В воздухе висела мелкая морось. Влага, стекая по голым веткам, собиралась в тяжелые капли и медленно, словно раздумывая, падала на черную землю, с которой успели сгрести осенние отсыревшие листья.

Павловский парк начинался прямо у вокзальной площади. Здесь Беневоленский обычно и оставлял машину. А сам уходил в город.

Однако Андрей Кириллович был бы плохим стражем, если бы бросал шефа на произвол судьбы. Поэтому он уже давно знал, что, зайдя за угол, Беневоленский остановит частника и поедет в сторону, перпендикулярную железной дороге, к другому краю парка. Там, у входа на территорию детского дома, он остановится, выйдет из машины и примерно минут через сорок вернется к терпеливо ожидающему частнику.

Андрей Кириллович не знал и не хотел знать, что делает его шеф в обыкновенном детском доме. Точнее, даже не совсем обыкновенном, потому что жили в нем наполовину дебильные дети, которых, не дай Господь, иметь в собственной семье. Что-то такое было, видимо, и у Беневоленского. Возможно, здесь он держал какую-нибудь тайную дочь или сына и ездил их навещать. Так думал Андрей Кириллович, и этого предположения ему было достаточно.

Оставив людей, он ехал один следом за шефом, а потом поблизости от детдома ставил машину, опускал стекло и подремывал, слушая тихую музыку. По дороге назад у самой вокзальной площади он обгонял частника, на котором ехал шеф, и встречал его, словно никуда и не отлучался.

Беневоленский об этом не догадывался и был уверен, что о конечном пункте его маршрута не знает никто, кроме директора детского дома. В этот раз он точно так же поймал «шестерку» и проехал по плохо освещенным улицам, почти всю дорогу видя слева решетку знаменитого парка. До конца оставалось не так уж и много, как вдруг машина неожиданно задребезжала, водитель остановил ее и, ругнувшись, выскочил наружу.

– Извините, придется запаску ставить, – объяснил он пассажиру и полез в багажник.

– Мне выйти? – спросил Беневоленский, когда лицо водителя снова оказалось вблизи приоткрытой двери.

– Как хотите, я могу домкратить и с вами.

При этих словах водитель снова ругнулся и объяснил, что домкрат-то он как раз и не взял, отдав его утром соседу.

В машине было тепло, слегка клонило в сон, и вылезать на промозглую сырость, да еще и в тьму, не хотелось. Водителю было уплачено десять баксов и столько же обещано по возвращении, поэтому он был старателен и услужлив. Беневоленский в который уж раз подумал об относительности всего, и в особенности представлений о богатстве. Эти двадцать долларов наверняка осчастливят пожилого интеллигентного водителя, какого-нибудь кандидата наук из местного сельхозинститута, который горбатился во имя процветания Родины всю жизнь. А у него, благословившего сегодня очередной контракт на сотню тысяч баксов, полдня было плохое настроение, потому что он надеялся не на сотню тысяч, а на три-четыре. Из-за одной сотни тысяч он бы не стал и суетиться.

Пока он об этом вяло раздумывал, водитель безуспешно останавливал мчавшиеся мимо машины. Наконец одна-таки встала.

Беневоленский слышал, как его водитель просит у чужого домкрат. Потом они оба подошли к машине, в которой он сидел, стали ее поднимать, одновременно перекуривая. Колесо было довольно быстро заменено, и, получив свой домкрат, чужой водитель мельком взглянул на Беневоленского. Георгий Иванович также мельком взглянул на него.

Они встретились взглядами. И эта встреча глаз не осталась бы у Беневоленского в памяти, если бы на него не глянул сам Скунс!

Георгий Иванович едва не выскочил из машины, чтобы схватить его за руку, но остановил себя. Интересно, что бы он стал делать дальше и что бы сказал этому Скунсу? «Здравствуйте, уважаемый! Мои люди давно вас ищут, чтобы пригласить ко мне на службу». Возможно, именно так и надо было поступить. Но уж слишком внезапна была эта мимолетная встреча, да и сам разговор был слишком серьезен, чтобы начинать его без предварительной подготовки.

