Я думаю, что секрет популярности футбола, конечно, есть, но он какой-то очень простой, как проста – и сложна – собственно жизнь. Вероятно, футбол именно та игра, которая и похожа на жизнь, и непохожа. У меня был друг, старше меня, правда, – великий волейболист Владимир Иванович Щагин. Он говорил, что в волейболе нет никаких движений, которые есть в обычной жизни. Я думаю, что в футболе есть что-то от жизни, хотя Владимир Иванович прав: в игре мы ищем не то, что есть, а то, чего нет.

Что значит футбол для меня лично? На это очень долго отвечать, и действительно получится очень лично, отвлечет от темы. Могу сказать, что футбол меня в чем-то испортил, сделав мою работу односторонней. Об этом, видимо, надо специально написать, и я даже такую вещь написал – называется «2 мая». Раньше в Москве 2 мая открывался сезон, и вот в этой асимметрии, смещении праздников было что-то фатально-магическое… Для меня футбол очень много значит. Во-первых, потому что он позволяет мне зарабатывать на жизнь до старости (правда, я зарабатываю гораздо меньше, чем люди, занимающиеся футболом). Во-вторых, в футболе были довольно интересные для меня знакомства. Можно сказать, что все люди, как-то удивившие меня в детстве (Бобров, Бесков, Трофимов… можно продолжить этот ряд, со всеми с ними я потом познакомился)… что-то в этом было – и разочаровывающее, естественно, как всегда бывает, потому что в детстве мир видишь по-другому, но и очень интересное. Но сейчас кольцо замкнулось.

Как для литератора мне это все было очень интересно. Эти люди уже были намного старше меня, но для меня они были людьми без возраста. Кстати, футбол, может быть, тем и интересен, что никогда не задумываешься о возрасте человека. Задумываешься только: не поздно ли ему для футбола, хотя по меркам человеческой жизни возраст человека, играющего в футбол, – юный возраст. Ну где еще двадцатилетние люди так долго остаются именно двадцатилетними и мы такими их и запоминаем – и когда мы их ровесники, и когда моложе, и когда много старше… смешно! В этом есть какая-то страшная мистика: вот он уже старик, а ты, помня, как он играл в футбол, относишься к нему как к молодому… а к молодым относишься с большей серьезностью, чем они заслуживают… Человек в игре (человек игры) вне возрастных категорий – это тоже одна из особенностей футбола, по-моему.

Мне кажется, что из всех перечисленных Вами компонентов футбола главным, как, может быть, это ни покажется странным, является атмосфера стадиона. Хотя мы живем в эпоху телевидения и вроде бы большинство матчей смотрим по телевизору, но футбол по телевизору – это не футбол в чистом виде, этот футбол уже преобразованный. Это словно курица, преобразованная в филе и расфасованная. Это шаг навстречу лени. Цивилизация делает человека ленивее – он видел при свече больше, чем видит при электричестве. Поэтому атмосфера, намой взгляд, это самое главное. Массы людей, объединенных этим зрелищем, – для меня это всегда… нечто! Я теперь совсем почти не хожу на футбол, но раньше, прежде, особенно в детстве, для меня это было самое главное. На полтора часа создается ни на что не похожее состояние! Конечно, то же есть в театре, в кино, но там все-таки есть определенная драматургия, есть определенные культурные предшествующие слои – здесь, в футболе, все в чистом виде. Конечно, здесь есть и гладиаторство, но именно особая атмосфера стадиона создавала футбол. Может быть, сегодня поэтому бедный футбол: на нем нет публики…

В моем детстве футболист играл на публику. Теперь я понимаю, что это и было самое главное. Невозможность футболиста играть на публику ограничивает его возможности. Звезда играет на публику, а незвезда сегодня вынуждена на поле выполнять такой большой объем работы, что не имеет контакта с публикой, на такого игрока неинтересно смотреть. Стадион пустует. По-моему, атмосфера – главное. Иначе бы не было коммерции, не было бы таких денег.

