Будет ли нормальный человек равнодушен к неприятностям друзей? Нет, конечно, нормальный человек не сможет оставаться равнодушным к неприятностям друзей. Он захочет им помочь и не поленится поломать голову над тем, как сделать это продуктивней. Если он к тому же еще и умный, от этого даже будет польза.

Не призадумается ли нормальный человек, узнав, что на его друзей все время кто-то покушается? Конечно, призадумается и будет искать то место, откуда исходит опасность. Если он не полный идиот, то, возможно, эту опасность он даже найдет.

Должна сказать, что я нормальный человек, хоть и не всегда такой кажусь. Когда прострелили шляпку Розы, я насторожилась. Когда то же самое произошло со шляпкой Тоси, я.., еще больше насторожилась.

Когда пострадала шляпка Ларисы, я.., многократно насторожилась. Шляпка Маруси меня удивила и испугала. А шляпка Юли вызвала массу плохих предчувствий.

И предчувствия меня не обманули, вот уже пострадали мои шляпки. Сразу две, что не удивительно при моей бездумной готовности подставить другу свое плечо, в данном случае — свою шляпку, ведь вместо Тамаркиной шляпки прострелили мою. Тут уж поневоле задумаешься, что будет с моей головой. Не огреют ли и ее вместо Тамаркиной?

Тамарке я выдвинула версию, что все шляпки были прострелены заранее. Версия, которую я выдвинула Тамарке, сразу же теряла реальность, как только речь заходила о моей голове. Кто знает, может, я права и с пулей разыгран спектакль, а может, и нет, и в нас действительно кто-то стреляет, в таком случае я подвергаюсь опасности.

Я преданный в дружбе человек и готова идти на всяческие самопожертвования, но всему есть предел, даже Вселенной. Так неужели жизнь потребует от меня такой беспредельной самоотверженности? Неужели заставит подставить свою голову вместо Тамаркиной?

Это было бы обидно в первую очередь за саму же Тамарку. За что тогда она платит своим телохранителям, если в ход уже пошла моя голова?

Слава богу, моя голова еще никуда не пошла, и я собиралась предпринять все меры, чтобы остановить эти мерзкие преступления.

"Шляпки шляпками, — подумала я, — стрелы стрелами, картины картинами, а у Розы сотрясение мозга, хоть и легкое. А это уже не шуточки. Возможно, я бы не стала так уж сильно паниковать, когда бы мне кто-нибудь мог гарантировать только легкое сотрясение, но может же быть и тяжелое. Может быть, и…

Да. Это совсем уже не шуточки. Мозги порой имеют свойство и покидать пределы черепа. Именно. Порой они имеют свойство выскакивать вообще, что уж никак недопустимо. Мне совсем не хотелось раскидываться своими мозгами, поскольку из всех моих органов мозги — единственный, которым я хоть как-то умею работать. Остальные же органы просто никуда не годятся. Если у неумех из задницы растут только руки, то, боюсь, у меня все оттуда растет".

Короче, я была охвачена страстью сохранить свои мозги, какими бы они у меня ни были. Бабе Рае такое желание показалось бы странным, потому что о моих мозгах она совсем нелестного мнения, но я-то сверх всякой меры всегда ценила свои мозги, а потому понимала, что лучше меня их никому не защитить.

Поэтому, бросив все дела, я помчалась на работу к Пупсу.

К моей радости, он сидел в своем кабинете и корпел над какими-то бумагами.

— Витя, — сказала я, — ты знаешь, что и Тосю уже по голове огрели?

По его безумному взгляду я поняла, что Пупс что-то знает, и продолжила:

— В отличие от твоей Розы Тося осталась в больнице, что говорит уже о тяжелом сотрясении мозга. Учитывая логику предыдущих преступлений и их последовательность — на очереди Лариса.

Пупс запаниковал прямо у меня на глазах, это давало надежду на откровенный разговор, к которому я безотлагательно и приступила.

— У тебя неприятности? — прямо спросила я, рассчитывая на легендарную честность Пупса.

Однако на этот раз честным быть Пупс не пожелал.

Он вообще не пожелал со мной разговаривать. Он испуганно глянул на часы и нервно сказал:

— Я занят.

— Вижу, но дело, о котором хочу поговорить, не терпит отлагательств. Ты понял? Могут быть жертвы, и я не хочу оказаться в их числе.

— Я занят, — стоял на своем Пупс.

Он был непробиваем. Я озверела.

— Ха! Ты занят! — закричала я. — А что прикажешь делать мне? Сидеть и дожидаться, когда кто-то долбанет меня по голове?

