Вступление

За свою уже долгую жизнь я написал и опубликовал довольно много текстов: книг, глав в книгах, статей, рецензий, обзоров, заметок.

Количественно это выглядит на конец 2012 года, пожалуй, даже солидно:

• более 30 книг (написанных мною целиком или в качестве одного из соавторов);

• 185 статей и заметок по проблемам редактирования, издательского дела, книговедения, библиографии;

• более 30 статей-обзоров, пропагандирующих книги редакции литературы по книгоиздательскому делу, полиграфии и книжной торговле, а также издательства «Книга»;

• около 10 рецензий на книги и заметок об авторах;

• около 20 предисловий, послесловий, вступительных статей и т. п.

Подавляющее большинство этих текстов носит специальный, отраслевой характер, относится к той области деятельности, которой я занимался профессионально, – редактированию, издательскому делу, книговедению, библиографии. В этой области я – могу сказать это без ложной скромности – составил себе имя; в нее я внес нечто новое, то, чего до меня никто не говорил. Это отнюдь не значит, что я оцениваю свое авторство и свои печатные работы как нечто настолько важное, что о нем не забудут еще долгое время хотя бы специалисты. Вовсе нет. Я не настолько самонадеян, чтобы считать даже лучшее из мною напечатанного классикой в профессиональной литературе по книгоиздательскому делу, хотя некоторые оценивают это именно так – как классику. Я не раз на опыте предшественников видел, как быстро забываются их достижения и заслуги, как постепенно вытесняются их произведения из круга чтения молодых специалистов произведениями новых авторов, хотя далеко не всегда это новое – лучшее и более достойное.

Конечно, вполне отвечающие действительности слова обо мне: «издательский работник, автор книг и многих статей по издательскому делу и книговедению» – звучат вроде бы значительно, даже многозначительно. Но я прекрасно отдаю себе отчет в том, что так можно охарактеризовать не одного меня. Таких немало. Это не более холмика на ровном месте. Пройдет немного времени, и все это забудется, прежде всего потому, что сама отрасль меняется все быстрее и быстрее. И это потребует новых авторов, новых идей, новых книг и статей ради подготовки новых кадров и совершенствования действующих. Единственное, что может как-то утешить, – это относительная уверенность в том, что есть в мною написанном нечто, что используют, вберут в свои труды авторы, которые придут на смену мне и современным мне авторам на том же поприще. А главное значение многие мои работы имеют потому, что помогали тем, для кого они писались, прежде всего издательским работникам и авторам, лучше выполнять свои обязанности, облегчали их труд. Это оценили студенты Тюменского университета, изучающие издательское дело и редактирование; они прислали мне заключенную в рамку «почетную грамоту» с таким текстом:

Аркадий Эммануилович, спасибо Вам за наше счастливое редакторское детство!

Несмотря на все сказанное выше, я считаю полезным написать и проанализировать то, что я назвал «моим авторством», т. е. что и почему я написал, какой резонанс мои писания имели.

Зачем?

Во-первых, мне это интересно. Как ни дорожил я редакторской работой, как ни любил ее за возможность созидания книг, все же еще дороже была для меня работа литературная – так сказать, прямое творчество, созидательная деятельность в полном объеме.

Во-вторых, рассказ о моей литературной работе полезен и потому, что позволяет осмыслить развитие литературы по редактированию и издательскому делу, понять ее сильные и слабые стороны.

Редактируя книги по редакционно-издательскому делу, я был обречен на то, чтобы и самому стать автором таких книг, поскольку видел, чего в редактируемых мною книгах не хватает с точки зрения интересов и потребностей читателя.

 

Первые неудачи

Думаю, что одна из причин, объясняющая, почему я стал литератором, – рано проснувшиеся графоманские склонности.

Отчетливо помню, как в классе четвертом захотел я написать рассказ. Но о чем?

Как раз в это время мама рассказала мне, как во время Первой мировой войны родители папы получили на него похоронку. В суматохе при окружении и разгроме армии Самсонова, в рядах которой оказался вольноопределяющийся Мильчин, папину шинель случайно надел другой солдат, а папа, естественно, надел его шинель. Солдат этот погиб, а так как он был в шинели папы, то посчитали убитым не его, а папу. Об этом послали извещение папиным родителям. На самом же деле папа попал в плен, долгое время, до 1918 года, находился в немецком концлагере и освободился только благодаря поражению немцев.

На меня этот факт папиной биографии произвел очень сильное впечатление. Он казался взятым из какого-то романа.

Поэтому, когда желание написать что-то художественное стало особенно сильным, я, как уже упоминал выше, в главе о папе, решил, что случай с папиной «гибелью» можно положить в основу новеллы.

Но ничего хоть в малой степени путного из этой попытки не получилось и получиться, как я теперь понимаю, не могло. Не исписав и половины тетрадной страницы, я пришел к выводу, что написанное иначе как неудачей назвать нельзя. И выбросил страничку в печку.

Вторая попытка сочинять связана с большим впечатлением от рассказа К.И. Чуковского о писателе Слепцове, жизнь которого была, несомненно, подобна роману. Вот я и решил воссоздать своим пером художественную биографию Слепцова.

Помню только, что начинаться это повествование должно было со сцены в церкви – какой именно сцены, память не сохранила. Но чтобы такую сцену написать, нужно было хоть приблизительно знать церковную обстановку и церковную службу, а я понятия о них не имел. В церкви никогда не был, службы никакой не видел. А между тем все в моем повествовании должно было быть подлинным. Такой человек, как я, не мог не быть реалистом. Я стал искать описание церковной обстановки и службы в книгах, но ничего найти не сумел: слишком мал был мой книжный и библиографический опыт. Тем дело и кончилось. Я даже нескольких строк не написал.

Третью попытку я бы не стал называть такой же неудачной, как первые две. Хотя и удачной ее тоже бы не назвал.

Это был беллетризованный рассказ о малозначимых событиях моей ученической жизни, о встречах с соученицами и соучениками за пределами школы, воссоздание их внешнего вида (словесный портрет), наших разговоров. Тетрадка с этим опусом путешествовала со мной по дорогам войны, и лишь в конце 40-х годов, когда я случайно уронил ее в коридоре коммунальной квартиры, где мы жили, и жена, найдя ее, вернула мне, выразив неудовольствие моей рассеянностью, я впопыхах из стеснительности ее уничтожил.

 

Институтские письменные работы

В институте моя тяга к сочинительству находила удовлетворение в курсовых работах, которые я писал с большим воодушевлением, и они получались у меня лучше, чем художественные опыты.

Первой такой работой, которую я писал для Дитмара Эльяшевича Розенталя (он вел у нас курс синтаксиса русского языка), было сочинение на тему о роде определения при существительном, зависящем от числительного два, три, четыре, или, иначе, о согласовании определения со счетным оборотом с числительными два, три, четыре.

Розенталь был сторонником точки зрения, согласно которой нормы литературного языка создаются не произвольно, а формируются писателями в ходе творчества. Мне это казалось правильным. Смысл и цель работы была в том, чтобы установить, как согласовывали эпитеты с названным выше счетным оборотом в своих произведениях русские классики, и на этой основе определить преимущественную форму согласования. Речевая практика должна была помочь сформулировать языковую стилистическую норму.

Я стал читать классику и выписывать примеры. Собрал огромное их число. Систематизировал их и сделал выводы о тенденциях, так как практика единообразной не была. Пытался определить причины отклонений от складывавшейся нормы.

Дитмар Эльяшевич оценил работу как отличную. Больше того, что-то в ней его, видимо, зацепило. Во всяком случае, как я упомянул выше в рассказе о годах учебы в МПИ, лет через пять после того, как я писал эту курсовую, он вспомнил ее тему.

Полагаю, что работа эта все же чем-то выделялась на фоне других. Во всяком случае, я работал над нею истово. Меня и в дальнейшем всегда воодушевляла возможность собирать материал, проявляя терпение и выдержку. Мне казалось, что уж тут меня трудно будет опередить и что если не талантом, то трудолюбием я достигну того, на что другим терпения не хватит. Это было своеобразным преодолением комплекса неполноценности. Вероятно, Дитмар Эльяшевич посчитал мои наблюдения серьезным материалом для подкрепления той нормы, которая формулировалась в пособиях по грамматической стилистике, а именно: с существительными мужского и среднего рода определения, как правило, надо ставить в родительном падеже (два вместительных шкафа, три широких окна), а с существительными женского рода – как правило, в именительном падеже (две милые девушки). Это подтверждалось практикой большинства русских писателей.

Вторую курсовую «Некрасов – издатель» я писал для Константина Иакинфовича Былинского (о ней я уже рассказал в главке, посвященной учебе в МПИ).

Нужно сказать, что, много позднее просматривая печатные работы на тему «Некрасов – издатель», я видел серьезные пробелы в раскрытии этой темы. Во всяком случае, серия народных изданий «Красные книжки» либо вовсе выпала из поля зрения авторов этих работ, либо освещалась ими явно не так полно, как она того заслуживала, поскольку была одной из первых попыток подлинной демократизации русского книгоиздательства. Справедливым было замечание К.И. Былинского о том, что надо было показать Некрасова не только как издателя, но и как редактора. Тогда я просто ограниченно понял свою задачу, хотя редакторская деятельность издателя Некрасова очень поучительна во многих отношениях.

В главе об учебе в МПИ я рассказал и о третьей моей курсовой, посвященной изображению исторических событий в трилогии А.Н. Толстого «Хождение по мукам». Преподавательница И.В. Мыльцина, как я уже говорил, оценила мою работу очень высоко, но сейчас, бегло перечитывая сохранившийся у меня черновик этой работы, я невольно покрываюсь краской стыда, когда дохожу до славословий социалистическому реализму и порицаний за отходы от его принципов. От этого коробит. Зачем я это делал? Конечно, во многом подчиняясь условиям игры («так нужно»), но, признаться честно, во многом и потому, что по наивности и глупости принимал все это всерьез.

Сужу об этом не только по курсовой, но и по учебной рецензии на повесть Э. Казакевича «Двое в степи» (об этой рецензии я тоже упоминал в начале записок). Чтобы защитить повесть от нападок критиков, я доказывал, что писатель следует принципам социалистического реализма, а не изменяет им. Это не помешало И.В. Мыльциной оценить мою рецензию так:

Вы выступаете адвокатом Казакевича – и порой чересчур восторженно о нем говорите. Вы прошли мимо серьезных недостатков повести.

Оценку за рецензию я получил 4=. Черточки, вероятно, означали два минуса. Понимаю, что иначе Мыльцина тогда поступить не могла. Понимаю также, почему Казакевича не могли в то время не поносить. Ведь у нас безусловный приоритет отдавался обществу перед личностью. Личность ценилась только в той степени, в какой она была полезна обществу. Ошибки личности, граничащие с преступлением, даже если эта личность может их искупить, в этих условиях прощены быть не могли. И попытка спасти жизнь оступившегося человека от уничтожения, дать ему шанс искупить свою вину расценивалась как гнилой либерализм, как проявление буржуазного гуманизма. Я с таким подходом согласиться не мог. Герой, совершивший ошибку, за которую его должны были расстрелять, но по случайности этого не сделали, потом храбро воевал, заслужил много наград. Отсюда следовал вывод, что нельзя распоряжаться жизнью человека бездумно, исходя из каких-то постулатов, которые жизнь опровергает, как опроверг их случай с героем Казакевича.

Мой литературный наставник во время учебы в институте, известный переводчик и литератор Нора Яковлевна Галь, чувствуя мое стремление писать, попросила своего друга и однокашницу по пединституту писательницу Фриду Абрамовну Вигдорову поспособствовать, чтобы мне дали какое-нибудь задание в редакции журнала «Пионер». Задание оказалось таким – написать для журнала очерк о ежедневной стенгазете, которую выпускали пионеры младшего класса одной московской школы. Явление, несомненно, незаурядное. Во многих классах и раз в месяц не удавалось регулярно выпускать газеты, а тут – каждый день. Поехал я в эту школу, встретился с редактором газеты, с председателем совета пионерского отряда, с пионервожатой, поговорил с ними, но ничего особо интересного из беседы не извлек. Они очень скупо говорили о своей газете. А я не умел направить разговор так, чтобы открылось что-то важное и интересное для очерка. Мешала собственная стеснительность, умноженная на стеснительность ребят, делавших газету. Просмотр же самих номеров газет (мне предоставили для изучения несколько выпусков) тоже не открыл мне чего-то заслуживающего внимания читателей «Пионера». Короче говоря, я провалил задание, написать очерк не сумел. Это было закономерно: я не обладал талантом журналиста вообще и очеркиста тем более. Естественно, что другого задания я не получил и приобщиться к литературной работе для редакции «Пионера» мне не удалось.

Во время работы корректором в издательстве «Искусство» неудовлетворенность этим занятием усиливала желание писать и публиковаться. Читая книги, я особенно остро замечал то, чего не сделал редактор, и, следуя тогдашней моде на разоблачительство, которой особенно отдавала дань газета «Культура и жизнь», решил написать отклик на грубые промахи издательств. Когда на зубок попалась «Молодая гвардия» (а именно в этом издательстве мы с женой в институтские годы очень успешно проходили практику, но на работу туда нас не взяли), я с мстительным удовольствием, хотя и не отдавая себе в этом отчета, написал письмо в «Культуру и жизнь», но побоялся подписать его сам и уговорил сделать это своего школьного товарища, тогда студента МЭИ, Шуру Цидулко. Речь шла о фактических неточностях и несообразностях в книге научно-фантастических повестей Вл. Немцова «Три желания». В одной из них героиня, посещая с экскурсией Ленинград, осматривает в Петропавловской крепости знаменитый Алексеевский равелин, от которого, как указывали справочные издания, осталась лишь полуразрушенная стена. В другой профессор радуется тому, что сгорел лес на площади 100 кв. км, так как это позволит ему провести некоторые исследования.

Отдел писем газеты переслал письмо в издательство, а оно 21 декабря 1949 года послало Шуре ответ на «его» замечания на четырех машинописных страницах. Подписал письмо старший редактор художественной литературы Л. Стержин (если я правильно разобрал рукописную подпись). Согласился старший редактор только с одним замечанием – по поводу Алексеевского равелина. Все остальные он отверг, доказывая не без основания их несостоятельность и расценивая как придирки.

Привел я этот случай с письмом только потому, что у меня и мысли бы не возникло писать такого рода письмо, если бы не тяга к редактированию и авторству.

 

Первые печатные работы

Во время работы в корректорской «Искусства» возникла еще одна возможность заняться собственно литературной работой. Наша (моей и жены) однокурсница Рита Гуревич попала по распределению в редакцию калининской областной газеты «Пролетарская правда», где трудилась в отделе культуры. Отдел нуждался в рецензиях на свежие произведения современной литературы. Вот она и предложила мне попытать свои силы в написании таких рецензий. Объектом были выбраны произведения, удостоенные Сталинской премии по литературе или получившие одобрение в центральной прессе, т. е. такие, которые надлежало хвалить и рекомендовать читателям.

И такие рецензии стали моими первыми публикациями хоть и в провинциальной, но уже большой печати.

В том же году, когда мы окончили МПИ, в «Пролетарской правде» была напечатана моя рецензия на роман В. Попова «Сталь и шлак» (1949. 17 сент.), удостоенный, кажется, Сталинской премии. Сейчас мне стыдно читать то, что я накропал в этой рецензии. Это пересказ содержания по литературным шаблонам того времени. Но именно это, видимо, и требовалось тогда калининской областной газете.

Настоящий литературный разбор с выявлением художественных особенностей романа и не был мне по силам. Я не знал, какой вообще должна быть рецензия на художественное произведение. Поэтому рецензия свелась к пересказу сюжета романа, с плоским комментарием советского образца. Слабая была рецензия, и тогда я понимал это, а сейчас, когда перечитывал ее, чувствовал только стыд.

Хотя графоманская тяга моя к сочинительству и публикациям была велика, я трезво оценивал свои возможности, очень скептически относился к своим литературным способностям, был уверен, что настоящим литературным талантом не обладаю и вообще творческой жилки лишен. Оценивая свой творческий потенциал, скорее испытывал комплексы, чем проявлял самоуверенность, но был убежден, что могу восполнить эту мою слабость старательностью и систематичностью. Все это не было отчетливо сформулированными выводами, какими они выглядят здесь, скорее – ощущениями. Отсюда тяга к составлению справочников, к тщательному изучению книжного организма и книжных элементов. Это и определило мой выбор профиля литературной работы – я начал вынашивать идею создания справочника для редакторов. Потребность в нем не подлежала сомнению. В нем нуждался я сам и видел, что в том же нуждаются коллеги. А тут, думал я, моя усидчивость и мой педантизм могут оказаться очень кстати. Я твердо знал, что не пожалею времени на такую работу, за которую никто другой не возьмется из-за внешней ее невыгодности. Меня вдохновляла необходимость этого дела, полезность его, и я готов был сидеть за сбором нужного материала сколько угодно. Мне казалось, что пишу я натужно, стертым языком. То же чувствую и сейчас, когда сочиняю эти записки.

Укреплял мою уверенность в том, что я не совсем безнадежен в литературной работе, случайный графологический анализ, который признал наличие во мне таланта, что было для меня приятной неожиданностью.

Желание напечататься было большим, и тогда я не относился так критически к напечатанной в газете рецензии. В глубине души я, конечно, невысоко ее ставил. Но важнее было, что чудо состоялось: под моей фамилией был напечатан написанный мною текст.

Сотрудничество с «Пролетарской правдой» в лице Риты Гуревич продолжалось еще примерно полгода.

Вскоре я написал по ее просьбе рецензию на повесть Ю. Лаптева «Заря». Рецензия такого же качества, как и первая, была опубликована под двумя именами: моим и М. Семеновой (псевдоним Риты Гуревич) 27 ноября 1950 года. По каким-то редакционным условиям это нужно было для Риты. Точно так же была напечатана и следующая рецензия – на опубликованную в «Знамени» повесть А. Чаковского «У нас уже утро» из дальневосточной жизни (Пролетарская правда. 1950. 6 мая). Мне этот автор тогда нравился, особенно первой своей вещью о ленинградской жизни, видимо автобиографического характера. Сейчас уже не помню, как она называлась. Что-то романтическое.

На этом сотрудничество закончилось. Причины его прекращения не помню. Возможно, перейдя из корректорской в редакцию, я полностью переключился на редактирование книг, начал подумывать о составлении справочника для редакторов и уже не так нуждался в реализации своего творческого потенциала на газетной ниве.

 

Первая проба пера в профессиональной литературе

В главе, посвященной моей работе в «Искусстве», я уже рассказал о том, как в 1954–1955 годах редактировал третье издание книги А.Н. Почечуева «Вычитка рукописи» и анонимно (но, разумеется, с согласия автора) написал для этого пособия раздел, касавшийся вычитки драматических текстов. Это был мой первый опыт написания рекомендаций для методического пособия, адресованного редакционно-издательским работникам; впоследствии именно этим – подготовкой справочных изданий для редакторов и авторов – я занимался много лет.

 

Малый фельетон «Почти по Марку Твену»

Следующее мое выступление в печати, тоже анонимное, состоялось в том же году. Поводом послужила статья писателя Владимира Лидина, известного библиофила, в газете «Советская культура» (1955. 15 марта). Рассуждая о причинах низкого полиграфического качества изданий, Лидин допустил много фактических искажений. Поскольку я, занимаясь редактированием полиграфических книг, стал уже разбираться и в терминологии, и в существе производственных процессов, то мне это бросилось в глаза и побудило написать маленькую заметку фельетонного типа «Почти по Марку Твену», которую напечатал журнал «Полиграфическое производство» в 1955 году (№ 2). Она не была подписана, т. е. редакция решила представить ее как редакционную. Это была попытка испытать свои литературные возможности в критическом жанре. Получилось, как мне и сейчас кажется, не так уж плохо.

 

Первая книга – «Редактирование таблиц»

В 50-е годы вышла и моя первая книга, написанная в соавторстве с М.Д. Штейнгартом. Ее историю я уже рассказал в главе, посвященной моей работе в «Искусстве». Здесь добавлю только, что, возможно, своим вниманием к форме таблиц я компенсировал недоступность мне анализа научно-технического произведения по существу содержания. Мои знания в области полиграфической техники и технологии, математики, химии, физики были для этого слишком примитивными, а то и нулевыми, и в этом отношении я должен был полагаться только на добросовестность авторов. Эту свою ущербность я и восполнял стилистической правкой и правкой таблиц.

Пристальное внимание к таблицам, стремление сделать их легкодоступными читателю, функционально совершенными было первым моим опытом редактирования на основе функционального анализа одного из элементов книги. В дальнейшем такому же изучению и испытанию были подвергнуты другие элементы – библиографические ссылки, списки иллюстраций, оглавление и содержание, вспомогательные указатели.

«Редактирование таблиц» вышло в свет в 1958 году. Набиралось и печаталось оно в типографии издательства «Известий» благодаря помощи нашего автора Александра Ивановича Геодакова, который был начальником цеха цинкографии этой типографии. Пособие пользовалось успехом у читателей-покупателей. В редакцию журнала «Полиграфическое производство» поступила рецензия корректора А.И. Новикова. Она была напечатана под заглавием «Полезное пособие по редактированию таблиц» в № 11 за 1958 год. Впоследствии я узнал, что в ленинградской многотиражке Лениздата «Полиграфист» 6 февраля 1959 года напечатал свой одобрительный отзыв Олег Вадимович Рисс, в будущем постоянный автор нашей редакции и мой эпистолярный друг (в ту пору мы с ним еще не были знакомы).

Уверен, что наше пособие помогло многим редакторам и авторам в анализе, оценке и перестройке таблиц. На книгу стали ссылаться в учебниках редактирования. Она вошла в библиографические списки и обзоры литературы по редакционно-издательскому делу.

Вызвала книга и единичное письмо-отклик. Его прислал И.И. Трепененков, кандидат технических наук, лауреат Сталинской премии. Он писал, обращаясь к авторам:

С удовольствием и с пользой прочел Вашу книгу «Редактирование таблиц». В ней много сведений, которые, несомненно, пригодятся в авторской практике.

Впервые я узнал, что табличный материал имеет подлежащее и сказуемое; такая систематика облегчает принятие решения о форме построения таблицы.

Книга богато иллюстрирована примерами, которые делают ее особенно наглядной.

Указал Трепененков и на недостатки книги. Им посвящена вся остальная часть письма. В частности, он попенял нам, что не во всех таблицах выдержана закономерная последовательность строк и граф, что не упомянута т. н. фасонная прографка, когда несколько клеток соседних граф с одинаковыми данными объединяются в одну общую графу. Пример таблицы с такой прографкой он вложил в письмо. Этот совет я использовал в главе о таблицах в «Справочной книге корректора и редактора».

С этого времени мои литературные замыслы связаны с редакционно-издательской проблематикой. Редакционно-издательская работа – постоянный предмет моих размышлений и обобщений – органично стала темой моих книг и статей.

 

Статья о машинописном оригинал-макете

Выше я уже писал о методе издания с помощью машинописного оригинал-макета, который активно пропагандировали в конце 1950-х – начале 1960-х годов. Какое-то время я сам принадлежал к числу его сторонников. Однако довольно скоро стало ясно, что помимо положительных у этого метода имеются и отрицательные стороны; разгорелась дискуссия, в которой принял участие и я. Моя статья «Оригинал-макет нужен, но какой?» была напечатана в журнале «Полиграфическое производство» (№ 5 за 1961 год). В ней я оспаривал идею, выдвинутую двумя ленинградскими полиграфистами М.А. Карповским и М.В. Шульмейстером в статье, опубликованной в «Полиграфическом производстве» (1961. № 2). Они предложили перенести изготовление оригинал-макетов в типографии, создав там для этого конструкторско-технологические бюро, и обещали от такого новшества улучшение художественно-полиграфического качества изданий. Я же в этом сомневался и обосновал свои сомнения. В целом я ратовал за оригинал-макет, приближенный по внешнему виду к тому, который увидит читатель. Между тем машинописный оригинал-макет не позволял художественной редакции проконтролировать, насколько удачно выполнена верстка, размещены и отбиты от текста иллюстрации, заголовки и другие элементы набора. Мне казалось, что видеть текст таким, каким его увидит читатель, важно и для редактора, и для автора. Практика пошла впоследствии по этому пути: оригинал-макеты стали изготовлять на машинно-печатающих устройствах, имитирующих типографский шрифт. Можно было подписывать в печать оригинал-макет, который представлял будущую книгу такой, какой ее увидит и читатель. Сейчас же при повсеместном внедрении в издательствах компьютерного набора распечатка сверстанного набора ничем не отличается по внешнему виду от оттиска в напечатанном издании: та же гарнитура шрифта, те же кегли заголовков и т. д. Автор видит свой текст таким, каким он предстанет перед читателем.

 

«О предмете редактирования»

Однако больше, чем чисто издательские проблемы, меня волновали проблемы редактирования. Что это за работа такая – редактирование? Зачем она нужна? Я стал задумываться над этим еще во время учебы в институте.

В своем архиве я обнаружил запись, которую хочу привести здесь в том сыром виде, в каком она была занесена на бумагу, для того, чтобы стали понятны мои размышления, которые привели к написанию статьи «О предмете редактирования»:

Обычно, когда произведение выношено, продумано автором до деталей, редактору чаще всего остается только оценить его при чтении, определить, насколько полно и безошибочно воспринимается читателем содержание. В этом случае его вмешательство в текст не выходит за границы отдельных, пусть существенных, текстовых исправлений. Он позволяет себе уточнить словосочетание, сжать то или иное выражение.

Редактора называют и первым читателем книги, и ведущей творческой фигурой издательства, и первым помощником автора и т. д. Но что же он, собственно, должен делать? Что требуется понимать под редактированием?

Что до обязанностей, то тут господствует согласие: редактор обязан выпускать в свет только хорошие книги. В единичных статьях о работе редактора, которые изредка появляются в свет, односторонне определялась его главная задача. Он «должен выпускать произведение в наилучшем из возможных для данного автора и данного материала виде, найти, выявить в произведении все лучшее, что в нем есть, но что не вышло на поверхность, не стало живой тканью книги, плотью ее образов, идей» (Замошкин Н. Заметки о редактировании // Октябрь. 1953. № 4. С. 176).

Пусть это назначение приблизительное – все лучшее в произведении где-то глубоко спрятано и его требуется «выявлять», – зато оно в какой-то мере обрисовывает круг обязанностей основной творческой фигуры издательства. Только как же он выполнит эти обязанности? Какая методика работы редактора может считаться приемлемой?

Исправляя то или иное место содержания, редактор не всегда уверен, что не переступает границы принятого и дозволенного в его работе. Он вносит в текст отдельные словесные, текстуальные и композиционные исправления. Каждое из этих исправлений в какой-то мере, пусть совсем незаметно, изменяет авторскую мысль и часто болезненно задевает автора.

И в самом деле, почему редактор позволяет себе уточнять, подправлять автора? Ведь всем известно, что издание книги – дело прежде всего ее творца – писателя. Ведь известно, что и сильные и слабые стороны произведения наиболее полно и объемно может ощутить только ее творец. Сам автор наиболее авторитетно может судить о пригодности или ненужности любой композиционной части произведения, о пригодности или ненужности того или иного слова. А раз так, то о какой методике объективного редакторского вмешательства в текст может идти речь? Ее нет и, кажется, не может быть.

Так, и сегодня можно слышать, что искать закономерности в работе редактора – занятие пустое: довольно искать «рецептов редакторской работы; их нет да и сомнительно, могут ли они быть» (Замошкин Н. Цит. соч. С. 176).

Мучительные раздумья о редактировании и профессии редактора, не оставлявшие меня во время работы в корректорской «Искусства», в редакции полиграфической литературы сделались еще сильнее. Они нашли отражение в заметке для издательской стенгазеты, текст которой опубликован в главке «Стремлюсь стать редактором».

Со всем написанным в заметке я согласен и сегодня. Я не менял в ней ни слова, хотя стилистические погрешности стоило бы устранить.

Мысли по поводу редактирования и деятельности редактора в конце концов сложились в статью, названную мною «О предмете редактирования», которую принял к публикации сборник «Книга. Исследования и материалы» (М., 1962. Сб. 7. С. 354–362).

Весь пафос статьи заключался в том, чтобы доказать вредность узкого понимания редактирования, которое сводится к тому, что редактор лишь устраняет в рукописи ошибки разного рода, приводит авторское произведение в соответствие с правилами литературного слога. Направлена она была и против пренебрежительного отношения к методике редакторского труда в учебных курсах редактирования.

Редактирование определялось мною как особый вид критической деятельности, цель которой: 1) привлекать авторов к созданию наиболее нужных читателю книг; 2) не допускать выхода плохих, посредственных, просто бесполезных книг; 3) помогать автору совершенствовать содержание и форму литературного произведения для наилучшего воплощения плодотворного авторского замысла, для наиболее полного удовлетворения потребностей читателей; 4) заботиться о высокой издательской культуре книг. Главным в редактировании я назвал оценку рукописи.

Исходя из этих посылок, завершающую часть статьи я посвятил тому, чем должен быть предмет редактирования как учебной дисциплины. Я считал, что таким предметом должны стать приемы и навыки критической оценки рукописи, т. е. организация, методика и техника редакторского труда. Вот перечень вопросов-тем, на которые, по моему тогдашнему мнению, должен отвечать курс редактирования:

С чего начать? В какой последовательности работать? В чем заключается предварительная – до создания произведения – работа редактора с автором? Как принимать от автора рукопись? Что при этом проверять? Сколько раз и как читать рукопись? Как ее рецензировать? Какова техника и методика исправления логических, композиционных и стилистических недочетов? Как технически готовить рукопись к перепечатке на машинке и после перепечатки к сдаче в производство? Каковы границы вмешательства в труд автора? Какова методика проверки и оценки отдельных элементов произведения: композиции, фактических данных, таблиц, формул, иллюстраций и т. д.? (С. 360.)

Сейчас я понимаю, что включал в редактирование и то, что относится не к нему собственно, а к работе редактора, которая шире понятия «редактирование», поскольку редактирование – только часть этой работы, главная, важнейшая, но часть, а многие названные мною приемы относятся к методике работы редактора, но не к редактированию как критической деятельности.

