Город Моунтейн-Вью ежился под благожелательным деспотизмом реактивного века. Старожилы на митингах и в печати жаловались на дикий грохот и разбитые окна, вспышки пламени и переменившиеся небеса. В ответ личный состав воздушных сил и граждан, наиболее сознающих опасность войны, публиковали письма на тему: "Что бы вы делали в случае нападения, не имея реактивной защиты?"

Райнеры жили в нижней половине нового двухквартирного дома неподалеку от Эль-Камино-Реал. Бетти Райнер отворила дверь на звонок. Высокая, стройная, хорошенькая брюнетка с зелеными глазами и автоматической улыбкой, которую опровергал хмурый взгляд. На ней были тесные черные брючки и шелковая рубашка, двойная нитка жемчуга спускалась ниже бедер. Додд хотел бы знать, был ли то ее обычный домашний костюм или она принарядилась к случаю.

– Не пойму, с чего там вся эта возня, – заметила она Додду, пригласив его в безукоризненно убранную гостиную. – Я собиралась выпить кофе. Хотите чашечку?

– Спасибо, с удовольствием.

– Сахар и сливки?

– Чуточку того и другого.

Она наливала из белого фаянсового кофейника с черной лакированной ручкой. Единственными мазками цвета в комнате были зеленые глаза миссис Райнер и оранжевый лак на ее ногтях.

– Хотела бы я получать никель за каждую чашку кофе, налитую мной на работе. Стоило только пассажирам сообразить, что его подают бесплатно, как им уже не напиться вдоволь. – Она протянула ему чашку. – Значит, Смитти послал вас ко мне?

– Да. Считает, что у вас могут быть сведения для меня.

– Кто его надоумил?

– Он сказал, что у вас чуть ли не фотографическая память. Миссис Райнер не клюнула на столь явную лесть.

– Ну, далеко не так моя память хороша. Какие-то вещи я помню, какие-то нет. Что же имеется в виду?

– Один рейс из Мехико-Сити в Сан-Франциско.

– Который? Я полсотни раз их проделала.

– Суббота, тринадцатого сентября.

– Это примерно за неделю до того, как меня уволили. Смитти, наверно, сказал вам? Они уволили меня, узнав, что я замужем. Идиотское правило. Если брак плохо влияет на работоспособность, почему воздушные силы не сокращают моего мужа и вообще женатых летчиков? По-вашему, быть стюардессой – это причуда? И всех-то делов – изображать официантку и горничную без чаевых.

– Суббота, тринадцатого сентября, – терпеливо повторил Додд. – Летчиком и вторым летчиком были Роберт Форбс и Джеймс Биллингс. А двумя стюардессами с вами – Анн Маккей и Мария Фернандес. Теперь вспомнили?

– Конечно. Был уик-энд, моя подружка заболела, я предложила вернуться ночью в Мехико-Сити и занять ее место в том же рейсе назавтра. Это было против правил. Но, как я уже сказала, у них хватает идиотских правил.

Додд раскрыл папку с пометкой Э.Келлог и вытащил фотографии Эми.

– У меня есть основания считать, что эта женщина села в ваш самолет с мужем и, возможно, с третьим лицом.

Миссис Райнер с интересом изучила снимки, но сразу никого не узнала.

– Она похожа на сотни других женщин, каких я видела. У нее не было никаких особых примет?

– Целых две. У нее была повязка на левом виске и синяк под глазом.

– Женщина с подбитым глазом, – конечно, я помню! Мы с Марией порезвились на ее счет, гадая, как она это заработала: может, муж поколотил или что-нибудь в таком роде? Он для этого не подходил с виду. Красивый мужчина, спокойный и заботливый.

– Заботливый о ком?

– Ну, главным образом о ней. Но о нас, девушках, тоже. Многие пассажиры становятся требовательными в течение долгого рейса. Он не просил ничего особого. Она тоже. Почти все время спала.

– Некоторые стюардессы бывают зарегистрированы в качестве сиделок. Как насчет вас, миссис Райнер?

– Нет.

– Никогда не пробовали ухаживать за больными?

– Только элементарные вещи, входящие в нашу тренировку: как помогать тем, кого тошнит, как давать кислород астматикам и сердечникам и другое в том же роде.

– Значит, вы не поняли бы, сон миссис Келлог был естествен или нет?

– Что значит "естествен"?

– Обошлось ли тут без наркотиков?

Миссис Райнер потеребила свои жемчужные нити:

– Муж дал ей дозу драмамина.

– Как вы догадались, что это драмамин?

– Ну, маленькая белая пилюля, очень похожая на драмамин.

– Множество наркотиков и лекарств – маленькие белые пилюли.

– Пожалуй, я просто восприняла это как драмамин, потому что многие пассажиры пользуются им сейчас. Не забудьте, драмамин часто действует как снотворное. Может быть, это мне показалось, но так случается.

Она связала жемчужные нитки в узел, развязала, потянулась за своей чашкой.

– Не могу поверить – не хочу верить, – что кто-то из моих пассажиров принял наркотик против воли прямо у меня под носом.

– Она не сопротивлялась, получая пилюлю или пилюли?

