Горий прицепил очередную кожаную полоску к крюку, подергал ее, проверяя на прочность, и потянул с полочки лещади — крепкие деревянные планочки, перевязанные у одного конца. Зажав между планками полоску под самым крюком, он крепко сжал их и с силой потянул вниз по всей кожаной заготовке. Повторив протяг несколько раз, он оценивающе прошелся пальцем по вытянувшейся сыромяти. Поверхность блестела, но не просвечивала и на всем протяжении казалась одной толщины. То, что надо. Он снял полоску с крюка, уложил ее в стопку уже прошедших через лещади заготовок и, наклонившись, вытащил следующую из вороха кожаных лент. Сегодня ему предстоит прикончить всю эту огромную кучу сыромяти. «До обеда, пожалуй, не справлюсь», — пригорюнился Гор. Он вздохнул и покосился на растянутую под навесом для сушки огромную уже просоленную медвежью шкуру. Настроение немного улучшилось. Шкура принадлежала ему. Пока она прошла только грубую обработку, но совсем скоро станет полностью готовой к использованию. Ведун обещал научить готовить такие шкуры. Гор обязательно кинет ее на свое ложе. Эх, похвастаться не перед кем. В который уже раз он пожалел о том, что нет с ним рядом друзей. Потом он вспомнил, что скоро они с Белогостом отправятся на праздник в село. И там будет Белогорка. Он вспомнил ее серые смешливые глаза и мечтательно замер. Теперь-то ему есть что ответить на ее постоянные шуточки. Да и не посмеет она уже так над ним издеваться. Все-таки у него уже настоящий меч на поясе и зарубленный косолапый в активе. Во всяком случае, хочется на это надеяться. Девчонки — такие непредсказуемые. Уже привычным движением он зацепил приготовленный обрез кожи на крюк и ловко подкинул в руке лещади, развернувшиеся в воздухе.

Земля- матушка, матерая, — затянул он протяжно старую песню, слышанную когда-то от деда. — Матери нам еси родная!

Песня лилась гладко, и чувства рождала светлые и добрые. Таким образом, Горий выполнял сразу два задания Белогоста: готовил сыромять и пел старинные песни. Ведун считал, что через песни развивается духовная сущность человека. И не только. Горию предстояло научиться живопению — глубокому и технически сложному процессу, которым, по его словам, можно творить чудеса. Например, оздоравливаться самому и лечить других. И даже управлять стихийными силами: дождем, ветром, тучами. В Коломнах начальным задаткам живопения были обучены многие, но конечным мастерством владел из знакомых парня только волхв. Особенно Белогост одобрял, если Горий, как в этот раз, совмещал оба занятия. «Так дело и быстрее делается, и лучше выходит, потому как с душой к нему подходишь», — говорил он.

Проводив братьев Миловых, ведун активно занялся немного запущенным домашним хозяйством. Первым делом сделал ревизию шкурам и заготовкам из них. К счастью, за те дни, что у него не было времени зайти в мастерскую, ничего не испортилось и не заплесневело. Но многое слежалось. Пришлось нарезанные кожаные полоски — будущие вожжи и повода по новой загонять в мялку и в лещади. Работа эта не сложная, но долгая и трудоемкая. Он всего один раз показал, как это делается потворнику, и тот сразу же включился в работу. Сам ведун занимался другими делами. В первый день он почти до самых сумерек возился на пасеке. Пчелы насобирали меда с избытком, пора было менять заполненные рамки на пустые, немного оставив сладкого продукта им на пропитание. К тому же с утра, только он открыл леток, как шумный рой во главе с молодой маткой с грозным гулом вылетел из улья и облепил ветку соседней сосны, готовясь дать деру в тайгу. Со временем, если повезет скрыться, домашние труженицы легко вернутся в дикое семейство лесных пчел, из которого они и были когда-то выведены и одомашнены. Впрочем, вряд ли сами пчелы догадывались, что они теперь домашние.

Ведун живо сбегал за Гором и указал тому, куда надо лезть за роем. Парень тут же играючи забрался на высокое дерево и аккуратно смел пчелиный рой в приготовленную корзинку.

Дед Несмеян быстро шел на поправку. На второй день пребывания на хуторе он уже не нуждался в опеке внука и сам потихоньку передвигался между постройками, с любопытством рассматривая срубы, сделанные руками ведуна. Иногда он останавливался у какой-нибудь баньки или сарая и подолгу внимательно приглядывался к забитому мхом шву между бревнами, подвешенной балке над навесом, резному простому рисунку в виде посолони на ставенке. Наклонившись, заглядывал в щелки между плах крыльца, отковыривал ножиком кусочки коры с лиственниц, служивших фундаментом для всех построек.

Он сам вызвался готовить обед. Наварил медвежьего мяса в большом ведре для себя и внука с запасом и овсяной каши для ведуна, питавшегося только растительной пищей.

— Нет, ну как ты, Светлый, умудрился один такую красоту возвести? — не сдержал он удивления, когда работники заняли места за столом. — Если бы не знал, что ты тут один старался, то решил бы, что это не менее пяти лесорубов, плотников и столяров пару лет вкалывали. Поди, чуровал больше, чем топором махал?