Все эти мысли родились и выкристаллизовались в процессе моей редакторской работы в редакции полиграфической литературы. Я отчетливо осознал, что институт не оснастил нас многими знаниями, необходимыми для практической редакторской работы.

Читая сегодня эту статью, я вижу в ней много наивного, но в то же время не могу не отдать должное своему стремлению обсудить, чем же, собственно, должно быть редактирование, и желанию, чтобы на практике редактирование как критическая деятельность не подменялось редактированием как устранением ошибок автора. Любопытны следующие мысли статьи:

Если… считать, что редактирование – это устранение ошибок и подготовка издания к производству, то придется прийти к выводу, что все усилия нужно направить на превращение издательств в совершенным образом организованную начальную ячейку книгопроизводства.

Правда, в этом случае издательства не смогут быть творческими центрами того или иного вида литературы. Такими центрами должны будут стать какие-то другие общественные организации, и редактор как критик работы автора в издательствах не понадобится. Издательствам нужны будут квалифицированные специалисты, организаторы подготовительных процессов книгопроизводства, в которых, бесспорно, широчайшее применение найдут многочисленные и разнообразные машины и приспособления, идущие на смену утомительному и однообразному техническому по характеру труду, которого еще так много в издательствах.

Это, конечно, не означает, что издательская деятельность утратит творческий характер, но творческий характер будет в издательствах носить лишь процесс превращения рукописи в предмет материальной культуры, в творение особого вида искусства – книжного. Создание проекта оформления книги, ее наиболее целесообразной графической формы, наилучшим образом передающей содержание, – вот на чем будут сосредоточиваться творческие усилия издательских специалистов. Издательство будет создавать на основе рукописи проект книги, эталонный экземпляр ее, который типография размножит в нужном количестве. А отбор и совершенствование произведений того или иного вида литературы для издания перестанет быть задачей издательства. Этим будут заниматься другие организации, сдающие в издательства, им подчиненные или им принадлежащие, отобранные, пригодные к изданию рукописи, удовлетворяющие с точки зрения содержания и формы самым высоким требованиям читателей (с. 361).

К сожалению, статья не вызвала дискуссии. Те идеи, которые казались мне тогда плодотворными хотя бы для обсуждения, были, возможно, очень далекими от издательской практики. Кроме того, сборник «Книга. Исследования и материалы» выпускался очень малым тиражом, а если учесть, что в издательствах редакторами в основном работали профессионалы каждый в своей области, не считавшие редактирование своей профессией, то нетрудно предположить, что они не включали сборник в круг своего чтения и, скорее всего, статью просто не видели.

Секция редакционно-издательских работников Союза журналистов тогда еще не развернула обсуждений насущных тем редакционно-издательской работы.

Все же два отклика в печати на эту статью были: один – критический Р.Г. Абдуллина в сборнике «Книга. Исследования и материалы» (сб. 11. М., 1965) в статье «О работе редактора с автором в книжном издательстве», другой – одобрительный в обзорной статье М. Лапшина в журнале «Вопросы литературы» (1963. № 8).

Решительно не согласный с критикой Р.Г. Абдуллина, я в ответ написал «Письмо в редакцию», опубликованное в сб. 13 (М., 1966). Меня возмутил искаженный пересказ Р.Г. Абдуллиным моей точки зрения на то, как следует поставить обучение редакторов. Он писал: «Мы совершенно убеждены в том, что редактированию можно и должно учить, только не в том плане, как это предлагает А.Э. Мильчин. По его мнению, редактора следует обучать лишь (курсив мой. – А.М.) профессиональным приемам и навыкам, т. е. организации, методике и технике редакторского труда». Я не случайно подчеркнул слово лишь. Именно в нем вся загвоздка, поскольку я ничего подобного не утверждал. Я ратовал за то, чтобы в преподавание редактирования все это вошло, но вовсе не за счет ущемления других дисциплин и знаний, а в дополнение к ним. Но учебному предмету «Теория и практика редактирования», на самом деле очень далекому от практики, это было чуждо, и Абдуллин, вставший на его защиту, поспешил отвергнуть мои предложения, однако прибег для этого к явно неблаговидным приемам. Решительно не согласился он и с моим толкованием редактирования как критической деятельности, но опроверг его таким же неблаговидным образом, а именно приписав мне точку зрения, согласно которой я свожу все редактирование только к критической деятельности. Именно это возмутило меня и вынудило написать «Письмо в редакцию».

Статья М. Лапшина «Книга о книгах» была обзором семи сборников «Книга. Исследования и материалы». Было, конечно, приятно, что он посчитал нужным особо отметить мою статью и отвел для разговора о ней немало строк:

Следует приветствовать появление в седьмом выпуске дискуссионной статьи А. Мильчина «О предмете редактирования».

Известно, что в создании книги вместе с автором участвует и редактор. К сожалению, о редакторах у нас пишут мало и почти совсем не обобщают опыт их работы. Уж так повелось: о редакторе вспоминают преимущественно для того, чтобы задать вопрос: «Куда смотрел редактор?» Правда, в последние годы вышли поучительные книги – Л. Чуковской («В лаборатории редактора»), К. Рождественской («За круглым столом») и других авторов; выходят сборники «Редактор и книга». Но эти издания не могут все же исчерпать всех вопросов. Не случайно существует такая разноголосица во мнениях о редакторской работе. Одни считают, что редактор – это неудавшийся писатель или журналист, другие отказываются считать редактором человека, не выступающего в печати. Одни готовы предоставить редактору неограниченные права, другие не признают малейшего вмешательства в авторский текст. Одни думают, что хороший редактор – это прежде всего редактор опытный, другие полагают, что опыт ни при чем, главное – призвание и т. д.

Основная заслуга А. Мильчина – автора статьи «О предмете редактирования» – в том, что он пишет о редактировании не как о ремесле, а как об искусстве.

Рассматривая редактирование как творческий процесс, автор статьи много внимания уделяет принципиальности и требовательности. И не случайно. Вопрос об эстетическом вкусе редактора, его разумной требовательности – вопрос о движении книжного дела к высотам мастерства (с. 181).

Конечно, разбор моей статьи М. Лапшиным поверхностен. Он скорее отталкивается от затронутых в статье вопросов для высказывания собственных довольно банальных соображений о редактировании, чем разбирает концепцию статьи. Но похвала и в таком виде приятна.

Для меня статья «О предмете редактирования» была очень важным этапом литературной работы. Она стала зерном написанной мною и выпущенной впоследствии книги «Методика и техника редактирования текста» (М., 1972).

С этого времени мою литературную работу стало стимулировать не столько тщеславное желание видеть свои опусы напечатанными, сколько стремление посильно участвовать в решении редакционно-издательских проблем.

 

«Вредная традиция: О формах библиографических ссылок на цитируемую литературу»

Именно этим объясняется публикация мною в том же 1962 году статьи «Вредная традиция: О формах библиографических ссылок на цитируемую литературу» в сборнике «Редактор и книга» (1962. Вып. 3). Мною руководило стремление к рационализации книжной формы, которая одновременно позволяла бы издательствам достичь большой экономии средств. В изданиях политической литературы с бесконечными ссылками на Полное собрание сочинений В.И. Ленина в виде сносок терялась большая площадь и впустую тратилась драгоценная бумага. Не случайно я начал статью предупреждением, что расцениваю ее как рационализаторское предложение. Суть его была в том, что ссылки на ПСС В.И. Ленина можно без ущерба для читателей перенести в текст непосредственно после цитат. В большинстве случаев такие внутритекстовые ссылки не приведут к образованию дополнительной строки: пробел концевой строки абзаца поглотит текст ссылки, в то время как в виде сносок ссылки отнимают от основного текста при одной ссылке на странице – две строки, при двух ссылках – три строки, при трех ссылках – четыре строки. На примере одной книги Соцэкгиза «Основные вопросы политической экономии социализма в трудах В.И. Ленина» (М., 1960) я показал, что перенос ссылок из сносок в основной текст позволил бы сэкономить 16 полос. На сэкономленной благодаря этому бумаге можно было бы отпечатать брошюру объемом 32 с. тиражом 7500 экз. Не лучше было положение и в других книгах Госполитиздата и Соцэкгиза, а также других издательств.

В конце статьи я привел таблицу с расчетом по 14 книгам (12 – Соцэкгиза, 2 – «Советского писателя»). Расчет показал, что в этих книгах, использовав форму внутритекстовой библиографической ссылки, можно было сэкономить свыше 80 тыс. бумажных листов и отпечатать на сэкономленной бумаге еще одну книгу объемом 196 с. тиражом 25 тыс. экз. Тогда это предложение прошло не замеченным руководящими инстанциями. Небольшой тираж сборника и малое число читателей-редакторов также не давали основания рассчитывать на внедрение предложения в практику.

Впоследствии я еще раз вернулся к этой теме, опубликовав в журнале «Полиграфия» (1967. № 2) статью «Бережно расходовать бумагу». Потому что в издательской практике ничего не менялось. Издательства продолжали практиковать нерациональное оформление библиографических ссылок, равно как и другие приемы нерационального оформления книг. И в статье приводились разительные примеры. Так, только при отказе от выделения разрядкой переводов иноязычных текстов в комментариях к книге Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» можно было сэкономить 1 т. бумаги.

 

«О наборе текста в “Литературной газете”»

Это письмо в редакцию не было опубликовано, но мне хочется о нем рассказать. Дело в том, что до сих пор далеко не все понимают: оформление текста, в том числе его набор, исполнено смысла, и пренебрегать им – значит осложнять читателю восприятие текста. Посылал я это письмо, кажется, в «Журналист», поскольку публикация в «Полиграфическом производстве» вряд ли попалась бы на глаза журналистам-газетчикам, а писал я прежде всего ради этого.

О чем же шла речь в моем письме?

Процитирую основную часть:

С некоторых пор многие статьи в «Литературной газете» стали набираться шрифтом не одного, а двух кеглей, главным образом петитом и нонпарелью. Если бы набор части текста той или иной статьи шрифтом уменьшенного кегля имел хоть какое-то смысловое значение, это было бы понятно. Ради того, чтобы отделить одну часть текста от другой либо подчеркнуть второстепенный или иллюстративный характер ее, типографы уже сотни лет пользуются шрифтом уменьшенного кегля. Однако в «Литературной газете» шрифтом меньшего кегля набирают любой технически подходящий абзац, пусть даже он продолжает разговор, начатый в предыдущем абзаце, и не завершает его.

И далее приводилось два примера из газеты с таким набором. Не могу их привести, так как в машинописи не выделил, какую часть текста набрали шрифтом меньшего кегля. Но делалось это только с одной целью – втиснуть статью в ту площадь, которая была отведена под нее. И если после набора выяснялось, что текст статьи не уместился, тогда, вместо того чтобы заставлять автора и редактора из-за нехватки места на полосе сокращать статью, искали подходящий по объему абзац и перебирали его шрифтом меньшего кегля. Статья умещалась в отведенную ей площадь. Цель была достигнута. Но при восприятии текста читатель, привыкший понимать такие выделения текста как имеющие смысл, не мог не теряться в догадках, чем вызван переход с одного набора на другой. Иначе говоря, набор затруднял восприятие и понимание текста.

Заканчивал я статью такими сентенциями:

Да, конечно, содержание газетного материала важнее его полиграфической формы. Последняя должна быть подчинена первому, а не наоборот. Однако полиграфическая форма – техническое средство выражения литературного содержания. Она тоже содержательна. И писательской газете следовало бы не пренебрегать ею, а находить такие технические решения, которые позволяли бы наилучшим, а не ухудшенным образом преподносить читателю литературный материал. Тем более что такие решения известны. Еще более разнообразное по кеглям и гарнитурам шрифтовое оформление позволит умещать статьи на отводимое для них место без всякого ущерба и для содержания, и для полиграфической формы.

 

«Библиографические ссылки»

Подготовка статьи «Вредная традиция: О формах библиографических ссылок на цитируемую литературу» привлекла мое внимание к библиографическому аппарату изданий. Я решил изучить, какими принципами руководствуются авторы и редакторы, оформляя библиографические ссылки и списки или указатели. Составил список работ библиографов, посвященных этой теме, прочитал их. И начал просматривать книги с тем, чтобы уловить хоть какие-то принципы и правила оформления в них этого аппарата. Разнобой оказался чудовищным. Поэтому я посчитал необходимым установить правила, которыми могли бы руководствоваться авторы и редакторы. Опираясь на правила библиографического описания того времени, на функциональный анализ этих элементов аппарата, написал статью «Библиографические ссылки: Основные правила употребления и редакционно-технического оформления», которая была напечатана в 1965 году в пятом выпуске сборника «Редактор и книга». В сущности, это была не статья, а справочник с практическими рекомендациями. Вряд ли многие авторы и редакторы воспользовались этим «справочником»: и тираж сборника был мал, и интерес к профессиональной литературе по редакционно-издательскому делу проявляла лишь очень небольшая часть редакционных работников. Да и местные традиции препятствовали внедрению моих рекомендаций. Почти каждое издательство выпускало свои инструкции, где формулировало свои правила, в том числе и правила оформления библиографического аппарата, обязательные для авторов и редакторов. Но работа эта не осталась бесследной. Во-первых, составители первого госстандарта библиографического описания использовали впоследствии мои наработки для обязательного справочного приложения 2 к стандарту 7.1–84. Оно называлось «Библиографические ссылки, библиографическое описание в прикнижных и пристатейных библиографических списках». Во-вторых, материалы статьи вошли в «Справочную книгу корректора и редактора» (М., 1974), а затем и в другие справочные издания по редакционно-издательскому делу с моим участием («Справочная книга редактора и корректора» 1985 года, «Памятная книга редактора» 1988 года, «Справочник издателя и автора» 1999 и 2003 годов). Статья нашла отражение и в «Словаре-справочнике автора» 1979 года, а также в «Издательском словаре-справочнике» 1998 и 2003 годов. Все эти издания широко использовались авторами и редакторами. Так что в конечном счете моя работа достигла адресата. В обзоре отечественной литературы «Теория и практика редактирования» (М., 1970) Р.Г. Абдуллин высоко оценил и справочную, и научную ценность моей статьи.

Просматривая свои бумаги, я обнаружил в них ответ на мое предложение директору издательства «Искусство» подготовить книгу о правилах оформления библиографического аппарата в книгах:

Уважаемый Аркадий Эммануилович!

Директор издательства (А.В. Караганов)

Ваш проспект книги, посвященной правилам оформления библиографии в книге, принят при обсуждении проспектов на редакционном совещании. Издательство считает целесообразным выпуск подобного методического справочного пособия для редакционных работников. Объем книги не должен превышать 9 авторских листов. Редакция включает это издание в план редакционно-подготовительных работ на 1961 год с расчетом выпуска его в 1962 году. Рукопись должна быть представлена Вами до 1 декабря 1961 года. После одобрения рукописи с Вами будет заключен договор.

Я совершенно забыл, что у меня был такой замысел. Не помню также, почему я от него отказался. Возможно, я не успевал и, воспользовавшись возможностью напечатать пособие в сборнике «Редактор и книга», решил не выпускать отдельную книгу на такую тему. Впоследствии ее написали библиографы Академии наук и редакторы Физматгиза, а я выступил титульным редактором этого пособия: Госин И.Я., Смирнова М.Н., Черняк Л.Е., Шилина А.Т., Ясельман Э.С. Библиографические сведения в изданиях: Справочно-методическое пособие для издательских работников и авторов. М.: Книга, 1981. 191 с.

 

«Памятная книжка редактора» (М., 1966)

В 1966 году вышла составленная мною «Памятная книжка редактора». Это была, в сущности, профессиональная записная книжка. На обороте титульного листа значилось: Составлено А. Мильчиным по предложению О. Мешкова. Олег Мешков был слушателем факультета повышения квалификации МПИ в группе, в которой я вел занятия по редактированию. Он, в прошлом капитан дальнего плавания, заведовал редакцией литературы по водному транспорту в издательстве «Транспорт». Молодой, толковый, красивый, с явными литературными способностями, знающий предмет выпускаемых его редакцией книг не только в теории – «о таком заведующем редакцией можно только мечтать», думал я тогда о нем.

Я старался использовать общение с редакторами на этих курсах для того, чтобы выяснять, какие книги они хотели бы получить от нашей редакции. В ответ на мою просьбу такого рода Олег Мешков предложил издать памятную книжку редактора, в самом буквальном смысле памятную, с формами для записей (своих планов, графиков, сведений о рукописях, авторах, рецензентах и т. п.) и небольшим справочным отделом, содержащим сведения, которые для редактора равносильны таблице умножения или системе единиц физических величин: ставки гонорара, основные правила оформления элементов текста и т. п. Цель – помочь организационной стороне редакторской работы. Идея мне пришлась по душе, и я постарался ее реализовать. Тем более что тогда всякого рода настольных книг для записей в продаже не было. К тому же составление такого мини-справочника было в русле вынашиваемого мною уже тогда замысла о создании справочника редактора. Директор издательства М.Я. Телепин был не против того, чтобы я составил такую памятную книжку: затрат на гонорар на нее практически не было. Он согласовал с Комитетом по печати, как тогда требовалось, мое составительство, и за год «Памятная книжка редактора» была создана. Получилась она изящной по формату, почти как обычная записная книжка (9,5 х 12,5 см), чуть больше фотооткрытки. Скромно, но приятно оформил ее наш художественный редактор Николай Дмитриевич Карандашов.

Я послал «Памятную книжку редактора» О.В. Риссу. Мне вообще хотелось подарить это изделие ему из чувства симпатии, а к тому же от него можно было ожидать нелицеприятной дружеской критики. И она последовала в письме от 8 ноября 1966 года:

Теперь воспользуюсь приглашением на обороте титульного листа и выскажу свои соображения о «Памятной книжке». Я вообще ЗА всякие подобные издания, вероятно, потому, что с детства полюбил прекрасный календарь – памятную книжку «Товарищ», имевшую, по-моему, большое педагогическое значение и немало способствовавшую воспитанию юного поколения. Такие издания очень интересны и полезны. Знаю, что при сжатом объеме приходится отбирать самое необходимое и многое упускаешь. Но что хотелось бы видеть в «Памятной книжке редактора», хотя бы за счет экономии в первой части (прографках)?

Очень давно я прочел интересную книжку профессора-геодезиста Витковского «За океан» (она у меня есть). Описывая свое плавание в Америку, он целиком приводит остроумные «Заповеди для пассажиров», которые вручаются одновременно с билетом. Недавно я узнал, что такая доходчивая форма «печатной пропаганды» или «воспитательной работы», называйте, как хотите, – применяется за рубежом до сих пор. Нечто подобное я встречал и в старых памятных книжках. Вот мне и кажется, что в памятной книжке для советского редактора следовало бы две-три страницы отвести высказываниям-афоризмам о редакторской работе – из Горького, Короленко, Лихтенберга, Гете и пр.

Второе – коль скоро это справочник, то в нем обязателен тоже краткий списочек литературы по специальности. По своим встречам и беседам знаю, что редакторы, даже окончившие факультет журналистики, очень мало читают и не знают необходимой литературы. Для вас же, издателей, здесь двойной «профит»: заодно продвигали бы работы издательства «Книга».

Следовало бы, особенно в свете последних решений по НОТу, отвести хоть небольшое место организации труда и рабочему месту редактора. Здесь возникает такой злободневный вопрос: можно ли пользоваться шариковыми ручками? (О нем, кстати, не мешало упомянуть и в книге о корректуре.) Хотя шариковые ручки и узаконены банковскими инструкциями, я убежден, что в полиграфии они зло. И не потому, что надписи стираются. Нет, следы пасты в оригинале и корректуре настолько бледнее чернил, что наборщики пропускают примерно половину правок.

С внедрением шариковых ручек качество типографской правки резко ухудшилось. Да и исправления шариковой ручкой в оригинале для набора видны хуже, чем исправления чернилами. Следовало бы, по крайней мере, собрать на этот счет мнения производственников.

В разделе о технических правилах верстки не мешало бы упомянуть об одном существенном моменте, обойденном технической инструкцией и как раз смущающем редакторов. Дело в том, что мало кто из них знает о рабочем приеме верстальщиков: когда на полосе не хватает строки до формата, они ставят перевернутую очком вниз линотипную строку, а когда, наоборот, строка лишняя, то они перевертывают концевую строку «с ног на голову». В первом случае это сигнал «выгнать», а во втором – «вогнать». И вот представьте себе, этот прием «не доходит» не только до многих редакторов и корректоров, но даже иной раз и технических редакторов. Помечают либо убрать «марашковую» строку, либо перевернуть строку как надо. А полоса так и остается неполной или с лишней строкой.

Пишу об этом так подробно, потому что это типичная и очень распространенная ошибка, против которой надо предостеречь.

Далее, на стр. 163 «Памятной книжки» говорится о правилах отбивки цифр по классам – и совершенно правильно с точки зрения технической инструкции. Но на практике все чаще встречаешь, когда отбивку делают не с пяти цифр, а с четырех (я говорю не о таблицах, где делают «выравнивание»). Кроме того, необходимо предупредить, что отбивка не делается не только в десятичных дробях (я видел – тоже начали отбивать!) и номерах, но и в разных технических обозначениях (например, отбивают ХПС-329 678, а ведь это, по существу, тоже номер). Вот мне и кажется, что во всех подобных случаях надо бы побольше «соломы подстелить», чтобы неопытные редакторы не поскользнулись.

В ответном письме я так прокомментировал замечания О.В. Рисса:

Подавляющее большинство Ваших замечаний справедливо. И если книжка придется по вкусу и когда-нибудь понадобится повторить ее издание, я постараюсь ими воспользоваться.

Правда, афоризмы о редакторской работе лучше разбросать по тексту, чем объединить на нескольких страницах. Так действие каждого будет, пожалуй, сильнее. Единственное, что меня смущает – не будут ли они противоречить сухому, деловому характеру материала справочной части.

А вот за пропуск списка литературы по специальности, который я первоначально планировал поместить, очень себя ругаю. Это большое упущение.

Не совсем представляю себе, какие сведения справочного характера, необходимые для постоянного возобновления в памяти (отбирался материал именно такого характера), можно подобрать об организации труда и рабочем месте редактора. Тут я просто пасую. Условия, в которых работают редакторы, так далеки от нормальных, что говорить об этом довольно сложно. Заповедь насчет чернил и ручек, безусловно, нужна.

Что касается перевернутых строк и строк за пределами полосы, то, пожалуй, сказать об этом стоит, но не в технических правилах верстки, а в кратких рекомендациях приемов компенсационной правки.

В отношении многозначных цифр Вы правы (12.11.66).

Захотелось мне получить отзыв и О. Мешкова, чтобы узнать, насколько исполнение соответствует его замыслу. Но когда я поинтересовался у слушателей из «Транспорта», как поживает О. Мешков, то выяснилось, что он снова ушел в море, вернулся к своей капитанской профессии.

Поначалу казалось, что «Памятную книжку редактора» придется переиздавать постоянно: ведь она рассчитана на ограниченное число записей, да и ряды редакторов пополняются новыми работниками. Однако большого отклика начинание с «Записной книжкой редактора» не имело. Продолжения – тоже.

Сама форма распространения книг препятствовала этому. Она была рассчитана главным образом на активных покупателей, постоянно посещающих магазины. Не говоря уже о том, что, как я уже упоминал, книги по издательскому делу пылились в отделах книг по легкой промышленности, куда по книготорговой классификации была отнесена полиграфическая промышленность, а вместе с ней и книги по издательскому делу. Активность от покупателя требовалась двойная. А рекламой издательство «Книга» тогда заниматься еще не научилось. Если в Москве с продажей книг по издательскому делу все обстояло более или менее благополучно, то в других городах издательские работники были практически отрезаны от изданий своей профессиональной литературы.

Записные книжки большого формата, издаваемые организациями и учреждениями, а потом появившиеся и в широкой продаже, вполне подходили и для редакторов, что делало бесперспективным продолжение издания такого рода, как упомянутая «Памятная книжка редактора». Справочный отдел в ней был невелик. Это вызвало критические замечания читателей, которые испытывали в большей степени потребность в справочных сведениях, чем в формах для рабочих записей, для которых годятся любые блокноты и записные книжки общего характера. Это и привело к тому, что последующие издания с заглавием «Памятная книжка редактора» (1980) и «Памятная книга редактора» (1988) стали чисто справочными изданиями, включающими сведения, которые постоянно нужны редакционным работникам.

Отзывов читателей в издательство также не поступало. Я в письме к О.В. Риссу взывал:

…не слышали ли Вы хоть каких-нибудь отзывов о «Памятной книжке редактора»? Ее раскупили в Москве мгновенно. Недели две назад звонили мне из издательства «Недра», просили хотя бы показать один экземпляр: может быть, сами скопируем, говорят. Но какой-нибудь оценки, несмотря на призыв, не слышно. А ведь хочется знать, как расценивается работа в деле. В ней ведь собрано все известное, все дело в обработке материала, форме его преподнесения. Если придется Вам что-либо услышать, напишите мне, пожалуйста. Я просто изнываю от желания узнать, чего же стоит моя работа, что в ней хорошо, что плохо (13.02.67).

 

«Справочник редактора»

История этой книги, замысел которой я так и не реализовал полностью, – это, в сущности, история моей жизни. Замысел этот возник у меня вскоре после того, как я начал работать редактором.

Почему это произошло?

Конечно, точно восстановить причины я вряд ли смогу, но примерно представить ход моих раздумий можно.

Я испытывал на себе, как важно для производительной работы редактора не разыскивать нужные сведения по разным справочникам, а иметь их под рукой в одном компактном издании. Конечно, в него невозможно было включить все мыслимые справочные сведения, но собрать в нем те, какие наиболее часто нужны редактору любого издания, было вполне реально.

Такая книга, думал я, несомненно, относится к самым необходимым изданиям для редакционно-издательских работников. Она будет пользоваться безусловным спросом.

Я хорошо знал те справочные книги, которые уже были выпущены и которыми пользовались редакторы; я был не только их потребителем, или пользователем, как сказал бы компьютерщик, но и редактором некоторых из них и отчетливо видел их слабости – недостаточную систематичность (а отсюда неполнота и случайность сведений), рекомендации без должных обоснований, опора на ограниченный круг изданий (отсюда узость примеров).

Я же чувствовал уверенность, что смогу эти слабости преодолеть. Это с одной стороны.

С другой стороны, будучи человеком с комплексами, я, как уже писал выше, склонен был низко оценивать свои авторские литературные способности и возможности; напротив, составление справочника я считал работой, которая мне по силам и в которой мой характер будет мне не мешать, а помогать.

Итак, справочник нужен редакции (она по самому смыслу своего существования призвана его выпустить), нужен мне как предмет приложения сил, нужен читателям.

В 1966 году я составил развернутый план «Справочника редактора» и даже послал его Олегу Вадимовичу Риссу для критики. План этот занял 5 стандартных машинописных страниц и сохранился в моем архиве. Вот он:

План «Справочника редактора»

(справочные сведения о книге, необходимые редактору для успешной работы над превращением рукописи в издание)

Конечно, сегодня я бы раскритиковал этот план за пробелы, за некоторые отклонения от системы, но на то время это была неплохая попытка систематизации и организации справочных сведений для редакторов в одном справочнике.

Олег Вадимович в письме от 11.11.66 так оценил этот план:

Он разработан настолько досконально и методично, что я просто растерялся, не зная – к чему «придраться». Все же, поскольку это справочник, хочу поделиться своими наблюдениями о том, в чем слабоваты редакторы. Во-первых, в раздел «Элементы текста» следовало бы включить вопрос о терминологии. Делаю это предложение с тем большим основанием, что недавно ознакомился (с опозданием, увы!) с интересной книгой: Д.С. Лотте. Основы построения научно-технической терминологии. М., 1961. Оказывается, более 30 лет выходят списки (?) терминов и стандарты на них, но редакторы, как правило, этих пособий не знают, не пользуются ими и путаются в терминологии. Вопрос важный, и редакторам в нем помочь надо. В разделе о редакционном процессе я бы уделил раздел проверке точности приводимых данных (акрибии). Это тоже стало бедой редакторского состава. Читаю книги Лениздата и поражаюсь беспечности наших редакторов. Страшно путаются в фамилиях, датах и т. д. В одной книге было напечатано, что М.И. Калинин, выступая на совещании в 1932 году, говорил… о стахановском движении. Вероятно, в этом разделе следует дать насколько методических советов о проверке и указать подручный материал.

О редактировании рукописи Вы не упоминаете – это нарочно?

Сейчас возрастает роль рекламы; кажется, вышла какая-то книга даже. Может быть, стоит в VI разделе что-то сказать и о рекламе.

Опять же в связи с увеличением НОТ что-то надо сказать и об организации редакторского труда. ‹…›

Конечно, дело интересное и полезное, но надо оговорить, что это справочник редактора книги. Ведь прочих редакторов (а их множество в газетах и журналах) Вы оставляете без внимания. А может быть, перекинуть какой-то мостик и к ним? Хочется, чтобы книга нашла больше читателей.

Поблагодарив Олега Вадимовича за эти замечания и пожелания, я написал:

… название все же оставляю без «книги», а в аннотации или предисловии оговорю, что это краткая энциклопедия книжных знаний, большая и значительная часть которых в полной мере относится ко всем произведениям печати и будет полезна также работникам газет и журналов, хотя основной читатель – редактор книжного издательства. Впрочем, круг читателей практически должен быть шире – вообще издательские работники и авторы. Не случайно даже к «Памятной книжке редактора» проявили большой интерес в типографии, и наши производственники даже опасались, что будет большая недостача тиража (13.11.66).

Однако работа над справочником не складывалась:

…в библиотеке теперь, к сожалению, почти не бываю, хотя все собираюсь наладить регулярное посещение. Творческой собственной работой занимаюсь урывками, и очень боюсь, что «Справочник» не успею написать за полтора года. Состряпать можно, а вот написать на основе изучения сотен книг, как хочется (по типу статьи в сборнике «Редактор и книга» [статья «Библиографические ссылки»]), – для этого нужно ежедневно хотя бы несколько часов отводить справочнику (13.11.66).

