, блажь накатила на господинчика, вот и трахнул меня…

Слов у Денисии не нашлось, одни междометия.

— Э-э-э, ну и ну, — вздохнула она, имея в виду, что совсем ты, сестренка, б…, популярная личность в народе.

Степанида опомнилась и пояснила:

— Но звездой меня сделать он обещал. Кто его знает? Чем черт не шутит, в нашем подлунном бывает все. Глядишь, что-нибудь и обломится. Надо же как-то и нам выбиваться в люди.

Степаниде Денисия даже и объяснять не стала, что некоторым образом тоже знакома с Ароновым.

Лишь горестно покачала головой и сказала истину, которой очень верила сама и которой, как окончательно выяснилось, совсем не верили сестры:

— От жизни обломится тебе, если повыше подпрыгнешь да побольше кусок обломишь сама, а случится это, если учиться пойдешь и хорошее образование получишь. Только таким путем можно выбиться в люди, а ваши поиски богатых мужиков — это путь в рабство. Пока молодая, поиграется мужик с тобой, постареешь — выбросит и найдет другую. Не ленись, сестренка, учись-работай, на себя рассчитывай. Не ищи господ, стремись стать госпожой сама. Что за радость жить для себя? Интересно жить для людей, дела делать хорошие, полезные всем, а не только себе.

Займись стоящим, и жизнь сразу станет значительно интересней. А остальное само приложится: женихи, мужики…

«Ну и идейная Денька у нас, — подивилась Степанида, — вона какую толкнула речугу. Директор школы — тьфу против нее».

— Ага, приложится. Была халва надрывать пупок, — презрительно усмехнулась она. — Твой путь слишком длинный, а мне ждать неохота. Сразу всего хочу и себе, а не каким-то там людям.

— Хотеть не вредно…

Больше не стала распространяться Денисия перед Степанидой, ушла. Ушла мрачнее тучи. Случай с Ароновым ужасный, мерзкий, отвратительный. Сестры, как последние шлюхи, позорно себя повели, да заодно и ее опозорили. На душе было гадко, словно помоями Денисию облили.

Уже вернувшись домой и прокатывая в голове события ушедшего дня, вдруг поняла она, что Степка и с хозяином своим спит.

Поняла и сама ее оправдала: а как с ним не спать?

Выгонит. Степка его наложница, рабыня его. Власть для того и власть, чтобы ею пользоваться, и мужчины пользуются, пользуются своей властью…

Только считается, что у нас цивилизованное общество, но все приличные и денежные места почему-то занимают мужчины. Так им легче нас, женщин, держать в узде.

«Скрытое рабство, — уже засыпая, подумала Денисия. — Потому мужики и презирают деловых женщин. Это реакция их защитная: стоп! Опасно! Туда нельзя! Они же слабые, мужики, потому сильных баб и боятся, боятся им проиграть. А Сашка совсем не такой. Он все понимает. Он сильный…»

 

Глава 10

А утром взглянула на мир Денисия совсем другими глазами: ничего и не позор, сестры сами знают, как им жить, и пошел на фиг Аронов. Пусть думает все, что хочет. Не станет она перед ним оправдываться и вообще больше никогда его не увидит. Даже по телевизору. А увидит случайно, смотреть не станет.

Так решив, Денисия выбросила эти проблемы из головы, да и когда о них думать? Дел хватало. Были среди них и приятные, например, предстоящий прием. Позвонила Зойка:

— После четырех за платьем и туфлями забеги.

Не утерпела Денисия, забежала раньше, и вот результат: столкнулась с банкиром. Он обошел ее, как чумную, и презрительно усмехнулся:

— Ах какая челка! Теперь ты вылитая телка.

Денисия так растерялась, что на грубость вежливо вымолвила:

— Здрасте.

Не удостоил ответом банкир. Отвернулся и молча проследовал в лифт в сопровождении своей монументальной охраны.

«Вот оно, счастье, к которому стремятся Федька со Степкой, — подумала Денисия, невольно продолжая спор с сестрами. — Сегодня он презирает меня, завтра его презрение ляжет на Зойку. Он и сейчас уже жену не уважает, раз может так запросто пинать ее родню».

Однако в квартире банкира слегка пошатнулась ее уверенность в собственной правоте. И почти окончательно проиграла Денисия спор своим сестрам в гардеробной, куда впервые Зойка ее повела.

— Бог ты мой! — ахнула она. — Это же еще и не в каждом магазине увидишь столько!

Чего там только не было. Денисия даже не знала, что Зойка обладательница такого количества шуб.

А сколько обуви у нее! А платьев! Костюмов! Это ж замериться можно!

Впрочем, Зойка выбирать не дала, сразу сказала:

— Наденешь вот это и это.

И, схватив сестру за руку, в туалет потащила, подальше от «жучков». Там, среди кафеля, она гораздо уверенней себя почувствовала, спокойней. Уселась на унитаз и приказала:

— Рассказывай!

Денисия, поеживаясь, начала рассказывать, как Сашка выглядит, о чем говорили, куда водил, чем кормил. Зойка сыпала вопросами, задавала один за другим. Денисия даже начала опасаться, что опоздает на прием, но Зойка, вдруг глянув на часы, скомандовала:

— Все, хватит. Тебе пора. Завтра договорим. Прием у посла — святое.

Загрузив в пакет платье и туфли, Зойка протянула сестре коробку с бриллиантами и сказала:

— Значит, в одиннадцать вечера вернешь, чего бы тебе это ни стоило. У подъезда тебя буду ждать.

Смотри не опаздывай, долго ждать не могу. Заметит банкир — худо мне будет.

— Вовремя приду, — пообещала Денисия, внутренне торжествуя.

Проиграли ей сестры спор. На кой фиг нужны эти шмотки, если перед мужем родным приходится так трястись? Она же, Зойка, ноль без палочки. Рабыня Изаура. Вся во власти банкира. Захочет — оставит, захочет — прогонит. Уйдет сестричка в чем мать родила. Зря Зойка тратит время на своего банкира, лучшие годы ему отдает, свою жизнь молодую…

Больше Денисия об этом не думала: все мысли, все чувства поглотил прием. В тот вечер один только миг немного испортил ей настроение: миг, когда увидела она на приеме Аронова. Почему-то захотелось оправдаться, даже поманила его и начала объяснять, но, заметив его восторженное изумление, Денисия передумала, и правильно сделала.

А потом ей стало вообще не до Аронова. С ней беседовали такие люди! Такие люди! Государственные деятели! Артисты! Ученые!

В тот вечер здорово напрактиковалась она во французском. Практиковалась бы еще и еще, если бы не обещание, данное Зойке.

«Вот и кончен бал, — подумала Денисия, нехотя покидая прием, — карета Золушки превратится в тыкву, а бриллианты нужно срочно вернуть сестре».

А на следующий день — проза жизни: Ларка с ее переводом, Зойка с ее любопытством-страстями по Сашке, Федька с ее отелем, Степка и ее пирожки.

И в центре этой прозы вдруг поселились боль, страх за будущее.

"Что за боль? Что за страх? Плохое предчувствие?

Оно или не оно?" — весь день гадала Денисия.

Гадала до тех пор, пока не позвонила Зойка. Дальнейшее развивалось с такой остротой, что некогда было гадать — приходилось действовать, на ходу принимая страшно ответственные решения.

Думала, будет одно, а вышло другое. Закрутился калейдоскоп событий: приезд на дачу, встреча с Зойкой, как снег на голову банкир, его неожиданное появление с таинственным Карлушей, их непонятный спор и.., смерть сестры.

Вот такой калейдоскоп.

Калейдоскоп?

Хорошенький калейдоскоп. Жернова! Мясорубка!

Затянула Денисию и безжалостно закрутила, закрутила…

Прокрутила и выплюнула.

Очнулась выплюнутая мясорубкой-судьбой Денисия за рулем Зойкиного красавца «Феррари». На бешеной скорости мчит, а куда, не знает. Начала лихорадочно думать, складывать — что куда. И чем больше складывала, тем меньше оставалось решимости.

Той решимости, которая ее в шмотки сестры загнала да за руль усадила.

«Зачем я это сделала?» — спрашивала она себя, даже мысленно не решаясь признаться, что из-за Сашки Гусарова. То ли потрясла смерть сестры, то ли разум вообще помутился, но в минуту дурную мелькнула шальная мысль: ведь теперь не придется врать:

Денисия умерла, а она уже Зоя. Настоящая Зоя — не придерется никто. Теперь никто ей не помешает быть настоящей невестой Сашки.

А Карлуша… Карлуша пускай идет на фиг. Пусть еще поищет ее.

Та минута, затмившая разум, прошла и унесла с собой храбрость. Денисия протрезвела и спросила себя: "Зачем? И в самом деле, зачем? Пыжик во всем виноват. Не вовремя он подвернулся с дельцем своим: "Паспорт, Денька, прихвати и дуй ко мне скорей.

Тут наклевывается…" Вот и наклюнулось".

Не было бы при Денисии паспорта, было бы все иначе. Вернулась бы она домой и тихо, как мышь, сидела бы. Откуда банкиру знать, что она свидетель?

Приехала Денисия на такси, потом в чулане скрывалась…

Эх, что о том? В любом случае надо выкручиваться. Выдавать себя за Зойку — бред. Как такое стукнуло в голову? В какую минуту шальную?

«В какую? — разъярилась Денисия, пытаясь найти себе оправдание. — А не в ту ли, когда родная сестренка с пробитой башкой в кресле лежала, а хваленый ее муженек делал ноги? За что он, сволочь, грохнул ее? Грохнул-то, ясное дело, не он — тот, Карлуша, ну да какая разница? Зойки-то нет! Нет и не будет уже никогда!»

— Зойки не будет, — заскулила Денисия. — Зоюшки, Зоеньки, хитруньи моей дорогой, кокетки и хохотушки…

Мысль о том, что не увидит она больше сестры, рвала сердце на части, рождая не только острую боль, но и жгучую ненависть.

«Ничего, поквитаюсь еще с банкиром, — решила Денисия, скрипя зубами и до отказа давя ногу на газ, — будет знать, с кем связался. И до гада Карлуши я доберусь. Пусть не думают богатей, что все им дозволено, что все менты и суды у них куплены. Куплены? Хрен с вами! А мы в суд не пойдем! Обойдемся своими силами! Еще поглядим, кто кого!»

Неслась Денисия бешеным вихрем навстречу своей судьбе. Скорей! Туда! В неизвестность! Мимо мелькали машины. Встречных, за рулем обнаруживших бабу, лихорадило. Спешно давали сигналы зажженными фарами: дура, куда летишь! Скорость-то сбрось, и сама разобьешься, и нас побьешь…

Но она летела, неистовая: слезы струями по щекам, мелкой дрожью хрупкое тело… И никто не знал, что сидит за рулем не девчонка, не баба, а дикий от ненависти, страха и боли организм, беспомощный и опасный.

Клин клином вышибают. Когда раздался визг тормозов (и ее и чужих), когда «Феррари», балансирующий на двух колесах, едва не занесло в канаву, Денисия вдруг успокоилась. Хладнокровно выравнивая машину, она разъехалась с сыплющим матом встречным и больше не жала на газ: ехала ровно, спокойно.

И точно так же текли ее мысли. И сразу выяснилось, что надо делать: перво-наперво деньги из банка забрать. Остальное успеется.

Денисия, не выпуская руля, свободной рукой открыла сумочку Зои, потрясла… На сиденье выпали: связка ключей, пара сотовых, расческа, косметичка и.., все.

Все! Карточек не было!

Но Денисия знала характер сестры — Зойка жила под девизом: все свое ношу с собой. Карточки быть должны. Где они? Где?

— В документах! — догадалась Денисия.

Распахнув «бардачок», она вытащила бумажник сестры, раскрыла его: паспорт, права, пластиковые карточки. Целых пять штук.

«Узнаю запасливую Зойку», — с горькой нежностью подумала Денисия, снова давя на газ.

Надо было спешить. До закрытия банков оставалось совсем немного.

 

Глава 11

Деньги Денисия получила легко: все пять карточек отоварила.

Набралась неплохая сумма, но, если честно, Денисию она разочаровала. Против тех грандиозных мучений, которые Зойка испытывала от своего банкира, не деньги, а крохи, мышиные слезы. Такие, если слегка поднапрячься, заработала б Зойка сама, без муженька-кровопийцы. Еще один аргумент в пользу Денисии в ее споре с глупыми сестрами.

Получив деньги, она призадумалась: «Дальше-то что?..»

И сразу ее осенило: «Как — что? Надо забрать драгоценности, иначе не поверит банкир, что его любимая женушка здравствует. Уж что-что, а драгоценности Зойка первым делом цапнула бы. Подороже тех карточек, пожалуй, они».

Скрепя сердце отправилась Денисия в самое логово врага. Не то чтобы боялась она там встретить банкира, нет, это вряд ли… Даже если он дома, не дурак, при Елене (прислуге) не станет расправу чинить.

Да и не ждет он появления жены. Уверен, убитая Зойка на даче лежит. Улепетнуть от банкира целой и невредимой был у Денисии шанс большой, но противно. Противно в поганый тот дом ступать, туда, где страдала несчастная Зойка…

С ленивой небрежностью (подражая сестре) входя в подъезд, Денисия равнодушно осведомилась у консьержки:

— Не знаете, муж мой дома?

— Не приходили, — почтительно ответила та.

«Уже легче», — подумала Денисия и тут же нос к носу столкнулась у лифта с Еленой, с домработницей.

Та пояснила, что по поручению банкира отправляется на дачу, якобы надо оттуда что-то срочно забрать.

— Что ж, милочка, поезжайте, — опять подражая сестре, ответила Денисия, мысленно констатируя, что не терпится банкиру покончить с его грязным делом.

Грохнул жену и торопится факт сей огласке предать.

«Впрочем, мне это на руку», — подумала Денисия.

Поднявшись в квартиру, она быстро отыскала драгоценности, прихватила портрет матери, старую записную книжку Зои и уже хотела уходить, но раздался звонок в дверь.

«Кто это? Вернулась Елена? Или приперся банкир?»

На всякий случай Денисия спряталась в коридоре в платяном шкафу — если что, выход рядом. Звонки прекратились, но Денисия не шевелилась. Затаилась, еле дыша. Однако ни ковыряния ключа в замке, ни того, как открылась дверь, она не услышала. Просто вдруг совсем рядом прозвучал ненавистный голос банкира Воровского:

— Проходи, Карлуша, мы одни.

— Как думаешь, скоро она вернется? — послышалось в ответ.

— Елена шустрая баба. Раз сказано «срочно», задерживаться не будет. У меня дисциплина строгая, а там уже сам считай, сколько до дачи, — сказал Воровский.

Денисия внутренне отметила, что голос банкира не слишком грустный. Да и Карлуша, похоже, не очень-то убивается, а ведь скорей всего он друг семьи.

Хотя с чего это она так думает? Может, Зоя ни разу и не видала его.

Парочка удалилась, судя по всему, в кабинет банкира. Но дверь не закрыли, Денисия довольно неплохо слышала их голоса. Речь шла все о той же Елене.

Гадали, как она себя поведет, когда на даче труп обнаружит. Банкир склонялся к тому, что сразу ему позвонит, Карлуша же выражал опасения, что домработница дура, может не позвонить, а по глупости дернет в город. Тогда им ждать долго придется.

«Чего они ждут?» — удивилась Денисия.

Но из дальнейшей беседы злодеев ей стало ясно, что план их таков: Елена, обнаружив труп Зои, сообщает им, а они тут же звонят в милицию. В милицию, адвокату, домашнему врачу, и… Карлуша сматывает удочки. Боровский, разумеется, обезумев от горя, уже не способен следакам давать показания. Убивается, волосы рвет…

Впрочем, нет у него волос. И в состоянии он не в самом лучшем: от страха трясется. Слабак. А Карлуша боится оставлять его одного. Не одного, конечно, а с адвокатом, но Карлуша, по-видимому, кадр еще тот: все привык держать под контролем. И совсем не трус, в руках себя держит. Накачивает советами дружка, рекомендует наотрез отказаться от беседы с ментами…

Прислушавшись, Денисия поняла, что уже и не рекомендует, а настаивает, кричит:

— Никаких показаний! Скажи, что плохо тебе, что приступ сердечный. Как только Елена приедет или позвонит, сразу вызываю врача. Да, так даже лучше, сначала врача, а потом ментов. А ты, смотри, помалкивай. Сегодня вообще ничего не говори. Это нормально в твоем положении. Все поймут, погибла любимая жена. Эх, жалко, мне с тобой остаться нельзя.

— Почему? — удивился банкир.

— Негоже, чтобы в такой день нас вместе видели, — пояснил Карлуша.

— Да консьержка видела уже, и, Елена, если вернется, может увидеть.

— Бабы не в счет. Кто у них спрашивать будет?

Тем более про меня. Их сразу про Зойку начнут пытать. К тому же консьержка нас вместе не видела. Мы в подъезд заходили порознь. Не у тебя одного я здесь бываю. Я вне подозрений. Расправляться с твоей Зойкой у меня мотива не было.

Подумав, Карлуша добавил:

— Видимого мотива не было. Короче, как хочешь, но про меня знать менты не должны, и Елена твоя не должна меня видеть.

Денисия подумала: «А вот я бы с удовольствием глянула на тебя. Что ты за сволочь?»

Но приоткрыть дверцу шкафа она не решилась — слишком опасно, вдруг заскрипит.

Время шло, Елена не возвращалась и не звонила.

У Денисии от неудобной позы затекло все тело. Казалось, еще немного, и вывалится она из шкафа, что тот скелет.

«Зачем я тут сижу? — спрашивала у себя Денисия. — Бриллианты забрала, подслушала кое-что, можно дергать. Тем более что ничего нового эти убийцы не говорят».

Действительно, Боровский с Карлушей по сотому разу обсуждали, как надо себя вести, чтобы менты их не раскололи. Денисия надеялась узнать, почему они грохнули Зою, но об этом злодеи ни слова.

«Интересно, — подумала она, — что эти сволочи будут делать, когда узнают, что Зоя жива?»

