Целый час рассказывал мне Пупс историю своей болезни, в красках рассказывал, с душещипательными иллюстрациями из семейной жизни — утомил меня изрядно. Можно представить, как тяжело мне было его слушать, когда я точно знала, что Пупс здоров. Здоров совершенно, хоть и запуган.
— Вот что, Витя, — сказала я, так и не дослушав до конца его повесть. — Мне уже все понятно, что и затмения бывают у тебя, что и нападаешь ты на людей под этими затмениями, и действуешь как маньяк, и все прочее, да только сущая все это ерунда. Хочешь знать, как на самом деле все было?
— Как? — без всякого интереса спросил Пупс, уже заранее понимая, что ничего умного я не скажу.
— А вот как, — ответила я. — Какие-то сволочи затеяли непонятную мне игру, а ты там выступаешь в главной роли. Чтобы заставить тебя подписать некий документ, они с помощью двойника убеждают тебя в психическом расстройстве и подсовывают сомнительного врача. Почему бы тебе не обратиться к собственной жене? Ведь Роза, она гинеколог! Ей же каждый будет рад оказать услугу! Уж она-то тебе настоящего врача нашла бы. Да что там — нашла бы? Роза только о том и мечтает, как бы показать тебя врачу!
Пупс разнервничался и заговорил, всеми способами давая мне понять, что большей глупости он и не слыхивал.
— Ага, — закричал он, — а врач этот под гипнозом узнает о том, что я страшное совершил, и тут же сдаст меня в милицию. Нет уж, спасибо, я как-нибудь без моей Розы обойдусь.
«Господи, да что же он там совершил-то?» — забеспокоилась я и тут же вспомнила, что все это враки.
В худшем случае это что-то страшное совершил дублер, а не наш доверчивый Пупс.
— Витя, опомнись, — воскликнула я. — Не вздумай ничего подписывать, это шантаж. Они нарочно подстроили все. Ты здоров, абсолютно здоров, а все покушения — дело рук твоего двойника.
— Какого двойника? — усмехнулся Пупс. — Соня, ты святая наивность.
«Ха, и это мне говорит он!»
— Почему же наивность? — пылая возмущением, закричала я. — Витька, тебя самым наглейшим образом дурачат. Ты даже из арбалета не умеешь стрелять.
— Это в нормальном состоянии, а в том — умею. Из глубин подсознания выплывает такое, только за голову держись. И перестань, ты меня не переубедишь. Сама же вытаскивала меня из-под вешалки Ларисы. Ведь это я, а не двойник лежал.
— Конечно, ты, да как ты попал туда? Происками двойника. Двойник заскочил к Ларисе, под твоим именем занял у нее деньги, ее адрес на бумажку записал, а потом сунул этот адрес тебе в руку, предварительно напоив тебя какой-то дрянью. Это сделать проще всего — глотаешь доверчиво всякую гадость, которую негодяй врач тебе подсовывает. Ты вырубился, а дальше все как по маслу: ты падаешь на улице, добрые люди находят тебя, а в руке адрес, туда и ведут, благо что рядом.
Пупс не поверил.
— Сама же говорила, что я сто долларов брал у Розы. Что же ты, не смогла распознать двойника? — спросил он.
Опять двадцать пять. Можно, конечно, и дальше убеждать его, но доводы бесполезны.
— Хорошо, а что ты, Витя, скажешь, если этого двойника я к тебе приведу?
— Ничего не скажу. Все равно подпишу бумаги, уже часть подписал.
— Ты это помнишь? — ужаснулась я.
— Не помню, но подпись моя.
— Ее подделали, чтобы заставить тебя и дальше подписывать. Неужели люди, которые не поленились состряпать тебе двойника, не смогут подделать какую-то жалкую подпись?
Пупс психанул:
— Перестань, Соня, стыдно слушать. Начиталась, понимаешь, книжек.
— Книжек не читаю, ты забыл, я их пишу, — напомнила я.
— Значит, еще хуже, написалась книжек и выпала из реальности. Да кто в наше время станет двойника мне совать? Зачем? Гораздо проще вставить в мой зад паяльник, и я все, что захочешь, подпишу. Никакой инсценировки не было. Просто я заболел, а вы благополучно рассвистели это по всему городу, вот в плохие уши и попала информация эта. Умные люди смекнули, что можно воспользоваться моей болезнью, и начали низкий шантаж.
Я растерялась. Вроде он и прав, во всяком случае, с паяльником.
— Христа ради, Вить, скажи, что это за документы?
Он лишь головой покачал.
