Подготовка к встрече с Дианой заняла у Петра не меньше часа; кажется, он еще никогда не подходил к процессу одевания так тщательно. Подобрать одежду, причесаться так, чтобы волосы не были прилизаны, но и не напоминали воронье гнездо, – все это требовало немалого труда. Павел, которого призвали в главные критики, с важным видом сидел на диване в комнате брата и давал ценные указания. Женскую половину населения – маму и Пунечку – в святая святых не допустили, и они коротали время на кухне, одна за подготовкой к урокам с одновременным приготовлением обеда, другая за выпрашиванием кусочков печенки.

Наконец туалет был завершен. Из зеркала на Петра смотрел достаточно высокий, правда, несколько излишне худощавый молодой человек с серьезным, вдумчивым выражением лица (Петр ежедневно в течение недели специально тренировался перед зеркалом). Единственное, что не подлежало исправлению, – это огромные, по мнению Петра, да еще и оттопыренные, как у слона, уши. С ними ничего невозможно было поделать. Ну не резать же их, в самом деле. Последние пять минут Петр провел перед зеркалом, прижимая уши к голове. Как было бы замечательно, если бы они застыли именно в таком положении, но, увы, предательские локаторы неизменно занимали свое обычное место.

– Ну, смотри, – жаловался Петр брату. – Нет, чтобы идти параллельно, как у всех людей, так они встали перпендикулярно плоскости головы!

Павлуша покатился со смеху:

– Не у всех же голова плоская!

– Что ты такое несешь?!

– Ты же сам сказал: «плоскость головы».

Однако времени на сборы больше не оставалось. Стремительно приближалось время «Че», и если Петр не хотел показаться невежливым и заставлять девушку ждать на первом же свидании, то ему следовало вылететь из дома, как пробка. Что он и поспешил сделать.

В результате Петр оказался на заветном пятачке между метро и Домом книги ровно за две минуты до назначенного времени, да еще с букетом лиловых и белых астр в руках, надеясь, что эти цвета не символизируют ничего плохого.

Петр никогда еще не был на настоящем свидании. Не считать же таковым встречу с одногруппницей по поводу передачи конспекта по сопромату. Поэтому его знания относительно того, как следует себя вести в подобных случаях, были почерпнуты из комиксов, фильмов, анекдотов и тому подобного. Так, Петр знал, что юноша должен являться вовремя и с цветами, а девушка практически всегда очень сильно опаздывает. Иногда очень сильно. Поэтому Петр с самого начала настроился на долгое ожидание: он постарался устроиться поудобнее, опершись о гранитный парапет, но принять непринужденную позу мешал дурацкий букет. Петр решительно не знал, что с ним делать. Стоять с ним и то было неудобно, к тому же Петру казалось, что эти астры придают ему глупый вид «влюбленного под часами», героя не менее глупых комиксов.

«Хоть бы она опоздала не больше чем на час, нет, на полчаса», – тоскливо думал Петр. Он снова и снова повторял в памяти описания друг друга, которыми они обменялись по электронной почте, стараясь охарактеризовать свою внешность положительно, но при этом с долей иронии.

Я буду в длинной юбке, но у нее такие разрезики, что с иной точки зрения она оказывается очень короткой. Цвет – черный. Куртка тоже черная. Кожаная, но не «косуха». Всегда восторженная речь и кудри черные до плеч. Насчет речи – не знаю, а про кудри написано правильно.

Ботинки, брюки, куртка. Особая примета – огромные уши. А если точнее: куртка «пилот» темно-коричневая, волосы короткие, рыжеватые. Некоторые считают меня рыжим, но это зловредное заблуждение, в чем вы, Диана, убедитесь сами. Лицо не лишено приятности, черты правильные, характер нордический.

Про уши Петр написал нарочно, чтобы предупредить ее. Она уже будет представлять невесть что, а увидев их, даже скажет: «Я думала, они гораздо хуже». И все-таки было страшновато. Поэтому, с одной стороны, Петру хотелось, чтобы она не очень опаздывала, а с другой – он так боялся этой встречи, что время от времени подумывал: «Хорошо бы она вовсе не пришла».