Чужая машина помчалась вперед, а Беневоленский скоро уже входил на территорию детского дома, где, как обычно, у калитки ждал его услужливый директор, получавший за каждую встречу купюру с портретом президента Франклина.

Георгий Иванович напрасно считал, что тот, кого они звали Скунсом, его не узнал. Память, которая работала быстрее, чем пентиумы, мгновенно высветила джентльмена в вагоне-ресторане, невольным спасителем которого он стал с месяц назад. Высветила она и другую сцену, тоже за столиком, но уже в клубе. Он получил тогда серьезный заказ, и что интересно, из Страны восходящего солнца. Посидев в клубе минут тридцать и послушав, точнее, посмотрев издалека на рот намеченной жертвы, он убедился, что «клиент был прав». Будущая жертва оказалась редчайшей мразью, и мгновенная смерть для нее была самой легкой казнью из тех, которых она заслуживала. Что же касается собеседника жертвы, господина Беневоленского, то этот человек тогда его не интересовал. Он еще не догадывался, что уже на следующий день после нечаянной встречи на мокрой сумеречной дороге на этого господина поступит заказ. На этот раз с территории нашей Родины.

Но перед этим с профессиональным убийцей еще произойдет случай, который на некоторое время сильно изменит его жизнь.

Андрей Кириллович пережил, следуя в этот раз за шефом, несколько неприятных моментов. Во-первых, он не сразу понял причину внезапной остановки частника. Готовый немедленно вызвать людей, чтобы прийти шефу на помощь, он проехал мимо остановившейся «шестерки», почти коснувшись ее борта, и лишь тогда понял, что она осела на левое переднее колесо. Отъехав на небольшое расстояние, он встал и через заднее стекло принялся наблюдать за развитием ситуации.

Когда же из остановленной машины вылез Скунс, он-таки вызвал своих людей. Но уже через минуту дал отбой.

Скунс, одетый в дешевую джинсовую куртку, вел себя как обыкновенный автомобилист. Достал домкрат и принялся помогать пожилому мужику. К тому же, как знать, вдруг шеф сам спланировал конспиративную встречу с ним. Тогда тем более вмешательство ни к чему. Но, судя до тому, что очень скоро они разъехались, так и не узнав друг друга, встреча все же была нечаянной.

Тут и наступило еще одно неприятное мгновение. С одной стороны, надо было оставить шефа, догнать машину Скунса и вызвать его на откровенный разговор. Лучшее обстоятельство было трудно и придумать. Но с другой – оставлять шефа без прикрытия нельзя. Поколебавшись, Андрей Кириллович решил попробовать догнать Скунса, на несколько минут вступить с ним в непосредственный контакт, а потом вернуться к тому месту, где он уже несколько раз тайно оберегал шефа.

Он увидел, как машина Скунса свернула в тот самый проулочек, где ставил свою и сам Андрей Кириллович. «Может, детский дом хочет навестить», – мелькнуло у него предположение*

Но, оставив машину, Скунс не пошел к главному входу, а стал обходить забор с противоположной стороны. Когда-то там была секретная дырка, через которую ребята сбегали в большой парк, чтобы поиграть в войну. И Скунс шел именно в том направлении.

Времена меняются, но детство остается таким же, даже если лапту и штандер заменили компьютерные страшилки. Пацанам все равно охота тайно ускользнуть. Хотя бы ненадолго.

Скунс оказался прав. Довольно скоро он нашел в ограде небольшой лаз и, пригнувшись, оказался на территории. Андрей Кириллович последовал за ним. Он даже подумывал негромко просигналить, чтобы Скунс приостановился для конфиденциальной беседы. Но Скунс уже довольно уверенно входил в подвал. Пришлось и Андрею Кирилловичу пробираться туда.

