Проводив Заславского, я тоскливо простился с деревней и призадумался: чем заняться? Очень хотелось забыть о передрягах. Убежать от внешнего мира я мог только в работу, но мешала сестра. Сожалея о том, что Кристя оккупировала мой кабинет, я отправился в кухню и исследовал содержимое холодильника. Сокрушаясь, понял, что сестра до сих пор голодна. Окорок и паштет слопал Заславский, остальное не вызывало аппетита даже у меня. Что же тогда говорить о привередливой Кристине? Я решил наскоро прибраться в квартире и сходить в магазин, накупить побольше вкусностей. В магазине брал все, что под руку подворачивалось: ананасы — так ананасы, семгу — так семгу, икру — так икру. Но не хватал, тщательно отбирал самое лучшее. Звонок Марии застал меня за выбором салатов — каких только не было в нашем супермаркете, просто глаза разбежались.

— Роберт, нам срочно нужно поговорить, — странным, механическим, не своим голосом сообщила Мария. — Ты где? Я и звонила, и барабанила в дверь, но никто мне не открыл.

— Ты Кристину не разбудила? — испугался я.

— Нет, она напилась лекарств и спит, как убитая, — успокоила меня Мария. — Минут десять под твоей дверью топчусь. Ты где?

— В супермаркете, в трех шагах от дома.

— Роберт, я иду к тебе.

Мы встретились на ступенях магазина и, не сговариваясь, повернули к скамейке, что рядом с автомобильной стоянкой. Присев, Мария покраснела и виновато отвела глаза. Я тоже смутился: то и дело поправлял хозяйственную сумку, злясь на себя, что в этом нет нужды и выгляжу глупо. Впрочем, Мария не замечала, она переживала собственные бури. Мы оба молчали. Довольно долго. Первой заговорила она.

— Роберт, Виктор сказал, что между вами произошел разговор.

— И передал его содержание? — испугался я.

Мария потрясла своей лохматой головой:

— Нет, лишь сообщил, что передал тебе мои слова. Роберт, — она схватила меня за руку, — Роберт, прости. Теперь ты, наверное, нас ненавидишь…

Я пожал плечами:

— Вовсе нет.

Она вздохнула:

— Роберт, надеюсь, ты понял, что я врала. Виктор прижал меня к стенке, очень неожиданно… Я испугалась… Роберт… Между нами было в прихожей… Он мог слышать…

Я смущенно молчал. Мария говорила сумбурно и с трудом, после каждой фразы делала длинные, мучающие меня паузы:

— Роберт, он мог слышать нашу возню… Я не знала… Пришлось сказать, что ты меня преследуешь… Это так подло, так противно… Настоящая абъюрация, но, Роберт, я сделала это ради нас… Знаю, ты ненавидишь меня… Ненавидишь…

— Вовсе нет, — повторил я. — Прекрасно тебя понимаю. Но если тебе с ним плохо, зачем ты врешь? Разведись.

Она растерялась:

— Развестись и что?

— Переходи жить ко мне, — неожиданно для себя выпалил я и сам испугался своей смелости.

— Это невозможно, — к радости моей заявила Мария. — Во всяком случае не сейчас. Развод может повредить его карьере. Ты же знаешь, Роберт, он столько лет к этому шел, самозабвенно стремился… Нет-нет, развод невозможен. Во всяком случае не сейчас. Она перестала смущаться, вдруг приобрела уверенность и пристально на меня посмотрела:

— Роберт, но что ты сказал? Что ты мне сказал только что? Ты хочешь, чтобы я к тебе переехала? Это правда? Ты будешь этому рад?

Я уже и сам не знал хочу или не хочу этого, но ответил:

— Да, буду рад.

— Ах, Роберт! — пришла в восторг Мария и бросилась меня обнимать.