Что же такое футбол? Ну это уже как для кого! Я не могу сказать, что для нас, которые смотрят футбол, это работа… но вообще какая-то интеллектуальная, эмоциональная работа происходит. Для кого-то она чисто эмоциональная, лишенная аналитики, а для кого-то… Мы знаем очень странных людей среди болельщиков, например, великий Дмитрий Шостакович: он был не просто болельщик, он был фанатический болельщик, которого интересовало все, что связано с футболом. Значит, его мозг был не очень понятным для нас – это был не просто мозг интеллектуала, композитора… может быть, и не интеллектуала, мы не знаем… но мы точно знаем: это был мозг гения в своем деле. Значит, что-то, какую-то работу футбол может дать и этому мозгу. Поэтому – как для кого. Для футболистов: если это только «работа» – мало, «гладиатор» – не «работает», он идет на смерть… и вот эти сильные ощущения… тогда, в те времена, не знали слова «адреналин», это теперь мы знаем… Конечно, я думаю, что это все-таки не только работа, как бы она высоко ни оплачивалась. Это страсть – только на разных этажах, наверное, разная.

Формирование разных настроений с помощью футбола – я не думаю. Я думаю, что это очень сильно притянуто за уши. Футбол, конечно, влияет часто на низменные чувства, что мы сейчас очень часто видим. Патриотизм – более сложное понятие. Человек, который любит плохой футбол своей страны и не любит, допустим, футбол Бразилии, мне не кажется патриотом, а кажется туповатым, потому что понятие «патриотизм» широкое, и связывать его напрямую с футболом нельзя. Все-таки в футболе, в реакции на футбол очень много примитива. Но я бы сказал так, что из массовых зрелищ футбол самый респектабельный, потому что все-таки, хотя я и ничего не понимаю, публика, толпа, фанаты все-таки часто видят высококлассную элитарную работу. Сегодня что бы ни показывали, любое массовое зрелище – назовут «попса», то есть неэлитарная работа. А эта – элитарная. Из массовых зрелищ футбол самое высокое зрелище, если, конечно, исполняется на высоком уровне.

Шовинизм, ксенофобия, национальный психоз – тут футбол ни при чем, это существует и помимо футбола, этому имеется выход и помимо футбола. Конечно, аудитория футбола расширилась. Он начинался как игра для всех, кто в нем понимает. Когда стало много публики, тут не угадаешь – толпа непредсказуема, и футбол не виноват в том, что он вызывает эти чувства. Такое, несомненно, в футболе бывает, но это бывает и без футбола. Это повод: собралось много народу, пивка попили… Но не футбол в этом виноват, хотя он может спровоцировать такие негативные явления.

Массовым сознанием, поведением людей можно руководить и без футбола, поэтому футбол, когда он используется политикой (и используется часто, кстати, глупо; советская идеологическая машина была более продуманной и более совершенной, чем сейчас, когда идеологии не существует), он используется политикой не без успеха. С другой стороны, поскольку мы всегда боялись проиграть, то почти ни с кем и не играли. Поэтому нельзя утверждать со всей очевидностью, что у нас были жанры, где мы чаще выигрывали, и там будто идеология срабатывала больше. Футбол уже просто в силу непредсказуемости результата был меньше подчинен идеологии. Хотя это тоже был «партийный» вид спорта, но была и известная осторожность в использовании футбола как средства воздействия на массы – играли все-таки в основном дома.

Футбол, конечно, способствует формированию мифов! Но мифы создаются людьми, и не всегда ахти уж какими. Возьмем покойного Синявского. Матч в Англии, ничего не видно, он фантазирует – миф. А ведь игра и правда была, и правда, что у нас была хорошая команда… но все это гораздо сложнее. Но для публики миф, созданный Синявским, был наиболее понятен. Правда была в том, что в Англии в войну почти не играли в футбол, не было чемпионатов, а у нас играли, и наши получали за это литерные карточки, и наши были подготовлены лучше англичан. Но знать это было страшно. А это уже психология, барьеры, мифы. Вот это интересно. Есть игроки, вокруг которых возникают мифы: «кто он?», допустим. Но то, что известно всем, уже неинтересно, хочется новенького, и футбол дает эту возможность колоссального преувеличения. В моей молодости была масса историй, например такая, что Старостины ломали штангу, играя в тюрьме.

Способствует ли футбол созданию целостного представления о мире? Да, конечно, но только не у всех людей. Тут большие расхождения. Часто человек воспринимает футбол как отдых и выключает мозг. В другом случае – наоборот: человек думает, сопоставляет, у него на глазах происходит все: и зарождение, и смерть, и становление, и конец. Очень целостный мир.

Наверное, можно говорить и об особой философии футбола, хотя тут слово «философия» не совпадает с классическим представлением об этой науке. Но в бытовом представлении о философии – да, конечно, эта игра, может быть, наиболее философская, поэтому ее так высоко ставят. Там есть философия, но это философия специалистов, а не болельщиков. Она трудно формулируема, поскольку они, футбольные специалисты, не умеют говорить.

