Я не знала, что и думать. Пупс.

Снова Пупс, и снова пропала стрела.

Я впала в очень глубокую задумчивость, из которой не вывел меня даже звонок Тамарки.

— Ну что? — спросила Тамарка. — Кто-нибудь у вас утром был?

— Утром Пупс был, — не выходя из задумчивости, ответила я.

— И чего хотел?

— Занял «чирик» у Евгения.

— Чего занял? — переспросила Тамарка.

— Да «чирик» занял, — раздражаясь, повторила я. — «Чирик»!

— А что это такое?

— Точно сказать не могу, но, по-моему, это десятка.

Десять рублей.

Тамарка ахнула:

— А-а, Пупс занял десять рублей?!

— Так Евгений говорит, а у меня нет причин ему не верить, — буркнула я.

Тамарка опять ахнула:

— А-аа! Пупс же бухгалтер!

— Ну и что из того? — удивилась я.

Тамарка ахнула еще сильнее:

— А-ааа! У него же сейф, полный денег!

— У Пупса?

— Ну конечно.

— Точно, а я и не подумала.

— Ты никогда не думаешь, — обрадовалась Тамарка. — Нет, я не пойму! И все же объясни мне! Неужели ты хочешь сказать, что Розин Пупс занял у твоего Женьки десять рублей?

— Не хочу, но говорю, — призналась я; — Сама над этим голову ломаю.

— Уму непостижимо! — возмутилась Тамарка. — И что можно сделать с этим «чириком»? На него даже спичек приличных не купишь!

Я была полностью с ней согласна, но имела кое-какие соображения.

— Лично меня тоже сильно удивляет поведение Пупса, — сказала я. — И именно то, что он взял у Женьки «чирик». Уверена, раз у Пупса денег сейф полный, значит, «чирик» он просил для отвода глаз, но почему он так глупо глаза отводил? Неужели не мог попросить у Женьки больше?

— Ты хочешь сказать, что у твоего Женьки в бумажнике денег больше, чем в сейфе главного бухгалтера крупной компании? — с обидным сарказмом поинтересовалась Тамарка.

— Всеми силами стараюсь, чтобы это было не так, — скромно ответила я. — Но разве дело в этом?

Как бы там ни было, Пупс этот «чирик» попросил, и Женька ему его дал, невзирая на сейф. Разве это не странно?

— Да, странно, — согласилась Тамарка, — а может, и в самом деле крыша у Пупса поехала? Об этом уже все говорят.

— Конечно, поехала, иначе зачем бы он стал красть стрелу. Пришел под марку «чирика», а сам слямзил стрелу. И в прошлый раз поступил так же.

— В прошлый жа ж раз он дважды приходил, — встряла в разговор баба Рая, которая приноровилась подслушивать нас с параллельного телефона.

— Как дважды? — удивилась я.

— А вот так, — похмельным голосом ответила баба Рая. — Вы тогда жа ж пошепталися, и Пупс ушел, а ты, макитра, к портнихе жа ж на примерку наладилася, вот Пупс жа ж после твоего ухода сразу и пришел. Бойкий такой.

— Пупс? Бойкий? Что же ты мне не сказала, баба Рая! — возмутилась я.

— Тю-ю, что жа ж ты на ухо так кричишь-то, оглашенная, — возмутилась баба Рая.

— Не смей кричать бабе Рае на ухо, — потребовала Тамарка.

— Пускай уберет свое ухо из нашей линии, — посоветовала я.

— Пожалуйста, уберу, — обиделась баба Рая, не убирая и не собираясь убирать.

— Ничего убирать не надо! — запротестовала наивная Тамарка. — У меня вопрос: баба Рая, скажите, зачем он приходил?

Баба Рая охотно зажужжала:

— Да рази жа ж яго поймешь? Сказал, чтой забыл чавой-то, а потом жа ж попросил глоток воды. Я жа ж не выгоню яго. Пошла жа ж за водой…

— Вот тогда Пупс стрелу и слямзил, — прерывая бабу Раю, догадалась я. — Видимо, в первый раз не успел, я-то дверь мигом закрыла, так он вернулся.

— Может, и слямзил, — согласилась баба Рая, — я жа ж когда с водой вернулася, дак яго жа ж уже и не было. И дверь жа ж оставил нараспашку.

— Теперь ты веришь, что Пупс слямзил стрелу? — спросила я у Тамарки.

— А куда мне деваться? — ответила она. — Больше некому. Но что он с ней может сделать?

— В смысле? — удивилась я.

— Мама, ты невозможная! — закричала Тамарка. — Не допускаешь же ты, что Пупс стреляет из арбалета.