И чуть позднее тот же мотив:

У меня производственные дела отнимают так много времени и сил, что на большую работу над справочником просто ничего не остается, так что как мне удастся выполнить намеченную программу – не знаю, и это страшно тяготит. Мне-то хотелось, чтобы каждый раздел был результатом овладения всем кругом литературы вопроса и изучения издательского опыта на основе просмотра большого числа книг. А времени нет. И как отбирать книги для просмотра, как из миллионов выбрать те, что могут дать материал для обобщений и рекомендаций, и где практически просматривать книги – ума не приложу, хочется сделать все основательно, продуманно, так, чтобы действительно помочь практике, дать редакционным и не только редакционным работникам настольную книгу, которая вобрала бы в себя весь многообразный издательский опыт, подвела бы под него базу. И вот ничего не успеваю. И каждый раз находятся причины, чтобы не выполнить зарок – написать заветную страницу за день. А время неумолимо движется. В общем, жалуюсь, но не ради сочувствия, а просто потому, что накопилось на душе, а я особенно на эти темы ни с кем не разговариваю (письмо к Риссу от 11.12.66).

Статья «Библиографические ссылки», о которой я уже рассказал выше, была одной из ступенек к «Справочнику редактора», о создании которого я по-прежнему мечтал.

Я прочитал все или почти все опубликованные к тому времени статьи и книги на эту тему, но, не удовлетворенный прочитанным, стал подбирать все виды ссылок, чтобы сформулировать, как их лучше оформить, чтобы и читателю было удобно к ним обращаться, и издательство не страдало из-за пустых потерь площади. Кроме того, хотелось предоставить издательским работникам возможность выбора из всех применяемых на практике форм. И это мне в основном удалось.

До этого, читая одни книги и просматривая другие, попавшие в руки, накопил огромный материал (страниц сто, не меньше) о форме и разновидностях примечаний и комментариев.

Настроен я, таким образом, был весьма серьезно, хотя многое представлял еще весьма смутно. И то и другое определилось в письме к Риссу от 08.01.67:

Сегодня составлял список того, что предстоит прочитать в ближайшее время для «Справочника» и для самообразования, и подумал, что он будет неполным, если я не буду убежден, что просмотрел все изданное Ленинградским научно-исследовательским институтом книговедения. Нет ли у Вас такого списка? Или, может быть, Вы знаете, как его разыскать? Каталоги вряд ли содержат такую выборку. А я испытываю глубочайшее уважение ко многим из тех, кто работал в этом институте. Они много сделали для книговедения и издательств и кое-что из этого, к сожалению, утрачивается.

В этом же письме я упоминал о необходимости готовить переиздание «Справочной книги корректора» К.И. Былинского и А.Н. Жилина (М., 1960), запланированное нами в перспективном плане. В начале 1967 года мысль о переориентировке с переиздания «Справочной книги корректора» К.И. Былинского и А.Н. Жилина на «Справочную книгу корректора и редактора» еще не возникла, и я не предполагал, что смогу в известной степени реализовать таким образом некоторые свои задумки, относящиеся к «Справочнику редактора». Я продолжал мечтать и размышлять об этом справочнике, но по-прежнему продвигался очень медленно. На это я жаловался Риссу 06.02.67:

Успеваю мало. Справочник не двигается: не хватает железной дисциплины и силы отказаться от разных «мелких» удовольствий (вроде чтения художественной литературы, посещений театров изредка и т. п.). К тому же я поставил перед собой цель – овладеть необходимым материалом логики и психологии. Поэтому сейчас, в начальный период, выхода быть не может. Он появится, может быть, через десятки книг, если так можно выразиться.

Рисс не остался безразличным к моим намерениям штудировать литературу и прислал мне в письме от 10.02.67 список превосходных работ; часть из мне была уже известна, но других я не знал. Вот фрагмент этого письма Олега Вадимовича:

…одолело меня сомнение, все ли источники Вам известны по психологии и методике чтения. Вдруг чего я Вам не подсказал. Называю некоторые, если случайно их нет в Вашем списке.

Шварц Л.М. Психология навыка чтения. Л., 1941.

Шварц Л. Психология и оформление книги // Психология. 1932. № 1/2.

Лурия А.Р. Очерки психофизиологии письма. М., 1950.

Чернышев В.И. В защиту живого слова. СПб., 1912.

Жебунов А. О процессе чтения и обучения грамоте // Родной язык в школе. Сб. 3. М., 1927.

Кравков С.В. Глаз и его работа. М.; Л., 1950. (С. 73, 338, 340).

Никитин А. Исследования учебных книг в гигиеническом отношении. [Б.м.], 1907.

Исследования по психологии восприятия. Сб. Изд-во АН СССР, 1948.

Зрительные ощущения и восприятия. Сб. М., 1935.

Ушинский К.Д. Собр. соч. Т. 2 (С. 376–484 – о внимании). М.; Л., 1948.

Гинкен Ант. О чтении и книгах. Вып. 1. СПб., 1913.

Реформатский А.А. Длина строки и гарнитуры шрифта как условие удобочитаемости // Полигр. производство. 1933. № 1.

Вахнин И.Л. К вопросу изучения утомляемости при чтении… // Сов. вестник офтальмологии. Т. 4, вып. 1. 1934. С. 63–72.

Рябушкин Т.В. Как читать статистические цифры. М., 1954.

Ричардсон Ч. О выборе книг и о том, как их читать. СПб., 1913.

Вот сколько набралось, но, конечно, не все Вам пригодится. Во всяком случае, постепенно, может быть, одолеете.

Благодаря Рисса за список в письме от 13.02.67, я написал, что намерен все перечисленное прочитать обязательно:

Не всегда находишь нужное для осмысливания редакционной работы, но непременно обогащаешься мыслями. Увлекательная наука – психология, но сложная. Очень жалею, что не занялся ею раньше. У меня теперь два конька: психология и логика. Мне они представляются как раз такими, на которых только и можно ехать к успеху в редакционной работе над нехудожественным произведением.

Тут же я напомнил Риссу о его обещании сообщать кое-какие пожелания редакторов относительно «Справочника редактора». Он ответил 01.03.67:

Насчет «Справочника редактора» боюсь, что слишком Вас обнадежил. Дело обстояло так, что одна из наших редакторш, М.А. Шаталина, обратилась ко мне по частному вопросу: чья фамилия должна стоять раньше – составителя или научного редактора, если книга серийного издания? Ответ она не нашла ни в «Памятной книжке редактора», ни на с. 100–102 «Справочной книги корректора». Я заметил ей, что такие вопросы следовало бы адресовать будущему «Справочнику редактора», да и вообще неплохо было бы собрать среди редакторов пожелания составителю. Она обрадовалась и сказала, что, конечно, надо поговорить.

Но так как Рисс тогда заболел, узнать о результатах этих разговоров я не мог. Я все же постарался не оставить вопрос М.А. Шаталиной без ответа, написав Риссу 05.03.67:

Вопрос М.А. Шаталиной несложен для ответа. Конечно, фамилия составителя сборника должна в большинстве случаев идти раньше фамилии научного редактора. Составитель – тот же автор если не книги, вернее – произведения, то издания. Редактор же работает над тем, что сотворил составитель. Так подсказывает здравый смысл. Руководствоваться тут нужно указаниями межреспубликанских технических условий «Выходные сведения в издательской продукции». Мы недавно их издали, а теперь, в марте, должны сделать новый тираж. Их рассылают издательствам бесплатно. Как только отпечатают, вышлю Вам обязательно. Авось пригодится когда-нибудь. Я не исключаю, правда, случай, когда научный редактор выступал как руководитель издания, и составление проходило под непосредственным руководством этого редактора. Но тогда и определение должно было быть иным: Составил такой-то под руководством такого-то. В «Памятной книжке редактора» я как раз собирался поместить справочные сведения, но из-за того, что в это время технические условия пересматривались, был лишен такой возможности. В «Справочнике редактора» предполагаю поместить непременно. Любые пожелания будут для меня очень ценны. Поэтому очень Вам благодарен за такое содействие.

Увлечение мое психологией и логикой тем временем продолжалось, о чем свидетельствует письмо к Риссу от 26.02.67:

Одолеваю книги по психологии и логике. Много интересного узнаю. Не перестаю поражаться тому, как обогащают эти науки. Вот только раньше нужно было за это взяться. Читаю и дома, и в метро, но времени маловато. К вечеру все же теряешь работоспособность наполовину, если не больше. Голова быстро начинает падать на книгу, что называется, носом начинаю клевать.

Попытки писать «Справочник редактора» я не оставлял, о чем и писал Риссу 21.05.67:

Я наконец собрался приступить вплотную к «Справочнику», а то дни летят, а я не сдвигаюсь с «мертвой точки». Дал себе зарок хоть страницу в день да извести. Пусть сыро, неполно, но писать, писать, писать. Правы те, кто это советует. И не только потому, что, если не писать, теряешь навыки, утрачиваешь даже крупинки мастерства, которыми владел. Пожалуй, еще важнее потеря чувства обязательности работы, необходимости ее, как воды, хлеба, воздуха. Только в этом случае преодолеваешь инерцию мертвой точки без особых усилий.

Однако в конце января 1968 года в письме к Риссу я печально констатировал:

Справочник покоится в пыли. Нужно бы начать, а что-то духу не хватает.

Из письма к Риссу 03.05.68:

Над справочником я практически не работаю, хотя в этом вижу предмет приложения своих сил, полезный для других в наибольшей степени.

Из письма к Риссу от начала ноября 1968 года, после 4-го:

…Работа поглощает столько сил, что на писание ничего не остается. Писание ведь требует систематичности. Думаю, думаю, думаю. То ли бросать преподавание, то ли не бросать. Оно все же много дает. Заставляет все время думать, писать, продвигаться в понимании редактирования, читать разнообразную литературу.

Однако все мое время поглотила подготовка переиздания «Справочной книги корректора», которую я дополнил многим из того, что планировал для «Справочника редактора», благодаря чему и добавил в заглавие «…и редактора», из осторожности поставив редактора на второе место: чтобы не принимали все рекомендации, правила, советы за то, что составляет содержание редакторского труда. Книга эта вышла в 1974 году, и я еще вернусь к рассказу о ней. Эта работа стала для меня шагом на пути к «Справочнику редактора», точнее частичной его заменой. Такую же роль сыграли и «Памятная книга редактора», «Словарь-справочник автора», «Издательский словарь-справочник», «Справочник издателя и автора». О них речь пойдет отдельно. В наибольшей степени приблизился к «Справочнику редактора» «Справочник издателя и автора», хотя и он далек был по своему охвату материала от первоначального замысла и плана, о чем говорил его ограничивающий тему подзаголовок: Редакционно-издательское оформление издания. Все рекомендации, советы и правила опираются в нем на исследования массива книг с функциональной точки зрения, что я и ставил себе задачей, но все же многие справочные сведения, необходимые редактору, издательскому работнику и автору, в него не вошли. Но думать сейчас об осуществлении своего старого замысла по ряду причин поздно.

 

Глава «Вычитка» для учебника корректуры (1966)

Почти одновременно с «Памятной книжкой редактора» занимался я подготовкой главы о вычитке в учебнике корректуры для издательских техникумов. Предложил мне написать главу Борис Георгиевич Тяпкин, преподаватель МПИ. Он сколачивал авторский коллектив, руководителем которого собирался быть как титульный редактор. Не исключаю, что предложение было продиктовано желанием заручиться поддержкой внутри издательства. Но я согласился, так как учебник все равно нужно было создавать по плану выпуска учебной литературы. К тому же мне хотелось обобщить свой опыт вычитки, накопленный в корректорской издательства «Искусство». Без ложной скромности могу сказать, что некоторые редакторы добивались, чтобы их рукописи вычитывал именно я (я уже упоминал об этом в главе, посвященной моей работе в корректорской). Мне это льстило, а объяснялось просто: наряду с вычиткой я много делал для устранения стилистических погрешностей, которых в рукописях книг по изоискусству было множество. Другие вычитчики помогали в этом отношении меньше. Мне же это было интересно и компенсировало невозможность работать по специальности напрямую. Но для написания главы было важно другое: в процессе вычитки я старался осмыслить свои действия и постепенно составил представление о том, чему нужно в этом отношении обучить будущих корректоров, поскольку вычиткой в издательствах практически приходится заниматься именно им. До этого о вычитке оригинала более или менее системно писал только Н.Н. Филиппов в своем «Руководстве по книжной корректуре» (М.; Л.: Гизлегпром, 1938), в которое входила глава «Вычитка корректуры». К сожалению, я не располагал тогда этой книгой и не мог отталкиваться от нее при написании своей главы. Пришлось самому изобретать велосипед. Мне кажется, что он получился мобильным.

Сравнивая сейчас мою главу с главой Н.Н. Филиппова, вижу, что знакомство с ней облегчило бы мою работу. Наверно, нужно было мне познакомиться и с книгой М.М. Каушанского «Издательская корректура» (М., 1934), о существовании которой я тоже ничего не знал. Определение задач вычитки Н.Н. Филиппов как раз заимствует из Каушанского. И все же не могу не отметить, что, говоря о методике вычитки, Н.Н. Филиппов больше внимания уделил редакционной стороне ее, чем собственно методике.

В конечном счете в двух главах о вычитке во втором издании учебника (в первом издании этому была отведена всего одна глава) мне, кажется, удалось четко определить, что такое вычитка, охарактеризовать ее значение для редакционно-издательского процесса, место в нем, сформулировать задачи этого процесса, показать, что вычитка – это завершение редакторской работы над рукописью. В главе о методике и технике вычитки были выделены операции, из которых должна складываться вычитка, раскрыто их содержание и приемы работы, особенное внимание уделено методам изучения оригинала, технике и методике чтения оригинала (названы семь основных методических принципов вычитки).

 

«Здесь печатается “Правда”»

Заведующий сектором полиграфии Отдела пропаганды ЦК КПСС М.Н. Яблоков в 1966 году созвал у себя небольшое совещание руководителей полиграфической промышленности и ее крупнейших предприятий с участием директора издательства «Книга» и поставил задачу к 50-летию Октября в 1967 году выпустить книги об орденоносных полиграфических предприятиях – Первой Образцовой, «Правде», Фабрике детской книги (в Москве), типографии имени Ивана Федорова и «Печатном Дворе» (в Ленинграде).

Задача была очень сложной потому, что времени оставалось мало, вдобавок нужны были талантливые авторы, а охотников писать такие книги среди них не было или мы их не знали. Но худо-бедно для всех книг редакция нашла авторов-журналистов. А вот директор типографии газеты «Правда» Борис Александрович Фельдман предпочел организовать авторский коллектив из работников типографии.

О том, что из этого получилось, я писал О.В. Риссу 28.06.67:

…Самая большая беда с пятой [книгой] – о «Правде». Они решили писать сами, ничего не написали, вернее, дали сырье. И теперь настаивают, чтобы я ими целиком занялся, помог написать.

Поясню, почему выбор Б.А. Фельдмана пал на меня как на редактора и одного из авторов. Я помогал Борису Александровичу писать его книгу «Технология производства массовых иллюстрированных журналов» (1956), о чем я уже рассказал выше, в главке «Моя редакторская работа в 1956 году». Мне идея Фельдмана не очень понравилась, или, точнее, очень не понравилась. И потому, что я не обладаю публицистическим даром и журналистским опытом, а только при этом условии можно увлекательно рассказать о типографии и ее людях. И потому, что у меня и своей работы в издательстве было сверх головы. К тому же это грозило срывом отпуска. Вплотную разговор о моем участии в издании этой книги зашел в июне 1967 года, когда до выпуска книги к юбилею оставалось несколько месяцев.

Но против натиска Бориса Александровича Фельдмана устоять было очень трудно, да еще мне с моим мягким характером. Фельдман обладал бешеной напористостью. Помню, мне однажды пришлось ехать с ним в машине, и он сам вел ее. Так вот, он ни за что никому не уступал дорогу. Готов был столкнуться лоб в лоб, но не уступить. Не выдерживали, во всяком случае в тот раз, другие водители, уступали ему дорогу.

На мою долю, помимо редактирования глав других авторов, выпала задача написать главу об истории типографии.

Но сначала Фельдман распорядился, чтобы инженер производственного отдела провела меня по всем типографским цехам и детально познакомила со всем, что там делается. Без этого мне трудно было бы оценивать главы других авторов, да и только так можно было составить о типографии четкое и конкретное представление. В конечном счете я увлекся новой задачей, даже подружился с некоторыми авторами, в первую очередь с заместителем главного инженера и начальником лаборатории Анатолием Григорьевичем Эмдиным, который очень охотно мне помогал в трудных случаях, объяснял непонятное.

О лучших работниках типографии написала в виде коротких очерков на полях редактор «правдинской» многотиражки Р.В. Левина. Она же предоставила в мое распоряжение подшивки многотиражки, кроме довоенных, которые мне пришлось доставать в Ленинской библиотеке. На основе прочитанного я и написал очерк истории типографии, включая предысторию, так как типография, в которой печаталась «Правда» в 60-е годы прошлого века, была построена в 30-е годы того же века и начала работать только в 1934 году.

В начале августа 1967 года я ушел в отпуск и уехал в Запорожье к маме. Риссу я писал:

Отдых будет неполным, приходится брать с собой материалы для брошюры о «Правде». И их еще недостает. Будут еще присылать вдогонку. А что получится – бог его знает. Это не мое амплуа, а вот вынужден по собственной глупости и мягкости играть.

Эту тему я продолжил в следующем письме к Риссу (10.08.67):

Отдыхаю я в общем хорошо. Правда, обычно я… занимаюсь только поделками из дерева и чтением художественной литературы, стараясь заполнить бреши, которые неизбежны при московском житье-бытье. На этот раз все не так. Вынужден был привезти… ворох материалов для брошюры о типографии газеты «Правда» и каждое утро упражняться не деревянными поделками, а тяжелыми для меня попытками создать что-то мало-мальски приемлемое, тяжелыми главным образом потому, что я владею материалом лишь отчасти, а помощи от типографских товарищей получаю довольно мало, а также из-за отсутствия публицистических способностей в той мере, в какой это необходимо. Вот и мучаюсь. Написал всего десять страниц вступительной, первой главы и вчера послал в издательство «Правда» для разгрома. А дальше дело застопорилось, хотя отступать мне некуда. Приходится ломать голову.

В начале октября (письмо не датировано) я оправдывал краткость своего письма к Риссу тем, что «оба выходных дня корпел над рукописью, посвященной типографии “Правды” – не то редактировал, не то писал». А 31 октября 1967 года подробно описал, как проходила заключительная стадия выпуска этой книги:

Наконец-то подошла к концу эпопея с книгой «Здесь печатается “Правда”». Последние дни были вообще сумасшедшими. В пятницу утром я поехал в типографию «Правды», а вернулся домой только вечером в субботу, ни на минуту в течение 36 часов не сомкнув глаз вместе с художником, техническим редактором и очень милым заведующим лабораторией «Правды», который очень мне помог. Не успел я вздремнуть, как привезли продолжение корректуры. Пришлось читать ночью. А утром снова на «Правду». Дело в том, что директор издательства и типографии Б.А. Фельдман решил во что бы то ни стало преподнести книгу гостям 1 ноября, когда типографии будут вручать знамя навечно. 25 октября мы сдали в набор рукопись, еще не имея иллюстраций, а затем пошло-поехало – гранки, клише, макет, верстка, сверки, чтение рукописи влиятельными лицами. И так далее. И тому подобное. Очень я устал. Сейчас какая-то депрессия. Но работать было приятно, даже радостно и не утомительно. Усталость навалилась потом. В результате завтра нужно будет подписывать сигнальный. Конечно, материал жизненный такой, что книгу можно было создать по-настоящему хорошую. Сейчас же она скорее получится красивой по виду, а по тексту, над которым я корпел и бился, – не очень. Хочу, как только представится возможность, послать Вам эту книгу в подарок. Правда, немного боязно. Я ведь искренне увлекся материалом, а получилось-то, наверно, не очень хорошо. Во всяком случае, работал я не из-за денег, на общественных началах, тратя все свое свободное время, и вытащил книгу, которая могла бы появиться в свет, только если бы за нее взялись писатели, журналисты, а не тот коллектив, который стоит на титульном листе. Вот почему я не сумел раньше продолжить свое прошлое короткое письмо.

Олег Вадимович, получив от меня в подарок книгу, сразу же откликнулся письмом, одобряющим ее оформление, но не затрагивающим содержания, так как он не успел еще ее прочитать.

Книга, которую я сначала называл брошюрой, на самом деле больше походила на альбом с большеформатными репродукциями фотографий, сделанных выдающимися фотомастерами «Огонька». Они давали представление о громаде цехов.

Поблагодарив Рисса за поздравление с выходом книги, я, еще раз подтвердив, что «текст ее действительно оставляет желать много лучшего», попросил его не тратить время на чтение. Но не тот человек Рисс, чтобы не прочитать книгу о типографии, коль скоро он сам типографский работник. И он не только ее прочитал, но и прислал мне письмо со множеством замечаний и соображений насчет текста (16.11.67):

Вы напрасно принижаете содержание книги «Здесь печатается “Правда”». Оно, конечно, не так броско, как оформление, и сделано, быть может, суше, но несет, что называется, хороший информационный заряд. Во всяком случае, наши дамы из химлаборатории (наиболее интеллигентная часть Лениздата), которым я на день дал книгу, не только с интересом прочитали все, что написал А.Г. Эмдин, но и сделали, по их признанию, полезные выписки.

Я тоже с увлечением прочитал страницы, посвященные строительству новых корпусов «Правды» в 1930-х годах, тем более что сам побывал там сразу после вселения редакции в новые хоромы. Вероятно, недостаток времени не позволил найти более разнообразные формы подачи материала, но меня прямо-таки очаровала маленькая новелла на стр. 135 «Тысяча девятьсот тридцать второй год». Если бы эти «новеллы» в корешок («Династия правдистов») были бы более подробно разработаны (а что много интересного осталось за бортом, сужу по юбилейному номеру «Правдиста» за 1947 год и старым номерам «Журналиста», которые у меня сохранились), то в дополнение к полиграфическому и художественному оформлению книга блистала бы и литературным оформлением.

Не могу, к сожалению, не отметить досадный конфуз, который в иных условиях дорого бы стоил. На стр. 87 рядом с отзывом о типографии слушателей комсомольских курсов приведен и отзыв приезжавшего в Москву французского министра Лаваля. А вот что сказано о Лавале в «Энциклопедическом словаре»: «Лаваль Пьер (1883–1945) – франц. полит. деятель, фашист, предатель франц. народа. После освобождения Франции от герм. оккупации казнен за государственную измену». Кто это Вам подсунул Лаваля? Ясно, что его мнение в записи в Книге почетных посетителей, как говорится, нынче «не играет».

Смущает меня фотография на стр. 61. На ней изображен дом № 10 по Ивановской улице (угол Кабинетской). Возможно, что там в 1912 году и печаталась «Правда». Но типография Березина находилась в доме № 14. Там в 1916–1917 гг. печаталась газета «Русская воля» (это я хорошо знаю, так как писал дипломную работу об этой газете), а 25 октября «Русская воля» была закрыта и ее типографию занял Военно-революционный комитет для печатания «Правды». Далее там помещалась «Петроградская (и «Ленинградская») правда», а в 1939–1943 гг. здесь, в этом доме, я работал в типографии «Смены». Дом мне знаком с подвала до чердака. Знаю я и его историю. Таким образом, на с. 65 неправильно сказано, что до переезда в Москву возобновленная «Правда» снова печатается в той самой петроградской типографии, где начала свою славную жизнь. А вот что писал в «Правдисте» № 88 5 мая 1947 г. метранпаж В. Приходько: «В 1910 году я работал в Петербурге… в типографии Березина (Ивановская, 14)…» Значит, все-таки на фотографии не тот дом?

Замечания Рисса прибыли вовремя и пришлись очень кстати. Я написал ему 19.11.67:

Огромное спасибо за письмо. Мы завтра будем вносить исправления для печатания тиража книги (Вы получили экземпляр из небольшой пробной части), и я смогу учесть Ваши замечания: заменить фотографию здания типографии, вычеркнуть имя Лаваля, сделав его высказывание безымянным. У нас вообще в спешке проскользнуло много всяких ошибок, и в основной части тиража мы их непременно устраним (те, что заметили, конечно). В общем, спасибо большущее за своевременную подсказку.

В заключение не могу не рассказать показательный эпизод из истории подготовки этого издания. Б.А. Фельдман решил на всякий случай (а может быть, так полагалось по его статусу) показать текст рукописи книги руководству редколлегии газеты «Правда». Читал ее тогдашний первый заместитель главного редактора «Правды» Борис Иванович Стукалин. Он сделал одно замечание – приказал выбросить материал о поездке делегации правдистов в Америку для знакомства с тамошними газетными типографиями, с опытом их работы для того, чтобы все полезное использовать в строящейся типографии «Правды». Интересный материал об этом был напечатан в многотиражке «Правдист», и я использовал его для очерка истории типографии. Мне он казался очень ценным, но именно его пришлось выбросить: помешала холодная война, нежелание наших идеологов извещать, что мы чему-то полезному научились у американцев.

 

«Типовое положение о подготовке рукописи к изданию»

Руководство Комитета поручило подготовить такое Положение главному редактору Главной редакции общественно-политической литературы Комитета по печати (этой Главной редакции непосредственно подчинялось наше издательство) Арсению Сергеевичу Махову. Это был один из первых шагов Комитета по упорядочению деятельности издательств, внедрению некоей единой дисциплины. Положение должно было сформулировать единые требования к оригиналам, а значит, могло служить нормативным документом во взаимоотношениях издательств и типографий. А.С. Махов сформировал авторский коллектив для написания документа. Включил в него и меня. Сейчас уже не могу припомнить, почему это произошло. Издательство наше считалось третьестепенным. Видимо, каким-то образом Махову стало известно, что наша редакция по издательскому делу готовила такое же Положение к Всесоюзному совещанию работников издательств и полиграфической промышленности в 1955 году, о чем я уже рассказал выше. Могу предположить, что порекомендовал включить меня в состав авторов Александр Павлович Рыбин, экс-начальник Главиздата Министерства культуры СССР, предшественника Комитета по печати в руководстве издательско-полиграфической отраслью, хотя тогда в разработке документа я участия не принимал, был только редактором. Так или иначе, я вошел в авторский коллектив. Между его членами были распределены разделы Положения. Мне, кажется, достались разделы «Предварительная работа издательства с автором», «Прием рукописи от автора», «Работа издательства над корректурными оттисками». Но главная моя задача была в редактировании Положения, а для этого нужно было учесть многочисленные замечания издательств. Обычно руководители издательств не придавали проектам таких документов никакого значения и поручали сообщать замечания по ним второстепенным сотрудникам издательств, но на этот раз они отнеслись к проекту более чем серьезно.

У меня сохранился экземпляр проекта с вклеенными в него дополнениями и вписанными изменениями. Только дополнительных пунктов пришлось внести 35(!). А изменений текста не сосчитать.

Память плохо сохранила подробности, но в моем архиве в проект Положения с поправками оказались вложены два документа: 1) приглашение издательской секции Центрального правления НТО полиграфии и издательств на заседание для обсуждения проекта положения; 2) конспект моего доклада на этом совещании.

Они многое проясняют в том, как готовился проект положения, кто в этой подготовке участвовал и т. д.

Приглашение гласило:

Издательская секция Центрального правления НТО полиграфии и издательств 23 сентября 1966 года в 14 часов 30 минут проводит расширенное заседание секции по обсуждению проекта «Положения о подготовке рукописи к изданию».

Председатель издательской секции ЦП НТО полиграфии и издательств

Заседание секции состоится в помещении Московского полиграфического института (Садово-Спасская ул., д. 6, 2-я аудитория).

Б. ГОРБАЧЕВСКИЙ

С сообщением о проекте «Положения о подготовке рукописи к изданию» выступит зам. главного редактора издательства «Книга» Мильчин А.Э.

Просим Вас направить на указанное заседание представителя издательства, предварительно ознакомив его с проектом «Положения о подготовке рукописи к изданию».

Конспект моего сообщения был таким:

1. Как создавался проект нового положения.

Разработка проекта была поручена Главной редакции общественно-политической литературы. Главная редакция привлекла для подготовки проекта комиссию в следующем составе: Г.А. Виноградов, В.А. Маркус, А.Э. Мильчин, В.В. Попов, Н.М. Сикорский, от Главной редакции общественно-политической литературы Н.И. Алексеев. Впоследствии в один из разделов внес свою лепту И.Б. Эйдельнант. После длительных споров и обсуждений, подчас бурных, сошлись на том варианте, который перед вами.

2. Какие общие задачи ставила себе комиссия, создавая проект нового положения?

а) Четко определить суть каждого этапа прохождения рукописи в издательстве.

б) Не обюрокрачивая редакционно-издательский процесс, регламентировать то, без чего прохождение рукописи в издательстве оказывалось бы в худших условиях.

в) Точно сформулировать права и обязанности автора и издательства в ходе редакционно-издательского процесса, чтобы и издательство не страдало, и автор был огражден от произвола.

3. Что же нового в «Положении» по сравнению с инструкцией 1955 г. «Подготовка рукописи к изданию» (приказ Министерства культуры № 280 от 13 мая 1955 г.)?

Исходя из общих задач, комиссия стремилась сделать положение в целом более детализированным, более полным по сравнению с инструкцией 1955 г.

Нетрудно увидеть, что в «Положении»:

а) Раскрыта предварительная работа издательства с автором (раньше акцент делался на порядке заключения договора – и только), установлены сроки рассмотрения авторских заявок, оформления договоров, введен пункт о предварительной калькуляции для учета экономических результатов издания (всего этого в инструкции не было).

б) Во избежание всевозможных затруднений в процессе подготовки рукописи к изданию более детально определены требования к оформлению автором рукописи и авторских подлинников иллюстраций; установлены сроки рассмотрения и оценки рукописи с этой стороны.

в) Введен материал о технической подготовке рукописи к производству и изданию.

г) Включен раздел об особенностях организации редакционно-издательского процесса при выпуске изданий по методу оригинал-макета.