— Не долбанет, — уверенно сказал Пупс.

Его уверенность почему-то не передалась мне, напротив, она вселила в меня большие сомнения.

— Не долбанет? Почему ты так думаешь? — подозрительно глядя на него, спросила я. — На каких основаниях зиждется твоя уверенность?

— Я принял к тому меры.

— Меры?

Мне стало смешно, так бывает в минуты крайних неприятностей: вдруг ни с того ни с сего засмеешься тоненьким нервным смехом. С кем такого не бывало, тот счастливый человек.

Пока я хихикала, Пупс, хмурясь, сказал:

— Можешь быть спокойна, я принял меры. Больше такого не повторится.

Мой смех как корова языком слизала.

— Что-о? — зверея, завопила я. — Ты принял меры?

Какая самонадеянность! Он принял меры! Ему все по плечу! Ты что, супермен?! Этот, как его? Бэтмен?

Горец? Майти-Маус? Иван Царевич? Илья Муромец?

Кто ты?

— Ты знаешь, кто я, — спокойно ответил Пупс. — И прекрати истерику.

Я успокоилась, а что толку? Пупс есть Пупс.

— Витя, подумай сам, — обращаясь к нему уже как к маленькому, спросила я, — какие ты мог принять меры? Ты что, знаешь, кто дырявит шляпки, постреливает из арбалета и сбрасывает картины со стен?

— Знаю, — сквозь зубы процедил Пупс и стал багровым. — Знаю.

Я даже испугалась, однако вида не подала. Я схватила его за руку и, стараясь выглядеть убедительно, закричала:

— Витя, ты не первый год со мною знаком, и тебе должно быть известно: если я во что-то вцепилась, то не отпущу. Я до всего дознаюсь сама, так что говори сразу, так будет лучше. Кто занимается всей этой ерундой?

— Я, — ответил Пупс.

— Ты?

— Я.

Изумлению моему не было предела. Пупс сам, без всякого принуждения, признает свою вину.

— Соня, не надо меня осуждать, — продолжил он. — Я уже слишком пострадал, но теперь будет все хорошо.

Все наладится. Вот увидишь, больше я не буду стрелять и картины бросать тоже не буду. — Он потряс флаконом с таблетками.

Я была поражена, даже потеряла дар речи, который, слава богу, мгновенно восстановился.

— А как ты это делал? — спросила я.

Пупс смутился.

— Ты же знаешь, в последние дни я был не в себе, — страдая, ответил он. — Не все помню. Это от перегрузки, психическое нарушение, но мне нашли хорошего доктора. Я пошел на поправку. Доктор выписал сильное лекарство, оно очень помогло. Случаи провалов памяти сильно сократились.

Признаться, меня посетили сомнения. Возможно, они и остались бы у меня, когда бы я не вспомнила нашу бедную Тосю. Я схватила мобильный и набрала номер Тамары.

— Что ты делаешь? — спросил Пупс.

— Звоню Тамарке, — ответила я.

— Зачем?

— Хочу узнать, что с Тосей.

Пупс опять побагровел.

— Не надо, — прошептал он. — Мне только что звонила Роза. Я все знаю.

— Знаешь? — изумилась я. — Знаешь и продолжаешь вешать мне лапшу про свое чудесное исцеление?

— Это рецидив, — пролепетал Пупс. — Доктор сказал, что такое возможно. Это будет еще некоторое время, редко, но будет.

— Редко, но метко! — вскипела я. — У тебя рецидив, а у Тоси сотрясение мозга! Понимаешь, что ты социально опасен? Тебя надо срочно упечь!

Бедный Пупс, зачем я это сказала? Нет, иногда я бываю чудовищно жестока. Пупс начал бледнеть и терять сознание прямо у меня на глазах. Слава богу, у него на столе стояла бутылка минеральной воды.

Очень кстати он ее туда поставил. Не задумываясь, я вылила воду на его голову, и Пупс пришел в себя.

— С ума сошла?! — закричал он, вытирая голову носовым платком.

— Думаешь, это заразно? — испугалась я.

Мне вовсе не хотелось рысачить с арбалетом по городу, тем более что за это срок могут дать. Уж где-где, а в тюрьме без меня как-нибудь обойдутся.

— Ты чуть не облила важные документы! — продолжал возмущаться Пупс.

— А ты чуть не умер, — ему в ответ возмутилась я. — Думаешь, пригодились бы тебе эти документы, если бы я не привела тебя в чувство?

Пупс снова нервно поглядел на часы и сказал:

— Все, Соня, уходи. У меня с минуты на минуту будут гости.

