Должна сказать, что давно уже я не носила шляпок, но сообщение Маруси так впечатлило меня, что на следующий же день я отправилась в бутик и украсила свою прическу весьма дорогим и кокетливым широкополым созданием некоего маэстро Кадзуа — если верить клятвенным заверениям консультанта, известного художника из Японии. Судя по цене шляпки, известен он безгранично.
Несмотря на то, что в считанные секунды был потрачен полугодовой доход моего Евгения, настроение у меня поднялось.
«Что ж, — подумала я, с удовольствием разглядывая себя в зеркало, — если уж суждено мне умереть, так пусть это лучше произойдет в шляпке, чем без нее. Так эстетичней».
В этом состоянии духа я вышла из бутика и направилась на пешую прогулку по Москве. Бесстрашно врезалась в самые людные места, презревая опасность и бросая вызов судьбе, и добросалась.
Судьба приняла мой вызов и послала кару в виде…
Маруси. Я как раз пыталась нарушить правила уличного движения и перейти дорогу в неположенном месте, когда ушей моих достиг ее радостный вопль:
— Епэрэсэтэ! Старушка! Что ты делаешь здесь?
Оглянувшись, я увидела торчащую из «жигуленка» голову Маруси.
— Садись, подвезу, — предложила голова.
Поездки с Марусей не входили в мои планы, и я вежливо отказалась, но тут же пожалела об этом, потому что Маруся мгновенно выразила готовность покинуть «жигуленок» и составить мне компанию. Бродить по Москве в компании с Марусей я не хотела, а потому сдалась:
— Ладно, поехали.
— Куда? — обрадовалась Маруся.
Пока я судорожно соображала, какой выбрать маршрут, Маруся, не теряя времени даром, восхищалась моей шляпкой.
— Старушка, где взяла? — вопрошала она.
— Купила, конечно же, не на дороге же нашла, — нехотя ответила я.
— Просто блеск, старушка, я прямо вся одобряю, — сообщила Маруся и, резко меняя тему, спросила:
— А что ты здесь шляешься без дела?
— Почему — без дела? — обиделась я. — Возможно, это будет самое последнее в моей жизни дело. Я надела шляпку и проверяю, заразила ты меня вчера или нет.
— Так ты ходишь и ждешь покушения? — прозрела Маруся.
— Да, — с гордостью подтвердила я.
— Ты прямо вся сошла с ума!
— Возможно, но не люблю тянуть резину — если заразилась, так уж пускай стреляют скорей, сама предоставляю им такую возможность. Неизвестность страшит меня больше смерти. Уж такой я человек.
— Уж такой ты человек? Епэрэсэтэ, я не про это! — возмущенно завопила Маруся. — Ты прямо вся сошла с ума, раз разгуливаешь здесь в шляпке! Как ты можешь так рисковать?
— Я бесстрашна, и никакому злодею меня не сломить, — упиваясь своей храбростью, сообщила я.
— А мне плевать! — заявила Маруся. — На твое бесстрашие мне прямо всей плевать! Ха, нашла чем хвастаться! Надо же, чудо! Так и дурак может! Ты бы лучше подумала о другом.
— О чем? — разозлилась я.
— Обо мне. Что будет со мной, если тебя сейчас пристрелят вместе с твоей шляпкой? Кто будет завтра в моем буфете сторожить?
— Эгоистка, — расстроилась я. — Думаешь только о себе. И к тому же меня заразила.
— Это еще неизвестно — заразила или нет, а про меня уже точно можно сказать, шляпку-то прострелили. И ты обещала, что завтра будешь дежурить около буфета, сама предложила, — напомнила Маруся. — Я прямо вся рассчитывала на тебя и сдуру спала спокойно.
Я устыдилась. Действительно нехорошо, о Марусе я как-то не подумала. Здесь в толпе легко промахнуться , и попасть в меня, даже если будешь добросовестно целиться в шляпку, — неровен час толкнет под руку какой-нибудь негодяй, и подлый убийца в меня промажет. Да, в самом деле не стоит разгуливать…
Сомнения развеяла Роза. Она позвонила мне на мобильный и, рыдая, сообщила, что Пупс окончательно тронулся умом.
— Маруся, — пугаясь дотребовала я, — срочно вези меня к Розе!
— А что у Розы? — встрепенулась Маруся. — Гости?
— У Розы Пупс, — пояснила я, не собираясь вдаваться в детали.
— Тогда у меня стирка, — вспомнила Маруся, сразу охладевая к Розе.
Маруся скромнела в присутствии мужей, и это ее напрягало. Она любила быть самой собой.
— Смотри, не забудь про дежурство, — напомнила она, высаживая меня у дома Розы.
— Обязательно буду прямо с утра, — пообещала я и, пожелав Марусе удачной стирки, удалилась.