– Я видела только одну. Могли быть и другие. Нет, она не сопротивлялась. Но показалась мне немного испуганной. Не из-за таблетки, а испуганной вообще. Многие пассажиры выглядят так, особенно в плохую погоду.

– Мистер и миссис Келлог ехали вдвоем или с ними был кто-то третий?

– Они были одни.

– Вы уверены? Предполагалось, что мистер Келлог найдет сиделку – сопровождать его жену в поездке.

– С ними никого не было, – отрезала миссис Райнер. – Они ни на кого не обращали внимания, насколько я знаю. Часто бывает, когда мы пролетаем над чем-нибудь интересным, пассажиры вылезают из своих кресел и завязывают знакомства. Мистер и миссис Келлог не вставали.

– Это был рейс первого класса?

– Да.

– Двойной ряд кресел по обе стороны салона?

– Да. Миссис Келлог сидела у иллюминатора.

– Кто сидел через проход от мистера Келлога?

Миссис Райнер сморщила лоб, потом разгладила морщины кончиками пальцев:

– Не могу поклясться, но кажется, там была пара мексиканок, выглядели они как мать и дочь.

– Которая из них сидела у окна?

– Не помню. Боюсь, вы не понимаете, мистер Додд. Если десятки раз проделаешь один и тот же рейс, как я, например, их уже трудно различать. Я никогда не узнала бы по фотографии миссис Келлог, если бы не подбитый глаз. Только что-нибудь особое, вроде этого, позволяет отличить один рейс от другого и расшевелить память.

– Зато теперь этот рейс выделился, вы вспоминаете все больше подробностей.

– Да. Была там маленькая девочка, которую непрерывно тошнило. И пожилой человек, сердечник. Мне пришлось давать ему кислород.

Додд спросил:

– Мне кажется, авиалинии сохраняют список пассажиров каждого рейса?

– Обычно несколько списков. У меня свой.

– Какая еще информация бывает на списках пассажиров?

– Куда каждый из них направляется.

– Куда направлялись Келлоги?

– У них были обратные билеты до Сан-Франциско. Мы делали только одну остановку в Лос-Анджелесе. – Она опять потянулась за кофейником, но внезапно ее рука повисла в воздухе. – Странно! Могу биться об заклад, что Келлоги имели билеты до Сан-Франциско, и все же... Минутку! Дайте вспомнить. Самолет приземлился в Лос-Анджелесе, и все, как обычно, вышли передохнуть, кроме старичка с больным сердцем. Я осталась при нем. Он был перепуган, бедняжка, и я хлопотала над ним, как могла. Мы взлетели, а мне еще не удалось войти в мои обычные обязанности – устраивать поудобней новых пассажиров, передавать подушки и тому подобное. Я прошла в заднюю часть самолета... Вспомнила! – В ее голосе звучали возбужденные ноты. – Проходя, я заметила двух женщин в креслах, где сидели Келлоги. Я только хотела сказать, что места заняты, когда увидела: пальто и вещевой сак миссис Келлог, шляпа и дипломат мистера Келлога уже не лежат в багажной сетке.

– Значит, они вышли в Лос-Анджелесе?

– Да. Но, может быть, я ошиблась, и билеты у них были до Сан-Франциско?

– Вы не ошиблись.

– Выглядит странно, не так ли? Но можно это как-то объяснить?..

– Убежден, объяснение есть, – согласился Додд. – Но не уверен – достаточно ли логичное. Если вы вспомните что-нибудь еще, пусть самый пустяк, позвоните мне по одному из этих номеров в любое время.

– Ладно.

– И спасибо большое, миссис Райнер, за информацию.

– Надеюсь, она пригодится.

– Она пригодится.

Проводив его, она налила себе оставшийся кофе. Теперь рейс отчетливо виделся ей, и она не могла не думать о нем. Когда самолет приземлился в Сан-Франциско, старик с больным сердцем был так плох, что его увезли в санитарной машине. Девочка, которую укачало, сразу поправилась настолько, что уничтожила несколько пастилок жевательной резинки, а частью ее заклеила волосы. Избавиться от резинки помогли терпение и порция мороженого. Парочка молодоженов отбыла со своим транзистором, настроенным на матч бейсбола. Щеголеватый парень с фляжкой и дурацкими шутками чуть не свалился с посадочной платформы. Две мексиканки, что сидели через проход от Келлогов и походили на мать с дочерью, быть таковыми не могли. Они покинули самолет врозь, не разговаривая друг с другом. Младшая сжимала обеими руками кошелек, словно там было все ее будущее.

– Обычный рейс, – громко заявила она вслух, как если бы Додд еще не ушел и спорил. – Нет ничего зловещего в синяке миссис. Келлог: просто несчастный случай, а не драка. Лекарство, которое дал мистер Келлог, был драмамин. Она выглядела испуганной потому, что не любит самолетов. Они вышли в Лос-Анджелесе... ну тут может быть дюжина причин: нездоровье миссис Келлог, или мистер Келлог мог вспомнить вдруг, что у него там есть дело, или оба решили навестить родственников, которых давно не видели.

Группа реактивных самолетов, вздымаясь, прогрохотала над головой. Дом содрогнулся, окна задребезжали, небо омрачилось.