Когда-то Борис Андреевич Аркадьев очень хорошо сформулировал: у нас играют в футбол изо всех сил. В этом было много иронии. Он был человек из какой-то особой культуры (он был из актерской семьи). Это не ахти какие интеллектуалы, но все-таки… Да, у нас играют изо всех сил, и когда так не играют – не получается. Значит, необходимо сыграть изо всех сил. Вот это, по-моему, и завело в тупик. Сил, бывает, не хватает. В чем-то наши люди устали, даже такие финансово благополучные, как футболисты. Общая усталость общества на них тоже отражается.

Был такой Валера Воронин (его уже нет на свете), он всегда говорил, что футбол вообще южная игра, должна быть на юге, для игры в футбол нужно иметь южную кровь. Не знаю, что бы сказал Валера, узнай он, что лучший наш сегодняшний футболист из Омска, где зима почти круглый год. Я думаю, что наш футбол, наше отношение к нему и есть парадокс. Это не наша игра! Как картошка: не наш овощ… но мы его любим. Да, футбол, конечно, южная игра, но у нас есть наши варианты. Дима Сычев выражает весь этот парадокс… в Омске так холодно, что даже летом, по-моему, холодно. Но вообще-то действительно странно, что он не из Сочи.

Относительно того, что есть футбол для таких стран, как Бразилия, Италия, Германия. Тут очень разные моменты. Бразилия просто создана для футбола, это их главная игра. Италия тоже. А Германия? Говорят, что русскому нормально, то немцу – смерть, и наоборот. Так вот Германия: условия почти как наши, а футбол очень сильно прибавил с пятидесятых годов, стал одним из лучших в мире, хотя многие считают его скучноватым, топорным. Вот это тоже загадка: у нас не получается, а у немцев получается… Тут нам стоит задуматься и надо играть чаще с немцами, потому что есть теория, что у немцев после выигрыша первенства мира в 1954 году началось возрождение страны. Мы похожие страны, и немцы прожили при Гитлере гораздо меньше, чем мы при советской власти, но очень много похожего. Парадокс в том, что немцы, более организованные и дисциплинированные, так легко сбросили гитлеровское наследие! Мы своего не можем сбросить и при моей жизни уже не сбросим, таково ощущение. Почему у нас нет такого же благополучия?.. Может быть, поэтому футбол всегда будет интересен, что он не может дать на это ответа. Мы и Германия могли бы развиваться в футболе параллельно. Но даже ГДР играла в футбол ну не хуже наших, а то и лучше… примерно так же.

Футбол, конечно, не явление культуры. Но он оригинальное явление, которое всегда выносится за скобки. Футбол всегда привлекал и привлекает к себе людей высококультурных. На футбол всегда ходили великие актеры, режиссеры, композиторы, музыканты… Но они-то в футболе не решают. Вспомните замечательную книгу Михаила Ромма о футболе – он был истинным болельщиком, не пропускал ни одной игры. Так вот он говорил, что интеллигентный человек любую неинтеллигентную работу делает лучше, чем неинтеллигентный. Вот Ромм как-то пришел к этому выводу. Но футбол, конечно, не явление культуры. У нас интеллектуальные, интеллигентные люди ни на что не имеют влияния. Вот если бы сейчас пришел в футбол кто-то умный, интеллигентный и богатый! Пока это еще вакантное место в хозяйстве.

А вот о том, что футбол – явление национальной культуры, наверное, можно говорить. Хотя в Англии бывали такие же безобразия, и похлеще, все равно культура страны от этого не изменилась, поскольку футбол – это зрелище. Я не беру телевизионный показ, а когда собираются на стадионе. Мне кажется, что в моей юности, в детстве стадион был лучше, мягче, что ли. Осталось такое впечатление, что он был какой-то отдушиной. Не то что сейчас. Я всегда рассказываю: был у нас такой знаменитый журналист, Адик Галинский, и Адику было, наверное, лет семьдесят уже, когда он меня затащил на футбол (надо все-таки смотреть футбол вживую!), и мы с ним смотрели игру «Спартак» – «Динамо». Что творили фанаты, как они бесновались! Адик мне говорит: «Вот если кто-нибудь из них привяжется к нам, я как бывший разведчик должен буду его убить: ударить в горло ногой». Ну, я подумал, что он преувеличивает, но когда сломали челюсть вратарю «Динамо» Сметанникову, парню, который был намного здоровее и моложе Галинского и который был среди публики, то я понял, что Адик говорит всерьез.