И едва она так подумала, как раздался звонок и следом панический рев банкира:

— Что?! Мертва-а-а?!

— В каком состоянии сама Елена? — скороговоркой спросил Карлуша. — Если в нормальном, пусть лучше остается там.

— Да при чем тут Елена? — завопил банкир и дальше, видимо, уже обращаясь к домработнице:

— Какая Денисия? Сестра? Ничего не пойму… Как эта идиотка туда попала?

Скорей всего Елена спрашивала, что ей делать, потому что банкир проревел:

— В милицию, дура, звони! Что еще делать, если такие нам неприятности!

Карлуша разволновался:

— Какая сестра? О чем ты с ней говорил?

Боровский окончательно взбесился:

— Черти тебя на убийство надрали! На даче лежит мертвая Денисия, а не моя жена!

— Кто-кто? — опешил Карлуша. — Кто такая Денисия?

— Зоина родная сестра! Близняшка ее!

— Откуда она взялась у тебя на даче, эта близняшка? Как это получилось?

— Как угодно! — гаркнул Боровский и с обидой пояснил:

— С такой женушкой, как у меня, там мог и сам черт оказаться.

Карлуша вызверился:

— Ты сам себе выбрал такую жену. Шлюха, настоящая шлюха. Сколько раз тебе было говорено…

— Знаешь, не начинай. Легко перекладывать с больной головы на здоровую. Лучше давай вспоминай, кто был там под пледом, кого мы там кокнули?

— Да жену! Твою жену! — завопил Карлуша.

— Как бы не так! — завопил и Боровский. — Нет там моей жены! Домработница утверждает, что жену мою после видела, недавно совсем, а на даче лежит Денисия.

Карлуша выразил сомнение:

— Да как же Елена узнала, кто там лежит, если они близнецы, жена твоя и эта Денисия?

— Ее драное пальто там на вешалке висит, а в нем документы. И челочка! Челочка! Как можно было стрелять в лоб и не заметить челочки?

— Челочки? — задумчиво промямлил Карлуша.

— Да, челочки! Нет челочки у моей жены! — по-бабьи взвизгнул банкир и жалобно заскулил:

— Выходит, Зоя жива. Так где же она, моя Зоя? Елена видела ее. Зоя приходила сюда. Надо ей звонить. Надо ее найти. Если она узнает о смерти сестры, сразу поймет все. Утром у нас об этом деле серьезнейший был разговор, мы повздорили, потом я на дачу ее услал… Короче, Зойка не дура.

— Она-то не дура, да ты дурак! — взбесился Карлуша. — Ты же в комнату заходил, ты же сказал мне, что спит она, твоя Зойка! Неужели не видел челочки?

Банкир растерянно бубнил:

— Может, видел, может, не видел… Я тогда в таком состоянии был…

— Вот именно. С этой твоей молодой женой ты теперь все время не в том состоянии. Лучше скажи мне, что делать нам?

— Не знаю.

— Кого я спрашиваю? — взвыл Карлуша. — С кем советуюсь? Что ты, мозгляк, вообще можешь знать?

Теперь и я во всем сомневаюсь: Денисия там или Зоя?

— А что тут сомневаться? — промямлил Воровский. — Я по твоему совету слежку за женой устроил, вот Зоя и выкручивалась. Ей делать это просто, еще бы, четыре сестры. Как я об этом не подумал? Приказал ей быть на даче, вот она Денисию и послала вместо себя, а сама бегом к любовнику.

Карлуша презрительно хмыкнул:

— Ну ты и дурак. Слушай, ты вообще уверен, что утром со своей женой разговаривал? А жил ты с кем?

Может, эта хитрожопая Зоя какую-нибудь из своих сестер тебе подложила. А что, попросила за нее в постели твоей подежурить, а сама — налево. Не удивлюсь, если это так. Не удивлюсь, если теперь все сестры в курсе. Все сучки знают, что происходит там у тебя. Короче, убирать будем всех.

Банкир испугался:

— Как — всех?

— Всех сучек. Где уверенность, что нас видела Зоя? Может, на дачу тогда заскакивала ее очередная сестра. Черт знает! О чем ты думал, когда женился? Клонированная жена! В голове не укладывается.

Страшное дело! Так, время не терпит, — спохватился Карлуша. — Некогда мне здесь с тобой болтать. Где эти сучки живут? Давай мне их адреса.

Боровский запаниковал:

— Зачем? Что ты собираешься делать?

Раздался шлепок. Судя по всему, Карлуша залепил банкиру пощечину.

— Давай адреса! — завопил он. — Ни минуты нельзя медлить! Их надо прикончить раньше, чем эти цыпочки узнают о смерти сестры. Если они в курсе, могут кое-что сообразить. Со страха еще попрутся в милицию…

— Нет у меня их адресов, — плаксиво промямлил Боровский. — Одна в отеле каком-то горничной работает, другая — в кондитерском цехе при ресторане.

— При каком ресторане?

— Понятия не имею. Знаю только, что в центре Москвы. Та, что в кондитерском, Степанида, а Федора — горничная. Обе Гронские, как моя жена.

— Та-ак, — задумчиво пропел Карлуша, — спасибо и на этом. Я убегаю, а ты остаешься. Сиди сторожи, может, явится Зоя. Если что, сразу звони.

Мимо Денисии пронесся решительный топот, хлопнула дверь, и наступила тишина. В этой тишине вдруг раздался жалобный вой банкира. Он, как баба, рыдал, приговаривая:

— Зоенька, что ты натворила, Зоенька, Зоенька, любимая моя…

"Что делать? — растерялась Денисия и тут же решила:

— Надо выходить. Надо срочно спасать сестер".

Она бесшумно выбралась из шкафа и беспрепятственно проследовала к двери, даже открыла ее. Банкир в своем кабинете громко стенал и ничего не слышал. Можно было спокойно уйти, но Денисия повернула обратно. Захотелось взглянуть в подлые глаза банкира.

 

Глава 12

Вернуться толкнула Денисию ненависть (жгучая ненависть к банкиру), но лучше бы она не возвращалась. Какой сразу поднялся шум: крики, слезы, уговоры — невероятный ажиотаж.

Увидев ее, банкир с воплями: «Зоя, Зоя!» — упал на колени и начал молить.., о пощаде. Сначала Денисия испугалась, но затем, пользуясь случаем, попыталась выведать, что за разговор произошел у Воровского утром с сестрой, да какой там! Он твердил:

— Ты права, я подлец, — и ничего более.

Денисия попробовала использовать излюбленный Зойкин прием: она задрала вверх подбородок, встала в горделивую позу и надменно приказала:

— Или ты все честно выкладываешь мне, или я сейчас навсегда ухожу. Больше ты меня не увидишь.

Банкир испуганно взглянул на нее и спросил:

— А что еще я должен тебе выложить? Утром я был предельно с тобой откровенен. Теперь ты все знаешь.

Вот так раз: приехали! Не говорить же ему, что забыла все подчистую! Денисия растерялась, но виду не подала.

— Все? — строго спросила она.

Боровский нахмурился:

— Ну, не все, конечно, всего я и сам не знаю.

И зачем тебе? Зоенька, ты не представляешь, какие это страшные люди… Ты на даче была? — вдруг спросил он, бледнея.

— Я сидела в шкафу и прекрасно слышала весь ваш разговор, — заявила Денисия. — Поэтому знаю, что вы убили мою сестру.

Банкир схватился за сердце, начал вываливаться из кресла.

— Приступ, приступ, — хрипел он. — Стенокардия…

Денисия испугалась. Она страшно его ненавидела, но смерти его не желала.

— Что делать? — закричала она. — Валидол? Валерьянку? Что? Что?

— Конкор, — махнул в сторону ванной банкир. — Конкор… Ты же знаешь…

Денисия метнулась в ванную, отыскала аптечку, нашла лекарство — Боровский принял таблетку в форме сердечка, посидел немного, прикрыв глаза, и ожил.

— Зоенька, — прошелестел он, — прости меня, Зоенька. Я не в силах тебя спасти. Я слишком ими повязан. Тебе надо бежать. Возьми из сейфа денег побольше… Все! Все возьми и уезжай за границу. Когда страсти улягутся, я тебе позвоню.

— Почему я должна уезжать? — возмутилась Денисия.

— Потому, что Карлуша тебя убьет! — снова хватаясь за сердце, воскликнул Боровский.

— Убьет? Да кто он вообще такой? Кто он, твой всесильный Карлуша? Вор в законе? Мафиозо? Кто?

Кто?!

Банкир изумленно уставился на нее, схватился за голову, потом снова за сердце и как-то фальшиво запричитал:

— Зоенька, хватит, теперь ты сама все прекрасно знаешь. В нашем утреннем разговоре я ничего от тебя не скрывал. Карлуша становится невероятно опасен уже тогда, когда речь заходит о его репутации. А то, что ты подслушала, то, что ты о нас узнала, ставит его жизнь под угрозу. Его жизнь! И его, и мою. Он не верит, что ты будешь молчать. И никогда не поверит.

— Да как он вообще узнал о нашем разговоре? — удивилась Денисия. — Нас было двое, и я ему ничего не докладывала. Это ты ему разболтал?

Боровский виновато поник головой:

— Нет, Зоенька, не я. Наша квартира прослушивается. На Карлушу работает целая служба. Его спецслужба.

— Что же, они и сейчас нас слышат? — поразилась Денисия.

— Нет-нет, — успокоил ее банкир, — сейчас нет.

Я, как только узнал, сразу своих ребят прислал. Они здесь все вычистили. Впрочем, это ненадолго. Карлуша не оставит меня в покое. Ни меня, ни тебя.

— Тогда почему бы тебе его не убрать, раз он хочет моей смерти? Убери Карлушу, и заживем, как все нормальные люди.

Боровский покачал головой. В его безжизненных глазах отразилась тоска.

— Не получится, — прошептал он. — Как все нормальные люди, не заживем, Зоенька, не получится.

Я лишь пешка в их игре. Да-да, твой муж пешка. Ты была права. Я безвольный. Потому меня и выдвинули, что легко управляем. Карлуша с детства знает меня, он мой старый дружок. И он всесилен. Я не могу с ним воевать. Я устал, я болен… Мне уже на себя плевать, но я очень люблю тебя, моя девочка. Я готов тебя спасти даже ценой своей жизни. Зоенька, помоги мне встать.

Денисия протянула Воровскому руку, он поднялся из кресла и, опираясь на ее плечо, проследовал к сейфу. Набрав код и открыв дверцу, он выгреб с полок все деньги и отдал их Денисии.

— Беги, девочка, беги, — возвращаясь в кресло, призвал он. — Сейчас налетят злые вороны. Ты должна обмануть их, ты должна убежать.

Банкир был таким ничтожным, таким размазанным, что Денисия уже не могла его ненавидеть, но и жалеть его она не могла.

— Прощай, — сказала она и стремительно вышла из кабинета.

— Зоя, постой! — закричал банкир.

Она оглянулась.

— Загранпаспорт взяла?

— Я забрала все документы.

Воровский кивнул:

— Иди, девочка, иди.

Денисия двинулась к выходу, но он снова окликнул ее. И опять она оглянулась.

— Дай хоть в последний раз поглядеть на тебя, — пристально всматриваясь в ее лицо, прошептал Воровский. — Сердце сильно шалит, боюсь, немного уже мне осталось. До встречи не доживу. Дай насмотреться. Какая ты у меня красивая…

Денисии стало не по себе, мелькнула мысль:

«Вон как уставился. Не ровен час, разоблачит». Но следующей мыслью она себя успокоила: «Разоблачит, и что будет? Что он мне сделает, этот труп?»

Она решительно повернулась и теперь собралась уйти во что бы то ни было, но банкир снова позвал ее, и она опять послушно вернулась.

— Зоенька, чуть не забыл! Достань из сейфа красную папку и дай ее мне.

Денисия растерянно уставилась на полуопустошенное чрево сейфа, размышляя, нет ли подвоха. Может, передумал банкир, может, подманивает ее, может, хочет схватить?

— Зачем? — спросила она.

Воровский пояснил:

— Я контракт приготовил да чуть не забыл. Надобно тебе его подписать.

Денисия попятилась:

— Зачем?

— Если что случится со мной, по закону ты наследница. После смерти моего брата единственная наследница. Но все равно ты ничего не получишь. Они обманут тебя. Это несложно. Они могут многое утаить. Чтобы этого не случилось, я составил брачный контракт. Сам по себе документ не слишком серьезный, но зато здесь четко перечислено все, что остается тебе в случае моей смерти. Подпиши и отправь заказным письмом моему адвокату. Адрес указан на конверте. Адвокат в доле. Он получит с наследства большие проценты, поэтому твои интересы будет добросовестно защищать. Подпиши, Зоенька. Без твоей подписи контракт недействителен.

Денисия достала из сейфа папку, нехотя приблизилась к столу, подписала все необходимые документы и отскочила на безопасное расстояние. Банкир спросил:

— Боишься?

— Боюсь, — призналась она.

— Дожил, родная жена боится меня, — сокрушился он и запечатал контракт в конверт.

Протягивая его Денисии, попросил:

— Немедля, Зоенька, прямо сейчас отправь его заказным.

— Хорошо, отправлю, — пообещала она и, уже не останавливаясь, двинулась к выходу.

— Храни тебя бог, — донеслось ей вслед.

Больше она никогда не видела ненавистного ей банкира! ни живым, ни мертвым.

 

Глава 13

Если до этого Денисия пребывала в некоторой растерянности — не знала, куда ей податься и что предпринять, — то теперь у нее была цель: надо было спасать сестер. Только где их искать? Не нашел бы их раньше Карлуша…

Тут Денисия вспомнила, что Федька просила подежурить за нее в отеле именно эту ночь. Приехал министр-жених, следовательно, велика вероятность, что Федора готовится к свиданию: чистит перышки в своей уютной квартирке, снятой министром для амурных дел.

«Раз Федька дома, надо Степке звонить, — решила Денисия. — Рабочий день закончился, значит, и она дома. Если, конечно, не умелась к, своему Гарику».

Жених Степаниды был менее щедр, поэтому она на пару с подругой снимала скромную комнату у пенсионерки-старушки. Позвонив сестре, Денисия выяснила, что Степка отправилась к Федоре.

«Сам бог их в кучу собрал», — с огромным облегчением вздохнула Денисия.

Сестер она застала за жарким спором, зыбко балансирующим на грани рукоприкладства, что Денисию совсем не удивило. Спор с рукопашной — обычное состояние Степки и Федьки, самое выразительное проявление их сестринской любви.

На этот раз коллизия сводилась к следующему: сестрички остервенело делили Федькину шубу — скромного кролика, стриженного под норку. Несмотря на то, что шубейка была подарена женихом-министром, Степанида пылко и многоречиво считала, что пойти на свидание в кролике должна именно она и именно к своему красавцу-бизнесмену-Гарику, а старикашка-подагрик-министр подождет. Еще налюбуется, радикулитный, своей псевдоноркой, но в другой раз.

Федора, разумеется, категорически была не согласна, имея на то очень веские аргументы, из которых ее владение шубой был самым последним. Хоть Степанида и работала в кондитерском цехе у Азера, но Федора значительно лучше питалась. Стараниями ловеласа-официанта за свои красивые глазки она получала объедки из местного ресторана: каждый день трескала мясо, изредка — лобстеров, а порой даже лопала трюфели. Пользуясь преимуществом силы, без стыда и совести Федора энергично напирала, в качестве самых весомых аргументов приводя свои кулаки, которыми она грозно потрясала перед носом неустрашимой Степаниды.

Кулаки и у Степки были, но она уповала на крепкие ногти и свою правоту. Имелся договор: один раз — Федька идет на свидание в своей шубе и Степкиных сапогах, другой раз — наоборот, Степка наряжается в Федькину шубу и свои сапоги.

— Моя очередь настала! — истошно вопила она. — Был договор? Выполняй!

Но Федора никогда ничего выполнять не желала.

Не привыкла она. Потрясая кулачищами, Федька не теряла надежд вытеснить сестрицу из своего дома несолоно хлебавши. Можно представить, каким визгом сопровождала она эти надежды. Впрочем, Степанида в долгу не оставалась, благо глотка досталась ей тоже луженая.

Уже на лестнице, подходя к квартире Федоры, Денисия поняла, что сестер разливать придется водой — иначе в короткий срок девушек не успокоить. Так и вышло. Сначала она долго под дверью топталась, безуспешно звонила, а потом, когда Федька, не отвлекаясь от спора, дверь ей все же открыла, выяснилось, что сестрам не до нее. Не то чтобы они ее совсем не заметили. Заметили. Более того, обратились к ней хором, но каждая со своей проблемой.

— Денька, скажи этой скупердяйке, пускай отдаст мне свои сапоги, — потребовала Федора.

— Ну и наглая рожа! — возмутилась Степанида. — Мало что шубу свою зажала, так еще и мои сапоги себе хочет урвать. Денька, скажи ей, пусть не выделывается, пусть выполняет наш договор. Уговор дороже денег! — в довершение взвизгнула она. — Шубу гони!

— Дороже денег нет ничего, — мгновенно отреагировала Федора. — Или гони сапоги, или пошла вон!

Денька, скажи этой чуме.

Несмотря на то, что Денисия всеми возможными средствами пыталась преобразиться в Зойку, сестер она не обманула. Те, с ходу определив в ней средненькую, обращались не к Зойке, а к Деньке. Так было всегда: друг друга они не путали. Вот уж пошутила природа: отец родной…

Да что там отец, покойная матушка дочерей своих путала, чем пользовались бестии не раз и не два, но сами они всегда точно знали, кто из них кто, как их ни наряжай. Вот и сейчас не ввела сестер в заблуждение ни прическа под Зойку, ни стильные шмотки, ни шиншилла баснословной цены. Денька перед ними, и все тут. Как узнали? Загадка.

Впрочем, Денисию эта загадка не интересовала.

Ей было гораздо важнее развести сестер. Глупо было прибегать к уговорам. Любой дельный довод будто кружка воды на угли в бане — паром их возмущения так обожжет, что мало не покажется: помянут и ей все грехи, начиная с пеленок.

