Когда Макс увидел приближающуюся к нему женщину, он сразу понял, что она пришла помочь. Ему стало безудержно весело. Наконец-то! Наконец!!! Пришел взрослый человек, который услышит и поможет. Всю свою коротенькую детскую жизнь он кричит и просит помощи, но взрослые не понимают его. Мама, добрая милая мама, она не может услышать, но от нее Макс и не ждет осознания. Это не для нее. Она другая. Мама это Свет, бесконечная батарейка, благодаря которой все существует. Осознание Пути, управление дверями и замками, это не ее работа. Чужие люди не в состоянии слышать ничего вообще. «Ах, нервный ребенок», будешь тут нервным, когда ТАКОЕ творится, а никто не понимает!!! Была правда одна… гувернантка. На мгновение показалось Максу, что вот она-то поймет, у нее есть тот самый слух, но и она не услышала. Ах, как злился на нее мальчик, как кричал, как пытался пробить эту непроницаемую стену идиотской веры в то, что реальна только та сторона жизни, которую можно увидеть, потрогать, лизнуть…. Не пробил. Но надо знать Макса. Он упорный, снова и снова он пытался докричаться. До мамы (а вдруг!), до чужих людей, и, главное до папы.

Больше всего расстраивало Макса то, что папа не хотел откликнуться на его зов. Именно папа, раздираемый криками о помощи с двух сторон, должен бы был их слышать. Но он выстроил бетонные стены между собой и зовом, усложнив тем самым ситуацию до неразрешимости.

И вот, наконец, пришла эта женщина. Уже издалека, увидев ее в парке, Макс понял, что она несет спасение. Волна озорной радости захлестнула его, и, забыв о самом главном деле, он вдруг стал убегать от нее. Но не по-настоящему, а что бы зазвать в игру. Она быстро подхватила идею и стала бегать с ним вокруг деревьев, как веселая девчонка. Вдруг женщина исчезла. И тоже не по-настоящему. Вон край подола ее белого в горошек платья виден из-за ствола клена. Макс потихоньку подкрался к дереву, заглянул за него. Странная женщина держала в руках букет ромашек и, обрывая с цветков лепестки, разбрасывала их в воздух. Белые лепестки кружились, танцевали, весь воздух в парке превратился в танцующий белый океан. Она протянула мальчику несколько цветов, и они стали разбрасывать лепестки вместе, сами превращаясь в лепестки и вплетаясь в общий восторженный танец. Когда они устали кружиться, женщина села в покачивающееся в воздухе кресло из лепестков и протянула к Максу руки. Он залез к ней на колени, и впервые услышал ее голос. Она держала его на руках, раскачивалась в такт покачиванию воздушного своего кресла и пела. Пела удивительную, не земную песню без слов. Мотив завораживал, усыплял и казался давным-давно знакомым.

– Ты пришла, что бы спасти его? – спросил Макс.

– Да, милый, если ты мне поможешь.

Макс положил голову на ее плечо и тихо заплакал. Он плакал и рассказывал о том, как одиноко и страшно ему было все эти годы, как он чувствовал близость того, о ком истосковался, и не мог вытащить его из заключения, как просил взрослых о помощи, а они не понимали. Женщина продолжала укачивать его своим странным напевом, и Макс начал засыпать…. Или не сон это был…. Потому что в голову стали приходить яркие и реальные картины, которые объяснили ему все, и, каким-то непостижимым образов, становясь видимыми его спасительнице, объяснили все и ей.

Знакомый и не знакомый ему одновременно мир. Он такой же маленький мальчик, только одет, как на картинках в книжках о давних временах. Он горюет о своем брате близнеце, с которым его разлучили насильно, и с которым, неизвестно, когда он еще свидится. Бороться и искать бесполезно. Он не знает кто, не знает куда увели его любимого брата. Знает только, знает чутьем близнеца, что брату плохо, больно, страшно…

Следующая картина – он уже взрослый, он поэт-менестрель. Вокруг военные действия, но он в них не участвует. Его работа, поддерживать боевой дух солдат. Но все песни, что выходят из его души об одном и том же. О потерянном навеки брате. О единственной близкой душе, с которой ему уж не суждено слиться. Жизнь кажется ему такой не важной и не нужной, что он решает хоть однажды послужить своему отечеству. Раз не получается у него сочинять боевые песни, он поддержит боевой дух товарищей по-иному…. И молодой менестрель кидается в бой. Летит как стрела, выпущенная верною рукой из арбалета вперед. И прижавшись сердцем к первому же копью, умирает с улыбкой благодарности на губах. «Быть может ты уже там…, ждешь меня брат».

Сама картина глупой, самовызванной смерти, кажется Максу знакомой как собственная спальня. Еще и еще картины из бывшего или не бывшего прошлого, и везде один и тот же исход. Не найдя брата и в этом мире тоже, он умирает по собственному желанию и выбору, в надежде встретится с ним ТАМ…

И голос шепчет ему на ухо «глупыш…, он искал тебя так же…. Не в жизни, а в смерти, он искал братской любви»

Макс проснулся.

– Чего же мы ждем? Ведь я нашел его. Он здесь, рядом. Я только не могу его вызволить!