Мы говорим, что футбол – элемент массовой культуры, как эстрада, попса… Но и в массовой культуре есть элемент элитарности. Это элитарно, когда исполнено первоклассно. Видите, как смешно: именно интеллектуалы считают, что футбол обладает магией… но не могут этого объяснить. Это тоже один из парадоксов массовой культуры. И не только ее. Вот мне кажется, что есть явления в жизни, в которых интеллектуалы ничем не отличаются от неинтеллектуалов, и часто это бывает футбол. Болельщиком в футболе, то есть потребителем массовой культуры, может быть звезда спорта, театра, а может быть дворник или академик. Вспомните, каким фанатичным болельщиком, Болельщиком с большой буквы, был композитор Шостакович. Но массы, в отличие от элиты, выбирают тех, кто понимает толк в футболе. А бывает, человек ничего не понимает, говорит ерунду, но с огромным пылом. Это может быть и академик. Вот в этом плане болельщик – это демократическая субстанция.

Конечно, владение техникой – это ремесло. Но когда мы понимаем, что технически южные люди выше, то невольно сравниваем «южный» футбол с английским. В примитивный английский футбол, который завоевал мир, играют не южные люди. Более того, этот самый английский футбол смог перестроить даже некоторых южных игроков-легионеров, которые прекрасно вписались в него и не просто спасают (как у нас), а разнообразят этот футбол.

Творчество в футболе, конечно, обязательно. Один пример. Допустим, Стрельцов. Ведь Стрельцова не назовешь профессионалом, он был нестабилен. Но публика готова была и девяносто минут ждать, а то и весь следующий матч: вдруг что-нибудь случится, вдруг он что-то создаст. Это и есть вдохновение.

О духовности. Вот тут я ничего не могу сказать, потому что с большой духовностью я как-то не сталкивался ни в ком. Я живу в литературном мире, и тоже не могу сказать, что это там часто встречается. Или, допустим, возьмем мир театра – в нем этого почти нет. Но духовность не исключает ту сторону, смотрящих. Не надо никогда забывать, что футбол – это две стороны. Отними публику – его не будет, он существует только вот в этом странном соединении. Поэтому матчи без публики невозможны… а они тем не менее проходят.

Какие по поводу футболистов сложились стереотипы у народа, мне трудно говорить. Я знал довольно много футболистов. Не могу сказать, как складывается мнение о них в народе. Раньше хоть футболист мог пройти со своим чемоданчиком, как Демин любил, выйти из автобуса, пройти сквозь толпу. Все видели Боброва. Москва была меньше. Потом футболистов могли видеть уже только в закрытых ресторанах, куда обычных людей не пускали. Теперь футболисты вообще не ходят в рестораны, а если ходят, то в такие дорогие, что никто их увидеть не может.

Нет стереотипа футболиста, по-моему. В команду собираются люди, каждый из которых чудак и по-своему сумасшедший, почему и трудна работа тренера. Мы тренеров всегда ругаем. А зря. Это же не учреждение, где все сидят и ты их можешь проконтролировать. Ты их видишь в упражнениях, но о чем они там своей куриной головой думают? Разный возраст: в команде люди от семнадцати до тридцати – это тоже трудно себе представить. Поэтому мне кажется, какого-то особенного социального типа футболиста все-таки нет. Есть, может быть, какой-то тип спортсмена вообще. Спортсмен большого спорта – это сумасшедший, это гладиатор. Это недоступно нам, людям, которые тоже во что-то играли, даже, может быть, проявили большие способности, но не перешли в этот мир. Это другой человек. Когда-то, помню, мне второй тренер «Торпедо» Юра Золотов говорил: «Когда мы увидели Эдика Стрельцова и Кондрашкова, то решили, что Кондрашков талантливее Эдика. Однажды, когда я спросил Стрельцова: «Эдик, ты помнишь Кондрашкова?», он мне отвечает: «Конечно. Но он же потом пошел учиться». Как ни странно, Стрельцов точно ответил на вопрос: он же не пошел дальше, он не стал футболистом. То есть Стрельцов не думал о том, что у человека кроме футбольных могут быть другие интересы и способности. Целая жизнь Стрельцова была отдана футболу, а ведь он нигде не учился, только играл в футбол (только к пятидесяти он закончил Высшую школу тренеров, куда был взят даже без аттестата зрелости). Там был тот, его мир, где только футбол и есть жизнь.