Я погрузился в сладковатый аромат ее духов, почувствовал касание ее прохладной, чуть влажной кожи. Женщина, если захочет, легко может свести мужчину с ума. Мы, мужчины, очень тактильны: все эти прикосновения будоражат нам кровь, лишают разума. Я уже хотел — хотел, чтобы она ко мне переехала. Хотел каждый день вдыхать этот аромат, чувствовать влагу прохладной кожи…

— Прямо сегодня, сейчас, переезжай, Мария, очень тебя прошу, — прошептал я.

Она рассмеялась и, озорно щелкнув меня по носу, воскликнула:

— Роберт, не сходи с ума. Завтра, если муж отправится в командировку, я приду к тебе ночью. Мы, как два подростка, будем прятаться от Кристины, а утром ты тайно выпустишь меня из квартиры. А сейчас, Роберт, я побежала. И помни, я твоя раба.

Она, словно девчонка, порхнула со скамейки и растворилась в толпе. Я тоже поднялся и на ватных ногах поплелся к своему дому. В голове был хаос и почему-то звенело в ушах. Я был счастлив и растерян. Меня тревожило, так ли я поступаю, как должно порядочному человеку. Виктор — мой друг. Мария — его жена. Варвара — их дочь. Кристина — моя сестра. Истины, которые вызывают у меня чувство вины и неловкости, потому что я все делаю неправильно. Всех обманываю, всех предаю, поступаю, мягко говоря, некрасиво. И разве только с ними?

“Странно, — думал я, — в моей тусклой и бедной на события жизни истории вдруг разворачиваются со страшной скоростью: одна за другой. Не успеваю их осмысливать, не успеваю оценивать свои поступки и от этого, наверное, становлюсь безнравственным. Взять хотя бы Лидию: правильно ли я с ней поступил? Разве не подло избавляться от трупа?

Но с другой стороны, что я должен был сделать? Вызвать милицию? Есть ли надежда, что там станут разбираться? Ведь я ни в чем не виноват. Захотят ли мне поверить? Есть ли им дело до меня? И можно ли оставаться порядочным человеком в обществе, где само государство насаждает двойную мораль?” Вопросов было много, но они мигом отпали, когда я увидел Варвару. Она сидела на ступеньках под моей дверью и ковыряла в носу. Увидев меня, приосанилась, поправила прическу (еще больше вздыбила волосы) и радостно воскликнула:

— Хай, Роб!

— Привет, — уныло откликнулся я. — Ты что здесь делаешь?

Вопрос был глупый, но Варвара на него ответила:

— Тебя жду.

Пришлось впустить ее в квартиру. Она сразу прошла в гостиную и рухнула на диван. Я уселся в свое кресло и, заранее жалея о потраченном времени, приготовился слушать ее вранье.

— Все, Роб, кончено! — заявила Варвара.

Я насторожился:

— Что кончено? У тебя новые трагедии?

— Отец и мать меня выгнали из дома!

— Когда? — изумился я.

— Утром, сразу же после того, как вернулись от тебя, — ничуть не горюя, сообщила Варвара. — Они долго о чем-то шептались, а потом принялись за меня. Ой, Роб, если тебе рассказать что там было…

— Не надо! — выскакивая из кресла, закричал я. — Не надо рассказывать и вообще, Варя, лучше тебе уйти.

Она растерялась:

— Уйти? Роб, не врубаюсь, ты что, выгоняешь меня?

Успокоившись, я начал терпеливо растолковывать:

— Нет, не выгоняю, но войди в мое положение. Твои родители — мои друзья. Представь, что они подумают, если ты останешься здесь. Особенно учитывая твои утренние пассажи. Нет, на это пойти я никак не могу. Варя, даже и не проси.

Она и не стала просить.

— Хорошо, Роб, — прошептала Варвара, — сейчас уйду. Дай только подумать куда. Черт. Мне же некуда уходить. Нигде меня не ждут, — закручинилась она.

Я только что виделся с Марией. Если бы у них с дочерью произошел серьезный скандал, вплоть до ее ухода из дома, Мария скрывать не стала бы, пожаловалась бы мне. Но она об этом молчала, следовательно — ничего страшного. Родители девчонку пожурили, она и хлопнула дверью. Ерунда.