– Здравствуйте, Петр, – услышал он внезапно голос совсем рядом. – Представьте себе, я вас сразу же узнала. Вы очень хорошо себя описали.

Даша выговорила все скороговоркой, поскольку этот текст заготовила и заучила заранее.

– Диана, – только и сказал Петр.

– На самом деле меня зовут Даша. Диана – мой псевдоним.

– Вы что-то пишете? – спросил Петр, который растерялся настолько, что продолжал держать в руках букет, о существовании которого, по всей видимости, забыл.

– Так же, как и вы! Стихи, прозу, – рассмеялась Даша. – Или вы уже забыли?

Она и сама очень трусила перед этим свиданием, но теперь весь страх прошел, и ей стало ужасно весело. Она рассмеялась, а Петр в панике подумал: «Уши!»

– Слушайте, а уши у вас совершенно обыкновенные, я даже разочарована. Вы их так красочно описывали.

– Надо же было присочинить какой-то яркий отличительный признак, – развеселился Петр. Замечание про уши пришлось как нельзя кстати. Петр пришел в себя и даже вспомнил про букет. – А это вам, Диана, то есть Даша.

– Ой, спасибо, – она уткнулась носом в цветы. – Как здорово! Мне еще никогда не дарили цветов. Вернее, вот так не дарили. Когда мама с папой приносят букет на день рождения, это не считается.

– А я никому не дарил, кроме мамы на день рождения.

Петр, который стеснялся пристально разглядывать Дашу (он продолжал в глубине души называть ее Дианой), бросил на девушку быстрый взгляд. Она оказалась очень даже хорошенькой. Как здорово, что они все-таки решились встретиться, и что бы там ни подсказывала ему интуиция, а все равно оставались сомнения: точно ли его виртуальная подруга – та, за кого себя выдает. Нет-нет, а такая мысль проскакивала. И вот только теперь он окончательно убедился, что его Даша-Диана – не только красивая и умная, но и очень милая. С ней сразу стало очень легко и просто.

– Ну что, дойдем до «Сайгона»? – предложил Петр.

– Давай!

Как-то совершенно незаметно они перешли на «ты», чего, скорее всего, никогда бы не произошло во время переписки.

Они шли по Невскому проспекту, и Петр все время боковым зрением смотрел на Дашу. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь пойдет по улице под руку с такой красавицей. Вот только уши… Но Даша сказала, что они совершенно нормальные. Сам Петр оставался о них прежнего мнения, но спорить не стал. Нормальные так нормальные.

Они походили по магазину, поглазели на дорогие компакты, пооблизывались и вышли обратно на улицу.

– Да, – вздохнул Петр. – Приятно посмотреть, но увы…

– А я хожу в магазины, как в музей, – сказала Даша. – Тогда и не обидно совсем. В «Эрмитаже» ты не будешь расстраиваться от того, что у тебя нет денег, чтобы купить картины Рембрандта или Веласкеса, ну, или «Часы-павлин», например.

– Как в музей! – засмеялся Петр. – Это хорошая мысль.

Они свернули с Невского на Малую Морскую, а с нее на какую-то пустую узенькую улочку. Здесь было практически безлюдно, только вереницей стояли припаркованные машины.

Почему-то безлюдье подействовало на Петра и Дашу угнетающе. Еще пару минут назад они оживленно беседовали о судьбах русского рока, об абсурдистской поэзии, о преимуществах надземного транспорта перед метро и тому подобных высоких материях. Но вот они вступили в тихий и безлюдный переулок, и настроение у обоих почему-то сразу стало подавленным, как будто в яркий солнечный день небо внезапно заволокли черные тучи.

Даша тоже затихла и шла рядом молча. «Как странно, – подумал Петр. – Что вдруг могло произойти?»

Его мысли прервал топот. По переулку прямо на них бежал парень в распахнутой кожаной куртке, с длинными волосами, стянутыми сзади резинкой. Петр не успел его как следует запомнить, да и не особенно старался. К чему разглядывать каждого встречного-поперечного? Однако что-то в этом парне показалось смутно неприятным, и Петр с Дашей слегка посторонились, чтобы дать ему дорогу.