Выдающиеся футболисты становятся выдающимися тренерами не до такой степени редко, как принято считать. Если даже посмотреть на мировой футбол, почти всегда это футболисты высокого класса, Круифф, например. А у нас: Аркадьев был средний футболист, но Якушин был выдающимся, Бесков – выдающимся; Качалин был средним, Маслов был средним; Романцева нельзя назвать средним футболистом – он играл в сборной, но и до выдающегося вряд ли дотянул; Прокопенко, наверное, средний, но не посредственный, нормальный футболист; Газзаев был хорошим игроком, но я никогда не подумал бы, что он станет тренером: такой «всадник без головы» – и вот в какой-то степени это и подтвердилось. Валера Л о-бановский никакого интереса к тренерской работе, играя в футбол, не проявлял, его тоже не назовешь заурядным футболистом. Мне он очень нравился, хотя футболисты его не любили, считали, что играет один, не понимает командной игры. Он в итоге стал автором всех модерновых построений и схем. В общем, получается, что у всех великих футболистов примерно одинаковые шансы на то, чтобы стать выдающимся тренером. Получается как бы фиф-ти-фифти.

Великими тренерами становятся по-разному. Вот, к примеру, такой неординарный человек, как Валя Иванов, такой своеобразный кентавр. Он очень долго был тренером, но он не великий тренер – но и не скажешь, что плохой. Я думаю, что в этом был виноват его характер. На его примере это и можно рассмотреть. Он понимал, что нельзя от людей требовать того, что ты требуешь от себя. Он, кажется, сказал так: «Я девять сезонов тренировал и, наконец, что-то понял». Но вот прошло еще тридцать сезонов – и все равно он страшно раздражается: кто-то там у него бездарный! Тренер – это еще и умение подавить чужую волю, а это зависит не от того, как он сам играл. Просто часто великий футболист априори считает, что он сможет работать тренером: ведь он играл сам. Это, увы, великое заблуждение.

В «Динамо» работал Пономарев, команда была чемпионом СССР. Его сына звали в хорошие команды, потому что он был из «Торпедо». А где они увидели в нем великого футболиста! Игрок часто не видит, не хочет видеть в своем строгом тренере великого в прошлом игрока. Вот не верили же некоторые футболисты, что Бесков замечательно играл, потому что он их так мучил, так придирался, что им хотелось верить, что он играл плохо. Хотя Бесков играл замечательно, как молодые не играли никогда!

Сейчас уже, конечно, никто не смотрит на футболистов как на дармоедов, хотя они зарабатывают большие деньги, которых они не стоят (как у нас всегда бывает). В рамках прошлого общества считалось, что футбол – игра, дело несерьезное, и футболисты – дармоеды. Когда же футболисты стали получать большие деньги (а во втором дивизионе они и вовсе не стоят тех денег, которые получают), общество поняло, что это труд и он должен хорошо оплачиваться. Футболисты не дармоеды, они кладут на это жизнь. …Но ведь в цирке артистам, которые себя тоже не жалеют, столько не платят.

«Известно, какие астрономические суммы крутятся…» Мы не знаем, потому что на самом деле очень трудно, просто невозможно подсчитать, какие гигантские деньги крутятся в футболе. Да, сумма трансфера иногда выглядит комически. Пять миллионов, например, там никто не стоит. Это тоже PR, это пришло к нам оттуда. «Вот этот человек стоит столько-то» – это американское выражение. И у нас тоже сейчас это все как бы развивается. Все эти цифры не соответствуют истине, но если футбол не будет рынком, ему не выжить, потому что футболисты живут не как раньше: поел супа – пошел играть. Нужны сборы в Италии, нужны витамины, нужны врачи, которые за одну минуту поставят на ноги – сегодня в профессиональном футболе другой образ и стиль жизни. Должны быть гигантские деньги. Но разве это влияет на класс футбола? Да нет. Играют, в общем, примерно так же. Но меняется мир в торговую сторону, и футбол тут ни при чем. Возьмите «Формулу-1» – наверное, там не меньшие деньги, просто это не так массово.

Как я оцениваю коммерциализацию мирового футбола? Ну, если я буду говорить, как старый человек: «А вот видите, раньше играли за одни талоны на питание…» – так жить нельзя, действительно, мир меняется. Сказать, что мне это нравится?.. Я вижу, люди от очень больших денег часто плохо адаптируются к самой жизни, и это мешает футболу. Они действительно перестают быть спортсменами в истинном понимании. Ну что делать? Мир меняется, к этому надо привыкать. Если мы будем говорить, что все идет к худшему, то, даже если это так, это не аргументация. Может быть, цивилизация что-то испортила. Кто-то пошутил, что от дикости человек перешел прямо к пошлости. Ну что же делать? Это же не от нас зависит.

