1

Развязывают глаза. Какое необычное место! Огромный зал, подсвеченный большим количеством мерцающих огней. Это не лампочки, а настоящие свечи. В ноздри резко врезается запах расплавленного воска. Под потолком парят сотни тыкв, привязанных к тонким, почти невидимым нитям. Антураж напоминает место действия какого-нибудь фильма о масонах.

Стены, пол и потолок облицованы камнем, похожим на отполированный гранит. Ума не приложу, кто мог построить такое необычное помещение? Его площадь никак не менее тысячи квадратных метров.

Некоторые гости удивлены не меньше меня. Стоят и глазеют по сторонам. Интересно, почему на эту встречу прибыло намного больше участников, чем на предыдущие? Готов поспорить, что девушка, стоящая справа от меня, впервые на подобном мероприятии. Интересно, так ли это.

— Девушка, вы в первый раз на встрече этого клуба? — обращаюсь я к ней. Она не сразу реагирует на мой вопрос, так как полностью поглощена изучением окружающей обстановки. Затем немного пугается и смотрит так растерянно, словно видит призрака.

— Да. Да. В первый. А вы уже участвовали в чем-нибудь подобном? — как-то смущенно отвечает она. В глазах у нее горит озорной огонек. Она напоминает ребенка, которого впервые привезли в парк аттракционов. Всего боится, но выражение лица выдает неподдельный интерес к происходящему.

Она очень красива. Ровная смуглая кожа, не испорченная большим количеством косметики, выразительные глаза, длинные натуральные ресницы, белоснежные ровные зубы. Очень стройные длинные ноги, аккуратная грудь, просвечивающая через белую блузку. Скорее всего, второй размер. Еще один ангел на дьявольском карнавале. Я начинаю хотеть ее. Надо заинтересовать и не ударить в грязь лицом.

— Пару раз. И могу тебя заверить, что это были лучшие моменты в моей жизни! Как ты узнала об этой встрече?

— Мне позвонили и сказали, что меня выбрали из сотни претенденток на участие в сексуальных играх. Раньше я никогда ни о чем подобном не думала и точно не планировала приходить сюда. Я даже не знаю, кто меня зарегистрировал на конкурс. По телефону сказали, что после участия мне предоставят путевку в США на две недели и еще бонус в десять тысяч долларов. От меня требуется только прийти, посмотреть и, если захочу, принять участие в играх. Честно говоря, мне стало просто интересно поучаствовать в чем-то подобном, — начала оправдываться она.

Вот как! Ее просто-напросто купили за баксы и поездку в Штаты. Неужели она думает, что придет сюда, посмотрит, а завтра ей вручат билеты вместе с конвертом денег? Уверен, она уже мечтала об оргиях, но все не было подходящей возможности. Она молода, всего лет двадцать, ей хочется все попробовать, ее ничто не ограничивает. Но сама она не хочет в этом признаваться и просто придумывает доводы в оправдание.

— Я смотрела фотографии с прошлогодней встречи на Хэллоуин. Меня все это очень впечатлило! А тебе понравилось в прошлом году?

Как так?! Ей прислали фотографии, пообещали путевку в Америку? Что еще? Конечно, она им нужна. Будущая шлюшка со сцены. Без моральных устоев. Ей написали. Пришла.

Она понемногу начинает меня бесить. Я просто ей завидую, но не буду показывать свое удивление. Тем более, я надеюсь взять ее этой ночью.

— Год назад я еще не был участником клуба. Но, повторюсь, все предыдущие встречи вызвали у меня полный восторг! Ты уже заполнила анкету?

— Да. Мне ее прислали вчера по почте. И я полночи заполняла. Там столько страниц!

— Да? А я заполнял перед мероприятием.

— А почему ты не носишь свой значок? Мне только что выдали брошку. Так что у меня сегодня, можно сказать, посвящение.

Она показывает золотой кулон, прикрепленный к блузке. Клуб «Ритц». Ей вот так сразу предложили стать участницей?! Я же поломал свою жизнь в диком желании получить это проклятое членство. Она этого не заслужила. А еще в придачу поездку дают, деньги и золото. Наверное, они решили, что она будет хорошо смотреться с другими девочками под жирными мужиками! Будет удовлетворять VIP-клиентов, подставляя всем свою задницу.

— А если ты откажешься, что тогда? — продолжаю я разговор.

— Мне сказали, если не понравится, я могу просто больше никогда не приходить, и все. Никто силой удерживать меня не будет. А что такое? — испугалась она.

— Нет, ничего, просто… — тут меня прерывает мужчина в белом костюме, вышедший на небольшой балкон, который оказался прямо у нас за спиной. Узнаю его: он говорил приветственную речь на прошлой встрече.

— Приветствую вас, коллеги. Рад вас всех видеть. Почему я называю вас коллегами? Потому что мы все занимаемся одним общим делом! Сексом.

После этих фраз в зал выскакивают порядка двадцати девушек в маскарадных костюмах, которые не прикрывают интимные места, а наоборот, акцентируют на них внимание. Они, подобно бабочкам, порхают по всему залу, при этом успевая снимать с гостей одежду. Проходит еще несколько минут, и появляются почти голые мужчины, предлагая гостям шампанское и закуски.

Еще не успев угостить всех гостей, они начинают приставать к девушкам: целуют их, нежно ласкают, снимают их нарядные платья и маски. Гости также начинают подключаться к действу. Я решаю не терять время зря и бесцеремонно целую новую участницу клуба. На долю секунды она смущается, но потом берет инициативу в свои руки: в два движения снимает с себя блузку и юбку, под которыми ничего больше нет.

Какое шикарное у нее тело! Я целую ее соски. Медленно начинаю покрывать поцелуями живот, ноги. Долгий поцелуй в губы. Она начинает постанывать, чем заставляет мое сердце биться все быстрее и быстрее. Резким движением я поворачиваю ее к себе спиной, наклоняю и вхожу в нее, даже не надев предварительно презерватив. Это доставляет мне еще более сильные чувства. Есть риск, который добавляет сексу невероятно острую нотку. Ее, похоже, отсутствие резинки вообще никак не волнует.

Пять минут, и я кончаю в нее. В душе немного смущаюсь, но девушку это не останавливает. Она предлагает новую позу: задирает одну ногу, стоя на другой; я пристраиваюсь к ней сбоку. Рукой она держится за стену. Я возбуждаюсь еще больше. Теперь она не просто стонет, а кричит и вся извивается от удовольствия. К нам подходит еще один парень и начинает ее целовать. Она не сопротивляется. Даже не верится, что она участвует в этом первый раз. Соврала? Пришла посмотреть? Ха! Теперь мы обладаем ею вдвоем. Он лег на пол, сверху она, а я, стоя на коленках, наклонился над ней.

— Еще, еще! — кричит она.

Я кончаю в нее второй раз.

На этот раз мне нужно передохнуть хоть минуту, и я оставляю любовников вдвоем.

 

2

Встаю во весь рост и начинаю искать новую девушку, с которой можно развлечься.

По телу пробегает холод. Я вижу ее! Она находится всего в двух метрах от меня. В той же самой позе, что и моя партнерша минуту назад, занимается любовью с двумя мужчинами одновременно. Стою как вкопанный. Что же делать? Так. Считаю до трех и действую. Раз. Два. Три. Подхожу, наклоняюсь и целую ее, отпихивая в сторону парня, лежавшего на ней еще секунду назад.

Я думал, что это будет лучший поцелуй в жизни. В реальности же все не так. Бесчувственное соприкосновение губ и языков вызывает лишь разочарование. И даже гнев. Я ненавижу людей вокруг за то, что они просто существуют и совращают таких прекрасных девушек, как она. И других, которые, единожды посетив такое мероприятие, застревают здесь, как в болоте, и никогда уже не становятся прежними. Самые красивые девушки превращаются в шлюх. Что за животное человек?!

Хочу только одного. Чтобы время остановилось навсегда, и я смог поговорить с ней наедине. Мое тело потеряло способность совершать любые движения. Наверное, я вызываю у нее удивление своим странным поведением. Из транса меня выводит толчок. Мне приходится отойти в сторону, потому что второй из партнеров решил покинуть ее. Теперь я один.

К моему большому удивлению, девушка внезапно отстраняет меня, даже не глядя мне в лицо. Она как будто вообще не замечает, с кем и как она трахается и целуется здесь. Абсолютно безучастное лицо и устремленный в одну точку взгляд. Уходит. Поднимается на балкон, на котором стоят пятеро мужчин лет за сорок. Все — в дорогих костюмах, рубашках с запонками, строгих галстуках. Весь их внешний вид кричит о том, что карманы набиты деньгами.

Наверное, ее позвал кто-то из этих богатеньких папиков, и она немедленно побежала. Уроды проклятые! От таких мыслей мне становится еще более противно. Будь у меня оружие, я, не раздумывая, накинулся бы на них, чтоб стереть с их лиц эти гадкие надменные ухмылки!

К счастью, мои догадки не оправдываются. Девушка подходит к одиноко стоящему в углу парню лет двадцати семи и начинает о чем-то эмоционально говорить. Меня сразу поражает его вид. Он выглядит как белая ворона. Одет просто: в светлой рубашке с закатанными рукавами и джинсах. По выражению лица можно догадаться, что ему противно все, что здесь происходит. Когда к нему подходит блондинка, он пытается накинуть на нее простыню, которую та с вызовом скидывает на пол. Он смиренно ее поднимает и повторяет попытку. Это напоминает мне, как отец заставляет одеться непослушное дитя. Наверное, это парень, который хочет увести свою девушку с вечеринки. Неужели у нее есть молодой человек? Как он может с ней встречаться, если ему противны такие игры?! Интересно, а я бы смог? Несмотря на неудачи, он становится все настойчивее и настойчивее. Лицо начинает принимать какое-то дикое выражение. Наконец он просто закутывает ее целиком в эту тряпку и держит руками, чтобы она не смогла вырваться. Она злится и что-то быстро говорит ему. Он поворачивает ее к себе лицом и шепчет что-то на ухо. Отпускает, становится на колени и крестится. Это вызывает у меня неподдельный ужас. Только подумать: крестящийся парень стоит на коленях перед обнаженной девушкой в окружении сотен занимающихся сексом людей!

Через минуту к ним подходит мужчина, который говорил приветственную речь. На это раз по его лицу видно, что он очень зол. Мне кажется, он даже кричит на парня. Жаль, что так громко играет музыка, и я не могу ничего расслышать. Но для молодого человека это не имеет ни малейшего значения. Он встает, отталкивает мужчину и с омерзением показывает на толпу, погруженную в разврат. Потом грубо хватает блондинку за руки и пытается закрыть ее собой от мужчины. В ответ пожилой мужчина театрально плюет на пол и в сторону стоящих неподалеку мужчин, которые уже начали обращать внимание на ссору. В это время девушка выхватывает простыню из рук юноши, бросает ее ему в лицо и со слезами на глазах уходит в соседнюю комнату.

— Дамы и господа! Сделайте небольшую паузу. В эту дьявольскую ночь вы еще не раз успеете заняться сексом! Я предлагаю вам сыграть в увлекательную игру. Как вы поняли, мы сейчас находимся в огромном замке, в котором больше ста комнат, — вещает на весь зал ведущий. — Правила, как всегда, просты. Вы все делитесь на пары. Девушки должны надеть маски и спрятаться в любой из комнат замка, которая покажется им наиболее привлекательной. Наши организаторы помогут им принять интересные позы, — он выдерживает паузу. — Задача мужчины — найти свою партнершу. Вот и все. Главное, помните, что во время игры нельзя разговаривать и трогать девушек. Если вы думаете, что нашли свою партнершу, то должны поцеловать ее. Если вы правы, то можете возвратиться в зал и далее предаваться сексуальным утехам. Если ошибаетесь, то вас ждет приятнейшее наказание. А сейчас попрошу всех разделиться на пары.

Мне нужно найти девушку. Иду к новоиспеченной участнице клуба «Ритц». Опоздал. Другой мужчина уже предложил ей стать его спутницей. Надо выбрать другую. Нет, эта мне не нравится. Вот та хороша. Опять меня опередили. Та? Нет. Вот эта одинока. И она мне не нравится.

Ну, где же свободные девушки? Все уже разделились на пары, а я мечусь среди толпы в поисках незанятой женщины. Вот я неудачник. Все больше людей начинают обращать внимание на меня. Черт, весь зал сейчас наблюдает за мной. Через несколько минут поиска я понимаю, что дело это безнадежно и возвращаюсь опять к балкону. Чувствую себя как осел.

— Видно, вы ошиблись в своих расчетах, поскольку мне не досталось пары, — говорю я громко, чтобы никто не заметил моего смущения.

Мужчина пристально сморит на меня. Потом оглядывает весь зал и как бы в шутку задает вопрос:

— Женщины, милые, признавайтесь, кто еще остался без избранника? Мы тщательно считали всех, когда вы входили в зал. Не стесняйтесь, неужели… — тут он осекся и нахмурился. — Прошу меня извинить. Я отлучусь на минуту.

Через некоторое время он возвращается, но уже не один, а с ней. Как же я рад! Правильно, ведь это она вышла из зала. А когда считали количество мужчин и женщин, то ее учитывали. Она спускается и берет меня за руку.

— Извини, что из-за меня ты оказался один. Мне надо было передохнуть.

На этот раз судьба благосклонна ко мне. Я узнаю ее, какую бы она ни надела маску!

 

3

Игра началась. Девушки уже успели спрятаться. Мужчины начинают расходиться в разных направлениях и скрываться в дверях. Нельзя терять время зря. Я пошел к самому дальнему выходу. Именно туда ушла моя партнерша. Оказываюсь в длинном коридоре. По правой стороне идет ряд дверей. Открываю первую — никого, вторую — никого, третью — девушка с завязанными глазами привязана к кровати. Как это странно! Кто мог с ней это сделать? Не моя. В четвертой двое пожилых мужчин занимаются сексом с девушкой в маске. Не моя. В пятой лежат две девушки, привязанные друг к другу таким образом, что ноги одной находятся на уровне головы другой. Среди них я также не нахожу свое счастье. Вот что он имел в виду, когда говорил, что девушкам помогут принять позы: они не просто спрятаны, а еще находятся в различных нестандартных положениях. Это объясняет тот факт, что нас, мужчин, держали в зале более десяти минут, пока девушки прятались.

