Первая война с Леонидом Кучмой была Тимошенко навязана. Это была чужая война. Президент сражался за победу на грядущих выборах, Лазаренко – за политическое выживание.

До отставки Лазаренко в июне 1997 года у Тимошенко не было особенных причин воевать с президентом. Они были земляками. Этот тип директора советского военного завода-гиганта Юлия Владимировна прекрасно знала – таким было ее начальство на заводе им. Ленина. Отлично понимая Кучму, леди Ю его привычно презирала, как и прочих украинских политиков. Но настоящей ненависти к Леониду Даниловичу, которая позже будет жечь ее душу и провоцировать на самые безрассудные поступки, еще не было. Они поднимались вместе, но по разным эскалаторам, и жизнь складывалась так, что Тимошенко редко задумывалась об этом своем земляке. Он не был героем ее романа. Меж тем задуматься стоило.

Леонид Кучма очень любил деньги. Рассказывают, что в 1955 году, сбежав из родного села Чайкино Черниговской области в Днепропетровск, юный Кучма первым делом стал интересоваться, в каком вузе студентам платят самую большую стипендию. Выяснилось, что на физико-техническом факультете университета. Туда и поступил. О том, как делать карьеру, сообразительный деревенский паренек знал без подсказчиков – комсомольская работа прокладывала самый прямой путь к успеху.

Способный к точным наукам, студент Кучма соединял в себе два похвальных качества: комсомольский задор и прилежание. Кроме того, он легко сходился с людьми. Рано начал пить, полюбив горилку с деревенским салом в веселых комсомольских компаниях и пение под гитару. Но и в компаниях он не забывал о главной своей страсти. Кучма быстро выучился преферансу и вскоре стал отличным игроком. Бессонными ночами в табачном дыму студенческого общежития расчетливый картежник с внешностью деревенского простака укреплял свое финансовое благосостояние. Между прочим, он серьезно рисковал: игра на деньги в стране не поощрялась. Могли выгнать из комсомола, из университета, а то и посадить.

В чем-то у них с Тимошенко схожие судьбы. Оба – азартные игроки. Но Леонид Данилович принадлежал к другому, старшему поколению, для которого левые доходы исчерпывались карточными выигрышами или, к примеру, воровством на родном предприятии. Это были разные игры.

Она встретила принца из номенклатурной семьи. Он женился на дочери солидного чиновника из Днепропетровского обкома партии. И тут карьера бывшего комсомольского лидера резко пошла вверх. Секретарь парткома «Южмаша» на самом исходе брежневской эпохи стал первым заместителем генерального конструктора. Именно в таких, как он, приехавший в 1986 году в Днепропетровск Горбачев увидел свою надежду и опору – преданного делу современного руководителя среднего звена. Одного из тех, кто придет на смену замшелым брежневским партократам. Познакомившись с Кучмой, молодой генсек неожиданно назначил его директором ракетного гиганта.

О Кучме в те годы говорили разное. Уважали как специалиста. Боялись его грубости и авторитарных замашек. У него была довольно противоречивая репутация: для классического самодура слишком хитер, для пьющего номенклатурщика – слишком хорошо разбирался в деле. На первый взгляд, Леонид Данилович был нормальным советским циником – на людях произносил нужные речи, над которыми сам же и посмеивался в курилке. В газетах читал исключительно последние полосы – юмор и спорт. А еще был страстным болельщиком – благодаря поддержке завода местная футбольная команда «Днепр» из второстепенного клуба выросла до первоклассного, став двукратным чемпионом Украины.

Перестроечные разоблачения и дискуссии о прошлом и будущем страны новый директор воспринимал хладнокровно: «Я не политик, я – ракетчик». Член ЦК компартии Украины, он не перекрашивался в демократа, ему это было просто не нужно. И в независимой Украине Кучма остался самим собой: директором завода. Властным, жестким, искушенным патриотом родного производства. А это востребовано при любом режиме.