Как я оцениваю роль телевидения? Сам я уже совершенно не хожу на футбол и всю информацию получаю по телевидению. Но если говорить о том, как поражает спорт цивилизацию, то, конечно, телевидение наносит колоссальный вред. Оно унифицирует все. Какой бы ни был хороший телевизионный режиссер, он показывает свой футбол, так что я матча не вижу. Я футбол по телевидению смотрю менее внимательно в сравнении с футболом «живьем». Во-первых, есть очень много в самой ритуальности. Действительно, когда вся Москва едет на стадион «Динамо», и трудно попасть на трамвай, но вот ты в возбужденном состоянии, наконец, добрался до стадиона и сел на свое место – это все давало больше ощущения футбола. Мы телевидение не отменим, но то, что это зло – да. Но опять-таки, для кого зло? Это зло для людей с творческим началом, но у 90 процентов этого начала нет. Каждый человек – тайный сибарит, он ждет еще больших удобств от жизни. Телевидение ему удобно. Оно сделало футбол популярнее. Но это расширенная аудитория, качество же ее слабое. Понимаешь, что настоящих людей в футболе сейчас очень мало, то есть все больше апломба, а не настоящего знания, понимания, любви и преданности футболу. А то, что они смотрят по телевизору, говорят об увиденном, повторяют эту ерунду, услышанную во время так называемого репортажа, и им кажется, что они тоже так думают… Так что это все-таки зло для такого человека, как я. Конечно, это очень удобно, и я сам смотрю и «Футбольное обозрение», и все другие передачи о футболе: мне это очень удобно, потому что ничего не пропустишь. Конечно, надо, чтобы это было не так доступно, разжевано, навязано, – ведь все гораздо сложнее. Зритель должен додумывать, мыслить самостоятельно. Зрелище не должно быть легкодоступным.

Как я оцениваю роль телетрансляций? Как всегда бывает: когда дело становится массовым, не хватает специалистов. Я не говорю, что совсем уж гениален был Синявский, хотя мы тоже способствовали этому мифу, и я в частности. Но он был один. Он, может быть, не понимал так тонко футбол, но у него было то (мы не знали тогда такого слова), что сейчас называют «энергетика». Он передавал энергетику матча, и в этом плане он был большой талант. Это было от Бога! Сейчас ведущие комментарии мальчики, конечно, лучше него знают футбол и гораздо культурнее дают комментарий, но у них нет индивидуальности. Даже Володя Маслаченко всех уже раздражает хвастовством и своей старческой болтливостью, но он все-таки сохранил индивидуальность на своем пятачке. Но телевидение и не может приветствовать индивидуальность. Оно – машина, оно делает массовые консервы. Благодаря ему мы все видим. Но всем ли это понятно? Не знаю. Да и мое ли это дело – оценивать роль спортивного комментаторства! Это индустрия.

Глобализация футбольного мира, коммерциализация. Тут есть, конечно, проблемы. Футбол и в этом дает пищу для размышлений, он этим тоже интересен: нужны нам или не нужны иностранные игроки или тренеры… В сороковые годы это нам показалось бы диким, хотя у нас тогда были Гомес, Сагасти – испанские дети. Все было просто. Мы были империей, и у нас играли футболисты из пятнадцати стран (тогда советских республик). Конечно, труднее создавать оригинальную команду с легионерами. С другой стороны, для такой страны, как Англия, это было спасением. Футбол у них одно время стал совсем примитивным – приехали итальянцы, и все изменилось.

Без чувства меры в мире коммерции нельзя. Почему все доходит до краха, до дефолтов? Вероятно, потому, что, когда дело касается денег, человек уже не способен думать трезво. Это обязательно кончается плачевно.

Тренер. Конечно, роль футбольного тренера изменилась. В советское время тренер был вариантом начальника. Может быть, не самого главного, но начальника. Меня всегда поражала перемена: как живет тренер, пока он тренер, – и как потом, когда его уволили. Вот уволили – приходит на стадион нормальный, милый человек, первый с тобой здоровается, вступает в разговор. Когда же он был в команде, он всегда кем-то окружен, к нему и игрокам-то подойти невозможно, он решает все. Сейчас, когда тренеру надо заниматься только футболом, рычаги его влияния меньше. Помню, Бобров говорит: «Такой-то ушел в «Торпедо», можно было не давать ему эту «шестерку» («Жигули»), но я ему дал». К чему ему нужно было заниматься «шестерками», квартирами? Это были рычаги влияния. Тренер ходил «доставать» квартиру, и игрок часто был многим ему обязан. Это перекос.