Открываю последнюю дверь. Небольшой коридор. Попадаю на винтовую лестницу. Вверх или вниз? Пойду вверх. Ступени приводят меня в небольшую комнатку, в которой стоит всего один стул. Просто психоделика какая-то! Каким больным нужно быть, чтобы так обставить дом? Из этого помещения есть два выхода: прямо и направо. Какой же огромный этот замок, если мне по дороге встретилось еще так мало участников! Иду прямо. Попадаю в большую просторную спальню. Здесь уже много других игроков: двое парней только что вошли в комнату с другой стороны, и им представилась та же картина, что и мне: на полу лежат три девушки, составляя своими телами треугольник.

Прошло всего десять минут игры, но за это время у меня появилось странное чувство нереальности, а нервы напряглись до предела. Увидев треугольник из живых тел, в котором вроде бы нет ничего страшного, я почувствовал, как по спине побежали мурашки. Быстрее бы закончить эту игру и вернуться в зал! Среди девушек не оказалось той, которую мне нужно найти. Пройдя через арку в противоположной стене, я попал еще в одну спальню. В двух углах комнаты стоят античные скульптуры, изображающие прекрасных дев, а в двух других углах — два живых тела, имитирующих статуи. В комнату одновременно со мной заходит еще один человек. Это тот парень, что ругался с блондинкой. Мне представляется возможность поближе его рассмотреть. Но я воспользуюсь ею в другой раз. Одна из статуй — она. Наконец-то! Я подхожу, снимаю маску и целую ее. На этот раз я заслужил долгий поцелуй. Хочу целовать ее еще и еще. Однако меня кто-то одергивает сзади.

— Отстань от нее! — говорит он грозным голосом.

— Я всего лишь выполняю правила, — начинаю оправдываться я, но понимаю, что таким образом ставлю себя в нелепое положение, объясняясь непонятно перед кем. — А тебе, вообще, какое дело? Она моя компаньонка в игре. Иди и ищи свою девушку. Она уже заждалась!

— Я не занимаюсь такими гадостями. Видит Бог, если ты не уйдешь, то падет на тебя кара Его. Я совершу суд Его своими руками. Клянусь ангелами, пощады не будет. А ты?! Видела бы сейчас твоя мать свою дочь шлюху! Она бы отдала душу на растерзание дьяволу, только бы нога твоя не ступала в эти стены никогда.

С виду он был спокоен, но все мускулы его тела были напряжены. После последних слов он поднял глаза к потолку и начал шептать что-то непонятное. Потом опять посмотрел мне в глаза. Я теперь не просто готов, я очень хочу уйти отсюда. Но только с ней.

— Тогда что же ты тут делаешь, если не собираешься играть в эту гадость? — спрашиваю я.

— Хватит, Паша! Ты решил сорвать мероприятие сегодня? Тебе же сказали уйти отсюда! И не лезь в мою жизнь! Уйди! Сейчас же уйди! — заплакала девушка. — Зачем ты говоришь такие вещи про мою маму? Это не так! Ты сам это знаешь! Зачем ты пришел? Ты предал нас, вот и иди своей дорогой.

— Предателем я был, когда утопал в этой грязи, которая так затянула тебя. Я предавал Бога! А ты и сейчас прелюбодействуешь! Открой глаза, посмотри вокруг. Зачем ты отдаешься каждому, кто только посмотрит на тебя. Господь одарил тебя красотой и умом! А ты так бездарно растрачиваешь свой дар! — он резко тряхнул головой и, почти не открывая рот, продолжил говорить: — Отче, прости ее за грехи. Забери грешную мою душу и очисти это тело. Забери плоть ее. Даруй ей уродство и вечное смирение. Дай покаяние ей и всем людям, что здесь находятся.

— Павел, пройдите, пожалуйста, с нами, — прервали его молитву двое подошедших охранников. — Егор Дмитриевич немедленно зовет вас к себе.

— Скажите этому дьяволу, что я занят, — дерзко ответил Павел.

Кто он такой, что так дерзит охранникам и говорит о Боге? У меня такое ощущение, что я стал очевидцем какой-то внутренней разборки. Но никак не могу понять, что к чему. Почему этот Павел так спокойно разгуливает по замку? И что вообще связывает его с клубом? Может это все — представление, которое разыграно для меня? Но девушка плачет на полном серьезе — слезы ручьями катятся по ее лицу.

— Я могу чем-нибудь вам помочь? — обращаюсь я к девушке. Что обычно говорят, когда хотят успокоить человека? У меня всегда были проблемы с этим. Я сам не люблю, когда ко мне лезут, когда мне плохо, поэтому обычно стараюсь не докучать расстроенным людям. Но сейчас я не могу просто стоять как дурак. — Может, принести вам воды?

— Спасибо, — кратко отвечает она. Помолчав секунду, обращается к Павлу. — Я больше никогда не хочу тебя видеть. Ты понял? И, надеюсь, что больше ноги твоей не будет в нашем доме! Ты возомнил себя богом. Так вот, знай мое мнение — ты просто слаб и боишься реальной жизни! Ты, как последний трус, сбежал. Так иди отсюда и сейчас!

Кто-то по рации просит охранников привести Павла и разрешает им применить силу, если это потребуется. Охранники берут Павла за руки, пытаясь скрутить. Однако молодой человек оказывается намного сильнее, чем кажется с виду.

— Уберите свои руки от меня! — кричит он. Потом хватает девушку за руку и пытается повести за собой. Охранники совершают еще одну попытку повалить его на землю. Он отражает нападение, откинув одного из нападавших в сторону, а другого повалив на пол. — Я не буду с вами драться. Сила всегда только вредит! Бог призывает нас к смирению. Не надо вынуждать меня на грех. Неужели вам нравится, когда приказывают кого-то бить и угрожать? Вы слуги ада! Как вы вообще позволяете себе находиться в таком месте? Будьте выше всего этого! Я могу помочь и вам!

Не знаю почему, но мне захотелось помочь этому юноше. Он явно обладает способностью убеждать. Во время его речи мне вдруг стало противно, что я участвую в этом разврате. Но слишком много Бога в его речах, и больно дикий у него взгляд. Когда он продолжил речь, у меня появилось ощущение, что я нахожусь на проповеди в какой-то секте. Может, помочь ему справиться с охранниками? Но тем самым я навсегда отлучу себя от клуба, а к этому я не готов. Помогая охранникам, я, вероятнее всего, заслужу хотя бы небольшую похвалу от руководителей игр. Нет. Молодой человек вызвал у меня сильное расположение, даже несмотря на то, как он разговаривал и обращался с девушкой. Лучше я просто выведу свою девушку из комнаты. Пока я раздумывал, охранники пытались уложить Пашу, не обращая никакого внимания на его призывы к покаянию. Девушка бросилась к ним, пытаясь разнять. Я подбежал к ней, схватил за обнаженные плечи и попытался отстранить от потасовки.

— Пойдем отсюда. Не лезь к ним. Они нечаянно ударят тебя, а на твоем ангельском личике синяки будут очень плохо смотреться, — пытаюсь я шутить.

— Не бейте его, — кричит она, не обращая на меня никакого внимания.

К этому моменту молодой человек уже перестал сопротивляться. Просто продолжал говорить о Страшном суде, на котором все его враги и мучители будут наказаны за свои грехи. Не слушая его речей, охранники скрутили ему за спиной руки. Его, однако, волновало совсем другое. Он пристально наблюдал за мной и девушкой.

— Ольга, я прошу, не позволяй делать это с собой!

— Проследи, чтобы она больше сегодня не участвовала в этих играх, — обратился он ко мне. — И, смотри у меня, даже пальцем ее не касайся! Иначе ты узнаешь, на что я способен. Мне не жалко свою душу. И ради нее я готов на все.

— Я всего лишь участвовал в игре. Здесь все добровольцы, — отвечаю я.

— Не все. Не все. Некоторые просто не понимают, что им это совсем не нужно, — при этих словах он пристально посмотрел на Олю. Только сейчас я понял, что блондинку зовут Оля. Какое прелестное имя!

Наконец Павел поворачивается и спокойно обращается к громилам.

— Господа, пойдемте. Вы говорили, что меня ждет дьявол.

По лицам стражей ясно, что они с радостью отколотили бы этого нахала. По Павлу даже не видно, что он только что участвовал в драке, чего совсем не скажешь об охранниках: у одного явно сломан нос, а у другого в клочья разодран костюм. Они, несмотря на свою злость, повинуются и спокойно выводят Павла из комнаты. Остаемся только я и Оля. Я даже не заметил, как ушла вторая девушка. Наверное, убежала во время потасовки. Мне кажется странным, что сюда больше никто не пришел за все это время.

— Возьмите платок, — предлагаю я Оле платок, который взял на столе. — Не надо слез. Все хорошо же кончилось. Все целы. Давайте я провожу вас туда, куда вы мне скажете.

В эту секунду в комнату входят еще двое охранников, а с ними — высокий пожилой мужчина, которого я раньше не видел. Не замечая меня, он набрасывает на девушку накидку.

— Пойдем, ну чего ты расплакалась? — говорит он ей. — Не слушай ты этого идиота. Ты же знаешь, он просто ненормальный.

Потом просит людей, пришедших с ним, отвести ее в какой-то кабинет на первом этаже. Затем обращается ко мне.

— Мне очень жаль, что вы стали очевидцем такой неприятной сцены. Могу вас заверить, что подобное у нас в первый раз. Этот буйный парень — бывший член клуба. Его исключили два года назад, и теперь он всех агитирует покинуть наше общество. Если я могу для вас что-либо сделать, просите.

Что он может для меня сделать? Сам не знаю почему, но мне слабо верится в то, что Павла просто исключили, и он мстит. Что-то здесь не так. Зачем бы тогда его пускали, и почему в зале с ним лично разговаривал тот мужчина, который ведет встречи? Если я попрошу сделать меня членом клуба «Ритц», скорее всего, получу ответ, что этот вопрос находится в компетенции других людей, а потом меня больше никогда не пригласят на встречи. Да и вообще, после того, как я увидел эту сцену, меня тоже могут больше не позвать.

— Просто пообещайте, что пригласите меня на все следующие ваши мероприятия. Хотя бы в течение этого года.

Было видно, что мужчина был не готов к такой просьбе. Но, понимая свое положение, ответил доброжелательно.

— Вы будете первым в наших списках, можете не сомневаться. Я человек чести. А сейчас я предлагаю вам спуститься к гостям. Из-за этой потасовки игру пришлось преждевременно прекратить, и ваша партнерша уже не сможет вас сегодня удовлетворить. Но вы сможете предаться греху с другими прекрасными дамами. Ха-ха. И, надеюсь, что никто больше не узнает о том, что вы здесь услышали. В противном случае я буду вынужден поставить под сомнение свое обещание. Надеюсь, мы поняли друг друга.

 

4

В общем зале царит какая-то странная обстановка. Господин в черном костюме произнес очередную речь, в которой говорилось о некоторых заминках, из-за которых игру пришлось прекратить. В чем действительно кроется причина, он не сказал. После этой речи у всех пропал сексуальный пыл. Люди просто стояли голые и растерянные. Видя сложившееся положение, организаторы быстро предложили гостям шампанское и виски. Но даже допинг не помог толпе расслабиться. Лишь половина людей начали заниматься сексом, и то как-то вяло и не очень страстно. Меня это поразило — никто ведь не видел драки. Да и зачем вообще нужны такие меры? Никто бы и не заметил, что что-то произошло. Я стал прислушиваться к разговорам.

Люди шептались о странном парне, который ходил по залам и говорил, что все скоро поплатятся за свои грехи. Где-то он даже растащил совокупляющуюся пару. Другие говорили, что в половине замка вырубили свет, чем сильно испугали гостей. Несложно догадаться, кто был причиной бедствия. Сколько же он успел натворить за это время?! Кто он?

Что до меня, то я однозначно не хочу секса. Мне хочется узнать, кто такой Павел, и что его связывает с Олей. Пойду на улицу. На выходе меня встретил громила, заявивший, что выходить из здания до окончания вечеринки запрещено.

— Мне дурно. Мне нужно на свежий воздух! — возражаю я.

Повезло, что в этот момент мимо проходил тот самый высокий пожилой мужчина, который пообещал мне участие в вечеринках на ближайший год. Он подошел ко мне, пристально посмотрел в глаза, после чего попросил громилу выпустить меня.

На улице холодно. Такое ощущение, что температура опустилась ниже нуля. Я решил пройтись и немного оглядеться. Оказывается, мы находимся вовсе не в средневековом замке, а в каком-то советском здании, перестроенном на современный манер. Такие строили раньше под турбазы или гостиницы. Возможно, это даже территория какого-нибудь бывшего детского лагеря, лишь немного отреставрированного. Окажись я здесь случайно, подумал бы, что здание вообще заброшено: все окна плотно заколочены досками, так что даже не понятно, горит ли внутри свет. В некоторых местах со стен обвалилась штукатурка. Территория вокруг неухоженная. Никогда в жизни не предположил бы, что внутри это представляет собой настоящий дворец. Сколько же денег у этого общества!

Сердце мое замерло. Через вторую дверь на улицу вышел Павел. Подойти или нет? И что сказать? Я должен. А если меня из-за этого больше не пригласят?

— Павел! С вами все в порядке? — нашел я предлог, чтобы заговорить. — Я боялся, что они с вами обойдутся грубо.

— Зря переживал! Что они могут мне сделать?! Они тебя, то есть вас, выгнали?

— Нет, нет. Я вышел прогуляться.

— Так вы из клуба «Ритц»? — удивился он. — Я думал, вы здесь как гость «Леона».

— Так и есть. Я пока не дорос до «Ритца», — шучу я.

