Узнав, что случилось с Пупсом, Евгений примчался в рекордно короткие сроки. Вот она, мужская солидарность, к моим портнихам он так бы ездил.

— Почему не вызвали «Скорую»? — спросил он, бегло осмотрев пострадавшего.

Я пожала плечами, а Лариса опять завела шарманку про работу.

— А что с ним? — поинтересовалась я, уповая на опыт Евгения.

— Думаю, отравление, — поставил диагноз он.

— Водкой?

— Вряд ли. Только если к ней подмешали какую-то дрянь.

— Это у нас запросто, — вставила Лариса.

— А по-моему, он просто перепил, вот и стало плохо с непривычки, — возразила я. — Водка сама по себе дрянь.

— Жаль, что ты не всегда так считаешь, — посетовал Евгений. — Маруся до добра тебя не доведет.

В воздухе запахло грозой. Мне не хотелось семейных сцен в присутствии Ларисы, и я быстро вернулась к основной теме.

— С чего ты взял, что Пупсу что-то подмешали? — деловито поинтересовалась я.

Евгений уставился на меня с непередаваемым удивлением.

— Ты когда-нибудь видела Виктора в таком состоянии? — спросил он. — Мужик практически не пьет.

Я возразила:

— Судя по всему, Пупс перешел на непонятный образ жизни. В последние дни он только в таком, ненормальном для себя состоянии, и пребывает. Послушал бы Розу, перестал бы удивляться.

Евгений и меня слушать не захотел. Он возмущенно отмахнулся, подхватил Пупса и потащил его в машину.

— Звякну тебе потом, — пообещала я Ларисе и поплелась за Евгением.

По моему разумению, Пупсу надо было всего лишь дать отлежаться, в крайнем случае напоить его рассолом или кефиром, думаю, до пива он еще не дорос, стаж маленький. Однако Евгений уперся и повез-таки Пупса в больницу. Там глянули на беднягу и спросили у Евгения, не заблудился ли он, разыскивая вытрезвитель.

— У парня отравление, — заявил Евгений, доставая купюру анонимного достоинства.

Для меня анонимного, поскольку я в переговорах не участвовала, а медперсоналу достоинство купюры понравилось настолько, что они тут же признали отравление и кучу других болезней, от которых тут же Пупса вылечить и поклялись, начав с промывания желудка.

Я сидела на лавочке перед приемным отделением и свирепела на всю катушку, столько времени теряю даром, а ведь дел невпроворот.

Евгений с видом человека, сумевшего исполнить свой долг, подошел ко мне и, удовлетворенно закуривая, сказал:

— Подождем немного, Витьку скоро на ноги поставят, обещали.

— Зачем ждать? — взвилась я. — Иди, собирай остальных. Мало, что ли, их по городу валяется, отравленных. Чем они хуже этого алкоголика?

Евгений и ухом не повел. Он всегда умел гнуть свою линию, как бы я ни сердилась. Более того, он поддержал беседу в том русле, на которое я настроилась.

— Да-а, — клубясь дымом, произнес он, — что-то Витек пошел вразнос. Я его не узнаю. Врачам отдал, а сам смотрю — Витек это или не Витек.

— Не ты один так смотришь. Если ему на старости лет приспичило порезвиться, так не стоит и мешать.

Пускай резвится по полной программе.

— Соня, ты не права, — возразил Евгений, — когда я резвился, Витек меня не бросал, возился со мной как положено. Теперь пришла моя очередь. Пойду, узнаю, как он там.

Под этим благовидным предлогом Евгений избавился от моих упреков. Вскоре он вернулся с Пупсом.

У Пупса уже появилось выражение лица, но выглядел он все еще пришибленно.

— Виктор, ты ли это? — воскликнула я. — Просто тебя не узнаю.

— Сам себя не узнаю, — ответил Пупс и весь покрылся виной.

Евгений всячески ему сочувствовал (и жестами и взглядами) и тоже покрылся виной, видимо, от, того, что сам-то он вынужден пребывать в непростительной трезвости.

— Ну, и что прикажешь теперь с тобой делать? — подбочениваясь, спросила я у Пупса.

— Делайте со мной все, что хотите, только не отдавайте Розе, — взмолился Пупс.

— На растерзание, — от себя добавила я, понимая, что Пупс на такие рискованные пояснения не решится.

Я окинула его более пристальным взглядом и обнаружила, что вид у него чрезмерно отвратительный: плащ помят, шляпа…

— Что ты намерен делать? — строго спросила я уже Евгения.

У Розы, конечно, горе, но так интенсивно его с ней делить мне не хотелось.

— Отвезем Виктора к нам и приведем его в порядок, — ответил Евгений. — Не бросать же мужика в беде. Роза и в самом деле не правильно поймет, если он завалится в таком виде.