Прекрасно зная нрав своих родственничков, Денисия не стала даром время терять, а сразу помчалась в кухню. Набрала там в кастрюлю холодной воды да и выплеснула ее на разгоряченных сестричек. Те взвизгнули и.., зашипели. Хором, но уже на нее:

— Совсем охренела?!

— Белены объелась?!

— Ну ты и сучка!

— Вот щас тебе наподдам!

— Тихо-о-о-о!!! — во все горло завопила Денисия и, упреждая сестринские возражения, сообщила:

— Зойка наша умерла.

— Как умерла?! — после минутной паузы, прекратив таращить глаза и хватать ртом воздух, спросила Степанида.

Федора тоненько заскулила:

— Как же она? В аварию, что ль, попала?

— Девочки, хуже, — не слыша своего голоса, прошептала Денисия, — но об этом потом. Всем нам тоже опасность грозит, поэтому сматываемся прямо сейчас. Федька, хватай самое необходимое и вперед.

— Да у меня здесь все самое необходимое, — растерялась Федора и зло выругалась на покойную сестру:

— Трам-тарарам! Вечно вляпается эта Зойка! Одни от нее неприятности! — заключила она.

— Федька, цыц! — гаркнула Денисия. — Не будет вам больше от нее неприятностей. Зойка мертва, что и нам обещают, но все вопросы потом. Что стоите, открыв рты? Дергайте! Дергайте! Если б вы знали, в какую мы все переделку попали, то сейчас бы впереди своего крика неслись. Федька, где твой паспорт?!

Федора метнулась к полуразваленному бюро, вытащила паспорт, кошелек, мобильный, отдала их Степаниде и попыталась накидать в сумку побольше вещей, но Денисия не позволила.

— Жизнь дороже! — крикнула она, хватая Федору за руку и увлекая ее за собой.

Степанида послушно трусила за сестрами, всхлипывая:

— А как же шуба? А как же наша общая шуба?

— Да не нужна она никому, — на удивление трезво и щедро отреагировала Федора. — Не поняла, что ль, на нас охотятся?

Уже в машине Денисия им рассказала, что произошло с Зойкой, и сестры завыли в голос. Тогда Денисия поведала о разговоре с банкиром, и сестры вызверились на нее. Особенно лютовала Федора.

— За каким хреном ты в Зойку переоделась? — кричала она. — На кой нос в это дело сунула?

Денисия ответа на этот вопрос категорически давать не хотела — слишком неприглядный, даже страшный ответ. Она долго и героически отбивалась от нападок. До тех пор, пока не образумилась Степанида.

— Хватит уже, — одернула она беснующуюся Федору. — Что толку орать? Теперь надо думать, куда нам деваться. Чует сердце мое, не успокоится этот поганый Карлуша, пока не кокнет нас, пока нас не найдет.

Она так запросто о злодее сказала, словно была с ним знакома. Денисия загорелась надеждой:

— Степка, ты что, знаешь его?

— Да ну, — отмахнулась та. — Откуда?

— И я что-то не припоминаю, чтобы Зойка про Карлушу трепалась, — поддерживая сестру, сказала Федора. — Друг детства, говоришь?

— Так банкир утверждал. Говорил, что Карлуша друг его детства, — подтвердила Денисия.

— Стран-но, — задумчиво пропела Степанида. — Неужели детство было и у банкира?

Федора рассудила:

— Выходит, было, раз Карлуша друг детства. Или, думаешь, Боровский сразу банкиром родился?

— Но о Карлуше я никогда не слыхала, — заверила Степанида и взвыла:

— Ой, девочки, а куда ж нам деваться? У меня даже паспорта нет с собой!

Поехали к Степаниде. Не доверяя здравомыслию сестры (жадная Степка и мебель с собой попрет), Денисия сама за паспортом отправилась. Пользуясь своим абсолютным сходством с сестрой, она собралась беспрепятственно пройти в комнату Степки, но как бы не так. Хозяйка квартиры — милая интеллигентная старушенция — оказалась чрезвычайно недоверчивой особой.

— Вы кто? — преграждая Денисии путь и глядя на нее поверх очков как на совершенно незнакомого человека, спросила она.

— Теть Маш, — не растерявшись, на Степкин манер загундосила Денисия, — вы не видите, что ль, я ж ваша жиличка.

— Вижу, но прическа не та и одежда не та.

— Ой, долго ль мне шмотки сменить? Шубку сестрица подкинула, а прическу в цирюльне сварганили.

— Может, так, а может, и по-другому. Может, вы и есть та сестрица, что шубку подкинула, — с подозрительным прищуром предположила старушка.

Денисия рассмеялась:

— Зойка, что ль? Она ж богатейша. Пусть и она, дак что ей здесь у меня воровать?

Сраженная логикой, старушенция согласилась:

— Да, брать у вас, Степочка, нечего, но и вы меня тоже поймите. С тех пор как поселился над нами Реваз, грузин-бизнесмен, мой дом в двор проходной превратился. Все лезут, кому не лень. И нерадивые какие-то пошли нынче воры: номер квартиры не могут запомнить. Вот рассержусь и повешу на дверь табличку: «Бедна, как церковная крыса. Кроме болезней, нет у меня ничего, а деньги ищите на пятом этаже».

— А вы ворам отдайте свой болезни, — пошутила Денисия, но старушка задумалась, серьезно рассматривая этот вопрос.

— К сожалению, все болезни мои не заразны, — горестно вздохнула она, пропуская девушку в Степкину комнату.

Там, недолго задерживаясь, Денисия забрала сбережения сестры, ее паспорт, похватала кое-что из вещей и бегом вернулась в машину. Отъехав на безопасное расстояние, она заглушила мотор и, поворачиваясь к сестрам, спросила:

— Что будем делать?

Начали перебирать всевозможные варианты, и чем больше перебирали, тем безысходной вырисовывалась перспектива, все мрачней и мрачней становилось на душе. В конце концов умолкли и задумались.

Степка подскуливала: «Зоя-Зоя», Денисия и Федора молча вытирали слезы.

— Послушайте! — вдруг воскликнула Степка. — А может, пускай Денька своему Аронову позвонит?

Вдруг он нас спасет?

— Как? — скептически поинтересовалась Федора.

— Про нас и банкира с Карлушей в передаче своей сообщит, эти сволочи нас и не тронут. Не посмеют. А мы заодно и прославимся: сразу звездами станем, как нам Аронов и обещал.

— А куда я ему позвоню? — без всякого вдохновения осведомилась Денисия. — Будто мы коротко с ним знакомы. Я вообще его видела не больше трех раз, если не считать телевизора. И адреса своего он мне не давал.

Федора ахнула и, поковырявшись в вещичках, протянула сестре визитку.

— Что это? — удивилась Денисия.

— Все координаты Аронова, — бойко сообщила Федора.

— Ух ты! — восхитилась Степанида., — Федька, ты где их взяла?

Та смущенно поведала:

— Да когда нас примадонна полуголых вышвыривала из номера, Аронов визитки свои обронил. Я одну подняла и сохранила. Теперь пригодится.

Денисия пожала плечами:

— Вряд ли. Нет смысла ему звонить. Не станет помогать нам Аронов.

Сестры спросили хором:

— Почему?

— Опасно. Зачем ему рисковать? Кто мы ему?

— Какая разница? — возмутилась Федора. — Он журналист, а тут сенсация сама в руки прет. Короче, не выделывайся. Бери визитку и прямо сейчас звони.

Денисия визитку взяла, но звонить не спешила.

— Девчонки, — с мольбой спросила она, — на кой нам этот Аронов? Это только в книжках журналисты за правду радеют, а на самом деле они все продажный народ. Их только деньги интересуют. Говорящие попугаи, торгующие собой и оптом и в розницу. Он в одну секунду нас сдаст Карлуше. Нет, девочки, мы должны рассчитывать только на себя.

— А пошла ты! — рассердилась Федора. — Снова заладила про свою независимость. Выбрала время мораль читать. Не хочешь звонить, верни визитку. Я сама ему позвоню.

— Правда, Денька, чего ты выделываешься, — восстала и Степанида. — Может, ты и права, но я хочу знать это точно. Давай звякай Аронову, и пускай он тебя пошлет. Тогда и начнем сами думать.

— Эх вы, иждивенки, — сокрушилась Денисия. — Паразитки-лентяйки, всего и умеете, что надеяться на штаны. Ждут вас в жизни огромные разочарования.

— До этих разочарований еще надо дожить, — философски заметила Федора и гаркнула во все горло:

— А ну, блин, звони!

Денисия подчинилась, набрала мобильный Аронова, но он не отвечал. Она позвонила по другому номеру: там ей сказали, что Матвей очень занят и не может с ней говорить. Она бросила, сотовый на сиденье и горестно закатила глаза.

— Ну что? — спросила Федора.

— Практически послал, — злорадно сообщила Денисия. — В ближайшее время просили его не беспокоить: страшно занят. И так будет всегда! Хотите сами проверить?

— Да ладно, — отмахнулась Степанида, — была охота даром время терять. Скажи лучше, что нам теперь делать?

Денисия оживилась:

— Девчонки, нам сейчас что надо? Смыться скорей из Москвы. У меня есть предложение. Прямо сейчас мчим отсюда подальше, но до большого города: хоть до Рязани, хоть до Иванова. По карте посмотрим, что ближе. Деньги у меня есть, много денег. Там берем билет до Сочи, устраиваемся в пансионат и ждем, пока страсти улягутся. Потом возвращаемся и нормально живем.

— А как ты узнаешь, что страсти уже улеглись? , — ядовито поинтересовалась Степанида.

— Время от времени будем Ларке звонить, она нам расскажет.

— Нет, так не годится, — забраковала план сестры Федора. — Прямо сейчас нам уезжать нельзя. Ты с университетом должна уладить, мы со Степкой тоже работу терять не хотим.

Денисия резко ее прервала:

— Твои предложения?

Федора призадумалась, явно в чем-то сомневаясь, а потом махнула рукой:

— А, раз такое дело, расскажу все жениху-министру. Во-первых, он величина в своей местности, значит, спрячет нас надежно. Во-вторых, его можно попросить и наши дела уладить. В моем отеле он человек уважаемый. Если за меня словечко замолвит, с работы уж точно не слечу. Да и с учебой твоей отмаз придумает, и Степкиному хозяину насвистит — не уволят.

— А как же ты ему расскажешь? — ахнула Степанида. — Ты же дворянкой прикидывалась, все боялась, что он узнает, кем ты работаешь.

— А тут еще выяснится, что полно сестер у тебя и все не дворянки. Он же теперь на тебе не женится, — предположила Денисия.

— Ну и фиг с ним, — отрезала Федора. — Тут не до жиру, быть бы живу. Из истории выпутаться он поможет, а с женитьбой потом разберемся. Не захочет, другого найду. Какие наши годы.

Степанида уставилась на Денисию:

— Ну что, едем к министру?

Та представила, как придется им впутывать в очень сомнительную историю совсем незнакомого человека (на опыт сестры она не рассчитывала), и поежилась:

— Ой, девочки, не знаю.

— Да ладно тебе, — отмахнулась Степанида.

— Страшно мне, аж мурашки по коже. Не знаю.

— Да что ты не знаешь? — рассердилась Федора, — Не знает она! Досомневаешься, блин, пока нас не грохнут, как Зойку. Я вон министром своим уже жертвую.

Вдруг в голос завыла Степанида:

— Зо-о-ойка-а-а! Зоечка-а-а!

— Правда, поехали, Денька, — взмолилась Федора и, видя сомнения сестры, гаркнула:

— Езжай, мать твою, блин!

Денисия тронула с места «Феррари».

 

Глава 14

Министр, к удовлетворению Федоры, оказался в номере и, судя по всему, собирался на рандеву к невесте. Он был приодет, гладко выбрит, надушен, полон радужных ожиданий. Он всем своим перезрелым, дряблым мужским существом предвкушал сладость упругого юного тела, когда же «тело» явилось к нему само, он удивился и насторожился.

Денисии это сразу не понравилось. Однако Федька чужого мнения не спрашивала, потому, как всегда, имела свое. Она с ходу обрушила вагон бед на министра, после чего бедняга струхнул, едва не наделав в штаны. Его била нервная дрожь, и огоньки страха метались в глазах. В каком состоянии он пребывал, было ясно даже простушке Степаниде, начисто лишенной наблюдательности. Но Федора, увлекшись, продолжала наседать и добилась того, что министр подчистую сознался, заявив:

— Никакой я не министр.

— А кто ты? — опешила Федька.

— Начальник отдела.

— Зачем же в Москву зачастил?

— По делам дружественной фирмы, которая и оплачивает мои вояжи.

— Ага, — вдохновилась Федора, — значит, кое-какие связи имеешь! Значит, не последний ты человек!

— Не последний, — согласился псевдоминистр, — потому и не хочу влезать в вашу историю. К тому же у меня семья.

Это был гром среди ясного неба!

— Семья?! — возопила Федора.

— И большая. Теща, жена и детей толпа: три мальчика и одна девочка. Я чиновник, лицо подневольное, рисковать не могу.

Долго рыдала Федора на плечах сестер! Сбившись в кучку на заднем сиденье «Феррари», они, нахохлившись, как воробышки, выли.., каждая о своем.

О разбитых мечтах голосила Федора: «Сволочи все мужики!» О потере несбыточного причитала Денисия: «Плакала моя Сорбонна!» — «И что с нами будет теперь?» — попискивая, заходилась от страха Степанида. И все вместе они (здесь их горе сливалось в хоре) убивались о Зойке, о любимой сестре.

Что там ни говори, каждая в жизни карабкалась как могла, но втайне надеялась все же каждая на помощь благополучной сестры.

А теперь что?

Совсем в этом мире одни? Без родственников! Без крыши над головой! Без денег, без помощи. И еще нависла беда…

Первой взяла себя в руки Денисия.

— Все, хватит, — заявила она, вдоволь наплакавшись и вытирая с обветренных щек слезы рукавами дорогушей шиншиллы.

Такое ее поведение отрезвило Федору.

— Ты че Зойкину шубу-то портишь? — возмутилась она. — Горе горем, а головой-то, сестренка, думай. Негоже переводить заграничную вещь.

Уж такая Федора была практичная с детства. И Денисия с детства терпеть не могла ее практицизма махрового.

— Пошла ты, — лягнулась она.

— Да ладно вам, — рассердилась Степанида. — Нашли время цапаться. Теперь нам нельзя друг без дружки. Знаете, что я решила?

— Что?! — воскликнули разом Денисия и Федора, потому что обе не доверяли рассудку младшей сестры.

Степанида глянула на часы и сообщила:

— Через двадцать минут у меня встреча с Гариком. Он верный мужик и совсем неженатый, не такой, как этот министр. Поехали к нему, все расскажем…

— И дальше что? — фыркнув, не дала ей договорить Федора. — Умный совет нам даст твой придурок? Что-то я сомневаюсь.

— Он не придурок. С чего ты взяла?

— А кто еще может влюбиться в такую, как ты?

Посмотри на себя, ты же тормоз.

— Я, может, и тормоз, но у Гарика своя фирма, — обиделась Степанида. — И, между прочим, она процветает. О чем это говорит?

Федора презрительно фыркнула, не собираясь отвечать на глупости.

— О чем? — спросила Денисия.

Ей и в самом деле был интересен ход мыслей своей простоватой сестры.

Степанида не без важности сообщила:

— О том, что Гарик во многом петрит. И вообще, он мужик, значит, больше нас в жизни смыслит, а сами мы дров наломаем. Сами мы пропадем.

— Что вы за дуры?! — взорвалась Денисия. — Готовы слушать кого угодно! Прислушайтесь лучше к себе. Откуда такое неверие в собственные силы? Чем вы Гарика хуже?

Федора ее оборвала:

— Денька, не начинай. Знаю сама, что все мужики дебилы, поэтому мы, бабы, должны ими пользоваться. Зачем самой работать, когда всегда найдется самец, готовый пахать за тебя.

— Видела я самца твоего, — напомнила Денисия. — Он и сам лох и тебя сделал лохудрой. Так тебя лоханул, даже нам мало не показалось. Если хочешь, честно скажу. Всю жизнь тебя, Федька, умной считала. Хитрая ты — это да. Ленивая — тоже имеется, но и ума у тебя не отнять. Сильный ум и практический, поэтому в сугубо жизненных вопросах всегда я к тебе за советом шла. Даже Зойку умом ты превзошла. Порой ты мне даже мудрой казалась…

Зная свою скупую на похвалу сестру, Федора насторожилась.

— Постой, погоди! — закричала она, обрывая Денисию. — С чего это ты меня так тут нахваливаешь?

Клонишь куда, не пойму.

— А к тому и клоню, что после позора с министром ты, Федька, лучше молчи. И Степку не унижай.

Хватит, может, и дура она, но тебя поумней. Гарик ее действительно любит, а вот у тебя в любви вышел полный прокол. Как хвастала ты своим министром: и то обещал, и это купил, от любви обезумел… И я тебе верила…

— И я тебе верила, — пискнула Степанида.

— Верили все, — продолжила Денисия. — От успеха ты задаваться стала, слишком высоко себя понесла, уже министершей себя возомнила. А вышло что?

Какой-то старый пердун грубо тобой попользовался да и вышвырнул вон. Где же был твой ум, когда ты с ним связалась? Где же хитрость? Да и не нужны там они. Достаточно просто разуть глаза, и сразу стало бы видно, что он такой же министр, как я балерина. Поэтому больше ты нам советов своих не давай.

— Правильно, — согласилась Степанида. — Помалкивай, раз обосралась. Теперь мы сами будем рулить. Привыкла командовать. Иди лохом-министром командуй своим, лохудра.

Федора — сильный характер, но от предательства обеих сестер она растерялась. Сочувствия и понимания ожидала она, а вон что получила: злорадствуют, зло насмехаются, вместо того чтобы по-сестрински ее пожалеть.

— У-у, суки-и, — процедила она. — Глумитесь?

Иззавидовались все, а теперь обрадовались? Настала ваша пора? Что ж, давайте, торжествуйте! Радуйтесь моему горю! Топчите! Топчите меня..