д) Везде установлены сроки и ответственность исполнителей.

Итак, общая детализация и установление сроков – это первое отличие нового «Положения».

Второе отличие – в том, что положение формулирует суть и назначение важнейших этапов издательского процесса – редактирования, рецензирования, технической подготовки рукописи к производству и изданию. Этого не было в старой инструкции.

Третье отличие – в «Положении» нет разделов об отдельных видах изданий, как было в инструкции 1955 года (собрания сочинений, переводы), поскольку задача «Положения» – дать общие правила, равно применимые для изданий любого вида.

Четвертое отличие – более строгая структура.

Конечно, влияние всякой инструкции на практику относительно. Все же хорошая инструкция помогает лучше организовать труд, избежать потерь.

Комиссия стремилась создать именно такую инструкцию. Насколько это удалось, покажет практика. Многое зависит и от сегодняшнего обсуждения. Замечания, критика позволят сделать проект более совершенным. Ценность такого обсуждения еще и в том, что сами замечания можно будет обсудить.

Хотя в комиссию, судя по моему сообщению, не входил главный художник Главной редакции общественно-политической литературы Ильенко, я хорошо помню, что он делал существенные замечания по тексту разделов «Работа в издательстве над оформлением издания» и «Работа издательства над корректурными оттисками». Сказался его опыт работы в издательстве до прихода в Комитет по печати. Запомнил я это хорошо, потому что не ожидал от него такого. Он казался скорее заносчивым начальником, чем знающим специалистом.

После издания «Положения» в моей трудовой книжке появилась запись:

Приказом Комитета по печати СМ СССР № 495 от 31.8.67 объявлена благодарность за активное участие в разработке «Типового положения о подготовке рукописи к изданию».

Для меня работа над составлением и редактированием «Положения» имела большое значение главным образом потому, что я, хотя уже стал заместителем главного редактора издательства, продолжал чувствовать себя редактором, ответственным за выпуск литературы по редакционно-издательскому делу. А работа над «Положением» погружала меня в гущу споров о постановке редакционно-издательского процесса, позволяла взглянуть на него не только глазами редактора с опытом работы в двух издательствах («Искусство» и «Книга»), но и глазами сотрудников самых разных издательств.

 

«Некоторые проблемы редакторского анализа рубрикации»

Эта маленькая заметка (Издательское дело. Книговедение. 1969. № 4. С. 14–15) не заслуживала бы упоминания, если бы не стала вместе с другой аналогичной заметкой «Об издательской культуре справочно-вспомогательного аппарата книги» (Издательское дело. Книговедение. 1971. Вып. 1. С. 19–21) зерном будущих моих книг и статей о культуре издания, основанных на функциональном анализе элементов и частей аппарата книг. Первая заметка у меня куда-то запропастилась, и я даже не могу вспомнить, чтó именно о рубрикации в ней было написано. Во второй же представлен функциональный разбор аппарата сборника «Землю всю охватывая разом…» издательства «Художественная литература». Обоснованно доказывалась неоправданная бедность аппарата – только указатель иллюстраций и «Содержание» в неудобной для читателя форме. Но все не сводилось только к критике неудач в издании. Привел я и поучительный пример оригинальных колонтитулов в литовском издании краткой биографии В.И. Ленина. Это отвечало моей идее о необходимости изучать, как сделаны книги разных издательств мира, для того чтобы новаторские решения доводить до сведения издательских работников и они могли использовать их в своей практике либо непосредственно, либо с изменениями, связанными с особенностями издания.

 

«“Вчитываясь в правленые строки…”: (По страницам с редакторской правкой В.И. Ленина)»

Начал я изучать правку В.И. Ленина вовсе не для того, чтобы писать статью для юбилейного сборника «Книга. Исследования и материалы», выпускаемого в связи со столетием со дня рождения В.И. Ленина в 1970 году. Цель моя была другая – я хотел изучить правку Ленина, как правку человека выдающегося ума, в чем у меня и сейчас нет никаких сомнений. Я вообще считал, что для практики редактирования такое изучение очень полезно и поучительно. Именно поэтому был задуман и реализован издательством «Книга» выпуск сборника «Толстой-редактор». Были попытки издать также сборник «Ленин-редактор», но, к сожалению, ничего не получилось.

Когда же стал формироваться состав юбилейного сборника «Книга. Исследования и материалы», я подумал, что мои наработки могут составить предмет статьи. Естественно, редакция сборника такую тему приветствовала. Статья была очень деловой, не проникнутой юбилейным духом. Единственное, что мешает пользоваться ею сегодня, это развенчание Ленина как политика. Да и мне сегодня не хочется представать верным ленинцем. Хотя не могу не признать, что, прославляя Ленина как редактора, я пекся не только о развитии редактирования как учебной дисциплины, но и о том, чтобы противопоставить хорошего Ленина плохому Сталину: ведь я был одним из шестидесятников и разделял распространенные тогда заблуждения.

Но если откинуть эти привходящие обстоятельства, сам анализ ленинской правки подтверждал мое понимание редактирования. И в этом отношении, мне кажется, статья не устарела. Тем более что правил Ленин в основном очень хорошо и точно.

Конечно, в общем юбилейном славословии трудно было удержаться от громких слов и завышенных оценок, но как раз накануне работы над статьей я выступил против фетишизации ленинских высказываний. Когда Рисс прислал мне статью Г.М. Дейча на тему о Ленине-редакторе (может быть, тема статьи была и шире), я так написал ему об этой статье (22.03.67):

Сам материал, как Вы и отмечали, не содержит ничего нового. Все это мне было известно. Я сборники В.И. Ленина штудировал. Честно говоря, меня начинает пугать другое: фетишизация высказываний В.И. Ленина. Нельзя каждое слово превращать в основополагающие указания. А у нас это начинает проскальзывать. Например, когда начинают цитировать слова о наборе заголовков не курсивом, потому что это слишком торжественно, то недоумеваешь. Не знаю, что В.И. Ленин имел в виду, но мне это просто непонятно. Курсивы-то разные бывают. И почему плох полужирный? Мы им прекрасно пользуемся для заголовков, и не становятся они от этого торжественными. Это только один пример. Можно было бы указать и на другие. Ну да ладно. Я к редакторскому наследию Ленина отношусь с огромным уважением. В нем много такого, что должно быть в основе нашей работы. Но я против перехлеста, за разумный подход в использовании наследства.

Правда, не могу не признать, что во многих своих работах сам по заведенной традиции, если было к месту, использовал высказывания Ленина по поводу, например, таблиц и т. д.

Более того, к 70-летию Октября в 1987 году по заказу Российского общества книголюбов написал методическое пособие «Октябрь и книга» для лекторов общества, и в нем немало говорилось о ленинском отношении к книгоизданию, о воздействии Ленина на издательский репертуар первых лет советской власти. Все это апологетически, некритически, хотя и на почве фактов, а они говорили, что Ленин хотел приспособить книгоиздание к нуждам страны, как он это понимал.

Юбилейный сборник «Книга. Исследования и материалы» был замечен – удостоился откликов в массовой печати. В частности, о нем написал Евгений Кригер в «Известиях». Обозревая содержание сборника, он нашел несколько слов для моей статьи. К сожалению, я куда-то задевал вырезку этой рецензии.

 

«Методика и техника редактирования текста» (М., 1972)

 

Эту книгу я без ложной скромности могу считать моим серьезным вкладом в литературу о редактировании. Это не только самооценка, но и оценка рецензентов и читателей. Так что о том, как она создавалась, какие отклики вызвала, есть основание написать более или менее детально.

Вероятно, в начале 1969 года я стал всерьез подумывать о том, чтобы на основе лекций на курсах по повышению квалификации редакторов написать пособие по редактированию текста. Многое из того, что я обобщил в лекциях, в литературе для редакторов отсутствовало. К тому же настоящее практическое пособие по методике редактирования текста еще не издавалось. Учебники редактирования преподавателей МПИ, МЗПИ для этой цели годились лишь отчасти: конкретных методик, облегчающих работу редактора, в них не содержалось. Между тем редакторские промахи далеко не всегда носили индивидуальный и случайный характер. Выпуск методического пособия по редактированию прямо отвечал и одной из задач издательства «Книга». Между тем после создания этого издательства ни одного серьезного пособия по редактированию в 1964–1969 годах выпущено не было. Так что мои личные творческие планы вписывались в планы издательства.

Правда, в первом учебнике по редактированию для высшей школы (Лихтенштейн Е.С., Сикорский Н.М., Урнов М.В. Теория и практика редактирования книги. М.: Высшая школа, 1961. 381 с.) была глава, которая называлась «Методика работы редактора над рукописью и корректурами» (с. 152–252). Однако при непредвзятом анализе оценить эту главу как способную реально помочь редакторам в их работе над оригиналом книги никак нельзя. Само построение главы противоречит последовательности редакторской работы над рукописью: сначала авторы пишут о видах правки, хотя методически начинать с правки грубо ошибочно, и уж затем об этапах работы над текстом, редакционной обработке таблиц, об иллюстрациях, подготовке оригинала и корректуре. Кстати, и параграф «Этапы работы над текстом» вызывает много вопросов. О каких этапах можно говорить, если, начав с чтения рукописи и пометок на полях, авторы переходят к заглавию книги, проверке фактического материала и заканчивают композицией произведения? Здесь трудно разглядеть этапы. Да и методически неверно заканчивать анализом и оценкой композиции. Могу сослаться на аргументы в моем пособии, обосновывающем необходимость начинать редакторскую работу над рукописью с композиции. Конечно, в рассматриваемом параграфе речь идет не об этапах работы над текстом, а просто о работе над текстом, в отличие от последующих подпараграфов, в которых говорится о таблицах и иллюстрациях, т. е. нетекстовых элементах произведения. Однако разговор о работе над текстом почему-то вовсе не касается анализа и оценки стиля, а та часть текста, которая озаглавлена «Чтение рукописи. Пометки на полях», начинается анекдотической фразой: «Правка начинается с чтения рукописи» (с. 171). Где логика? Разве можно чтение рукописи считать правкой? Вероятно, авторы имели в виду, что правку нельзя начинать, не прочитав рукопись, но выразили эту мысль удивительно небрежно. А ведь это учебник редактирования. Видимо, редактор «Высшей школы», которая вела учебник, Л.Н. Паньшина была преисполнена такого почтения к солидным авторам, что потеряла необходимую редактору критичность. Главный же недостаток учебника в том, что все его рекомендации очень общи, не опираются на конкретный опыт редакторской работы. Ну какую пользу извлечет будущий редактор из такой, например, фразы: «Заметив неточные, ошибочные формулировки, повторения, шероховатости языка, стиля, редактор делает пометки на полях» (с. 171)? Вопрос ведь совсем не в том, чтобы считать пометки основным методом работы, а в том, как заметить все перечисленные недостатки, какие методические приемы могут этому помочь. А вместо пометок на полях вполне можно воспользоваться постраничными замечаниями на карточках. Авторы вообще придали пометкам на полях не присущую им вовсе силу: «Особенно значительна роль пометок на полях при работе редактора над языком художественного произведения» (с. 173). Почему? Следует такое объяснение: «Они дают возможность не оставить без внимания буквально ни одной языковой погрешности, добиваться точности, емкости, изобразительной конкретности каждого словесного образа» (Там же). Между тем сами по себе пометки на полях такой возможностью обладать не могут. Это всего лишь технический прием фиксирования замечаний, не больше и не меньше. А какими будут эти замечания, зависит вовсе не от технического приема их фиксации, а от глубины анализа текста редактором.

(Не могу не сделать замечания в скобках. Я осознаю, что оценке первого учебника по редактированию не место в мемуарных записках, но не могу удержаться от этих замечаний. Иначе никак не объяснить, в каком направлении шли мои поиски иного содержания пособия по методике редактирования и почему я противопоставлял его, так сказать, официозу. Но все же я обуздал себя и не стал демонстрировать все перлы учебника, низкий уровень которого легко показать.)

Возможно, конечно, что я подумывал написать методическое пособие по редактированию и раньше. Во всяком случае, в конце мая 1967 года в письме к Риссу (без даты) я уже упомянул о том, что стало впоследствии частью этой книги:

У меня дела не со «Справочником [редактора]», а с некоторыми соображениями о психологии редакторского труда сдвинулись с мертвой точки. В связи с чтением «Психологии запоминания» А.А. Смирнова пришел к некоторым выводам. Собираюсь даже проделать в следующем учебном году некоторые психологические эксперименты с учащимися, чтобы получить подтверждение своим догадкам, которые основываются на близком материале. Речь идет об определении психологических условий, при которых деятельность редактора протекает наиболее продуктивно и полезно для дела, причем эти условия должны принудительно толкать его на лучшее выполнение работы, задачи, которая перед ним поставлена. Я вдруг почувствовал, что опять начинаю что-то соображать. Последнее время почему-то ощущал творческую депрессию и полную неуверенность в своих силах, которым я всегда давал очень и очень скромную оценку. Это не бравада и я не напрашиваюсь на комплименты или возражения; это истинное положение, и я просто откровенничаю с Вами тем, чем никогда ни с кем не делился.

Собственный редакторский опыт и опыт преподавания основ редактирования на курсах повышения квалификации навели меня на мысль о том, что научные основы редакторской работы надо искать в психологии мышления и психологии чтения. Они должны содержать положения, из которых нельзя не исходить редактору, поскольку его труд – это труд интеллектуальный, труд специального чтения. А значит, он не может не считаться с теми условиями, без соблюдения которых нельзя добиться положительного результата, или, точнее, нельзя осознанно достигать поставленных целей, познакомиться же с этими условиями должна помочь психология мышления и чтения. У мыслительного процесса и процесса чтения не может не быть закономерностей. Учебная дисциплина, называемая «Теория и практика редактирования», не может ограничиться только несколькими методическими советами и общими соображениями, основанными на чисто субъективном частном опыте.

Этот мой интерес к психологии умственной деятельности отразился в письмах к О.В. Риссу.

Так, 07.06.67 я писал ему:

За предложение выслать книги по психологии благодарю очень. Неловко принимать это предложение, но я так увлекся сейчас психологией, что не в силах от нее отказаться. Должен сказать, что пришел к выводу о необходимости изучать психологию людям любой профессии, как общую, так и специальную. Насколько я почувствовал себя богаче и увереннее в ряде вопросов, прочитав всего лишь несколько книг по психологии. Мечтаю изучить хотя бы важнейшие, так как убедился: все рассуждения о редакторской работе, пренебрегающие психологией, мало стоят, поскольку редактору для полноценной работы необходимо точно знать установленные наукой условия, благоприятствующие глубокому пониманию текста, его анализу. В этом отношении мне очень много дал А.А. Смирнов своей «Психологией запоминания» (М.; Л.: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1948). Думаю, что многие положения этой книги полностью применимы и к корректуре. Книга написана почти 20 лет назад, а для нас, издательских работников, была тайной за семью замками. Может быть, я и преувеличиваю, может быть, среди редакторов были, вернее есть и такие, которые это познали раньше меня, но знания эти не стали достоянием многих. А жаль. Я, во всяком случае, постараюсь информировать редакторов каким-нибудь образом о тех богатых возможностях для более рациональной и успешной работы, которые предоставляет в их распоряжение чудо-наука – психология. Как видите, и я самообразовываюсь. Ананьева… одну или две книги читал. А вот книгу Л.М. Шварца пока не нашел, о чем крайне сожалею.

В 1969 году я уже перешел от замысла пособия к его воплощению. Во всяком случае, даже попросил у Рисса разрешения прислать ему для критического рассмотрения первую главу, на что он ответил согласием, а потом посылал ему главу за главой и в ответ получал письма с их разбором и оценкой.

2 октября 1969 года он писал о первой главе:

Вы, конечно, знаете, как меня интересует все, что относится к редакционно-издательской деятельности, и как я приветствую все попытки проложить новые дельные пути в этом направлении. Поэтому я с большим интересом читал начало Вашего пособия и думал, как оно может пригодиться. Сразу привлекает внимание то, что читатель вводится в суть дела с помощью диалога. Этот прием, которым так мастерски пользовался Дидро, не очень часто теперь применяется. Далее порадовали меня Ваши старания более точно определить содержание работы редактора. Совершенно правильно Вы указываете на неточность и неполноту тех определений, которые даются в энциклопедиях. Вообще, мне по душе тот пафос, если можно так выразиться, с которым Вы отстаиваете роль и назначение редактора. Для меня совершенно ясно, что профессия редактора не только требует других данных, чем, скажем, профессия парикмахера, но относится, так сказать, к числу артистических профессий, в которых внутреннее мастерство преобладает над внешним эффектом. Работа редактора как бы всегда «за кулисами», но тем больше в ней благородства и изящества.

Заметил, что Вы мне прислали, по-видимому, первый, неотделанный вариант Вашей работы, ибо оставили неисправленными кое-какие стилистические шероховатости (например, излишне длинные предложения) и «непричесанные» мысли. Поэтому разрешите мне высказать все свои замечания подряд, и прежде всего некоторые конструктивные предложения. Во-первых, посылаю Вам выписку из Словаря русского языка, в котором, на мой взгляд, есть некоторые упущенные Вами моменты. Наиболее точно, кажется, определение редактора как руководителя издания – это относится не только к газете, но и к книге. Интересна и сама этимология слова – от латинского «упорядочивать». Во-вторых, из книжки В.Г. Камышева «Издательский договор на литературные произведения» я узнал, что некий В.Я. Ионас в книге «Критерий творчества в авторском праве и судебной практике» (Госюриздат, 1963, стр. 127) вносит свои оригинальные определения в содержание работы редактора. Вероятно, стоит Вам ознакомиться с точкой зрения Ионаса.

Возвращаюсь ближе к Вашей работе. <…> [29]

Хотелось бы раскрыть своего рода диалектику обязанностей редактора. В его лице совмещается как бы прокурор и адвокат. В процессе издания он является поверенным автора, отстаивает и охраняет его интересы, хотя в какой-то части выступает его «суровым обвинителем», требуя устранения недостатков и ошибочных положений рукописи. Но коль скоро найдена общая точка зрения, редактор как бы «влезает в шкуру автора» и действует от его лица. Возможно, что, как и адвокат в суде, редактор подчас даже лучше понимает, что к чему, и лучше выражает мысли и интересы автора, чем это доступно ему самому. <…>

У Вас идет речь о редакторе вообще. Следовало бы пояснить, что в каждой области редактирования нужны и специальные знания. Поэтому для редактирования произведения классиков привлекается ученый-текстолог, для беллетристики – писатель, для поэзии – поэт, для детской литературы – педагог. Но независимо от этого каждый должен обладать знаниями и навыками редактора, которые общи для всех видов редактирования.

Словом, я хочу напомнить, что специализация редакторского труда идет все дальше. Любопытно, например, что в выходных [надо: выпускных. – А.М.] данных книги адмирала В.Ф. Трибуца «Балтийцы наступают», которая лежит у меня на столе, сначала указано: «спецредактор А.Н. Петров», а затем идут уже прочие фамилии. <…>

Сопоставление редактора с критиком интересно и удачно, но не подчеркнута бóльшая ответственность редактора. Главная разница в том, что критик непосредственно адресуется к читателям, а редактор общается с читателем опосредованно – через автора. <…>

В справке из БСЭ явная путаница, вошедшая в обиход именно потому, что не учитывается сложившаяся на практике специализация редакторской работы. То, что пишет БСЭ, относится к действиям литературного редактора. Не сказано, что это далеко не все. Появился ведущий или издательский редактор (кстати, точного наименования этой должности пока нет). По-моему, следовало бы указать, что в БСЭ «шпарят» по-старому, не учитывая новых производственных отношений в издательском процессе. <…>

Разумеется, мои замечания носят сугубо личный характер и не претендуют на категоричность. Но то, что я глубоко заинтересован в доведении Вашего пособия до чеканных форм и нерушимых определений – совершенно неоспоримо. Хотя Вы и «прославляете» редакторов, но в этой области весьма заметно отставание теории от практики (да и что может быть хорошего, когда в ЛГУ курс издательского редактирования ведет такой «путный» деятель, как директор ЛО «Медицины» В.И. Марков, знакомый мне по Лениздату!) Поэтому всеми мерами необходимо укреплять теоретический фундамент. Несомненно, что этой цели послужит и Ваше пособие. Никакие затраты времени на него не пропадут даром.

Полагаю, что цитирование этого «редакторского» письма О.В. Рисса в моих «Записках» оправдано хотя бы тем, что его содержание обладает самостоятельной ценностью для суждений о редактировании и редакторе.

19 февраля 1970 года я получил письмо с разбором и оценкой главы 2 («Психологические основы и общая схема редакторского анализа»):

Начну с того, что, вероятно, покажется Вам удивительным. В последние дни у меня было весьма неважное настроение (тахикардия по ночам, «разгром» «Нового мира», хамское поведение соседей по квартире, открыто обсуждающих, как они заполучат нашу комнату, когда нас не будет, и пр.). Но когда я начал читать Вашу рукопись, меня охватили какие-то противоположные чувства, настроение поднялось, я вдруг чему-то обрадовался. Возможно, такое состояние называется радостью открытия, приятной неожиданностью. Встречей с чем-то хорошим… Думаю, во всяком случае, что это было самое настоящее «сопереживание», когда читающий увлекается предметом изложения и как бы пропускает мысль автора по извилинам своего мозга.

Короче говоря, чтение мне доставило удовольствие.

А теперь попробуем разобрать, почему это произошло.

Во-первых, пусть кошки у Вас на душе не скребут – то, что Вы написали, далеко выше уровня Полиграфического института. Во-вторых, хотя в письме Вы и оговариваете, что ничего нового не открываете, но столкновение разных пластов материала почти всегда вызывает открытие. Я бы назвал это, как когда-то писал академик Несмеянов, прорывом в какой-то верхний этаж.

Другое дело, что всякий шаг вперед сопровождается разными издержками и запинками. Простите меня, что я испещрил рукопись своими замечаниями и размышлениями, но это лишнее доказательство, сколько мыслей вызвало ее чтение. Кстати, эти заметки на полях, если они Вам пригодятся (надеюсь, что я писал достаточно разборчиво), избавляют меня от того, чтобы говорить о частностях в письме. [Как жаль, что эти страницы с замечаниями и репликами Рисса не сохранились!]

Поэтому здесь изложу свое общее впечатление (уже не эмоционально, а с деловой точки зрения) и попробую внести несколько своих предложений на Ваше усмотрение.

Я всецело приветствую Ваше стремление поднять редактирование до научного уровня. Но, по-моему, об этом надо прямо сказать, что вы на смену голой эмпирии, редакторской практике выдвигаете научно обоснованные приемы. В этих целях и обращаетесь к психологии (а почему только к ней одной?).

Однако читатели без труда заметят, что в увлеченности психологией Вы нередко пренебрегаете спецификой редакторского труда и без должной «трансформации» переносите в эту профессию приемы и эксперименты, тесно связанные, скажем, с педагогикой. В ряде мест рукописи описание психологических экспериментов (например, на стр. 49–52) становится как бы самоцелью, занимает слишком много места и отвлекает читателя от главного – вопросов редактирования.

Практическое предложение – где можно, психологию сократить, подробное описание опытов заменить кратким изложением того, что может пригодиться редактору в его работе.

Эта увлеченность психологией иногда проявляется и в смешении терминов. Так, я заметил, что на стр. 55 понятие «содержание» в психологическом смысле как бы работает против понятия «содержание» с точки зрения редактора, то есть содержания книги.

Частые ссылки на работы, проведенные психологами среди школьников и даже дошкольников, могут быть истолкованы превратно и вызвать чуть ли не обиду: вы что нас, взрослых редакторов, с дошкольниками сопоставляете!

Практическое предложение: меньше ссылаться на конкретные работы среди лиц младшего возраста, брать из этих экспериментов только то, что Вы считаете полезным для редактора, ссылки давать более «глухие», не акцентируя возраст.

Если проделать с рукописью то, что Вы сами рекомендуете, то есть составить мысленный план, определить опорные пункты, произвести микроанализ текста и пр., мне кажется, обнаружится немало повторений и не всегда бесспорная последовательность. Мне, например, показалось, что изложение часто идет по кругу, а не по спирали, автор не раз возвращается к тому, что высказал раньше. Не желая задерживать рукопись, не производил дотошный анализ, ибо излагаю главным образом общее впечатление. Но в ряде мест «поймал» явные повторения, которые просятся долой. Кроме того, абзацы с выводами сформулированы столь однообразно, что создают впечатление какого-то ненужного рефрена.

Практическое предложение: поработать не только пером, но и ножницами. По своему опыту знаю, что это весьма полезная операция. Некоторые частности отмечены в моих замечаниях.

В целом, я бы сказал, что в рукописи много «непереваренной» психологии, то есть психологические положения описаны сами по себе, а не применительно к надобностям редактора. Конечно, есть немало и удачных случаев такой контаминации, но и изложение общих психологических закономерностей занимает довольно много места.

Читая сейчас это письмо, я пытаюсь вспомнить, как я использовал добрые пожелания Олега Вадимовича, но память подводит. Это не мешает мне восхищаться той дружеской содержательной помощью, которую Олег Вадимович старался оказать мне в работе над рукописью. Как же мне повезло на такого замечательного эпистолярного друга. Не могу не написать, что многие его соображения имеют далеко не частный характер. И можно только сожалеть, что они вряд ли станут доступны читателю-редактору.

31 мая 1970 года Рисс продолжает излагать свои впечатления:

Итак, общее впечатление без изменения: мне импонирует Ваше желание поднять вопросы редактирования на теоретическую высоту, причем в главе «Анализ композиции» Вы прибегаете к заимствованиям из психологии более умеренно и тактично, чем в предыдущих главах. Но если сравнить обе главы, которые Вы мне прислали, то первая (о композиции) выглядит теоретически более насыщенной, чем вторая. В этом ее сила и слабость: она труднее для понимания, но зато солиднее и доказательнее. «Анализ рубрикации» более насыщен примерами и скорее доходит до сознания, но не производит впечатления чего-то нового по сравнению с тем, что уже печаталось.

Однако главное, как мне кажется, не в этом: не все Ваши абсолютно точные и интересные мысли выражены в четких формулировках. Хотя Вы и против того, чтобы я вдавался в детали, но тут без примеров не обойтись, что я и сделаю в следующем письме, после того как буду вторично более глубоко читать Вашу рукопись.

Но уже сейчас как будто могу утверждать, что Ваша работа будет на 100 % полезнее и ценнее, если в ней удастся достигнуть павловской или тимирязевской глубины и ясности. Редакторы ведь тоже люди, они охотнее будут читать то, что позволит повернуть к ним предмет новой стороной, но едва ли захотят долго корпеть над смыслом изложенного. Поэтому во взаимных интересах если не во всем тексте, то, по крайней мере, в «ударных местах» и выводах давать вполне четкие и выверенные формулировки.

После окончания нескольких глав дело у меня застопорилось, о чем я и сообщил Риссу, судя по его реплике в письме от 30.06.70:

А вот то, что Ваше пособие задерживается, известие не очень приятное. Кстати, сколько в нем будет глав? И что значит не клеится? Вспомните совет Толстого: «Лучше плохо сделанная работа, чем никакая». Уверяю Вас, что самый дурной черновик содержит несколько полезных мыслей и из него можно сделать приличный чистовик. Нельзя затягивать работу, которая безусловно нужна редакторам.

Поддержка и поощрение Олега Вадимовича помогли мне преодолеть сомнения и колебания, неуверенность в том, что мое пособие – действительно то, что нужно редакторам. Многое в нем мне казалось заслуживающим положительного отношения, но я отчетливо видел и слабые места. Мне казалось, что главам явно недостает цельности, что в них силен элемент случайности, что это как бы отдельные советы, которые не сцементированы общей научной основой, что каждая глава строится по-своему, исходя из наличного материала, а это признак слабости.

Рисс старался меня подбодрить:

Ваше пособие по редактированию тоже «новое слово», но тут Вы пока полный хозяин. Мне кажется, что удобство Вашего положения в том, что Вы не обязаны давать полный состав глав – что не выходит, можно отбрасывать. Главу о проверке текста с фактической стороны жду с особым интересом, ибо как раз здесь, по-моему, нащупываются какие-то объективные критерии. Собранные материалы дают возможность уйти дальше, чем есть по этому вопросу у Ланглуа и Сеньобоса и что я приводил в своей книжке (10.07.70).

Получив главу об анализе фактов, Рисс сразу же прислал свой разбор и оценку главы, строгую, но справедливую. Но перед письмом с подробным разбором главы он сначала в письме от 12.08.70 сообщил предварительные соображения по главе:

Вашу главу немедленно «проглотил», но отложил более бдительное чтение на «после “Звезды”» [30] . Меня эта глава особенно интересует, тем более что она насыщена материалом. Против использования моего примера, конечно, не возражаю. Но вот что мне хотелось бы Вам сказать даже до полного «умозаключения» по главе.

Мне кажется, что в вопросе о проверке фактического материала в рукописи надо исходить из неких юридических оснований, на которые ссылается В.Г. Камышев в книге «Издательский договор на литературные произведения». Это пункт 19 Типового положения о подготовке рукописи к изданию, обязывающий автора во втором экземпляре указывать источники всего фактического материала (что облегчает работу редактора), и пункт 6 постановления Пленума Верховного суда СССР от 19 декабря 1967 г., возлагающий на автора ответственность за искажение фактов в его произведении (в развитие статьи 511 Гражданского кодекса РСФСР). Это очень важно, чтобы не получилось так, будто редактор работает за автора, таскает за него каштаны из огня, а автор может ходить «ручки в брючки».

Американская книжка, которую Вы мне в свое время указали, идет еще дальше. Оказывается, в заокеанской издательской практике скрупулезно разработан вопрос, за что отвечает автор, какие факты и даже слова он не должен употреблять и т. д. Например, нельзя назвать человека в печати «пьяницей», нельзя назвать его «преступником» до приговора суда и пр. Как раз об этом недавно написал в «Известиях» доктор юрид. наук Б. Никифоров, критикуя одну статью.