Как депутат Верховной рады, а затем глава правительства при Кравчуке он представлял во власти директорское лобби. Плоть от плоти этой уникальной советской человеческой общности, он выражал самые характерные ее черты: здравомыслие и жесткость, умение договариваться с людьми и невоспитанность, мастерство интриги и брутальную прямоту.

Его победа на президентских выборах в 1994 году означала, что на Украине началась эпоха крепких хозяйственников. Эйфория по поводу свободы, обретенной три года назад, прошла, обернувшись мутным похмельем. Собственно, все было как в России: катастрофическое падение уровня жизни, ностальгия по стабильным имперским временам, страх перед будущим. С той лишь разницей, что Россия «свои» земли растеряла, а Украина все никак не могла осознать себя самостоятельным государством. Часть населения, преимущественно на юге и востоке, считала эксперимент с независимостью неудавшимся и тосковала по СССР. Другая часть, на Западе и в Киеве, считала эти разговоры предательскими. Однако недовольны жизнью были все – и русские, и украинцы. Вина возлагалась на бездарную власть в лице первого президента Леонида Кравчука.

Как и положено, Кучма провел предвыборную кампанию, щедро осыпая упреками действующего главу государства. Но этого ему едва ли хватило бы для победы. Победу обеспечивал точно найденный образ кандидата – неказистого с виду и неречистого директора завода, радеющего о людях и знающего, как спасти падающую экономику. Для страны, где останавливалось производство и десятки тысяч граждан маялись от безработицы, его пиарщики придумали великолепный слоган: «При Кучме твой завод заработает!»

Ракетчик оказался политиком.

Что же касалось идеологии, то в расколотой Украине трудно было угодить всем – и сторонникам самостийности на западе, и «предателям» в Крыму или Донецке. От кандидата и его команды требовалась работа довольно тонкая. Следовало так обнадежить русских, чтобы украинцы не заподозрили его самого в предательстве. Следовало так приободрить украинцев, чтобы русские не сочли его националистом. Он и тут нашел нужные слова, поскольку еще в комсомольские годы научился пороть любую идеологическую чушь, лишь бы слушателям нравилось. Опыт был бесценен.

На востоке Украины он клялся в вечной дружбе с Россией, обещал сделать русский язык вторым государственным и охотно делился теплыми воспоминаниями о советской жизни, но не переходя грани, за которой начинались разговоры о восстановлении СССР. А в Киеве очень убедительно рассуждал о том, что подлинная свобода начинается там, где работают заводы, растут объемы производства, крепнет промышленность и граждане богатеют.

Впрочем, как прекрасно знал Кучма, исход любых выборов в конечном счете решают деньги.

Его враги распространяли похожие на правду слухи о том, что Кучму финансирует Москва. Даже называли сумму: $50 млн от близкого тогда к Кремлю олигарха Березовского. Цифры навсегда остались маленькой тайной между Кучмой и Ельциным, но очевидно было, что в схватке Кравчука с Кучмой Россия с ее огромным влиянием на Украине безусловно поддерживала крепкого хозяйственника. Рассчитывая на его будущую верность Кремлю, а также на украинские фабрики и заводы, которые можно будет потом скупить по дешевке.

К слову сказать, мечты о приобретении заводов, как и позже, в эпоху Януковича, так и остались мечтами. Кучму вели к власти молодые «волки» – киевские, днепропетровские, харьковские, донецкие бизнесмены, и финансировали они его вовсе не для того, чтобы после победы делиться своим имуществом с «москалями». У них были иные интересы: новые хозяева украинской экономики собирались вместе с Кучмой управлять страной, распределяя собственность в тесном кругу приближенных к власти. Для этого ситуация на Украине нуждалась в стабилизации. Новый президент казался им гарантом спокойной жизни.