* * *
Роза была безутешна. Вопреки обыкновению, она сидела на турецком диване и, рыдая, воспитывала Пупса. Пупс забился в угол, прикрылся шторой и с тоской поглядывал в окно.
— Вот, скажи ему, — всхлипывая, потребовала Роза. — Скажи, как он, ничтожество, взял у меня сто долларов, а то не верит.
Я изумилась: что я слышу? Речь все о тех же пресловутых ста долларах, про которые давно пора забыть.
Все же Роза порой бывает жестока.
— А в чем, собственно, дело? — не спеша свидетельствовать, спросила я.
Роза мгновенно прекратила рыдать и начала звереть прямо на глазах.
— В чем дело? — закричала она. — Ты бы послушала, что он тут мне буравит! Сдуру вызвала его на откровенность и сама не рада уже.
— А что он буравит? — заинтересовалась я и обратилась непосредственно к Пупсу:
— Вить, ты что буравишь?
— Ничего я не буравлю, — ответил из-за шторы Витя. — Послушать ее, так я точно сошел с ума.
— Ты рассказала ему про то, что случилось в прихожей? — ужаснулась я.
— Вот именно, — промямлил Пупс, покрываясь краской стыда.
Роза обратилась ко мне воплем отчаяния:
— Ты слышала?! Слышала?!
— Конечно, — подтвердила я, — а что ты хотела?
Разве можно пытать человека, когда он еще не отошел после вчерашнего? Беднягу с трудом удалось спасти, а ты сразу на него нападать. Дай ему, болезному, хотя бы оклематься, а уж потом лезь со своими сексуальными проблемами.
— С моими проблемами? — ужаснулась Роза. — Будто я просила его прибегать с работы и зверем набрасываться на меня, рвать платье и все остальное…
Внезапно краснея, Роза стушевалась.
Тут бы торжествовать, а Пупс почему-то почувствовал себя оскорбленным. Он выскочил из-за шторы и с мольбой устремился ко мне:
— Соня! Ты слышала? Слышала, что она говорит?
И кто после этого сошел с ума?
Мне было трудно определить, поскольку сцены в прихожей, той сцены, где Пупс оказался на высоте, я не видела, а знала о ней лишь из рассказа Розы. Кто знает, не привиделось ли это ей, не галлюцинации ли это на почве хронического неудовлетворения. Хотя и Пупс хорош, но он статья отдельная. Он алкоголик, следовательно, не сумасшедший. Нельзя же на него вешать сразу всех собак.
В общем, я склонялась к мнению, что если кто и сошел с ума, так это Роза.
— Дорогая, — вкрадчиво начала я, — успокойся.
Сядь, успокойся и подумай.
— Над чем я думать должна? — не успокаиваясь, спросила Роза.
— Над тем, что было у вас с Пупс… Что было у вас с Витей в прихожей. Ты действительно настаиваешь, что он был чрезмерно активен?
— Не чрезмерно, но активен, — подтвердила Роза. — Это было.
Нельзя заступаться за мужчин, я вам скажу. Это их портит. Пупс, почуяв мою поддержку, повел себя нагло: он воспрял и заявил:
— А кто это может подтвердить, кроме тебя?
Роза на мгновение потеряла дар речи, что в последующие секунды компенсировала сокрушительным криком.
— Кто может подтвердить, ничтожество? — коченея от возмущения, завопила она. — Да стены! Эти стены!
Они видели тебя во всей красе!
— А кроме стен, ты что-нибудь предъявить можешь? — спросила я.
— А разве мало стен? — возмутилась Роза.
Начавший было унывать Пупс снова мгновенно воспрял.
— Стены? — ехидно усмехнулся он. — Ты слышала, Соня, и после этого она еще будет утверждать, что это я сошел с ума.
— А мне надо было позвать соседей? — заорала Роза. — Стены, видишь ли, не устраивают его. Соня, и после этого он будет утверждать, что я сошла с ума.
«Вот как уже вопрос стоит, — изумилась я. — Эти оба, с позволения сказать, супруга подозревают друг друга черт знает в чем. И не без оснований. Если Пупса хоть как-то можно оправдать — все же алкоголь штука коварная, пока Пупс жрал водку, водка жрала Пупса и отгрызла приличный кусок его мозгов, да и на нервной системе пьянство не сказаться не могло — в общем, если хоть как-то можно оправдать Пупса, то Роза ведет себя более чем странно».
Тут я вспомнила: за время отпуска Маруси и Роза пожрала этой водки немало, что пагубно могло сказаться на ее сознании. Вспомнила и вовсе зашла в тупик.
— Роза, — осторожно спросила я, — ты уверена, что все это было?
— Что — было? — опешила Роза.
— Ну, все это.., то, что в прихожей.
Роза бестолково похлопала ресницами, а потом поставила руки в бока и с прежним жаром обрушилась уже на меня.