— Не дорос? Запомните раз и навсегда: «Ритц» ни одному человеку в мире не принес ничего, кроме несчастий и страданья. До него нельзя дорасти, до него можно только докатиться! Посмотри на эти руки, — он зачем-то протягивает мне свои руки, ничем не примечательные. Обычные аккуратно подстриженные ногти, немного загорелая кожа. Он постоял молча, глядя на свои руки, а потом начал говорить, обращаясь как будто не ко мне, а к своим рукам. — Я вижу, что и тебя он уже поглотил. Ты уже одной ногой в аду. Вспомни жертвы, на которые заставил тебя пойти клуб. Ах… Только Бог может тебя спасти. Он поможет тебе отрубить больную ногу и высосать яд из души. Но все равно ты никогда не станешь прежним, — тихо проговорил Павел.

Его слова, словно нож, полоснули меня по сердцу. Меня отшатнуло от него. Я вспомнил девушек, которым причинил боль, особенно Веронику. А Женя?! У меня волосы встали дыбом. Целых пять часов я не вспоминал обо всем этом, а теперь чудовищные мысли вернулись с новой силой. В то время как я заново переживал события последних недель, Павел внимательно наблюдал за мной.

— У меня такое ощущение, что вы еще можете быть спасены. Все, кто внутри, уже нет. Кроме… нее. Не берите больше грех на душу, пока не совсем поздно. Верьте в Бога, может, и он заново в вас поверит.

Перед глазами у меня закрутилась моя поломанная жизнь, мертвый Женя, униженная Вероника. Но тут снова всплывает она. И все как будто бы замирает.

— Я должен войти в этот клуб! Вам не понять, — отвечаю ему я.

— Понять может каждый. И, прежде всего — Бог. Ха-ха. Мне смешно смотреть, как вы все мечетесь в темноте, не желая принять Его. Как же жалка жизнь человека, не познавшего Его. Знайте, я не Бог, но я помогу обрести тебе Его. Вот моя визитка. Если захочешь поговорить и высказаться, буду ждать. Если я вытащу тебя из этого ада, я сделаю доброе дело. А сейчас возьми то, что очень сильно изменило мою жизнь, и помогло выйти из тьмы, — говорит он и дает мне Библию.

— Спасибо. Но я атеист.

— И что? Веришь ты в него или нет, не имеет никакого значения. Он есть независимо от того, кто ты. Бог один. Если ты слепой и не можешь видеть солнце, это не означает, что его не существует. Бог всюду. Только сейчас ты просто не желаешь принять Его. Мы все Его дети и если к Нему обратиться, то Он поможет, кто бы мы ни были. Я пойду.

Я совсем растерялся. Мне дали Библию, которую мне даже некуда положить. Я вообще не понял, что сейчас произошло. Так и не получив ни одного ответа на свои вопросы, я только еще больше запутался.

— Скажите честно, что вас связывает с Олей? — кричу ему я вслед.

Он остановился, повернулся, взгляд его сделался хмурым.

— Если хочешь знать, интересует ли она меня как девушка, то нет. Но она заблудилась в этом мире, и ей никто не может, более того, и не хочет помочь… Кроме меня. Спасибо за вопрос. Пазл сложился. Теперь я понимаю, что тебя связывает с клубом. Мой совет: не надо. Не сейчас. Это сломает тебя окончательно.

 

5

Никак не могу заснуть. Мне кажется, что моя голова сейчас разорвется от мыслей и переживаний. Женя. Неужели я убийца? Меня могут посадить. Раньше я думал, что ничего подобного со мной просто не может произойти. Всегда был честен, не совершал серьезных проступков, а теперь за один месяц натворил столько, что меня выворачивает наизнанку. Как будто бы это было не со мной, а с другим человеком. Ни алкоголь, ни таблетки не помогают мне успокоиться. Я себя чувствую обманутым ребенком. Моей целью был клуб. Этим я мог хоть как-то оправдать свое поведение. А сейчас мне сказали, что Деда Мороза нет, что все это — миф. Клуб — это зло.

Кто же такой этот Павел? Почему, как только я закрываю глаза, я представляю, как он уходит и все повторяет: «Не надо… Не надо. Она не для тебя». Может быть, он действительно бывший член клуба? И правда, свихнулся на религии, и его исключили, а сейчас он приходит и агитирует всех покидать клуб?

Восемь часов утра, а я так и не смог заснуть. Может, сходить в спортзал, а потом вернуться и попытаться опять лечь?! Я встаю, меня тошнит от выпитого виски и съеденных таблеток успокоительного. Это не вариант.

«Дует приятный ветерок, я лежу на лужайке, греет солнышко, сейчас прилетит самолетик и унесет меня в царство сна». Пытаюсь вырисовывать в своем воображении светлые образы детства. Так говорила мне мать в те минуты, когда я не мог заснуть. Но с годами чудо-средство перестало действовать.

Восемь тридцать. Кажется, я схожу с ума. Мое тело в изнеможении, а психика как будто бы травмирована: мысли путаются, и я вообще не понимаю, что происходит. Мозг никак не желает отключаться.

В голове опять прокручивается конец вечера, я мысленно возвращаюсь к остальным гостям после того, как Павел ушел. Пытаюсь настроиться на секс. Ко мне подходит пожилая женщина. Я узнаю ее. Мы с ней занимались сексом на вечеринке «Sex in the car». Прекрасно понимаю, чего она хочет, но мне становится жутко противно от всего, что происходит вокруг. Впервые за три встречи я посмотрел на окружающих меня, как на людей с нездоровой психикой, потерявших последние приличия. Не знаю, что на меня нашло, но я решил разыскать ведущего. Мне очень хотелось узнать, кто такой этот Павел. Я обошел весь зал, но его там не было. Я поднялся по лестнице, которая вела на балкон, где я видел его в последний раз. Там стояли двое пожилых мужчин и о чем-то увлеченно беседовали. Я пошел в соседнюю комнату, которая находилась за единственной дверью в этом помещении. Осторожно заглянул внутрь и увидел мужчину, которого искал. Я почувствовал в тот момент себя жутко глупо. О чем с ним заговорить? К счастью, он как раз поднял голову и увидел меня:

— А, это вы? Я тоже хочу принести извинения за случившееся. Блуждаете и после увиденного не хотите возвращаться к гостям? — заговорил он со мной. — Хотите коньяка? Виски?

— Да, не откажусь, — с большим облегчением согласился я. Вздохнул и зашел в комнату. — Простите за вторжение. Вы совершенно правы, увиденное отбило у меня охоту к чему-либо сегодня.

— Присаживайтесь, — вежливо предложил он мне и налил коньяк. — У нас это в первый раз. Этот парень просто ненормальный.

— Мне сказали, что его исключили из общества, и он теперь таким образом мстит.

— Верно. Самое интересное, что он знает этот дом лучше меня. Я даже не заметил, как он прошел.

— Я видел его на балконе, — вырвалось у меня.

— Да, он уже тогда почти устроил драку, но потом сказал, что пришел повидаться, и все в таком духе, — непрофессионально и примитивно врал мой собеседник. И, более того, даже не пытался это скрыть. — Но давайте не будем о нем. Расскажите лучше о себе.

— Моя жизнь была скучна и сера, пока меня не пригласили в клуб!

— Не стоит боготворить это место, эти встречи, людей, которые сюда приходят. Они интересны только поначалу. Не уделяйте слишком много себя нам. Мы этого не стоим. Ха!

Меня очень сильно удивили и насторожили его слова. В моем представлении, он должен был поддержать мою фразу и сказать, что это еще не все, дальше будет еще круче. Он же, напротив, начал чуть ли не отговаривать меня от участия.

— Можно вам задать нескромный вопрос?

— Пожалуйста. Скромность в этом доме никогда не жила.

— Почему вы пригласили меня?

— Честно? Вы обладаете приятной внешностью, которая нравится женщинам. Я думаю, вы уже догадались, что часть гостей платит приличные деньги за участие. Это, как правило, не самые молодые и привлекательные люди. А им хочется развлекаться не только с такими же, как они, но и с юными красотками и красавцами. Более того, они спокойно могут позволить себе снять столько шлюх и жиголо, сколько не найдется в этом городе. Но их изощренному и похотливому сознанию хочется настоящего мяса. Им нравятся приличные, слегка застенчивые, но на все готовые гости. Для этого вы и здесь. Взамен вы получаете бесплатный элитный отдых, аналогов которому просто быть не может. И наши VIP-клиенты довольны, — до ужаса откровенно ответил мужчина. Я думал, он опять придумает какую-нибудь отмазку. — Простите, я не представился. Егор Долгобородов. А вас как зовут? Сергей, правильно?

— Да, Сергей. То есть, когда я надоем членам «Ритца», вы больше не будете меня приглашать? — задал я вопрос, который волновал меня более всего.

— Возможно. Но обычно люди сами нас покидают. Если вы проигнорируете два приглашения, третьего не поступит. Не все выдерживают еженедельный сексуальный марафон. А вы первый, кому я признался, что вы можете пропустить только одну встречу! Ха! И я даже сделаю подарок: для вас — две встречи.

— Спасибо.

Потом мы еще немного поболтали. Я поинтересовался, кто организовал этот клуб, и спросил еще много всего, но мой собеседник всегда уходил от ответа, придумывая слабенькие отмазки. Во время разговора я понимал, что со мной ведут себя, как с маленьким ребенком: нагло врут в глаза.

После разговора я вернулся в зал, все гости уже собирались уходить.

 

6

Как странно стоять здесь, смотреть на мертвого человека и понимать, что он погиб именно из-за тебя.

Батюшка читает молитву: «Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша, имене Твоего ради.

Господи, помилуй. Господи, помилуй.

Господи, помилуй.

Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже, и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас. Аминь».

Каждое слово, произнесенное священником, как гвоздь врезается в мою душу. Господи, прости! Забери лучше меня! Я грешен, и нет прощенья мне никогда. Господи, помилуй. Из моих глаз ручьями льются слезы. Мне жалко Женю. Словно кусок души вырвали. Мне жалко себя. Как я хочу раскаяться! Зачем я это сделал? Ведь я же терпел его годами, а теперь в один миг разрушил всю свою жизнь! Как мне дальше жить?

Я слаб. Мне плохо. Я хочу раскаяться, но никогда этого не сделаю, потому что боюсь тюрьмы и не хочу стать убийцей в глазах общества. Если быть честным, я ни на секунду не желал его смерти, просто хотел проучить. План сорвался. Теперь нет разницы, с какими намерениями совершался этот поступок. Я — убийца. Причем заказчик. А во всем виноват этот тупица Игорь.

«Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему Евгению и сотвори ему вечную память!» — заканчивает священник панихиду. Теперь нужно поцеловать усопшего. Нет, это уже слишком. Выхожу на воздух. Такое ощущение, что за последние два месяца мои нервы не просто расшатались, а срезаны под корень. Раньше я всегда отличался спокойствием, отсутствием чрезмерных проявлений чувств. Теперь все изменилось, и я стал совсем другим человеком. То реву, то смеюсь, когда нет ничего смешного.

Отойду немного от церкви. На улице льет противный дождь. Самая подходящая погода для похорон. Помаленьку прихожу в норму. Начинаю понимать, что у меня сейчас случилась настоящая истерика. На самом деле, никто и никогда не должен узнать мою тайну!

Я и представить не мог, что со мной сделает этот клуб, когда пришел на первую встречу. Тогда я искал приключений, встряски. Моя жизнь мне казалась невероятно серой и однообразной. Я создал образ общительного и интересного человека, у которого полно увлечений. Но в реальности я был не таким. Вместо того, чтобы заняться каким-нибудь интересным хобби, я включал компьютер и смотрел порнофильмы, мечтая повторить все то же самое в реальной жизни. Потом сайт «ВКонтакте». Час чтения новостей, затем, не получив ни одного сообщения, я шел к телевизору с мыслью о том, что завтра я обязательно займусь чем-то важным, например, открою свой бизнес. Но каждый следующий день напоминал предыдущий.

Я, конечно, находил себе занятия. В двадцать лет меня сложно было вытащить из ночных клубов и баров, где я пропивал последние деньги в надежде познакомиться с девушками. Сейчас так смешно это вспоминать. Сюжет был примерно одинаковый. Мы приходили в клуб, предварительно распив бутылку виски по дороге. Музыка играет, девушки танцуют. «Ну что, по коктейлю?» — обязательно предложит кто-то вначале. Пьем. Надо не забыть о дурацком тосте. В компании всегда есть самый разговорчивый, который отвесит пару шуточек. Потом еще тост. Коктейль выпит. «Смотри, какие цыпы. Иди, познакомься», — обязательно предложит мне один из приятелей. «Я недостаточно пьян», — отвечаю я, чтобы скрыть свою трусость. «Пьем!» — следующая заурядная фраза. Пьем. Потом все повторится примерно в той же последовательности. Как итог, я просто много курю с приятелями. Тот, кто посмелее, и на кого сильно действует алкоголь, идет в атаку. Неужели познакомится? Да. Нет. Это не имеет почти никакого значения. Отличие в том, что, если познакомился, то мы все просто потратим больше денег, угощая еще и девочек. Если нет, то ничего — пьем и курим сами. Наконец едем домой. За редким исключением мы не отвозили к себе девушек, с которыми знакомились. Просто потому, что не получалось, или не хотелось, или некуда было. А зачастую мы были уже настолько пьяны, что просто не могли. Оправдание всегда находилось: как будто это совесть не позволяет заниматься сексом с кем попало.

А ведь надо было! В жизни надо последовательно пройти через все этапы. А секс без обязательств с разными девушками — один из таких этапов. Я пропустил его в свое время, и вот меня накрыло в тот момент, когда мать уже каждую неделю твердит: «Когда же ты женишься?».

В двадцать три я начал работать, посвящая большое количество времени карьере. Занялся подводным плаванием, регулярно ходил в зал, каждые выходные встречался с друзьями. Стал подолгу встречаться с девушками, жить с ними вместе. Но через какое-то время мне наскучила работа, я понял, что она ограничивает меня. И начал погружаться в депрессию. Все меньше работал, забросил все остальные занятия. Мне не хотелось ничего делать. Телевизор, интернет и пиво с друзьями — три цели моей жизни.

Я пытался забить свою жизнь различными событиями и занятиями. Одна неделя расписана по часам, но дальше… Стоит мне хорошенько выпить, как весь следующий день болит голова, а за ним следуют три дня полной апатии и нежелания заниматься любыми делами. Я ощущал, как упускаю время, как старею, и что многие возможности уже не вернуть. От таких мыслей мне становилось только хуже.