Светлый тщательно прожевал зернистую кашу и замер над миской:

— Ага, чуровал. Только иногда потом на ноги на следующий день встать не мог. Приходилось у леса просить помощи — силы восстанавливать.

— Ну, я же говорю, чуровал.

— Ну, и не без этого, — хитро прищурился ведун и подмигнул во все глаза наблюдающему за ним Гору. — На то я и ведун, чтобы природа мне помогала, потому как она приРоде, ну а я при ней, а, значит, тоже при Роде. Одному из его ипостасей — Белбогу, как ты знаешь, я и служу уже более века. Зря, что ли?

Гор не мог понять, серьезно говорит Белогост или шутит. Только вроде бы серьезно ответил деду — Гор уже поверил ему и сам отправился мечтами в те дали, когда сам сможет так же, но тут же он улыбнулся и подмигнул ему. И Горий растерялся: так правду говорил или нет?

Следующие полдня Горий снова мучил сыромять и собственные руки и спину, а ведун мастерил новый улей, взяв за основу спиленную лиственницу с глубоким дуплом. Он то принимался петь, и тогда работа и вправду становилась легче и как-то незаметней, то углублялся в размышления и совсем терял представление о времени. Частенько он думал о варяге, оставленном на старом хуторе. Как-то он там? Ушел уже или все ходит кругами, выискивая следы исчезнувших русичей. За то, что он может найти их, Горий не переживал — Белогост наложил на след короткое заклятье для отвода глаз и теперь их мог обнаружить только такой же сильный, как волхв, колдун. Да и то лишь в первый два дня, пока следы навсегда не исчезнут в густотравье.

К вечеру они снова собрались в горнице за столом. Ужинали уже в легких сумерках. Как всегда, разговор завел Несмеян:

— А что, Белогост, на Купала-то куда пойдешь? К нам или в Ураевку?

Горий напрягся, ожидая ответа волхва, и даже перестал жевать немного жестковатый кусок медвежьего мяса. Белогост вытер губы рушником и кинул его на стол:

— Если бы мог, то раздвоился и одновременно сходил бы и в Ураевку, и в Коломны. Сильно помогли нам Миловы. Хорошо было бы должок вернуть. Но вам обещал раньше, да и сыромять пора сдавать — много накопилось. Гривна нужна, подкупить кое-чего по хозяйству надо. Так что к вам пойду.

Горий с трудом сдержал радостную улыбку. Белогост заметил и, отодвинув глиняную миску, сложил кулаки на столе и строго взглянул на потворника:

— А ты зря радуешься. Чтобы туда отправиться, нужно всю сыромять до готовности довести. А ее еще мешок, не меньше.

Горий улыбнулся уже в полный рот:

— Да я ее мигом прикончу. Когда идем?

— Сегодня у нас тритейник*?

— С утра был он. — Несмеян хмыкнул в бороду.

Ведун покосился на него, но ничего не сказал.

— Если бы не дружинники, хоть завтра ушли бы. А так надо подождать, чем их явление закончится. Я так думаю, в осьмицу*, в крайнем случай, на неделе* выйдем. Время у нас пока есть.

— А как мы узнаем, чем он закончиться? Пойдем следить туда? — Гор доел мясо и тоже отставил тарелку.

— Узнаем. И ходить никуда не будем. Слишком опасно — уж больно шустрый у них чернец появился.

Горий подскочил с места, подхватил с полочки у двери шапчонку и собрался было выскочить за дверь. Ведун остановил его:

— Куда на ночь глядя?

— Так, пойду сыромять мять.

— Ты в окно смотрел?

— А что там? — Горий сделал пару шагов назад и пригнулся, чтобы лучше видно было за сумрачным окошком. — И что там? — не понял он.

— Темно там уже. Не видишь что ли?

— Ну темно, ну еще не ночь ведь.

— Эх, дубина, солнышко-то уже на покой уходит. Значит и нам пора. Кто ж по темному трудится, без острой надобности?

— А…а, — понял наконец Горий. — У нас в Коломнах так-то строго не было.

— А здесь так. Привыкай по светилу жить. Оно поднялось, и ты вставай, оно на вечер пошло и тебе, выходит, дело кончать. Предки наши так тысячи лет жили, а они знали что делали. Понял?

Горий, слегка огорченный, закинул шапку на место.

— Понял.

— Ну, а раз понял, садись, побеседуем немного.

Несмеян неспешно собрал в стопку тарелки и направился к выходу. Гор ждал, что и его ведун остановит, но тот промолчал. Когда дед стукнул дверью, парень не удержался:

— А ему что, можно не по солнцу?

Белогост устало вздохнул и как нерадивому ребенку пояснил:

— Сказано же было: без острой надобности. А теперь сам подумай: помыть посуду — острая надобность или нет?

Горий поразмышлял недолго:

— Наверное, острая.

— Знамо, острая. Если ее оставить, завтра засохнет и хорошо не отмоется уже. И хватит про ерунду гутарить. Вот уж не думал, что ты такой глупый.

— Я не глупый, — надулся Гор.

— А раз не глупый, то слушай, — ведун уселся поудобнее. — Хочу рассказать тебе, где живут Белбог и Чернобог. Знаешь что-нибудь про это?

Горий отрицательно помотал головой.