Тренер-специалист «делает» игрока. В этом деле большим специалистом был Бесков. Помню (мы отдыхали в Кисловодске), он говорит: «Вот беру Шмару, он играл в ЦДКА – ничего особенного. Посмотрим». Потом на каком-то турнире в Москве Бесков показывает: «Вот видишь, я же говорил! На упражнениях растет!». Значит, упражнения какие-то он ему давал, вот человек и прибавил. Это же не просто взять игрока по какому-то там трансферу… Он брал человека, и этот человек у него рос. На глазах у всех.

Еще немножко, и эта горячка пройдет, тренеры перестанут переживать, что они не главные, займутся делом, и игроки поймут, что тренер-то все-таки не совсем лишняя фигура, что с одними деньгами не сыграешь, может, и подскажет что-то! Так что вот такое сейчас произошло «падение». А в советские времена он был начальник! Ло-бановский чуть что – в ЦК. Бесков со всеми был знаком: нужен Гришин – звонит ему. Это были огромные по значению люди. Конечно, сейчас все они тоскуют. Человек парализован, он как крепостной. Теперь куда ты уйдешь – только на улицу или в другой гарнизон!

Футбольный меценат. Они у нас были всегда, только тогда это легко делалось за государственный счет, а сейчас люди вроде дают свои деньги. Я не знаю, хорошо это или плохо для тех, кто дает: надо знать, кому давать, за что, но без этого сейчас обойтись нельзя. Конечно, и у нас будут частные клубы, как во всем мире (хотя у нас «Спартак» всегда был частной командой). Великий финансист был Николай Петрович Старостин! Как он понимал финансовое дело, не понимает у нас и министр, а он кончил четыре класса коммерческого училища – тогда это, как сейчас две Плехановки. Я его всегда видел только со счетами или с тетрадкой. Мы с Алексеем Габриловичем целое лето снимали картину «Невозможный Бесков», и все лето я и Николай Петрович ездили вместе на машине. Так вот я наблюдал: его куда-то везут, а он что-то считает или пишет в своей тетрадке. Это был его клуб! Сейчас этого не хватает его клубу, да и всему нашему футболу.

Боюсь, сегодняшняя молодежь, фанаты спугнули обычного болельщика. Это какое-то не вполне объяснимое явление. Есть нормальные болельщики, а есть люди, которые переживают проигрыш, как сумасшедшие. Сейчас нормального болельщика мы почти не видим. Мы постоянно видим людей, которые разговаривают про футбол на телевидении, но они же не ходят на матчи! И вот эти дети, которые приходят хулиганить на стадион, не смотрят игру, они заняты своим. Им неинтересен футбол. Их фанатизм глуп: они ничего не знают о футболе, в своей команде видят только плохое и готовы только бить и громить. В каких-то формах это было всегда, только это не выходило за рамки дозволенного, общепринятого. При советской власти все на стадионе было очень строго: крикни – и тебя вообще выкинут. Но вот возникло послабление – сразу возникли эти «фанаты». На меня обижаются в Интернете и везде, когда я говорю, что это все-таки ненормальное явление. Я не понимаю человека, который ничего не может, ничего из себя не представляет, и вся его жизнь лишь в том, чтобы вечером с шарфом на шее орать во всю мочь на стадионе. Для меня это не лучший представитель молодого человека: другие подростки в это время учат языки, играют на скрипке, идут в университеты, занимаются спортом.

Если сегодня это «движение» – единственное, что поддерживает наш футбол (а команды с ними нянчатся, даже на свои деньги возят их на игры за рубеж), то я тут чего-то не понимаю.

Это патология, но кроме них никого нет. Они ездят круглый год за командой, не работают, не учатся, у них нет никаких дел – такая новая форма активного паразитизма. Это то, что у них осталось. Но футболистам это нравится. Раньше футболисты ненавидели подобных нахлебников. Помню, однажды мы сидели в детском городке в «Лужниках», играл дубль «Спартака». Сидит Бесков, Габрилович и Андрей Петрович Старостин. Мы сидели на маленьких трибунах, а снизу дети, юные болельщики, сильно кричали, так Андрей Петрович встал и сказал: «Я ухожу!». И как Бесков его ни уговаривал, старик ушел – он был не в своей культуре. А сейчас?! Что эти разнузданные фанаты?! Какая честь «Спартаку», что с ним в самолете полетит человек с флагом? Так что качество футбольной публики тоже немаловажно.