Он берет женщину за руку и, почти бегом, тащит ее вперед.

Серый неприглядный коридор, комната в конце коридора. Дверь закрыта, но не заперта. Макс привычным жестом распахивает дверь. На полу грязной, комнаты с некрашеными бетонными стенами, сидит мальчишка. Почти как две капли воды похожий на Макса, только бледный до серости, и немного более лопоухий. И глаза. Совсем другие глаза. Этот мальчик не напуган…. В его глазах темнеет безысходность раненного и брошенного умирать в одиночестве зверя.

– Пойдем с нами, малыш!

– Нельзя…

– Кто закрыл тебя здесь?

– Я должен оставаться здесь, потому, что я охраняю страх. Если я выйду, выйдет и он, и тогда мне не поздоровится.

– Вот видишь!!!! – закричал Макс в отчаянии, – я и так могу пробраться к нему, только когда папа спит! Тогда его взрослая сила перестает охранять вход, и я успеваю зайти. Но ведь это удается, только если папа позволяет спать с ним в кровати, а это бывает так редко. И даже когда я прихожу, он не хочет выйти. Я столько жизней искал его, а он!!!!

– Успокойся, мальчик мой. Мы все уладим.

Женщина села на грязный, холодный, сочащийся влагой пол, и уложила второго к себе на колени. Поглаживая его голову рукой, начала раскачиваться и петь свой странный напев. Мальчик постепенно успокоился. Их тела остались на полу в комнате, все так же раскачивалась взрослая, все так же затих у нее на коленях малыш. Но в тоже время Макс видел, как они встали, и пошли куда-то, взявшись за руки. Жестом она приказала Максу оставаться. Он присел рядом с ними на пол, но при этом его взгляд, сопровождал их на их пути.

Женщина обняла Дена за плечи и подвела к обрыву. Гора, на которой они стояли, была очень высокой. Такой высокой, что облака плыли под ногами. Страх захватил мальчика. Там, под облаками был неизведанный, пугающий, полный опасности мир. Мир, наполненный страхом, и манящий… нет, не жизнью, а последним полетом… Он прижался к ее руке и зажмурил глаза.

– Смотри, – услышал он. Ден открыл глаза и увидел, как руки женщины посылают какие-то теплые желтоватые лучи на скопление облаков, в них образуется ясная, голубая брешь. Одно облако, плотное и очень подвижное, подобралось к их ногам. Женщина подняла Дена на руки и шагнула на облако. Полет оказался совсем не страшным.

Они приземлились в знакомом дворе. Серый бетонный двор-колодец. Ден отвернулся. Вот там слева чернеет провал. Провал, несущий ужас. Как жестоко с ее стороны снова привести его сюда. Он так старался забыть. Он заключил себя в ту серую комнату, разлучил с братом, лишь бы не помнить этого страха…. Но женщина была непреклонна.

– Пойдем, у нас много работы.

Она вытащила из складок платья фонарик и осветила им провал. Там был свален строительный мусор. И среди этой кучи мусора… пробивался маленький, хилый цветочек. Женщина взяла руку Дена и потянула ее к цветку, он в страхе отдернулся, ему представилась когтистая лапа, хватающая его из глубины нагромождения.

Женщина улыбнулась и начала работать. Она поднимала каждый камень, каждый кусок бетона и отдавала Дену, а он складывал их аккуратной кучкой в стороне. Так, постепенно она разобрали кучу мусора. На освободившуюся землю она рассыпала какие то семена, и они тут же проросли цветами. Мальчик повернулся и увидел, что кучка камней, сложенная им вдруг превратилась в кучку игрушек. Со всех сторон к ней сбегались дети, среди которых много было знакомых лиц, разбирали игрушки и разбредались по двору. Последнему мальчишке достался один непарный ролик. Он с досадой бросил его на землю и убежал играть к друзьям. Ролик падая, превратился в маленькую плюшевую лошадь. Белую, с черными пятнами. Ден поднял ее, прижал к сердцу и почувствовал себя абсолютно счастливым. Он оглянулся, и не узнал знакомого двора. Серые стены, залитые солнцем стали золотистыми. Двор больше не был пугающе пустым, он оказался заполненным детским смехом.

Через двор к нему шел Макс. Братья обнялись, вжались друг в друга так, как будто хотели срастись, чтобы уже никто и никогда не смог их разлучить, и… разревелись. Слезы лились из глаз горными потоками, лились и вымывали страхи, неуверенность, обиды и одиночество. На глаза женщины тоже навернулись слезы, а когда она сморгнула их с ресниц, и туман прошел, картина во дворе изменилась. Уже не два брата близнеца стояли перед нею. То есть, в общем, они остались теми же похожими пацанятами, но один их них вырос, стал взрослым мужчиной, и только в глазах его можно было разглядеть грустного мальчика Дена, который, впрочем, уже не так уж и грустил.

Он продолжал крепко прижимать к себе сына, в глазах его стояли слезы.

– Малыш, а чего ты так боялся?

– Я боялся твоим страхом, папа…

– Сынок… Ты разделил со мной мой страх, мой маленький герой. Отважный менестрель…. Теперь я знаю, почему мне всегда казалось, что во мне не одна душа…. Ведь мы всегда были вместе.