И из пистолета, надеюсь, ты тоже не допускаешь. Самое безопасное место то, куда Пупс целится. Хотя, — вдруг осенило Тамарку, — может, поэтому еще никто и не убит. Если Пупс целится в голову…

— Тише-тише, нас подслушивают, — напомнила я.

Баба Рая, услышав про пистолет, уже молчала как партизан.

Вот что мне в ней нравится, так это ее выдержка.

Французский коньяк может позавидовать такой выдержке. Часами может наша баба Рая подслушивать и ни разу вопроса не задаст, а ведь не все ей бывает понятно.

Это подвиг, должна вам сказать. Я бы так не смогла.

— Если Пупс целится в голову, то, конечно же, промажет в шляпку, — продолжила Тамарка.

— Тамарка, все, — сказала я. — Раскручивать беседу нет никакой возможности. У бабы Раи хрупкое и надломленное пьянством здоровье. Наших версий она может не выдержать, понимаешь? От наших версий баба Рая может сломиться, а у меня Санька без присмотра и уборки скопилось полный дом.

— Хорошо-хорошо, — все сразу поняла Тамарка, — но скажи, что ты собираешься делать?

— Ехать к Розе, — ответила я.

* * *

Я не решилась сразу ехать к Розе, а сочла за благо предварительно ей позвонить.

Роза, к моей радости, была дома.

— Дорогая, как твои дела? — для разгона темы спросила я.

— Как мои дела? — закричала Роза. — Только садист может задать мне такой вопрос!

«Значит, дела у Розы плохи, — удрученно подумала я. — Что ж, зайдем с другой стороны».

И зашла.

— А чем ты занимаешься? — спросила я.

— Придумываю, как бы половчей повеситься, — со всей серьезностью сообщила Роза.

— Опять Пупс?! — испугалась я.

— А то кто же! Каждый день сюрпризы. А ведь ничто не предвещало подобных превращений, скромный был такой, когда я замуж за него выходила. Права была мама, когда говорила, что в тихом омуте черти водятся.

Как она меня замуж выдавать не хотела! Господи, да за что только я полюбила его. Кощея этого Бессмертного!

Нет, права моя мама — в тихом омуте черти водятся!

— Да Пупс на омут-то не тянул, когда ты замуж за него выходила, — остановила ее я. — Вспомни, похож был на желе, посыпанное пудрой сахарной.

— Зато теперь похож на вулкан, — пожаловалась Роза. — То прибегает, то убегает, то трезвый, то пьяный, то буянит, то прощения просит… Больше же не могу, замучилась и подумываю о разводе.

Я испугалась.

— Ты что, даже и не помышляй! — возмутилась я. — Разве можно человека в такой беде бросать? Спасать его надо, срочно спасать!

— Пока спасать буду, погибну сама, — выразила опасение Роза и заплакала. — Мне от людей уже стыдно, — всхлипывая, призналась она. — Каждый день звонят друзья и сослуживцы Пупса, рассказывают такое, что хоть бери топор и вешайся. Знаешь, я, наверное, не выдержу и убью его.

— Нет-нет, не вздумай! — взмолилась я. — Держись, изо всех сил держись, я еду к тебе. Скоро буду.

— Только скорей, — сморкаясь, попросила Роза. — Мне тебя очень не хватает.

* * *

В квартире Розы меня ждала страшная картина:

Роза встретила меня с жутчайшим фингалом, а Пупс в плаще и шляпе лежал в прихожей на полу.

Увидев его, я отшатнулась и, с ужасом глядя на Розу, закричала:

— Убила его?!

— Ну что ты, — успокоила меня Роза. — Сам упал.

Как стоял, так и упал.

— Огрела?

— Да ну, — обиделась Роза.

— Тогда в чем дело? Пьяный?

Роза покачала головой:

— Нет, абсолютно трезвый.

Это было так удивительно, что я не поверила и, опустившись на колени, приблизилась вплотную к бледному лицу Пупса и принюхалась. Запаха алкоголя я не услышала, только приятный аромат одеколона, который Пупс всегда умел со вкусом подбирать.

— А что же с ним? — спросила я.

— Обморок, — с презрением сказала Роза.

— Может, «Скорую» вызовем?

— Ничего страшного нет, — рассердилась Роза. — Полежит-полежит и придет в себя, это я тебе как гинеколог говорю. Лучше посмотри на мой фингал. Как я завтра на работу пойду?

Я присмотрелась к фингалу и не смогла ответить на ее вопрос. Фингал был внушительный, объемный, такой не спрячешь ни под какой пудрой.

— А фингал откуда? — робея, спросила я.

— От верблюда, — ответила Роза, пиная ногой бесчувственного Пупса.

Глаза мои полезли на лоб.

