Мисс Кларво спала долго и в десять часов еще только заканчивала завтрак. Когда раздался стук в дверь, она подумала, что пришел уборщик из столовой забрать грязную посуду и получить чаевые. И, подойдя к двери, сказала:

— Я еще не кончила. Пожалуйста, зайдите попозже.

— Элен, это я.

Она отперла дверь, удивленная решительным тоном, каким Блэкшир произнес эти слова.

— Что-нибудь случилось?

— Ваша мать пыталась дозвониться вам. Телефонная компания не открыла ей ваш персональный номер, тогда она позвонила мне и попросила зайти к вам.

— Сообщить о том, что ленч отменяется, как я полагаю?

— Да, ленч отменяется.

— Что ж, она могла не беспокоиться насчет моего подарка Дугласу. Я послала чек вчера вечером, должно быть, он его уже получил.

— Он его не получит.

— Почему?

— Сядьте, Элен.

Она подошла к стоявшему у окна креслу с подголовником, но не села в него. Стала за ним и начала поглаживать обивку спинки, будто хотела согреть руку трением.

— Дурные новости, я полагаю, — равнодушно сказала она. — Вы не мальчик на побегушках, чтобы мать посылала вас сообщить мне о том, что ленч отменяется.

— Дуглас умер.

Ее руки на мгновение застыли.

— Как это случилось?

— Он попытался совершить самоубийство.

— Попытался? Вы, кажется, сказали, что он умер.

— Врач считает, что Дуглас принял несколько снотворных таблеток и перерезал вены на левой руке. Потом, видимо, упал в обморок и проломил висок об угол ванны.

Элен повернулась и посмотрела в окно, но не для того, чтобы скрыть свое горе, а чтобы не показать мрачную улыбку, тронувшую ее губы. Бедный Дуглас, он никогда ничего не мог довести до конца, не смог даже покончить с собой.

— Мне очень жаль, Элен.

— Зачем его жалеть? Если он пожелал покончить с собой, это его дело.

— Я хотел сказать, мне очень жаль вас.

— Почему?

— Потому что вы не испытываете по этому поводу никаких чувств, разве не так?

— Почти.

— Вы вообще испытываете какие-нибудь чувства? К кому бы то ни было?

— Да.

— К кому?

— Я… я не хотела бы переходить на личности, мистер Блэкшир.

— Меня зовут Пол.

— Я не могу вас так называть.

— Почему?

— Просто не могу — и все тут.

— Ладно.

— Я… — Элен отступила от кресла и прислонилась к стене, спрятав руки за спину, как застеснявшаяся школьница. — Как мать это приняла?

— Я не знаю наверняка. Когда она позвонила мне по телефону, она испытывала главным образом злость.

— На кого?

— На Эвелин Меррик.

— Не понимаю. Какое отношение имеет Эвелин к смерти Дугласа?

— Ваша мать считает, что в ней виновата Эвелин.

— Почему?

— Эвелин вчера вечером позвонила вашей матери и кое-что рассказала о Дугласе и Джеке Тероле, который, как предполагалось, давал Дугласу уроки фотографии. Я не стану повторять, что она рассказала. Могу сказать только, что это было мерзко. Сегодня утром ваша мать все это выложила Дугласу, и он признал, что кое-что из этого правда. Ваша мать хотела устроить скандал Тероле и отправилась к нему. Не знаю, повидала она его или нет. Сама она говорит, что нет, что вернулась с полпути. Тем временем прислуга нашла тело Дугласа, когда пошла прибираться, и вызвала врача. И тут вернулась мать. Она попробовала тотчас позвонить вам, а когда это не удалось, позвонила мне и попросила зайти к вам.

— Зачем?

— Телефонная компания…

— Я хотела сказать, почему она захотела сразу известить об этом событии меня? Она могла быть уверена, что я пошлю хороший большой венок, как я послала солидный чек.

— Вы немилосердны, Элен.

— Да, наверное, это так. Извините. Жизнь научила меня быть подозрительной. И я хорошо затвердила этот урок.

— Может, когда-нибудь вам удастся забыть его?

— Возможно. Однако забыть трудней.

— Я могу помочь вам, Элен.

— Как?

— Дав вам то, что было такой редкостью в вашей жизни.

— Что именно?

— Можете назвать это любовью.

— Любовь! — Яркая краска поднялась от ее шеи к скулам. — Нет. Нет. Вы… просто стараетесь быть добрым ко мне.