— Ну хорошо, миленький, тогда скажи — это долгий процесс? Ты подпишешь, и все? Они деньги, что ли, снимут? — взмолилась я.
— Нет, не деньги и не все. Попозже еще моя подпись понадобится. Вообще-то вся процедура растянется месяца на полтора.
— Вот тебе и ответ! — обрадовалась я. — Ты что же, полтора месяца в заду с паяльником ходить будешь?
Нет, Вить, им запугать тебя здорово надо было, чтобы ты все их желания выполнил. Видимо, на карту поставлено много, раз не поленились они Ваню втянуть, двойника подсунуть и целую комедь разыграть. И получилось у них, кстати, все неплохо. Я бы посоветовала тебе обратиться в милицию, а пока там разбираться будут, на рыбалку с проктологом поехать.
— Я не поеду, — заявил Пупс. — Ты видела этот народ? Кстати, я не уверен, что это я — Розу. Нет, Соня, двойник там у них или я сам чокнулся, но подпишу.
Иначе не отстанут от меня.
— Ты точно с ума сошел! — заламывая руки, воскликнула я. — Витя, умоляю, не подписывай.
Похоже, он был даже растроган моими переживаниями.
— Хорошая ты женщина, Соня, — украдкой смахивая слезу, сказал Пупс.
— Конечно, хорошая, — легко согласилась я. — Так не тяни из меня жилы, видишь же, на нервах вся. Ты же мне не чужой, пока муж Розы.
— Успокойся, — сказал он. — Я, собственно, ничем не рискую. Преступления в том, что я сделаю, нет.
Уволят меня, это точно, на этом дело и заглохнет. И по бумагам этим они материального ущерба не нанесут никому, разве что только моральный.
— Точно не нанесут? — спросила я.
— Точно, — заверил Пупс. — Мероприятие, в обшем-то, невинное. Так, фирмочка развалится одна, их конкурент, и все.
— Но тебя-то уволят?
— Уволят, обязательно уволят, но я без работы остаться не боюсь. Меня уже давно зовут в другую фирму, и платят больше там, и работы меньше, а уж то, что там лучше, чем в тюрьме, так это, как говорят некультурные люди, сто пудов.
— Что-то уж больно хорошо у тебя все получается, — засомневалась я. — Ну, да ладно, как знаешь, тогда я пошла.
На самом деле я сдаваться не собиралась. Какая-то сила подгоняла меня дельцу этому помешать. Уж такой я хороший человек.
«Умру, — подумала я, — а не дам подписать те бумаги».
Вырвавшись на волю и простившись с Пупсом, я отправилась к Архангельскому.
«Он-то не открутится у меня», — подумала я, останавливаясь у его двери и с трудом переводя дыхание, поскольку, конечно же, не работал лифт.
Я нажала на кнопку звонка и секундой позже получила шок. На пороге стояла Маруся. Она открыла дверь и, увидев меня, почему-то вознегодовала. Потом успокоилась и сказала:
— А-а, это ты старушка, хорошо, что я вовремя поняла, а то уже кулаки у меня зачесались, как увидела, что баба к Ване моему.
Я тупо смотрела на Марусю, силясь понять, как узнала она адрес Ивана Федоровича, когда мне до сих пор казалось, что адрес этот я держу в строжайшей тайне.
— Ну что стоишь тут прямо вся? — удивилась Маруся. — Раз пришла — проходи.
Я прошла. Маруся закрыла за мной дверь на ключ, ключ же спрятала в своем декольте.
— Пошли, мы на кухне, — сказала она, и я поплелась за ней.
На кухне действительно сидел Иван Федорович. На столе стояла бутылка водки, начатая едва-едва.
«Значит, вовремя приехала», — порадовалась я, усаживаясь на подоконник, поскольку больше было некуда.
— Вот, Ваня почти весь уже меня простил, — сказала Маруся, — да только возвращаться почему-то не хочет. Заладил: потом да потом. А что ждать-то? Я прямо вся его сегодня и забрала бы.
— Нет, Машенька, нет, — мрачнея и отводя в сторону глаза, возразил Архангельский.
— Маруся, а как ты его нашла? — переполняясь удивлением спросила я.
Маруся хлопнула себя по лбу и воскликнула:
— И ты еще у меня спрашиваешь, старушка! Гналась же за этим Пупсом твоим, а он шмыгнул сюда…
Епэрэсэтэ! — вдруг взвыла она. — Совсем я тут с вами заболталась! А где же Пупс?
Услышав такое, я обезумела: сорвалась с подоконника, схватила Архангельского за грудки и начала его трясти, приговаривая:
— Так это ты натравил двойника на Пупса! Так это ты натравил!