В итоге Кучма перехитрил всех. Кого приближать к власти, а кого удалять – в эмиграцию или в тюрьму, он решал сам. Русскоязычное население при нем не испытало ни малейших репрессий, но русский язык так и не стал вторым государственным. Отношения с Москвой не улучшились и не ухудшились. При нем, как и при его предшественнике, Украина медленно дрейфовала прочь от России, потихоньку становясь независимым государством.

В этом было его главное отличие от Януковича. В 2010 году, спасая от российских конкурентов украинскую экономику, отданную на разграбление землякам, новый украинский президент без раздумий сдавал Кремлю все остальное: Севастополь как место пребывания Черноморского флота РФ, партнерство Украины с НАТО и ЕС, украинский язык.

Кучма же, в отличие от недалекого Януковича, свою внешнюю политику проводил по мудрой крестьянской пословице: ласковое теля двух маток сосет. От Запада он получал миллиардные кредиты, от России – дешевые газ и нефть. Взамен, как и во времена выборов, готов был обещать партнерам все, что они желали услышать, – хоть демократию и вступление в НАТО, хоть вечную верность славянскому братству. Его советники придумали умное название для такой политики: «многовекторность». Сам же Кучма подсмеивался над всеми «стратегическими партнерами» и считал как восточных, так и западных соседей наивными дураками.

Позже в своей книге «Украина – не Россия» Кучма вспомнит о запорожском войсковом судье Антоне Головатом, который хитростью уломал Екатерину II отдать запорожцам плодородные кубанские земли. «Добиваясь своего, Антон Головатый, скорее всего, внутренне потешался над теми, кто видел в нем простака, не понимая, что это маска», – с явным знанием дела раскрывал тему украинский президент.

Завидовал он только одному внешнеполитическому партнеру – Сапармураду Ниязову. Провозгласивший себя отцом всех туркмен и пожизненным президентом, Ниязов строил в своей нищей стране мраморные дворцы со светящимися фонтанами, переименовывал месяцы года и дни недели, возводил себе золотые памятники, запрещал балет и вообще мог позволить себе все, что только взбрело в его больную голову. Слушая хамскую трескотню депутатов украинского парламента, Кучма с тоской вспоминал туркменского друга, который слышал от своих подданных лишь хвалебные оды.

При этом Кучма считал себя добрым правителем и, морщась при упоминании парламента, не смог бы, например, расстрелять Верховную раду из танков, как его российский друг Ельцин. Во-первых, прижимистому крестьянскому сыну было бы жаль красиво отреставрированного здания в центре Киева. Во-вторых, он всегда предпочитал торговаться, а не стрелять.

В безграничной вере Кучмы в силу денег маячили даже какие-то потуги на философию.

В той же книге об Украине, которая не Россия, он рассуждает о двух великих гетманах, воплотивших в народном сознании два вечных вектора украинской политики. Мазепа пошел против Петра и стал европейской альтернативой украинского пути на Восток. Богдан Хмельницкий заключил военный союз с Россией против польских поработителей, что в официальной российской историографии всегда интерпретировалось как «воссоединение» с северным соседом. Портреты обоих гетманов при Кучме поместили на новые денежные купюры – гривны. «Деньги никто рвать в знак протеста не будет, – объяснял свой идеологический резон Кучма. – Видя Мазепу и Хмельницкого в своих кошельках вместе, наши люди привыкают терпимее относиться к своей истории».

Во внутренней политике он ориентировался на главную заповедь своего земляка Брежнева: живи сам и давай жить другим. Кучма прекрасно знал, что его подчиненные нещадно воруют. Он хотел лишь, чтобы чиновники не слишком зарывались, и по-отечески учил их делиться – со своим президентом и бюджетом страны.

Перед назначением Лазаренко вице-премьером к Кучме обратился известный депутат-разоблачитель Омельченко. С документами на руках он доказывал, что глава Днепропетровской области прячет на своих счетах за границей огромные средства. Кучма долго отмалчивался, пока Омельченко не достал его своими разоблачениями, и тут президенту пришлось выговорить заветное: «Если Павло научился набивать собственные карманы, то теперь сможет наполнять государственный бюджет». Разумеется, Кучма прекрасно знал о той самой «книжечке» Лазаренко, разделенной на две графы: для державы и для себя.