— Я не пытаюсь, — сказал он с улыбкой. — Я действительно питаю к вам добрые чувства.

— Нет. Не нужна мне ни ваша любовь, ни чья-нибудь еще. Я не могу ее принять. Она… она смущает меня.

— Очень хорошо. Не волнуйтесь. Нет никакой спешки. Я могу подождать.

— Подождать? Чего вы будете ждать?

— Чтобы вы забыли некоторые из затверженных уроков.

— А что, если я не смогу? Что, если я никогда…

— Сможете, Элен. Обещайте мне, что попробуете. Хорошо?

— Хорошо, я попытаюсь, — прошептала она. — Но я не знаю, с чего начать.

— Вы уже начали.

Элен выглядела приятно изумленной:

— Разве? А что я сделала?

— Вы вспомнили Эвелин Меррик.

— Как вы об этом узнали?

— Несколько минут назад вы мимоходом упомянули ее и назвали просто Эвелин. Теперь вы хорошо ее помните?

— Да.

— В тот вечер, когда она сказала вам по телефону, что вы всегда завидовали ей, она была права, Элен?

— Права.

— А теперь это уже не так?

— Не так. Я больше ей не завидую. Ее можно только пожалеть.

— Пожалеть — да, — сказал Блэкшир, — но следить за ней необходимо. Она тем более опасна, что внешне может выглядеть совершенно нормальной.

— Значит, вы повидали ее?

— Нет еще. Увижу ее сегодня вечером. Но вчера я поговорил с вашей матерью, до того как Эвелин ей позвонила, а сегодня рано утром повидался с ее матерью. Ни та, ни другая не подозревают, что девушка психически ненормальна. Видимо, у нее произошло полное раздвоение личности. С одной стороны, она любящая, заботливая дочь, а по мнению вашей матери, была бы прекрасной невесткой, — и последнее весьма важно, так как вашей матери нелегко понравиться.

— Я это знаю.

— С другой стороны, девушка полна ненависти и жажды мести настолько, что хочет уничтожать людей, сталкивая их друг с другом. У нее сильный характер, она и не подумала лишить жизни себя. Она просто бросает кость — и пусть собаки загрызут друг друга. И на этой кости всегда малая толика мяса, то есть правды.

Элен подумала о том, что ее мать и Дуглас много лет дрались не как собаки или боксеры на ринге лицом к лицу, а вели друг против друга партизанскую войну в темном лесу. Эвелин бросила в чащу леса гигантский факел, осветивший деревья и подлесок, и выманила враждующие стороны из их убежищ.

Бедный Дуглас. Он так и остался мальчишкой, не смог стать взрослым в темном лесу.

— Я послала ему чек ко дню рождения, — уныло сказала она. — Может быть, пошли я его раньше…

— Чек ничего не изменил бы, Элен. Врач нашел около пятидесяти снотворных таблеток в домашней аптечке. Дуглас давно это планировал.

— Тогда почему же мать проклинает Эвелин?

— Кого-то надо обвинять. Только не себя.

— Да, — согласилась Элен, а сама подумала: «Мать заплутала в темном лесу точно так же, как Дуглас. Много лет тому назад кто-то должен был вывести их из леса, но не было никого, кроме отца и меня; отец был слишком бесчувственным, а я сама заблудилась».

Она закрыла лицо руками, и меж пальцев потекли слезы.

— Не плачьте, Элен.

— Кто-то должен был помочь им. И это надо было сделать много лет тому назад.

— Я знаю.

— А теперь слишком поздно как для Дугласа, так и для матери. — Элен подняла голову и посмотрела на Блэкшира потеплевшими от слез глазами. — А может, слишком поздно и для меня.

— Не думайте так.

— Да. Я чувствую в душе, что прожила свою жизнь и теперь лишь дожидаюсь какого-то момента, как Дуглас с его таблетками. Возможно, она снова мне позвонит, бросит факел, который подожжет подлесок, и я не вынесу того, что откроется моим глазам.

— Перестаньте.

Он обнял ее, но тело ее напряглось, стало как будто деревянным, а руки сжались в кулаки. Он понял, что не пришло еще время, а может, оно никогда и не придет.

Блэкшир отошел в другой конец комнаты и сел возле бюро, наблюдая, как по мере его отступления расслаблялись ее мускулы, ровней становилось дыхание, возвращалась краска на лицо. Он подумал, что, скорей всего, так они и останутся разделенными комнатой.