Пробегая мимо Петра и Даши, парень вдруг на миг остановился и сунул Петру в руки какой-то пакет, крикнув на ходу:

– Держи, приятель!

Петр поспешно схватил пакет, плохо соображая, что же такое происходит. Парень тем временем бросился бежать дальше. Петр и Даша обернулись и обалдело смотрели ему вслед, причем Петр продолжал держать пакет в руках.

В следующий момент раздались звуки милицейского свистка, и из-за поворота показались двое, одетые в камуфляжные костюмы. Это была не простая милиция, а ОМОН. Петр в панике подумал о том, что не знает, на чьей он стороне. Готов ли он помогать стражам правопорядка или тому, кто удирает от них? Видит ли он в представителях правоохранительных структур друзей или врагов? Хотя, скорее всего, их с Дашей ни о чем не спросят, ведь было очевидно, что преступник побежал дальше, в сторону Малой Морской: спрятаться в переулке было совершенно невозможно, тут не было даже ни одной подходящей подворотни. Примерно то же самое думала и Даша, решившая, что она все-таки покажет, куда скрылся беглец.

Однако дальше произошло то, чего ни Петр, ни Даша не могли не то что ожидать, но даже представить себе.

Омоновцы замедлили бег и остановились прямо перед Петром.

– Ваши документы! – сказал один.

Петр завозился, разыскивая по карманам паспорт, не нашел, вспомнил, что оставил его во внутреннем кармане джинсовой курки, которую обычно таскал в институт, но зато обнаружил студенческий билет. Чужой пакет он бездумно продолжал держать в руках.

Рядом с ними поглазеть на то, что происходит, остановились двое прохожих – молодой и постарше.

– Ну что, добегался? – спросил Петра тот, что постарше, так, словно давно его знал.

– Вот, значит, как вас сегодня зовут – Певцов Петр Григорьевич, – с непонятной иронией сказал омоновец. – Студент второго курса. А что это у вас в руках, гражданин студент? – И он указал на пакет.

Только сейчас Петр и Даша осознали, что у Петра в руках чужой пакет, и они понятия не имеют о его содержимом.

– Это не мое, это его. Того, за кем вы гнались, – сказал Петр и ужаснулся: так фальшиво и ненатурально прозвучал ответ.

– Парень бежал мимо и сунул этот пакет ему в руки, – пришла на помощь Даша.

Первый омоновец, ни слова не говоря, взял пакет из рук Петра, затем бросил второму:

– Изъято в присутствии трех свидетелей. Вы, девушка" тоже свидетель, что пакет взят из рук Певцова.

– Я же говорю, это не его пакет! – рассердилась Даша, которой совершенно не хотелось быть подобным «свидетелем».

– Об этом я вас не спрашиваю, – сказал первый омоновец. – Вы видели, что я взял это из его рук. Так или нет? – резко переспросил он, потому что Даша молчала. – Я вас спрашиваю? Кстати, за дачу ложных показаний вас можно привлечь. Так вы видели, что я взял этот пакет из рук, – он сверился с билетом, – Певцова Петра Григорьевича?

Даша молча кивнула.

– Выгородить своего хотела? – спросил тот же пожилой прохожий. – Не выйдет, девушка. О себе бы подумала! Такая молодая!

– Лицом к стене, руки на голову! – скомандовал Петру второй омоновец и взялся за автомат. Даше стало страшно.

– Это же не его пакет! А того парня, за которым вы гнались! – закричала Даша, видя, как Петр медленно поворачивается лицом к стене.

– Заткнись и в сторону! – с угрозой в голосе приказал ей омоновец. – Или ты вместе с ним в «Кресты» захотела, шалава!

Даша осеклась. Она внезапно отчетливо поняла, что ее объяснения никому не нужны. Эти люди не хотят ее слушать, потому что истина их не интересует. Они были уверены, что Петр – преступник, и ничто не могло поколебать их уверенность. Это был бред, наваждение! Но, увы, бред происходил наяву, и избавиться от него, проснувшись, было невозможно, потому что это и есть явь.