Не смогла продолжить. Спазм сдавил горло, под насмешливыми взглядами сестер Федора запнулась и, почувствовав себя слабой, раздавленной, беззащитной, в голос, с надрывом вдруг заревела — слезы хлынули проливным потоком.

Денисия и Степанида, к злому отпору готовые, растерялись, но тут же следом, осознавая Федькину боль, завыли. Им было жалко Федору. Им было не просто стыдно, им страстно, жгуче, невыносимо хотелось, чтобы этот чертов жених превратился в министра. В министра без жены и детей, но зато с огромной любовью к Федоре. И казалось им, что все земные сокровища стоит за это отдать.

Сама же Федора, ощутив добрый отклик сестер, еще больше себя зажалела и завыла сильней. И тут же новым приступом ора отозвались ее сестрички. Так сидели они, обнявшись и поливая друг друга слеза ми. И на место жестокой щемящей боли приходила уверенность, что втроем они сила. Значит, выстоят сироты и в этой беде, значит, прорвутся в светлое будущее. И сквозь слезы засмеялись девчонки — сладкий смех, почти истома, когда радость смешалась с горем…

И вплелся в их смех, в их слезы мобильный звон.

— Мне! — хватая трубку, закричала Федора. — Мне! Мне! Он! Он!

Это был действительно он, министр… Или псевдоминистр — неважно. Важно другое: он прощения просил. Был растерян, убит, все твердил:

— Мне без тебя не жить. Ты ушла, разрыв, и я сразу понял. Все понял. Схожу с ума. Мне без тебя не жить. Только ты. Ты и я!

Федька слушала и тайком скулила, смахивая свободной рукой слезинки со щек. Она даже не стала спрашивать: «Как же дети? Как же жена?»

Сам все сказал:

— Только ты. Не волнуйся, решу. Есть силы, есть средства. Все, что хочешь, получишь: шубу норковую, двухэтажный коттедж, домработницу, автомобиль… Будешь счастлива, клянусь! Где твои сестры?

Ты одна?

— Одна, — не зная зачем, солгала Федора и добавила:

— Мои двойники куда-то умчались.

— Жду тебя. Приезжай.

«Двойники» — Денисия и Степанида, напряженно всматривавшиеся в лицо сестры, затараторили сразу, как та отключила трубку:

— Кто? Зачем? Откуда?

— Девочки, он! — со счастливой улыбкой сообщила Федора.

— Министр?

— Министр.

— Вот это да! — радостно выдохнула Степанида. — И что говорил?

— Опомнился. Просил, чтобы я поскорей приезжала. Клянется, что любит, что бросит детей и жену.

Автомобиль обещал купить. Говорил, что поможет, спрячет, надежно спрячет меня.

«А как же мы?» — прочитала в глазах сестер Федора и растерянно спросила:

— Девочки, что же мне делать? Про вас он ни слова не говорил.

Степанида оторопело уставилась на Денисию.

— Значит, всем помочь он не в силах, — отрезала та. — Отправляйся, Федька, к министру. На «Феррари» к отелю уже опасно, тачку лови и скорей поезжай. О нас не волнуйся. Нам даже лучше: было три проблемы, останется две. Я и Степка выкрутимся.

Главное, пусть не тянет министр твой, сегодня же пусть отправит тебя от Москвы подальше, а за нас ты сердце не рви.

— Ой, девочки, родные мои, любимые, спасибо! — обрадовалась Федора и следом встревожилась:

— А вы и вправду не обидитесь?

— Иди уж, не тяни, с чего нам обижаться, — криво усмехнулась Денисия, великодушно прощая маленькое предательство сестры.

И все же Федора не сразу поверила.

— Нет, правда? — спросила она.

Грубовато встряла Степанида.

— Да топай отсюда, — толкнула она сестру. — Обидитесь, не обидитесь. Хорошее время для гаданий нашла. На кой ты нужна нам, обуза? Баба с возу, кобыле легче. Давай отчаливай, министра сваво поскорей хомутай, пока с крючка пузан не сорвался.

— А вы куда?

— А мы к моему Гарику.

— Да-да, — подтвердила Денисия, — мы туда.

Нас двое, ему теперь проще.

Федора успокоилась, расцеловала сестер и, уже покинув «Феррари», снова сунула голову в дверь:

— Короче, девчонки, если Гарик вдруг не поможет, мало ли что, сразу дуйте ко мне. — Подумав, она добавила:

— А я, как устроюсь, сразу вас к себе заберу. Одна жировать не стану, я не Зойка, голодать вас не брошу…

И тут же Федора сама себе ужаснулась:

— Господи! Что я мелю! Зоенька наша погибла!

Боже мой, боже! — со слезами закричала она и деловито продолжила:

— Да не вздумайте на этой машине сделать попытку сквозануть из Москвы. На первом посту вас застукают.

— Что мы, дуры? — сердито отмахнулась Степанида. — У Гарика транспорта много, он нас как-нибудь вывезет.

— Ну, удачи вам. Я еще позвоню.

И летящей походкой Федора, игнорируя подземный переход, пересекла автостраду. На другой стороне улицы остановилась, всмотрелась в даль, перебирая на месте длинными стройными ногами, затрясла лохматой гривой роскошных волос, игриво замахала рукой, останавливая частника…

— Как на Зойку похожа, — горестно простонала Степанида, с любовью глядя на сестру. — Как похожа! Вылитая наша Зойка!

Денисия, невесело усмехаясь, спросила:

— А ты не похожа?

— А я нет.

— Вот дурная, мы же все близнецы. Одинаково отмеряла нам природа.

— Ага, а меня обделила-а, — с обидой протянула Степанида.

— Обделишь тебя, — поворачивая ключ в замке зажигания, констатировала Денисия и ехидно напомнила:

— Это ж песня, как ты с Федькой дралась за ее же шубу. Просто опера, как делили. Тот и дня не проживет, кто обидит тебя.

— Слава богу, что есть кому за меня постоять, — огрызнулась Степанида.

— Ладно, поехали к Гарику, — отмахнулась Денисия, трогая с места «Феррари».

 

Глава 15

Гарик имел странный вид: был всклокочен, помят, растерян… Пожалуй, даже напуган. Молодые люди на встречу с любимыми обычно не такими являются. Тем более Гарик — от природы нарцисс, модник и сноб. У него в этот вечер явно что-то не ладилось, однако, еще издали заприметив сестер, он обрадовался и закричал:

— О-о! Какие люди! Степка, я думал, ты уже не придешь, а тут сразу обе! Зоя, какими судьбами? Выглядишь просто класс!

И радость его и его состояние Денисию удивили.

— У тебя неприятности? — спросила она, подходя поближе и с изумлением обнаруживая под глазом у Гарика замазанный крем-пудрой синяк.

Он широко улыбнулся:

— Да нет. Уже нет. Все в порядке.

Бегло взглянув на Степаниду, он обратился почему-то к Денисии:

— Развлечемся, Зоенька? Командуйте, куда вас вести. Куда ты хочешь?

— Да нет, сейчас нам не до развлечений, — задумчиво ответила она. — Разговор есть. Пойдем, — Денисия кивнула в сторону «Феррари».

Гарик испуганно взглянул на нее, на машину, но пошел — явно нехотя. Едва они расселись по сиденьям, Степанида, не дав раскрыть Денисии рта, затараторила, с ходу выкладывая все подчистую: про смерть сестры, про тайну Карлуши с банкиром, про грозящую всем им опасность…

Денисия внутренне сжалась. «Выдаст, дуреха, меня с потрохами», — подумала она, не зная, как остановить словесный поток младшей сестры.

Но зря она опасалась. Несмотря на бестолковость, Степанида довольно дельно все рассказала и ни разу не ошиблась, неизменно называя Денисию Зойкой и наоборот. Она взяла себя в руки, успокоилась и была далека от истерики, а вот Гарик сдавал на глазах. По мере повествования он то бледнел, то краснел, а под конец, похоже, предался панике.

Денисия внимательно за ним наблюдала и не могла избавиться от мысли, что внутри его не просто большие сомнения разрывали, а шла какая-то борьба.

Он лихорадочно соображал. Это было видно по его то сумасшедшему, то сосредоточенному, то цепкому взгляду.

Складывалось впечатление, что Гарик уже пришел к ним с загадкой, которую Степка рассказом своим если и не помогла разгадать, то добавила нечто, проясняющее картину и толкающее на отчаянные решения. Да-да, именно на отчаянные, иначе с чего у Гарика вдруг затряслись руки? Его явно била нервная дрожь.

— А п-почему Карлуша убил Д-денисию? — слегка заикаясь, спросил он.

Ответила Степанида:

— Потому, что Зойка ее на даче вместо себя оставила. Банкир думал, что это не Денька, а его жена.

— А з-зачем ты это сделала? — удивился Гарик, уставившись на Денисию. — Зоя, з-зачем ты поменялась с с-сестрой?

— Какая разница, — рассердилась она. — Значит, нужно мне было. Слежку устроил за мной банкир, вот я и спасалась. Короче, говори, ты нам поможешь?

Если нет, отчаливай. Не пали наше время.

Гарик засуетился:

— Да-да, к-конечно, обязательно помогу. Т-только мне срочно нужно звякнуть по сотовому. Я выйду?

Денисии это не понравилось.

— Что за секреты? — спросила она.

Молодой человек смутился:

— Нет, не секреты, это по моему делу. Кое-какие распоряжения дам и буду свободен.

Она кивнула:

— Ладно, иди.

Когда Гарик покинул машину, Степанида, торжествуя, сообщила:

— Вот это мужик, не то что Федькин самозваный министр.

Денисия удивилась:

— Какой мужик? Ты что, не видишь, у него же от страха полные штаны. Руки трясутся, зуб на зуб не попадает.

— Да, он испугался, — согласилась Степанида. — У него свой бизнес, я тут такое опасное дело. Да еще неожиданно. Кому рисковать охота, но он же от нас не отказался. Напугался, но будет нам помогать.

— Хм, «напугался», — хмыкнула Денисия. — Да он пришел к нам уже напуганный. Ох, не нравится что-то мне все это.

— Да перестань ты, вечно всем недовольна. Всегда мужиков подозреваешь в плохом… Денисия сердито перебила сестру:

— И, глядя на вас, никогда не ошибаюсь. Ты как хочешь, а я…

Закончить она не успела — вернулся Гарик.

— Так, девчонки! — фальшиво демонстрируя оптимизм и радостно потирая ладони, воскликнул он. — Дело сделано! Я все уладил!

— Что сделано? Что уладил? — насторожилась Денисия.

— Да кое-кому тут позвонил…

— Кому? — насторожилась уже и Степанида.

Гарик нервно заржал:

— Девчонки! Расслабьтесь! За кого вы меня принимаете? Дружок мой склады сдает. В них есть комната для охраны. Несколько дней поживете там, пока я лучшего не придумаю. Удобства, конечно, не ахти какие, но зато гарантирую полную безопасность.

Денисия запротестовала:

— Зачем нам там жить? Не вижу смысла. Мы рассчитывали, что ты нас вывезешь из Москвы.

— У вас что, крыша съехала? — абсолютно искренне возмутился Гарик. — Вы что, голубушки, «ящик» не смотрите?

— Нам не до «ящика», — огрызнулась Степанида и тут же поинтересовалась:

— А что там?

— А там по всем каналам шуруют новость. Между прочим, Зойка объявлена в розыск как самая главная подозреваемая в убийстве сестры.

— Сволочь Карлуша! — хватаясь за голову, закричала Степанида.

Денисия же прозрела и вздохнула с некоторым облегчением.

— Так вот почему ты пришел такой странный, — сказала она, уже мягче глядя на Гарика. — Признаюсь, подумала о тебе черт-те что.

В ответ он криво усмехнулся:

— Еще бы. Я как услышал, так обалдел, а тут ты со Степкой вдруг… Чего в башке только не пронеслось. Начал врубаться тогда, когда рассказали, а до этого полный туман. Ну что, поехали? Я на машине.

Бросаем «Феррари»? Он в розыске. На нем нельзя.

— Как бросаем? — разволновалась Степанида.

Денисия задумчиво спросила:

— Ехать нам далеко?

Гарик пожал плечами:

— Да нет, не очень.

— Тогда ты поезжай, а я за тобой, — тоном, не терпящим возражений, заявила Денисия.

— Как знаешь, — ответил он, не спеша покидать «Феррари».

Неожиданно зазвонил телефон. Гарик дернулся, но Денисия пояснила:

— Это мой.

Прижав трубку к уху, она побледнела. Звонила Федора.

— Степка! Бегите! — кричала она. — Западня!

Министр меня предал! Гарик вас тоже сдаст! Их запугали! Сестрички! Спасайтесь!

— Что там за грохот? — спросила Денисия.

— Бандиты ломятся! Ой, мамочка, не могу! Вызывай ментов! Скорей! Может, успеют!

— Ты где?

— Дом под снос, рядом стройка, шестая квартира, второй этаж…

Пока Федора рассказывала, как до нее добраться, Степанида и Гарик дергали Денисию, отвлекали своими нетерпеливыми вопросами.

— Кто это? Кто? — хором кричали они.

Закончив разговор с сестрой и страшно психуя, Денисия гаркнула:

— Конь в пальто! — Но следом, бросая сотовый на сиденье, все же им пояснила:

— Подружка моя.

— Какая? — изумленно воскликнула Степанида, понимая, что телефон у сестры Зойкин, следовательно, и подружка тоже ее.

Игнорируя вопрос, Денисия сердито уставилась на Гарика:

— Так мы едем или как?

— Едем, едем, — отводя взгляд, засуетился тот. — Как договорились. Я впереди, вы — за мной.

— Да, — подтвердила Денисия.

Замявшись, он предложил:

— А может, Степка поедет в моей машине?

— Да, — обрадовалась Степанида, — может, я лучше с ним!

Денисия рявкнула:

— Нет!

Возражать не решаясь, Степанида втянула голову в плечи. Гарик тоже настаивать не посмел. Как только он покинул салон, Денисия рискованно развернула «Феррари» и дала по газам.

— Куда ты?! — завопила Степка, с отчаянием всматриваясь в остолбеневшего на тротуаре и стремительно удаляющегося Гарика.

— Так надо! Молчи! — приказала Денисия и с угрозой добавила:

— Не выводи меня из себя!

Но Степанида, не пугаясь угроз, молчать не пожелала.

— С ума сошла? — продолжала вопить она, подпрыгивая на заднем сиденье. — Куда ты несешься?

На паленом «Феррари»! Мы же договорились! Гарик хотел нас спасти!

— Твой Гарик… — начала Денисия и осеклась.

Перед ее глазами стояло его обескураженное лицо, увиденное ею в зеркальце заднего вида. Казалось, в нем, кроме растерянности и паники, было какое-то облегчение.

«Не совсем, значит, Гарик сволочь, — подумала она. — Похоже, обрадовался, что мы сбежали».

Денисия не хотела расстраивать свою наивную сестру, да и не до рассказов ей было. Убедившись, что «хвоста» за ними нет, она остановила машину и, оглянувшись, приказала Степке:

— Сиди.

Сама же вышла на улицу и позвонила в милицию, сообщила, где находится Федора и какая ей угрожает опасность. Обещали приехать.

— Что происходит? — накинулась на Денисию Степанида, как только та вернулась за руль.

— Потом узнаешь, — отмахнулась она, сосредоточенно копошась в «бардачке».

— Что ты ищешь? — спросила Степка.

— У Зойки где-то в машине был газовый пистолет. Хвастала она, что банкир подарил ей. Где он, не знаешь?

Денисия оглянулась на сестру и обмерла: прямо ей в лицо смотрело дуло этого самого пистолета.

— Разворачивай машину обратно! — потребовала Степанида.

— Чокнутая! Что ты делаешь?

— Разворачивай!

— Ах вот ты как!

Денисия бесстрашно накинулась на сестру. Слава богу, выстрелить Степанида не успела. Или не посмела. Все обошлось. Денисия в два счета ее скрутила, связав руки найденной в «бардачке» веревкой, и помчалась на помощь Федоре.

Оставив Степку в «Феррари», а «Феррари» на соседней улице, Денисия с пистолетом в одной руке и фонариком — в другой отправилась на стройку. Легко нашла дом под снос, освещая фонариком путь, вошла в первый подъезд, остановилась. Вокруг тишина и темень. Было страшно. Ни бандитов, ни милиции. Никого.

— Федька! — тоненько позвала она. — Феденька!

Ей никто не ответил. Поеживаясь, Денисия поднялась на второй этаж, посветила на двери, нашла шестую квартиру, вошла. И тут же споткнулась о что-то мягкое: мешок или куль? Посветив, она отшатнулась. Мужское тело. Первый порыв был: бежать! Но Денисия себя пересилила и склонилась: министр!

Он лежал с простреленной головой, рыхлый, безвольный, совсем неживой.

Внутри у нее все похолодело и словно оборвалось.

— Федька! — исступленно закричала Денисия, врываясь в комнату.

Она была там. Забившись в угол, лежала на грязном полу, бессмысленно прикрывая руками грудь.

Юная. Беззащитная. Бездыханная. Длинные стройные ноги разбросаны. Во лбу кровоточит дырочка.

Все восстало в Денисии и кинулось к ней, к Федоре: обнять! Прижать! Зацеловать!

Горе затмило разум, но там, в машине, сидела живая сестра, единственная уже, последняя…

Денисия вздрогнула, словно очнувшись, и со всех ног помчалась обратно.

«Улыбайся! Улыбайся! Степка паникерша! Она не должна этого знать!» — приказывала себе Денисия, прыгая за руль и на бешеной скорости срывая с места «Феррари».

— Денька, что происходит? — с заднего сиденья плаксиво пищала Степанида. — Куда ты ходила? Почему сбежала от Гарика?

— А ты хочешь парню всю жизнь поломать? — взяв себя в руки, спокойно спросила Денисия. — Ты что, не слышала? Я в розыске. Карлуша устроил.

Только представь, что будет с Гариком, если нас у него найдут.

Судя по всему, Степанида представила.