— Ну, так вот. Белый бог живет на юге. Считается, когда дует южный ветер — это он дыханием своим нас благословляет. Замечал, поди, что с юга ветерок всегда теплый, ласковый.

— Угу.

— А жилище Чернобога на севере — его ветер злой, холодный, стужу зимой несет и ненастье летом.

— Потому-то ты на юге когда жил и служил там Белбогу?

Белогост на миг погрустнел, но тут же стряхнул с себя не подходящее случаю настроение:

— Так. На моей земле половецкой Белбогу наравне с Перуном и Сварогом требы клали на праздники славные.

— А кто такие половцы?

— Половцы? Да те же русичи. Сейчас их, как и ас-саков, казаками еще называют. Хотя казаками кого только не называют. И берендеев и клобуков… Суть-то один народ, воины. Только одни требы Перуну воздают, другие Белбогу, как мой род, третьи Сварогу или Триглаву. Четвертые теперь уже и Христу молятся. А все равно все, как и боги, родственники.

— А клобуки — это то, кто на голове клобуки носят? — перебил его парень.

— Да нет же. Клобуки — это народ. Так их прозвали, потому что они носили высокие острые шапки, похожие на клобуки. В древности их еще саки называли и скифы, и геты, и сарматы. А все одно — русичи. Только казаки — это лучшие из русичей. Бойцы от Бога. С мальства им науку воевать преподают и когда вырастают, они в бою поражений не знают. Победить их можно, как и всех остальных руссов, только хитростью или обманом.

— Это как?

— Да так. Сказку про колобка знаешь?

— Понятно, знаю.

— А смысл ее в чем, ведаешь?

— А какой там смысл может? Для детишек она.

— Не так то. Сказки русские — это тайная весть, скрытая в образах сказочных. Наши предки ее так вот нам передали, детям своим.

— А какая в колобке может быть весть? Катится себе колобок и катится.

— Я расскажу. А ты слушай внимательно.

В этот момент хлопнул дверью дед Несмеян. Ведун и парень обернулись на него. Старик поставил стопку чистых тарелок на стол и присел рядышком.

— Про что гутарите? Мне можно послухать?

— Светлый собирается сказку про колобка рассказывать.

— Про колобка? Отчего бы и не послушать, — он по одной перекинул ноги через скамейку и облокотился на стол.

— Так вот, — продолжил ведун. — Испекли колобок дед и бабка. Дед это, если принять за образ, сам Сварог, мир и народы сотворивший. А бабка — Лада-Богородица, супруга его. И вот испекла она колобок — коло — символ солнца, то есть сварганили они мир, солнечную систему. А у какого народа солнце — это главный податель жизни?

— У нас, вестимо.

— Точно, у нас. А точнее у всех, у кого прародителем Арий был. Покатился колобок по дороге. Первым попался ему заяц. Колобок от него ушел легко. Что такое заяц? Заяц — это слабость и трусость. Не подпустил к себе наш коло эти напасти. Остался сильным и смелым. Дальше на его пути волк, что значит хищная порода, злость и поедание соседей по жизненному пространству, по лесу. То есть потребность уничтожать других. И опять не открыл дорогу к своему сердцу этим порокам потомок ария. Потом навстречу ему медведь. Косолапый в сказке — это сила и мощь. Сила смертельного соперника, мощь врага. В честной битве наш предок отбил сильного ворога, как всегда, защитил Русь, сохранил свободу роду. После этого встречает колобок лису. С чем у нас дружит Патрикеевна?

— Ложь и хитрость, — догадался Горий.

— Верно. Вот видишь, уже и сам можешь ее досказать.

— Не, еще не могу. Говори ты.

— Сдался наш арий этим порокам. Слаб оказался против хитрости и лести. Окрутили они его, обманули и в полон взяли, — ведун изменился в лице. — И стал он не сын Божий, а раб Господа. И оттого все сегодняшние беды на Руси. Знаешь поговорку: «И в бедах люди живут, а в неправде пропадают?»

— Слышал.

— Это про нас — русичей. А ты говоришь, «для детишек».

— Вот оно как? — Несмеян почесал затылок. — А я и не догадывался. Так что все наши сказки такие мудреные? Или есть какие простые?

— Не все мудреные, как ты говоришь, но большинство. Особенно самые известные, детские. Что про путешествия за тридевять земель, про Ивана-дурака, да даже Курочка Ряба и та с таким глубоким смыслом, что представить, ежели не подготовлен, трудно. Да и не с одним.

— Расскажи, Светлый, — Гор подсел поближе и положил подбородок на кулак. — Интересно-то как.

Ведун хлопнул руками по коленям и поднялся:

— Расскажу, но не сейчас. Почивать пора. Солнце почти скрылось. А человек без светила, что корабль без правила. Тем более вставать раненько завтра.

Несмеян, покряхтывая, выбрался из-за стола. Гор нехотя встал следом:

— Может, посидим еще, погутарим?

— Все, спать! Давайте, до ветру и на боковую, — Белогост приблизился к божнице и проверил уровень масла в плошке. Потом достал бутылочку с полки и долил немного в посудину.

— Думаете, почему огонь обязательно должен гореть, пока хозяин дома находится? — ведун говорил, не ожидая ответа, будто сам с собой. — Потому как очистительный он, ярый. И не дает болезням всяким, мыслям злым да наговорам недобрым сюда проникнуть.