Припоминая свою работу над рукописью, я думаю, что, продолжая работу над дальнейшими главами, мало сделал для того, чтобы исправить по замечаниям Рисса главы, написанные ранее. Вот что он писал по поводу упомянутой главы:

По материалам глава, конечно, очень насыщенная, а по значению для редакторской практики – одна из важнейших. Естественно, что в ней надеешься найти больше обобщений и рекомендаций, если не выведения «непогрешимых законов», то, по крайней мере, наметку путей, по которым стоит двигаться дальше.

Но в этой главе наметилось расхождение в пропорциях между частью иллюстративной и частью «поучительной», методологической. Очевидно, все эти примеры настолько Вас увлекли, что Вы не заметили, как нарушилось равновесие. В предыдущих главах было больше авторских мыслей, примеры не «выпирали» из текста, как здесь. Если даже просто подсчитать, как одно соотносится с другим, то пропорции в последней главе будут иные, чем в предыдущих.

Местами кажется, Вы забываете, что пишете учебник, пособие, а не «обозрение промахов» в печати. Когда на протяжении двух страниц идет пример за примером с единоначатием «Вот…», то это уже даже по форме удаляется от пособия.

Хочется предостеречь от обилия примеров из периодической печати. Если говорить вообще о разных родах ошибок, то для иллюстрации годятся всякие примеры. Но коль скоро пособие адресуется редактору книги, то примеры должны больше соответствовать практике его работы. Дело в том, что многие ошибки в газетах и журналах, пусть они по природе, по механизму возникновения сходны с ошибками в книгах, вызываются особыми специфическими условиями газетно-журнальной работы, главным образом спешкой и невозможностью все быстро и точно проверить. В некоторых же примерах проглядывают явные опечатки, которые целиком на совести наборщика, корректора и «свежей головы» в редакции, но никак не касаются редактора книги.

Это бросится в глаза будущим Вашим читателям, которые скажут: «Ну, вот врет “Вечерняя Москва”, а мне-то что до нее?» Вы же у´чите редакторов находить и предупреждать ошибки, которых могло и не быть в рукописях до их сдачи в набор, а в доброй половине примеров указываются такие ошибки, которых могло и не быть в рукописях, а появились они позднее при перепечатке и в наборе. Опытный глаз это сразу различит и докажет!

Больше всего меня беспокоило, что предыдущие главы написаны «со вкусом», с желанием что-то обосновать и утвердить на прочных теоретических посылках, а в этой главе много простого эмпиризма, нет даже попыток привлечь любезную Вам (и мне) психологию. Отдельные удачные мысли (я их кое-где отметил) пропадают в массе примеров, оттеснены на задний план и не развиты. Заметно, что к концу Вы просто устали, так как раздел о цитировании изложен скороговоркой и сводится к перечислению технических правил. Это даже по манере перечисления пунктов дает себя знать. <…>

Если та или иная глава не получается, то можно оставить ее и «на потом», писать ту главу, к которой больше лежит душа. Это известное правило!

В некоторых местах мне показалось, что Вы буквально на пороге открытия, но увы, не задержались и пошли дальше. Ужасно обидно, что нельзя посидеть, покорпеть над рукописью вместе, ибо это самый лучший метод нахождения истины!

Вот, пожалуй, главное о главе (18.08.70).

Каюсь, я прочитал эту очень верную и конструктивную критику поверхностно. Я торопился, не вдумался в то, что советовал мне Олег Вадимович, и при доработке главы лишь отчасти учел его соображения. Наверно, мне полезно было бы перечитать это письмо и при подготовке работы к третьему изданию в 2004 году, но мне хотелось скорей, скорей завершить подготовку, и, сосредоточенный на теоретических проблемах в связи с замечаниями Марка Владимировича Раца, я менее придирчиво относился к чисто методическим главам. Жаль, но в прошлое не вернешься и не поступишь иначе. Писал бы я эти записки до подготовки третьего издания «Методики», поступил бы иначе. Это только в некоторых кинофильмах персонажам предоставляется возможность изменить течение своей жизни и вернуться вспять.

Я потерял уверенность, что историю подготовки «Методики и техники редактирования текста» нужно писать так, как я это делаю. Мне кажется даже, что цитирование писем О.В. Рисса больше говорит о нем, чем обо мне и моей работе над рукописью книги. Разве только о проблемах, с которыми я сталкивался в процессе работы. Все же продолжу, раз начал.

Следующее из сохранившихся письмо Рисса посвящено ответу на мои вопросы, касавшиеся глав об анализе графической формы текста и методики правки текста:

Теперь о Ваших вопросах. По-моему, «Анализ графической формы текста» лучше и в смысле благозвучия и с семантической стороны. Глава «Методика и техника правки» займет в конце вполне законное место, если Вы предыдущими главами подготовите ее «появление». Как будто иначе и не получится.

Поскольку я читал все главы порознь, сейчас не берусь составить связное впечатление о всей книге, но Ваш план никаких возражений не вызывает. Не сомневаюсь, что Свинцов отметил главное: что впервые в литературе по редактированию высоко поднято значение логики. Но мне бы хотелось, чтобы Вы учли уровень Ваших будущих читателей. Ведь не все то, что привычно и понятно Свинцову, дастся им легко и без возражений. Поэтому я и придаю большое значение тем приемам подачи материала, которые А.А. Реформатский, «обокрав» Нимцовича, не совсем удачно назвал «защитой».

Все это не должно заставлять Вас свернуть с намеченного пути, пусть даже кое-кому он покажется трудным и необычным. Может быть, здесь и таится подлинное открытие! (03.12.70).

В письме от 03.07.71 Олег Вадимович поздравлял меня со сдачей рукописи в производство, а это значит, что случилось это в июне 1971 года. Судя по выпускным данным, в набор она поступила 12 августа 1971 года. В своем поздравительном письме Рисс ободрил меня такими строками:

…Ваш труд явится и очень важным камнем в фундамент новой науки – науковедения. Мне кажется, что разработанные Вами принципы послужат хорошим отправным пунктом не только для практиков.

Читать такое было приятно, но и тогда эти слова казались большим преувеличением.

Но кроме неофициальной внутренней рецензии О.В. Рисса были еще и официальные внутренние рецензии: на книгу в целом О. Вадеева, старшего редактора Политиздата, и на главу об анализе текста с логической стороны В. Свинцова, преподававшего логику редакторам в МПИ и написавшего книгу на эту тему.

От первой во многом зависела судьба рукописи. Вторая была нужна мне для большей уверенности в том, что я ничего не напутал в логике, в которой все-таки был дилетантом.

Олег Вадеев окончил МПИ в 1952 году, и я немножко его знал. Было известно, что он считается лучшим редактором Политиздата, что издательство командирует его на съезды КПСС для редакционной работы. Я также знал, хотя и не очень точно, что он интересуется работами о редактировании, читает их. Такой рецензент, как он, был очень подходящей кандидатурой. Поскольку я был главным редактором издательства, которое выпускало книгу, директор издательства должен был получать разрешение Госкомиздата СССР на выпуск моей книги в нашем издательстве (таковы были правила из-за случаев злоупотребления служебным положением со стороны некоторых работников издательств). По той же причине требовалось авторитетное заключение о качестве рукописи, свидетельствующее, что она заслуживает издания. С этой точки зрения старший редактор Политиздата, да еще и оцениваемый как редактор лучший, был хорошей кандидатурой. К тому же я не сомневался в его объективности. Гораздо хуже было бы, если бы мой директор с согласия Госкомиздата направил рукопись на рецензию в Московский полиграфический институт, где нашлись бы желающие вставить палки в колеса. Но директор сразу согласился с моим предложением. Я позвонил Вадееву и попросил его быть рецензентом. Он согласился. Я переправил ему рукопись. Рецензия на 13 машинописных страницах была положительной, хотя и содержала несколько существенных замечаний, способных остановить или, по крайней мере, застопорить выпуск книги, если кому-либо этого бы очень захотелось. Помимо того, Вадеев заметил некоторые смысловые неточности. Устранение их, безусловно, пошло на пользу книге.

Но не буду писать о частностях. Что же касается существенных замечаний, то они носили политический, идеологический характер.

Отметив, что в рукописи «кое-где справедливо упоминается о том, что редактор должен выступать с “позиций партийных, коммунистических, народных интересов”, хорошо знать “весь круг дисциплин, составляющих теорию марксизма-ленинизм”», Вадеев далее так упрекнул автора:

Но дальше этих констатаций дело в общем-то не идет. Иными словами, показ методики редактирования – здесь и далее – не сопровождается достаточно обстоятельным рассмотрением методологии, точнее марксистско-ленинской методологии работы редактора.

Между тем уделить этому специальное внимание – особенно учитывая характер и читательский адрес задуманной книги – было бы весьма целесообразно.

На стр. 12 главы 1 находим чудесное высказывание: «Все ради революции, ради интересов партии, трудящегося народа. Таков смысл работы редактора в рассматриваемом случае…» [это комментарий к примеру ленинской редакторской правки].

Но как досадно, что, во-первых, автор спешит ограничить значение этой формулы, очень верной и в самом широком смысле, а во-вторых, что она не стала в рукописи «отправной точкой» для того, чтобы подробно, конкретно поговорить о политической стороне редакторского дела.

Хотелось бы, чтобы автор и издательство правильно поняли это замечание. Мы совсем не за то, чтобы «украсить» текст общими фразами в стиле газетных передовиц. Мы убеждены, далее, что банальное политизирование и наборы трескучих фраз в начале известного учебника трех авторов «Теория и практика редактирования» [31] изрядно попортили эту в целом нужную книгу. Но вместе с тем мы за то, чтобы в учебном пособии серьезно, по-деловому осветить значение идейных позиций редактора (какую бы литературу он ни готовил), его партийной закалки и убежденности, его политических качеств как работника идеологического фронта. Без этого на первый план изложения неизбежно выступает техника и различные другие моменты редактирования, а суть проблемы может остаться недостаточно выявленной (и, следовательно, недостаточно уясненной читателем).

Это замечание Вадеева было справедливым. Не то что я не хотел этого сделать, но я мог лишь внешне усилить эту сторону в тексте. У меня не было опыта редактирования текстов, касающихся политических и идеологических вопросов, и соответственно убедительных примеров. Да и, честно говоря, не был я таким убежденным идеологом, как Вадеев. Мне это было чуждо.

Что же касается общих формулировок, то там, где Вадеев подсказал, где такого акцента не хватает, я их уточнил.

Например, он подверг критике главу «Общие основы редакторского анализа»:

Систематизированный здесь материал интересен и в ряде случаев просто прекрасно «подан». Но наряду с этим в тексте есть ряд положений, которые грешат неполнотой, расплывчатостью. Например: «Что нужно делать редактору, – пишет А.Э. Мильчин, – чтобы достигнуть наибольшей глубины (!) в своей работе?» И косвенно отвечает: «…заинтересован ли он (редактор. – Рец.) в силу всей предшествующей жизни в наилучшем раскрытии темы или равнодушен к ней – вот от чего зависит глубина анализа произведения…»

Фраза – довольно типичная для изложения. Не получается ли, что при такой постановке вопроса на первом плане – жизненный опыт редактора (а не его взгляды, убеждения, убежденность), глубина анализа (а не его партийность, идейность)?..

Впрочем, будем справедливы. Несколько ранее автор упоминал о том, что «от партийности, мастерства анализа зависит и общая оценка произведения и качество всех редакторских замечаний». Верное, точное положение! Но разве его достаточно? Автор как бы «боится» развить, конкретизировать (если не считать еще одной фразы на с. 33) это исключительно важное замечание. А в результате тональность главы определяется формулами вроде тех, что есть на стр. 28, 30, 72 и др.

«Работа редактора во всех случаях будет тем плодотворнее, чем выше его интеллектуальная активность» (72). Бесспорно. Но на какой мировоззренческой основе возникает и развивается эта «интеллектуальная активность»? Об этом по существу не говорится. Что определяет успешность редакторского анализа? «Это, – отвечает автор, – во-первых, содержательные, глубокие (!) мотивы редакторской деятельности» (85). Вновь и вновь – абстракция, некая «внеполитичность» определения.

Повторяем: идейно-политическое качество редакторского анализа текста – вот какой аспект темы заслуживал бы специального рассмотрения.

Замечание Вадеева звучало более чем серьезно, и другой рецензент мог бы, отталкиваясь от него, сделать выводы об аполитичности автора, о том, что в таком виде рукопись признать пригодной к изданию нельзя и т. п. Выводы же Вадеева были другими. Он писал в конце:

В заключение хотелось бы еще раз подчеркнуть: книга А.Э. Мильчина получается весомой, убедительной и интересной по материалу, доходчивой и четкой по изложению. Она несомненно принесет пользу широкому кругу редакционных работников (и отнюдь не только молодых или начинающих). Она не дублирует ни одну из книг по редактированию, появившихся в последние годы. Более того, по ряду «позиций» (содержательность, деловитость и краткость, умелая систематизация приводимых данных, обилие практически полезных советов) работа А.Э. Мильчина выгодно отличается от них. Не все еще, повторяем, сложилось в тексте в равной мере. Есть аспекты проблемы, нуждающиеся в определенной дополнительной разработке. Кое-что надо наново продумать, улучшить, подправить. Но в рукописи есть прочная добротная основа, и это главное. Все наши замечания и пожелания сделаны во имя одной и единственной цели: помочь автору в скорейшем завершении полезной и очень нужной книги.

Рецензия О. Вадеева помогла мне исправить и много частных погрешностей, а главное, дала зеленый свет выпуску книги, за что я ему очень благодарен. Но было еще одно положительное влияние этой рецензии на меня: она убедила меня, что я действительно написал что-то стоящее. Нужно сказать, что вера в себя все время перемежалась с сомнениями в том, что написанное заслуживает хорошей оценки. Все же слабостей у рукописи было немало. А Вадеев развеял эти сомнения. Я верил в его объективность. А строгость оценки, подтверждавшаяся рядом положений рецензии, усиливала веру в то, что он прав и мне нечего опасаться за книгу.

И вот теперь, в 2005 году, эта рецензия неожиданно вышла для меня боком, стала предметом переживаний.

В 2002 году инициаторы выпуска сборника воспоминаний выпускников МПИ 40–50-х годов выбрали меня в качестве редактора этого сборника (об этом более подробно рассказано в главе «На пенсии»). Прочитав воспоминание сокурсника Олега Алексея Абрамова о том, каким другом был Вадеев, как помогал он ему с публикацией книги в Политиздате, я тут же вспомнил о рецензии Олега на мою рукопись и решил написать о том, каким замечательным редактором он был, судя по этой рецензии. Конечно, не столько потому, что он одобрил рукопись, сколько потому, что содержание рецензии свидетельствовало: Вадеев прекрасно знал литературу о редактировании, объективно оценивал ее, редактирование и работа редактора явно были предметом его размышлений. Помимо всего прочего, хотя Олега уже не было в живых, мне хотелось высказать, как я ему признателен за беспристрастную оценку моей работы. Я ведь, честно говоря, очень трусил перед публикацией, ожидая несправедливых нападок.

О рецензии Вадеева я написал небольшое воспоминание, в котором на свою голову процитировал «довесок» к рецензии на рукопись. Он был посвящен разбору и оценке главы о методике правки. Главу эту я писал позже других и послал ее Вадееву уже после того, как он прислал общую рецензию. Это дополнение к рецензии начиналось следующим абзацем (его-то я и процитировал):

Прочел главу «Методика и техника правки текста» с удовольствием. Главное: все шесть условий успешности редакторской правки изложены просто великолепно – отточенно, мудро, убедительно. Как жаль, что глава явно конспективна… Ведь если говорить в целом об авторских советах тем, кто будет штудировать пособие, то именно эта глава особенно нужна и необычайно практически полезна!

На редсовете сборника при обсуждении раздела воспоминаний выпускников 1952 года, где были помещены воспоминания, посвященные Вадееву, – А. Абрамова и мои, – две участницы заседания (Л. Прохорова и Л. Саде) квалифицировали мои воспоминания как саморекламу. Что на это сказать? Отрицать, что мне хотелось ознакомить читателей с тем, как высоко оценивал мою работу Олег, было бы глупо. Мне этого хотелось. Но я оговорил в тексте воспоминаний, что у меня не было надобности цитировать хвалебные слова о своей работе из внутренней рецензии только потому, что они хвалебные, так как книга после выхода получила одобрение в ряде печатных рецензий. Тем не менее ярлык – «самореклама» – был наклеен. Правда, далеко не все участники совещания с этим ярлыком согласились. Но на меня это произвело тяжелое впечатление, и я долго не мог прийти в себя. Это было тем более несправедливо, что в моем очерке упомянуты сделанные Вадеевым в рецензии серьезные замечания.

Короткая рецензия В.И. Свинцова на главу о логических аспектах редактирования уместилась на одной машинописной странице, напечатанной через полтора интервала. Она была в общем одобрительной:

В целом глава производит очень хорошее впечатление. Пожалуй, впервые в литературе по редактированию вместо общих деклараций о необходимости знать логику показано, что такое логический анализ текста и для чего он нужен. Показано, что без воспитания в себе соответствующих навыков не может быть квалифицированного редактора. В этом отношении очень хорошо проделано логическое «препарирование» текстов, да и сами они подобраны исключительно удачно.

Далее В.И. Свинцов сделал два замечания, которые он назвал существенными. Первое – о необходимости оговорить, что в главе рассматриваются не все логические связи, а лишь некоторые из них, наиболее часто встречающиеся. Второе касалось употребления терминологии логики. В частности, что «между суждениями с логической точки зрения нет и не может быть причинной зависимости» и что приведенные примеры (стр. 3 и др.) – это умозаключения.

Сделал В.И. Свинцов ряд частных замечаний, занявших 6 рукописных страниц. Они также касались терминологических неточностей, но уже более мелких.

В начале 1972 года книга увидела свет. Сразу же я послал экземпляр книги О.В. Риссу. Получив его, Олег Вадимович написал мне:

Книжка прибыла следом за «Книжным обозрением», в котором сообщалось о ее выходе. Больше всего радует меня, что Ваша рукопись превратилась в весьма прочную и устойчивую книгу. Я подразумеваю не столько внешний вид (вполне приличествующий такому изданию), сколько основательность содержания. Не сомневаюсь, что Вы пошли дальше того, что было сделано предшественниками. Даже листая книжку (а читать отпечатанный текст, Вы знаете, не то что машинопись), я успел заметить обилие и доказательность примеров. Во всяком случае, Вы избежали компилятивности, которая вопиет с каждой страницы учебника Н.М. Сикорского. Рассуждения авторские носят настолько убедительный (и всеобщий) характер, что я не удивился бы, если бы кто-нибудь из догадливых издателей решил перевести ее на какой-либо иностранный язык. Мне кажется, что Ваша «Методика и техника…» могла бы свидетельствовать, как далеко продвинулось у нас не просто редакторское ремесло, а именно само понимание этого дела. Осмысления профессиональных вопросов в Вашей книге, бесспорно, больше, чем у Сикорского, хотя там фигурирует слово «Теория», а у Вас скромный подзаголовок «Практическое пособие»

(14.02.72).

 

Отклики в печати

Неожиданно для меня книга довольно быстро удостоилась отзыва в печати, причем в таком органе печати, в котором ожидать отзыва было меньше всего оснований. В № 9 журнала «Вопросы литературы» была опубликована рецензия А. Борисова из Риги, причем рецензия положительная. Впоследствии выяснилось, что за псевдонимом А. Борисов скрылся литературовед Евгений Абрамович Тоддес.

Общий вывод рецензента:

Книга А. Мильчина учит искусству объективной оценки текста, что и определяет, на наш взгляд, ее ценность.

Это в начале рецензии. А в конце:

И в аналитической, и в справочных своих частях работа А. Мильчина проникнута стремлением повысить профессиональный и – шире – культурный уровень редактирования. Практическая и теоретическая ценность этой книги бесспорна.

К достоинствам книги рецензент отнес следующее:

В основу книги положен системный взгляд на исследуемую область мыслительной деятельности и ее объект, и этот взгляд ощутим во всех рекомендациях А. Мильчина.

Пересказывать рецензию здесь нет необходимости и смысла. Хочу отметить одно: она серьезна и рассматривает содержание книги по существу, а не поверхностно.

Рецензент отметил два недостатка книги:

1) …некоторые утверждения, касающиеся функций и границ редакторской деятельности, относятся скорее к сфере поисков, может быть, еще не завершенных. Например, очевидна задача редактора, имеющего дело с рукописью среднего уровня (или даже ниже среднего). Но если рукопись выше этого уровня или даже поднимает остро дискуссионные вопросы, или предлагает неожиданные, «боковые» решения проблемы – какова тогда миссия редактора и его «критического анализа», призванного помочь автору «в совершенствовании содержания и формы произведения»?

2) Напрашивается еще одно уточнение. В книге рассмотрено редактирование главным образом научного, делового, учебного текста; вместе с тем она претендует – и во многом обоснованно – на универсальность своих выводов для всей области профессионального редактирования. Возникает вопрос, обойденный автором, – об отношении его рекомендаций к редактированию художественной литературы. И возможные сближения, и безусловно необходимое разделение этих сфер были бы здесь в равной мере полезны.

Были и другие печатные отклики на книгу.

«Книжное обозрение» поместило 3 августа 1973 года заметку под заглавием «Пособие редактору». Подписана она была так: А. Николин. Свердловск.

История ее публикации описана в моем письме к Риссу в ответ на его отклик на эту заметку. Рисс написал мне:

С удовольствием обнаружил в последнем номере «Книжного обозрения» письмо читателя из Свердловска. Конечно, не делает чести газете, что только спустя полтора года она «заметила» Вашу книгу, но если это письмо-«самотек», то значит, Ваша работа постоянно приобретает все больше друзей, чего она и заслуживает (06.08.73).

Я не стал скрывать от Рисса горькой правды и написал ему:

На самом деле читатель этот мифический. Сочинил это письмо Яков Лазаревич Бейлинсон, зав. отделом газеты, которого я спросил, почему газета не посчитала нужным откликнуться на выпуск моей книги, которая все же не заурядное явление в литературе по редактированию. Бейлинсон же, вместо того чтобы заказать рецензию, занялся мистификацией. От этого у меня остался неприятный осадок. Лучше было никак не отмечать выход моей книги, чем отмечать таким образом (06.08.73).

Но Рисс, например, поддался на уловку. Не заподозрил выдумку (см. выше цитату из его письма по этому поводу). Так что, может быть, какой-то смысл в этой мистификации и был: о книге узнали читатели многотиражной газеты.

В 1975 году состоялась очередная конференция по книговедению. Основной доклад на ней был написан совместно Н.М. Сикорским и Е.Л. Немировским. Этот доклад в виде статьи был напечатан в сборнике «Книга. Исследования и материалы» (1975. Сб. 30). Одна фраза в этой статье по докладу касалась моей книги:

В области книгоиздательского дела и книгораспространения последние годы несомненно отмечены некоторыми успехами, защищены докторские диссертации 26 , подготовлены оригинальные монографии, учебники 27 .

В сноске 26 назывались имена А.З. Вулиса, М.Е. Тикоцкого, Н.М. Сикорского. Сноска 27 была такой:

27 См.: Редактирование отдельных видов литературы. М., 1973; Лихтенштейн Е.С., Михайлов А.И. Редактирование научной, технической литературы и информации. М., 1974; Мильчин А.Э. Методика и техника редактирования текста. М., 1972; Маркус В.А. Организация и экономика издательского дела. М., 1971; Накорякова К.М. Редакторское мастерство в России XVI–XIX вв. М., 1973.

Поскольку из всех названных книг только книга К.М. Накоряковой и моя не были учебниками, как все остальные, то нужно считать, что она тоже оценена как оригинальная монография, хотя монографией ее, конечно, считать никак нельзя. Но все же это было одобрение людей, стоявших тогда во главе книговедения.

В этом же году в сборнике «Издательское дело. Реферативная информация» (1975. Вып. 3) была напечатано сообщение В.Ю. Лернер (изд-во «Медицина») «Из опыта литературного редактирования в издательстве “Медицина”». В сообщении также была упомянута моя «Методика…»:

Разумеется, вносить исправления в текст можно, лишь пользуясь новейшими словарями и справочниками. Так, для литературного редактора, работающего в издательстве «Медицина», настольными пособиями являются: «Справочник по правописанию и литературной правке» Д.Э. Розенталя, «Словарь-справочник по медицинской терминологии» Я.И. Шубова, «Методика и техника редактирования текста» А.Э. Мильчина, «Лекарственные средства» М.Д. Машковского и др. (с. 21).

Конечно, я воспринял такое сообщение с большим удовлетворением и потому, что не чужд тщеславия, и потому, что это подтверждало практическую ценность книги, ее рабочий характер.

В следующем, 1976 году меня очень порадовала оценка книги редактором-практиком Н. Хайбуллиной, руководителем редакции народного хозяйства Южно-Уральского издательства. В своей статье «Право советовать», опубликованной в журнале «В мире книг» (1976. № 5), она, в частности, написала:

Вопросы к авторам, критический подход к рукописям – все это пришло потом. И немалую роль здесь сыграла книга А.Э. Мильчина «Методика и техника редактирования текста. Практическое пособие». Она раскрыла передо мной непочатый край работы, творческой, интересной, – и не только над стилем и языком, но, что не менее важно, над структурой и содержанием книги (с. 18).

Это было еще одно свидетельство того, что книга работает, помогает редакторам, т. е. что мои старания были не напрасны.

В 1976 же году появилась в печати вторая рецензия на «Методику…» в тихоходном сборнике «Книга. Исследования и материалы» (Сб. 31. С. 182–186). Написал ее Виталий Иванович Свинцов. Автор заканчивал свою рецензию так:

В сложных цепях сходящихся и расходящихся информационных потоков редактор занимает одну из ключевых позиций. Совершенствование его профессиональной культуры, воспитание необходимых свойств его интеллекта и характера – дело исключительной социальной значимости, в конечном счете определяющее уровень ежедневно, ежечасно производимой и потребляемой обществом информации.

Книга А.Э. Мильчина – серьезный вклад в решение важной задачи (с. 186).

Появление положительной рецензии в таком сборнике означало, что книга принята книговедческой верхушкой. А так как я в таком результате не был уверен, то, конечно, обрадовался. Не забыл В.И. Свинцов отметить и недостатки:

Недостатки книги, как нам кажется, чаще всего связаны со слишком вольным истолкованием некоторых понятий и использованием расплывчатых рекомендаций. Конечно, от книги, задуманной (и обозначенной в подзаголовке) как практическое пособие, читатель ждет прежде всего ответа на вопросы, как поступить в такой-то ситуации. Однако эти вопросы обязательно связаны с вопросом почему, т. е. с более или менее глубоким проникновением в сущность рассматриваемых явлений. Очень хорошо, что автор не ограничился перечнем регламентирующих указаний, но попытался теоретически осмыслить некоторые аспекты процесса редактирования при помощи таких, например, наук, как психология и логика.

И далее Свинцов обоснованно критиковал мою характеристику фактического материала. Теперь я вижу, что в этом отношении он солидарен с О. Вадеевым. И если бы я более внимательно вчитался в доводы последнего, то мог бы избежать упреков Свинцова. Посчитал он неопределенным и толкование понятия неоднородные члены, соединяемые союзом «и». Как я теперь понимаю, Свинцов имел в виду само название, термин. Нужно было мне найти более точное понятие, принятое в логике, а не изобретать свое. Неосторожной он признал и характеристику дедуктивного и индуктивного способов рассуждения.

Оговорив, что подобные огрехи немногочисленны, Свинцов объяснил их неразвитостью теории и практики редактирования как прикладной научной дисциплины.

Он завершал рецензию очень важным рассуждением о состоянии и путях развития редактирования как прикладной дисциплины:

Сейчас уже совершенно очевидно, что решение практических задач редактирования предполагает постановку комплекса вопросов, которые связаны с различными сторонами порождения и восприятия текста. Они относятся к компетенции ряда фундаментальных наук – лингвистики и лингвосоциологии, психологии и психолингвистики, логики и теории информации, педагогики и риторики. Где предел проникновения теории и практики редактирования в проблематику этих наук, использования их понятийного аппарата и терминологии? Мы не беремся отвечать на этот вопрос, однако заметим, что неизбежное и внешне безобидное применение «размытых» понятий, заимствованных из обыденного речевого обихода, таит в себе известные опасности (с. 186).

И еще:

Заметим попутно, что исследование различных сторон редактирования небезынтересно и для фундаментальных наук. Обработка текста предполагает аналитико-синтетический подход к нему, основанный на выявлении взаимодействия смысловых, языковых, психологических и многих иных свойств. В этом отношении творчество редактора представляет собой обширное поле для наблюдения над реальными процессами порождения и функционирования текста, над различными аспектами интеллектуально-речевой деятельности (там же).

Эти фрагменты рецензии Свинцова я процитировал потому, что высказанные в них мысли очень схожи с тем, что думал и я, – о взаимопомощи психологии, логики, других наук, с одной стороны, и практики редактирования, с другой. Последняя дает материал, становится для них подопытной, а они на основе исследований и экспериментов разрабатывают обоснованные советы и рекомендации, придавая практике более системный и обоснованный характер. Но это пока остается неосуществимой мечтой. Специалистов в области названных Свинцовым наук материал редактирования пока не заинтересовал. Редактирование живет само по себе, а науки сами по себе, о чем приходится только сожалеть, особенно на фоне общего принижения значимости редактирования для издательской практики.

 

Отклики в письмах

Вслед за выходом книги стали поступать письма с ее оценкой.

Первой в этом ряду стоит записка Виктора Григорьевича Уткова, который тогда заведовал в Союзкниге отделом, занимающимся распространением книг по издательскому делу, полиграфии и книжной торговле. Но сказать о нем только это – значит ничего не сказать. Он был очень умным и знающим человеком, опытным журналистом, написал впоследствии много книг библиофильского и краеведческого характера (преимущественно о родной Сибири). С ним у меня сложились теплые дружеские отношения вообще и на почве сотрудничества в редколлегии «Альманаха библиофила» в частности (я поначалу принимал участие в работе этой редколлегии как представитель издательства, а потом был введен в нее решением ЦП ВОК).