Страной Кучма руководил, как умел. А умел он командовать большим военным заводом с его субординацией и ясными правилами игры. Вот – генеральный директор, а вот – начальники цехов. Клановая структура новой украинской экономики была логична и проста: особенно не напрягаясь, ее можно было охватить одним взором. Регионами руководили назначенные президентом начальники, к ним шли денежные потоки от местных предпринимателей, а от них уже – в казну и к президенту. В «книжечке» Кучмы тоже было две графы. Аналогичным образом шел диалог и с финансово-промышленными группами, контролировавшими целые отрасли экономики. Чем они были крупнее, тем проще было с ними разбираться.

Пять лет спустя после первой победы на президентских выборах главной жизненной целью Леонида Кучмы стало удержание власти. Он желал переизбраться в 1999 году на второй срок. Шансов у него, на первый взгляд, было немного. Начисто лишенный обаяния, Леонид Данилович растерял за эти годы часть сторонников в политических элитах, нажил врагов и утратил кредит доверия в народе. Его больше не любили в Москве, ему не верили в европейских столицах и в Америке. А в спину дышали конкуренты вроде Лазаренко. Ситуация в стране была нестабильна. Винить во всех бедах, как в прошлый раз, скверную «нынешнюю власть» не получалось. Этой нынешней властью был сам Леонид Кучма.

Что же делать? К счастью, ответ на этот вопрос он знал. Преферансисту с огромным стажем уже за пару лет до выборов было ясно, какие карты сбросить и на какой прикуп рассчитывать.

Во-первых, убрав премьера Лазаренко, который подбирался к президентскому креслу, следовало вообще откреститься от днепропетровцев. Покончить с оскорбительными разговорами о президенте как о главе директорской мафии. Стать «крестным отцом» нации, а не одного клана.

Во-вторых, чтобы окончательно выбить из бестолковой головы опального Лазаренко все мечты о президентстве, нужно было отобрать у него деньги. Для этого следовало покончить с ЕЭСУ, основным активом зарвавшегося претендента на престол. А решая эту задачу, можно походя решить и третью – по сути, самую главную.

На предвыборную кампанию, как всегда, нужны средства. Понятно, что рисковать своими кровными не стоит. Понятно также, что, почувствовав за президентом реальную силу, все украинские олигархи выстроятся в очередь, желая профинансировать его выборы. Лишних денег не бывает. Тем более что речь идет о самых больших деньгах в стране, которые приносит российский газ. Так что, разрушая ЕЭСУ, все средства от добычи газа пора ставить под контроль своих людей.

Президент дал отмашку – и в 1997 году вслед за Лазаренко из власти были изгнаны другие днепропетровцы: генеральный прокурор Ворсинов, министр энергетики и электрификации Бочкарев. На бывшего первого зама Лазаренко по Днепропетровской области Дубинина завели уголовное дело.

Настала очередь Юлии Тимошенко.

Конечно, леди Ю догадывалась о том, что Кучме она сама по себе не интересна. «Только бизнес, ничего личного», – как сказано в одном знаменитом фильме про мафию. Только выборы и желание выгнать из политики человека по имени Павел Лазаренко. Но для нее, оказавшейся пешкой или в лучшем случае легкой фигурой в гроссмейстерской партии, это было не только унизительно, это было невыносимо.

Тимошенко казалась Кучме бабой толковой – любя деньги, президент уважал тех, кто умел эти деньги делать. К тому же землячка была хороша собой, а женщин всю жизнь Кучма любил почти так же страстно, как деньги, власть и футбол. Принимая решение об уничтожении корпорации «газовой принцессы», Кучма, возможно, испытывал даже нечто вроде сожаления. И уж, разумеется, и в дурном сне не мог себе вообразить, что своими руками создает политика, который однажды станет его политическим могильщиком.