— А как же нам теперь быть? — растерянно спросила она. — Куда мы денемся? Кто нам поможет?

— Сами справимся.

— Иди ты к черту! — вызверилась Степанида. — Заладила: сами да сами. Я не умею сама! И не хочу!

— Я знаю, тебе, как всегда, мужика подавай, ходячая беспомощность, — огрызнулась Денисия, останавливая «Феррари». — Если руки развяжу, драться не будешь? — уже мягче спросила она.

— Не буду.

— Ну так знай, сейчас поедем к Пыжику. Гарик прав, на этой машине больше нельзя. Опасно. Пыжик нам и машину найдет, и квартиру. Короче, ты знаешь, он парень умный и изворотливый.

Заслышав о Пыжике, Степанида успокоилась.

— Тогда развязывай. Точно драться не буду, — сообщила она.

— А до этого, выходит, врала, — рассердилась Денисия, но руки сестре развязала.

 

Глава 16

Пыжик — Лешка Пыжов — устроился в Москве совсем неплохо. И деньжата водились всегда у него — приличные деньжата, — и связи были. И вообще он был парень толковый.

До шестнадцати лет Лешка жил безотцовщиной в маленьком их городке. С матерью жил, в одном доме с Гронскими. Он сильно тянулся к отцу Денисии, по вечерам с ним в шашки играл, в нарды, в шахматы.

Сестры все, как одна, терпеть его не могли на первых порах, ревновали. Когда же Пыжик подрос, он стал и девчонкам внимание уделять. Был даже в Зойку влюблен, и она взаимностью отвечала. Неизвестно, чем дело кончилось бы, может, и свадьбой, но утонула в реке его мать — молодая крепкая женщина. В одну секунду Пыжов стал сиротой, и тут-то выяснилось, что есть отец у него. И не просто отец, а большой человек, высокий пост в Москве занимает.

Уж как там все дальнейшее получилось, как проведал про сына отец, никто в городке не знает, возможно, не знает и сам Пыжов. Предполагали, что подруга матери сообщила, а может, бабка-соседка…

Неважно, главное то, что вскоре приехал за Лешкой красивый черный «Пежо» — таких в захолустье и не бывало. Он навсегда парнишку увез. С тех пор Леху там не видали, но зато если кто в Москву собирался, то к бабульке-соседке обязательно «бег» за адресом Пыжика. Пыжик всех привечал, никому не отказывал. С его же помощью и сестры в Москву перебрались. Особенно он сочувствовал (теперь) Денисии. Частенько поручения ей давал: мелкие, а платил за них хорошо. С ней он был вообще безотказный.

Зойка хоть и была невестой Сашки, но Пыжика ревновала к сестре. И все твердила:

— Не видишь, что ли, Пыж на тебя серьезно запал. Давай, Денька, вперед, не теряйся. У него бабки водятся, квартира, крутая машина, бргатый отец.

— Отстань, — сердилась Денисия, — у нас с Лехой отношения абсолютно деловые.

В общем-то, так и было. Ни разу вольности не дозволил Пыжов себе, всегда относился к Денисии с большим уважением. А если и любил, то лишь за тягу к знаниям, за усердие, за упрямство, за бескорыстие, за большую ее доброту. Он, пожалуй, единственный, кроме сестер, всегда ее узнавал, не ошибся ни разу.

Вот и сейчас не обманули его ни шубка, ни дорогие сапоги, ни манеры а-ля Зойка. Увидев Денисию, он рассердился и закричал:

— Ну ты ходишь, подруга! Я когда тебя ждал?

Просил зайти ее днем, она ночью явилась. Ладно, фиг с тобой. Все не так, как хотел, сложилось, но что теперь делать. Паспорт давай.

Денисия растерялась:

— Нет паспорта. Точнее, есть, но не мой.

Теперь уже опешил Пыжов.

— Не твой? — спросил он. — А чей?

— Зойкин, — призналась Денисия, понимая, что перед Лехой нет смысла ломать комедию.

Тут он обратил наконец внимание на шубу, на сапоги, на прическу и обозлился:

— Слушай, опять у вас маскарад? Не надоело глупостями заниматься? Сейчас звякну Зойке и выскажу ей, какая она дура. Выскочила за банкира, пусть радуется и оставит тебя в покое. Ты должна делу себя посвятить, а не выполнять ее идиотские прихоти.

Денисия до сей поры еще как-то держалась, но, услышав имя сестры, не устояла. Брызнули слезы из глаз, тяжко стало в груди, подогнулись колени…

— Ты что, телевизор не смотри-ишь? — с горестным воем спросила она.

Пыжик остолбенел:

— А что там?

Денисия рухнула на диван, зарылась лицом в подушку и такого дала рева, что бедного Леху по спине жуткий мороз продрал. Он стоял, ошарашенный, что предпринять не зная, и машинально бубнил:

— Что, блин, происходит? Что, блин, произошло?

Выплакавшись, Денисия взяла себя в руки, немного успокоилась и все, как есть, рассказала Пыжову.

Лишь по его реакции поняла она, как дела ее плохи.

Не волею случая, а по собственному упорному желанию оказался Лешка Пыжов в центре всех московских баталий и заморочек. Его знали все: газетчики, бизнесмены, спецслужбы, менты, воры-законники, чиновники, телевизионщики — все знали Пыжова. И он всех знал. Быть в курсе — его профессия, его бизнес, приносящий доходы. Через Леху пускали и «дезу», и «слив», и сам он и «дезу» и «слив» как никто мог пристроить. К нему же тайными тропами шли за «компрой»…

Он все про всех знал, а на многих имел серьезные, годящиеся для самого строгого суда улики.

Откуда он все это брал — тайна, покрытая мраком. Многое про него поговаривали, многим он костью в горле стоял, но трогать Пыжова до сей поры враги его не отваживались. Слишком спецслужбами от него несло: и своими, и чужими.

Денисия, разумеется, об этой стороне жизни своего старого друга не знала и не подозревала. Несмотря на то, что была у Пыжова большая фирма с толпой служащих и приличной охраной, сам он в ее глазах был скромным обычным парнем. Секретарши он не держал, сутками напролет не покидал своего офиса, сидел у компьютера, принимал посетителей, раздавал задания, жонглировал телефонными трубками, изредка исчезал на какие-то «стрелки».

Денисия, как и многие другие, при фирме его состояла внештатным сотрудником. Она частенько выполняла его поручения — что-то кому-то носила, у кого-то забирала пакеты, но смысла своих деяний не понимала. И про Пыжова знала одно: он как рыба в воде в этом огромном городе. Спартанец и вездеход.

И вот такой-то Пыжов, услышав ее рассказ, побледнел и сильно задумался.

— Значит, осталось вас двое, — не спросил, а констатировал он.

Леха был ползучий прагматик. Денисия поняла: ее боль, ее горе, смерть любимых сестер — для Пыжова это все лирика. Тех, что остались в живых, надо спасать. Об этом он думал.

— Значит, так, — вынес он приговор, — дела плохи предельно, но попробую вам помочь. Сюда больше ни шагу. За офисом могут следить. Есть у меня квартирка одна. Сам вас туда отвезу. И чтоб сидели мне там, как мыши. А я пока постараюсь разведать, откуда у этой проблемы ноги растут. В случае чего, хоть страшно этого не люблю, попробуем пошантажировать, ну да не будем загадывать. Варианты по ходу появятся, а пока по коням!

Уже у выхода, взявшись за ручку двери, Пыжов задумчиво посмотрел на Денисию и, изумленно качая вихрастой своей головой, сказал:

— Ну ты, мать, и попала. Никогда не думал, что конкретно тебе пригожусь со всем своим хламом.

Лишь позже Денисия поняла, что имел он в виду, когда на следующий день приехал Пыжов на их конспиративную квартиру.

— Денька, собирайся, — приказал он, — помощь твоя нужна.

— Пыжик, а я? — бросилась к нему зареванная Степанида. — Я тоже помогать вам хочу.

— А ты сиди тут тише воды ниже травы. В этом и заключается самая лучшая нам с Денькой помощь.

До одури напетлявшись по городу во избежание слежки, он отвез Денисию в святая святых, в свою архивную — так он называл анфиладу в полуподвале.

Бывший склад: тесная прихожая наверху, из которой крутая лестница ведет сразу вниз, в череду холодных комнат. Там стопками на стеллажах где аккуратно, одна на одной, где просто навалом лежали папки. Папки-папки-папки…

Денисия удивилась:

— Зачем столько бумаги тебе в наш компьютерный век?

— Глупенькая, — усмехнулся Пыжов, — это же все подлинники. Я только картотеку веду, в остальном смысла нет никакого. Пустая трата времени.

Иной раз и в картотеку не успеваю новую вещь занести, как покупатель найдется. Здесь, правда, мелочь одна. Все ценное, под спецзаказ, я держу в более надежном месте, а это под опт, даже не под розницу.

Тут только до Денисии дошло, чем ее друг занимается.

— Пыжик, ты что, информацией торгуешь? — спросила она.

— Торгую, — упрямо тряхнув чубом, словно сбрасывая с себя возможное осуждение, согласился он. — И продаю, и покупаю. И очень успешно.

— А это не опасно? — поинтересовалась Денисия.

— Чрезвычайно опасно, — признался Пыжов. — По лезвию бритвы порой балансирую, но, с другой стороны, в нашей стране просто жить и то чрезвычайно опасно, но мы же живем. — Он рассмеялся:

— Волков бояться — в лес не ходить. А я риск люблю, тащусь я под собственным адреналином. Ладно, давай, принимайся за дело. Сегодня ты должна перешерстить весь этот стеллаж.

— И что искать?

— Все, что имеет отношение к Зойкиному банкиру. Любую бумажку, даже самую незначительную, даже ту, где фамилия его случайно мелькнет, к себе в стопку откладывай. Буду анализировать. Может, и вычислим зверюгу Карлушу.

— И что потом?

— Потом на него информацию начнем шукать.

Если обнаружится компромат, считай, ты спасена.

Даже самые матерые беспредельщики под «компрой» становятся дюже сговорчивыми. Может, поэтому я еще и живой, — озорно рассмеялся Пыжик.

Денисия обвела глазами грозно застывшие в полумраке подвала стеллажи и спросила:

— Но если эти бумаги так неприятны кому-то, почему их все не сожгут?

— А их и жгут время от времени. Я тоже не лох, еще тот конспиратор, а все равно не убережешься никак. Нет-нет да и понесешь убытки.

Пыжик достал с полки папку, раскрыл ее и, потрясая бумажкой, сказал:

— За каждую вещь плачу. Считай, держу в руках не бухгалтерский счет, а бабки. И знаешь, что удивительно: иной раз у алкаша за бутылку такое куплю, что сам себе удивляюсь. Тут кадр у меня один был, жалко — спился, в банке одном крутом слесарем подрабатывал. Так он мне столько бумаг натаскал. Выпить-то парню охота.

— И ты все подряд покупаешь? — удивилась Денисия.

— Ну не все подряд, но много чего и ненужного на первый взгляд покупаю. Вот сегодня вещь одну раскопал, касаемую Воровского. Когда и где брал, забыл уж, а теперь она нам пригодится. Да-а, придется нам с тобой поработать. Ты уж извини, Денька, своих ребят я к делу твоему не могу подключить.

— Не доверяешь?

Пыжов покачал головой:

— Там, где крупными бабками пахнет, родному отцу доверять не советую. Мой аналитический отдел, поручи я ему твое дело, по ходу раскопает много такого, что для жизни твоей и даже моей совсем небезопасно. Карлуша ведь тоже не сидит сложа руки.

Кинет приличный кусок кому-нибудь из моих и узнает, что я тебе помогаю. Нет, девочка, лениться не надо.

Денисия вздохнула:

— Да-а, столько всего придется мне переворошить… Ты-то каждый день занимаешься этим. Нелегкая у тебя работа.

— Эх, — вздохнул Пыжик; — такой я бумажный червь, но в нашем деле не это самое страшное. Вот если попадутся беспредельщики-дуболомы, которые не привыкли добром договариваться, да начнут подъезжать с паяльником к заднице, вот когда приходит беда. Ну да и против этой заразы есть защита у нас.

Я уже профи в своем деле.

— Какая же защита?

— Дуболомы тоже чьи-то враги. Надо только вовремя их с цепи спустить. Короче, так и крутимся, интригуем. Ладно, ты тут тихо сиди, а я закрою тебя на ключ и вызову охрану. Рискнул, с, утра всех отпустил, чтобы тебя не видели, поэтому будь осторожна, моим орлам глаза не мозоль. Никто не должен знать, что ты здесь. Еда на столе, туалет под лестницей.

Удачи тебе.

«Да-а, страшная у Пыжика жизнь, — подумала Денисия, провожая друга грустным взглядом. — Никому он не доверяет, даже охране своей».

С этой мыслью она засела за чтение бумаг и уж больше не отвлекалась ни на что постороннее. Упорно читала одну за другой, без отдыха, без обеденного перерыва. Ломило спину, ныла шея, рябило в глазах, но Денисия не сдавалась: все читала, читала, читала, но стопка с фамилией банкира почти не росла.

Лишь вечером вернулся Пыжов, принес бутерброды и первым делом спросил:

— Кофе пила? Ела?

Тут же, сунув нос в полный термос и обнаружив засохшую пиццу, он возмутился:

— Что за дела? Двух сестер убили, а третья решила сама умереть? Голодной смертью?

— Не ругайся, — взмолилась Денисия. — Про еду я совсем забыла. Прости, заработалась.

Пыжов взвесил на руке тощую стопку, кисло усмехнулся:

— И это все?

— Я предельно внимательно читаю. Воровского очень мало тут.

— А Карлуша?

— Им и не пахнет, — виновато пожала плечами Денисия. — Читаю же все подряд. Тридцать папок уже прошерстила. Ни Карловых, ни Карловичей, ни самих Карлов и близко нет.

Пыжов запустил ладонь в свой вихрастый чуб:

— Да-а, такими темпами мы далеко не уедем. Вообще-то обязательно наткнешься на Карла. Ты до него еще не дошла. Его я прекрасно знаю, но к Воровскому он вряд ли имеет отношение. Пару Карловых тоже знаю, но все не те. И по возрасту, и по положению Воровскому они не годятся в друзья детства. Но не будем предаваться унынию. Надо работать. Я пришел тебе помогать. Спать хочешь?

Денисия отрицательно помотала головой:

— Нет!

— Тогда за дело, — скомандовал Леха. — Будем работать всю ночь.

— А Степка не заскучает одна? — встревожилась Денисия.

— Я к ней заезжал, белугой ревет. Нас хоть работа теперь отвлекает, а она осталась одна наедине со своими мыслями, но что тут поделаешь? Не можем же мы ее развлекать. А если возьмем сюда, Степанида нам не даст работать.

Денисия вынуждена была согласиться:

— Да, это так.

— Тогда вперед.

И закипела работа. С Лехой дела пошли веселей.

Он набросал схему деятельности Воровского. Обнаружились фонды, общественные организации, поползли ниточки в большую политику.

— Зачем ты все это делаешь? — удивилась Денисия.

— Чтобы если не доказательно, то хотя бы аналитически выяснить, в чем уличила Зоя банкира. Если удастся экстраполировать те события, ну то, что она в подвале увидела, считай, наполовину приблизились и к Карлуше. Возможно, и вплотную, это как повезет. А пока…

Что «пока», Денисия не узнала: откуда-то сверху раздался грохот. Похоже, яростно колотили в дверь.

Следом послышались крики:

— Открывай!

— Блин, а я отпустил охрану, — выругался Пыжов, растерянно взглянув на Денисию.

Заметив испуг в глазах друга, она поежилась и спросила:

— Кто это, Пыжик?

Он мгновенно собрался и спокойно ответил:

— Сейчас узнаем.

— Ты что, будешь им открывать? — ужаснулась Денисия.

— Смотря за чем они пришли. Не бойся, решу по обстоятельствам. Ты здесь тихо сиди. Если что, прячься за стеллажами.

 

Глава 17

Отсутствовал Пыжик долго. Когда сверху донеслись басовитые голоса, Денисия поняла: «Открыл!»

От страха сама не своя, она забилась в дальнюю комнату, спряталась за стеллажами, но, постояв немного, решила, что место не слишком надежное. Пораскинув мозгами, вспомнила, что в туалете, высоко, под самым потолком, есть форточка. Маленькая со всем, нормальному человеку туда не протиснуться, но Денисия подумала: «Я худышка, можно попробовать».

Одно было плохо: туалет находился в самой первой комнате, под лестницей. И все же она пошла: еле живая от страха добрела до туалета, у лестницы, ведущей к выходу, остановилась, прислушалась. Сверху по-прежнему доносились мужские голоса, но не было в них агрессии.

Денисия подумала: «Зря сдрейфила. Похоже, Пыжику ничто не грозит».

Теперь ее одолело любопытство. Настоящее женское, необоримое. Еле дыша, на цыпочках она поднялась по ступеням и припала ухом к двери.

— Как же ты Гронских не знаешь, — услышала она, — если жил с ними в одном городе?

Голос был незнакомый, выговор специфический, с легкой блатнецой. Денисия замерла, ожидая ответа, но Пыжик молчал.

— Че, язык проглотил? — грозно поинтересовался другой голос, хрипловатый бас.

— Я вам уже говорил, Гронских не знаю, — отрезал Пыжов и нехотя пояснил:

— Да, городок небольшой, но все же он городок, а не деревня. Сто тысяч народу. Если вы полагаете, что все жители друг друга там знают, то сильно заблуждаетесь.

— Но жили вы рядом, — раздалось ему в ответ.

Пыжик хмыкнул:

— Ну и что? Я пацан, они девки. С девчонками я не дружил, а к тому времени, как пришла пора женихаться, я уехал в Москву. Возможно, вы правы, и я допускаю, что мы в одной школе учились, но и это совсем ничего не меняет. Я Гронских не помню. Во-первых, по вашим же словам, я старше сестер на три года. А во-вторых, я злостным прогульщиком был, понимаете? Сам в школу редко захаживал.