В записке Уткова, которая касалась разных тем, под пунктом 3 значилось:

Вы написали не только умную и полезную книгу, но написали ее еще и изящно. Удивительно. Преклоняюсь. 22.02.72.

Союзкнига получала сигнальный экземпляр практически одновременно с издательством. Поэтому по дате записки можно судить о дате поступления сигнального экземпляра из типографии. Но главное, конечно, в том, что Виктор Григорьевич так высоко оценил книгу. Честно говоря, я считал такую его оценку экзальтированно преувеличенной. Она даже смутила меня. Тем не менее мне она была очень приятна.

Следующий отзыв, датированный 2 марта 1972 года, был написан нашим автором, преподавателем основ издательского дела и оформления книги в издательском техникуме и в МПИ Семеном Филипповичем Добкиным. Он мне вообще симпатизировал. Я был спецредактором его учебника для техникумов «Основы издательского дела и книгопечатания» в издательстве «Советская Россия», выпущенного в 1961 году. Так что, каюсь, посчитал, что он хвалит мой труд просто потому, что хорошо ко мне относится. Начиналось письмо общей одобрительной оценкой книги, написанной так, как будто это проект печатной рецензии:

Ваша книга «Методика и техника редактирования текста» от начала до конца читается с неослабевающим интересом. В ней удачно сочетаются оригинальное научное исследование и весьма полезное (не только редактору, но и автору) практическое пособие.

Разработанная Вами методика редактирования в значительной мере базируется на данных современной психологии и положениях формальной логики, и это усиливает ее убедительность и научную обоснованность.

Книга хороша и по форме изложения: ее композиция последовательна и стройна, текст насыщен «проблемными ситуациями», которые активизируют мысль читателя; язык живой, свободный от штампов и канцелярита (добиться этого совсем не легко!).

Нужно отдать должное Семену Филипповичу. Он первый отметил полезность книги не только для редакторов, но и для авторов. После такого мажорного начала следовали критические замечания, «которые, – как он писал, – касаются только частностей». Из них я бы согласился далеко не со всеми. Но, например, к замечанию о трех звездочках как графическом заголовке, вероятно, следовало прислушаться, и я сожалею, что этого не сделал.

Отзыв на бланке Центрального института усовершенствования врачей почти как официальный прислал 15 апреля 1972 года вовсе незнакомый мне профессор кафедры медицинской педагогики, доктор медицинских наук И.М. Фейгенберг. Он писал:

Книга А.Э. Мильчина представляет собою оригинальный научный труд, содержащий глубокое исследование основных вопросов методики редактирования.

Предложения автора, касающиеся техники редактирования, вытекают из этого исследования и потому являются научно обоснованными.

В своем труде А.Э. Мильчин уделяет много внимания вопросам восприятия и логического анализа текста. Благодаря этому многое в его книге представляет существенный интерес и для педагогической работы. В частности, в моих лекциях по совершенствованию методов медицинского обучения я часто исхожу из методических положений автора.

Это было второе (после Добкина) признание книги полезной для авторов и даже для лекторов.

Еще один отзыв прислал отец моей сокурсницы (той самой, с чьей легкой руки я когда-то подвизался в качестве рецензента в калининской газете, о чем упоминал в начале этой главы) Григорий Семенович Гуревич, прислал по собственной инициативе. Григорий Семенович был экономистом, заместителем директора крупного объединения «Моссельмаш». Поэтому, хотя его родство с нашей (моей и жены) приятельницей и сокурсницей снижало объективность отзыва, я отнесся к нему как существенно важному для оценки книги. Вот что он писал в издательство:

Я приобрел и внимательно прочел книгу А. Мильчина «Методика и техника редактирования текста» в Вашем издании за 1972 г. Книга произвела на меня большое впечатление, и об этом я решил Вам написать.

Москва 25/IV 1972 г.

Я не занимаюсь редакционной или литературной работой, но, работая в области финансов и экономики, мне приходится на эту тему писать статьи в журнал «Финансы» и, кроме того, я участвовал в составлении книги «Финансовая работа в промышленности», в которой помещена моя статья.

Под влиянием книги А. Мильчина я вношу сейчас значительные изменения в текст уже написанной мною статьи по моей специальности.

Как мне представляется, в книге не только раскрыта специальная сторона редакторской работы, но, что особенно важно, прекрасно показаны ее идеологические, политические и психологические основы.

Через всю книгу проведена мысль: редактор – это не только издательско-литературный работник, но также и политический деятель в той области науки, культуры и т. д., с которой связано издательство.

Как мне кажется, это относится также и ко всем людям, которые пишут книги, статьи в журналах и т. п. по любому вопросу, техническому, финансовому, экономическому и т. д.

Большой интерес представляют примеры из редакторской практики и особенно из практики В.И. Ленина как редактора.

Они наглядно показывают политику и философию этой правки, необходимость в некоторых случаях оторваться от авторского текста.

Для любого занимающегося редакционной работой все приведенные в книге примеры – прекрасный наглядный урок.

Через всю книгу проведена мысль: думай о читателе и той пользе, которую книга должна принести обществу.

В книге то или иное положение логически развертывается, и в конце отделов и даже подразделов в четкой доходчивой форме даются выводы.

Даже после напряженного умственного труда книга А. Мильчина читается и воспринимается с легкостью и неослабевающим интересом.

В общем очень хорошая и полезная книга.

Выражаю автору и издательству свою благодарность.

Для меня отзыв Г.С. Гуревича был ценен тем, что, во-первых, он признал полезность книги для себя как автора, а во-вторых, не отнесся к моей работе как работе мальчишки, которым я был для него. Главное, это был искренний отзыв, совсем не продиктованный знакомством с автором.

Тем же числом, что и письмо Г.С. Гуревича, помечено письмо читателя из Свердловска И.Ю. Берхина, постоянно откликавшегося на книги по издательскому делу. Он писал мне:

Мне хочется поделиться с Вами некоторыми своими соображениями по поводу пособий, выпускаемых издательством «Книга».

Начну с Вашей книги. Она исчезла с космической скоростью: во всяком случае, в Новосибирске и в Свердловске. Между тем некоторые другие издания удерживаются на полках книжных магазинов довольно прочно. Несомненно, следовало бы Вашу книгу «Методика и техника редактирования текста» переиздать. Быть может, стоило бы присоединить к ней и «Редактирование таблиц», которую (извините за неправильное согласование, которое я, однако, считаю уместным), как мне кажется, не переиздавали лет 15.

Затем довольно долго никаких писем с откликами на книгу не поступало.

Урожайным оказался лишь ноябрь.

Владимир Иосифович Глоцер, строгим мнением которого я дорожил, 4 ноября написал мне:

Никак, ну никак не могу к Вам дозвониться, застать Вас у себя, недели две по крайней мере. А хотел сказать, что читал Вашу «Методику…» с живейшим интересом, умилялся примерам, цитатам, почти невероятным (но факт!) и что готов сообщить разные мелочи, которые, может быть, пригодятся Вам для нового издания. Вот и все. Будьте здоровы.

То, что В.И. не мог застать меня по телефону, вполне понятно. Редакции тогда находились не в том здании, где был кабинет главного редактора, и мне приходилось путешествовать по Москве, чтобы общаться с редакторами. Но я побывал у Глоцера дома, и он устно сообщил мне свои замечания. Я даже записал их, но записи потом куда-то пропали, и я, к сожалению, не сумел использовать замечания Глоцера при подготовке второго издания.

Следующее письмо, датированное 5 ноября 1972 года, прибыло из Таловского района Воронежской области от старшего научного сотрудника Института имени Докучаева Ивана Ивановича Игнатова с просьбой выслать ему наложенным платежом мою «Методику…». Он писал:

…в Воронеж она вообще не поступала – в магазины, а «Журналист» ответил, что распродана (см. открытку). Как быть?

Книга мне очень нужна для работы. (Хочется и рецензию написать на нее – для журнала.)

Если у Вас ее нет, направьте мое письмо автору (его адрес сообщите, пожалуйста, мне). Книгу Мильчина стоит переиздать. Малым тиражом выпустили ее в «Книге».

Открытка из московского магазина «Журналист» с отказом была вложена в письмо. Я послал Игнатову следующее письмо:

Ваше письмо с просьбой выслать наложенным платежом книгу «Методика и техника редактирования текста» попало ко мне. Да иначе и быть не могло, так как я работаю в том самом издательстве, которое выпустило эту книгу.

Не скрою, мне приятен тот интерес к пособию, который выказан в письме, но немного удивило, что хотя, судя по письму, книга Вами еще не прочитана, Вы тем не менее считаете нужным переиздать ее. Послать наложенным платежом книгу издательство, к сожалению, не имеет возможности, так как кроме двух архивных экземпляров ничем не располагает. Я высылаю Вам собственный личный экземпляр.

Если Вы хотели написать мне что-либо помимо просьбы выслать экземпляр, то это можно сделать по адресу издательства на мое имя. Не сообщаю Вам домашний адрес только потому, что предполагаю скоро переехать.

Буду рад узнать Ваше мнение о книге.

В ответ я получил от Игнатова большое письмо, схожее больше с рецензией:

Большое спасибо Вам за книгу «Методика…»

Это серьезная вещь, нужная каждому редактору. Читая ее, я все более убеждаюсь в необходимости ее нового издания – тираж «мгновенно» ушел к читателям. И я уверен, что многие ее просто не могут приобрести. Нужны новые 15 000 экз. (книга необходима и студентам отделений журналистики, которые ежегодно пополняют университеты страны, и работникам районных газет – самого массового звена печати).

Эта книга – единственная по этой теме, наиболее полно «излагающая» с современных позиций (научных + практических) методику и технику редактирования текста.

Текст – главный предмет исследования автора, который (предмет) всесторонне анализируется, в разных связях рассматривается. Строгий анализ ведется по всем направлениям: текст анализируется с фактической и логической стороны, рассматриваются графические формы текста, язык и стиль, дается анализ композиции и рубрикации (это, пожалуй, так стройно и полно – впервые в литературе по редактированию); показываются психологические основы редакторского анализа; кратко освещается методика правки текста (следовало бы подробнее осветить этот вопрос, не «боясь» того, что об этом писали Былинский, Сикорский и др.; можно бы с новой стороны подойти к этому вопросу). Очень нужен в этой книге указатель литературы по данной теме (что следует учесть при переиздании и, если не затруднит автора, желательно снабдить ее и предметным указателем).

Главная линия автора книги – борьба редактора за точность во всем. Этим и объясняется привлечение огромного фактического материала – примеров из различных изданий (журналы, газеты).

Для автора не существует мелочей в труде редактора, в книге. На каждую деталь (от технических приемов выделения текста до техники цитирования) им обращается внимание редактора; автор учит его искусству редактирования книги, показывает сложность редакторского труда, подчеркивает его ответственность за книгу перед читателем.

Автор может говорить просто о сложных явлениях, его стиль разговорный, беседа с читателем. Он (автор) ставит перед ним вопросы (стр. 110 и др.), вместе с ним размышляет – в поисках истины. Язык текста книги прост и доступен. Книга удалась автору. И большое ему читательское спасибо.

Игнатов пытался даже опубликовать рецензию на мою книгу в «Журналисте», но из этого ничего не вышло.

На бланке Физико-технического института имени А.Ф. Иоффе прислал свой отзыв из Ленинграда завлабораторией этого института, доктор физико-математических наук профессор В.Е. Голант. Отзыв был таким:

В предисловии к книге «Методика и техника редактирования текста» автор А.Э. Мильчин просит читателей дать отзыв от ней. Заинтересовавшись книгой как человек, которому в известной мере приходится заниматься научным редактированием, я охотно выполняю это пожелание автора.

Книга, о которой идет речь, – пример удачного сочетания науки и практики. Научно разработав методику и технику редактирования, обобщив соответствующий опыт, автор на этой основе дает целый ряд полезных практических рекомендаций.

Особенно интересны главы книги, посвященные исследованию психологических основ редактирования, анализу текста с композиционной, фактической и логической сторон.

Несколько общо и довольно суконно написанный отзыв, но признание книги таким ученым говорило, что она нужна авторам и научным редакторам.

Василий Федорович Сукманов, редактор из научно-исследовательского института охраны труда города Иваново, прислал в издательство план-проспект брошюры «Пособие автору научных публикаций» с большим сопроводительным письмом, датированным 14.04.73. В письме он отвел место и отзыву на мою «Методику…». Вот это место:

Еще мне хотелось бы сказать несколько слов о книгах, написанных Вами. В работе постоянно пользуюсь Вашей книгой «Редактирование таблиц», которая написана в соавторстве с М.Д. Штейнгартом. Очень интересна и полезна не только для редакторов, но и для авторов «Методика и техника редактирования текста», изданная в прошлом году. Однако хотелось бы пожелать Вам при переиздании этой книги (думаю, что такая возможность возникнет) устранить некоторые незначительные недочеты:

1) на стр. 103, строки 11 и 14 снизу, вместо «типовые ошибки» написать «типичные ошибки»;

то же сделать на стр. 104, 7-я строка снизу.

Кстати, это выражение совершенно правильно написано на других страницах: 144-й (6-я строка снизу) и 232-й (22-я строка сверху).

2) в конце книги привести список литературы, хотя бы 20–30 названий. Дело в том, что у серьезного, вдумчивого читателя непременно появится желание глубже изучить тему и ознакомиться с дополнительной литературой по этому вопросу. Правда, ссылки на литературу есть в тексте, но лучше бы оформить еще и отдельным списком в конце книги. Это удобнее для читателя.

И, наконец, пожелание, которое интересно само по себе, но я пока не представляю, как это можно осуществить на практике. Я имею в виду способы выявления ошибок в цитатах из религиозных книг: библии, евангелия и др. Ведь у редактора нет под рукой этих изданий. Как же проверять цитаты? Приходится целиком полагаться на автора, а тот частенько ошибается. Примеров можно найти много, приведу один: в книге А.А. Осипова «Катехизис без прикрас» (М.: Госполитиздат, 1963) одна и та же цитата из библии приведена на стр. 269 и 314, причем есть существенные расхождения. Редактор, видимо, этого не заметил. Возможно, он вообще не заметил, что цитата приводится вторично (разве все упомнишь?). Упомнить трудно, но, может быть, существуют какие-то приемы, позволяющие обнаружить повторы? Причем это относится не только к цитатам, но и вообще к любому тексту. Могу привести примеры повторов из литературоведческих трудов, где можно встретить сначала несколько строк на одной странице, а затем слово в слово тот же текст на другой. Однако, думаю, вряд ли здесь уместны эти примеры.

Своеобразный отзыв о книге прислал в письме мой школьный соученик, инженер, кандидат технических наук Юра Лейтес в открытке из Харькова (1978 год):

Когда нечего читать, перед сном перечитываю забавные примеры из твоей «Методики и техники…» Она мне очень нравится.

Большое недатированное письмо с четырьмя машинописными страницами частных замечаний прислал мне лингвист Мартен Давидович Феллер, автор многих книг по вопросам редактирования, впоследствии доктор филологических наук. Начинал он с общего замечания:

Существенным мне представляется лишь то, что я написал в открытке: необходимо бы специально и достаточно развернуто описать поэтапно работу редактора с автором и, может быть, затем к этому описанию отсылать, подчеркнув роль предварительного этапа, на котором собственно определяется качество будущего произведения, издания, весь редакционный процесс или цикл. Я понимаю, конечно, что анализ присутствует и при решении о конкретной правке, но для учащегося здесь важны точки над «и». Это мог бы быть параграф 5 главы 1. Иначе запутывается и вопрос об одноступенчатости редактирования.

Теперь постраничные мелочи.

Многие из этих мелочей я учел при подготовке второго издания (оно вышло в 1980 году под названием «Методика редактирования текста»).

Примечательный отзыв о книге сообщил мне книговед Евгений Львович Немировский, который сказал с ноткой большого удивления:

– Знаете, в Ленинке на вашу книгу очередь.

Он привык видеть во мне только издателя, и мое авторство, тем более успешное, оказалось для него неожиданным. Меня его сообщение не поразило, так как я уже знал из писем и устных откликов, что книгой многие интересуются, и не только редакторы, но я еще раз порадовался: книга работает.

 

Публичные обсуждения книги

Рецензии, письма читателей все же не давали ясного представления о том, как восприняли и оценили «Методику…» редакторские массы. Для этого нужно было обсудить книгу на собраниях (совещаниях) редакторов.

Я просил Рисса переговорить с Ленинградским отделением НТО полиграфии и издательств и Ленинградским отделением Союза журналистов об организации обсуждения редакторами ленинградских издательств. В Москве о том же просил председателя бюро секции редакционно-издательских работников Московской организации Союза журналистов СССР Владимира Семеновича Лупача. Он приветствовал такое обсуждение, и 17 апреля 1973 года оно состоялось в большом зале Центрального Дома журналиста.

Не скажу, что это обсуждение много мне дало. Ряд выступлений был заранее подготовлен, а не являлся непосредственной реакцией на книгу. Но обсуждение собрало большую аудиторию (концертный зал Дома журналиста был полон), благодаря чему многие редакторы узнали о книге, о которой до этого, возможно, и не слышали.

Некоторые частные замечания были справедливы и полезны, и я их частично учел при подготовке 2-го издания «Методики…».

Обсуждение книги в Ленинграде организовать не удалось, хотя для того, чтобы сделать это, Олег Вадимович Рисс предпринимал усилия еще до выхода книги.

В заключение разговора о «Методике и технике редактирования текста» должен сказать, что я пытался, во-первых, защитить ее в качестве кандидатской диссертации без сдачи кандидатских экзаменов; во-вторых, представить ее на премию Союза журналистов за работу о профессиональном мастерстве. Обе попытки оказались неудачными.

ВАК ответил отказом, несмотря на положительные отзывы и ходатайства правления Московской организации Союза журналистов СССР, дирекции и ученого совета Всесоюзной книжной палаты, факультета журналистики МГУ.

Последний отзыв, подписанный заведующим кафедрой книговедения и редакционно-издательского дела, профессором, доктором филологических наук А.В. Западовым, кончался таким абзацем:

Кафедра книговедения и редакционно-издательского дела факультета журналистики МГУ, обсудив на своем заседании 1 июня 1973 г. книгу «Методика и техника редактирования текста» А.Э. Мильчина, высоко оценивает ее теоретическое содержание и практическую пользу в учебном процессе и в повышении квалификации редакционных работников и считает, что автору книги, практику с многолетним богатым редакторским опытом, известному и другими печатными работами, обобщающими редакционную практику и способствующими развитию теории редактирования как научной дисциплины, можно разрешить защиту без сдачи кандидатских экзаменов написанной на базе опубликованной книги диссертации «Теоретические основы редакторского анализа» (на соискание ученой степени кандидата филологических наук по специальности «книговедение»).

Это был объективный вывод, но ВАК, видимо «обжегшийся» на многих обманах, в ходатайстве отказал.

 

Переводы на другие языки

С «Методикой…» связаны также истории с попытками издания ее в переводе на немецкий, украинский и польский языки. Из них частично удалась только одна. Немецкое издательство «Фахбухферлаг» выпустило книгу о редактировании отраслевой литературы, включив в нее материалы из «Методики…» и «Справочной книги корректора и редактора» (М., 1974). Библиографическое описание этой книги таково: Nadolski D., Miltschin A. Lektorieren und Redigieren von Fachliteratur. Leipzig: VEB Fachbuchverlag, 1979. 208 S.

Издание это не могу не записать себе в актив. Мои мысли стали достоянием немецких редакторов и вообще любых немцев, интересующихся проблемами редактирования.

Подготовка этой книги шла долго, и я полностью доверялся своему соавтору Надольски и переводчику. Письмо главного редактора «Фахбухферлаг» д-ра Германна Вальтера с предложением перевести мою книгу поступило в наше издательство 8 апреля 1975 года. Д-р Вальтер, однако, уточнял:

При тщательном рассмотрении книги, однако, оказалось, что перевод ее должен быть связан с сильной переработкой текста, потому что многие главы и части текста написаны со специальным учетом Вашего круга читателей и условий Вашей страны. Нам хочется этим изданием обратиться не только к редактору, но и к техническому редактору и типографу. Поэтому необходимо будет дополнить книгу различными совсем новыми главами и частями текста.

Тов. д-р Надольски, доцент Института книжной торговли и издательского дела, г. Лейпциг, выразил свою готовность в этом смысле переработать и дополнить Вашу книгу. Мы с нашей стороны Вас очень попросили бы дать Ваше согласие на то, что мы можем включить в планируемую нами книгу отдельные главы и части Вашей книги. Вы, разумеется, в таком случае явились бы соавтором нашей книги.

В ожидании Вашего согласия и скорого ответа.

Когда Олег Вадимович Рисс узнал из моего письма о том, что «Фахбухферлаг» заинтересовалось моей книгой, он обрадовался так, как будто получил предложение о переводе на немецкий его собственной книги:

…Ваше письмо… произвело на меня большое впечатление.

Как хотите, но в предложении немцев я вижу перст судьбы. Она Вам явно благоприятствует и наталкивает на продолжение работы… Главное в том, что Вы выйдете на международную арену, так как литературу на немецком языке, конечно, читают шире, чем на русском (я имею в виду редактирование). Мне неизвестно, чтобы на иностранные языки переводили Сикорского или Западова, не говоря уже о каком-нибудь Богданове и Вяземском. Непонятно только то, как они хотят расширить книгу, чтобы она была адресована техническому редактору и типографу (?). Впрочем, за это будет отвечать уже д-р Надольски, набивающийся Вам в соавторы. <…> Одним словом, конечно (да и по соображениям международного сотрудничества), немцам отказывать не следует [у меня и в мыслях такого не было] и особенно их оговорками не пугать. Надеюсь, что очень-то они не напортят, но вот то, что они с их теоретическим нюхом остановились именно на Вашей работе, очень показательно.

Я ответил д-ру Вальтеру 22 апреля 1975 года согласием, но попросил ответить на ряд вопросов по поводу названия книги, ее состава и обозначения моего авторства и получил ответ на эти вопросы от заведующего отделом «Фахбухферлаг» Улеманна Гуйера в письме от 20 июня 1975 года. Гуйер перечислил главы из «Методики», а также из «Справочной книги корректора и редактора», которые Надольски хочет использовать, и сообщил, что авторство у книги предполагается двойное: Надольски/Мильчин.

Я ответил согласием (попросив уточнить в предисловии, что мои тексты включены в переработанном для условий ГДР виде) и выразил готовность оказать Надольски посильную помощь.

А затем произошло вот что: директор издательства «Фахбухферлаг» Гоффман 29 ноября 1976 года прислал письмо на мое имя, в котором пригласил меня приехать к ним в гости на 5 дней в первом квартале 1977 года. Предусмотрена встреча с д-ром Надольски и можно было бы обсудить тематику дальнейшей совместной работы наших издательств.

Я еще ни разу не выезжал за рубеж и не очень верил, что это приглашение может быть реализовано. Но ошибся. Пришедший с начала 1977 года новый директор издательства «Книга» Кравченко был сторонником как можно большего числа поездок работников «Книги» в зарубежные издательства и стал активно и настойчиво хлопотать в Госкомиздате СССР о моей командировке в Лейпциг. Д-р Гоффман также направил просьбу в Госкомиздат СССР командировать меня в Лейпциг.

Долгое время Госкомиздат СССР не принимал никакого решения, но когда перед Лейпцигской книжной ярмаркой выяснилось, что один из наших специалистов, включенный в состав делегации на ярмарку, по какой-то причине не сможет поехать, меня срочно включили в состав этой делегации, сообщив, что я смогу одновременно пообщаться с работниками «Фахбухферлаг». Так я попал в Лейпциг.

В сентябре 1978 года я получил от Моники Вернер, редактора по иностранным делам «Фахбухферлаг», перевод на русский язык предисловия к немецкой книге «Редактирование рукописи». Я в ответ сообщил, что никаких существенных замечаний по тексту предисловия у меня нет. Уточнил, что я кандидат не философских, а филологических наук, и на всякий случай высказал пожелание сообщить в книге, кто из соавторов какие главы и параграфы написал.

Заместитель директора нашего издательства Ким Львович Шехтмейстер в марте 1980 года выезжал в составе советской делегации на Лейпцигскую ярмарку и привез оттуда экземпляр книги, которая мне очень понравилась издательской культурой, оформительским решением и полиграфическим исполнением, о чем я написал и д-ру Вальтеру, и Дитеру Надольски. Он в своем ответе благодарил меня за «Словарь-справочник автора», который я послал в издательство «Фахбухферлаг» и ему лично, и просил выслать ему энциклопедический словарь «Книговедение», что я впоследствии и сделал.

Больше мы не виделись и не переписывались ни с Надольски, ни с работниками «Фахбухферлаг». С Моникой Вернер, которая на ММКВЯ представляла свое издательство, я еще несколько раз общался, находя ее у стенда на ярмарке. От встреч со всеми осталось самое приятное воспоминание.

Иначе окончилась попытка перевода «Методики…» на украинский язык, доставившая мне неприятные минуты. Затеял издание перевода преподаватель факультета журналистики Киевского государственного университета Владимир Григорьевич Иваненко. Он предложил издать книгу в своем переводе на украинский, что, конечно, меня порадовало, но и удивило, так как книга доступна украинцам на русском языке, а выпуск перевода при малом тираже явно невыгоден издательству. Но возражать, конечно, не имело смысла. Приятно было мне узнать также, что Иваненко, по его собственным словам, читает лекции по редактированию на основе моей книги.

Он прислал мне 04.06.76 письмо с перечислением тех изменений, которые планирует внести в украинский вариант моей книги. Изменений и дополнений предполагалось так много, что сам Иваненко уточнял:

Выслушав все эти замечания и соображения, кафедра стилистики меня спросила: «Что же в этой книге останется от Мильчина?»; было даже предложение: не сделать ли самостоятельного пособия? Но я категорически отказался, поскольку Вашу идею и схему пособия полностью поддерживаю и пока другого пути не вижу, нового ни создать, ни придумать не могу. <…> Предложен был кафедре прежде всего иной вариант: книга идет под Вашим авторством, а я беру на себя обязанности титульного редактора.

Описывать дальнейшие перипетии у меня нет желания: и потому, что из всего этого ничего не вышло, и потому, что история с попыткой перевода книги на украинский язык памятна мне главным образом эпизодом неэтичного поведения Иваненко. Но раз уж начал описывать историю, то нужно хоть как-то завершить ее.

По письму В.Г. Иваненко стало ясно, что речь может идти не о переводе моей книги на украинский язык, а о включении в переводе на украинский язык текстов из моей книги в украинский учебник редактирования. Это предложение, конечно, было менее интересным для меня, но я понимал, что для украинских журналистов моя книга на русском языке вполне доступна (трудности они могли испытывать разве что чисто технически – из-за недостаточного тиража). Поэтому прямой перевод был практически не очень нужен ни одному украинскому издательству, да к тому же убыточен. Так что я согласился с предложением Иваненко, хотя кое-что в нем меня покоробило, главным образом несовпадением предложенных им дополнений с основой из моей книги. Вряд ли сплав получился бы органичным.

Как и просил Иваненко, 10 июня 1976 года я написал на имя завкафедрой стилистики А.П. Коваль письмо о согласии на издание моей книги на украинском языке в переработанном виде; участие Иваненко в издании я просил обозначить на титульном листе таким образом: под редакцией и при участии В.Г. Иваненко (10.06.76).

Вскоре (25.06.76) В.Г. Иваненко сообщил мне, что по ряду организационных причин ходатайство перед Редакционно-издательским советом университета о дальнейшем продвижении рукописи решено отложить.

Прошел год, и 13.06.77 я узнал из письма В.Г. Иваненко о новых осложнениях с изданием нашего учебного пособия: университетские издательства испытывают огромные трудности с выпуском книг, не имеющих санкции Минвуза СССР, на Украине.

Тем не менее в начале сентября (04.09.77) Иваненко прислал мне составленный им план-проспект вместе с заявкой в Издательство Киевского госуниверситета, с тем чтобы издать книгу в виде справочного или учебного пособия (в зависимости от того, что будет выгодно издательству).

Я отослал ему эти бумаги обратно, забыв подписать или сделав это намеренно (у меня были замечания по плану), на что он мне пенял в следующем письме (от 18.09.77). Затем Иваненко исправил план-проспект по моим замечаниям и снова прислал его мне. 16 октября 1977 года я ответил, что теперь план-проспект приемлем, и сделал лишь несколько замечаний редакционного характера по формулировкам заголовков.

Еще до моего ответа Иваненко отнес заявку и план-проспект в издательство и сообщил в письме от 09.10.77, что ему обещали сказать что-то определенное после 10 октября. Затем, в конце ноября 1977 года, выяснилось, что книга внесена в перспективный план на 1981 год.

После этого наступил полугодовой перерыв в письмах Иваненко, и только 15.06.78 он прислал письмо с извинениями за то, что не писал, и сообщением, что вышеупомянутый перспективный план передан на утверждение в Минвуз УССР и СССР.

А еще через год (26.06.79) пришло следующее письмо от Иваненко, в котором он сообщил о публикации своих лекций в украинском журнале:

Теперь кое-что объясню Вам по проводу опубликованных конспектов моих лекций «Основы редакторского мастерства». Я ждал от Вас вопроса о них, но до сих пор не посылал Вам ни одного номера бюллетеня с тем, чтобы сделать Вам сюрприз – послать все публикации, однако сегодня это сделать пока невозможно: публикация лекций закончится в августе или сентябре.

Конспекты моих лекций представляют собой в основном изложение Вашей книги в той степени, в какой я использую ее в учебном процессе. То есть моего собственного материала теоретического, не говоря, конечно, о примерах, там почти нет. Я пошел по такому пути потому, что моим студентам очень трудно добыть Вашу книгу для постоянного пользования, особенно заочникам. Я как-то писал Вам, что в университетской библиотеке обнаружил… 13 экземпляров. Один-два экземпляра можно приобрести случайно в ином букинистическом магазине. И все. А бюллетень Союза журналистов Украины выходит тиражом около 13 тыс. экз., он имеется в редакциях районных и многотиражных газет, его выписывают большинство наших заочников. Конечно, частично это именно то, что я хотел издать вместе с Вами в нашем издательстве, но из этого пока действительно ничего не получается.

