Савва подходил к мрачной громаде из темно-красного кирпича. Где-то там внутри томился Петр, но связаться с ним с такого расстояния Савва не мог, даже если бы знал, куда выходят окна камеры. Оставалось прибегнуть к обычному методу – выяснить через зэков. У них почта работает исправно, и информацию они дадут и более точную, и более дельную, чем в канцелярии.

Савва остановился у ворот, ожидая, когда во двор или со двора поедет машина, и они откроются. Сквозь запертые металлические ворота он проходить не умел.

Скоро появилась крытая машина, охранник проверил у водителя пропуск и открыл ворота. Савва прошел следом за машиной. Его никто не остановил. Точно так же легко Савва пересек двор. Он направлялся на кухню, истинное сердце всякого исправительного учреждения.

Здесь обычно трудились и зэки, которых начальство поощряло за хорошее поведение, хотя по нынешним временам сюда чаще попадали те, за кого заплатили с воли. Не так много, чтобы гужеваться в камере наедине с видиком, но и не так мало, чтобы стоять у параши в камере, где на шесть мест помещено шестнадцать подследственных. Для Саввы это не имело значения. Он оглядел большое, наполненное специфическим кухонным чадом помещение и сразу увидел того, кто ему нужен. Худосочный мужичонка возился возле котла, в котором бурлила баланда.

Мужик был в синей застиранной майке и вида самого простецкого. Но Савву это не обманывало. В таком хлебном месте мог оказаться только человек с тюремными привилегиями. Разумеется, не вор, потому как вор работать не будет. Но приближенный к верхам человек, это уж точно.

– Я от Ржавого, – сказал Савва. – Нужно узнать кое-что.

– Ха, – хмыкнул мужичонка. – Чтой-то сомнительно, чтобы ты был от самого Ржавого. Я с ним рядом на нарах лежу, он мне про тебя не сказывал.

– А может, сказывал? Я Савва Морозов.

Что-то неуловимо изменилось в глазах мужика, но он продолжал валять ваньку:

– Не-е… А что ты за птица такая, чтобы о тебе песни петь? – А сам присматривался к Савве, было видно, что о всяких чудесах наслышан.

– Птица я простая, воробей, – ответил Савва. – Потому и пройду туда, куда голубь не пролезет. Ладно, дело у меня к Ржавому есть, и притом срочное.

– Ну, срочное! – развел руками мужик. – Я пока смену закончу, пока поднимусь наверх, это когда еще будет! Тебе как срочно-то надо?

– Прямо сейчас, – сказал Савва. – Паренька я тут одного ищу. Певцов Петька, взяли со снежком, который сами же и подбросили. Вот опасаюсь я, как бы не случилось с ним чего. Хорошо бы Ржавый зэкам по камерам маляву послал, чтоб не трогали Певцова, если что.

– Ну ты, парень, везунчик, как я посмотрю, – мужик ударил себя в костистую грудь, на которой мешком болталась синяя майка. – Ржавый тебе тут как тут, а еще он у тебя, оказывается, на посылках. Будет под твою диктовку маляву строчить. Складно говоришь!

– Певцов мой племянник, – ответил Савва. – Похоже, его до суда доводить не хотят.

Он внимательно посмотрел мужику в глаза:

– Скажи, ты видел Петю Певцова? Мужик молчал, глаза его закрылись, как будто он начал засыпать на ногах.

– Ты видел Петра Певцова? – медленно повторил Савва.

– Видал, – сказал мужик механически, как искусно сделанная кукла. – В нашей камере он. И передачка была, что, мол, беда с ним может приключиться: его опустят, а он с горя-то и повесится. Да только Ржавый все тянет.

– Так и Ржавый у вас?

– У нас, – все так же безжизненно ответил мужик.

– Надо мне с ним увидеться, – сказал Савва. – Объяснишь, как пройти?

– Объясню, – кивнул мужик и стал чертить прямо на большой разделочной доске острием ножа – вот это кухня, отсюда пройдешь к лестнице и поднимешься на четвертый этаж. Вот план этажа…

Когда Савва исчез, Фрол встряхнул головой, сбрасывая остатки внезапно навалившегося сна. Надо же заснуть посреди дня, сон даже какой-то привиделся, будто стоял тут странный мужик в очках и в какой-то старомодной черной шляпе… Бывает же такое… Фрол только пожал плечами и в тот же миг совершенно забыл об этом. Только через некоторое время, повернувшись за разделочной доской, он заметил, что она вся исцарапана какими-то линиями.

– Во, собаки, – покачал головой любивший порядок Фрол и выругался. – Сами же едите, так обязательно насрать!

И он соскреб верхний слой с видавшей виды доски.

– Портреты, что ли, рисовали – вот фантазия! – хмыкнул он, а в следующий миг забыл и про доску.

Савва тем временем уверенно шел по лабиринту коридоров, переходов и лестниц. Никто бы никогда не поверил, что он в «Крестах» впервые, тут и видавшие виды не всегда могли легко найти дорогу из пункта А в пункт Б, а уж новичку заблудиться ничего не стоило. Но он отчетливо помнил план, начерченный на разделочной доске, и без труда шел но направлению к нужной камере.

Шел он неторопливо, ровным шагом, без суеты, стараясь сделаться совершенно прозрачным для чужих энергетических волн. Они не отражались от него, и поэтому Савва, будучи видимым, стал совершенно незаметным. Опасность для него представляли только бездушные телекамеры. Тут-то и выручала степенность походки. Наблюдавшие видели, что человек в шляпе движется спокойно и уверенно, что встречные не обращают на него никакого внимания, а значит, ему разрешено идти туда, куда он идет. Караульные у входов на новые этажи с послушным лязгом распахивали перед ним тяжелые решетчатые двери. Воздействуя на них, Савва старался расходовать силы экономно. Не всматривался особенно в глубину их душ: исполнил человек перед ним нужное дело, и пусть стоит дальше спокойно.

Вот и дверь нужной камеры. Савва посмотрел в глазок: обычная тюремная картина – в табачном чаду сидят, лежат, переговариваются.

– Василь Палыч, – ровным голосом сказал Савва.