К двадцати четырем годам я понял, что на моей работе все же можно получать нормальные деньги. Для этого пришлось заключать сделки с совестью. Иногда мне казалось, что мой доход превышает зарплату директора. Это придавало сил, но жизнь обладает инерцией, и потому я не смог искоренить в себе лень. Вдобавок моя пошлая натура пыталась вырваться наружу. Я не мог реализовать свои фантазии в реальной жизни. Это терзало меня.

Поэтому совсем неудивительно, что я так ухватился за этот клуб. Если быть честным, даже если бы я не увидел Оленьку, я все равно крепко-крепко держался бы за «Ритц» и стремился стать его членом.

 

7

Работать совершенно невозможно. Вся рутинная деятельность воспринимается как что-то противоестественное, ненормальное. Хочется встать и убежать. Но идти мне совершенно некуда. Друзей видеть не хочу. Родителям позвонить? Категорически нет. Я, как зомби, хожу по офису взад-вперед. Не вызвать бы никаких подозрений. Как ни стараюсь, никак не могу убедить себя, что я не виновен в его смерти. Женю мог ударить обычный гопник и сломать ему висок. Это случайность, жуткое совпадение.

Общая обстановка на работе также очень депрессивная: Нина молчалива, да и все остальные подавлены. Единственный человек, который добавлял света в мою работу, теперь не испытывает ко мне ничего хорошего. Я одинок и не могу с этим ничего поделать. Как это ни странно, в профессиональном смысле я даже испытывал дискомфорт от отсутствия Жени. Раньше он занимался всей текущей однообразной и бумажной работой. Пусть плохо и с таким раздражающим меня выражением на лице, но все же он проводил все эти глупые операции. Теперь временно вся его работа перешла ко мне. Каждую минуту меня дергают по всяким глупым вопросам, что еще больше выводит из равновесия.

Закончу все здесь и отправлюсь на объект. Тем более, что ситуация с «Пенофорумом» оказалось намного сложнее, чем я предполагал, когда взялся за это дело. Мне так и не удалось найти виновника загрязнения, значит, «Пенофоруму» грозит еще одна независимая проверка. А необходимые очистные сооружения они начнут строить только на следующей неделе. Сегодня мне предстоит просмотреть окончательный вариант проекта.

В другой ситуации я бы не стал так заморачиваться по этому поводу, но я, можно сказать, заключил негласную сделку с директором «Пенофорума», и теперь должен сделать все, что в моих силах. Более того, репутация нашей лаборатории сейчас напрямую зависит от моей работы. Если государственная проверка явится на завод раньше, чем очистные сооружения хотя бы наполовину будут построены, то будет сложно объяснить, почему на актах о выполнении и сдаче работ стоят подписи Надеждиной и директора.

От таких мыслей меня отвлекла вошедшая в кабинет Нина. Она обратилась к Ирине Владиславовне, главному лаборанту нашей лаборатории и по совместительству своей подруге:

— Когда к нам уже поступят эколабы?

Эколабы — это передвижные экологические лаборатории, предназначенные для того, чтобы контролировать уровень загрязнения окружающей среды и уменьшать вред для экологии в определенной точке местности. У нас уже есть одна такая лаборатория, но ее недостаточно, и нам приходится пользоваться устаревшей техникой. Мы заказали еще две передвижные лаборатории два месяца назад, но их никак не может доставить производитель.

— Они опять говорят, что нужно пару дней. И что к концу недели сами привезут лаборатории.

— Скажи им, что у них есть два дня, иначе закажем у «Автолика». Тем более, что у них дешевле. Что за страна! Такие деньги платим, а они ничего не могут выполнить в срок. И врут постоянно.

— Да не волнуйся, Нина. Я поговорю с ними. Будем теперь скидку требовать!

— Хорошо. Позвони им сегодня еще раз. Потом скажи мне, что они решили. Если чего-то из оборудования нет, пусть доставят машины с тем, что есть, а остальное установят потом. Это их проблемы. Кстати, сейчас звонила мама Жени, сказала, что вроде бы вычислили того, кто его избил.

— Слава богу. Таких идиотов вешать надо.

Я не могу сделать ни единого вдоха, не могу пошевелить ни одной мышцей. Я чувствую, как задыхаюсь, а в голове пульсирует только одна мысль: «Главное, чтобы не выдал! Главное, чтобы не выдал!».

— И кто это? — интересуется Ирина Владиславовна. — Его уже задержали?

— Пока вроде бы нет. Но его видели прохожие в соседнем дворе и смогли описать. Он, оказывается, уже судим. Объявили его в розыск.

 

8

Игорь, ответь же быстрее! А если его уже поймали, и полицейские увидят, что я звоню? Моментально сбрасываю. Разбить телефон. Нет. Надо успокоиться. Сейчас мне нужно тщательно продумать все возможные исходы и понять, как действовать при каждом из них. Итак, если они его поймали и изъяли его телефон, тогда они увидят, что я звонил ему. Затем, возможно, проверят, что за номер, и, таким образом, выйдут на меня. Они узнают, что я был не в ладах с Женей, надавят на Игоря, тот все расскажет, и меня осудят, затем посадят. Черт. Драные законы. Вчера залез в интернет, чтобы быть готовым к худшему. Статья 33 Уголовного кодекса. Мысли о ней постоянно крутятся в голове. Самым правильным решением будет признаться во всем. Тогда я могу рассчитывать на смягчение наказания. Честно расскажу, что я лишь попросил ударить его пару раз. Может, отделаюсь пятью годами. Но я не хочу в тюрьму! Если вычислят, то остается единственный выход: двадцать кубиков крепкого раствора хлорида калия внутривенно. А этого удовольствия в нашей лаборатории имеется с избытком.

Не впервые эта мысль пришла мне в голову, но так обидно отказываться от своей цели — милой Оленьки. Кроме нее, мне уже нечего терять. Плевать, что самоубийство — грех. Я сам вправе выбирать, как и когда мне умирать. Почему это должно быть грехом? Харакири для самураев было делом чести, человек, совершающий подобный обряд, показывал свою силу духа. Они верили в бренность бытия и непостоянность всего земного. Неужели все они попадали в ад? Чушь! Но, к сожалению, я малодушен и не обладаю силой духа, которая необходима для такого поступка. Попросить, чтобы кто-то сделал это за меня — так ведь никто не возьмется. Разве что бомж за ящик водки. Но погибать от руки бездомного я не хочу. Бред. Как можно вообще думать о таком?!

Так. Надо что-то решать. Если же его все-таки пока еще не поймали, тогда у меня есть шанс разыскать его первым, и… И что? Что я сделаю? Еще раз попросить его не выдавать меня? Заплатить ему еще? Хорошо, что деньги у меня есть. Можно убить. Даже весело становится от этой мысли. Найду его. Договорюсь о встрече. Не думаю, что в данной ситуации он будет распространяться о ней. Заведу в лес. Возьму лопату. Удар по голове. Еще один для контроля. Яма. Закопал. Сейчас такая грязь, что никто и не заметит, что земля разрыта. Скоро пойдет снег, так что до весны его вряд ли кто найдет. А весной нашу с ним связь доказать будет почти невозможно. Остается понять, где и как его найти. Я так ярко и реалистично представил себе картину убийства. Неужели я способен на такой поступок? Я теперь и сам не знаю, на что способен.

Звонок. Неизвестный номер.

— Алло.

— Здорово. Это Игорь. Мы круто влипли. Ты в курсе? — начал он говорить спокойным голосом.

— Да, я знаю, что тебя опознали. И очень надеюсь, что ты выполнишь свою часть договора.

— Я же дал слово. Но появилась проблема. Я сегодня дома забыл мобилу. Мусора обыскали мою квартиру и забрали ее, — начал рассказывать он. О таком сценарии я даже не думал. Он еще хуже. Даже смерть Игоря ничего не исправит. — Если они проверят мои звонки, то могут выйти и на тебя. Я еще раз повторю, что дал слово. Но если они, сволочи, запалят связь между нами, то капец нам. Я немного знаю этих сволочей. Как я понял, меня описали приблизительно. Одежду ту я уже выкинул. Я вот что думаю: я сейчас сам пойду к ним, типа не понимая в чем дело. Если телефон уже прошарили нормально, то спросят про тебя. Я скажу, что в тот вечер мы встречались как старые знакомые. Сидели в баре Spb на Комендане. Там один официант, мой дружбан из армии, подтвердит все. Я договорился! От тебя требуется говорить то же самое. Типа ты позвонил в шесть, в семь встретились, пили пиво до девяти. Потом по домам.

— А… Хорошо. А официант нас потом не сдаст? — спрашиваю я первое, что пришло мне в голову.

— Нет. Я ему отдам те деньги, что ты мне заплатил.

— Ты уверен?

— У нас нет другого выхода. Если я сразу не скажу про тебя, а потом выяснится, что ты мне звонил в тот день два раза, это будет выглядеть палевно.

Как ни странно, рассуждает он здраво. Даже не верится, что это он сам придумал. А может он уже сидит на допросе и все это спектакль для меня? Ах, вряд ли. Ну почему он такой идиот и забыл телефон дома? Может, сделал это специально, чтобы я подтвердил его алиби?

— Я согласен.

 

9

Закрываю за собой входную дверь, меня начинает одолевать жуткая паника. Что делать? Ничего не хочу. Совершенно ничего. Я не могу ни сидеть, ни стоять. Курить не хочу, да и пить противно. Во рту пересохло. Но пить все равно не хочу. Надо поделиться с кем-то тем, что изнутри разрывает меня на части. Но я один в темной квартире. Свет меня пугает еще больше, чем полумрак. Записать в дневник все. Все!

Запись шестая: «Хочу записать все то, что чувствую к девушке, которая, сама того не желая, исковеркала мою жизнь. Возможно, с моей жизнью скоро случится что-то ужасное. Точнее, уже случилось. Скорее всего, меня ждет наказание, которого я так боюсь, но я его заслужил. Пока еще могу, хочу поделиться хоть с кем-то тем, что чувствую. Это единственное оправдание всех моих поступков. Оля — само совершенство. Мне прислали фотографии с вечеринки. Как только я их открыл и увидел ее, меня начало трясти. Когда она улыбается, то похожа на ангела. Я уверен, что эта девушка многократно прекраснее Психеи. Афродита, не колеблясь, решила бы погубить ее, завидуя ее красоте.

У меня есть только одно желание — обладать ею. Я не хочу никаких оргий с ней! Как я мечтаю обнять ее, прижать к груди, смотреть в глаза, целовать ее нежнейшие губы. Ее выразительные глаза, густые пышные волосы, стройное тело. А взгляд! Но это всего лишь фотографии. От безысходности у меня встает комок в горле. Я хочу кричать от переполняющих меня чувств, но не могу. Даже спорт не может ни на секунду отвлечь меня от нее. События последних недель на какое-то время отвлекли от страсти, но сейчас боль и желание обладать Ольгой нахлынули с новой силой. Мне хочется боли. Хочу страдать физически, пусть боль превзойдет моральную. Хочу стать кем-то значимым в этом мире, чтобы она могла гордиться мной.

Я ни на секунду не могу отвлечься от мыслей об Оле. Я падаю на колени, когда эмоции одолевают меня все снова и снова. Сегодня я молился. Раньше со мной это происходило чрезвычайно редко. Я молился целый день и вечер, и молюсь до сих пор. Я молюсь за ее благополучие, за ее счастье, даже если она обретет его не со мной. Я молился за Веронику, с которой поступил так подло. Я молю, чтобы вся благодать, предназначенная мне, была отдана им. Господи, дай им счастья. Я на все готов ради Оли! Я так хочу прижаться к ней. Никогда раньше со мной ничего подобного не бывало — так влюбиться с одного взгляда, разрушить свою жизнь только ради того, чтобы приблизиться к ней на миллиметр.

Я молюсь за нее. Но в то же время прошу, чтобы счастье ее было возможно лишь со мной! И еще больнее становится, когда осознаю, что она даже не вспоминает обо мне, не думает. Ее устраивает такая жизнь. И меня она воспринимает как навязчивого и похотливого мужлана, которых в ее жизни сотни.

Если раньше я верил в хеппи-энд этой истории, то теперь я даже представить не могу, чем это все может закончиться. Мне казалось, что я любил много раз, но такого я не испытывал никогда. Обычно если мне не удавалось расположить девушку к себе сразу, я оставлял все попытки и искал другую, чтобы не тратить своего времени, но на этот раз мне нужна только она».

 

10

7:30. Будильник. Какое разочарование. Это был всего лишь сон. Прекрасный сон. Я общался с Олей вне клуба. Она пригласила меня к себе домой. Мы не были парой, но очень приятно общались. Это был первый раз, когда мы встретились вне клуба. Она улыбалась, смеялась. Не было даже и намека на ту пошлятину, которая обычно творится за порогом «Ритца». Она жила в странном доме. Это было большое промышленное здание, которое перестроили под жилые нужды. Сначала мы запутались в многочисленных коридорах этой постройки. Затем зашли к ней в комнату и налили чай. Я ловил каждую возможность, чтобы невзначай прикоснуться к ней. Мои руки даже не слушались меня — они сами тянулись к ее плечам и волосам. Я ловил ее взгляд, пытался вдохнуть ее запах.

В доме не оказалось чая, и мы решили спуститься в магазин, который находился на первом этаже здания. Там нас встретила длинная очередь, выстроившаяся через все помещение до прилавка. Мы решили пойти в другой магазин. Я предложил прогуляться, но девушка воспротивилась, аргументируя это тем, что нет необходимости ходить пешком, у нее ведь есть машина. Мы сели в автомобиль. Это была красная небольшая машинка. Что-то вроде маленькой «Тойоты». Поехали. Я взял ее за руку. Она не сопротивлялась и… Будильник! Будь он проклят!

После сна у меня осталось странное чувство, как будто Ольга стала чуть ближе ко мне. Ведь не мог же это быть просто сон! Как бы хотел я сейчас рассказать ей о нем. Посмотреть на ее реакцию. Но мне остается только лелеять напрасные надежды. Господи, прошу, поспособствуй нашему союзу. Клянусь больше не грешить. Дай ей счастья, счастья ее будущим детям, счастья и здоровья ее родителям. Господи, прости мне мои грехи, прости меня за Веронику. Пусть ее жизнь сложится отлично!