Конспекты лекций получили много положительных отзывов от практиков. Многие мои коллеги подшучивают надо мной, что я рекламирую фамилию доселе неизвестного им А.Э. Мильчина. И правда, если говорить о студентах, то из теоретиков редактирования Вы для них едва ли не самый крупный авторитет.

Сегодня я посылаю Вам несколько номеров «Журналiста Украiни», в которых опубликованы мои, вернее – наши «Основы редакторского мастерства». Я подумываю об одном варианте издания этих лекций отдельной брошюрой. Политиздат Украины печатает серию «Бiблiотечка журналiста», аналогичную всесоюзной «Библиотечке журналиста», но значительно меньшую по объему – 3–4 листа каждая книжка. Есть у меня уже и письмо секретариата Правления Союза журналистов Украины в издательство, но я пока еще не обращался туда – некогда.

Начиная с нового учебного года подумываю о том, что пора смелее отрываться от Вас, преодолевать влияние Вашей книги. Не в том смысле, что она перестала мне нравиться или я перестал разделять Ваши мысли, нет. Просто родились у меня кое-какие соображения насчет своего, оригинального курса.

Примерно через год В.Г. Иваненко прислал мне письмо, в котором поздравил меня с выходом второго издания моей «Методики…». Возможно, перед этим он получил от меня письмо, в котором я выражал удивление от формы публикации его лекций в «Журналисте Украины». Сужу об этом потому, что в письме от 30 мая 1980 года он пишет:

Вы совершенно напрасно огорчились по поводу публикаций в «Журналисте Украины», заподозрив меня в заимствовании Ваших положений. В кратком предисловии к первой статье было указано, что они представляют собой конспект лекций по курсу литературного редактирования, следовательно – изложение известных положений советских исследователей (и прежде всего – Ваших). Везде, где только мне приходилось использовать Вашу книгу, я прибегал к формулам: «А. Мильчин говорит (пишет, считает, подчеркивает и т. п.)». Но редакция «Журналиста Украины» сочла ссылки (как на Вас, так и на других авторов) ненужными. Об этом мне пришлось выдержать не совсем приятный разговор (больше всего я боялся подозрений насчет моей нечестности не столько с Вашей стороны, сколько со стороны студентов – их у меня ежегодно свыше 200), во время которого мне, в частности, было указано на то, что я слишком уж часто упоминаю Ваше имя. [Почему это недостаток, остается только догадываться. – А.М.]

Если эти мои объяснения покажутся Вам неубедительными, могу немедля прислать Вам второй экземпляр (таковые у меня сохранились) оригинала любой из десяти подготовленных для «Журналиста Украины» статей (две не были опубликованы по вине редакции).

Мне очень неудобно перед Вами, что все так случилось. Будет мне хороший урок на будущее. Извините, пожалуйста, и поверьте: я достаточно богат собственными идеями, чтобы не занимать у своих коллег.

Что же касается истории с попыткой издания Вашей книги на Украине, так тут уж я виноват только в том, что был слишком идеалистически настроен. Жаль, что Вы, лучше меня зная наш издательский бюрократизм и волокиту, подумали, будто я решил поводить Вас за нос.

Надеюсь, что все это не повлияет на наши отношения впредь. Поэтому повторяю свою просьбу к Вам: если Вы согласитесь ознакомиться с рукописью моей монографии и высказать свои замечания (мне интересно знать Ваше мнение), я незамедлительно пришлю Вам один из экземпляров рукописи. Ознакомившись с ее содержанием, полагаю, Вы сделаете должный вывод об органическом или же «искусственном приспосабливании материала под серию».

Кого цитировал Иваненко в конце письма, не знаю (может быть, и меня). Мне трудно судить, был он действительно простаком, не сознающим, что делает, или прикидывался им.

Может быть, я чересчур резко и эмоционально воспринял публикацию его лекций в журнале. Но уж слишком это напоминало простой ход мысли: не вышло с книгой, напечатаю в журнале, но уже только от своего имени. Он действительно ссылался на мою книгу в тексте этих лекций, но никакого предуведомления об опоре на советских исследователей и прежде всего на меня напечатано не было.

Хотя Иваненко каялся и просил прощения, он явно не понимал неэтичности своей публикации в журнале, и я все же посчитал нужным разъяснить ему, как выглядит его поступок со стороны. Вот что я ему написал:

Прежде всего, хотелось бы внести ясность и точность в характеристику фактов.

Во-первых, я не заподозрил Вас в заимствовании положений из моей книги, а был удивлен и раздосадован тем, что прямые переводы текстов из моей книги не были оговорены в достаточной мере. Предупреждение о том, что публикуется конспект лекций, ничего по сути не меняет, ибо в данном случае речь идет не о том, что какие-то научные положения выдаются за авторские. Публикация учебная, научно-популярная, и никто не будет рассматривать ее как оригинальную научную работу. Дело в другом. Даже лекция, даже научно-популярный очерк предполагает самостоятельную литературную разработку темы, а не буквальный пересказ других работ. Если же без него нельзя почему-либо обойтись, то это делается не так, как сделано в «Журналисте Украины». Причем упрек касается не всех статей, но некоторых особенно. Взять хотя бы статью третью – «Анализ фактического материала». Первые две страницы, как и последующие, построены на материалах книги с заменой примеров, но имени моего на этих двух страницах даже не упоминается. <…> Одно дело – читать лекции по каким-либо литературным источникам, другое дело – выступать со статьями, даже если они опираются на конспект лекций. Редакцию «Журналиста Украины» можно понять, когда она требовала исключить ссылки на мою книгу, хотя и редакции следовало бы разобраться в существе дела, а не становиться на формальную позицию. Но Вы-то должны были либо дать свою трактовку материала, либо предложить редакции статьи двух авторов, особенно в свете нашей прежней переписки. Пишу это без злобы и раздражения, а с грустью и сожалением. И коль скоро Вы просите извинения и чувствуете все же неудобство, то я не буду больше говорить на эту тему. Хочу только, чтобы Вы знали мое отношение к происшедшему и правильно оценили свои действия. Это поможет Вам в будущем. Вы поступили неверно, не вполне этично, и только точная самооценка избавит Вас в последующем от чего-либо подобного. В письме от 26.06.79 г. Вы, кстати, сами пишете о том, что в журнале «Журналист Украины» «опубликованы мои, вернее – наши “Основы редакторского мастерства”» и далее о том, что Вы подумываете об одном варианте издания этих лекций отдельной брошюрой. Поставьте себя на мое место и подумайте, какие чувства и мысли все эти пассажи могли вызвать.

Всячески приветствую самостоятельную разработку проблем редактирования, о которой Вы подумываете, но публиковать отдельной книгой конспект лекций, напечатанный в «Журналисте Украины», с учетом всего сказанного… Что же в этом хорошего, когда Вы сами пишете – наши статьи? И как прикажете к этому относиться?

Во-вторых, я вовсе не решил, что Вы раньше с предложением об издании книги хотели поводить меня за нос. Тут я полностью уверен в Вашем искреннем желании сделать это. Но издательский бюрократизм и волокита мешали это осуществить только по времени, но не вообще. Так что Ваше решение об отказе от попыток издания книги не выглядит достаточно мотивированным. Почему вдруг Вы не захотели ждать? Что изменилось? Если речь идет о том, что Вы предпочли самостоятельную разработку темы во всех отношениях, дай Вам Бог. Но, в общем, следовало бы быть более последовательным в своих решениях и действиях, а не метаться от одного решения к другому, когда это касается не только Вас. Вот Вам мое отношение ко второму вопросу.

Теперь относительно рукописи. Пожалуйста, присылайте ее, я прочитаю и выскажу замечания, если в них окажется необходимость.

Олег Вадимович Рисс, после того как я посвятил его в события этой истории, утешил меня такой сентенцией:

Во всяком случае, приятно сознавать, что было ему что у Вас «воровать».

Сейчас, заново читая переписку с В.Г. Иваненко, я вижу, что при всей правоте в оценке его поступка все же зря не отметил то обстоятельство, что он вначале выступил пропагандистом моей книги на Украине, за что надо было на прощание высказать ему благодарность, и я жалею, что не сделал этого.

Больше мы ни устно, ни письменно не общались.

Перевод книги на польский язык тоже не состоялся. На одной из ММКВЯ (кажется, 1981 года) наше издательство заключило с польским издательством Zaklad Narodowy imienia Ossolinskich Wydawnictwo из Вроцлава, выпускающим книговедческую литературу, так называемый опцион на второе издание моей «Методики…». Опцион означает, что издательство берет на себя обязательство изучить книгу и за определенный срок решить, будет ли оно выпускать ее в переводе.

Польское издательство своевременно или с небольшим опозданием ответило отказом от перевода – не из-за качества самой книги (его оно оценило в общем высоко, как «компетентную и полную обработку редакционной тематики в современном понимании»), а потому, что не нашло подобающего исполнителя для подбора примеров-аналогов на польском языке из польских изданий. Причина вполне уважительная. Остается только сожалеть, что в стране, сильной своей книговедческой литературой, книга не увидела свет.

В 2005 году издательство «Логос», как я уже упоминал выше, выпустило третье издание моей «Методики». Тираж, конечно, маленький – 3000 экз., но все же новые поколения редакторов смогут с ней познакомиться (думаю, не без пользы). Хотя корректор-редактор будущего издания А.В. Полякова на мой вопрос, что она может сказать о своих впечатлениях о рукописи, ответила: «Открытием она для меня не стала». Но она издательский работник с большим стажем работы. К тому же производственная необходимость создает невольный перекос в восприятии. Тем не менее ее отзыв меня огорчил. Хотя бы потому, что я уверен: в моей книге процитировано столько умных мыслей о редактировании, сколько она не могла бы найти ни в каком другом месте. Посмотрим, как новое издание будет принято современным читателем.

О том, что спрос на книгу в прежних изданиях не был удовлетворен, можно судить хотя бы по такому письму в издательство после выпуска второго издания (тираж 20 тыс. экз., немалый для такого рода изданий):

Прошу переслать данное письмо А.Э. Мильчину, автору книги «Методика редактирования текста», 1980 г.

Книга очень полезная, целесообразно ее переиздать, как только тираж будет распродан. Она полезна всем пишущим.

Уважаемый Аркадий Эммануилович!

С большим удовольствием прочитал Вашу книгу. Обращаюсь к Вам с просьбой, надеюсь, не обременительной и не неприятной. Если у Вас есть сведения, где в Москве эта книга еще есть в продаже, то сообщить их мне (открытку прилагаю).

Если нет – сообщите, на какой год намечено ее переиздание. Если никаких сведений нет – пусть открытка полежит у Вас до их появления.

Замечание: занимается ли редакторской работой автор? Лучше прямо сказать, что книга полезна авторам, всем пишущим, всем любящим язык. Кстати, аннотацию надо бы напечатать крупным шрифтом – ведь это реклама.

В случае переработки книги можно усилить роль примеров в качестве тренировочных задач для читателя.

Частная мелочь – повтор «слепо» в середине стр. 263 (см. 262).

Спасибо за хорошую книгу!

Не редактор, инженер к.т.н. Лейтес Л.В.

Приятное для автора письмо, на которое я ответил, разъяснив, что мне как главному редактору не слишком удобно настаивать на переиздании собственной книги.

Л.В. Лейтес (однофамилец моего школьного приятеля Юры, которого я цитировал выше) не поленился и прислал открытку, в которой возразил:

Когда деликатность автора-начальника идет во вред делу (отсутствие полезной книги – вред), то надо быть менее деликатным, предложить переиздание.

Деликатность свою я подавил в 2004 году, т. е. через 20 лет после переписки с Л.В. Лейтесом, а именно: в ответ на поздравление с Новым годом, которое прислал мне генеральный директор издательства «Логос» Н.Н. Пахомов (он выражал в нем удовлетворение от нашего с ним предыдущего сотрудничества), предложил ему переиздать «Методику редактирования текста» и получил его согласие на это.

Что же касается мелкого шрифта аннотации, то он таков только в макете аннотированной каталожной карточки и не может быть увеличен, так как площадь карточки ограничена ее стандартным размером (по размеру каталожных ящиков, куда после копирования макета карточки она будет поставлена в библиотеке). Это не мешает издательству поместить рекламную аннотацию на видном месте в книге – на обложке, на клапане суперобложки, на ленточке-поясе. Всего этого я Л.В. Лейтесу пояснять не стал по малости самой темы.

 

«Справочная книга корректора и редактора» (М., 1974)

Эту книгу нельзя считать полностью моей, хотя, наверно, больше половины ее написано мною, но в целом это коллективный труд. Главы со специальным содержанием написали приглашенные мною специалисты.

Приступил я к подготовке этой книги задолго до окончания работы над «Методикой и техникой редактирования текста» – я уже упоминал об этом в той главке, где говорил о замысле «Справочника редактора», который так и не сумел реализовать в полной мере.

В план «Книги» было включено переиздание «Справочной книги корректора» Былинского и Жилина (М., 1960). Однако оба ее автора скончались в год выпуска, и я чувствовал себя обязанным заняться подготовкой переиздания, но не был убежден, что это необходимо, и в начале 1968 года стал опрашивать на этот счет разных издательских работников. В частности, я написал в конце января О.В. Риссу:

Как по-Вашему, стоит переиздавать «Справочную книгу корректора» Былинского и Жилина? И если стоит, то с какими изменениями? Что в ней полезно, а что не нашло спросу? Пользуетесь ли Вы ею? Или больше другими справочниками?

Ответ Рисса был таким (26.01.68):

Ваше намерение о переиздании «Справочной книги корректора» решительно поддерживаю. Она очень нужна, тем более что кое-где до сих пор пользуются устаревшим справочником Служивова. Если время терпит, пришлю Вам (или редактору) подробный перечень желательных улучшений и дополнений. Но вот что следовало бы обдумать. В дореволюционные времена были такие вывески: «Трактир “Отдых лихача”. Доступно ломовым». По ассоциации мне кажется, что «Справочную книгу корректора» надо приспособить так, чтобы ее брали в руки и наборщики. Правда, к ней наборщики часто обращаются – я это вижу, но надо, чтобы эта книга пошла не только в корректорские, но и в наборные. А как раз по части набора авторы оказались слабоваты и ограничились переложением технологических инструкций, тоже весьма несовершенных. Чем шире будет адрес книги, тем больше она вызовет спрос, тем заметнее возрастет ее тираж. В Ленинграде она давно исчезла из продажи и у букинистов ее не достать.

Работа над практически новым изданием «Справочной книги корректора» и «Методикой и техникой редактирования текста» шла параллельно. Я понимал, что, выступая как титульный редактор и составитель, должен буду часть моего рабочего времени в издательстве тратить на общение с соавторами, а может быть, и на работу над собственными авторскими главами. Поэтому, чтобы исключить всякие разговоры о том, что я занимаюсь личными делами в рабочее время, я оговорил с директором издательства, что буду готовить справочную книгу на общественных началах, т. е. без оплаты, но при условии, что мне не будут препятствовать частично заниматься справочной книгой и в рабочее время в издательстве. Телепин согласился.

Начал я эту работу еще в 1968 году не в лучшем состоянии; дел у меня было столько, что к мысли о переиздании «Справочной книги корректора» я вернулся уже в практическом плане лишь в конце 1968 года. 28–29 ноября я написал Риссу:

Сегодня на занятиях слушатели обратились ко мне с вопросом:

– Когда будет переиздана «Справочная книга корректора» Былинского и Жилина?

После того как огорчил их ответом:

– Не ранее чем через полтора-два года, —

мне было сказано:

– Так все ищут…

Взял вечером книгу, чтобы решить, много ли понадобится работы для подготовки переиздания.

Около двух лет вопрос о переиздании «Справочной книги корректора» в нашей переписке как будто не затрагивался. И лишь 21 июля 1971 года Рисс написал мне:

Откровенно говоря, мне обидно, что после плодотворной творческой работы над «Методикой и техникой редактирования текста» Вы хотите взяться за составительскую работу. Вы мне и раньше об этом писали, но я не отозвался просто потому, что два с половиной года не вынимал из шкафа книгу Былинского и Жилина, хотя, наблюдая, как ею пользовались мои коллеги и слыша их отзывы, имел ряд соображений, что в ней хорошо и чего не хватает. Сейчас по памяти попытаюсь кое-что восстановить.

Действительно, теперь после выхода Розенталя и других справочников и словарей многое в «Справочнике корректора» может оказаться лишним. Но вот стилистику надо бы сократить, приблизив больше к потребностям корректуры, а не литературных и прочих редакторов. По-моему, слабость нынешних корректоров не только и не столько в том, что они не знают орфографии или синтаксиса, а главным образом незнакомы с технико-орфографическими правилами и ленятся пользоваться справочниками. Так, словарик в конце книги я бы сохранил, но построил его по образцу «Технико-орфографического словаря» Н.Н. Филиппова, который, помнится, пользовался большим успехом у корректоров типографии АН (он был в единственном экземпляре у одного старца).

Полезно было бы взять в новое издание справочника то, что годится из старых руководств. В книге Уарова, например, есть раздел об основных принципах корректуры на иностранных языках. А наши корректоры, например, не знают, почему в испанском «?» и «!» ставятся в перевернутом виде [33] и почему над буквой «ñ» нужна тильда. Полонский и Ремез в книжке 1928 года давали небольшой списочек наиболее обычных ошибок в наборе (например, «капитализм» вместо «коммунизм», что и произошло в «Правде» 28 апреля с.г.). Это сейчас особенно пригодилось бы. Из книги Крейцмана стоило бы взять перечень наиболее употребительных в научной терминологии приставок и окончаний (вроде «орто», «гипер», «ди» и пр.), в которых корректоры нередко путаются. Не лишним был бы и раздел основных методических советов вроде того, как следить за оригиналом (тоже хорошо сказано у Крейцмана). Но, пожалуй, следовало бы больше всего понудить будущих потребителей «Справочной книги корректора» пользоваться другими справочниками и пособиями, о которых большинство понятия не имеет. Поэтому, может быть, каждый раздел следовало бы сопровождать пояснением: «Если здесь Вы не найдете ответа на интересующий Вас вопрос, то смотрите там-то и там-то». Ведь мало кто в корректорских знает, что выходят «Ежегодники БСЭ», а уж об иностранных справочниках тем более никто не сведущ.

Но все это лишь беглые предварительные соображения, ибо для того, чтобы ответить на Ваши вопросы более конкретно, надо засесть за книгу Былинского и Жилина с карандашом и все выписать на бумажку. Пока меня на этот подвиг просто не хватит! Если решитесь, то месяца через два я смогу попробовать. На «зубров» же не надейтесь. Ну кто в Ленинграде остался?! Та же книга Рафаловича демонстрирует полную беспомощность корректуры. При всей ее содержательности она полна грубых редакторских промахов и опечаток. А ведь это издательство «Искусство»! Что же говорить о других? В провинции, видимо, корректура попросту разрушена. Во всяком случае, те примеры ляпсусов, которые приведены 14 июля в «Литгазете» (сразу три письма!), свидетельствуют и о низкой общей культуре вообще и о малограмотности корректоров (особенно потрясает сообщение о А. Полежаеве и обращение с титулом «Ваше превосходительство» к жандармскому ротмистру).

Благодаря Рисса за советы, я уверял его 24.07.71:

Я не собираюсь быть составителем этого справочника, но в нем большая нужда, и я хочу помочь подготовить его переиздание с дополнениями и уточнениями, с одной стороны, и с сокращением необязательного материала – с другой. Кому-то нужно это сделать. И если Вам захочется когда-нибудь полистать «Справочную книгу» и высказаться по ее поводу (только если появится желание), я обязательно воспользуюсь Вашими советами. <…>

Что же касается моих дальнейших планов творческой работы, то скорее всего я займусь «Справочной книгой редактора», или, может быть, точнее, «Справочником редактора о редактировании и книге», если быть абсолютно точным. Работа, конечно, не абсолютно творческая, но это мое амплуа в большей степени, чем что-либо другое. Систематизировать, классифицировать и совершать другие логические действия я люблю и как будто они у меня получаются.

Олег Вадимович в ответ прислал 16.12.71 следующее письмо:

…поскольку Вы взялись за переиздание «Справочной книги корректора», не считаю зазорным отправить на другой день более конкретное письмо.

В качестве преамбулы замечу, что Вы не только взвалили себе на плечи огромную ношу, но и буквально совершаете подвиг (совсем по девизу фейхтвангеровской Симоны: «Кто, если не ты, и когда, если не сегодня»). Исходя из нынешних предпосылок, трудно допустить, что через 7–8 лет найдется кто-нибудь желающий возиться с этим трудоемким делом.

Обидно, конечно, что этические соображения мешают Вам открыто выступить автором переработки. Есть такое монументальное шахматное издание «Хандбук» Бильгера, который систематически переиздается вот уже 60 или 70 лет. И хотя имя автора сохраняется из уважения к его «почину», фактическими авторами выступают те гроссмейстеры, которые вводят в книгу новые материалы. За длительный срок книга, конечно, совершенно обновилась, причем у нее уже не один, а несколько авторов, которые не стесняются выставлять свое имя и уж, ясно, получать гонорар за переработку. Так что Ваша стеснительность, по-моему, даже приходит в противоречие с Основами гражданского законодательства СССР в части авторского права.

Теперь о моих замечаниях. Мне думается, что раздел «Участие корректора в литературной обработке материала» п. 7 (о синтаксисе) сейчас вовсе не обязателен, учитывая наличие многих широко доступных справочников. Кстати, следовало бы рекомендовать их возможно полнее, вплоть до всяких сборников научно-технических терминов, о которых рядовые корректоры и понятия не имеют. По-моему, литературу надо указывать не только русскую, но и основную на иностранных языках, как делал Н.Н. Филиппов в «Книжной корректуре» (1931). И уж непременно указать книги по корректуре на украинском и белорусском языках – отдать дань дружбе народов.

Поскольку справочником будут пользоваться не только книжники, но и газетчики, целесообразно было бы в п. 43 привести и основные газетные шрифты, которых развелось так много, что даже я путаюсь в названиях.

Сохраняете ли Вы в конце орфографический словарь? Если да, то, во-первых, придется пополнять его новыми словами, в чем мало поможет книга «Новые слова и значения», во-вторых, хорошо бы дать слова с членением их на переносы, как было сделано в «Технико-орфографическом словаре» Н.Н. Филиппова 1937 или 1938 года (библиографическая редкость, очень ценится корректорами!).

Для поднятия престижа корректорской профессии, может быть, стоило бы в списке литературы дать маленький раздел «Писатели о корректорах», рекомендовав для прочтения «Корректурное бюро Студенского» В. Короленко, «Запятую» А. Глебова, «Оду корректору» В. Шкловского, «Дозорные или…?» А. Крона, а также «Вторую древнейшую профессию» Р. Сильвестра и «Торжествующую ищейку запятых» Г. Смиса (в книге «Те, кто делает газету». М., 1925). [Увы, это сделано не было: подвела память.]

Следовало бы привести не только образцы корректуры на иностранных языках, но и некоторые правила графики, переносов и пр., которые я нигде не встречал после книги М. Уарова, где этот раздел изложен наиболее удачно.

Вероятно, читатели будут благодарны, если Вы сообщите в «Справочнике» о новых множительных аппаратах типа ротапринта и др. и изложите специфические особенности корректуры оттисков с этих аппаратов. Сейчас ведь большой отряд корректоров занят в институтах и бюро, где существует безнаборный метод издания (все это голая эмпирия, я не уверен, существуют ли технологические инструкции по этим процессам).

Кое-что полезно позаимствовать из книги В. Крейцмана «Практика корректуры» (есть ли она у Вас? если хотите, вышлю свою). Даже при моем слабом знании немецкого языка (жена помогает) я восхищен подачей материала в этой книге и, когда я работал в Лениздате, часто не находил у Былинского и Жилина то, что дает Крейцман для «своих» немецких корректоров. Особенно полезны на стр. 93–98 «Важнейшие приставки и суффиксы в медицинских текстах» (с переводом латинских слов – там на немецкий, у нас – на русский) и на стр. 116–117 то же для химических текстов.

В разделе о математическом наборе на стр. 113 Крейцман вводит раздел математической логики с ее обозначениями. Это нам тоже нужно, ибо я очень мучился в типографии АН, когда читал, например, работы Л. Ландау или «Алгоритмы» А.А. Маркова. Сейчас эти символы широко вошли в математический текст, а в старых справочниках их нет.

В связи с появлением нового вида изданий типа буклетов хорошо бы целиком взять из Крейцмана (стр. 173) интересный рисунок с видами фальцовки. Очень интересно показаны у него на стр. 174–184 разные способы спуска полос.

Рабочее место корректора и основные пособия в помощь ему в этой книге приводятся не в «отдаленных» разделах, а в начале книги на стр. 15–18. Не исключаю, что книга Крейцмана тоже в чем-то устарела, так как в ГДР выходит много новых пособий по корректуре и редактированию, но все же я считаю ее, как тип, интересной и полезной и в наших условиях.

Вот, кажется, и вся утилитарно-прагматическая часть письма. А все же мне жаль, что Вы отложили «Справочник редактора»!

Я отправил Риссу составленный мною план нового издания «Справочной книги корректора». Он так оценил этот план:

Вы заботливо потрудились, чтобы ознакомить меня с содержанием будущей «Справочной книги корректора». Конечно, это будет совершенно новый труд, за который никто, кроме Вас, безусловно бы, и не взялся. Уже это должно доставлять Вам большое удовлетворение. Я считаю удачным расширение состава Приложений. В них войдет гораздо больше полезных сведений, чем в первом издании. Словарь норм управления тоже не помешает (03.06.72).

Я не помню, писал ли я Риссу, что взялся за переиздание «Справочной книги корректора» не только потому, что читатели ее очень ждали, но и потому, что надеялся ее превратить в «Справочную книгу корректора и редактора», даже в «Справочную книгу редактора и корректора», включив в нее правила редакционно-технического оформления рукописи, вычитки и корректуры. Все эти правила нужны и редакторам, и корректорам. Поэтому целесообразно объединить их в одной книге. Мне это было тем более выгодно, что я получал возможность то, что уже наработано, включить в «Справочную книгу», не дожидаясь составления «Справочника редактора», который пока маячил в очень далекой и весьма неясной перспективе.

Уверенность в правильности такого решения подкреплял успех, которым «Вычитка рукописи» А.Н. Почечуева пользовалась и у редакторов, и у корректоров.

В одном из следующих писем (12.08.72) Рисс написал:

Думаю, что Ваш Мих. Як. [тогдашний директор издательства «Книга» Михаил Яковлевич Телепин] должен от всего Вас освободить и засадить за «Справочную книгу корректора». После тех смешных опечаток, которые были недавно в «Правде» (в статье председателя Госплана) и в «Книжном обозрении» (в статье председателя Комитета по печати Литовск. ССР), по крайней мере можно ссылаться, что нет пособий по корректуре. Но что за нравы в «Книжном обозрении» и кто поверит после их стыдливой поправки, что председатель Комитета по печати Литвы не знает, что у него в республике фамилия первого секретаря ЦК не Восс, а Снечкус. Ясно, что статью писали в редакции, а так наз. автор подписал, не читая, как многие диссертанты выходят на защиту, даже поленившись прочитать, что за них написали шустрые референты и секретари!!

Рисс морально поддерживал мою работу над справочной книгой, но порой критиковал некоторые мои намерения (например, относительно названия и темы). 23 октября 1972 года он писал:

Начну с Вашей работы, которая, несомненно, очень важна для десятков тысяч издательских работников и типографских корректоров. По моему мнению, Вы не имеете не только морального, но и юридического права считать это 2-м изданием книги Былинского и Жилина. Более того, неправомерно оставлять их имена на переплете, когда книгу «делали» совсем другие люди. Разумеется, в предисловии или на обороте титула необходимо упомянуть, что в основу положена такая-то книга. Напомню, что имеется и соответственный прецедент (даже не один!). «Техническая редакция книги» вышла в 1933 году под фамилией одного А.А. Реформатского, хотя на титульном листе указано «совместно с М.М. Каушанским» и в книге даже помещен некролог покойного соавтора. Я знаю, какой Вы на редкость щепетильный человек, но в данном случае всякий «политес» пойдет в ущерб истине. Зачем «спасать» имя Былинского и Жилина, если книгу составляли, так сказать, их наследники, роль которых Вы не должны затушевывать?

Согласен и с тем, что старое название не отражает содержание книги. Об этом я, помнится, писал Вам еще довольно давно. Но назвать ее «Справочной книгой по вычитке» – по-моему, еще больше сузит ее содержание. Во-первых, вычитка это все-таки один из видов корректуры и, как понятие, менее известна, чем корректура вообще. Во-вторых, я писал Вам, что книгой Былинского и Жилина, как и старым справочником Служивова, при мне часто пользовались и наборщики, и технологи – она для них своего рода «талмуд». А если назвать «Справочная книга по вычитке», то типографские корректоры и еще многие ее не только не купят, но и в руки не возьмут.

Так что либо название должно быть двойное: «по вычитке и корректуре», либо надо искать другой формулировки. На первый взгляд, мне представляется уместным примерно (как «ключ» для поисков) такое название: «Справочная книга по работе с рукописью и печатными оттисками» (или короче: «Справочник по работе с рукописью и корректуре») или «Справочник для работников печатного слова». В общем, мне кажется, что надо расширить в названии назначение книги, а никак не сужать ее до вычитки. Если что придумаю лучше, то напишу. Кажется, в английском и немецком языках есть более точные и емкие обозначения, чем в русском. Поэтому английские и немецкие авторы находят более лаконичные названия вроде «Практика печатного слова» или «Слово (на пути) к печати» и т. д.

Когда же я сообщил Риссу о том, что расширил заглавие до «Справочной книги корректора, редактора, автора», он, отметив: «…Вы правильно расширили заглавие», – сделал оговорку: «хотя авторам он, пожалуй, слишком “гроссбухен”!)».