«Она правильно его поймет», — подумала я и спросила:

— Женя, а как ты собрался приводить его в порядок?

— Ну, причешем, умоем, ты погладишь его плащ, брюки надо тоже подгладить, — окидывая Пупса заботливым взглядом, принялся перечислять Евгений.

Я запротестовала:

— Плащ гладь сам, брюки тоже, и вообще, начал делать доброе дело, так делай его до конца.

Дома, пока Евгений на кухне чистил брюки и гладил плащ, я за чашечкой душистого травяного чая энергично читала Пупсу лекцию в гостиной.

— Устроился, понимаешь ли, — гремела я, — а мы еще с Розой гадали, кто тебе в прошлый раз гладил плащ. Теперь такие вопросы отпали, во всяком случае, у Евгения. Да и у меня. Роза, наивная, думает, что у тебя завелась любовница, а ты безбожно эксплуатируешь друзей! Ну, признавайся, кто в прошлый раз гладил твой плащ? Даня? Тасик?

Пупс испуганно хлопал глазами и молчал."

— Ты даже любовницу не можешь завести, — с укором продолжила я, — вот до чего докатился.

— До чего? — жалобно выдавил из себя Пупс.

— До полной деградации. С кем ты пил? Признавайся!

Пупс глубоко задумался и признался:

— Не помню. Я опешила:

— Как, совсем ничего?

— Абсолютно.

— И как домой возвращался и Розу…

Я замялась, продолжив предложение жестами и взглядом. На лице Пупса появилась паника.

«Совсем память отшибло, — подумала я. — Бедная Роза, этого больше не повторится».

— Хорошо, — сказала я, — ты не помнишь, с кем пил, не помнишь, как оказался у Ларисы, но сегодняшнее-то утро ты помнишь?

Пупс задумался и ответил:

— Смутно.

— Ну хоть как проснулся и на работу пошел, помнишь?

— Смутно.

«Бедная Роза», — подумала я, желая любым способом заставить Пупса вспомнить хотя бы то, что произошло у него с Розой прямо в прихожей.

Однако на пути у таких понятных намерений выросли непреодолимые препятствия. Евгений с наглаженными брюками и плащом появился в дверях и возмущенно загремел:

— Что ты пристала к нему? Я для чего не повез его к Розе? Чтобы ты ему промывала мозги?

— Фу, какой ты грубый, — обиделась я и отправилась заниматься воспитанием сына.

Я нашла его в Красной комнате в обществе бабы Раи, которая была увлечена уборкой. Санька активно ей мешал.

— Как жа ж загулял мужичонка, — поделилась баба Рая со мной впечатлениями, определенно имея в виду Пупса. — Как жа ж он набрался жа ж, бог меня прости.

— Не говорите глупостей, баба Рая, его отравили, — из чистого противоречия вступилась за Пупса я.

Баба Рая, качая головой, мне возразила:

— Как жа ж, отравили, вас жа ж с Маруськой так через день травят. И когда уже у этого разгульного бегемота отпуск кончится? Как жа ж она уже мне надоела жа ж.

— А не поджарить ли нам сегодня на ужин блинчиков? — поспешно меняя тему, предложила я.

— Блинчиков! Блинчиков! — подхватил мою идею Санька. — С медом и вареньем!

Баба Рая, протиравшая пыль с Санькиного телевизора, так с тряпкой в руках и застыла.

— Это кто жа ж вам жарить-то будет? — вдохновляясь на лай, спросила она.

Я уже почувствовала, что сказала что-то не то, но сдаваться из гордости не захотела.

— А в чем дело? — спросила я. — Почему нельзя блинчиков пожарить?

Лучше бы я этого не спрашивала. Баба Рая в сердцах ударила тряпкой об пол и пошла разворачивать тему.

— Вам, значить, все можно, а я, значить, раба ваша, — издалека зашла она. — Вы, значить, с утра до вечера водку жрете и песни орете…

(Господи, да когда ж такое было-то?) — ..А я, значить, раз в неделю любимую передачку посмотреть не могу. Усю ж неделю жа жду, а как вечер наступить, дак у них сразу жа желания появляются.

Тому — это, этому — то. Я жа ж вам не казенная! Имею жа ж я право «В глаз народу» посмотреть! Спокойно, без всяких блинчиков, мать вашу ити!

«Ах, вот в чем дело, — прозрела я. — Да-а, — „Глас народа“ — дело серьезное. Это я действительно не на то посягнула».

«Глас народа» баба Рая смотрела, как футбол. Она твердо знала, за кого болеет, тут же делала свои прогнозы и ликовала, вскакивая со стула и подпрыгивая выше Саньки, если ее фаворит одерживал верх. «Хорошо намял врагам бока!» — приговаривала она, поскольку в любом диспуте для нее шло противостояние России с Америкой.