Очередная волна эмоций. Так жутко в эти секунды ощущать свою беспомощность. Если бы я мог что-то сделать, то непременно… Но я и так уже совершил слишком много. Необходимо успокоиться и постараться мыслить рационально, но это чертовски сложно.

Понемногу начинаю приходить в чувство. Сегодня мне еще предстоит ответственный день, и я просто должен взять себя в руки. Если Игорь выполнил свой план и вчера пошел в полицию, то сегодня моя персона будет интересна органам правопорядка. Я должен буду подтвердить алиби Игоря. Больше всего я боюсь, что он мог передумать и выложить им всю правду. Сейчас главное — не паниковать и оставаться спокойным. Так. Все пройдет хорошо, и вся эта история быстро забудется.

 

11

Понедельник. 22:32. Пришло письмо от «Леона». 5 ноября, в пятницу, будет выступление порно-звезд из Бразилии — Таис и Марион. После выступления последует так называемый «секс без ограничений». Место — штаб-квартира на Звенигородской. Там я уже был. Необходимо в течение суток подтвердить свое участие. «Буду», — кратко отвечаю я. Хотя в глубине душе допускаю, что, возможно, мне уже не представится шанса поучаствовать в сексуальных играх, кроме как в камере предварительного заключения.

Сегодня, как я и ожидал, мне позвонили из полиции — около двенадцати дня. Попросили подъехать в прокуратуру Невского района на проспект Обуховской Обороны. Девушка сказала, что мое имя фигурирует в расследовании убийства. Я сделал невероятно удивленный голос, но дальше не слушал, поскольку в тот момент в сотый раз переживал ужас, думая о том, что могу попасть в тюрьму. В такие минуты слух будто отключается, перед глазами быстро проносятся ужасные картины, а голос становится дрожащим и неуверенным. Коротко объяснив Нине, что меня вызывают в полицию, я покинул свое рабочее место.

Проспект Обуховской Обороны. Отдел полиции. Я вхожу в здание. Объясняю, что меня вызвали по телефону. Поднимаюсь по лестнице. Вхожу в кабинет.

— А, вы, наверное, Сверлов Сергей Михайлович. Я — старший лейтенант Селедкин, — начинает разговор следователь, даже не дав мне оглядеться по сторонам.

— Да, это я. Мне сказали, вы хотите поговорить со мной, — я начал говорить дрожащим голосом.

— Присаживайтесь. Чаю хотите? — предложил лейтенант любезным тоном. — Не волнуйтесь вы так. Вам по телефону, я полагаю, объяснили причину, по которой мы вас пригласили.

— Я понял, что это связано с Игорем Костюченко. Мне сказали, что его в чем-то подозревают…

— В общем-то, да… Его видели недалеко от места, где произошло убийство. По нашим сведениям, вы были знакомы с жертвой, а также поддерживаете дружеские связи с подозреваемым. Так что не пригласить вас было бы просто халатностью по отношению к правосудию. Если вы что-либо знаете, то должны все чистосердечно рассказать.

— Понятно. Да, да. Хорошо. Я помогу, чем смогу.

После этих слов он пристально посмотрел на меня. Мне тогда показалось, что он хочет прочесть мои мысли. Думаю, по моему голосу он понял, что я жутко волнуюсь.

— Тогда приступим. Поскольку вы не являетесь подозреваемым официально, хотя некую связь между вами и преступлением я явно прослеживаю, чего не буду скрывать, то я не обязан зачитывать вам процессуальные права, предусмотренные статьей 43 Уголовного кодекса. Также не буду разъяснять вам суть статьи 63 УК, в которой сказано, что вы не можете быть принуждены свидетельствовать против самого себя. А прямо спрошу, что вы делали 28 октября с 19:00 до 23:00.

После этих слов я был почти уверен, что Игорь сломался и все выложил. Сука! А этот старший лейтенант просто хочет посмотреть, признаюсь ли я сам. Я понимал, что чистосердечное признание смягчит мой приговор, но ответил:

— Я был в баре Spb. Мы с Игорем решили встретиться и выпить пива.

— Вы были вдвоем?

— Да.

— Кто-нибудь это может подтвердить?

— Я не знаю. Знакомых в тот вечер не встречал. Спросите в баре. Может, официант, который нас обслуживал, вспомнит.

— А вы знаете, что в заведении установлены камеры, по которым мы можем проверить достоверность ваших слов?

Как я об этом не подумал! Ну конечно, они все знают. И это лишь комедия, конец которой уже давно написан. Просто проверка. Лучше расскажу им всю правду. Может они поверят, что я не желал смерти никому. А всему виной это жуткое стечение обстоятельств. Расскажу про Олю. Они же люди, поймут меня:

— Я честно не хотел…

А если это развод? И он сейчас мне, как лоху, вешает лапшу на уши, не имея на руках никаких доказательств. Я помню, как-то произошла драка в ресторане на дне рождения друга. Через пару день участковый запросил видеоматериалы. Оказалось, что они хранятся только 24 часа и потом автоматически стираются. Не думаю, что здесь системы слежения намного лучше. В таком случае я буду ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь за то, что так легко сломался. И самая страшное: я никогда больше не увижу Олечку!

— Так что вы начали говорить? — с нескрываемым удовольствием спросил меня лейтенантишка.

— Я не хотел тогда пить, но пришлось взять пивка, — говорю первое, что приходит мне в голову.

— Вы были за рулем и пили пиво?

— Я выпил всего один маленький бокал. Не вижу в этом ничего преступного.

— Как знать, как знать… Опишите бар изнутри, — как гром поразил меня его очередной вопрос. Я ведь ничего не знаю о баре. Но в его вопросе есть и положительная сторона: он никогда бы не спросил об этом, будь у него видеозаписи из бара. Я видел этот бар снаружи один раз и решил попытать счастья.

— Странный вопрос. Я не понимаю, чего вы от меня хотите. Как все Spb, ничего особенного. Деревянные столы, стулья, измотанные официанты. Это бар находится в новом здании…

— Сколько там уровней?

— Что?

— Сколько этажей в баре?

— Хм… По-моему, один.

— То есть вы не помните.

— Послушайте, я был там в первый раз. Меня туда привел Игорь, он и выбрал столик. Я следовал за ним, не рассматривая бар. Да и не было в нем ничего примечательного!

— Не надо злиться. Мы всего лишь беседуем, — наигранно спокойным голосом проговорил мой собеседник.

— Я и не злюсь. Просто не понимаю, к чему эта проверка на дурака.

— Хотите правды? Даже если не хотите, я все равно скажу. Я уверен, что вы играете в этой драме куда большую роль.

Я решил просто промолчать. Я боялся, что если открою рот, то начну путаться. Да и мой дрожащий голос сразу же выдаст меня.

— Скажите же, что вы об этом думаете, — медленно проговорил он, смакуя каждое слово.

— Мне нечего добавить. В одиннадцать я был дома.

— Как хотите. Так будет сложнее, но даже интереснее. На сегодня у меня к вам больше нет вопросов.

 

12

Очередная бессонная ночь. Я уже не помню, когда ложился в постель и сразу засыпал. Вот и сейчас лежу, а сна нет. Я выпил «Капель Морозова», но в моем случае они уже не действуют. Я хочу сильных наркотиков. Хочу, чтобы ушла душевная боль, исчезло состояние беспомощности. Я ведь так беспомощен. Почти уверен, что этот лейтенантишка докопается до сути дела и потом скажет своим поганым голосом: «Надо было говорить правду. У меня нюх на таких, как ты». Будь он проклят.

И главное, что я сяду. Тогда она никогда не узнает о том, как я из-за нее страдал. Она даже, вероятнее всего, не вспомнит меня. Если только ей не расскажет Павел. Павел! Сам не знаю почему, но я очень хочу его увидеть. После встречи с ним, сам того не замечая, я стал молиться. Каждый раз, вспоминая его, я начинал думать о его словах, о Боге. Может позвонить ему? Хотя он, скорее всего, спит. Какая разница?

Набираю номер. Гудки. После третьего он отвечает: «Алло». На фоне играет музыка. Нет, он еще не в постели.

— Да. Привет. Это Сергей. Может, помнишь меня? Ты мне дал Библию на встрече клуба «Ритц», — начал невнятно мямлить я.

— Конечно помню, Сережа. Что-нибудь стряслось? Какой-то ты взволнованный.

— Честно говоря, я сам не знаю, почему звоню тебе. Просто захотелось с кем-то поговорить. А с друзьями в последнее время мне не очень хочется общаться. Я тебя не отвлекаю?

— Нет, ни в коем случае. Ты дома? Давай, если хочешь, я заеду за тобой сейчас. Мы поедем развеяться. Тебе определенно необходима смена обстановки, — отвечает он бодрым голосом.

Вот это да. Ему звонит незнакомый человек, и он готов ехать неизвестно куда, чтобы помочь мне прийти в себя. Неприлично отвлекать человека. С другой стороны, мне так необходимо общение. Он продолжает:

— Куда мне приехать?

— Ленинский проспект, 155, корпус 4. Квартира 12. Тебе правда не сложно? Я очень признателен, но если я тебя отвлекаю или еще что-нибудь в этом духе…

— Мне сложно бросить тебя сейчас одного, когда ты ко мне обратился! А приехать и поговорить — разве это сложно? Одевайся. Буду через пятнадцать минут.

— Спасибо большое. Я жду.

 

13

Вот это машина! Я первый раз еду на Porsche Panamera. Мне очень нравился этот автомобиль, но я и не думал, что он настолько хорош. Динамика сумасшедшая. Самое забавное, что я не мог даже представить, что Павел ездит на таком шикарном авто.

— Спасибо еще раз, что заехал, — благодарю я Пашу, когда мы поворачиваем на Московский проспект. — Куда мы едем?

— Давай доедем до центра, там найдем местечко, и ты расскажешь, что тебя так обеспокоило. Поедем туда, где ты сможешь расслабиться. Надо выбрать место, которое вызывает самые позитивные эмоции. Для меня это Владимирская. Туда мы и едем. Может, и тебе она придется по душе.

— Конечно, конечно. Мне нравятся те районы.

— Ты читал уже Библию?

— Честно говоря, нет.

— Почитай. Даже если ты и не веришь в Бога, все равно почитай. Ведь ты должен очень хорошо понимать: чтобы во что-то верить, надо понимать, во что именно. Как ты думаешь, слепой от рождения человек может себе представить, что такое красный цвет? Или зеленый?

— Ему могут описать другие люди.

— Ха. Я тебе опишу чудовище, которое сам выдумал, и какова вероятность того, что оно в твоем представлении будет таким же, как и в моем?! Нулевая. А ты представь человека, который никогда не видел света. Все, что у него есть — это описания других людей. И, как ты заметил, его собственные чувства: обоняние, слух, осязание. Если ты скажешь слепому «запах свежей травы» или «трава», он представит себе это очень четко, поскольку чувствует запахи и может потрогать траву. Но, говоря, что трава зеленая или красная, как ты опишешь различия?

— Ну… Зеленый — это цвет, который вызывает позитивные эмоции, а красный…

— Чушь. Кто сказал, что зеленый у всех вызывает позитивные эмоции? У большинства? А, может, это потому, что трава и деревья зеленые. А люди любят растения. А слепые никогда этого не видели! Я тебе могу точно сказать, никогда такие люди не смогут понять полноценно, чем отличается желтый от красного. Это лишь частный пример. Так и ты никогда не сможешь понять, что такое Бог, пока не прочитаешь Библию. И не просто прочитаешь, а вникнешь в нее, откроешь сердце этой книге!

— Я постараюсь… Обещаю.

— Ты меня неправильно понял. Я не хочу тебя уговаривать, и, тем более, принуждать. Ты это должен сделать по доброй воле, — он посмотрел на меня быстро тем диким взглядом, который я заметил у него после встречи в клубе.

— Я молился, — после этой фразы я вспомнил Олю, у меня сразу закончились слова. Может, взять и прямо спросить его еще раз, что на самом деле связывает его с Олей? Но это так неэтично. Человек оказался так добр ко мне, а я могу своим вопросом поставить его в неловкое положение, ведь я понятия не имею, кем он ей приходится.

— Да. Это хорошо. Молиться нужно. Во время молитвы ты раскрываешь свою душу Богу. Только это нужно делать искренне. Не знай молитву наизусть, а знай слова, которые говоришь. Верь в них. Молиться — это очень сложное дело.

— Я молился за людей, которые мне дороги.

— Если усердно молиться, Бог всегда услышит. Но, еще раз повторюсь, молитва должна быть искренней. Ты не должен обманывать Бога и, что еще важнее, себя. Ты всегда можешь солгать мне, другу, родителям. Но никогда Богу или себе.

— Я был искренним. Честно.

— Ты должен доказывать это не мне. Я сам тоже очень часто молюсь. Когда мне плохо, я прошу Господа ниспослать благодать тому, из-за кого мне плохо. А когда мне хорошо, я прошу, чтобы Господь дал такое счастье и другим, чтобы они также могли испытать благодать. Я закрываю глаза и прошу о счастье. Большинство людей ведь молятся о преимуществе, когда им плохо. А когда хорошо, Бога для них не существует. Но, скажи мне, почему Господь должен слушать только человеческие рыдания?! Потому что он добрый. И он будет слушать всегда. Но я молюсь и будучи счастливым. Когда мне очень хорошо, тоже начинаю обращаться к нему.

Сейчас мне кажется, что Паша говорит не мне, а куда-то в пространство. Быстро и резко управляя машиной, он почти не следит за дорогой. Его взгляд устремлен в одну точку уже больше минуты. А слова, которые он говорит с такой четкостью, кажутся мне устрашающими. Я вспомнил, как и я молился больше не за себя, а за Олю и Веронику, за их счастье. Хотя, может, я это делал из эгоистических соображений, я хотел этого.

— Я молился за Олю и Веронику, — наконец я прервал гнетущее молчание.

— За Олю? — при этом его лицо приняло странный вид. Такое ощущение, что его тело пронзила нестерпимая боль: губы сильно сжались, глаза прищурились, ноздри широко раздулись. — Молись за нее. Только искренне.