Я не сумел удержаться в своих письмах от жалоб на трудности, с которыми столкнулся в процессе издания «Справочной книги»:

Думаю, что Вы не сетуете на меня за то, что я все пишу о своих не совсем радостных издательских делах, а не на общие и более интересные темы. Утешаю себя только тем, что сделал полезное дело, организовав издание «Справочной книги корректора и редактора» и составив для нее значительную часть глав. Жду в августе верстку. Надеюсь, что 1-я Образцовая типография не подкачает. Все же в этой типографии и корректорская приличная, и набор значительно более высокого качества. Боюсь только, что будут меня читатели поносить за петит при формате 60 х 90/16, но иначе нельзя было втиснуть 40 изд. листов в 25, а ведь эти 40 изд. листов пришлось с большим трудом отстоять в Комитете (другой формат 1-я Образцовая не брала) (до 09.07.73).

Хотелось бы здесь пояснить, какой принцип составления нового издания я избрал. Он в корне отличался от принципа составления справочной книги Былинского и Жилина. Принцип этот заключался в том, что написать разделы о специальных видах текста были приглашены специалисты разных издательств: главу «Нотный текст» – старший редактор издательства «Музыка» Ю.М. Оленев, параграф о тексте на английском языке – редактор издательства «Прогресс» Л.Ф. Зубрилова, о тексте на испанском языке – редактор К.И. Шульруфер, о тексте на немецком языке – М.Я. Шац, о тексте на французском языке – редактор издательства «Радуга» А.Д. Лапир, о словарном тексте – заведующая редакцией словарей, тогда, кажется, входившей в Издательство Большой советской энциклопедии, И.К. Сазонова. Два приложения согласился составить Д.Э. Розенталь: «Словарь управлений» и «Литература по языку и стилю». Все это гарантировало высокое качество рекомендаций.

Главы о физических величинах и их единицах издательство просило написать стандартизатора Л.Р. Стоцкого. О приглашении Льва Романовича Стоцкого надо сказать особо.

Этому приглашению предшествовал неприятный инцидент: я и М.Е. Зархина, ведущий редактор 3-го издания «Справочника автора книги» И.Я. Данилова (М.: Книга, 1966), получили взыскание от Комитета по печати за помещенные в этом справочнике таблицы единиц физических величин. И.Я. Данилов взял их из устаревших источников и пренебрег утвержденными действующими стандартами на этот счет. Стоцкий как председатель общественного комитета Госстандарта СССР по этим вопросам не мог оставить такое кощунство без внимания и организовал письмо Госстандарта СССР в Комитет по печати, где таблицы в справочнике И.Я. Данилова оценивались как большой грех. Вместе с документом о взыскании издательство получило и письмо Госстандарта СССР, послужившее для него основанием, а также замечания, написанные Стоцким, которого мало назвать знатоком физических величин и их единиц. Он был их певцом: у него глаза горели при разговоре о них. Это был истинный энтузиаст. Из его замечаний было ясно, что он хорошо знает положение дел с физическими величинами и их единицами в современных книгах и что положение это довольно печальное из-за обилия ошибок, неточностей и несоответствий международным и отечественным стандартам.

Вывод напрашивался сам собой: надо пригласить именно Льва Романовича Стоцкого написать главы о физических величинах и их единицах в «Справочную книгу корректора и редактора». К моей радости, он охотно согласился сделать это. И благодаря ему авторы и редакторы получили главы, которые могли стать и стали руководством к действию по части употребления физических величин и их единиц. Это впоследствии благотворно сказалось на качестве издаваемой литературы. Особенно помогли эти главы редакторам научно-технических текстов, получившим гуманитарное образование, а их было и в издательствах, и в научно-информационных бюро немало. Главы Стоцкого были не только справочными, но и образовательно-просветительными, что повышало их ценность и не могло не сказаться благотворно на качестве научно-технических изданий и документов. Стоцкий порекомендовал и автора для параграфа о химических формулах – Г.Г. Мирзабекова.

Были оставлены те главы К.И. Былинского и А.Н. Жилина, которые хорошо вписывались в новое издание справочной книги. Это, во-первых, глава К.И. Былинского «Названия», над схемой систематизации которой мне пришлось много потрудиться еще при подготовке справочной книги 1960 года. В этом помогла мне бывшая в то время на практике студентка редакционно-издательского отделения факультета журналистики МГУ (к сожалению, не запомнил ее имени и фамилии). Из справочной книги 1960 года были заимствованы также главы А.Н. Жилина о стихотворном тексте и тексте драматического произведения, так как в них достаточно было внести лишь редакционные уточнения. Что же касается остальных глав А.Н. Жилина, то я считал необходимым заменить их новыми только по той причине, что он преподносил правила, рекомендации без всякого обоснования. Он писал: «Делай так», но не объяснял, почему нужно делать так, а не иначе, что при огромном многообразии случаев в издательской практике не позволяло находить нужные решения при отклонениях от тех условий, которые были предусмотрены правилом. По Жилину, корректоры, редакторы, авторы должны следовать рекомендации не раздумывая. Я же стараюсь объяснить, почему желательно такой рекомендации следовать. Это позволяет находить решение в аналогичных случаях, опираясь на общий принцип.

Из-за того, что Жилин не обосновывал свои рекомендации или требования, они нередко грешили неточностью, даже неправильностью. Например, в главе о рубрикации можно было прочитать:

Если в рукописи одна часть разделена на главы, то и другие части также следует разделить на главы и т. д.

Это чрезмерное требование без оговорок могло привести к конфликтам между авторами и издательствами, потому что бывают вполне оправданные случаи, когда из-за небольшого объема одной из частей нежелательно разбивать ее на главы, так как они в этом случае окажутся несоразмерными по объему с главами других частей. Такое требование правомерно лишь для случаев, когда одна часть разделена на главы, а другая, аналогичная ей, сразу делится, например, на параграфы.

Возможно, я пристрастно и субъективно оцениваю главы Жилина, которые решил заменить своими, но причины, которые я привел выше, были, на мой взгляд, существенными и давали мне моральное право это делать. Я сейчас подумал: «А если бы А.Н. Жилин не скончался, как бы я поступил?» И ответил сам себе: «Я бы убедил его в необходимости дополнить правила и рекомендации их обоснованиями и помог бы ему в этом».

Помимо этого, у меня в результате редакционной практики и читательских наблюдений накопились новые рекомендации, которых у Жилина не было, и поделиться ими с читателем, вставляя их в текст А.Н. Жилина, было бы не совсем корректно, да и пришлось бы каждый раз это оговаривать.

Приведу некоторые примеры.

В главе о рубрикации у Жилина не было пункта о проверке соподчиненности рубрик. Я на основе опыта и книги «Методика и техника редактирования текста» мог написать подраздел о такой проверке и написал его (с. 25–27).

Глава «Единицы измерения» устарела, так как не учитывала утвержденных действующих стандартов. Поэтому и предпочтение было отдано главе, написанной Л.Р. Стоцким.

У А.Н. Жилина не было главы о документальном материале. Да он и не мог ее написать, не располагая «Правилами издания исторических документов в СССР», которые были изданы только в 1969 году. На их основе я написал две главы для нового издания справочной книги корректора, тем более что теперь она предназначалась и редактору.

В главе, которую А.Н. Жилин назвал «Библиография», он не опирался на соответствующие нормативные документы. Я же мог написать главу «Библиографические тексты» на основе ГОСТ 7.1–69 «Описание произведений печати для библиографических и информационных изданий». А для главы «Библиографические ссылки» у меня уже имелся «задел» – статья с таким заглавием в сборнике «Редактор и книга» (М., 1965. Вып. 5), о которой я уже рассказал выше. Она была написана значительно систематичнее, чем у Жилина, и опиралась как на мой функциональный анализ сотен изданий, так и на работы библиографов о библиографических ссылках.

У Жилина и глава о выходных сведениях была написана на основе уже устаревших технических условий, замененных ко времени выпуска нового издания справочной книги ГОСТ 7.4–69. Понятно, что и эту главу пришлось писать заново.

Значительно отличались в двух изданиях и главы о примечаниях. У меня она была написана на основе функционального анализа сотен книг, и рекомендации основывались на функционально наилучших решениях издательской практики.

Мне хотелось бы продемонстрировать здесь все маленькие новшества, которые мне удалось ввести в справочную книгу и тем самым в издательскую практику, но это требует много времени и места. Ограничусь поэтому одним примером: когда нумерация примечаний в каждой главе начинается заново, на отыскание нужных примечаний, если они размещены за текстом, у читателя уходит очень много времени; задача существенно облегчается, если на страницах с такими примечаниями обозначить в колонтитулах номера соответствующих глав. Именно это я предложил и показал на примере, как это нужно делать. К сожалению, это очень полезное для читателя предложение многие авторы и редакторы не приняли во внимание и продолжали вынуждать читателей заниматься длительным поиском примечаний. Мне пришлось позднее писать об этом в своих статьях и разборах.

Об особенностях и условиях подготовки издания говорит мое письмо к директору издательства Михаилу Яковлевичу Телепину:

Уважаемый Михаил Яковлевич!

А. Мильчин. 8 декабря 1972 г.

По просьбе редакции литературы по книгоиздательскому делу я как редактор 1-го издания «Справочной книги корректора» К.И. Былинского и А.Н. Жилина взял на себя титульное редактирование 2-го издания этого справочника. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что большая часть глав нуждается в полном обновлении (настолько большие изменения произошли за 12 лет в издательском деле). В связи с этим пришлось пригласить целый ряд специалистов принять участие в подготовке нового издания справочника (тт. Оленев, Сазонова, Стоцкий и др.). С ними были заключены договоры, и они написали свои части. Но больше половины книги пришлось при редактировании полностью написать заново. Делал это я на общественных началах, стремясь помочь очень важному и нужному делу. Рукопись передавалась мною в редакцию и была частично перепечатана, но большая часть из-за перегруженности машинистки текущими рукописями редакции откладывалась и сейчас создалось угрожающее положение с ее перепечаткой, а 15 января, не позднее, она должна была поступить в производство. Прошу Вас, учитывая, что всю составительскую работу я выполнял на общественных началах, разрешить редакции за счет того гонорара, который полагалось бы выплатить автору, оплатить перепечатку рукописи. Сумма за перепечатку не превысит 50 руб. Убедительно прошу посодействовать этому в интересах издательства.

Пользуясь случаем, должен поставить Вас в известность, что выпускать справочник как второе издание книги К.И. Былинского и А.Н. Жилина не представляется возможным. Это коллективная работа, в которой будут использованы три главы этих авторов, а остальные написаны другими. Поэтому книга будет издана под новым заглавием, а фамилии коллектива авторов указаны на обороте титульного листа.

Конечно, нормальный человек не может не удивиться и моему отказу от авторского гонорара, и тому, что приходилось выпрашивать мизерную сумму для оплаты машинистки, но таковы были условия жизни советского издательства. Вдобавок я не мог не считаться с возможными инсинуациями немалого числа «доброжелателей» в издательском коллективе (о некоторых из них я рассказал в главе, посвященной моей работе в «Книге»).

Некоторое представление о том, что было сделано на пути к изданию новой справочной книги, дает мое письмо к Риссу от 25.08.73:

Что касается «Справочной книги корректора и редактора» (именно таково теперь ее название), то это уже не второе издание «Справочной книги корректора» К.И. Былинского и А.Н. Жилина, а нечто новое. Ни словарь терминов, ни словарь орфографический в справочную книгу не вошли. Пришлось пожертвовать гораздо более ценными справочными данными, чтобы уложиться в 40 изд. листов, а ведь «Справочная книга корректора» К.И. Былинского и А.Н. Жилина занимала всего 36 изд. листов, причем словарь занимал в целом очень солидное место. В общем, посмóтрите, когда выйдет. В пятницу пришли первые шесть листов верстки. Так что в субботу и воскресенье я читаю. В этом издании ошибки особенно нетерпимы, так что стараюсь быть предельно внимательным и придирчивым. Удручает только то, что читатели будут поносить нас, издателей, за петит и нонпарель.

А как иначе мы могли бы издать большим тиражом издание такого большого объема в издательских листах? Ведь набери мы его корпусом, пришлось для 50 тыс. экз. получить бумаги на 2 млн листов-оттисков, а у нас весь план на 74 г. 17 млн листов-оттисков. Вот и повысили емкость. Я-то вижу хорошо, а каково тем, у кого зрение похуже?

Кстати, корректура поставила передо мной одну техническую проблему, которую не знаю, как разрешить. Дело в том, что по техническим правилам набора, как Вы знаете, в нумерованном тексте (разбитом на пункты) в абзацах с двузначным номером должен быть нормальный абзацный отступ, а с однозначным – увеличенный так, чтобы текст начинался от одной вертикали во всех абзацах. 1-я Образцовая пренебрегла этим правилом, и таких полос оказалось очень много, так что если настаивать на соблюдении правила, придется выполнить очень большую правку. С другой стороны, в том сложном наборе, какой представляет собой справочная книга, это нарушение менее заметно, чем то, к которому приведет соблюдение правила. А ведь оно есть в самой справочной книге, что даст основание для упреков в несоблюдении тех правил, которые сами печатаем как обязательные. Вероятно, придется сделать какое-нибудь оправдывающее замечание к самому правилу.

Рисс всячески старался меня успокоить:

Насчет «Справочной книги» Ваши опасения и тревоги, видимо, не столь серьезны, ибо Вам ли не знать, какое это сложное и коварное издание! Ну, а правка в таком деле вполне естественна, ибо это не гладкий текст, в котором все как на ладони. Думаю, что все физические и моральные затраты сполна окупятся той пользой, которую принесет книга (27.11.73).

Получив от меня в подарок «Справочную книгу корректора и редактора», Олег Вадимович прислал такое письмо (28.03.74):

Спасибо! Спасибо безмерное!! Подарок Ваш столь же замечателен, как и вложенный в него труд. Конечно, книга требует не обозрения, а изучения, но и перелистав ее, видишь, какое это приобретение для работников издательского дела. Сначала меня поразил меньший объем книги по сравнению с ее предшественницей, но затем я увидел, что по листажу она даже больше старого справочника. Правда, достигнуто это за счет экономии на шрифте, но это бог Вам простит за то новое, что Вы внесли в это капитальное издание.

Меня многое порадовало в Справочнике, начиная с предисловия, написанного на редкость внятно и разумно, и кончая весьма удобным и остро необходимым словарем управлений. Заметил я также, что и внутри привычных разделов вроде «Названия» или «Числа и знаки в тексте» есть некоторые усовершенствования. Не говорю уже о целиком введенных главах «Документальный материал» и «Документальный текст». Это крайне необходимо для всех, кто будет пользоваться справочником.

Все выглядит стройно и законченно, хотя я и пожалел, что недостало места, например, для гарнитур шрифтов, которые лучше бы видеть в справочнике, а не в других пособиях.

Очевидно, кое-где пробрались и опечатки. При беглом просмотре я заметил три-четыре, как-то Исламбад на стр. 313 (по карте и Энциклопедии все же Исламабад). Думаю, что придираться к этому никто не станет, и надеюсь, что во всяких таблицах их нет.

Одно только меня беспокоит – легко ли пользоваться справочником? Его и в самом деле надо изучать, чтобы знать, где что находится. Боковые колонтитулы – не выход из положения. Очевидно, в дальнейшем надо искать способы приближения всех этих богатых материалов к потребителю, чтобы открыл и сразу нашел то, что нужно. Выполняет ли эту задачу предметный указатель, который я еще внимательно не просматривал?

Вообще же для «лентяев», отговаривающихся, что негде посмотреть, Ваша работа – удар по больному месту. Отличный тираж делает книгу вполне повсеместной. Может быть, с ее помощью «издательские кули» научатся лучше работать? А то в день получения Вашего справочника читаю в «Литературке» большой заголовок: «Злая фея с МоЛЛукских островов». Вот до чего доводит лень и самоуверенность – нет желания даже посмотреть, как пишется это географическое название!

Мне пришла мысль попробовать написать о Справочнике в «Журналист». Причем писать расширенно, упирая на то, какую великолепную оснастку получило и получает издательское дело. У нас столько издано пособий и справочников в помощь редактирующим, что просто стыдно плохо редактировать!

Соберусь с духом, чтобы пройти все 416 страниц, и тогда набросаю рецензию для почтенного органа, который как будто пренебрегает более «низкими материями».

Интересно, когда типография выдаст тираж и когда Справочник появится в продаже. Не сомневаюсь, что расхватают моментально, особенно в Ленинграде, где Дом книги не балует покупателей.

Не принимайте мои предварительные замечания за полную оценку книги, но одно скажу с уверенностью: заметен огромный труд, вложенный в это издание, ясно, как мучительно долго приходилось все это собирать, составлять, устранять швы и стыки и т. д. Так что мои поздравления с хорошей работой будут самыми недостаточными, потому что судить надо по сравнению с предыдущими образцами и оценивать шаг вперед. Небось Телепин потом будет и на себя примерять комплименты, когда таковые последуют!

Еще раз радуюсь удачному завершению подлинно эпохального труда (промежуток в 14 лет это уже почти эпоха!) и уверен, что Вам и самому приятно, что преодолели все препятствия.

Это исполненное доброжелательности письмо во многом справедливо. Действительно, и авторы, и я сам проделали большую работу. Мне пришлось приводить тексты всех соавторов к единому знаменателю, т. е. к выбранной для справочной книги форме подачи материала. Принцип заключался в том, что текст разбивался на мелкие рубрики: каждая рубрика – ответ на возможный частный вопрос читателя. При этом каждая такая рубрика должна была начинаться с заголовка-темы. Предполагалось, что это облегчит поиск каждой мелкой рубрики. Тому же способствовала нумерация пунктов (для последующего упрощения поиска справки по предметному указателю: в адресных ссылках указателя после номера страницы в скобках приводился номер пункта на этой странице, в котором содержались сведения о предмете). Все это просто описать, но совсем не просто сделать. Правда, некоторые авторы сразу представляли свои главы, оформленные по общему принципу. Но не все, и тогда мне приходилось их переделывать.

Конечно, не обошлось без опечаток и ошибок фактического толка, которые меня очень огорчили, так как одну из них быстро заметили даже в Управлении руководящих кадров Комитета по печати. Причем виноват в этой ошибке я сам – понадеялся на свою память: якобы точно видел название в моем наградном свидетельстве и не сверил с ним. В главе «Названия» в параграфе о названиях орденов, медалей и т. п. я неправильно вписал название новой медали «За доблестный труд, в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина»: с запятой между двумя частями названия, хотя в официальном названии между ними стоит точка. Особенно обидная ошибка. Кстати, на самой медали никаких знаков препинания между частями названия нет вовсе.

В письме от 16.04.74 Рисс пишет и о другой очень огорчившей меня ошибке, на которую, кажется, указал кто-то из читателей: была среди названий должностей, званий, титулов в СССР приведена и такая должность – Председатель Верховного Совета СССР, на самом деле не существующая.

Вы, разумеется, уже заметили, что она перекочевала со стр. 137 издания 1960 года. В справочнике Розенталя на стр. 29 сказано точнее: Председатель Верховного Совета РСФСР, так как действительно есть такая должность в однопалатном Верховном Совете республики (председатель на сессиях) в отличие от Верховного Совета СССР, имеющего две палаты. Любопытно, что раньше никто не заметил ошибки у Былинского и Жилина (думаю, что это ошибка машинистки или наборщика), а вот в Вашей книге сразу обратили внимание. Что ж, может быть, это и хорошо, что Ваш справочник начали уже внимательно читать!

Но, право, не стоит огорчаться из-за мелких ошибок. Груз, который Вы несли, непосилен для одних плеч, а помощников у Вас явно не хватило. Есть и другие мелочишки, но разве они затемняют суть самого труда?! <…>

Я считал и считаю, что «поднять» такую книгу, как эта, со множеством цифр, определений, формулировок и т. д. – это дело чудовищного терпения и жестокого труда. Что в таком деле невозможно уберечься от опечаток, особенно сейчас – тоже бесспорно. Думаю, что «Справочную книгу» в 1960 году было выпускать гораздо легче – тогда и руки и головы были свежее, да и обстановка более воодушевляющая.

Нужно быть совершенно неблагодарной свиньей, чтобы вместо признательности за труд, который по смерти «стариков» некому было и выполнить, если бы Вы лично не взялись, – устраивать расправу и чинить пакости за мелкие упущения. <…>

Так что не нужно казнить себя упреками – хуже было бы, если бы у Вас не хватило сил и возможностей довести «Справочную книгу» до конца и она не вышла бы. Неужели издательство только ругают и никто за что-нибудь не похвалил? Наверно, есть и такие книги, которые Вас радуют, а Телепину не к чему прицепиться. Если Вы моложе его, то на Вашей стороне время.

Я, конечно, был благодарен Олегу Вадимовичу за поддержку, но это лишь немного ослабляло горечь от ошибок.

Впрочем, были и приятные минуты. Так, вскоре после подписания в печать справочной книги директору издательства Телепину позвонил председатель Госкомиздата СССР Стукалин, только что вернувшийся с совещания издательских работников Средней Азии и Казахстана. В постановлении совещания было записано требование издать справочник для редакторов. Телепин мог сказать: а он уже подготовлен и даже подписан в печать.

Посыпались и письма с вопросами. Я был им очень рад, так как они позволяли расширить и обогатить следующие издания справочной книги. На каждое такое письмо я посылал ответ с конкретными рекомендациями, хотя среди них встречались такие, которые касались, например, редакционно-технического оформления некоторых элементов технического текста (как обозначать в печатном тексте электрические сигналы, названия органов управления приборов и т. д.).

Почему я, не сомневаясь, брал на себя ответственность давать советы и рекомендации по вопросам, ответ на которые не давали нормативные документы? Потому что я руководствовался здравым смыслом и хорошо ориентировался в традициях редакционно-издательского оформления элементов текста, понимал их функциональный смысл и рационально мыслил.

Более того, после выхода на пенсию я думал даже о том, чтобы организовать консультацию, в которую могли бы обращаться при затруднениях редакционного характера издательские работники, а я бы формулировал ответы на эти вопросы, облегчая их труд. Но никто не откликнулся на такой мой почин, хотя это могло стать действенным средством повышения качества книг.

Необходимость в таких консультациях подтверждали многочисленные письма читателей. Не на все случаи справочная книга могла дать ответ, а редакционная практика порождала все новые и новые вопросы. В стране было не так уж много издательств и соответственно издательских работников в них, но почти в каждом НИИ был редакционный или редакционно-издательский отдел, подготавливавший всякого рода документацию. Кроме того, редактированием текстов занимались органы научной информации. Все они нуждались в указаниях по редакционному оформлению текстов, указаниях, которые избавили бы их от необходимости самим устанавливать правила и тратить на это время.

В моем домашнем архиве хранится более 30 писем с вопросами и замечаниями по «Справочной книге корректора и редактора» от издательских работников, сотрудников НИИ со всех концов страны. На все я отвечал, и некоторые эти ответы помогали мне дополнять рекомендации при подготовке следующего издания справочной книги.

Некоторое представление о популярности, которую завоевала справочная книга, дает воспоминание одного из редакторов, И. Рахманиной. В многократно уже упоминавшейся беседе со мной, напечатанной в журнале «Книжное дело» (1994. № 1), она сказала:

Очень хорошо помню, как лет семь назад по Москве пронесся вихрь: мильчинский справочник редактора и корректора продают, можно свободно купить, если сейчас же побежать в книжный магазин. Я сделала это на другой день – и опоздала. Потом мне справочник подарили (с. 56).

И. Рахманина говорила уже о втором издании справочной книги (М., 1985), заглавие которой я, осмелев, изменил, поменяв местами «корректора» и «редактора»: выдвинул на первое место редактора.

Были и печатные отклики на первое издание:

Сидоров А.А. Искусство и наука редактирования // В мире книг. 1974. № 8. С. 70.

Приходько П. Полезно издателям и ученым // Книжное обозрение. 1974. 20 сент. № 38. С. 7.

Рисс О. Советчик-универсал // Журналист. 1974. № 11. С. 48.

Все рецензенты хвалили книгу и, рекомендуя ее читателям, старались пересказать, что те в ней найдут. Рисс, в частности, выполнил свое намерение, о котором писал мне еще 28 марта 1974 года:

По-моему, самое важное – убедить людей пользоваться «Справочной книгой», ибо по своему долгому опыту знаю, как неохотно корректоры и редакторы обращаются ко всяким словарям и справочникам, если они даже под рукой. Меня всегда раздражало, когда наши девочки спрашивали, как пишется то или иное слово, вместо того чтобы самим раскрыть орфографический словарь.

Вот и надо начинать с того, чтобы и купленная «Справочная книга» не лежала в бездействии – показать, что она в себе таит.

Правда, был и один отзыв с частными критическими замечаниями. Написал его старший научный сотрудник ГосНИИ гражданской авиации, кандидат технических наук, полковник в отставке А.С. Кравец, очень требовательный и внимательный к деталям специалист. Он перечислил немало неточностей в обозначениях, сокращениях, ссылках на устаревшие нормативные документы.

Чтобы иметь возможность помочь в приобретении справочной книги тем, кто будет просить меня об этом, я договорился с директором магазина № 33, в котором был отдел книг по издательскому делу и полиграфии; она заказала для меня пятьсот экземпляров справочника и продавала книги из этой партии только по моей просьбе. Директору Галине (отчество забыл) я помогал при защите дипломной работы в институте, согласился быть ее руководителем. К тому же у нас сложились дружеские отношения благодаря общности задач.

В моем архиве сохранился талон к почтовому переводу на 2 р. 50 к. (книга стоила 2 р. 26 к.) от Павла Ивановича Цивы из города Сухуми, которому я выслал книгу за свой счет. В нем он писал:

…Очень благодарен за помощь в приобретении «Справочной книги корректора и редактора». Высылаю названную Вами сумму денег. Еще раз большое спасибо! 17.12.74.

Письма читателей в основном были хвалебные, но встречались и такие, в которых содержались замечания, пожелания и предложения.

Особенно активным был Василий Адамович Крат из г. Ровно. Он прислал несколько конструктивных писем. Так, он указал на необходимость включить в книгу материал о ссылках на патентные источники и сообщил хороший источник для этого – статью Б.И. Беленького «Об унификации ссылок на патентные источники в научно-технической литературе» // Вопр. изобретательства. 1975. № 8. С. 49–53 (в письме от 16.06.81). В этом письме любопытны строки:

Писать мне замечания, советовать сейчас уже нет резона. Суть в том, что впечатлений много. Среди них, вероятно, найдется несколько здравых мыслей, но в письме это излагать долго, а встретиться не так и легко. Расстояние немалое. Да и сами мысли – детали…

Единственное желание мое – удачи Вам на своем поприще. Вы талант в своей отрасли, и от Вас я лично ожидаю хорошо подготовленной книги, а точнее переиздания «Справочной книги корректора и редактора». В паре с «Методикой редактирования текста» это хорошее подспорье для автора, а уж потом для редактора. Я, подобно некоторым коллегам, стараюсь писать так, чтобы редактору было практически нечего править. Пока это статьи. Этого Вы и хотите.

В моем архиве хранится несколько писем Василия Адамовича Крата. По ним можно сделать вывод, что он оригинальный человек, мыслящий по-своему. И переписываться с ним было не только полезно, но и увлекательно. Но он сам переписку прекратил.

Пожалуй, на этом пора закончить историю подготовки и издания «Справочной книги корректора и редактора». Конечно, корректоры в ней были несколько отодвинуты на задний план, хотя в заглавии они шли первыми. Справочных сведений по собственно корректуре книга содержала мало. Но я считал, что все предопределяется оригиналом, и главное – хорошо подготовить именно его. Главная же задача корректора – добиться точной передачи оригинала в наборе. А таблица корректурных знаков (их начертаний, назначения и применения) приводилась в приложениях и концентрировала в себе все самое важное для грамотной корректуры.

Вскоре после выхода книги начались размышления о подготовке ее 2-го издания. Уже 31.07.77 я писал О.В. Риссу:

…Предстоит серьезная работа по подготовке для выпуска в 1980 году нового издания «Справочной книги корректора и редактора». Каким его сделать? Как его сократить по объему? Тысяча вопросов и проблем. Жду Ваших советов и помощи. Вы всегда были добрым другом и советчиком и оказывали серьезную поддержку в трудные минуты.

Рисс откликнулся впрямую лишь через несколько лет, когда план переиздания в 1980 году уже рухнул:

Как Вы знаете, я всецело за сжатость и лаконичность. Поэтому присоединяюсь к Вашей идее сократить объем нового издания «Справочной книги». Лучше отослать к тому или другому пособию, чем воспроизводить сведения из него. За счет сокращения объема полезно увеличить тираж. Я же видел, как расхватывается мое неудачное третье издание – не потому, что это «бестселлер», а потому, что в нем даны необходимые корректурные знаки, и потому, что научных работников в СССР больше миллиона [34] . Дали бы тираж 100 тысяч – и то бы раскупили. Поэтому и Ваша будущая справочная книга пойдет в руки не только коллективов и редакторов, но и попросту всех пишущих.

Построить изложение более наглядно, как Вы предлагаете, вполне разумно. Вообще, чем больше «зрительных примеров», тем вернее успех. Мне кажется, что в издательской практике уже было нечто подобное, кажется в детской литературе. Помнится, в давние времена выпускались портативные технические справочники Hütze, которые пользовались большим успехом у инженеров и были интересно сделаны в издательском отношении.

Мне кажется, что и форма справочной книги должна быть не стандартной, а более применимой к условиям работы.

Вспоминаю, что знаменитый словарь Хомутова (он выручает меня до сих пор) особенно полюбился мне потому, что я мог носить его в кармане пальто – приходил с ним на работу и уходил (07.02.81).

После выхода справочной книги в предвидении ее нового издания я постарался организовать ее обсуждение среди редакционно-издательских работников в Москве и Ленинграде. Выступления и вопросы утвердили меня в мысли о том, что редакторы нуждаются в руководстве, которое избавило бы их от поисков ответов на многие частные вопросы редакционного оформления, и что справочная книга очень нужна.

Второе издание этой книги (под названием «Справочная книга редактора и корректора») вышло в 1985 году, а впоследствии на ее основе я составил «Справочник издателя и автора», который вышел тремя изданиями: в 1999, 2003 и 2009 годах, – но об этом я уже рассказал в главе «На пенсии».