Ведун присел на лежак в углу горницы, покрытый соломой, не наклоняясь, стянул ногу об ногу сапоги и устало повалился на спину. Улеглись на разных лавках и дед с внуком.

Горию казалось, он только что заснул, а уже громкий голос Белогоста бьется в уши: «Подъем лежебоки». Парень с трудом разлепил веки. На соседнем лежаке уже сидел Несмеян и, щурясь, чесал грудь в разрез исподней рубахи. Горий глянул в окно — солнце еще не встало, но на дворе уже слегка посветлело.

— Зарю надо встречать за работой, — Ведун толкнул дверь и вышел, — жду вас на улице. Дед с внуком собрались быстро. Вместе встали перед домом и, дождавшись первого луча, прорезавшего сосновые враз заигравшие бликами, стволы, дружным «Ура» приветствовали встающее солнце. Первым к умывальнику подошел Белогост.

После недолгого завтрака, во время которого доели вчерашнее мясо и кашу, все разбрелись по двору. Горий отправился в мастерскую, Несмеян ухватил охапку сена и отправился в сарай, где обживался Трудень. Ведун проводил взглядом его спину и кинул крупную кость с лаптем вареного медвежьего мяса на конце активно вертевшему хвостом Бойке. Потом постоял еще немного и, сойдя с крыльца, направился за угол дома. Через несколько шагов он скрылся в лесу. Куда он пошел, дед с внуком не знали.

Несмеян кинул в кормушку сена и поставил перед Труднем ведро с водой. Жеребец опустил морду. Напившись, он шагнул к кормушке. Дед погладил потянувшегося к сухой траве коня по щеке. Тот, показалось старику, начал есть как-то неохотно. «И правда, — пробормотал Несмеян, — чего это я тебя сеном потчую? Его и так немного заготовлено — ведун-то косил только для гостей, своей скотины нет у него. А я тебя среди лета на сухое посадил. Хорош хозяин. Пока и под копытами найдешь пропитание». Он отвязал Трудня от прясла и вывел во двор. Выпустив стреноженного коня на траву, который сразу же медленно и неловко запрыгал между редких сосен в поисках вкусной зелени, направился к мастерской. Горий продолжал вчерашнее занятие — прогонял будущие вожжи и повода через лещади. Несмеян потрогал сохнущую медвежью шкуру. Просоленная, она уже напоминала по твердости снятую липовую кору.

— Еще денек повесит и хорош, — определил он.

— Завтра отмокать положим, — важно сообщил Гор, пристраивая заготовку на крюк. Несмеян наконец нашел занятие: вытащил из деревянных ножен на стене специальный тупой нож и принялся соскабливать сохшую в другом углу бычью шкуру, которую он сам и принес. Остатки мяса и пленок удалялись легко, и старик увлекся.

Между тем светало. Получилось, как хотел волхв, солнце застало всех за работой. Запели в высоких вершинах синички. Вдалеке кукушка отсчитывала долгие лета Горию — он успел спросить, сколько ему осталось жить. Кукушка расстаралась лет на пятьдесят, это сколько парень успел посчитать. Она еще продолжала куковать, но Горий ее уже не слушал. Протягивая кожу, он оглядывался на улицу. Там прибежал, высунув запаленный язык, Бойка и уселся напротив открытых дверей. Вдруг он повернулся в сторону и приветливо, казалось, даже улыбаясь, потянулся кому-то навстречу. Подошел ведун и тоже встал у входа. Он был серьезен и строг. Убедившись, что Донские его увидели, коротко изрек:

— Идут дружинники. К Веревке подходят.

— А ты как… — Горий не договорил — дед щелкнул его по затылку.

— Что делать будем? — Несмеян отложил нож, вытер руки ветошью и передал ее внуку.

Ведун попытался что-то углядеть в свежем нежно-голубом небе. Опустив голову, вытер слезящийся глаз:

— Через коршуна увидел. До сих пор там парит. Человек двадцать их. С ними тот самый чернец. Опять ведет бойцов, изверг. Никак не успокоится. Хорошо бы его как-нибудь устранить. Без него дружинники нам не страшны. А вот на что они с ним способны, я могу только догадываться.

— Как же его, изгоя, извести, когда он в таком окружении идет?

Белогост присел на корточки перед благодарно замершим псом и почесал его за ухом. Дед с внуком приблизились, молчаливые и решительные. Если бы сейчас Белогост приказал, они без раздумий пошли бы за ним в бой, каким бы неравным он ни был.

— А этот, который Рядок, жив вражина, так на старом хуторе и обитает. Из баньки моей выходил. Понравилась, видать.

— Помощи ждет, наверное. Знает, что придет обязательно, вот и расслабился.

— Похоже на то. Ну, ладно, бросай работу, идем в избу, совещаться будем, — ведун решительно поднялся. — Одна голова хорошо, а три лучше.

Гор бросил ветошь на верстак и вслед за стариками отправился к дому. Бойка рванул впереди.

Прежде чем усесться за столом с остальными волхв, нашептывая заклинания, зачем-то три раза обошел комнату по кругу. Коротко поклонился на четыре стороны и только тогда подошел к скамейке.