— Кто мне это говорит? — завопила она. — Моя лучшая подруга! Сначала ты сомневаешься, был ли активен Пупс, потом долго таращишь глаза, и вот уже дело дошло до того, был ли он вообще, этот мерзавец и скотина? Так, что ли?
— В общем-то, так, — вынуждена была признать я.
Я не только признала, но и (чтобы освежить Розу) развила свою мысль:
— Может, тебе показалось все это или приснилось, или ты увлеклась фантазиями и приняла их за действительность…
Долго говорить мне не пришлось. Роза прервала меня настораживающе тихим голосом.
— Что дало тебе повод так плохо думать обо мне? — в лоб спросила она. — Этот алкоголик, — она возмущенно кивнула на Пупса, — пропил последние мозги, а я-то почему в немилость впала?
— Ну, если вести речь об алкоголизме, то благодаря инициативам Маруси и ты немало в последнее время водочки употребила, — напомнила я.
— И поэтому надо подозревать меня в умалишении? — с явным подвохом поинтересовалась Роза.
— Врачи утверждают, что водка — враг здоровья, — уклончиво ответила я, теряясь в догадках. — Ты должна знать это хотя бы как гинеколог.
— Вот видишь, Роза, — обрадовался Пупс. — Это ты сошла с ума!
— Это она сошла с ума, — возмутилась Роза, кивая на меня. — Если причина в водке, то Сонька от меня не отставала, а может, и перегоняла порой.
— Ты на что намекаешь? — заволновалась я.
— Не намекаю, а прямо говорю: ты сошла с ума, если веришь не мне, а Пупсу.
Мне не понравилась такая постановка вопроса.
Разве можно умственные способности человека ставить в зависимость от его симпатий и взглядов, тем более нельзя проводить между ними параллели. Следуя этим критериям, можно поставить под вопрос умственное здоровье многих наших политиков, не говоря уже о вождях. Нет уж, я уважаю традиции нашей страны, а в нашей стране принято по-другому: мозги за поведение своих хозяев не отвечают, потому что они — мозги — сами по себе, а хозяева сами по себе. И никаких параллелей.
Все это, не задумываясь, я выложила Розе и произвела невыгодное впечатление даже на Пупса. Тут уж и он призадумался и перестал звать меня в свидетели своей разумности.
— Вижу, все мы допились, — страшно огорчившись, констатировал он.
— Ничего не допились! — возмутилась я. — Сейчас разберемся. Какие, Роза, у тебя к нему претензии?
— Тут помнит, а тут забыл, — пояснила Роза, поочередно показывая на оба свои полушария.
Я, окрыленная вернувшимся доверием, обратилась к Пупсу:
— Вить, а ты что можешь сказать? Как Женька плащ тебе вчера гладил, помнишь?
— Помню, — радостно признался Пупс.
— А как в больнице тебя перед этим лечили, помнишь? Ну, клизму и прочее…
Пупс мгновенно помрачнел и без всякой охоты буркнул:
— Помню, но лучше бы это забыть.
Я обратилась к Розе:
— Какие проблемы, подруга, он все помнит.
— Про доллары его спроси, — посоветовала Роза.
Я перевела свое внимание на Пупса и спросила:
— Про доллары помнишь?
— Какие? — насторожился он.
— Вот видишь! — торжествуя, закричала Роза.
— Да подожди, — отмахнулась я. — Сейчас восстановим картину. Вить, сосредоточься и скажи: как примчался домой и потребовал у Розы сто долларов — помнишь?
Пупс неожиданно взорвался.
— Что вы мне голову морочите! — закричал он. — Пьете сами беспробудно, а потом достаете меня. И уже не в первый раз Роза разговор заводит про какие-то доллары! Точно хочет свести с ума!
— Ну? Что скажешь? — презрительно кивая на Пупса, спросила Роза. — Кто тут из нас того? — И она покрутила у виска пальцем.
По всему выходило, что Пупс, но я признать этого почему-то не захотела. Бываю я иногда вот такая: непредсказуемая и необъяснимая.
— Послушай, — сказала я, — помнишь, мы как-то погуляли хорошо на банкете у Тамарки, и ты по пьяной лавочке пыталась с собой ее подарок унести — огромную хрустальную вазу. Всей гурьбой еле тебя от нее отодрали.
Роза растерянно посмотрела на Пупса.
— Вить, правда, что ли? — спросила она.
Пупс с достоинством кивнул головой, мол, все так, могу засвидетельствовать.
— Вот видишь, — подытожила я, — это же не дает нам основания утверждать, что ты сошла с ума. С каждым русским человеком такое бывает хотя бы раз в году, так зачем же внимание заострять? Мы про вазу ту тебе даже и не напомнили, вот и ты с долларами этими будь снисходительней.
Пупс промолчал, но взглядами и жестами всячески меня одобрил.