Война против ЕЭСУ велась по классическим правилам чиновничьего постсоветского капитализма.

Прежде всего корпорацию Юлии Тимошенко лишили права поставлять газ на большинство предприятий – клиентов ЕЭСУ. На Совете национальной безопасности был поставлен вопрос о монополизации газового рынка корпорацией Тимошенко. С подачи Совбеза началась его радикальная перекройка в пользу давних врагов Юлии Владимировны – Игоря Бакая и Виктора Пинчука. К весне 1998 года, когда был создан государственный монстр АО «Нафтогаз» во главе с тем же Бакаем, передел рынка завершился и места для Тимошенко на нем не нашлось. Она едва успела спрятать свои деньги; впрочем, сделала это так ловко и надежно, что их до сих пор не сумели отыскать ни российские, ни украинские прокуроры, ни Интерпол.

Следующий удар наносился по непрофильным активам газовой корпорации. Совет Министров отменил конкурс на приватизацию Харцызского трубного завода; победившему в этом конкурсе ЕЭСУ возвратили внесенный залог. Это был сильный удар. Завод в Днепропетровской области был единственным в СНГ производителем труб большого диаметра, одним из главных поставщиков «Газпрома», а его годовая прибыль составляла 100 млн гривен.

Затем дошла очередь и до приватизированных ранее предприятий – заводы и фабрики должны быть распроданы. Наконец, чтобы усилить эффект, война к осени перебросилась в сферу уголовщины. Сначала за неимением лучшего возобновилось расследование давнего эпизода с валютной контрабандой на таможне города Запорожье.

Президент был доволен: властный аппарат построенного им государства работал быстро и слаженно. Бизнес Юлии Тимошенко рассыпался прямо на глазах. Прикончить «газовую принцессу» мешала лишь одна мелочь – депутатская неприкосновенность. На запрос прокуратуры в конце года о лишении Тимошенко этой неприкосновенности депутаты, как обычно, ответили отказом.

Что в этой ситуации должна делать жертва?

Решение принимала, как обычно, не она. О ее, но в первую очередь о собственной судьбе тяжко задумался Павел Лазаренко. Бывший премьер отлично знал, против кого были направлены все удары. Он кипел местью и мечтал о политическом реванше.

Замысел Лазаренко был таков. Верховная рада, наконец, приняла новый избирательный закон, санкционировав реальную многопартийность. Отныне половина парламента избиралась, как и раньше, в мажоритарных округах, зато другая проходила в Раду по партийным спискам. А это значило, что партии в стране становились реальной политической силой. Добившись сильного представительства в парламенте, можно было всерьез побороться с Кучмой за власть. Парламентские выборы в 1998 году стали репетицией президентских выборов 1999-го. Третьим президентом Украины должен был стать Павел Лазаренко. В этих планах Юлии Тимошенко отводилась центральная роль.

Долг платежом красен. Лазаренко вывел ее в олигархи, она поможет ему получить президентское кресло. Они естественные союзники: его вышвырнули из правительства, ее – из бизнеса. Они могут стать и подельниками: обоим грозит нешуточный срок, если следователи Генпрокуратуры всерьез возьмутся за ЕЭСУ. А еще у них общий враг – Кучма. И есть немалые средства для финансирования собственной партии и вербовки союзников. За ними – газеты, журналы и телеканалы, которые они некогда покупали по указанию Кучмы, чтобы обеспечить всенародную поддержку политики президента. Пора обернуть это оружие против бывшего заказчика.

Вопрос, который ставила перед собой Тимошенко, был элементарно прост. Зачем ей это нужно? Если холодно, без эмоций просчитать на несколько ходов вперед, то результат можно предсказать: Лазаренко не станет президентом. А когда он окончательно проиграет, сбежит или окажется в тюрьме, то вместе с ним проиграет и она. И речь пойдет уже не о бизнесе, но о свободе и жизни.