В подвале было тепло и тускло горели лампочки. Он сделал несколько осторожных шагов, вслушиваясь, чтобы определить направление, в котором исчез Скунс, и неожиданно получил резкий удар по затылку. Сознание жило еще несколько мгновений, он даже успел выставить руку, чтобы защитить себя от следующего удара, хотя не знал, откуда этого удара ждать, даже успел подумать: «Нарвался!» А потом ноги его сами собой подогнулись.

Очнувшись, Андрей Кириллович ощутил, как чудовищно ломит у него затылок. Он сидел в собственной машине, которая стояла в темном проулке.

«Что это я, неужели в аварию попал?» – подумал он и все вспомнил.

Между рулем и лобовым стеклом лежал кусок бумаги. Андрей Кириллович включил в салоне свет, хотя перед глазами роились черные мушки, и ему удалось прочитать корявые быстрые буквы: «Извини, Андрей. Не ходи за мной больше».

После этого он вспомнил окончательно все. Даже время с точностью до минут, когда оставил машину и последовал за Скунсом на территорию детдома. Оказалось, что всего-то прошло минут двадцать. Следовательно, шеф еще вряд ли закончил свои загадочные дела. Он не ошибся. Шеф появился через десять минут.

Как обычно, Андрей Кириллович, обогнав на обратном пути машину частника, встал у бордюра, а спустя несколько минут из сумерек возник и Беневоленский.

– Я видел вашего Скунса! – были первые слова шефа. – Вы плохо ищете, Андрей Кириллович! Вы докладывали о том, что он в Москве, а он – повсюду!

– Немедленно проверю! – вполне искренне дал слово начальник службы безопасности. Рассказывать о новом своем проколе было все равно что сочинять на самого себя донос.

В школьном детстве многие жители планеты решали одну и ту же задачу о путниках, которые вышли из точек А и В, чтобы встретиться в точке С.

В этот раз такими путниками стали Савва и тот, кого звали Скунс.

Скунс и прежде знал о мерзавце, который подсидел директора детского дома. Но то, что он услышал на похоронах, требовало немедленного возмездия. И для себя он тут же вынес новому директору приговор. Едва вернувшись в Петербург, он отправился в Павловск, чтобы привести свой приговор в исполнение.

Савва в эти же дни услышал рассказ Риммы о гадостном мерзавце, творящем непотребство в детском доме. Будь это директор завода или какого-нибудь магазина, он бы не стал вмешиваться в его душу. Но здесь дело касалось детей. Причем детей и так обиженных природой. Поэтому он отправился по описанному Риммой пути с Витебского вокзала на электричке.

Оба путника встретились на территории детского дома. Скунс пережидал, пока это учреждение покинет Беневоленский. Дальше он предполагал отвести директора подальше от вверенных ему детей. Хорошим местом были, например, парковые пруды. Там директор должен был навсегда распрощаться с испорченной им же самим жизнью. Если же с прудами вышла бы какая-нибудь осечка, можно было просто повесить его на осине.

Длинный и худой человек в очках и старомодной шляпе вряд ли был клиентом директора. Так же, как и импозантный Беневоленский, который, по предположениям Скунса, не мог польститься на умственно отсталого ребенка. Скорей всего, человек в очках был каким-нибудь местным работником. Но дальше произошло невозможное.

– Здравствуйте, – вежливо сказал тощий человек в очках и выговорил заветное имя, которое уже много лет не произносил никто.

Имя это отозвалось в душе Скунса, словно любимая, тихая и грустная мелодия. Именно так его называли много жизней назад в этом месте. В том доме, который был испоганен новым директором.

Такого он не ожидал, но равнодушно выговорил:

– Вы обознались.

Все же он приостановился у калитки, чтобы попробовать вытянуть информацию из этого типа: откуда ему известно настоящее имя. В том, что они никогда не встречались, он был уверен.