— Чего делал, Светлый? — Гор смотрел на него восхищенными глазами.

— Защиту усиливал, — Белогост опустился на край лавки. — Чтобы ни один взгляд сюда не проник. Больно уж их маг сильный. Не ведомо, что от него и ожидать, — он повернулся к Несмеяну. — Что думаешь, есть предложения?

Старик смущенно взъерошил бороду. Рана на шее уже взялась коростой, дед слегка тронул и ее:

— Даже не знаю, что сообразить. Я с простыми воинами могу биться, а вот как колдуна одолеть, то мне неведомо. Что я могу предложить? Засаду устроить, так мало нас против такой громады. Да и, честно говоря, душа противится губить русичей. Они же дружинники, люди подневольные, им приказали, они пошли. Сам знаешь, убитый молчит, но за него спросится. Если можно обойтись без смертоубийства, я бы так и сделал. Но, а с магом биться — это, скорей, по твоей части. Ты — волхв, тебе и решать.

Белогост склонил голову и задумчиво помял косточки пальцев:

— Ну, а ты, Гор? Может, у тебя есть мысли?

Горий, ожидавший такого вопроса и уже приготовивший ответ, решительно выпалил:

— Засаду надо ставить.

Ведун слегка поморщился.

— На нашей тропе, где мы тебя встретили, — не заметив этого, продолжил парень с той же горячностью. — Всего одну стрелу-то и выпустить. Ты меня прикроешь заговором, они не увидят, а после, как я в чернеца попаду, уже все равно будет. А я шустрый. Они меня ни за что не догонят. Тем более, ты им глаза отведешь.

Ведун озадаченно взглянул на Гора. Потом перевел взгляд на деда:

— Что думаешь, Несмеян?

Старик поерзал:

— Шустрый-то он шустрый, но и там ребята не лаптем щи хлебают. И луком он владеет хорошо, в селе один из лучших стрелков, но все равно боязно как-то. А как не попадет? Лучше уж, по-моему, здесь спокойно посидеть. Не должны они нас найти. Сам же говорил.

— Да чего сидеть-гадать. Найдут — не найдут. А как сыщут, чего делать. У Светлого, поди, больше запасного хутора нет.

Ведун пожевал губами:

— Да, задал ты, парень, мне задачку. Я и сам также думал, но, если бы ты вперед не сказал, не предложил бы. Прав дед, опасно это. Слишком много с этим магом предположений. А вдруг то, а вдруг это. Я бы сам попробовал на тропе засесть, но, опасаюсь, что в самый последний момент почует маг мое внимание. Найдет, как уже пару раз находил. И стар я уже, в глазах прежней зоркости нет. Похоже, звезды на тебя указали, а Боги тебе это решение принесли. Да и другого выхода нет. Пока жив он, не только нам, всем русичам-родноверам спать спокойно не приходится. Так что, если удастся нам его одолеть, все родичи нам благодарно в пояс поклонятся. А сколько душ невинных сохраним! Ну, что дед? Прав я или не прав?

Несмеян тяжело вздохнул:

— Прав, конечно. Нечего сказать. Только больно уж молод да горяч.

Ведун твердо поднялся. Горий подскочил следом.

— Ничего, себя вспомни. Тоже хлопец отчаянный был.

На это Несмеян не нашел что возразить.

* * *

— Кормилица, сыра-земля родимая! Укрой меня, Гора, от призора лютого, от всякого лиха нечаянного. Защити меня от глаза недоброго, от меча булатного, от стрелы залетной. Слово мое крепко как железо. Семью печатями оно к тебе, кормилица Мать-Сыра-Земля, припечатано — на многие дни, на долгие годы, на всю ли на жизнь вековечную! — Гор выглянул из-за того же камня, за которым еще несколько дней назад они сидели втроем: он, дед и Белогост. Несмеян тогда прибрал здесь так тщательно, что сейчас Гор не обнаружил за камнем ни одного даже самого малого следа их пребывания. Древнему родовому заговору против врага его научил давным-давно тоже дед. Парень и думать про заговор забыл, а, надо же, в самый нужный момент вспомнилось.

Он еще раз проверил лук: подергал пальцем тетиву — косичку из конского волоса, уложил на нее стрелу, прицелился и медленно опустил оружие.

Лук парню выделил ведун, у которого в запасе было припрятано изрядно разного оружия — хватит небольшой отряд снарядить. Горий, прежде чем выходить с ним в засаду, сделал несколько прицельных выстрелов. Все стрелы легли рядком в сосновый ствол, как и хотел. Дед Несмеян тоже придирчиво осмотрел гнутую лещину и отправил пару стрел по тому же маршруту. Удовлетворенно кивнул головой и передал лук внуку. Ему предстояла едва ли не самая сложная часть задания — ждать возвращения Гора на хуторе. С парнем уходил только ведун. Гор уже привычно нацепил на пояс меч. В последний момент, что-то вспомнив, ведун достал с полочки над дверью крохотную деревянную шкатулку. Попросил у Гора три стрелы и каждую макнул острием в содержимое коробочки.

— Что это? — парень склонился над емкостью.

Коробочка была наполовину заполнена густой коричневой жидкостью.