Архангельский так растерялся, что начал жалобно лепетать:
— Он же безвредный, он же никого не убил и убивать не собирался. Это так, чтобы попугать немного.
Маруся хлопала глазами, силясь что-нибудь понять.
Мне лишь оставалось надеяться на ее бестолковость, надеяться и радоваться ей.
— Попугать? — не теряя времени, возмутилась я. — Зачем нас пугать? Думаешь, жизнь с этим плохо справляется, еще и ты пристроился. И не так это все безобидно. Уже есть жертвы.
Глаза Архангельского наполнились ужасом.
— Какие жертвы? — закричал он.
— Роза и" Тося. Пошел второй круг. Они в той же последовательности получили сотрясение мозга, в какой были шляпки, стрелы и картины. После Тоси на очереди Лариса, и кто знает, не проломит ли ваш двойник ей череп. Кстати, после Ларисы идет Маруся.
Архангельский беспомощно воззрился на Марусю.
— Да, я прямо вся за Ларисой иду, — по-прежнему ничего не понимая, подтвердила та.
— Что же они делают, сволочи! Так же не договаривались! — прорычал Архангельский, после чего начало твориться совсем уже невообразимое.
Архангельский понесся в комнату, а оттуда выскочил Пупс.
— Я только из арбалета! — завопил он. — Только бабки занимал и из арбалета стрелял, все как договаривались. Картины — тоже моя работа, а по голове я никого, слышь, Вань, никого!
И Пупс бросился к входной двери. Он отчаянно тряс дверь за ручку, пытаясь ее открыть, но ключ-то был в декольте Маруси. Маруся во все глаза уставилась на Пупса и тут вдруг поняла, что это не он.
— Да это же не Пупс! — завопила Маруся. — Это же прямо весь не он!
И она всею собою пошла на двойника. Бедняга истерически забился у двери и начал оседать на пол, прикрывая руками голову и поджимая под себя ноги. Против Маруси он был пигмей. Пигмей дистрофичный.
Архангельский это быстро осознал.
— Маша, Машенька, Машулька, — побледнев, залепетал он.
Обхватив Марусю за талию, он пытался утащить ее обратно на кухню, но у Маруси планы были свои.
— Так это он сбросил мою картину? — зверея, спросила она у меня.
— Конечно, он, — подтвердила я.
— Ну, сейчас ему покажу! — надвинулась на лжепупса Маруся.
Тот затрепыхался под дверью, как попавший в силок зайчонок. И я и Архангельский тоже изрядно струхнули.
— Маша, Машенька, — снова залепетал Архангельский, пытаясь отбуксировать Марусю на кухню, но это было непросто.
Между ними завязалась борьба, за которой и я и лжепупс наблюдали с огромным напряжением. Вдруг что-то звякнуло об пол. Я глянула и увидела ключ, выпавший из декольте Маруси. Видимо, ключ этот до ее прихода к Ване торчал в двери, а войдя в квартиру, Маруся по привычке закрыла дверь на ключ, чтобы не сбежал кто-нибудь ненароком, и положила ключ в свое обычное хранилище — в декольте.
Теперь этот ключ лежал на полу. Архангельский и Маруся были слишком заняты, чтобы ключ заметить, а вот лжепупс проявил сноровку. Впрочем, я тоже. Мы с ним одновременно поспели к этому ключу, едва не столкнувшись лбами. Однако, к моей гордости, я оказалась ловчей и первой схватила ключ, за что тут же и поплатилась. Лжепупс не стал миндальничать, он чем-то хватил меня по голове, я взвыла, и мир померк.
Когда пришла в себя, то увидела переполненное состраданием лицо Маруси. Она склонилась надо мной и капала крупными слезами.
— Ты жива еще, моя старушка? — спросила Маруся. — Хоть скажи, ты прямо вся жива?
— Не прямо вся, а местами, — сказала я, безуспешно пытаясь подняться с пола.
Лжепупса не было так же, как и ключа.
— Где этот мерзавец? — спросила я.
— Убежал, гад, — возмущенно сказала Маруся и погрозила своим огромным кулаком.
Я воззрилась на Архангельского.
— Ваня, — с укором произнесла я, — как ты мог?
Как ты мог связаться с этим убийцей?
Архангельский смутился, но все же сказал:
— Кузя не убийца, Кузя парень неплохой, а это был розыгрыш.
Возмущение придало мне силы, с этой силой я на ноги и вскочила.
— Розыгрыш? — завопила я. — А если бы он промазал? Если бы он из своего арбалета промазал и вдолбил кому-нибудь в лоб? В лоб твоей, скажем, Марусе?