Он останавливается на обочине. Мы находимся на улице Марата. В первую секунду мне кажется, что мы приехали. Но вместо того, чтобы выйти, мой спутник поворачивается ко мне. Смотрит так, как будто хочет просверлить во мне дырку, плавно наклоняется к моему уху и начинает тихо говорить:

— Она совершенна. Я готов отдать дьяволу на растерзание свое тело и душу. Но она не готова принять Бога, она не слушает меня. Она сознательно выбирает тьму и мучения. Любой, кто захочет разделить ее судьбу, неминуемо обрекает себя на муки ада. Даже будучи еще на земле, ты соприкасаешься с таким злом, какого прежде не видывал. Не стоит обожать ее. Этим ты только усугубишь ситуацию. Молись за нее как за дочь свою, как за сестру, сошедшую с пути.

После этих слов Паша, подобно змее, еще более изгибает шею и, касаясь губами моего уха, шепчет:

— Мои молитвы стоят очень дорого. Но ей еще нужны молитвы чистых людей, не запятнанных этим а-адом…

Я уже пожалел о том, что позвонил ему. От прежних переживаний не осталось и следа. Я сижу, боясь пошевелиться и произнести хоть слово. Что же это такое? Может, он просто разыгрывает меня? Да. Да. Я понял. Он — ее парень и сейчас просто хочет сыграть со мной злую шутку. «А-адом», — повторяет он. Выйти из машины?! Но получится нехорошо, если это не розыгрыш и человек примчался ко мне на выручку, а я сбегу посредине дороги. Может, он гей? И хочет произвести на меня впечатление? От этой мысли легче мне не становится. Надо закончить это. Я наклоняюсь вперед и громко говорю:

— Расскажи мне о ней. Я ее совсем не знаю.

Паша сразу прекратил шептать. Словно очнувшись от сна, он посмотрел на меня непонимающим взглядом, после чего вернул телу вертикальное положение и ответил:

— Прости. У меня бывает. Ха. Давай мы сейчас найдем приятное место, и я расскажу тебе все, что ты захочешь, — это предложение он закончил говорить с самой располагающей улыбкой, мгновенно обратно превратившись в обаятельного парня на дорогом автомобиле.

 

14

Бар Legoga. Мы одни в дальнем зале. Заказываем кальян, закуски, сок. Я решаю выпить виски. Несмотря на располагающую к общению обстановку, никто не начинает разговор. Меня волнует только один вопрос, но неудобно задавать его второй раз.

Смотрю на Павла. По его внешнему виду видно, что он из очень богатой семьи. Хороший костюм, наглаженная рубашка, даже запонки на рукавах. У него очень интересные черты лица. Немного грубые, но в то же время притягательные. Таких как он, можно часто увидеть в рекламах мужского парфюма. Подбородок покрывает небольшая щетина.

— Давай отложим немного разговор об Оле. Я вижу, что не только это тебя волнует, — перебивает мои размышления Павел.

— Что? Меня?

— Ну а кого еще?

— Паш, я ведь очень плохой человек. В последнее время я пошел не тем путем, — после этих слов я вспомнил слова Паши про темный путь и всякую другую фигню.

— Нет плохих людей. Есть плохие поступки. «Всякий верующий в Него получит прощение именем Его», — говорит Писание. — «Открой сердце свое, впусти в него Свет».

— Хм. Я открыл сердце свое, и в него вошла тьма. Каждый мой день хуже предыдущего.

— Дружище, ты должен отпустить нить зла. Забудь о клубе, забудь о ней, как о плотском вожделении. Ты не знаешь ее с другой стороны, лишь с точки зрения секса и похоти. И, возможно, она тебя сильно разочарует.

За свою жизнь я сумел понять только две вещи. Самое главное, что Бог существует. А, во-вторых, зло заразительно подобно инфекции. Стоит к нему только прикоснуться, как оно целиком тебя поглощает. И тогда все, на что ты способен — творить зло.

Кто он? Зная его несколько минут, я готов раскрыть ему душу. В этом человеке чувствуется что-то не то, и, в тоже время, он так умеет расположить к себе. Выпив уже третий стакан виски, я решаюсь рассказать сразу обо всем.

— Я обесчестил девушку, убил человека, мой разум поглощен одними грешными мыслями. И я не могу представить свою дальнейшую жизнь без Оли.

Павел в ответ ничуть не смутился, а, наоборот, даже немного улыбнулся, точнее, скривил рот. Что это было — презрение, сочувствие? Теперь он смотрит на меня строго, как будто ждет объяснений. Но что говорить? Я не знаю. Мысли и чувства распирают меня изнутри, они хотят вырваться наружу. Но их слишком много, я не могу ничего выразить. Потом он кладет свою руку на мое плечо. Пристально смотрит мне в лицо и кивает:

— Не бойся меня. Со мной Бог.

От его слов веет спокойным холодом, отчего у меня на руках появляются мурашки. Я стараюсь быстро подобрать слова, чтобы только он не продолжал говорить:

— Я увидел Олю… С первой минуты я был порабощен ее красотой, ее обаянием. Я видел, что с ней делают на сцене, и мне хотелось увести ее оттуда, но я не мог, — мои слова полились бурной рекой. — И в моей беспомощности единственное, что мне пришло на ум — это стать подобным ей. Я хотел, чтобы со мной проделывали то же, что и с ней. Я никогда не позволял себе грязного секса с девушками, а теперь это стало для меня целью. Я ищу любой момент, чтобы трахнуть кого-нибудь, обесчестить. Я хочу не любви, а именно грязи! И чем большую боль я причиняю девушкам, тем большее получаю удовольствие. Я не гнушаюсь ничем. Наркотики в коктейли, чтобы сломить сильный дух и прочные моральные устои.

— Вероника, — тут у меня екает в груди. — Я воспользовался ее любовью и нанес удар в самое сердце. А если я навсегда заставил ее разочароваться в жизни? — у меня выступили слезы. Это слезы злости. В эту минуту мне не жаль Веронику. Я хочу, чтобы ей было еще хуже. Павел отпускает мое плечо. — Все эти поступки подталкивали меня к следующим, еще хуже. На работе меня невероятно бесил один парень. Он изводил меня каждый день. И я попросил приятеля, чтобы тот избил его. Раньше я никогда не решился бы на такой шаг, но тогда я себя уверил, что должен поступать с людьми по-свински. Это придало мне смелости. Тот молодой человек скончался от повреждения головного мозга. Меня теперь посадят. Они уже вышли на меня. И это будет честно. Такие, как я, должны прозябать в тюрьме. Но я хочу обладать Олей.

Мои излияния, похоже, не произвели никакого впечатления. Только улыбка его стала чуть менее кривой. Ну, ответь же что-нибудь. Лучше ударь, но не молчи.

— Ты не свинья. Ты обратился к тьме. Но я помогу тебе, — наконец прошептал он. — Птица Феникс возрождается из огня. Возможно, ты зашел слишком далеко. В этом вина твоей скромности. Ведь самоограничение и мораль — очень хрупкие границы. Если ты не знаешь, что за ними скрывается, то тебя с головой поглотит порок, стоит тебе лишь раз преступить черту. Согрешившая монахиня втройне грешна. Только кровь может искупить ее грех.

А ты? Ты не знал другой жизни. А тут для тебя открывается целый мир, как для невинной монахини, в келью которой зашел странствующий рыцарь. Для нее он становится синонимом смысла жизни, а ты растворился в Оле. Но к чему ты стремишься? Ведь поступки человека определяют его путь к Богу. Бог не может заставить человека пасть в бездну. Оля смогла опустить тебя на тот уровень, о существовании которого ты мог только догадываться. Она не от Бога.

Улыбка исчезла с его лица. Он прикусил губу и сжал кулаки так, что у него побелели костяшки на пальцах. Неужели хочет ударить меня? Пускай. Я хочу боли. Нет. Мускулы его лица расслабляются, и он продолжает говорить, как будто для самого себя:

— Сейчас… Но она изменится. Она должна вернуться к истокам. В глубине души она святая. Сергей, сейчас лучше тебе оставить ее. Забудь все, что случилось. Уезжай из этого города. Похорони память о ней навсегда. Это совет друга.

— Нет, — вырвалось у меня непроизвольно. — Знаешь, чего я боюсь больше всего? Того, что, если меня посадят, то я больше никогда не смогу увидеть Олю. А ты предлагаешь мне то, чего я боюсь больше смерти. Потерять надежду, что мы когда-нибудь будем вместе.

— Пути Господа неисповедимы. Возможно, через несколько лет Он сведет тебя с ней опять. И тогда, может быть, у вас будет шанс на счастье. Но сейчас перед тобой бездна. Вот-вот упадешь. Я не могу запретить тебе падать. Только ты сам можешь отказаться от этого падения. Впусти в сердце Бога. И ты поймешь, что нельзя создавать себе кумир. Посмотри на меня, скажи, я похож на человека, который может все бросить ради девушки? Я скажу тебе, что нет. Бог заполнил мою душу, он — моя отрада, даже в самые тяжелые времена. Будь сильнее соблазнов.

— Павел, я запутался. Я очень сильно запутался. Иногда я осознаю, как глупо я себя веду. Мне тошно от всего. И так хочется признаться в содеянном. Скажи, что мне делать?

— Ты должен понять, что ты и только ты можешь самому себе помочь, очистить свою совесть.

— Но мне так нужна Оля, — в безысходности я повторяю бесконечно крутящуюся в голове мысль.

Павел отклоняется назад. Лицо его принимает печально-безразличное выражение. Даже его горящий полубезумный взгляд тухнет. Неужели я так разочаровал его? Он подносит руку ко рту и прикусывает палец. Поднимает взгляд и продолжает:

— Ты не понимаешь меня. Если ты действительно испытываешь такие сильные чувства к этой девушке, это прекрасно. Однако твоя жизнь не ограничивается одной лишь женщиной. Тем более, этой. Не всем дан в жизни шанс испытать столь сильные эмоции. Такие чувства испепеляют душу. Самый ярый патриот не видит сущности своей страны. Он может защищать полностью разложившийся строй и презирать сбежавшего мужчину, который нашел силы спасти от верной гибели свою семью и начать все сначала. Самый преданный фанат футбольной команды готов сломать шею человеку, которые скажет объективную правду о том, что игроки команды слабы и проигрывают даже самому слабому сопернику. Безумная материнская любовь ослепляет женщину, заставляя не замечать, что ее ребенок наркоман. И она оправдывает его, вместо того, чтобы бороться с пороком. Слишком сильные чувства низки и не приносят света в жизнь. Они не от Бога. Пойми, чувство может быть глубоким, настоящим. Желая добра кому-то, не нужно бояться причинить кратковременную боль во имя светлого будущего. Но ты, мой друг, одержим. Каждый следующий поступок все больше сгущает тьму в твоей душе.

Ну почему он говорит так образно? Неужели он не понимает, что я не отступлюсь? И меня не волнует мое будущее, только ее:

— Я настолько поглощен Олей, что просто не могу больше ни о чем думать. На работе, вечером дома, даже во сне. С утра моя первая мысль — о ней. Наверное, я схожу с ума. И пусть мои чувства слишком яркие, но такие уж они есть. И мне от них не убежать. Если ты знаешь, как избавиться от этого, я с удовольствием выслушаю.

Павел улыбнулся, наверное, почувствовав, что не все его слова были сказаны впустую, и уже более спокойно продолжил:

— Любой человек может управлять эмоциями. Для начала нужно познать себя, определить свои границы. Если ты мне доверишься, я помогу тебе. Но ты мне должен кое-что пообещать взамен. Ты позволишь Богу войти в свою душу.

— Да, — соглашаюсь я без колебаний. Может, Павел и странный, но мне хочется верить, что он поможет мне. Тем более, он хорошо знает Олю, и, возможно, я смогу через него узнать ее ближе.

— Ты знаешь «Отче Наш»?

— Бабушка когда-то заставляла меня учить эту молитву, но после я забыл ее.

— Для начала выучи ее наизусть. И повторяй в трудную минуту. Бог милостив, Он услышит тебя. И я буду молиться за тебя…

 

15

Кто же этот человек? Столько противоречий, но он точно верит в то, что говорит. И постоянные упоминания Бога. Такое ощущение, что он одержимый. Но, если честно, всего за час беседы мне стало намного легче. Тяжелые мысли почти оставили меня, а разум будто прояснился. Конечно, жгучее желание обладать Олей никуда не ушло, просто немного стихло.

— Бог есть в каждом, — в очередной раз повторил он. — Только нужно принять Его.

Я отвлекаюсь. Мне тяжело сосредоточиться на его словах. Собственные мысли переполняют голову, создавая невидимые пробки в ушах, не пропускающие ни одной мысли. Да, я завтра же начну читать Библию. Возможно, это поможет мне навести порядок в моем внутреннем мире. Вряд ли я смогу так же искренне, как Павел, верить, что на все Воля Божия. Но я должен попробовать. Мне ничего не остается. Хотя есть другой вариант очищения. Во всем признаться. Мне нужен совет:

— Скажи, как мне быть? Идти завтра в органы и признаться во всем? — перебиваю я его своим вопросом, даже не зная, о чем он говорил секунду назад.

— Делай то, о чем не будешь жалеть.

— А ты как поступил бы?

— Я? Но ты не я. У меня свой путь. И в моем рюкзаке слишком много камней. Еще один мне не вынести. Сейчас, соверши я подобный поступок, я бы склонил голову и отдал себя на суд Божий.

— Понятно, — отвечаю кротко я. — Значит, и мне следует завтра же признаться в своих деяниях, и пусть меня осудят. Но тогда я навсегда потеряю Олю?

— Хм. Ты ее еще и не обрел. И вряд ли когда-нибудь это случится. Поехали домой. Что-то мне подсказывает, что мы очень скоро встретимся еще раз.

Мне очень не хочется уезжать домой. Он так ничего и не рассказал об Оле. Не сказал о клубе. Еще много чего нужно узнать о том, что причинило мне столько несчастья, что перевернуло мой мир с ног на голову. Мне не хватает смелости задавать неудобные вопросы человеку, который, как мне кажется, искренне за меня переживает. Я боюсь потерять его поддержку, особенно теперь, когда открыл свою тайну.