— Вы очень добры, — сказала она. — Спасибо, Пол.

— Не за что.

— По-видимому, я должна поехать домой и побыть с матерью. Она этого ждет от меня, не так ли?

— Видимо, она так считает.

— Тогда извините, я пойду оденусь.

— Я отвезу вас, Элен.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Я возьму такси. Не хочу мешать вашему расследованию.

— Мое расследование, собственно говоря, почти закончено. Вы просили меня найти Эвелин Меррик. Что ж, я ее нашел.

— Значит, вы думаете, на этом дело кончено? — В ее голосе звучала настойчивость. — И вам больше нечего делать?

— Кое-что нужно сделать, но…

— По-моему, больше, чем раньше.

— Почему больше?

— Потому что вмешалась смерть, — спокойно сказала Элен. — Теперь Эвелин не остановится. Я думаю, смерть Дугласа подстегнет ее, она дала ей ощущение собственной силы.

Блэкшир сам этого опасался, но не хотел тревожить Элен такими мыслями.

— Это возможно, — сказал он.

— Где она получила сведения о Дугласе?

— Видимо, от самого Теролы.

— Вы полагаете, они вместе занимаются вымогательством?

— Возможно, таков был замысел Теролы, но Эвелин нужно более глубокое удовлетворение, чем могут дать деньги.

— Так вы думаете, они были партнерами?

— Да. Когда я зашел к Тероле поговорить о ней, он был очень уклончив. У меня создалось впечатление, что он лучше знает Эвелин, чем хотел мне показать.

— Значит, если нет улик против нее, Терола может их предоставить?

— Каких улик?

— Ну, чего-нибудь, что позволило бы упрятать ее в надежное место. Пока что она не совершила ничего наказуемого. В случае с Дугласом она даже не солгала. Нельзя ее судить или посадить в тюрьму за то, что она позвонила матери и рассказала ей правду. И тем не менее в определенной степени она виновна в смерти Дугласа. Вы должны остановить ее, Пол, прежде чем она продолжит свои действия. — Элен отвернулась так, чтобы он не мог видеть ее лица. — Следующей, возможно, буду я.

— Не говорите глупостей, Элен. Она не может позвонить вам, так как не знает номера вашего телефона. А если она постучится в дверь, не впускайте ее.

— Она придумает какой-нибудь другой способ. Я чувствую, что она… подкарауливает меня.

— Где?

— Не знаю.

— Послушайте, если вы боитесь ехать к матери, я отвезу вас.

Элен покачала головой:

— Лучше поезжайте к Тероле. Расскажите ему о Дугласе, заставьте его говорить и добейтесь сведений, которые можно было бы использовать в суде.

— Это трудная задача, Элен. Даже если Эвелин для него — открытая книга, едва ли он станет читать ее мне вслух. Этим он навлечет обвинение и на себя.

— Но вы можете попытаться?

— Вот именно. Только попытаться.

Элен пошла в спальню переодеваться, а он остался ждать ее. Когда она вышла, на ней было серое шерстяное пальто и старомодная черная фетровая шляпка с закрывающими лоб широкими полями. Казалось, эта женщина явилась из прошлого столетия.

— Элен.

— Да?

— Вы разрешите мне сделать замечание личного характера?

— Вы все время это делаете и без моего разрешения.

— Вам нужна новая одежда.

— Да? — сказала она равнодушно. — Я никогда не обращаю внимания на то, что на мне надето.

— Теперь настала пора заняться одеждой.

— Почему?

— Потому что мы с вами вместе будем появляться в разных местах.

Она слегка улыбнулась, как мать, услышавшая о безумных планах маленького сына.

Они спустились на лифте и прошли через вестибюль. Мистер Хорнер, администратор, и Джун Салливан, худенькая блондинка у коммутатора, посмотрели на них с нескрываемым любопытством и обменялись кривыми улыбками, когда Элен и Блэкшир остановились перед входной вращающейся дверью.

— Моя машина в двух кварталах отсюда. Вы уверены, что не хотите, чтобы я отвез вас к вашей матери?

— В этом нет необходимости.

— Если не возражаете, я заеду туда попозже повидаться с вами.

— Боюсь, в доме невесело. Может, не стоит?

— Вызвать для вас такси?

— Это сделает швейцар.

— Хорошо. Тогда до свидания.

— До свидания.

Снаружи, на многолюдной улице, ее поджидала Эвелин Меррик.