— Да, мне прямо всей в лоб! — гневно подтвердила Маруся.
— Он не промажет никогда, — уверенно заявил Архангельский. — Кузя такой мужик, у него первый разряд, а расстояние было смешное.
— Видели мы, какой он мужик, — возмутилась Маруся. — Под этой дверью прямо сейчас навалялся твой мужик. Глянь, старушка, там хоть сухо, — чисто риторически спросила Маруся и тут же продолжила:
— А перед этим в моем чулане прямо весь насиделся. Он же, сволочь, на этом не остановится. Он же маньяк. Он же дальше пойдет всех по башке лупить.
— Да не он же лупил, — ужасаясь, закричал Иван Федорович. — Договора у нас такого не было. Зачем бы он лупил? Не он это, вы же слышали, он сам сказал, что не он по голове лупил.
Маруся подбоченилась и проревела:
— Ваня, лучше не пудри нам мозги! Видела я, как не он по голове лупил! Так кулаком хватил нашу старушку, что, думала, череп ее расколется.
«Боже мой, — от ужаса теряя сознание, подумала я, — неужели прямо так и влупил?»
Маруся, недолго думая, окатила меня водой и спросила:
— Ну как, старушка?
— Больше не надо, я жива, — поспешила сообщить я.
Тогда Маруся продолжила:
— И ты после этого, Ваня, будешь утверждать, что и Тосю не он по голове шарахнул?
— Не он, — отступая на кухню, гнул свое Ваня.
— А если не он, так почему же Соньку — он? Бедная баба! Так саданул: были бы у нее мозги, выскочили бы.
Изверг! Сделал свое дело и убег, а нам теперь мучайся с ней, с полоумной? И как, Ваня, я верить тебе могу, когда в твоем присутствии дали старушке по голове, а ты утверждаешь, что это не он?
Архангельский растерялся. Выглядел он уже задумчиво. Ушел куда-то мыслью и бормотал:
— Не он, не он, не мог он, был другой договор…
— С кем договор? — спросила я.
— Со мной, — будто бы очнувшись, ответил Архангельский.
— Маруся, — украдкой подмигивая, сказала я, — здесь творятся страшные дела. Вызывай милицию.
— Я не могу сдавать моего Ваню, — ответила Маруся. — Вызывай сама.
Я вытащила мобильный и демонстративно начала набирать номер.
— Не надо, — закричал Архангельский. — Это глупо. Зачем ты звонишь?
— Вызову ментов, пускай с вами разберутся, — пригрозила я. — Можешь, правда, все мне рассказать.
Тогда и менты не понадобятся.
Архангельский вздохнул с облегчением.
— Зря шантажируешь, — с обидой сказал он. — Здесь и рассказывать нечего. Как-то в пьяной компании бреханул один корешок, что таких худых, как Витька-главбух, больше и нет на планете, а я возьми и ляпни, что есть у меня знакомый один, который точная копия Витьки-главбуха. Ляпнул и забыл, а время прошло, и заявился ко мне тот корешок. «Подзаработать хочешь?» — говорит. А кто ж не хочет? Я вот квартиру купить хочу да забрать к себе Марусю.
— Ах ты мой мусипусик! — заворковала Маруся.
— Ты, глупая, не расслабляйся, — прикрикнула я, показывая на свою голову.
— Успокойся, старушка, ты вне очереди прошла, — обрадовала меня Маруся. — Зато теперь тебе ничего не грозит, а вот мне еще предстоит, и кто знает, чем это кончится. Может, я прямо вся тяжелое сотрясение получу.
Архангельский озадаченно уставился на нас.
— Какое сотрясение? — нервно спросил он. — Вы о чем? Больше не будет никаких сотрясений. Все. Мы выбываем из игры. Раз так, пускай сами разбираются, а мне и денег никаких не надо.
— Правильно, — обрадовалась Маруся, — прямо сразу ко мне и переезжай. Жили же мы как-то без денег, так зачем рисковать? Кто его знает, может, с деньгами нам и не понравится.
— Маруся, — возмутилась я, — ты все время поперед батьки в пекло лезешь. Дай выяснить. Что это за знакомый? — обратилась я уже к Ивану Федоровичу. — Зачем он дурачил Пупса?
— Ваня! Как ты мог на такое пойти? — не удержалась от вопроса и Маруся.
— Да на какое — на такое? — рассмеялся Иван Федорович. — Там даже статьей не пахнет. Никакого преступления нет.
— Как нет? — взревала Маруся. — А покушения?