Баба Рая, ярая приверженка коммунизма, ненавидела все, на что падала тень демократии, а популярная передача образно виделась ей летящим в глаз народу кулаком, который обязательно должен быть развернут каким-нибудь другом сирых и болезных в обратную сторону, думаю, не стоит объяснять в какую.

Действительно, я погорячилась, потому что надо обладать изощренным садизмом, чтобы заставлять бабу Раю жарить блинчики в такой знаменательный вечер. Мне оставалось только завидовать бабе Рае, насколько ярче протекает ее жизнь. Ну почему я засыпаю под этот «Глас народа»? Как жаль, что недоступны мне столь дешевые и простые радости. Все тянет меня на какие-то «подвиги».

Однако от блинчиков отказываться я не собиралась; пока Евгений холил Пупса, я решила заняться стряпней. Евгений отнесся к моей затее с энтузиазмом и тут же полез в холодильник за сметаной, а вот Пупс на блинчики отреагировал рвотными спазмами. Он категорически отказался идти на кухню, ссылаясь на то, что даже запаха пищи не переносит. Бедняга полулежал на диване в гостиной и тщетно пытался припомнить хоть что-то из сегодняшнего дня. Больше всего, естественно, его интересовало, с кем он пил, а также сколько и что.

— Пора везти Пупса домой, — шлепая на тарелку свежеиспеченный блинчик, сказала я Евгению.

— Рано еще, пускай сначала в себя придет, — возразил тот, выворачивая на блинчик половину банки сметаны.

«Столько сметаны жрать! — с осуждением подумала я. — Конечно, после этого любая женщина покажется фригидной».

— Ха! — воскликнула я. — Придет в себя! Глядя на Пупса, трудно поверить, что это возможно. Надеюсь, ты не собираешься оставлять его на ночь? И потом, раз уж он ступил на эту скользкую тропу, то ничем ему не поможешь. Завтра он наберется опять, и что ты будешь делать? Снова начнешь гладить его плащ? Нет уж, вези его к Розе, пускай она сама принимает меры.

— Попробую, — неуверенно согласился Евгений. — Но сначала спрошу, захочет ли он.

Пупсу было все равно. Потеряв память, он вдруг перестал бояться жены, а напрасно.

— Ты бы сначала подготовила Розу, — попросил Евгений.

— Если Роза уже вернулась с консультации, — сказала я, нехотя набирая ее номер.

Роза вернулась.

— Чем занимаешься? — дипломатично поинтересовалась я.

— Ужин Пупсу готовлю, — доложила Роза.

Естественно, я тут же захотела посоветовать ей не тратить даром время, но совладала со своим желанием и спросила:

— Как Юля?

— Ты же знаешь ее, — ответила Роза. — Лучше скажи, как Лариса?

— У Ларисы прострелена шляпка, — держась из последних сил, чтобы не проболтаться про Пупса, сообщила я.

И в этот миг силы вдруг покинули меня, и, не помня как, я выложила все, начиная от вешалки Ларисы, под которой лежал Пупс, и заканчивая его рвотными позывами на мои блинчики.

Роза была в шоке.

«Это даже хорошо, — успокоила я себя, — зато теперь она не станет нервничать по поводу покушений».

— Где он, это ничтожество? — закричала Роза. — Где эта скотина?

— Лежит на диване в свежевыглаженом плаще, — поведала я. — Успокойся, у него нет любовницы, плащ гладил мой Евгений.

— Я убью его! — завопила Роза и бросила трубку.

— Женя, — сказала я, — сейчас же вези Пупса домой. Он срочно понадобился Розе.

Евгений неохотно повез Пупса к Розе, а я, радуясь, что уж где-где, а в моей-то жизни одна божья благодать, продолжила жарить блинчики. На радостях во мне открылось великодушие. Пока баба Рая и Санька (он оказался приверженцем взглядов бабы Раи) смотрели свой «В глаз народу», я сердобольно таскала свежеиспеченные блинчики к телевизору. С удивлением я обнаружила, что баба Рая ест гораздо быстрее, чем работает. Санька же слишком увлекся диспутом и к блинчикам проявлял равнодушие.

«Как хороша семейная жизнь», — с наслаждением подумала я, стоя у плиты.

Однако долго наслаждаться семейным счастьем мне не пришлось — позвонила Маруся. Она так отчаянно ревела в трубку, что я грешным делом похоронила ее разлюбезного Ваню, мысленно, разумеется. Слава богу, тут же выяснилось, что Ваня жив, чего нельзя сказать о самой Марусе. Если верить ее словам, то она прямо вся на краю могилы.

— Маруся, что случилось? — паникуя, завопила я.

— Если хочешь меня всю застать живой, поспеши, — трагически проревела Маруся. — У тебя есть всего тридцать минут.