Дорога домой. Не хочу говорить. Не могу сказать, что мне стало намного легче, но что-то изменилось. Появилась надежда. Павел сейчас является моей единственной надеждой, мостом, который связывает меня и Олю. Больше ничего не осталось. Несмотря на все странности Павла, мне хочется доверять ему. Я вообще хочу сейчас положиться на кого-нибудь.

Закрываю глаза. Перед глазами сразу вспыхивают яркие образы людей, как иногда бывает на следующий день после вечеринки, на которой сильно перебрал. Они настолько быстро сменяются, что я даже не успеваю их распознать. И тут перед глазами встает Оля. Она улыбается. Я хочу подойти к ней, но она поворачивается и убегает от меня. Нет, это не сон. Я прекрасно понимаю, что я сейчас еду в автомобиле, а в моем измученном мозгу рождаются странные образы. От осознания всей реальности становится невыносимо больно: я живу Олей, а она даже ни на секунду не вспоминает обо мне. Может пойти завтра и во всем признаться? Но это равносильно самоубийству. Нет, я еще должен дойти до конца.

Приехали.

— Спасибо тебе огромное за помощь. Мне очень не хватало человека, готового выслушать. Спасибо за участие. Ты очень необычный, — благодарю я Павла.

— У тебя всегда есть тот, кто может тебя выслушать. Говори с Богом. Помни об этом. Но ты всегда можешь позвонить мне. Я всегда готов помочь. Пообещай мне, что ты не попытаешься связаться с Олей пока и не наделаешь прочих глупостей, — на его глазах выступают слезы, он говорит сквозь почти сжатые зубы. — И не посещай клуб. Дай шанс Богу! Прими его!

Последние слова были сказаны, когда я уже почти закрыл дверь автомобиля. Я не успеваю захлопнуть дверь, как он резко газует.

Что это с ним такое случилось? Может, все же он любит Олю? Нет, не похоже. Такое ощущение, что он всеми силами сдерживает гнев, который распирает его изнутри. Только на кого? На клуб? Что же с ним там случилось? Одни вопросы и вообще нет ответов. От этого мне становится жарко, я будто бы начинаю задыхаться. Вспоминаю молитву. Слова путаются. Я обращаюсь к Богу в свободной форме. Легче не становится, а только появляется чувство вселенской печали и одиночества. Может, это и есть очищение?

За что я молюсь? И главное, кому? Я не знаю Библии, и даже молитвы ни одной не могу вспомнить, а ночью один возле подъезда прошу Всевышнего дать мне благодать? Разве не смешно? Сначала исковеркал несколько судеб, а теперь попрошу прощения у кого-то, кого никто никогда не видел, и все станет хорошо? Я начинаю смеяться как безумный. Мне действительно становится смешно от мысли, что в случае раскаяния я буду прощен. Какого хера кто-то должен отпустить мои грехи, кроме родителей Жени? Вот перед кем я должен каяться.

Я сажусь на скамейку возле дома во дворе и продолжаю шептать придуманную молитву. Я это делаю скорее для того, чтобы противоречить своему разуму. Да и Павел уверял, что это принесет плоды. Вдруг получится?! Это мысль опять заставляет меня улыбнуться.

 

16

На работе все как-то косо на меня смотрят. Неужели их всех уже оповестили, что я прохожу подозреваемым по делу об убийстве Евгения? Даже наш дедушка профессор Ботхин не сказал мне ни слова, что совсем не характерно для него. Раньше мой день обязательно начинался с небольшой беседы с ним. Такое ощущение, что он даже избегает моего присутствия: когда я захожу в кабинет, он моментально покидает его по какому-нибудь совершенно пустяковому поводу. Он даже зачем-то затеял уборку в кладовой. За все время моей работы здесь там даже пыль никто не вытирал, не говоря уже о том, чтобы все полностью разобрать.

Вероника. С ней мы в последнее время общались напряженно, но хотя бы другим пытались показать, что у нас все хорошо. Сегодня же мне удалось пересечься с ней всего один раз — в коридоре. Я вышел, чтобы сходить в туалет, а она в это время выходила из архива. Там у нас лежат груды бумаг и какие-то вещества, которые мы регулярно получаем каждый месяц в качестве рекламы. Часть из них, один или два процента, попадет на первый этаж, в лабораторию. Но большая часть будет выброшена не распакованной. Раньше, когда она проходила мимо, ее лицо выражало нехарактерную для нее злость, натянутая улыбка словно была призвана показать, что у нее все хорошо, а у меня все в жизни рушится. Сейчас же она бросила взгляд, полный неподдельного сожаления и сострадания. Я хотел остановить ее, но она ускорила шаг и скрылась за дверью.

Сейчас, сидя за компьютером и разбирая результаты повторных проб воды из Невы, я подумал, что жду вынесения вердикта присяжных. Я его знаю, но все еще надеюсь на оправдание. Каждая секунда тянется вечно. Понимаю, что я перечитываю предложение уже десятый раз, но так и не понял его смысла. Закрываю документ. Лучше пойду на улицу, пройдусь немного. Чего же я жду? Наверное, того момента, когда меня вызовет к себе Ренченко. Она будет расстроенной и злой, скажет, чтобы я садился. Предложит чай. Она это всегда делает, когда очень волнуется, и ей предстоит очень серьезный разговор. Поэтому в нашей организации все со страхом думают о «чаепитии с Ренченко». Потом она спросит, как идут дела с «Пенофорумом», хотя и сама все знает лучше меня. Потом, как бы между делом, вспомнит, что арестовали человека, которого подозревают в убийстве Жени. Затем внезапно задаст ключевой вопрос, ради которого и разыгрывался весь этот спектакль. Вот тут-то я и должен быть готов.

Ожидание так мучительно! Знать, что ты приговорен, но вынужден ждать, и ждать непонятно чего. Мне даже представить страшно, что испытывают осужденные на смертную казнь люди. Средний срок от вынесения приговора до его исполнения длится примерно десять месяцев. Я бы сошел с ума в первый месяц. Мне уже кажется, что мои мозги как будто подменили. Конечно, можно молиться и надеяться, что наказание заменят более мягким, например, пожизненным заключением без права на досрочное освобождение. Но провести остаток дней в неволе, возможно, еще хуже.

Я возвращаюсь в кабинет. Следом за мной забегает Вероника. По ней сразу видно, что она хочет сказать что-то важное: лицо напряжено, глаза блестят. Руки скрещены на груди.

— Нина с утра сказала, что ты знаешь того парня, который убил Женю. Это правда? — начинает она говорить.

— Что за бред? Игорь здесь вообще ни при чем. Так получилось, что он похож на того преступника. Тем более, что в тот вечер мы с ним были в баре.

— Нина сказала про это. Однако она говорит, что те, кто расследуют это дело, думают по-другому. Они думают, что ты знал о том, что Женю нельзя бить по голове. И что вы специально это сделали, — продолжает Вероника. Зачем она мне это говорит? Неужели ее подговорила Нина, чтобы вытрясти из меня правду? Или ей просто интересно, возможно ли, что ее бывший друг способен на убийство? Как бы то ни было, мои худшие подозрения о том, что вся лаборатория уже знает о моей связи с Игорем, подтверждаются.

— Меня вчера уже вызывали в отделение. Я им все рассказал, и меня отпустили. Чего ты еще от меня хочешь?

Тут она замолчала и пристально посмотрела мне в глаза. Кажется, в ней борются два человека, один из которых хочет сказать что-то, а другой — нет. Наконец она приняла решение:

— Мне все равно, причастен ты к убийству Жени или нет. Мне нет до этого дела. Все знают, что Женя был последним мерзавцем. Конечно, я так не должна говорить о нем сейчас. Но я хочу сказать правду. Мне показалось, что Нине сейчас звонили из полиции, и она ответила: «Он здесь. Приезжайте». Я решила предупредить тебя. Просто потому, что я помню, что еще совсем недавно ты был лучшим человеком, которого я знала. Я не знаю, что с тобой случилось, но тебя словно подменили. Ты даже стал выглядеть по-другому. Эти круги под глазами, и взгляд… — на ее глазах выступили слезы. — Сережа, я не знаю, что у тебя случилось. Но знай, что я хочу тебе помочь.

— Спасибо, — проговорил я, шокированный тем, что за мной скоро явится полиция, и тем, как поступила Вероника. Мне в сотый раз стало грустно, что я предал ее и лишился дружбы такого замечательного человека. — Спасибо, Вероника. Я не достоин того, чтобы ты так старалась ради меня. Я не знаю, что мне делать. Я не виновен. Наверное, дождусь лейтенантика и побеседую с ним.

— Ты правда думаешь, что они едут сюда, чтобы побеседовать?! Лучше беги. Беги сейчас, пока не поздно!

— Тогда они подумают, что я действительно виновен, раз скрылся.

— Возможно, ты прав. Тебе есть кому позвонить? Я могу…

— Нет. Ты не должна помогать мне. Только тебе еще не хватало проблем с этим. Но у меня нет таких друзей, которые смогли бы помочь мне, — отвечаю я растерянно, пытаясь быстро разработать план действий. — Хотя, подожди, — внезапно ко мне приходит мысль: Павел же вчера сказал, чтобы я не ходил в полицию. Может он поможет? Он один может мне подсказать, что делать. — Вероника, спасибо тебе. Но сейчас лучше оставь меня одного…

 

17

Уже прошло пятьдесят минут, а его все нет и нет. Неужели он передумал и кинет меня?! Мы с Павлом договорились встретиться в кафе «Спутник» на Светлановском проспекте в 14:30.

Когда я позвонил Павлу, он сам догадался, что меня прижали. Он, как и Вероника, посоветовал мне покинуть рабочее место как можно скорее.

— Не жди честного суда. Попадешь к ним в руки — на тебя повесят еще парочку преступлений. Беги, — посоветовал он мне.

Я начал было сопротивляться, ссылаясь на то, что, сбегая сейчас, я тем самым доказываю, что являюсь преступником, на что он заявил, что немедленно заедет за мной, а потом попробует помочь. И вот прошел час. Не мог же он меня обмануть. Не верится.

Наконец он заходит в кафе, замечает меня в углу и направляется ко мне:

— Поехали, — говорит он, не здороваясь.

— Да, — соглашаюсь я, забывая о том, что ждал его почти час.

Мы садимся в его машину. На это раз он приехал на «Мерседесе ML63 AMG». Кем же он работает, что может позволять себе такие автомобили? На проповедях не разбогатеешь.

Сегодня он выглядит особенно странно. Довольно модные джинсы, искусственно состаренные, облегающая футболка, прочеркивающая его мускулы. Коричневая кожаная куртка, а на груди — что совсем не вяжется с остальным — висит большой золотой крест. Он мне напоминает образ из каких-то фантастических фильмов про будущее. Кто же он такой? И почему решил спасти меня от тюрьмы? Ведь теперь он становится соучастником преступника. Я думал, что верующий человек посоветует признаться и раскаяться, а не скрываться. Может, он делает все это не просто так? В чем же тут причина?

— Павел, спасибо. Ты действительно святой человек. Но я ведь был не прав. Почему ты меня покрываешь? Способствуешь побегу преступника, — начинаю я разговор. Слова тяжело даются от переполняющих меня эмоций и внезапно появившейся дрожи. — Я всегда думал, что такие люди, как ты, наоборот, должны подводить людей к покаянию. Ты ведь берешь на свою душу грех, помогая мне. Это как-то не вяжется, признаться, с образом праведника.

Моя фраза даже немного развеселила его.

— Во-первых, друг мой, я не священник. И я не праведник в том смысле, в котором тебе это преподносит церковь. Церковь — это воплощение абсолютного противоречия. Она в себе сочетает полную свободу и полное порабощение.

— Не понимаю. Я думал, что ты набожный человек, который… — начинаю я невнятно мямлить.

— При чем тут Бог? — резко перебивает меня Павел, у него вырывается сдержанный смешок, полный презрения. — Бог дарует нам спасение души и может помочь в самые трудные минуты. Церковь — всего лишь элемент светского правосудия, которое прикрывается божественной идеей. Ни для кого не секрет, что она была создана для управления массами и всегда была лишь элементом этой порочной системы.

— То есть, ты хочешь сказать, что считаешь правосудие злом?

— Этого я не говорил. Зачастую оно оказывает позитивное влияние на общество… Как ты не понимаешь? Церковь — святилище для государства. Если общество погрязло в пороках, то и церковь грешна. Вместо того, чтобы направить людей на праведный путь, она карает их. Но и это не все. Я мог бы такой сценарий понять и даже принять. Но она слишком противоречива. Возьмем, например, алтарь. Церковь должна быть открыта для всех людей. При этом простым смертным, кроме отдельных исключений, запрещается туда заходить. Священники как бы отделяют себя от остальных, говоря, что вот мы имеем право, потому что мы ближе к Богу. А вечером эти же священники предаются таким грехам, о которых даже ты не можешь помыслить. Я говорю то, что знаю наверняка. Зачем они врут? У церкви иная задача. Ее цель — поломать личность. Бог наградил нас желанием бороться, хотеть, побеждать. Сильные личности не нужны тем, кто на вершине. С помощью церкви они ломают нас, коверкают наше сознание. Создают с детства бесконечные запреты. И постоянные противоречия… — внезапно он ударил по рулю, стиснув зубы. По нему видно, что он невероятно зол. Взгляд его стал сосредоточен. Он нажал на педаль газа, отчего автомобиль взревел и резко рванул вперед. Через встречную полосу он обогнал впереди едущую машину, лишь чудом предотвратив столкновение на встречной полосе. Его это как будто бы совсем не испугало. Мне же стало очень страшно, я вжался в сиденье, левой рукой уперся в торпеду, а правой схватился за дверную ручку. Паша продолжал говорить:

— Церковь ломает души, делая их слабыми и беззащитными. Но зато типа покорными и безгрешными. Тьфу! Что такое грех, по их мнению? Я скажу. То, что они запретили. А почему тогда так меняются их запреты с течением времени? Неужели Бог так непостоянен? Меняются нравы, и церковь меняется, да? Так вот, нет! Бог, каким Он был, таким и остается. Просто его неправильно интерпретируют. Он дал нам пороки, и он хочет, чтобы человек жил, а не влачил жалкое существование, пытаясь оправдаться перед церковью, которая нагло посмела взять Его имя и использовать в своих предательских грязных целях. Так и не сумела сделать все гладко, а только засрала мир пародией на истинную веру, которую человек должен постичь.