— Да не-ет, — возмутилась Роза, — ты тогда меня не поняла. Дело тут не в долларах. Он забывает все и на каждом шагу. Я пригласила тебя лишь за тем, чтобы доказать ему, что большая часть событий в его жизни происходит как-то странно.
— Что значит — странно? — удивилась я.
— Неосознанно, — пояснила Роза. — Вот, к примеру, сегодня утром позвонила Тамара и сказала, что Пупс забыл у них кейс.
Пупс мгновенно занял свой пост у окна и воззвал уже из-за шторы:
— Роза, умоляю, хватит.
— Забыл кейс! — повышая голос, повторила Роза.
— Да не забывал я, — взмолился Пупс.
— Значит, врет она? — наступая на него, закричала Роза. — Тамарка врет, я вру, один ты у нас говоришь правду?!
— Подожди, Роза, а что он делал у Тамарки? — заинтересовалась я.
— Спаивал Даню, — отрезала Роза.
— И когда это было?
— Позавчера. Позавчера он в рабочее время, пользуясь отсутствием Тамарки, приперся к Дане и подло его споил. Там и кейс забыл.
— Да не забывал я кейс, — взвыл Пупс.
— Посмотри на него, — рявкнула Роза. — Вот же ничтожество, и еще стоит на своем.
Тут уж Пупс окончательно взбунтовался. Он выскочил из-за шторы и завопил:
— Да на работе я тогда был! На работе! Позвони, проверь сама, тебе каждый скажет!
Он вопил с таким чувством, что хотелось верить ему, а не Розе.
— Да не на работе ты был, а у Тамарки, — топая ногами, закричала Роза.
Теперь и она была очень убедительна. Я совсем растерялась.
— Послушайте, — осененная мыслью, обрадовалась я, — а что мы тут гадаем? Давайте сейчас же поедем к Тамарке и выясним, чей у нее кейс.
Роза в пылу сражения с мужем забыла, что есть здравомыслие, а оно всегда приведет к более легкому разрешению спора, чем взаимные упреки и оскорбления.
Впрочем, об этом забывает в первую очередь всякий и всегда, когда дело доходит до выяснения истины.
— Прекрасно, — поддержала меня Роза и скомандовала:
— Пупс, одевайся, едем к Тамарке.
И мы поехали.
Тамары дома не было, но зато был Даня. Я как увидела его, так сразу почуяла неладное. Многолетнее знакомство Дани и Пупса не переросло в дружбу, однако, вопреки этому, Даня отреагировал на Пупса странно: он обрадовался и едва ли не бросился обниматься. В общем, встретил Пупса как закадычного дружка.
Пупс тоже насторожился, но, все еще имея какую-то надежду, спросил:
— И где же мой кейс?
Даня оживился, исчез в недрах комнат и быстро вернулся, держа в руках кейс.
— Вот, — сказал он.
Пупс остолбенел, глазам своим не веря.
— Как же так? — пробормотал он, растерянно глядя на Розу.
Она хищно схватила кейс, открыла его, и оттуда посыпались бумаги. Пупс бросился их подбирать.
— Мой квартальный отчет! — обрадовался он. — Я же искал его!
Должна сказать, что мы с Розой радости Пупса не разделили. Да и сам он перестал радоваться, как только понял, что Роза права.
— Теперь видишь, что у тебя меркнет сознание, ничтожество? — строго спросила Роза, когда мы вернулись с кейсом домой.
— Да, что-то я не то… — согласился Пупс.
— Это все от пьянки, — гнула свою линию Роза.
— Видимо, да, — подавленно соглашался Пупс.
— Ты работаешь с такими важными документами и пьешь, — не отставала Роза. — Тебя в худшем случае посадят, а в лучшем погонят.
Дальше события пошли естественным образом:
Пупс осознал свою вину и в моем присутствии поклялся Розе, что больше ни капли в рот не возьмет.
На этом мы и расстались, а вернувшись домой, я сделала своему Евгению профилактическое внушение, заключив его фразой:
— Боже тебя упаси пить вообще, и в частности с этим падшим Пупсом. Он разложился совсем и пошел разлагать всех подряд. Только представь, уже принялся за Тамаркиного Даню.
— Даня пил с Пупсом? — удивился Евгений. — Тогда дело плохо. Он что, забыл? У него же язва.
— Он сам язва, — отметила я, — потому и не пьет, но сегодня был просто душка.
— Следовательно, не на всех плохо действует алкоголь, — сделал вывод Евгений.
— Пупс тоже так думал, до того как потерял свой кейс с квартальным отчетом.
На Евгения это сообщение произвело потрясающее впечатление. Тот, кто знает Пупса, поймет.
— Витек потерял свои бумаги? — изумился Евгений и сделал радикальнейшее заключение:
— Ты права, категорически нельзя пить… Пупсу.