– Вы не ошиблись, мы встречаемся впервые, – неожиданно, словно подслушав мысли Скунса, подтвердил странный человек. – Но я знаю не только ваше настоящее имя, я понимаю и причину, которая вас сюда привела. Ваши намерения благородны, однако ни одно доброе дело нельзя совершать через зло. Видите ли, никогда еще прекрасные цели не были достигнуты с помощью дурных средств…

– Вы тут всем эти проповеди читаете? – спросил Скунс.

Догадка странного незнакомца была удивительна. Но ведь и цыганки тоже часто угадывают. И все же пусть он движется с миром по своим делам. А возмездие можно отложить. На час или два.

– Это не догадки, просто иногда мне удается прочитать чужие мысли. Если хотите, я могу сказать вам свое имя. Меня зовут Савва. А директора предоставьте мне. Прошу вас.

– И что вы с ним сделаете? – Скунс понял, что скрывать свою нынешнюю цель бессмысленно.

– Не совсем то, о чем вы думаете. Вы ведь согласитесь, что почти в каждом, даже самом страшном негодяе, живет и светлое начало.

– Ну, допустим.

Они так и стояли около железной ржавой калитки.

– Вот я и хочу погасить активность центров агрессии и активировать рецепторы доброты. С вами, например, я уже сейчас это сделал, пока мы разговаривали.

– То есть?

– Спросите самого себя: разве вам хочется делать то, за чем вы сюда приехали?

– Пожалуй, что и правда пропало настроение, – ответил, усмехнувшись, Скунс.

– И хорошо., Это очень хорошо. Возвращайтесь назад. – Савва снова назвал его настоящее имя, которое много лет не произносил никто. – А я встречусь с директором. Поверьте, это будет гораздо лучше для всех.

Тот, которого с некоторых пор стали звать Скунсом, вел свою машину назад и ощущал странную, давно забытую размягченность.

– Проповедник чертов! – проговорил он вслух, вспомнив разговор с Саввой, но сказал с улыбкой, без озлобления.

Чтобы сделать приличный сайт, нужно, разобравшись в представленном материале, найти художественную идею, образную систему подачи этого материала. И изготовить эскиз. Но лишь опытный человек может по эскизу представить то, что он увидит потом на экране во всей красе. Сайт должен привлекать внимание, должен завораживать, создавая ощущение радостного удовольствия от созерцания картинок и текстов, желание продлить знакомство с информационной составляющей.

Примерно об этом и думал Петр, когда вечером шел по Дворцовой набережной в сторону офиса. Эта была первая его серьезная работа, и он мечтал исполнить ее так, чтобы слух о нем пошел по всей Руси великой.

Охранник, открывший дверь парадного, улыбнулся ему как знакомому и протянул пластмассовую карточку, на которой красовалось Петино лицо, а внизу было напечатано: «Сотрудник».

– Пропуск. Не потеряйте, завтра вечером вас без него не впустят.

Так же, как днем, Петр поднялся вслед за охранником по короткой лестнице на площадку бельэтажа. Что было за левой дверью, он не знал, а за правой помещался офис.

В офисе горел свет, но в приемной сидел лишь менеджер.

– Вас дожидаюсь, – приветливо улыбнулся он. – Берите три папки, усаживайтесь здесь. – И он показал на небольшой кабинет за открытой дверью. – Если захотите чаю или кофе, тут справа кухня. Туалет дальше по коридору.

Петя унес папки в кабинет и включил компьютер.

Менеджер, сделав несколько звонков, вышел. А может быть, ушел и совсем.

Его сменил охранник, который, сидя в кресле, читал какой-то детектив в яркой обложке.

Петр разбирал материалы, классифицируя их на ряды: информационный, декоративный. Материалов было много, и Пете самому надо было решить, что из этого пойдет в сайт, а о чем он скажет лишь мельком.