Из-за двери донеслось басовитое ржание и вопрос:

— Что же так?

— Безотцовщиной рос, — с какой-то непонятной гордостью сообщил Пыжов и добавил:

— Мать на работе горбатилась, а я без присмотра хулиганил. Валял дурака, сколько душа пожелает. И это все, что в связи с тем городом могу вам сказать. Клянусь, Гронских не знаю, да и какой резон мне знакомство с ними скрывать? Пусть меня пополам разорвет, если я о сестричках не от вас только что узнал.

— Да ну? — усомнился басовитый. — А «ящик» ты принципиально не смотришь?

Но Пыжик ответить ему не успел, за него это сделал другой собеседник, тот, у которого голос с блатнецой.

— «Ящика» нет у него, проверяли. Этот все больше в компьютер глядит, — сказал он, и разговор повернул к завершению.

Пыжик клялся в своей абсолютной искренности, неизвестные угрожали, объясняя, что будет ему, если солгал, — все явно двигались к выходу. Но расстались как-то мгновенно. Денисия едва успела слететь с лестницы, как вернулся Пыжов.

— Уф, проводил! — вытирая со лба пот, выдохнул он и, увидев ее, стоящую в двери туалета, спросил:

— А ты что здесь делаешь?

— Да вот, ищу запасной выход, — ответила Денисия.

— Здесь выход один: там же, где вход.

Она кивнула наверх:

— А куда ведет эта форточка?

— Во двор дома.

— Как думаешь. Пыжик, пролезу я в нее или нет?

Он с симпатией посмотрел на Денисию, потом скептически — на форточку и усомнился:

— Вряд ли.

— Давай на спор.

Поспорили. Леха ее подсадил, Денисия протиснулась (не без труда) и.., оказалась на улице.

— Понял? — спросила она, входя уже через дверь. — А ты воображаешь, что держишь свои сокровища под запором. Охрана-то небось наверху сидит. Вниз спускается только по крайней нужде. Так что, Пыжик, если кому очень понадобится, карлика или ребенка в форточку эту засунут, он любую бумажку вытащит.

Пыжов, вместо того чтобы встревожиться за свой «хлам», вдруг обрадовался и завопил:

— Стоп! Стоп!!!

— Что — стоп? — удивилась Денисия. — Я и так стою.

— А что ты сейчас сказала?

— Сам слышал, решетку надо на форточку ставить. Любой ребенок твои документы упрет.

— Ребенок или карлик! — возликовал Пыжов.

— Да нет, карлик туда не влезет, — сама себя опровергла Денисия. — У карлика торс как у крепкого взрослого мужика. Маленький он только за счет кривых и коротких ног.

— Да ты не о том! Понимаешь, карлик! Карлик!!!

Если Карлуша друг детства, следовательно, это кличка его. Клички происходят не только от фамилий.

Я думаю, что он маленького роста. Понимаешь? У нас уже, считай, есть его примета!

— Ну, это еще не факт, — не согласилась Денисия, — но мысль дельная. С форточкой что будешь делать?

— Потом разберемся, — отмахнулся Пыжов. — Все равно теперь самые ценные вещи в другой архив перевезу. Сказать, кто сюда приходил?

— Люди Карлуши?

— Думаю, что не прямо его, но по его заказу, а ты откуда знаешь?

Денисия честно созналась:

— Подслушивала.

Пыжов ужаснулся:

— Сумасшедшая! А если бы они в подвал вломились? Ладно, обошлось, — обнаруживая испуг в глазах Денисии, заключил он. — Пока убедил их, а там посмотрим. Как думаешь, Зойка не растрепала банкиру, что знает меня?

— В связи с чем? — удивилась она. — Вряд ли банкир с ней беседы вел о ее старых друзьях.

— Да уж, — согласился Пыжов, — о чем с ней вообще можно было говорить? О брюликах и о шмотках?

— Ну зря ты так, — обиделась за сестру Денисия. — Зойка была совсем неглупая.

— И то верно, что это я? О покойных только хорошее. Тем более что Зойка и вправду была не дура.

Это интересы у нее были глупые. А гоблины эти, — вернулся он к прежнему разговору, — и в самом деле не знают, что я с вами знаком. Если бы знали, трясли бы, а они лишь осторожно пощупали.

— Но почему именно тебя?

Пыжов задумался:

— А черт их знает! Ладно, давай работать.

И Денисия вернулась к своим папкам. Леха тоже упорно рыл. К утру общими усилиями накопали: двадцать общественных организаций, три политические партии и штук триста различных 000 — обществ с ограниченной ответственностью. Ко всем так или иначе был причастен банкир.

Денисия пришла в отчаяние:

— Найти среди них Карлушу сложнее, чем иголку в стоге сена.

— Не скажи, — задумчиво возразил Пыжов. — Зоя ваша была девушкой не слишком образованной, следовательно, что?..

— Что?

— Доступное ее пониманию преступление нужно искать. Уж не знаю, кого она там увидала, в своем подвале, но ясно одно: банкир и Карлуша там точно были. И говорили они о чем-то понятном ей. Если бы речь шла о каком-нибудь экономическом преступлении, я думаю, не впечатлилась бы она так сильно.

— Нет, конечно, — согласилась Денисия. — Экономического преступления ей вообще не понять.

— Тогда подумай, что могло ее впечатлить?

— Да сто раз уже думала. Не знаю. Ума не приложу.

Пыжов рассердился:

— А ты приложи! За каким чертом всенощную здесь устраивали? Ты же лучше знаешь ее. Что это?

Что за преступление? Какого разоблачения испугался Карлуша? Может, убийство? Тогда мы не там копаем. Нужно все последние «заказухи» шерстить и с Воровским, с его раскладами их увязывать.

— Да нет, не убийство, — потрясла головой Денисия. — Что угодно, только не это.

Пыжов впился в нее глазами:

— Почему так решила?

— Да много причин. Во-первых, Зоя не такая стерва, как все о ней думают, но и не ангелом была.

Подумаешь, банкир и Карлуша кого-то там заказали.

Она, само собой, их не одобрила бы, но и слишком убиваться не стала б. Ее же, когда она из дома выскочила, буквально трясло.

— Может, испугалась?

— Нет, от ненависти. От злости. Она была в ярости. Говорю тебе, Зойка зубами скрипела.

— Но что? Что могло ее так возбудить? — закричал Пыжов.

Денисия покачала головой:

— Не знаю. Знаю только одно: нечто, связанное с бизнесом самого банкира. Когда она психовала, то твердила: «Мразь, на чем деньги делает, сука!» Это я точно помню. Больше всего ее возмущало, что он не просто преступление совершает, а еще и деньги на этом делает. Так взяло ее за живое, что хотела уйти от Воровского. Насилу отговорила, — всхлипнула Денисия. — Лучше бы я этого не делала.

Пыжов похлопал ее по плечу:

— Ну-ну, мокроту мне тут разводить прекрати.

Ни в чем ты не виновата. Кто же знал, что так получится? Давай лучше думать. Значит, убийство нам не подходит. Уже легче. Тогда что: проституция, наркотики, оружие.

Денисия фыркнула:

— Да ну, проституция.

— Почему, проституция — дело доходное, но трудно представить, что Боровский станет в эти игры играть. Тем более что его, как он признался, Карлуша втянул. А раз не по своей он воле неведомое нам затеял, значит, это нечто, связанное с оружием или с наркотой. Наркота впечатлила бы Зойку?

Денисия представила, как Зойка узнает, что ее муж причастен к торговле наркотиками, и сразу начинает лютой ненавистью его ненавидеть…

— Нет, на нее это не похоже, — вздохнула она. — В Москве нравы быстро мельчают. Ничем здесь народ не удивишь, все воспринимают как должное.

— Не только в Москве, — возразил Пыжов, — в этом смысле вся страна обмельчала. Значит, остается оружие. Что скажешь?

Денисия вспомнила Александра. Ну да, как же она сразу не догадалась? Ведь так все просто!

— Точно, — сказала она, — торговля оружием.

Зойкин жених рискует жизнью в Чечне, а банкир и Карлуша вели разговор о торговле оружием. Только это могло ее разозлить. Теперь понятно, почему она от ярости выла и рассказывать мне не хотела.

Пыжов с интересом посмотрел на Денисию и признался:

— А мне непонятно.

— Ну как же, мерзко, нехорошо получается. Зойка не просто предала своего Сашку, а еще и жила с тем, кто его друзей убивает. Во всяком случае, сильно способствует этому. Зойка презрения моего боялась.

— Ах вот оно что, оказывается, она еще чего-то боялась. Действительно, не так плоха была Зойка.

Денисия с укором посмотрела на друга и констатировала:

— Если тебе поверить, то не слишком ты ее любил.

Он невесело усмехнулся:

— Сначала любил, потом разлюбил, и, согласись, было за что. По большому счету, предательница она.

Терпеть не могу предателей. Вот ты не предашь, а Зойка… Ну да земля ей пухом, — махнул рукой Пыжов. — Что о том, девчонка отмучилась.

Денисия до сей поры пребывала в уверенности, что каждый, кто хоть раз видел Зойку, влюблен в нее до гроба и по уши, а тут вдруг случайно выясняется, что у Пыжика все не так.

— А может, ты просто ее ревнуешь? — спросила она.

— Ревную? С чего ты взяла? Да, она моя первая любовь, но теперь это в прошлом, в далеком прошлом.

— А вот Сашка до сих пор ее любит. Такую, как есть.

— Значит, дурак.

— Сам ты дурак! — рассердилась Денисия.

— Я не дурак, я другую люблю, — серьезно ответил Пыжов и так строго на нее посмотрел, что разом отпали все вопросы.

Денисия даже смутилась.

— Ладно, — сказал он, — на сегодня тебе хватит.

Вон глаза, как у кролика, красные. Пора, малышка, отдыхать.

— Ты тоже не спал.

— Я только начал работать. Если мы не ошиблись, то шагать к Карлуше надо по чеченскому следу.

Я тут, еще до этого дела, на кое-какие фирмы компромат накопал. Сильно подозреваю их в пособничестве бандитам, и, между прочим, одна из них — «Модекс» — дважды соприкасается с Воровским. Сейчас к Степке тебя отвезу и засяду за работу. Идет?

— Идет, — нехотя согласилась Денисия.

Пыжов подкатил автомобиль к подъезду, но сам выходить не стал.

— До завтра, — сказал он.. — Отдыхай.

Когда Денисия голодная и усталая вошла в квартиру, то не поверила своим глазам. Степанида, разодетая в пух и прах, кружила перед зеркалом, так радостно напевая, будто и не было у нее никаких страшных бед. Денисия возмутилась:

— Ты что делаешь, зараза? Зойку еще и не похоронили, а ты песни поешь?

Степанида испуганно зажала рот:

— Ой, прости, я больше не буду!

— Что — прости? Что — не буду? Где ты шмотки, зараза, взяла?

— Купила, — густо краснея, призналась Степанида.

Денисия остолбенела:

— Что?! Ты на улицу выходила?!

— Денечка, миленькая, не ругайся, я здесь рядом, ненадолго, на секунду, ты же вещи мои не взяла, а ходить в чем-то надо.

— Ходить по квартире? Ну ты и зараза! — разозлилась Денисия. — Я там не сплю, для нее же корячусь, а она тут глупостями развлекается. И купила все дорогое. Признавайся, где ты деньги взяла?

Степанида попятилась:

— В сумке твоей.

— Что?! Ах ты зараза! — задохнулась от гнева Денисия. — Вот я тебе сейчас! Вот задам так задам!

Но задать сестре оказалось непросто. Как метеор, носилась она по квартире, чего никак не могла сделать Денисия. Бессонная ночь вкупе с переживаниями подкосила ее, привнесла в ее движения неповоротливость и вялость. В конце концов, тщетно набегавшись за Степанидой, она упала на стул и беспомощно вопросила:

— Как же мне быть?

— Оставить меня в покое, — мгновенно посоветовала Степка.

— Ага, держи карман шире. Размечталась. И дальше собралась у меня денежки тырить?

— Деньги Зойкины, не твои. Ты их лучше по-честному раздели от греха подальше. Не одна ты наследница.

— Что? — опешила Денисия. — Разделить и отдать тебе? Чтобы ты их за несколько дней растрынкала?

Степанида обиженно поджала губы:

— Это не твое дело, как я деньги потрачу. Надо все делать по справедливости. Отдай мою долю! — вдруг взвизгнула она. — И драгоценности тоже дели!

Психическая атака не испугала Денисию.

— Фиг тебе, — отрезала она, скручивая внушительную дулю. — Еще неизвестно, как долго от Карлуши скрываться придется. Ты подумала, когда ненужные шмотки себе покупала, на что мы жить завтра будем? Эх ты, дуреха. Ветер у тебя в голове, а у меня от этого проблемы. Как я ни устала, но придется теперь из-за тебя тащиться в камеру хранения. Запомни, если деньги там украдут, ты виновата, — погрозила она пальцем сестре.

— Нам же на улицу нельзя выходить, — захныкала Степанида. — Пыжик сказал, что это опасно.

— Раз тебе не опасно, и я как-нибудь проскочу, — мстительно парировала Денисия и сокрушилась:

— Ну что ты за изверг? Я голодная. Страшно устала. Думала, приду, рухну и сразу засну.

— Так спи, кто тебе не дает?

— Иди ты на фиг! Ишь, зараза, еще издевается! — рассердилась Денисия, перекладывая пачки денег из сумки в пластиковый пакет.

— Неужели так, в пакете, их понесешь? — ужаснулась Степанида. — Потащишь по городу?

— А кто знает, что у меня там? — отмахнулась Денисия и выскочила из квартиры.

— Господи! Столько денег и все от меня спрячет!

Что тебе, жалко? — с обидой понеслось ей вслед.

С этим «жалко» и устремилась она к метро.

«Вот Степка глупая, не понимает самых простых вещей. Совсем как ребенок», — всю дорогу изумлялась Денисия.

Благополучно добравшись до ближайшего вокзала, она сразу двинулась в камеру хранения, уложила пакет в свободную ячейку и, подумав, набрала код: букву "А" и цифры дня рождения Александра. Захлопнув дверцу, укорила себя:

— Давно бы так.

И в этот момент зазвонил Зойкин мобильный, с которым, ожидая звонка, Денисия не расставалась.

«Неужели Сашка?» — с замиранием сердца подумала она.

Легок на помине, это был он, Александр Гусаров.

 

Глава 18

В прошлой жизни они были другие, мирные были все. Сергей налаживал сложное оборудование.

Пьетро-цыган выступал в цирке. Витяй в медицинском учился. Ерема на гитаре играл. Александр мечтал стать ученым, а Артем, считай, уже стал — поступил в аспирантуру. И до тех пор, пока не попали случайно в армию, и друг друга не знали они, и не ведали, что на роду им написано стать настоящими воинами. А ведь все, как один, служить не хотели, кроме Артема (тот сам сделал выбор), все пытались «косить». Каждый из них уже думал, что спасся: и кирзы поносить, и понюхать пороху, слава богу, уже не придется.

Но судьба распорядилась по-своему: и кирзы наносились, и нанюхались пороху, и счастливы были, когда в их сердца постучала война. Жили они себе на гражданке и вроде бы не тужили, но у каждого было в душе сомнение: что-то не так, нет настоящего дела, скучновато и тоскливо порой. Лишь теперь осознали они, для чего рождены. Веселей потекла в жилах кровь, почувствовали себя мужчинами. Раньше жили, как бабы, в комфорте и неге. За шкуры свои тряслись, эгоистами были, пустыми, бесцельными, а теперь — бойцы. Настоящая дружба, одна на всех. Настоящее дело, одно на всех. Hacтоящий риск, один на всех. И победа настоящая — тоже одна на всех.

Противно и скучно жить для себя. Безграничное самопожертвование и правое дело — вот что нужно настоящему мужчине. Остальное — наносное, цивилизации тонкий налет. Мужчине потребна война. Если он не громит врага, значит, себя убивает — водкой, наркотиками, ленью, обжорством, бабами…

Так вот они считали. Они решили жить для других и умереть молодыми. Старость, маразм, болезни — это все не для них.

Кто они? Убийцы? Герои? Романтики?

Трудно сказать, но общество без таких — сирота.

Сегодня в их группе особого назначения быть ему снайпером. Александр смазывал свое оружие не скупясь, потом долго тер все детали до блеска, напоследок клацнул затвором винтовки, крикнул: «Порядок», — и нежно поцеловал приклад. Так целуют любимую…

Впрочем, винтовку он назвал «Зоя».

Именем этим он все называл, даже гранаты, — все, что помогало выжить, что хранило его, спасало в этой подлой, жестокой и очень странной войне. Теперь уже каждый младенец знал, что позволило укорениться этой войне именно здесь, на этой земле, но знание истины ничего не меняло. Кому-то очень нужна война, а общество оказалось или слишком слабым, или попросту не захотело от нее защищаться. Отдувались они, единицы.

— Зоя — значит жизнь, — сказал Александр, с мечтательной улыбкой прижимая винтовку к себе.

Друзья переглянулись, но промолчали. Не удержался один Серега — злостный насмешник и балагур.

— Зоя — змея особо ядовитая, сымвол всех женщин, — шутливо, с чеченским акцентом пропел он, чем заслужил мягкий дружеский подзатыльник.

Заслужил и вдруг обиделся:

— Да пошел ты, Сашка, и без тебя чан трещит.

— А что так? — мгновенно отреагировал Витяй, медик-недоучка. — Кость всего, а, гляди-ка, болит.

Ну-ка, Серый, колись, в чем тут дело? Может, под костью зародились мозги?

Серега шутки не поддержал, пояснил со всей серьезностью:

— Или в разведке башку застудил, или малехо контузило. А тут этот, — он снова с обидой кивнул на Гусарова, — слова не даст сказать. Чуть что, с подзатыльником лезет. Подумаешь, правду ему рубанул.

Все бабы змеи. Кто не знает, пусть спрашивает у меня. Уж я от них натерпелся. Раз опытом добровольно делюсь, грешно награждать тумаками.

— Грешно, — разом заржали друзья.