А картина моя?
Архангельский пожал плечами:
— С картиной Кузя перестарался, а в остальном все безопасно. Шляпки я сам продырявил, еще когда с Марусенькой жил.
— Права, значит, я! — восхищаясь собою, воскликнула я. — И пульку в стену кафе вы вконопатили?
— Ну, мы. Кузя потом из арбалета постреливал, чтобы наделать шороха Он же и по знакомым ходил, «чирики» сшибал, все как договорились мы с ним.
Подгримировали мы его, я заценил — вылитый Витька, если не сильно приглядываться. Тогда и на прямое общение с Розой замахнулись. Кузя пьяные дебоши устраивать начал. Мы же знали, Соня, что ты мимо никак не пройдешь, обязательно нос свой совать везде станешь, на это и рассчитывали. Не так уж и много пришлось потрудиться нам, а бабки за это крутые пообещали.
— А кто пообещал-то? — деловито поинтересовалась Маруся. — Может, я прямо вся их и получу?
— Тебе еще туда надо сунуться, — прикрикнула я. — Угомонись! А чего этой фирме надо от Пупса? — спросила я уже у Ивана Федоровича.
— Надо было всего лишь Виктора наклонить документ какой-то подписать.
— Так ты не знаешь даже, что за документ? — изумилась я.
Архангельский шумно поскреб в затылке и сказал:
— Ну, да. Не знаю. В мою задачу входило только переговоры с Витькой вести и Кузю направлять.
— А кто это все придумал? — спросила я.
— Ваня! — поддержала меня Маруся. — Сейчас же говори, кто это придумал!
— Да не могу я вам этого сказать. Опасно вам знать это. Он крутой мужик, кстати, работал раньше на «Мосфильме».
— Это сразу бросается в глаза, — отметила я, — состряпал неплохой сценарий.
— Да, — согласился Архангельский, — состряпал он. Как узнал, что Кузя из арбалета стреляет отлично, тут же и придумал. Неплохо замутил.
— А если бы мы в милицию заявили? — поинтересовалась я.
— А что бы вы там сказали? — удивился Архангельский. — Даже при самом плохом раскладе всегда можно на розыгрыш списать. Я тайком Тамарке позванивал, сплетни от нее узнавал, поскольку она не дружит с Марусей и потому не скажет ей обо мне.
— А потом, наслушавшись сплетен Тамарки, — продолжила я, — ты, подлый, Кузю на новые покушения посылал. Поняла теперь, Маруся, откуда зараза эта произрастала?
— От Тамарки?! — почесывая кулаки, взревела Маруся. — Ну, старушка, умеешь ты подруг себе выбирать!
— Ох, и потешились мы вволю, — добавил масла в огонь Архангельский.
Он улыбнулся, видимо, вспоминая самые смешные эпизоды их сценария.
Маруся возмутилась:
— Ты что дыбишься? Я прямо вся испугалась, а ты лыбишься! И зачем вы все время воровали стрелу?
У вас что, стрел нет больше?
— Есть у них стрелы, — ответила за Архангельского я, — им надо было наше внимание посильней привлечь к Пупсу. Им хотелось, чтобы мы все о нем заговорили, какой он странный, и все прочее. Репутацию чокнутого Пупсу создавали.
— Одно я точно знаю, что для пользы народной старались. Чиновника какого-то крупного с помощью документа, который Витька подпишет, собираются завалить. Обвинят его во взяточничестве, в газете пропишут — и нет человека. А Витьку в крайнем случае уволят, и больше ничего.
— Ваня! — возмутилась Маруся. — Как ты мог? Ты же был дружен с Пупсом! Пупсу репутацию испортил, старушке голову разбил! Шляпы издырявил! Нет, я прямо вся обиделась на тебя!
Маруся схватила меня за руку и рявкнула:
— Старушка, пойдем отсюда. Я прямо вся его не прощаю.
И мы ушли.
Признаться, я была за Марусю горда. Наконец-то она повела себя как настоящая подруга.
— Спасибо, малышка, — прошептала я, пожимая ее честную руку. — Ты растрогала меня, хотя, если правду сказать, у меня не так уж и сильно болит голова. Не стоило из-за этого ругаться с Ваней.
— Ты что, старушка? — изумилась Маруся. — При чем здесь твоя голова? Я просто вспомнила, что у меня в туалете бачок потек.
— А при чем здесь бачок? — изумилась и я. — Ты же поругалась с Ваней!
— А что мне оставалось делать? Рано утром придет Аким ремонтировать мой бачок. Что, по-твоему, я сказала бы Ване?