Петр по-прежнему стоял лицом к стене. Первый омоновец медленно, даже лениво обыскивал его, похлопывая по карманам, второй в это время осторожно разворачивал пакет. В нем оказался другой и еще один, наполненный каким-то белым порошком, похожим то ли на сахарную пудру, то ли на мелкую соль. Увидев его, омоновец усмехнулся понимающе и очень нехорошо. «Кокаин», – сразу поняла Даша не столько по виду (поскольку кокаина никогда в жизни не видела), сколько по выражению лица омоновца. Он увидел то, что ожидал увидеть.

– Снежок, значит… Хранение и распространение… – сказал он. – Сейчас вызову транспорт.

– Но это не его пакет! – в отчаянии крикнула Даша. – Какой-то человек пробегал мимо и сунул ему эту гадость. Понимаете? Тот, за кем вы гнались, убежал. Это совершенно другой человек. Я все видела! А Петр просто не может быть торговцем наркотиками! Он не такой человек!

– Знаете, девушка, вы бы нашли себе лучшую компанию, чем торговец наркотиками, – сказал второй омоновец.

– А, может, ты его подручная, а? Шестеришь на него? – спросил первый, защелкивая наручники на запястьях Петра. – У вас преступная группа? Прекрасно! Организованная преступность, получите побольше, хотя за это, – он указал на пакет, – и так мало не покажется. Так вместе с ним идешь или как?

– Диана, то есть Даша, иди домой, – сказал Петр.

– Так, говоришь, он не такой человек. Познакомились-то, поди, пять минут назад. Ты, часом, к нему не за товаром пришла? – поинтересовался первый.

В этот момент переулок огласился отчаянным воем сирены, и показалась милицейская машина. Из кабины выскочили еще двое, вооруженные автоматами.

– Взяли голубчика, тепленького, прямо с поличным, – сказал первый омоновец, заталкивая Петра в машину. Тот замешкался и оглянулся на Дашу:

– Мама! Маме сообщи!

– Маму вспомнил, сучонок! – добродушно хмыкнул второй омоновец. – А когда наркотой торговал, вспоминал ее, а?

– Вы не правы! – Слезы отчаяния текли по Дашиному лицу. – Отпустите его.

Но омоновцы только отмахнулись от нее, как от назойливой мухи.

– Петр! Петя! – кричала Даша. – Я же не знаю, как найти маму!

– Маме… – из-за спин омоновцев крикнул Петр. – Ольга Васильевна, телефон двести тридцать три…

Но договорить ему не дали. Сильный удар на миг оглушил Петра, и он мешком упал на скамью.

– В семнадцатое, как обычно, – приказал омоновец двум прохожим-свидетелям. – Чтобы через полчаса быть там.

– Пустите меня, я поеду с ним! – крикнула Даша и рванулась к машине.

– А ну пошла отсюда, сучка! – сказал кто-то и, повернувшись к другому, объяснил:

– Наркоманка. Видишь, глаза какие. Но взять не успела, так что приходится отпускать.

Машина заворчала и уехала, оставив Дашу одну посреди тихого безлюдного переулка. Она хотела закрыть лицо руками и только тут заметила, что по-прежнему держит в руках букет из белых и лиловых астр. Даша прижала букет к груди. Это было единственное, что осталось у нее от Петра.

Она медленно пошла дальше, не понимая, куда идет. Казалось немыслимым, что этот парень, которого она впервые увидела всего два часа назад, стал ей вдруг так дорог. «А если бы не это свидание, – подумала она, – я бы никогда не узнала о том, что случилось. Он бы просто исчез, и все, и я бы никогда даже не догадалась… Хотя, может быть, тогда бы этого не случилось…» Все, что только что произошло, казалось диким, кошмарным сном, но букет в руках доказывал: то, что было, – было.