Этот подзатыльник Александр себе не простил — вечером не стало Сереги. Подстрелили его бандиты.

До смерти усталые, грязные, насквозь промерзшие, вырвавшись из беспощадного боя, ни есть, ни спать не стали друзья — первым делом помянули Серегу.

— Ну, земля ему пухом, — чернея своим и без того черным лицом, скупо вымолвил цыган Пьетро, прозванный Шерстяным за густую растительность на всем теле.

— Спи спокойно. Серенький, — пряча в глазах слезу, отвернулся к стене чувствительный гитарист Ерема.

— Эх, теперь за всех нас там, дружбан, отоспишься, — с непередаваемой болью крякнул недоучка-медик — Витяй.

Александр просто кивнул, слегка отрывая от ящика — импровизированного стола — кружку со спиртом.

Их было шестеро — друзей не разлей вода, сплоченных общей болью и общей долей. Казалось, заговоренные, сам бог бережет. В каких передрягах только они не бывали и всегда возвращались полным составом. И черт им не брат, и видели ад, да вот, началось: второго теряют. Сначала Артем, теперь Серега.

После этого боя повез свою боль Александр далеко: в Москву за новым заданием поехал. Время такое: нет доверия никому — ни проводам, ни эфиру, ни людям. Входил в курс прямо в кабинете генерала Серова через час после встречи с любимой. Слишком короткой встречи.

Говорили недолго. На прощание генерал насквозь просверлил его взглядом, спросил:

— Ну, как там Зоя твоя?

Александр удивился:

— Откуда вы знаете про нее?

— Я все, брат, про вас знаю.

— Тогда мне и надо бы спрашивать. Видел ее почти мимолетно.

— Только так и возможно радость от женщины получить, — усмехнулся генерал и серьезно добавил:

— Поверь моему опыту, сынок. Слишком разные у нас с бабами назначения, чтобы мирно бок о бок по жизни идти. Это словно одной упряжкой сковать и коня, и трепетную лань. Так вроде поэт выразился?

— Он не так и не про это сказал, — мрачнея, буркнул Александр.

— Зато я про это. Если жениться задумал, то мой тебе, парень, совет: погоди немного. Полгода, сынок, погоди. Вот уйду на пенсию, буду на даче сидеть, деток нянчить твоих, а до тех пор… — крякнул Серов:

— Сам понимаешь.

— Пока за товарищей не отомщу, не намерен жениться, — успокоил его Александр, на том и расстались.

С новым заданием он вернулся к друзьям и спустя неделю потерял еще одного. На этот раз пришла пора гитариста Еремы лежать на земле бездыханным.

Вот такой дорогой ценой удалось узнать, кто их главный, заклятый враг: Саламбек Нахчоев по прозвищу Сокол. Да какой он там сокол — обычный шакал. На его руках кровь Артема и балагура Сереги, на руках его банды. С этим знанием явилось прозрение: их спецгруппу раскрыли. Как такое возможно? Предательство на самом верху? Невероятно!

Смерть уже не просто дышала в затылок, но и заглядывала в глаза — с насмешкой, издевательски. Но хуже всего было то, что напрасна, теперь выходит, смерть друзей: стала бессмысленной в самой своей важной стадии операция «Зевс» — цепь строго продуманных мероприятий по ликвидации основного канала финансирования бандитов. Что будет дальше, теперь не знал никто.

Отправляясь в Москву докладывать обстановку, Александр спросил у Пьетро:

— Слышь, Шерстяной, как думаешь, откуда генерал про мою Зойку выведал?

— От меня, — без тени вины признался Пьетро.

— От тебя? — удивился Гусаров и задумчиво констатировал:

— Выходит, он ничего не знает. На пушку батяня-хитрец меня брал.

— Ну да, он всех так щупает, — согласился Пьетро. — Спросил у меня, как зовут твою девушку, я ответил: Зоя. Потом он поинтересовался, откуда я знаю.

— А ты что ответил?

— Сказал, что во сне ты именем этим бредишь.

— И все?

— И все. А что еще я сказать ему мог? Ведь сам ничего не знаю.

— Ясно, — вздохнул с облегчением Александр. — А я уж думал, что слежку за мной наладили.

Пьетро нахмурился, помрачнел.

— И я тебя не осуждаю, — хлопая друга по плечу, сказал он. — Если честно, то сам теперь верю только тебе и Витяю. Батяня нам, конечно, считай, отец, но в глаза смерти мы не с ним в одном окопе глядели.

— Да уж, — согласился Гусаров, — не над его ушами бандитские пули свистят.

На этот раз Александр уехал с особо тяжелым чувством в Москву: сомнения, сомнения, сомнения. Впереди одна только радость: встреча с Зоенькой.

Черт ее дернул Степке сказать:

— Гусаров сегодня вечером приезжает.

— Только попробуй опять попереться к нему на свидание! — взвилась она.

— А ты откуда знаешь, что я ходила? — опешила Денисия и, догадавшись, разозлилась:

— Вот Зойка трепло! Сама же меня в дела с Сашкой впутала и сама же всем растрепала!

— О покойных только хорошее, — зловредно напомнила Степанида и, всхлипывая, предположила:

— Зоеньку, может, еще и земле не предали. Еще и крышку гроба не заколотили, а ты уж готова к ее жениху бежать на свидание.

Денисия вспылила:

— А что мне прикажешь делать? Я выполняла ее волю, на обман шла ради сестры. В последний год, считай, только я с Сашкой и виделась. Зойка боялась своего банкира, на пушечный выстрел не подходила к Гусарову. Теперь надо как-то ему сказать, что нет больше Зоеньки. Он же там, на своей войне, думает о ней, ждет встречи, надеется.

— А ты и дальше с ним за Зойку встречайся. Почему бы и нет? Разве не для этого ты Зойкой заделалась?

— И не стыдно тебе? — качая головой, спросила Денисия. — Думаешь, мне приятно было целый год комедию перед парнем ломать?

— Да ладно тебе прикидываться, — ехидно усмехнулась Степанида. — Я не Зойка, зря стараешься. Думаешь, не знаю, что ты по уши в Сашку втрескалась?

Теперь путь свободен, вперед! Только знай, если ты на свидание попрешься к нему, я сразу отправлюсь к Гарику. А то сижу здесь одна, как дура. Мне ничего нельзя, зато тебе все можно.

Денисия попыталась объяснить сестре, почему нельзя встречаться с Гариком, даже часть завесы ей приоткрыла, но Степанида, услышав, что жених под подозрением, невероятно взбесилась.

— Ах вот ты какая! — закричала она. — Значит, предатель мой Гарик! Значит, он плохой! У тебя все плохие! Одна ты хорошая! А Сашка не предатель? Ты же к нему попрешься! Ты не боишься, что он Карлуше тебя сдаст? А Пыжик? Его ты не боишься? Конечно, он же тебя обожает! Как может он быть предателем? Вот Гарик мой, да! Он же любит не тебя, а меня, значит, предатель!

— Что ты несешь? — растерялась Денисия. — Пыжик мне только друг.

— Он тебе — да, а кто ты ему? Не слишком ли много женихов тебе одной? И хватит придуриваться.

Ты все понимаешь. Короче, или идем на свидания обе, или не идет никто.

— Иди ты к черту, а не на свидание, — психанула Денисия. — И отстань от меня, спать хочу, всю ночь пахала.

Рухнув на кровать прямо в одежде, она мгновенно заснула.

Проснулась через пять часов, как и собиралась: сработал внутренний будильник. Рядом с ней, обхватив подушку руками, мирно посапывала Степка — соня с детства была.

— Ишь, буянка, — нежно глядя на сестру, прошептала Денисия и, чмокнув ее в румяную щеку, слетела с кровати.

Времени до свидания с Александром оставалось совсем немного. Бесшумно двигаясь по квартире на цыпочках (чтобы не разбудить Степаниду), Денисия собиралась. Вымыла голову, вздыбила на лбу короткую челку, накрасила губы, ресницы и задумалась:

«Шубу надеть или Степкино пальто? Вряд ли Сашка так хорошо разбирается в мехах, что сможет определить стоимость шубы. Скорей всего, вообще внимания не обратит. Но, с другой стороны, обратят окружающие. Нет, мне лучше быть неприметнее», — решила Денисия, срывая с вешалки Степкино пальтецо и украдкой покидая квартиру.

Памятуя об угрозах сестры, Денисия заперла дверь на два замка, а запасные ключи унесла с собой.

«Пускай попробует, дурища, теперь к Гарику смыться», — мысленно усмехнулась она и.., тут же забыла про Степаниду.

Ее ждал Александр — Сашка — Сашенька — Гусаров…

 

Глава 19

Денисия думала, что встреча с ним — радость, но вышло совсем по-другому. Как только она увидела Александра, сразу нахлынули воспоминания. И везде была Зоя. Он и она. Была, конечно, и сама Денисия, но на заднем, второстепенном плане, в тени. Теперь же предстояло шагнуть под солнце. Под обнажающее солнце его внимания, да еще с трагической вестью.

Оказалось, что это непросто. Одно дело Зойкой прикидываться, другое — быть с ним самой собой.

И эта «она сама» должна была встретиться с Александром Гусаровым и разговаривать с ним один на один, без свидетелей…

Ужас какой!

Такого у них никогда не бывало. Всех сестер Зои он видел редко, мельком и бог знает когда. Года два уж точно не видел и забыл, похоже, про них. А как с беседой у них не ладилось!

Не любил Александр с сестрами невесты болтать.

Так, перекинется фразой-другой для вежливости, о природе да о погоде, и — «пока!», мол, давай, подруга, отчаливай. Степанида и особенно Федька с ним еще как-то кокетничали (правда, безрезультатно), а Денисию он вообще не видел в упор. Смотрел на нее словно на место пустое. Иной раз и «здрасте» сказать забывал. То ли женщины в ней не замечал, то ли слишком заумной считал и побаивался — поди разберись, что в девчонке его не устраивало.

Уже позже, играя роль Зойки, неоднократно ее подмывало спросить, но всякий раз Денисия трусила и задать вопрос не решалась — вдруг услышит такое, после чего смутится или, что еще хуже, вспыхнет, а то и заплачет. Александр все сразу поймет и на чистую воду их с Зойкой выведет!

Короче, впервые явившись к нему на свидание не Зойкой, а ее средней сестрой, Денисия сдрейфила и растерялась. В общем-то, этого она от себя и ждала, потому и челку а-ля Зойка на лоб начесывала, потому и ресницы да губы красила. А тут еще Александр, ее увидав, просиял, обрадовался, «любимая» закричал.

Ну как тут признаться? Денисия не смогла.

Но и Зойкой прикидываться теперь, когда та умерла, казалось совсем невозможным. Невозможным казалось быть и самой собой, хотя раньше Денисия была уверена, что с Александром, вопреки советам сестры, она не играла, а собой и была.

Сейчас стало очевидно: нет, играла. И получалось нечто среднее между Денисией и Зоей: этакая мечтательно-рассудительная игривая кокетка. Но как теперь кокетку играть, когда страх и боль поселились в душе, когда мертвы Федора и Зоя?

В общем, ей было не до кокетства.

Более того, как увидела она Александра, так сразу почувствовала себя маленькой, слабой и очень несчастной. Очень захотелось о горе, о бедах своих рассказать и попросить совета, и положиться на мужскую его уверенность, на его силу, но нет. Рассказать она не могла. Особенно про гибель Зои.

«Не сейчас, потом», — решила Денисия.

Боялась запутаться, глупость сболтнуть. Да и Александр не с курорта приехал. Зачем ему лишние переживания? Помочь все равно не сможет: у него генеральский приказ и через три часа поезд.

Она решила молчать, но не смогла быть игривой.

Он заметил, спросил:

— Почему ты сегодня такая странная?

Они сидели на диване в его малюсенькой однокомнатной квартире.

— Странная? — фальшиво удивилась Денисия. — Не странная я, с чего ты взял?

— Как с чего? Не захотела идти в ресторан. По городу бродить отказалась.

— Терпеть этого не могу, — проболталась Денисия.

Он внимательно на нее посмотрел и напомнил:

— А раньше любила.

— Я и сейчас люблю, — спохватилась она, — только сегодня у меня настроение плохое.

— А почему?

— Перед тем как к тебе идти, со Степанидой сильно поцапалась. Бесцеремонная она, просто ужас.

Вот завидую кому. Наглость — второе счастье. Сама мечтаю этому научиться, но никак не могу.

Александр неожиданно вспылил. Наверняка Зойка многократно его таким видела, а вот Денисия впервые.

— Не болтай ерунды, — повышая голос, сказал он. — Наглость — это когда ты на общество кладешь один член с прибором, а на тебя падает дюжина. Вот что такое наглость. Поверь моему опыту, наглецами бывают или слишком юные, то есть неопытные, или совсем дураки. Умный человек быстро поймет, что хамом быть невыгодно У хамской выгоды слишком короткие ножки. На таких далеко не убежишь даже в наше дикое время. Ты о карьере мечтаешь, так знай: порядочность — вот двигатель настоящей карьеры.

Согласен, с порядочностью гораздо медленней и трудней, но зато и надежней. Это как долговременный вклад в банке: держать нужно дольше, но зато и проценты гораздо выше.

«Бог ты мой! — ужаснулась Денисия. — Это в какой же недобрый час я ему про карьеру-то проболталась? Зойка же никогда ни о чем не мечтала, кроме шмоток и брюликов. А что еще я ему про себя наболтала? И вообще, кого из нас он любит теперь? Меня или Зойку?»

Александр оборвал свою речь так же внезапно, как и начал. Смущенно, с вопросом, посмотрел на нее своими умными серыми глазами. «Не обиделась?» — прочитала Денисия в них и, усмехнувшись, спросила:

— Ну? И что это было?

— Что — это? — попытался прикинуться дурачком Александр.

— Да все то, что ты мне сказал. Очень пафосно.

Это что, крик души?

Он вдруг рассмеялся, повалил ее и, оседлав, сомкнул пальцы на ее тонкой шее.

— Да, это мой крик: «Души!» — пошутил Александр, делая вид, что собирается лишить Денисию жизни.

— За что? За что? — хохоча, отбивалась она.

— За то, чтобы не мечтала становиться плохой, — продолжая шутливо ее душить, кричал Александр и вдруг признался:

— Я по-настоящему полюбил тебя только тогда, когда узнал, какая ты хорошая на самом-то деле.

Она замерла, перестала сопротивляться. Он, все еще сидя на ней, уже не шутил, не душил, но и рук не убрал с ее шеи. Серьезно посмотрел на Денисию и продолжил:

— Ты думаешь так же, как я. Ты усвоила истину, которую редко кому дано усвоить: жить для себя скучно и глупо. Жизнь обретает смысл только тогда, когда живешь для других. Вот какую тебя я люблю.

И меняться не смей.

Словно током пронзило ее.

«Зоя же эгоисткой была всем известной», — мелькнула и страшная и радостная мысль.

Денисия закричала:

— Сашка! Что ты сказал?

Александр сконфузился, убрал руки с ее шеи, отмахнулся:

— Да так, ерунду. Не обращай внимания.

Она вскочила, и сколько ни пытала его, ни в какую возвращаться к этой теме он не согласился: не объяснил, не пояснил, а Денисия боялась поверить тому, что сама поняла. Выходит, с Зойкой началось у них совсем несерьезно: игривая, смазливая, доступная — кого тут любить? Это уж потом…

«Да-да, — глядя, как Александр готовится к отъезду, убеждала себя Денисия. — Он так к ней и относился, а изменил свое мнение, лишь когда к их роману Зойка меня основательно подключила. А до этого и романа-то не было: несколько встреч. Сашка и трахнуть ее не успел, как собирался вначале, а когда уже стал общаться со мной, то решил, что тут все по-серьезному, тут надо жениться. Да, так и есть. На самом деле он любит меня, но думает, что я — это Зойка. Точно-точно, с ней, с настоящей, он и часа не выдержал бы…»

Так она убеждала себя, но уверенности не было никакой — одни сомнения.

Почувствовав на себе ее пристальный сосредоточенный взгляд, Александр оглянулся и, опуская крышку кейса, виновато сказал:

— Не обидишься, малышка, если я немного с делами своими тут разберусь. Совсем немного осталось до поезда, а мне кое-что надо запомнить и сжечь. До этого времени не нашел, к тебе спешил.

— Да-да, конечно, — вскочила с дивана Денисия. — Занимайся своими делами, а я на кухне пойду приберусь да сооружу тебе побольше бутербродов в дорогу. Мне кажется, ты похудел.

Он проводил ее ласковым взглядом и, когда она скрылась в кухне, крикнул:

— Зоя! Я очень тебя люблю!

Она вернулась и, обессиленно прислонясь к косяку, прошептала:

— И я тебя…

— Иди ко мне, — нежно позвал Александр.

Она, смущаясь, подошла, он порывисто обнял ее — крышка кейса откинулась. Денисия увидела лежащую сверху тетрадь. Обычную, школьную. И надпись на ней: «Дневник». Почерк детский. Было видно, с любовью выведено.

— Что это у тебя? — удивилась она.

Александр оглянулся:

— А-а, это… Дневник чеченской девочки, погибшей от рук бандитов. Ей было тринадцать. Совсем ребенок, но эти звери так не считали. Она очень хорошенькая была. Приглянулась бандиту. Саламбеку Нахчоеву. Он пожелал сделать ее своей женой, а она хотела в школе учиться. Понимаешь, как ты, мечтала хорошее образование получить. В общем, девчушка ни в какую не соглашалась идти к бандитам и так яростно сопротивлялась, что эти сволочи ее убили.

— Какой ужас, — бледнея, прошептала Денисия.

— Да уж, — нахмурился Александр, — там немало ужасов. Кстати, — оживился он, — этот дневник я тебе и хотел отдать.

Она удивилась:

— Мне? Зачем?

— Нам он уже не нужен, а уничтожить его рука не поднимается. Помнишь, Зоенька, ты говорила что-то про подружку-журналистку…

— Про Ларку?

— Ну да. Ларке своей и отдай. Ей это будет интересно, может, сгодится для дела.