— И хорошо, что тебя нигде не ждут. Лучше возвращайся домой, — посоветовал я, усаживаясь обратно в кресло.

Теперь Варвара вскочила с дивана:

— Нет, Роб, никогда туда не вернусь.

Я встревожился и решил быть ласковым:

— Девочка моя, не глупи. Это твои родители. Согласен, они не всегда правы, но любят тебя, это уж точно. Помирись с ними, помирись.

— Никогда! — отрезала Варвара и решительно направилась к двери.

Приходя в замешательство, я подумал: “Остановить ее? А дальше что? Сколько возникнет у меня проблем! Нет, пускай идет. Никуда она не денется, в конце концов отправится домой”.

Варвара вышла в прихожую, повозилась там с минуту и вернулась в гостиную.

— Роб, — остановившись на пороге, сердито сказала она, — дверь не могу открыть. Ты поменял замок?

Я нехотя поднялся из кресла и, направляясь в прихожую, проворчал:

— Да, поменял замок, сейчас тебя выпущу.

Она как-то странно хмыкнула — не поймешь, то ли горестно, то ли радостно — и задиристо закричала:

— Выпусти меня поскорей! И очень тебя прошу, Роб, что бы ни случилось, не вздумай обвинять себя. Я знаю, ты добрый и очень совестливый, так вот, знай: во всем виноваты мои родители. Только они. Вот пускай сами себе локти и кусают, а ты тут не при чем. Не при чем, что бы со мной ни случилось.

После отповеди такой, разумеется, отпирать замок я передумал. Сразу вспомнились слова Виктора “в роду Марии были самоубийцы”. Вспомнилось и то, что Варвара уже грозилась повесится в моем подъезде.

— Хорошо, останься до завтра, — сказал я, втайне собираясь позвонить Заславскому и сдать эту несносную девчонку целой и невредимой с рук на руки. Но Варвара разгадала мой план и, зло щурясь, предупредила:

— Роб, не вздумай звонить родителям. Как только они ступят на порог, я спрыгну с балкона и вдребезги разобьюсь.

Угроза, учитывая страстность и взбалмошность Варвары, была серьезной. Я мигом отбросил надежды избавиться от нее сегодня и подумал: “Может завтра уговорю ее помириться с родителями, когда остынет”. Сразу вспомнилась Кристина. Поскольку они с Марией рыдали уже друг у друга на плече, то секрета в ее пребывании здесь, у меня, нет теперь никакого. “Нет худа без добра, — успокоил я себя. — Кристина и Варвара обожают друг друга. Обе брошенки, им есть что обсудить, а мне будет спокойней. Может получу, наконец, свой кабинет и засяду за работу”.

Теперь, вспоминая те надежды, поражаюсь своей наивности. На некоторое время мне действительно удалось воцариться в своей келье, но не надолго. Сначала все шло хорошо: Варвара, узнав о том, что у меня гостит Кристина, обрадовалась и помчалась ее будить. Забыв про меня, они взялись за руки и отправились в гостиную. Изредка оттуда доносились то вопли горести, то громкий смех. Но я все пропускал мимо ушей. Оставшись в кабинете, я сразу включил компьютер и с головой погрузился в работу. Очнулся лишь тогда, когда прибежала Кристина и закричала:

— Роби! Я ничего не понимаю!

Зато я все сразу понял: в руках у нее была корзина с цветами.

— Роб, — выглядывая из-за спины Кристины, воскликнула Варвара, — тебе что ли цветы принесли? Умора! Роб, ты не гомик?

— Спасибо, — сказал я, одновременно изображая и растерянность и обиду, — люблю твои шутки, но эта — не очень. Бывали и получше. А цветы… Сам удивляюсь откуда букет. Кто его принес?

— Какой-то молодой человек, — сообщила Варвара. Кто же открыл ему? Судя по всему научилась, бестия, замок открывать.