— Отрава это, — Белогост аккуратно стряхнул последнюю каплю с кончика стрелы обратно и закрыл посудинку.

— А зачем?

— Надо, — не стал вдаваться в объяснения ведун и первым вышел из горницы.

— Я эти стрелы в руке понесу, чтобы не спутать.

— Неси.

На улице, встав лицом на север — там когда-то ушла под лед прародина руссов — Арктида, негромко хором пропели гимн Перуну и немного суетливо тронулись. Время поджимало. Нужно было выйти на тропу раньше дружинников. Высоченный волхв, опираясь на верный посох, вышел в путь первым. За ним ниже его на голову пристроился Горий с луком и котомкой. Спешным шагом они скрылись в березовом подлеске. Несмеян, щурясь на солнце и повторяясь для верности, еще долго шептал им в спину заговор от смерти в бою.

Ветер раскидывал и путал космы, сдерживаемые головотяжцем. Гор то и дело поправлял сползающий с плеча лук — он был великоват для парня. Спины потели, комары и мошка надоедливо лезли в глаза и рот. Парень вытирал их с лица кулаком с зажатыми в нем стрелами. Шагали быстро, тем более, что двигались по знакомой дороге. Там, где несколько дней назад Гор с Миловыми оставил часть медвежьей туши, валялись лишь пара костей, да в стороне, под кустом, парень заметил откатившийся почти наголо обглоданный череп. Ни клочка шерсти на самом месте схватки он не обнаружил — мелкая лесная живность обработала труп с тщательностью.

Пришли вовремя. Еще раз огляделись, но места, лучше того, что отыскали за камнем в прошлый раз, не нашли. Белогост отправил парня на старую точку, а сам занял место с противоположной стороны тропы. Он пояснил так:

— Ежели он вдруг меня почует, то внимание основное на моей стороне сосредоточит. Тебе легче стрелять будет. Смотри, только одну стрелу, — ведун смерил парня строгим взглядом. — А после выстрела, попал — не попал, не оглядываясь, бегом к тому сосновому островку, где ты с Труднем деда ждал. Я тоже туда приду. Оттуда окружной дорогой назад пойдем. Все понятно?

Гор устало кивнул — ведун повторял это, наверное, уже четвертый раз.

Наконец, разошлись.

Парень аккуратно выложил перед собой перчатку для стрельбы и три отравленные стрелы. Вопреки приказанию волхва, он мысленно не отказался от страховочного выстрела. Совсем рядом неожиданно громко крикнула сойка. Гор вздрогнул и, придержав мешающий меч, сполз за камень ниже, выставив в щелку между листьями один глаз. Не успел он беззвучно досчитать до десяти, как первый дружинник показался на заросшей кустами тропе.

Они шли осторожно. Воин не выскочил без оглядки на открытое место. Все-таки это были опытные бойцы, не единожды вступавшие в схватки с ворогом. Вот только теперь врагами для них стали их родичи. Он остановился у границы густого терновника и, полускрытый его листвой, поднял руку, сигнализируя товарищам, и внимательно всмотрелся вперед. Гор затаил дыхание и даже закрыл глаза. Где-то он слышал, что некоторые воины чувствуют направленный на них взгляд за версту. В этот раз обошлось. Не заметив ничего подозрительного, передовой боец шагнул дальше. Показались остальные фигуры. Дружинники шагали неспешно, по-походному выстроившись друг за другом. С замиранием сердца Горий ждал появления чернеца. Развернувшись вполоборота к тропе, одну мгновенно вспотевшую руку он положил на лук, на вторую натянул перчатку и пальцами, скрытыми в мягкой коже, придержал стрелу на тетиве. Когда из терновника вышли все двадцать дружинников, он, пригибая голову, встал на одно колено, готовый в миг распрямиться, словно пригнутое деревце.

Чернец в клобуке, надвинутом на глаза, шагал последним и уже был виден из засады Гория, когда внезапно он замер, скрытый наполовину густыми кустами. Стрелять в такую мишень — дело неблагодарное. Парень напряженно ждал, закусив губу. Сводило выгнутую неудобно ногу, потели ладошки, особенно правая, в перчатке.

— Ну, иди же ты. Иди, — Гор проговорил одними губами.

И чернец шагнул. Он по обыкновению вставил руки в рукава и ссутулился. Гор подскочил, как пружина. Оперенье стрелы уже щекотало ухо, выгнутый лук зазвенел в ожидании выстрела. И тут маг замер. Он настороженно повернул голову в сторону засады ведуна. Почуял! Взгляд Гория поймал приподнятую руку, открывшую бок, плечо, медленно разворачивающееся к лесу, голову, угадывающуюся в клобуке. И тут же по пальцам глухо щелкнула тетива, лук в тугой руке качнулся. Он увидел, как стрела впилась в плечо чернеца, и как он вскинул удивленные с поднимающейся болью в глубине глаза, на мгновенье встретившись взглядом с Гором. «Не насмерть», — мелькнула мысль. Но уже бежали к нему дружинники. На второй выстрел времени не оставалось. Парень подхватил с камня запасные стрелы и, не разгибаясь, сиганул в сторону. Одним махом перескочил поваленное бревно и сломя голову кинулся прочь.