С другой стороны, есть ли выбор? Примкнуть к Кучме, сдав Лазаренко? Аморальность такого поступка очевидна, но дело даже не в этом. Глупость хуже безнравственности. Глупо ставить на кон свою репутацию, отрекаясь от Лазаренко сразу после его отставки. Глупо сдавать Лазаренко после того, как практически разгромлены ЕЭСУ: в этот момент она просто неудачница и никому не интересна. Летом 1997 года ей было нечего предложить власти в обмен на сохранение бизнеса.

А кроме всех трезвых расчетов есть еще один фактор. Человеческий. Юлия Тимошенко в бешенстве. Она не может избавиться от навязчивых, пусть и абсолютно глупых вопросов. За что? Почему именно она?

С детских днепропетровских лет у Тимошенко обостренное чувство справедливости. Дворовые законы жестоки, но честны. То, что творит Кучма, – жестоко и несправедливо. Спрятавшийся за спинами прокуроров и отнимающий у нее деньги руками своих прихлебателей, президент напоминал «газовой принцессе» хулиганов-переростков, отбирающих у малышей деньги на школьный обед.

ЕЭСУ не нарушили никаких правил украинской экономики – ни писаных, ни неписаных. Газовый комплекс страны работает. Россия впервые за долгие годы получает реальные деньги за свой газ. Лично она ни в чем не виновата. Напротив, ее бизнес нужен стране. От разорения спасены десятки украинских предприятий, которым российский газ необходим как воздух. Сохранены и созданы сотни тысяч рабочих мест по всей Украине. Заработанными средствами она щедро делилась не только с Лазаренко. На эти деньги реставрировались храмы, она реинвестировала их в национальную экономику. Ну, а налоги… налогов она платила не меньше и не больше, чем другие олигархи. Скорее, даже больше. Миллиардер Коломойский, например, вообще открыто провозгласил два главных принципа своего бизнеса: никогда не отдавать долгов и никогда не платить налогов.

Из того же кодекса чести, по которому жили мальчишки в ее дворе, она усвоила еще одно нехитрое правило. На любой удар нужно немедленно отвечать ударом. Нападение – лучшая оборона. Драться необходимо, даже если нет никаких шансов на победу. В драке ты можешь потерять многое, но сохранишь разбитое лицо, а значит, и шанс вернуться за тем, что сегодня потерял. Сдавшись, теряешь все и навсегда.

В лихие кооперативные времена она впервые познакомилась с настоящими криминальными авторитетами. Она знала их язык, их «понятия». Этот своеобразный кодекс чести, несмотря на кровь, предельную жестокость и тюремную романтику, по сути ничем не отличался от законов ее двора. Она выжила и добилась успеха именно потому, что умела играть по правилам – по особым правилам, конечно, но других не было. Она уважала эти правила, и ее уважали за то, что она их не нарушает. Войдя в узкий круг капитанов украинской экономики, Тимошенко убедилась в том, что и здесь действуют те же дворово-криминальные правила игры.

Так что выбирать не приходилось. Она вступила в войну с президентом, защищая свои деньги, свои заводы, свой газ, свою собственность, свою семью наконец – вспомнить хотя бы, сколько стоит обучение дочери в Лондоне… Однако более всего двигало ею ощущение несправедливости учиняемой над ней расправы. Она – не Варвара-великомученица. Она – боец.

Значит надо, как велит Павел Иванович, снова избираться в Раду. Надо идти в оппозицию, завоевывая политический вес, который сегодня дороже любых денег. Другое дело, что политическая самостоятельность может стать для нее спасением не только от Кучмы, но и от обреченного на поражение Лазаренко.

Юлия Тимошенко понимает, что пока ей по пути с бывшим премьер-министром и бывшим «крестным отцом». Надолго ли? Время покажет.