Проблемы мирового футбола. Это не мне судить. Тут как-то была передача у Миши Швыдкого, и там был спор: будем мы чемпионами мира или нет. Я сказал: какая разница, будем или не будем… когда мы будем, это уже для нас с Мишей не будет иметь такого значения. У футбола одно будущее – эстетическое. Хорошо, красиво играют – вот и решение проблемы.

Другая проблема – переходы и трансферы футболистов. Особенно молодых талантов. Появляется, допустим, Андрей Шевченко: на моей памяти он мальчишкой играл в Киеве, сейчас он уже в «Милане», один из сильнейших игроков в Европе, у него приличный статус, и «Милан» им доволен, и Киев не прогадал. А сейчас возьмем другого талантливого российского игрока. Он тоже заблистал в семнадцать лет, но его судьба сложилась совсем по-другому: сначала «Спартак», потом возня, шум-гам, торговля какая-то, потом французский клуб, где он сидит на скамейке запасных, и, наконец, бесславное возвращение в Россию. Хорошо, что он попал в хорошие руки, в «Локомотив», к Семину. Будем надеяться, раскроется талант.

Проблемы футбольные всюду в мире одни и те же: не мешать талантливым людям себя проявить; не мешать до такой степени, чтобы убить, уничтожить и не дать работать. Вот это одна из проблем. Она и перед футболом, и перед всем остальным.

Российский футбол наиболее «блатмейстерский» и неопределенный. Никак не разберутся ни с деньгами, ни с начальством – ни с чем. Все это выглядит как-то даже утрированно. Хотя какие проблемы на самом деле? Если постоянно наша сборная на последних чемпионатах мира и Европы играет плохо, то откуда это постоянное желание быть чемпионом мира? Даже когда у нас были действительно выдающиеся футболисты, и то до этого было далеко. Но было, было время: в 1958 году была сборная, которая могла претендовать на второе место минимум, но тут мы постарались посадить в тюрьму Стрельцова и дали ему пропустить еще два чемпионата мира. Нельзя так поступать. То есть когда не надо, мы «блатмейстеры», когда надо, тут строгие.

Да никогда, похоже, по-настоящему не было надежд, что мы выиграем чемпионат мира: Европу-то выиграли один раз случайно. Тем не менее в этом есть что-то трогательное. Никого не волнует отставание в автомобильной промышленности, в авиации, а в футболе… Почему-то кажется, что массовая увлеченность футболом – уже гарантия победы в мировом первенстве, хотя с каждым годом результаты все хуже и хуже. Это даже трогательно.

Как избавить отечественный футбол от его мук и болезней? Где выход? Зачем «выход»? Идет естественная жизнь. Из жизни же «выйти» нельзя. Это естественно, когда целая жизнь. Чего из нее выходить! Вот как будет, так будет. Не будет нас, и этим будет мучиться следующее поколение. Тут ничего нет такого ужасного.

Если бы я был руководителем российского футбола? Во-первых, я не уверен, что нужен руководитель футболу. Из-за этого сейчас возникают противоречия. Выкладываются огромные деньги, и масса влиятельных людей хочет, чтобы не было у футбольного штурвала России Колоскова. Хорошо, будет что-то другое, но при чем тут Колосков? Что конкретно может сделать Колосков, когда сегодня главное – выплачивать деньги? Какой порядок может он навести? И какой порядок нужен, и какие особенные муки и болезни у футбола нашего? Просто у нас все более утрировано, чем у остальных. Я уверен, что везде в каких-то незначительных размерах это тоже есть. Но у нас все всегда приобретает такой глобальный оттенок, что вот всегда – беда. Поэтому я бы – правда! – и не хотел бы руководить футболом. Потому что это неинтересно. Я не уверен, что здесь важна какая-то одна фигура. Должна быть общественность, должно быть общественное мнение. Но, к сожалению, у нас нет этого общественного мнения (не только по вопросу о качестве футбола, но и качества публики, политических деятелей, нашей жизни). Давно нет. Удобно все. Неудобно, если нет денег. Все остальное удобно. Вот если бы было общественное мнение, была бы общественность… Но ее нет.