Александр достал из кейса дневник, протянул Денисии и принялся разбирать остальные бумаги. Среди них мелькнул некий план, набросанный от руки, а под планом — схема: взятые в рамочку названия фирм. и организаций, соединенные между собой жирными красными стрелками. В глаза бросилось: «Модекс» — холдинг, упомянутый утром Пыжовым.

— Там у тебя важные секреты? — спросила она.

Александр усмехнулся:

— В общем, да. А что тебя заинтересовало?

Денисия кивнула на лежащую в кейсе схему:

— «Модекс», он имеет отношение к торговле оружием?

Лицо его вытянулось:

— А ты откуда знаешь?

— Я не знаю, — смутилась она, — я просто спросила.

— Просто спросила?

Александр взял ее за руки, пытливо заглянул в глаза и приказал:

— А ну колись. О таком «просто» не спрашивают.

Ну хорошо, скажу тебе правду, — согласилась Денисия и принялась врать:

— Ларка для поднятия рейтинга решила заняться журналистским расследованием. Копает как раз под этот «Модекс». Якобы этот холдинг причастен к торговле оружием.

— Нет, — отрезал Александр, — не причастен, и зря твоя Ларка копает. Этот холдинг причастен к финансированию бандитов, а уж конкретно оружием занимаются другие фирмы, но вряд ли удастся кому-либо в ближайшее время это, доказать.

— Почему?

— Слишком крутая у них «крыша». И посоветуй своей подруге на пушечный выстрел не приближаться к «Модексу», если, конечно, она не решила покончить с жизнью таким сложным способом.

После столь резкой отповеди Денисия не осмелилась продолжать разговор. Она отправилась в кухню готовить бутерброды, Александр же занялся своими делами. Потом она его провожала. До самого поезда.

— Я буду звонить тебе, — сказал он.

— Звони чаще, — попросила она.

— Постараюсь, — пообещал Александр. — Ну иди, не люблю долго прощаться.

И она ушла. Впервые, расставшись, думала не о нем. Из головы не шел «Модекс». Денисия даже хотела сейчас же отправиться к Лешке Пыжову, но, вспомнив про закрытую в квартире Степаниду, передумала и поехала к ней. Когда она уже подходила к дому, неожиданно заверещал мобильный.

«Сашка звонит!» — обрадовалась Денисия, хватая трубку, но услышала голос банкира.

— Зоенька, ты где? — спросил он и, не дожидаясь ответа, закричал:

— Ни в коем случае не возвращайся! Если хочешь жить, держись подальше от той квартиры! Почему ты вообще не уехала, как я тебя просил?

— Что со Степкой? — закричала Денисия. — Что с ней?

— Ты ей уже не поможешь, — ответил банкир. — Спасай себя.

И Денисия со всех ног побежала к дому. У подъезда стояла толпа людей, у обочины — милицейская и реанимационная машины. Она мгновенно врезалась в толпу, расталкивая зевак:

— Что здесь произошло? Что случилось?

Ей ответили:

— Молодую девчонку убили.

— Как? — закричала она. — Как? Я же закрыла ее на замок!

— А вот открыли и грохнули, — пояснила пожилая женщина и, тараща глаза, ужаснулась:

— Родственница, что ли, твоя?

Денисия поняла, что оставаться у подъезда опасно, и растерялась: «Куда идти? Куда деваться?»

 

Глава 20

Она долго бродила по вечернему городу, закоченела, но, не чувствуя рук и ног, думала об одном: о предательстве Пыжика.

"Вот почему заспешил, — горько прозревала Денисия, — вот почему отсыпаться меня отправил. Решил нас со Степкой в кучу собрать, а заодно подальше с глаз своих сбагрить, чтобы не видеть убийства.

У-у, гад!"

Внутри у нее кипело. Когда точка кипения достигла наивысшего уровня, Денисия не выдержала и набрала номер Пыжова. Он был спокоен.

— Алле, — услышала она его безмятежный голос и, внутренне взрываясь, ни слова вымолвить не смогла.

«А вот поеду к нему в архивную, — внезапно решила она. — Там тепло, хоть ночь переночую. Вряд ли меня там будут искать. А если сам предатель в архивной окажется, что ж, посмотрю в глаза его подлые, и пускай хоть своими руками меня убивает. Все равно мне деваться некуда».

И Денисия отправилась к Пыжову. В архивную она влезла через форточку и, заметив свет лампы, не решилась выйти из туалета, подумала: «Неужели он здесь? Что же делать?»

Смотреть в его подлые глаза мгновенно расхотелось. Теперь, когда он был от нее в нескольких метрах, храбрость покинула Денисию.

А Пыжов был весел, поскрипывая креслом, напевал что-то себе под нос. Он корпел над своими бумагами и явно был очень доволен.

«Не сидеть же мне всю ночь в туалете, — разозлилась Денисия. — А к стеллажам незаметно никак не пробраться: на пути его стол. А, была не была», — решила она, собираясь покинуть туалет, но не успела сделать и шагу, как раздался звонок мобильного и следом голос Пыжова:

— Едешь? Он передал? Значит, везешь? Прямо сейчас? — оживленно спросил он и сообщил:

— Очень хорошо. Жду.

Денисия тоже решила ждать: Пыжов пойдет встречать гостя, а она проскочит в дальнюю комнату и спрячется за стеллажами.

Так она и поступила. Вскоре сверху донесся стук, потом по ступеням протопал Пыжов, и, как только хлопнула дверь, она выскочила из туалета и понеслась со всех ног в самую дальнюю комнату. Включила там свет, огляделась и пришла к выводу, что на ночлег очень даже неплохо можно устроиться. Если снять папки со среднего стеллажа, он вполне сойдет за кровать. Жестковато, но зато тепло.

По прошествии какого-то времени зазвонил Зойкин мобильный. Денисия думала, что это снова банкир, но ошиблась: звонил Пыжов.

— Ты где? — спросил он.

— На бороде, — ответила она и, отключив телефон, подумала: «Вот наглец. Совести хватило со мной говорить. Хочет меня выманить и грохнуть, как Степку. Прихвостень Карлушин».

Денисия погасила в помещении свет и задумалась. По всему выходило, что Лешка продался врагу, а раз так, значит, он уже знает, кто такой сволочь Карлуша. В связи с этим ее начало пробирать любопытство, очень хотелось знать, кто к Пыжову пришел.

«Высока вероятность, — предположила она, — что кто-то, связанный с Карлушей. Вот бы за ним последить… Эх, дура я дура! — загоревала Денисия. — Раньше бы догадаться, а теперь уже поздно. Раз Пыж мне звонил, значит, гость ушел».

И все же она решила вернуться и едва покинула свое убежище, как услышала голоса: один принадлежал Пыжову, другой — тоже мужской и, на удивление, очень знакомый. Рискнув приблизиться, она услышала часть разговора: оба собеседника сердечно друг друга благодарили, явно прощаясь. По какому случаю исходили оба столь взаимной благодарностью, понять было сложно, а вскоре они и вовсе протопали по лестнице вверх, оставив Денисию в полнейшем неведении.

Когда за ними захлопнулась дверь, она быстро прикинула, что, пока Пыжов выпустит гостя, пока закроет запоры, она успеет мотануться к столу и посмотреть, что тот привез. Рискнув, она обнаружила папку и, потрогав руками холодную кожу, поняла: именно эту папку гость и принес. Видимо, папка долго находилась на морозе, раз нагреться еще не успела.

Тщательно прислушиваясь к тому, что творится наверху, Денисия приоткрыла папку и ахнула. На первой странице размашисто от руки было написано:

«Компра на „Модекс“».

«То, что мне надо, — молнией промелькнуло в ее голове. — Схватить и задать стрекача через форточку».

Эта мысль ни во что существенное оформиться не успела: внезапно сверху донесся грохот. Денисия, прижав к груди папку, пулей отлетела от стола и спряталась за первый попавшийся стеллаж. А наверху поднялась суета, вскоре дверь в архивную распахнулась, кто-то торопливо протопал по лестнице вниз, вслед ему раздался шепот Пыжова:

— Где-нибудь там, за стеллажами, спрячься пока, но учти, я выключу свет.

— Выключай, я на ощупь, — послышалось ему в ответ, и комната погрузилась в темноту.

«Ага, кто-то к Пыжову пришел, и он прячет предыдущего посетителя, так же как прятал меня», — догадалась Денисия, торопливо укрывая на груди (там, где хранился уже дневник чеченской девочки) папку и застегивая под самый подбородок ворот Степкиного пальтеца.

Неожиданно шаги двинулись прямо на нее, да так быстро, что Денисия и глазом моргнуть не успела, как оказалась в мужских объятиях. Ее обдало резким запахом дорогого парфюма, чиркнуло по щеке чем-то колючим, прямо в ухо часто-часто заколотилось чужое сердце.

— Ой! — испуганно вскрикнула она.

Впрочем, испугались оба, оба вскрикнули, отскочили и задали один и тот же вопрос:

— Кто вы?

Она растерянно пятилась назад и отвечать не собиралась. Незнакомец тоже не спешил с ответом. Он чем-то слегка пошуршал, чем-то щелкнул, и ее глаза обожгло ярким лучом фонарика. Она ахнула, а незнакомец полным ужаса голосом прошептал:

— Де-ни-сия?

Удивляясь самой себе, она мгновенно отреагировала:

— Это не я!

Чем окончательно потрясла незнакомца.

— А к-кто? — слегка заикаясь, спросил он.

— Зоя, ее сестра.

— Зоя?!

Незнакомец схватил ее за руку и потащил по проходу. Задевая стеллажи и натыкаясь на невидимые в темноте предметы, они летели по анфиладе.

— Куда вы тащите меня? — пищала Денисия, безуспешно пытаясь оказать сопротивление.

Наконец они уперлись в стену. Незнакомец чертыхнулся, а Денисия злорадно поинтересовалась:

— Может, дадим кросс обратно?

— Черт, где здесь зажигается свет? — спросил он и, не выпуская ее руки, тщетно попытался нащупать выключатель. — Где-то здесь на стене. Где же он? Где?

— Поищите на потолке, — язвительно подсказала Денисия.

— Остроумием вы не блещете, — рассердился он.

— А вы умом. У вас же фонарик, — напомнила она.

— Точно, — обрадовался незнакомец и, скользнув лучом по стене, щелкнул выключателем.

Вспыхнувший свет показался Денисии яркости невыносимой, хотя на самом деле лампочки были довольно тусклые. Проморгавшись, она испытала шок — перед ней стоял Аронов.

— Матвей?! — шарахаясь, вскрикнула она.

— А говорила, что не Денисия, — усмехнулся он.

Она смутилась:

— А с чего вы взяли, что я лгала? Стараниями телевидения вас знает вся страна.

— Но те, с кем я не знаком, обычно не говорят мне «Матвей» и не шарахаются.

— Считайте, что я исключение, — оправившись от удара и успокаиваясь, ответила Денисия.

Аронов внимательно на нее посмотрел и, трогая ворот Степкиного пальто, с доброй улыбкой сказал:

— Дурацкая челочка та же, а вот прикид другой.

И глаза опухли. Плакала?

— Не ваше дело.

— Может, уже хватит ломать комедию? Честное слово, я рад, что ты жива. Без тебя как-то пусто стало… — Он сделал паузу и продолжил:

— ..ходить по улицам. Идешь себе и идешь, ни на кого не натыкаешься. Хватит валять дурака, я из тысячи близнецов тебя узнаю.

Было в его улыбке что-то такое… В общем, она ему поверила и согласилась:

— Хватит так хватит. Вы правы, я Денисия.

— А как ты здесь оказалась?

— Не могу сказать, что так же, как вы. Вы вошли в дверь, я залезла в окно.

— Здесь же нет окон, — удивился Аронов.

— Выходит, есть. Кстати, Пыжов не знает, что я здесь, — призналась она и с опаской спросила:

— Теперь вы меня сдадите?

Задумавшись, он спросил:

— А зачем ты сюда залезла?

Можно было бы на этот вопрос не отвечать, но Денисия решила, что терять ей нечего. Волею случая он увидел ее, ничего не произойдет, если узнает, что с ней стряслось. Набрав в легкие воздуха, она на одном дыхании выпалила:

— Мне жить негде. У меня было три сестры, теперь ни одной не осталось!

И заплакала.

Аронов изумился:

— Три сестры?

— Да, в нашей семье произошло чудо, — сквозь слезы сообщила она. — Мама родила пять однояйцевых близнецов. О нас даже в газетах писали. Одна малютка умерла почти сразу, от кори. Осталось четыре девочки. Вы со всеми были знакомы. Федька работала в гостинице, Степка — у Азера. За нее я пирожками торговала. Зойка замужем была за банкиром. А я в университете училась. Первой Зою убили, потом Федору жених ее сдал, а Степаниду по подсказке Пыжова застрелили, совсем недавно, сегодня…

Здесь она судорожно зарыдала и продолжить рассказ не смогла.

Аронов был потрясен. Он с ужасом смотрел на борющуюся с рыданиями девушку и ничего не мог сказать. Это было похоже на шок.

Вдруг он вздрогнул, очнулся и воскликнул:

— Тихо!

Денисия замолчала и испуганно уставилась на него, спросив:

— Что?

— Мне кажется, где-то бабахнуло.

Она прислушалась, но ничего не услышала:

— Нет, вам показалось.

И в этот момент раздался новый звук, похожий на глухой хлопок.

— Наверху стреляют! — ужаснулся Аронов и, презрев опасность, помчался обратно, освещая фонариком путь.

Денисия, сама не зная зачем, понеслась за ним, хотя логичней было бы остаться на месте — ведь глупо спешить туда, где стреляют. Впрочем, русские люди зачастую поступают именно так.

В комнате, где находился стол, горел свет, хотя Пыжов его точно гасил. Аронов резко остановился у двери, не решаясь переступить порог. Денисия налетела на него и ахнула, испуганно выглядывая из-за спины. Пыжов, скрючившись, лежал у лестницы.

Первый выстрел пришелся ему в живот, второй в голову. Наверху все двери были распахнуты — внутрь врывался шум вечернего города. Денисия прямо из подвала увидела пронзительно ясное небо и звезды.

И Аронов увидел их.

— Никого нет! Убийцы сбежали! — крикнул он, кидаясь наверх и закрывая на все замки входную дверь.

Вернувшись, он нагнулся к Пыжову.

— Жив? — спросила Денисия.

Аронов вздохнул:

— Да какой там. Контрольный в голову…

«Так и умер Пыж. Нас сдал, думал, спасется, но и его не пощадили. Собаке собачья смерть», — безразлично подумала она и спросила:

— Что будем делать?

— Милицию надо вызывать, — сказал Аронов и, взглянув на стол, присвистнул:

— Ни хрена себе, папку сперли.

— Какую папку? — спросила Денисия, осторожно нащупывая на груди под пальто свой трофей.

— Да папку я Пыжову принес.

— А что в ней было?

Аронов растерянно развел руками:

— Не знаю. Меня попросили, я передал.

— А зачем вы приходили к Пыжову?

Он замялся:

— Да так, были у нас дела.

— И касались они именно этой папки, — уверенно констатировала Денисия.

— Не-ет, — ответил Аронов и, изучающе взглянув на нее, спросил:

— Так ты думаешь, его из-за этой папки убили?

— Я этого не говорила.

— А что ты говорила?

— Ничего.

Аронов задумался. Денисия, не спуская с него глаз, тоже усиленно размышляла, как бы сбежать.

Дверь он закрыл. Она не успеет открыть и одного замка, как он ее догонит…

Вдруг он кинулся к ней:

— А ну рассказывай, что здесь произошло?

— С чего вы взяли, что я знаю? — искренне удивилась она и напомнила:

— Мы же все это время не расставались.

— Но ты говорила, что Пыжов вас сдал. Кому?

Денисия грустно покачала головой:

— Не знаю.

Он схватил ее за руки и потряс:

— Ты убила сестру?

— Нет! — закричала она. — Вранье! Ее банкир и его дружок убили!

— Но милиция разыскивает тебя!

— Не меня, а Зою. И вообще, оставьте меня в покое. Зачем вы спрашиваете? Хотите помочь?

Аронов отпустил Денисию и признался:

— Для начала разобраться хочу, кто ты: жертва или преступница.

— Я жертва. А если вы вызовете милицию, то буду труп.

— Почему?

— Что-то изнутри мне подсказывает, — грустно съязвила она.

— Но почему?

— Зоя что-то неосторожно подслушала, ее убили.

Я сидела в кладовке, она меня спрятала. Когда убийцы ушли, я с ней ролями поменялась.

— Зачем? — удивился Аронов.

— Не знаю, — всхлипнула Денисия и взмолилась:

— Пожалуйста, не сдавайте меня милиции. Лучше просто уйдем отсюда, и все.

— Так не получится. Наш общий с Пыжовым приятель, тот, который и передал эту папку, знает, куда я поехал. К тому же меня могли видеть. Сюда я не скрываясь входил. Если сбегу, у меня будут неприятности. Разумней все же вызвать милицию.

Денисия всплеснула руками:

— Но я-то влезла через форточку. Меня не видел никто, а неприятностей у меня уже столько, что хуже не будет. Пожалуйста, отпустите меня.

— Да не хочу я тебя отпускать! — взорвался Аронов.

Она опешила:

— Почему?

— Ну куда ты пойдешь?

— Какая вам разница?

— Значит, разница есть. Ты пойми, я журналист, хочу разобраться в твоей истории, помочь тебе хочу.

Денисия, сузив глаза, спросила:

— Журналистское расследование хотите устроить?

— Да, хочу.

«Врешь ты все. Любому младенцу известно, что все ваши расследования — это самые заурядные „сливы“», — подумала Денисия и спросила:

— И как же мы с вами поступим?

Аронов положил руку на ее плечо и сказал:

— Рассказывай, что с тобою случилось?

— И вы не будете милицию вызывать?

Он замялся:

— Нет, милицию вызову все равно. Ладно, давай сделаем так: ты отправишься в мою машину и спокойно там посидишь, пока я здесь закончу.

— А потом?

— А потом что-нибудь придумаем.

— Хорошо, — согласилась Денисия.