Пришлось заупрямиться:

— Никуда я не уйду, пока ты не скажешь, как такое произошло.

— Какое — такое?

— Тосю ты как оглушил? Ты же был на работе!

Пупс закатил глаза и схватился за голову.

— О, боже! — закричал он. — Неужели тебе так хочется потиранить меня? Лучше сдай меня ментам, это будет гуманней. Я не помню, понимаешь? Не помню.

Я сам задумывался над этим. Все, уходи. У меня очень важная встреча.

— Что ж, но попозже зайду, — пообещала я и вышла из его кабинета.

Однако далеко я не пошла, а притормозила у столика секретарши. Мне нужно было выяснить, покидал ли рабочее место Пупс.

Пятиминутная беседа с секретаршей убедила меня в том, что Пупс рабочее место покидал. Целый час отсутствовал, этого вполне достаточно для того, чтобы стукнуть по темечку Тосю.

"Что же это такое? — изумилась я. — Неужели Роза права? Неужели Пупс устроил ей легкое сотрясение?

Ужас! Собственной жене!

Хотя, если хорошенько подумать, ему позавидовали бы миллионы мужей, не осмелившихся на подобное.

А Пупс осмелился. Под прикрытием сумасшествия он сообразил Розе легкое сотрясение мозга. Сначала ей, потом Тосе — подруге жены, которую ненавидит. Конечно, любой мужчина позавидует такой смелости.

Однако так недолго и до меня дойти. Не рискую ли я получить сотрясение прямо сейчас, раз он такой сумасшедший?"

Не успела я так подумать, как дверь кабинета распахнулась и оттуда выскочил Пупс. Он промчался мимо как угорелый, даже не заметив меня.

«Неужели опять? — испугалась я. — Неужели побежал к Ларисе? На очереди-то она. Что ж, чему быть, того не миновать, а кабинет между тем пустой. Почему бы мне туда не войти?»

— Ax, — вскрикнула я, испуганно глядя на секретаршу, — кошелек в кабинете забыла. Можно вернусь и возьму?

— Возьмите, — бросила та, не отрывая сосредоточенного взгляда от монитора.

Я скользнула в кабинет Пупса и бросилась к столу.

Аккуратный Пупс документы, конечно же, спрятал.

Я открыла ящик стола и, стараясь не сильно там все перерывать, поискала ту папку, которая лежала передо мной, когда я разговаривала с Пупсом.

Папки не было.

«Наверное, он положил ее в сейф, — догадалась я. — А сейф закрыл».

Я ринулась к сейфу, в твердом намерении проверить свою догадку, но в этот самый момент за дверью кабинета раздались чьи-то голоса.

Я заметалась.

«Что делать? Пупс парень свой, но, боюсь, он меня не поймет. И кто понял бы? Роясь в чужих документах, я действительно выгляжу не слишком интеллигентно, мягко говоря. К тому же Пупс явно не один. С ним те, кого он так напряженно поджидал. И возможно, они имеют отношение к тем документам, иначе зачем бы Пупс их так сосредоточенно изучал перед этой таинственной встречей. Эх, может, сама судьба дает мне шанс, и грех его не использовать».

Дверь скрипнула.

Самым естественным образом вдруг возникло непреодолимое желание спрятаться под стол. Слава богу, у меня хватило ума не пойти на поводу у этого желания. Зачем под стол, когда в кабинете есть огромный шкаф, куда штуки три таких, как я, влезет.

«Конечно, в шкаф, — решила я, — тем более что я в таких делах просто мастер. Одним ударом убью двух зайцев: спасу свою репутацию и разнюхаю, с кем Пупс встречается и зачем».

Я спряталась в шкаф, и очень вовремя, потому что в тот же миг кабинет наполнился мужскими голосами.

— Присаживайтесь, — сказал Пупс, — а я пошлю Милочку за сигаретами. Я, видите ли, начал курить.

— Да есть у нас, бля, сигареты, — пробасил незнакомый мне голос.

— Нет, я все же ее пошлю, — после короткой паузы повторил Пупс.

«Странные у него посетители, — сидя в шкафу, подумала я. — Никакой в них тонкости. Даже мне ясно, что Пупс не столько нуждается в сигаретах, сколько не чает эту Милочку — свою секретаршу — подальше от кабинета услать. Значит, разговор обещает быть очень интересным».

Как только Пупс вышел, я рискнула выглянуть в щелку — кто же там за его столом сидит? Выглянула и обомлела: Ваня Марусин, точнее, Иван Федорович Архангельский, а с ним еще двое верзилообразных молодых людей.

«Вот это да!» — подумала я.