Он бежал так быстро, как, казалось ему, никогда еще не бегал в жизни. Наверное, в этот момент он смог бы обогнать и Трудня, мчащегося галопом. Деревья мелькали, как стебли травы в разбушевавшийся ураган, он пригибался под ветками, уворачивался от острых сучков, перепрыгивал завалы. Удивительно, но он ни разу ни за что не зацепился и не упал. И даже лук, зажатый в руке, который был лишь немногим ниже самого Гория, почти не мешал. Запыхавшись, он выскочил из зарослей на гривку и, мелко перебирая ногами между часто наваленных в беспорядке камней, рванул к быстро приближающемуся пригорку, где уже виднелись высоченные сосны. Он был уверен, что опередил ведуна и, скорей всего, намного. Как же он удивился, когда выскочив из-за высоких камней к первым деревьям, увидел поджидающего его Белогоста. Тот стоял между крайними соснами и, опершись на посох со схематично вырезанной головой рарога — сокола, поджидал парня. Когда Горий приблизился, он махнул рукой и развернулся:

— Не отставай.

«Еще неизвестно, кто от кого отстанет», — Горий мысленно усмехнулся. Он знал, что бегает лучше многих в селе. К тому же ему-то всего шестнадцать, а сколько деду — только он сам знает, разве ж в таком возрасте бегают? От силы быстро ходят, да и то с палочкой.

На удивление Гора ведун помчался впереди, словно и не было за его плечами более 150 лет. Длинные волосы его развевались за спиной почти параллельно земле, борода, закинутая за плечо, трепыхалась на ветру. Гор едва успевал. Ему вдруг стало стыдно за свои недавние мысли. Все сомнения в силах ведуна пропали, теперь Гор думал только о том, как бы и в самом деле не отстать и не опозориться.

Он почти не следил за дорогой. Только где-то, на дальнем краешке сознания, отмечал, что летят они, удаляясь от дружинников, почти по прямой, видел, как петляет ведун между огромных валунов. По ноге стукали увесистые ножны, ему приходилось постоянно придерживать их. Глубокие ущелья, где стены вздымались саженей на пять, сменяли мелкие ложбины с осыпями каменистой крошки, за ними устремлялись к небесам почти отвесные подъемы. Иногда он думал, что ни за что не влезет на очередной скалистый выступ. Но ведун каким-то чудом находил проходимый участок, Горий запоминал его маршрут, внимательно отслеживая, куда он ставил ногу, за что хватался рукой и взбирался следом, тщательно повторяя его движения. И сам поражался — как же получилось? С каждым шагом он успокаивался все больше: да тут их не то что дружинники, сам Велес не найдет. Ворги под ногами не было, лишь иногда попадались короткие слегка протоптанные дикими козами участки. По ним бежалось легче. Иногда ведун останавливался, чтобы подождать парня. Гору в такие моменты становилось неловко — как он ни напрягал силы, все равно понемногу отставал. Он уже хрипел — дыхание сбивалось резкими спусками и крутыми подъемами. А ведун, казалось, вообще не уставал. Горий видел — он всего лишь дышал чуть-чуть чаще обычного.

Гонка закончилась внезапно. Гор с трудом перепрыгнул с камня на камень и, поскользнувшись, съехал вниз на мягком месте. Ушибся сильно. Он поморщился и подскочил, потирая отбитое место. И замер. Ведун, вытянувшись во весь рост, стоял впереди на высоком валуне спиной к нему. Светлые его волосы, слегка подсвеченные выглядывающим из-за облака мягким солнцем, чуть шевелились на ветру. Посох он держал в вытянутой руке. Казалось, он смотрит в небо, словно чего-то оттуда ожидая: то ли сигнала, то ли вести. По его левую руку вниз убегал острый хребет и терялся в заросших распадках. По другую руку начинался небольшой каменистый подъем, покрытый вначале диким кустарником, в основном бузиной и терном, за которым поднимались толстые липы и раскидистые клены. Горий обессиленно опустился на валун и затих, стараясь быстрее отдышаться. Неизвестно, как долго будет стоять ведун.

Белогост поднял голову к небу, подтянул посох к груди, навалился на него и застыл, словно сам был идол Белбога. Гор подумал, что он даже чем-то на него похож. Такой же бородатый, высокий и с посохом. Только рядом нет второго идола — Чернобога. И слава Богу! Парень тоже задрал голову: В синем небе меж высоких полупрозрачных облаков парил коршун. С земли он более походил на крошечного воробья. Как ведун его только заметил?!

Потихоньку дыхание восстанавливалось. Гор уже не хрипел пересохшим горлом, а отрывисто, но беззвучно дышал. Он спустился на землю и походил вокруг камня, делая махательные движения руками — так быстрее возвращались силы. Качались медленно липы, резной кленовый лист вибрировал на горячем ветру. Отставшие по дороге комары, снова навалились на вспотевшее тело. Парень срезал ножом ветку с ближайшего куста и активно гонял кровопивцев. Ведун стоял не шевелясь. Присмотревшись, Горий понял, что около него не вьется ни одного комара. «Надо попросить, чтобы научил, а то терпения на них никакого не хватает». Гор догадывался, чем вызвана остановка — наверняка ведун смотрит окрест глазами коршуна. И не роптал. «Тем более, если честно, я очень сильно устал, — отметил про себя парень, прислушавшись к ощущениям. — И надолго бы меня не хватило. Еще с полверсты такого бега, и я просто свалился бы без сил на камни». Гор так углубился в собственные мысли, что пропустил момент, когда ведун шевельнулся и тихо повернулся к нему. Его вернул к действительности слегка хриплый голос Белогоста:

— Гор, подойди.