— Неужели Пупс наварил? — отказываясь верить, что допускаю такое, спросила я.

Роза всплеснула руками и защебетала:

— Сегодня взяла отгул, отдохнуть решила, выпроводила на службу Пупса, вымыла на кухне посуду и сидела спокойно перед телевизором, смотрела «Новости», вдруг возвращается это ничтожество и начинает устраивать скандал…

— Подожди, — остановила ее я, — как это — он начинает устраивать скандал? А ты где была?

— В том-то и дело, что я на скандал настроена не была. Спокойно смотрела телевизор, он же, ничтожество, схватил со стола вазу и зарычал: «Не дашь сто баксов — разобью».

Я оцепенела.

— И что ты? — осипшим от волнения голосом спросила я.

Роза грозно поставила руки в бока и, презрительно кивая на стол, спросила:

— Ты видела мою хрустальную вазу? Разве ей цена сто баксов?

Я вспомнила вазу и ответила:

— Нет, она значительно дешевле.

— Вот и я так сказала: «Бей, если приспичило, а денег не дам».

— А он?

— Разбил.

— А ты?

— Возмутилась.

— А он?

— Тоже.

— А ты?

— Огрела вешалкой.

— А он?

— Он дал мне в глаз, — и Роза со слезами показала на свой фингал.

У меня даже дух захватило от таких событий. Триллер! Настоящий триллер!

Какими страстями живет народ, а у нас с Женькой все так пресно.

— Дал в глаз, и все? — спросила я.

— Убежал, — пожаловалась Роза. — Я закричала, что теперь-то уж точно его убью — и за вазу, и за глаз.

Он испугался и убежал.

Я растерялась. Судя по всему, фингал совсем свежий, тогда почему на полу лежит Пупс? По всем приметам, должна бы лежать Роза. Неужели Роза догнала его, убила, затащила в прихожую, а теперь пудрит мне мозги?

Я испугалась и бросилась щупать у Пупса пульс.

Пульс был, был-был, более того, Пупс дышал и для покойника выглядел слишком свежо.

— Что ты его щупаешь? — возмутилась Роза. — Он жив, что этому ничтожеству сделается? Я скорей умру.

Он, вижу, этого и добивается.

— Роза, как же оказался бедняга на полу? — строго спросила я, всей душой почему-то болея за Пупса.

— Я же говорю тебе, — рассердилась Роза. — Набил мне фингал и убежал, а спустя час вернулся на обед и спокойненько целует меня в щеку. «Котеночек, я устал, чем ты меня сегодня кормишь?» — мастерски передразнила Пупса Роза.

— А фингал? — изумилась я.

— Ну, конечно же, он увидел его да как закричит:

«Розочка, что это такое?» — «Ах ты гад, — говорю я ему, — ты еще имеешь наглость спрашивать? Сейчас я тебя накормлю!»

— Бог ты мой! — ужаснулась я.

— Вот именно, — подтвердила Роза. — Он еще верить не хотел, что сам же набил мне этот фингал.

— Да еще расколошматил вазу, — напомнила я.

— Вот именно, — подтвердила Роза. — Я и про вазу ему сказала. Он долго не верил, а как увидел осколки, я их нарочно не убирала, как увидел осколки, так сразу поверил. Ничтожество!

Я слушала, затаив дыхание, но Роза замолчала, явно не собираясь продолжать.

— Поверил — и что? — осторожно спросила я.

— Ив обморок, — возмущенно сообщила Роза, вторично пиная мужа. — В обморок сразу, подлец. В чем пришел, в том и упал — в плаще и шляпе.

Я покосилась на лежащего Пупса и сказала:

— Вижу.

— Все увидят, — пригрозила Роза.

— И долго он будет так лежать?

— Пока в себя не придет.

— Ясное дело, — заволновалась я, — а когда он в себя-то придет, скажи мне как гинеколог?

Роза свирепо взглянула на меня и зло ответила сквозь зубы:

— А вот этого я даже как гинеколог не знаю. По мне, подольше бы так полежал, все же спокойней. Кто знает, что в его голову стукнет через минуту. Сейчас в обморок шлепнулся, а вдруг в себя придет и второй фингал наварит? Нет уж, пусть лежит.

— Но как-то странно, — посетовала я. — Человек лежит живой, без сознания, а мы ему не помогаем.

Как-то не по-людски.

Роза с осуждением покачала головой.

— Помоги, — сказала она, — а он в себя придет и тебе фингал наварит. Думаешь, заржавеет за ним?

— Что, не заржавеет? — с ужасом прошептала я.

— Теперь уверена, что нет. В полный разнос парниша пошел.

— Тогда пускай лежит, — переступая через Пупса, сказала я.