Потом кто-то просигналил снизу, и охранник, увидев на мониторе молодого человека с пакетом в руках, спустился вниз, принял пакет, расписался в его получении и, проверив прибором на взрывчатку, положил на столе в приемной.

Потом он кому-то звонил, видимо жене. А затем появился в дверях перед Петром.

– Я исчезну минут на сорок, не больше. Если кто будет звонить снизу, не обращай внимания. Иногда какой-нибудь придурок мимо идет и нажмет на кнопку. А систему замков тебе трогать не надо. Телефон стоит на автоответчике. Факс – на автомате. Я дверь к тебе закрою, чтоб тебя звонки не раздражали. Ты сиди работай.

Петр молча кивнул. Инструкции были понятны: по офису не шататься, ничего не трогать, к уличной двери не подходить. А когда охранник закрыл дверь в кабинет, он и вовсе почувствовал себя словно в сурдокамере.

Никто не заметил, как уличную дверь открыл своей кодовой картой толстоватый человек с небольшой лысиной. В офисе ему надо было совсем немного – воспользоваться туалетом. После продолжительного застолья он отправился домой, а по дороге его, так сказать, приперло.

Исполнив необходимое, он собрался так же по-английски уйти, и только тут сообразил, что в офисе-то нет ни дежурного, ни охранника.

– Ну, Гарька! Набрал раздолбаев! – сказал он вслух и увидел на столе пакет со смешной надписью: «В личные руки».

«Интересно, что еще у него за интимная переписка», – подумал он и ножницами, которые лежали почти посередине стола, срезал краешек. Из пакета выпали видиокассета и записка.

Кассету он сразу сунул назад, с ней было разбираться некогда, а записку скопировал, подождав минуту-две, пока нагреется ксерокс, и повторяя лишь одну фразу:

– Ну, Гарька, ну педик!

Записка эта говорила о многом. И была сверхценным аргументом в их сложных отношениях. Оригинал ее он тоже засунул в пакет и постарался его снова заклеить.

Внизу в «шестисотом» толстоватого человека терпеливо дожидался водитель. Мимо проехала гаишная машина, но не обратила на нарушителя внимания: остановка здесь была запрещена, однако в ГАИ хорошо знали, для кого созданы правила.

Едва человек спокойно уселся в машину рядом с водителем, она, шаркнув колесами, рванулась дальше. Человека звали Борис Бельды.

Петр даже не знал, сколько прошло времени, когда дверь снова распахнулась и взволнованный охранник спросил:

– Ты пакет трогал?

– Какой пакет? – не понял Петр.

– Приносили пакет. Я сам его получал.

– Не знаю. Я вообще не выходил, как вы дверь закрыли, я и сидел.

– Странно… Ладно, как будешь заканчивать, скажи. Тебя домой на машине отвезут. Тебе ведь через мосты не надо?

– Да нет.

– Ну так и отвезут.

Петр с удовольствием разбирался с материалами в первой папке. Рассматривал фотографии Беневоленского в детстве, черно-белые, можно сказать, старинные фотографии его родителей, школьные похвальные грамоты, дипломы за какие-то изобретения. Одних только газетных статей и интервью с Беневоленским была толстенная пачка. Их надо было читать очень сосредоточенно, чтобы показать Георгия Ивановича во всем величии его дел. Многие статьи, конечно, повторяли одно и то же, и в этом была трудность: внимание притуплялось – можно было упустить важную деталь.

Даже и удовольствие, если оно длится долго, становится утомительным. В три ночи он почувствовал жуткое желание немедленно заснуть и сдался. Охранник сразу вызвал по переговорному устройству шофера. И в тот миг, когда перед ним открылась могучая бронированная уличная дверь, у тротуара остановилась «Вольво». С таким комфортом Петр ездил лишь при отце, в тот год, когда дела его неожиданно пошли в гору.