Даша снова и снова вспоминала все, что произошло. «Мама, сообщи маме», – говорил он. Господи, да где же ее искать? Может быть, написать по электронной почте, мама забеспокоится и, возможно, откроет его почтовый ящик. Певцова Ольга Васильевна, что-то в этом было очень знакомое. «Ну да, ведь нашу учительницу биологии зовут Ольгой Васильевной, но это, скорее всего, просто совпадение». Фамилии учительницы Даша не помнила, но точно не Певцова, хотя… ну, конечно! Ольга Васильевна Журавлева. Значит, это не она. Даша опустила голову и поехала домой.

Семка встретил Дашу, как обычно, буйной собачьей радостью, и ему было совершенно непонятно, отчего молодая хозяйка не ласкает и не гладит его, как делала всегда. Даша действительно не замечала ничего вокруг, она машинально взяла вазу и поставила в нее цветы. Вот и все, что осталось от виртуального романа, так и не случившегося в реальном времени,

«Ольга Васильевна… Ольга Васильевна…» – бесконечно крутилось в голове, как испорченная виниловая пластинка. Певцов Петр Геннадьевич… наверное, домашний адрес можно узнать через милицию. Но кто станет разговаривать там с ней, с Дашей? Вот вернутся родители, надо поговорить с ними, может быть, они помогут.

Чтобы чем-то заняться, Даша вышла погулять с Семкой. Они побродили минуть пятнадцать под моросящим дождем и вернулись домой. Надо было готовить уроки, но едва ли не впервые в жизни Даша не могла сосредоточиться на книгах. Знания, которые в них содержались, внезапно показались ненужными, пустыми.

Вечером вернулись родители и очень удивились, застав дочь в дурном расположении духа и даже заплаканной.

– Что, он обидел тебя? – забеспокоилась мать.

– Нет, совсем нет, – затрясла головой Даша.

– Я вижу, что что-то произошло! Скажи мне, в чем дело? Он не пришел?

– Нет, мама. Просто… Случилось что-то ужасное. – Даша расплакалась, а потом рассказала родителям о том, что произошло днем.

– Это было ужасно, ужасно! – повторяла она. – Понимаете, они не хотели верить, они решили, что он торгует наркотиками, но это не правда!

– Ну хорошо, хорошо, – пыталась успокоить дочь Галина Павловна. – Уверяю тебя, в милиции во всем разберутся, и завтра же Петр будет дома, а может быть, он уже дома.

– Нет, – покачала головой Даша. – Он бы позвонил.

– Дурочка ты моя, – вздохнула мать. – Ну почему ты решила, что в такой ситуации для него самым главным будет позвонить тебе. Вы знакомы-то один день, да что там день – два часа.

– Мы знакомы гораздо дольше, – возразила Даша.

– Ну хорошо, – не стала спорить Галина Павловна. – Но согласись, что после такого потрясения Петр может забыть даже что-то важное. Шутка ли, сколько времени он провел в отделении милиции…

– Я вот посидел однажды по молодости лет, – вставил Феликс Николаевич. – Босиком ходил по Университетской набережной, и меня арестовали за мелкое хулиганство. Так вот когда меня привели в отделение, у меня в буквальном смысле отшибло память, причем настолько, что я долго не мог вспомнить имя-отчество отца, твоего дедушки, а его дату и место рождения так и не вспомнил. Можешь себе представить, Дашурка, не вспомнил дедов день рождения!

Как ни странно, история с забыванием дня рождения дедушки Дашу успокоила, но общее уныние не проходило. Очень плохо было на душе.

– Тебе надо поспать, – сказала Галина Павловна. – Вот прими таблетку, и увидишь, утром все как рукой снимет.

– Так рано еще совсем, мама!

– Ничего, сегодня ложись пораньше. Когда у человека депрессия, ему нужно как можно больше спать.

Даша послушно взяла из рук матери таблетку реладорма и запила ее водой. Действительно, через несколько минут все вокруг поплыло, сознание начало затуманиваться, и ее потянуло в сон. Даша вышла в коридор, чтобы пройти в туалет, и услышала голос матери, доносившийся с кухни:

– Господи, Феликс! У меня за Дашуру прямо душа болит. Какое она еще наивное дитя! Решила, что этот Петр относится к ней так же, как она к нему. Все принимает так серьезно, как будто это уже любовь на всю жизнь. Дети, дети…

– А мне этот Петр очень подозрителен, – заметил Феликс Николаевич. – И история какая-то странная. Чтобы так, посреди бела дня, вдруг хватали ни в чем не повинного человека, у которого при этом случайно оказался кокаин. Якобы его кто-то случайно ему подсунул… Все это очень не правдоподобно.

