В предгорьях Чаткальского хребта было не по-осеннему тепло. Холодные ветры еще не прорвались сюда, и дожди, постоянные спутники осени, задержались где-то по ту сторону горного хребта.

Стояло раннее утро. Дорога в предгорье была пустынна. Тишину нарушало только звонкое чириканье птиц.

За привалком, в густых зеленых зарослях укрылась большая группа спешенных кавалеристов. Красноармейцы молча лежали на земле около своих лошадей, держа в руках поводья. Не было слышно ни говора, ни смеха, ни дымились самокрутки. Бойцы внимательно прислушивались к тишине, готовые при первом сигнале тревоги взлететь в седла.

На вершине привалка с биноклями в руках, скрытые кустами пихтача, лежали Бельский и Ланговой. Шагах в трех позади них прикорнули двое связных.

Из-за отдаленных вершин горных гигантов неторопливо поднималось солнце. Бельский, взглянув на часы, встревожился:

— Угневенко что-то задерживается. Не запорет ли он операцию?

— Не запорет, — хладнокровно ответил Ланговой. — Угневенко мужик опытный.

— Лучше бы нам самим в обход пойти, — усомнился Бельский.

— Наоборот, — не отрываясь от бинокля, бросил комбриг, — Угневенко лучше меня проведет людей по крутизне, в обход Насырхану. Он здешние горы хорошо знает, а я в этом районе впервые.

— Да и здесь-то ты напрасно. Комэск в строю поедет, а ты людей в атаку поведешь.

— Ну это ты брось, — опустив бинокль, обернулся к Бельскому Ланговой. — Со мной бойцы в сабельную атаку дружнее пойдут. Ведь у Насырхана человек триста сейчас, а у нас всего полусотни. Неожиданным ударом надо брать. На клинок… — Чуткое ухо комбрига уловило какой-то звук. Отвернувшись от Бельского, он поднес к глазам бинокль и внимательно вгляделся в дальний конец дороги.

А там втягивалась в предгорье группа конников человек в пятьдесят. Некоторое время Ланговой молча рассматривал приближающийся отряд, затем сообщил Бельскому, хотя тот и сам прильнул к биноклю:

— К Насырхану подкрепление идет. Уже вторая группа. Какой-то старый хрен за командира.

— И эту пропускать будешь? — спросил Бельский.

— Обязательно. Не начинать же сабантуй без времени! — Опустив бинокль, Ланговой повернулся к одному из связных и приказал:

— Жарь вниз к бойцам. Чтоб ни звука! Пусть замотают головы лошадям, зажмут храпы.

Связной соскользнул вниз, к отряду.

— Значит, сейчас у Насырхана наберется человек четыреста, — пересчитав в бинокль подъезжающих басмачей, проговорил Бельский.

— Хрен с ним, — отрывисто бросил Ланговой. — Соберутся в кучу — бить легче. Надоело по ущельям за мелкими бандами гоняться.

Мимо привалка потянулась группа конных дехкан, мобилизованных басмачами. Лица людей были хмуры. Большинство мобилизованных вооружены охотничьими ружьями, у некоторых — пики. Впереди ехал мулла Мадраим. Как раз против того места, где лежал Бельский и Ланговой, мулла, повернувшись в седле, крикнул басмачам, явно подражая Насырхану-Тюре:

— Правоверные! Ренжит близко. Благородный Насырхан-Тюря ожидает нас. Примите вид настоящих воинов газавата. Пусть на лицах ваших благородный Насырхан-Тюря увидит веселье и радость.

Но призыв муллы не нашел отклика. В хмуром молчании, опустив головы, всадники проехали мимо привалка.

— Через полчаса они почувствуют на своей шкуре, что такое воин газавата, — сердито проворчал Ланговой.

— Сомневаюсь, чтобы Насырхан увидел на рожах своих приспешников радость и веселье, — рассмеялся Бельский, но сразу же став серьезным, встревоженно проговорил: — Беспокоюсь я, Николай, чтоб в горячке боя твои конники не зацепили и Тимура.

— Из тех, что пойдут в сабельную атаку, все знают Тимура в лицо, — после паузы ответил Ланговой. — За пулемет, конечно, ручаться нельзя… Пуля глаз не имеет. Но ведь Тимур и сам не дурак. Понимает, что мы вот-вот ударим. Сам же просил приехать к нему в гости и привезти подарки Насырхану и его друзьям.

Оба умолкли, прильнули к биноклям. Сильные стекла приборов приблизили кишлак, лежащий километрах в двух от привалка. Хорошо видна кишлачная площадь с приземистой кирпичной мечетью. На площади пылало несколько костров. Вдоль стен мечети и к ограде были привязаны сотни лошадей. Видимо, Насырхан-Тюря сделал мечеть своей штаб-квартирой. Около входа в мечеть толпились люди, и даже отсюда, с привалка, было видно, что это не рядовые басмачи и не кишлачная беднота: на них были пестрые, яркие халаты и белые чалмы. Ланговой перевел взгляд на ущелье. Опустив бинокль и посмотрев на часы, он сказал:

— Через десять минут Угневенко пулеметами выметет из кишлака всех басмачей. Дорогу в долину мы отрежем. Молодец Тимур. Вовремя предупредил.