— И что он сказал? — с наигранным недоумением поинтересовался я.

Варвара пожала плечами:

— Ничего. Узнал у меня тот ли адрес и корзину вручил. Сказал, что выполняет чей-то заказ, а чей, мол, секрет фирмы.

Я, стараясь не переиграть, недоуменно поскреб в затылке и спросил:

— А записки там нет никакой?

Кристина полезла в корзину и изумленно простонала:

— Е-есть! Есть записка!

— Читай! — визжа и хлопая в ладоши, закричала Варвара.

Кристина прилежно начала читать:

“Здравствуй, прекрасная незнакомка. С тех пор, как я увидел тебя, многое во мне изменилось. Вижу небо, лишь отраженное в твоих голубых глазах…” Услышав это, я лишь чудом не разоблачил себя, лишь чудом не закричал: “Откуда он знает цвет твоих глаз? Я ничего о них не говорил!”

Но, вовремя спохватившись, я промолчал, внутренне посылая хвалы в адрес хозяйки цветочного магазина и ее изобретательного братца. Под буйные восторги Варвары Кристина продолжала читать, а я уже не знал куда деть свои уши: так сладко (аж липко) составлено было письмо. Честное слово, стыд, срамота. Я даже испугался. Думал, мои женщины или рассмеются или в гневе отбросят эту халву, этот мармелад, они же были довольны. Кристина рдела и в особо медовых местах, смущенно скрывая улыбку, приговаривала:

— Ничего не пойму, это кому? Кому?

— Тебе! Тебе! — прыгая от восторга, кричала Варвара и тут же громко делилась с нами своей завистью.

Не помню как дочиталось письмо до конца — я покрылся стыдом и липким потом. “Странные все же существа, женщины, — подумал я, глядя на скачущую, буйствующую восторгами Варвару и задумчиво млеющую Кристину. — Что такое это письмо? Настоящая чушь. Чушь неправдоподобная. Кто может так писать? Так говорить? Это же смех да и только. Любой мужчина, прочитав такое письмо, разъярился бы: “Кто посмел так шутить надо мной?” Эти же всему верят. Даже стыдно обманывать таких”. Честное слово, я расстроился. Тут же дал себе клятву никогда, никогда в жизни не лгать более. Во-первых, делать этого совсем не умею. Во-вторых, так противно это делать, так муторно после становится на душе… Нет уж, лучше говорить правду, чего бы мне это ни стоило. Однако, моя ложь подействовала положительно: Кристина, испытывая легкие сомнения, все же приободрилась. Этому я был рад. Она забыла про своего Максима и включилась в игру, предложенную Варварой. Одной — восемнадцать, другой — тридцать пять, но ума у обеих одинаково. Выгнали меня из кабинета, вошли в интернет и полезли на сайт Кристины. Варвара решила, что обязательно надо оставить там объявление для неизвестного воздыхателя. А я, дурак, еще боялся, что меня разоблачат. Подивившись наивности женщин, я прихватил свои бумаги и отправился работать в столовую. Изредка возвращался под дверь кабинета в надежде завладеть компьютером, но, послушав оживленные разговоры Кристины и Варвары, топал обратно в столовую.

“Уж пускай лучше развлекаются в Сети, чем льют слезы”, — подумал я, не решаясь отвлекать женщин от захватившего их занятия. Вспомнив про вкусности, которых накупил, я нагрузил ими полный поднос и отправил его в кабинет. Варвара и Кристина пришли в восторг и буйно меня расцеловали. Разумеется, о Максиме уже не полслова. Вот она, цена любви. Корзина с цветами, медовая записка, гора деликатесов — и горя, как не бывало. Удовлетворенный, я отправился в столовую и погрузился в работу. Время пролетело незаметно. Когда раздался звонок в дверь, я глянул на часы и с удивлением узнал, что наступил вечер. “Кто бы это мог быть?” — удивился я и поспешил в прихожую.

Заглянув в глазок, растерялся: у двери топталась Мария.