– Наркотики – это же огромные деньги, – сказала Галина Павловна. – Представляешь, сколько стоит такой пакет? И чтобы вот так отдать его первому встречному?

– Тут может быть только два варианта, – сухо и по-деловому продолжал Феликс Николаевич. – Либо он действительно со всем этим повязан. И на улицу эту они попали не случайно. Он должен был там появиться в определенное время и таким способом получить «товар». А то, что он с девушкой идет, – так это даже хорошо, никто ничего не заподозрит. Ведь, как я понял, именно он назначил место и время встречи с Дашурой. Вполне возможно, это было сделано с совершенно определенным расчетом.

– Ужасно, – тяжело вздохнула Галина Павловна. – Просто в голове не укладывается… Представляешь, и ее ведь могли взять как сообщницу.

– Могли, – согласился Феликс Николаевич. – Но не взяли. И это наводит меня на совершенно другое предположение.

Даша замерла на месте. Голос отца звучал серьезно, почти сурово. Обычно он говорил насмешливо, сыпал смешными историями из жизни, и потому было очень странно слышать его абсолютно серьезный голос.

– Могло быть вот что, – говорил Феликс Николаевич. – Его подставили. Подбросить наркотики – это беспроигрышное дело. Это делается тогда, когда хотят тихо избавиться от человека. Дело, видимо, не так серьезно, чтобы убирать его физически, но кто-то не хочет, чтобы этот Петр находился на свободе. Способ-то, в общем, испытанный, старый. Значит, он кому-то помешал. А это, в свою очередь, значит, что он не так прост, как думает Дашура. Ты подумай, сколько тут всего задействовано: ОМОН, милиция, килограмм, или сколько там было, кокаина, причем, заметь, настоящего, надо было и за это заплатить. Кому-то он серьезно наступил на хвост. И нашей дочери соваться в это дело совсем не нужно. Таково мое мнение.

– Да уж конечно! – поддержала мужа Галина Павловна.

– Причем для меня не важно, что там произошло на самом деле, – завершил свою речь Феликс Николаевич. – Ни если он действительно торговец наркотиками, ни если его просто подставили. В любом случае Дашуре следует держаться от этого Петра подальше. И дурацкий компьютерный роман прекратить.

Первым импульсивным желанием Даши было ворваться на кухню, крикнуть, что все не так, что никакой Петр не торговец наркотиками, что все это нелепая случайность. Но она вдруг четко осознала, что это ни к чему не приведет, что родители просто примут ее слова за очередную инфантильную выходку. Поэтому она сдержалась и стала слушать дальше, хотя глаза слипались, а босые ноги совсем окоченели.

– А если его выпустят и он снова примется ей писать? – спросила Галина Павловна. – Что тогда?

– Завтра же позвоню провайдеру и сменю пароль, – спокойно сказал Феликс Николаевич. – И в Интернет пусть выходит только в нашем присутствии.

Даша закрыла рот ладонями, чтобы не закричать. Вот это да! А ведь она чистосердечно считала своих родителей не только добрыми и хорошими, но и все понимающими. Оказалось, что как в физике есть предел допустимого воздействия на физическое тело, так и тут родители достигли предела понимания. Дальше следовало действовать самой.

Даша, пошатываясь, вернулась в комнату. Глаза не желали больше оставаться открытыми – реладорм уже действовал вовсю. «Нельзя спать, нельзя», – повторяла Даша. Нужно немедленно послать письмо Петру и предупредить о том, что она снова замолчит. У него ведь есть номер ее телефона. И чтобы он не звонил после семи, когда родители уже дома. Но она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

Когда минут через пятнадцать Галина Павловна вошла в комнату дочери, Даша уже крепко спала. Мать улыбнулась, поправила подушку и вышла, решив, что эта неприятная история уже полностью отошла в прошлое.