Парень очнулся. Подхватив лук, он подбежал и запрыгнул на камень рядом.

— Похоже жив, чернец.

— Я так и знал, — Гор виновато опустил голову.

— Твоей вины здесь нет. Ты сделал все, что мог. И я бы в молодые годы не выстрелил лучше. Просто, рок его не здесь отправиться к Маре. Еще не все гадости он сделал на свете. Чернобог его защитил. Хотя, надолго ли? Будем надеяться, что справиться с отравой он не сможет.

— А что дружинники?

— Идут по нашим следам. Есть среди них хороший следопыт, Тимоха зовут. Он ведет. Хотя сейчас они немного в сторону ушли. Но, я думаю, на то, что совсем заблудятся, рассчитывать нельзя. Увидит, что следов дальше нет, и вернется на наш путь. Трое остались с чернецом. Его уже перевязали и сейчас сидят рядом, костерок запалили, но ненадолго, тоже собираются идти вслед за отрядом. К нашему счастью, враг наш большие силы с кровью потерял и в ближайшие сутки нам не опасен. Но если отрава с ним не справится, через день-два он пойдет на поправку. И вот тогда-то он нами вплотную займется. До этого времени нам нельзя возвращаться на хутор.

— А куда же мы пойдем?

— Вниз к Илычу. Знаю, где плот старенький стоит. Я на нем как-то на тот берег перебирался. Им и поплывем дальше. Дня три-четыре пропутешествуем. Как раз верстах в пятнадцати от хутора он разворот на запад делает, там и сойдем. Ну как, потерпишь?

— Да я что, маленький что ли? — Гор повесил лук на плечо. — Надо так надо. Тем более и еды мы, как будто ты знал, на пару дней захватили.

— Еда не проблема. По реке пойдем, а там рыбы — хоть руками лови. Так что голодными не останемся, — Ведун оглянулся назад и к чему-то прислушался.

Беспокойство передалось и парню. Он тоже всмотрелся назад, на каменистый хребет, теряющийся в зарослях за поворотом.

— Нет, показалось, — одернул себя ведун. — Пора.

Он подбросил котомку повыше на плечо, перехватил по-походному посох и шагнул вперед. Гор снова занял место за его спиной.

Спуск к реке отнял у Гора еще немало сил. В какой-то момент он подумал, что подниматься, пожалуй, было бы легче. Выматывали осыпи. Если по даже самым неудобным камням кое-как можно было перепрыгнуть, то по мелкой сыпучей крошке никакая сноровка не помогала — приходилось сползать, упираясь ободранными руками в склон, вместе с кучами пыли и камней. Наконец, чудом не навернувшись и не сломав шею, спустились к реке. Илыч — не широкая, но шустрая горная речушка — нес прозрачные воды на юг, теряясь за ближайшим поворотом в скалах. Прибрежная галька заросла кустарником в рост человека. У воды Горий чуть не влез в кучу медвежьего помета. В последний момент сообразил, что перед ним не земляной холмик и отдернул уже занесенную ногу.

— Под ноги смотри, — проворчал ведун, оглядываясь по сторонам.

— Не наступил же, — Горий обошел кучу с запасом.

Дальше пошли по берегу, ограниченному крутым скалистым склоном, в котором кое-где темнели углубления мелких пещер. Горию не терпелось сбегать поглазеть, что в них, но, глядя на молчаливого и сосредоточенного волхва, он не решался даже заикнуться об этом. Через версту склон начал понижаться, среди разбросанных в беспорядке огромных валунов, самой разнообразной формы и цвета — от природных лазоревых и иссиня черных, до красных от покрывавших их лишайников и белесых от обилия поселившихся на них мхов. Еловый и лиственничный лес раскинулся среди валунов или валуны среди леса — Гор так и не определился. У заваленного мелкими камнями безымянного ручья, впадавшего в Илыч, ведун остановился. Гор тоже. Белогост раздвинул густые ивовые кусты, скрывавшие устье ручья, и скрылся в них полностью. Парень слышал только треск сминаемых веток.

— Ага, вот он, — услышал Гор и приблизился вплотную к зарослям.

— Помочь чем-нибудь?

— Выходи к речке, — услышал он удаляющийся голос.

Гор побежал, огибая кусты, к открытой воде. На нее уже выплывал небольшой плотик из сухих пихтовых бревен, связанный веревками, сажени две длинною и одной в ширину. На нем стоял ведун и отталкивался длинным шестом — вагой. Оттолкнувшись посильней, он подогнал плотик к самому берегу. Гор, не дожидаясь приглашения, осторожно перешагнул на качнувшееся плавсредство. И сразу же сел — стоять на нем можно было, только придерживаясь за Белогоста, но на это парень не решился. Ведун оттолкнулся вагой от берега, и плотик потянуло уверенным течением вниз по реке.