Мне вдруг показалось, что Паша говорит все это не мне, а просто проговаривает вслух то, что у него накопилось в душе за долгие годы.

— Они не помогут тебе сейчас, когда ты подавлен. Напротив, они втопчут тебя в грязь, и ты уже никогда не сможешь подняться. А все потому, что они имеют власть и хотят ею пользоваться, получать еще больше власти. Обычный священник пытается тешить свое эго, давая несчастным людям бестолковые советы. Он понимает, чтобы он ни сказал, он будет все равно прав, так как несет якобы слово Божье. Нет, Сережа, это не так! Они должны говорить то, что прочитали в книгах, то, что им положено говорить, а не то, что хотел бы открыть Бог ищущему. Священники давно закрыли свои души для истинного Бога. Они не могут признать, что Бога может обрести каждый, просто открыв Ему свое сердце. Если так, то зачем нужна церковь? Вот они и лгут при поддержке антибожественной светской власти, — он сделал паузу. Затем многозначительно выдохнул и перешел на шепот:

— А я познал истинного Бога. Он живет здесь, — он показал указательным пальцем правой руки на свою грудь, на то место, где расположено сердце. Губы его немного растянулись. Можно было подумать, что он блаженно улыбается. — И я за истинную справедливость. Сейчас они для тебя — не правосудие. Палач недолго думает, замахиваясь секирой. И они думать не будут, когда заполучат твою голову, — заканчивает он говорить. В воздухе повисает гнетущая тишина. Даже мотор, как назло, свой привычный рык поменял на тихое спокойное бурчание. Наверное, он ждет, что я должен с ним согласиться. Поблагодарить его за милосердие и участие. Но, во-первых, я не понимаю, что он планирует делать, и как хочет помочь мне. Во-вторых, я давно уже не задумывался на тему существования Бога и, как ни странно, не знаю, верю я в Него или нет. Я уверен, что-то существует за гранью физики. Это больше, чем просто материя. Какая сейчас разница, во что я действительно верю. Мне нужно что-то сказать. Молчание становится невыносимым:

— Спасибо тебе за помощь. Я сразу понял, что ты добрый человек. Для меня странно, что кто-то может прийти на помощь в такой ситуации, рискуя собственной свободой.

Более дурацкой фразы я не мог придумать. Какой я глупый. Он только что поделился мыслями, которые, я уверен, обдумывал не один месяц. А я мямлю про какую-то свободу. Однако мои слова производят отрезвляющий эффект. И он спокойно продолжает говорить:

— Человек должен помогать человеку. Потому мы и люди. Я вижу, ты долго обдумывал, что сказать мне, не обидев. Ты ведь знал, что я жду от тебя правды, — проговорил он, смотря на меня пронизывающим взглядом.

— Какой? — испуганно, почти дрожащим голосом, спрашиваю я.

— Скажи честно, во что ты веришь? Что является неприкосновенной истиной для тебя?

— Ты имеешь в виду Бога? Верю ли я в него?

— Не обязательно. Не только о Нем я сейчас спрашиваю. Вообще, что для тебя важно в жизни? «Я верю в Бога , который проявляет себя в закономерной гармонии бытия, но вовсе не в Бога, который хлопочет о судьбах и делах людей», — как-то сказал Эйнштейн. Для него Бог был кем-то другим, но Он был у него. Он сумел постичь Его, узрел его многогранность. Бог для Эйнштейна был Тем, кто помогал ему в его великих открытиях, потому что Он и таким может быть. Плохи те, кто не верят ни во что, никому и ничему не преданны. Вот они никогда не познают Бога. Ну а ты? Скажи мне.

— Ну… Раньше я верил в судьбу или во что-то в этом духе. Я верил в высшее начало человека. Не знаю, как объяснить. Вроде того, что наша сущность состоит не только из органической оболочки. Я мог часами думать о бесконечности космоса, о неограниченном времени, о появлении жизни. И я никак не мог объяснить это. Наверное, в такие минуты я считал, что Бог есть, как есть и бесконечность пространства и времени.

— Считал, думал. Ты говоришь в прошедшем времени. А что сейчас?

— Сейчас я потерян. Наверное, уже довольно давно. Моя жизненная позиция как будто стерлась. Когда я нахожусь в обществе атеистов, я сам становлюсь последним богоненавистником. А уже через месяц могу, проходя мимо храма, перекреститься и прочесть молитву. Я, как маленькая рыбешка, плыву по течению и не знаю, куда меня выкинет река. Павел, наверное, ты считаешь меня ничтожеством. Так оно и есть.

— Я тебя никогда таким не считал. Напротив, ты хороший человек, но довольно слабый для сегодняшнего мира. Под натиском окружающего потока зла многие ломаются. Или, как ты, замыкаются, отказываясь сопротивляться, выбирая путь раболепства. Ты готов принять все, что тебе предложат, даже не поняв, что это на самом деле.

Относительно твоей веры: ты ищешь идеал для подражания, например, сильного человека, поведение которого ты с легкостью сможешь перенять, боясь показать истинное Я. Верить надо в то, что для тебя является истиной. Где бы ты ни был, и что бы с тобой ни происходило. Твоя вера должна помогать тебе в трудную минуту. Она не должна выражаться в преклонении, если тебе это не нужно. Не нужно соблюдать посты, вставать рано по воскресеньям и ходить в церковь. Это все стереотипы.

После его слов мне становится намного спокойнее. Он считает меня слабаком, которому нужна помощь. А он в своих глазах, я уверен, является полубогом, и, помогая мне, совершает милость, добро во имя Бога. Хм. В другом случае я посчитал бы его религиозным фанатиком, сектантом. С такими людьми я обычно стараюсь не иметь дела. Но сейчас мне, как это ни эгоистично, на руку его желание творить добро. Интересно.

— Павел, а кто-нибудь из твоего окружения разделяет твои религиозные взгляды?

— А почему кто-то должен их разделять? А? — неожиданно грубо ответил он вопросом на вопрос.

— Я не говорил, что должен.

— Нет, ты имел в виду именно это. Истина неоднородна. Мои взгляды разделяет женщина, которая искренне верит в Бога и живет только одними мыслями о Нем, или пастух, который каждое утро просит Бога дать хорошую погоду, но сам никогда не читал Библии и просто знает, что просить надо, потому что тогда погода точно будет лучше. Для него Бог есть природа.

— Я не понимаю тебя иногда, — перебиваю я своего собеседника. Последние слова он говорил как-то отстраненно. За пятнадцать минут беседы у него уже много раз поменялось настроение, выражение лица, как будто в нем борются несколько людей, которые по очереди берут вверх. Его рассуждения помогли мне немного отвлечься от ужасных мыслей, застрявших в голове. Мне непонятно, как его взгляды может разделять пастух. — Скажи еще, что механик, который верит только в винтики и шестеренки, такой же, как и ты, набожный человек.

В ответ он засмеялся. Проходит несколько минут. Он не унимается. Смех переходит в хохот. Паша даже останавливает машину у края дороги, потому что не может унять раскаты хохота, от которых он, наверное, согнулся бы пополам, если не мешал бы руль. Я спрашиваю, чем я вызвал такую реакцию. В ответ он, немного успокоившись, говорит:

— Я представил, как я молюсь винтам и шурупам. Ты не понимаешь только потому, что не веришь ни во что. И никогда не знал веры. В наши дни многие верят в Бога как бы наполовину. Ну, типа как ты. По христианским праздникам верят, все остальное время — нет. Ты должен понимать, что такая вера не стоит и гроша ломаного. Вера либо есть, либо ее нет. Бог не может существовать иногда. Я знаю, что Он есть. А ты не знаешь. Сейчас ты можешь согласиться со мной, даже быть уверенным, что это искреннее чувство, что Бог существует и что Он милостив. Но, если будешь рядом с Олей, прости за такое сравнение, ты станешь самым лютым атеистом. Потому что твоя вера основана на чувствах к тому или иному человеку.

Я перестаю его слушать. Его фраза, словно ножом, полоснула меня. В эту минуту я уже хочу стать самым большим богоненавистником, потому что она такая. Паша это сказал не случайно. Он знает ее очень хорошо. Я смотрю в окно. Мы выезжаем из города. Куда мы едем? Да какая сейчас разница? Оля — атеистка. От этой мысли мне становится невероятно приятно, я рад любой крупинке информации о ней, которую получаю. Мне становятся неинтересны размышления Павла. Лучше бы он рассказал еще что-нибудь о ней. Он же продолжает говорить, не замечая, что я стал слушать его менее внимательно.

— Ты должен понять, что тебе нужно. Обрети для начала веру. Даже если и не в Бога, то хотя бы во что-то. Абсолютный атеист сильнее и счастливее наполовину верующего, так как твердо уверен, что есть исключительно законы физики. Он рассчитывает только на них. Он не колеблется по жизни, быстрее добивается целей. Это придает ему стойкость. Верить наполовину — значит не верить вообще. Поверь, я не вербую тебя. Я просто даю совет. Верить в Бога — это как признавать всю красоту и необъятность нашей вселенной. Мне страшно вспоминать мою жизнь, когда она была лишена Его.

— То есть ты признаешь атеизм? — спрашиваю я, думая опять об Оленьке.

— Бог есть. И неважно, веришь ты в Него или нет. Он все равно существует. Только Он не сможет помочь тебе, если ты не открыт для Него.

— А если я допускаю его существование, но в жизни…

— Здесь не надо ничего допускать! — перебивает он меня. — Что значит допускаешь? Это Он будет решать, допускать тебя в рай или нет. Вера на то и вера, что она безоговорочна. Бог может открываться для каждого по-своему. Но его Дух един.

Сейчас самым правильным было бы согласиться с ним и не спорить, хоть его речи и полны противоречий. Меня учили не оскорблять верующих. Но теперь, когда я знаю религиозные убеждения Оли, хотя и так о них догадывался, во мне проснулось то чувство, которое я уже давно не испытывал — любовь к бесполезному спору, в котором я не имею никакой явно выраженной собственной позиции. Раньше я любил поговорить на тему существования Бога, особенно с глубоко верующими людьми. Просто ради интереса. Смотреть, как они начинают выходить из себя, доказывать что-то, а самому упиваться мыслью, что в принципе мне глубоко плевать на все, о чем оппонент говорит со столь сильными эмоциями. Сейчас у меня возникло именно такое желание.

— А где доказательства, что Бог есть? Ты сам себе противоречишь. Говоришь об атеистах, как о верующих людях.

— У тебя нет, а у меня их много. Более того, кто ты такой, чтобы тебе что-то доказывать?

— Я человек, который сильно запутался, — внезапно сдаюсь я, понимая, что у меня нет сил и желания вести дальнейший разговор на высокие темы.

— Давай оставим этот разговор на потом. Сейчас не самый подходящий момент, — внезапно переводит тему Павел, как будто почувствовав мою слабость. Удивительный человек. Наморщив лоб, он спрашивает меня: — Мы должны решить, что с тобой делать. Тебе есть, у кого укрыться на время?

— Нет, дома меня могут ждать менты, — в споре я совсем забыл о причине, по которой мы с Павлом встретились. — Я не знаю, куда мне идти.

— Поживешь пока у меня — пока не решим, как действовать дальше.

— Ты уверен? Ты ведь рискуешь, скрывая меня, — забеспокоился я. С другой стороны, иного выхода у меня нет. Ведь, если он сейчас передумает, мне вообще некуда будет идти.

— Проблемы надо решать, а не бояться их.

 

18

Поселок Тярлево. огромный коттедж у Павловского парка. Три этажа. Цокольный и первый уровни облицованы декоративным кирпичом, остальные два полностью сделаны из стекла. Участок огорожен двухметровым кирпичным забором. Заезжаем за ворота. К дому примыкает крытый бассейн, стены и потолок которого также выполнены из стекла голубоватого цвета. Еще один бассейн находится на улице, но сейчас он накрыт пленкой. Естественно, что в это время года им никто не пользуется.

На территории стоит дюжина статуй, похожих на те, что можно увидеть в парках, и которые зимой закрывают невзрачными деревянными коробками, покрашенными в зеленый цвет.

Дом, участок и сад, несмотря на позднюю осень — в очень ухоженном состоянии. Газоны идеально выстрижены, дорожки тщательно выметены. Нигде ни одного опавшего листа. Но в то же время все выглядит таким безжизненным и унылым, как будто здесь уже давно никто не обитает, и лишь дворник изредка заходит убирать территорию по старой памяти. Как интересно!

— Ты один здесь живешь?

— Последние годы — да.

— Один в таком большом доме! А что случилось?

— Раньше со мной здесь жила сестра. Но потом она переехала. Хватит пока вопросов. Чувствуй себя как дома.

— Спасибо, — вежливо отвечаю я, чувствуя, что Пашу начали раздражать мои вопросы.

Заходим в дом. Несмотря на внешний вид, внутренняя отделка весьма скромная. Сделано все очень хорошо и качественно, но без вычурности. Минимум мебели, никаких лишних украшений. Везде очень чисто и светло. Поднимаемся на второй этаж. Намного уютнее. Такое ощущение, что здесь когда-то жила женщина. На стенах висят картины, в коридоре стоит журнальный столик. Мы заходим в первое помещение по правую сторону. Попадаем в просторную комнату, две стены которой сделаны из стекла. При желании их можно закрыть огромными шторами.

Посередине комнаты стоит кровать в форме сердца. Эта кровать напомнила мне огромное ложе в штаб-квартире клуба «Ритц», повидавшее огромное количество извращений. Я хотел сказать об этом Павлу, но, вспомнив его отношение к этому обществу, решил промолчать. На одной из стен — множество фотографий детей.

— Кто это? — интересуюсь я, показывая на фотографии.

— Это я и моя сестра. Здесь фотки из раннего детства, — Паша отвечает, но как-то смущенно. На большинстве из них изображен Паша с совсем маленькой девочкой, которой годика 2–3. На некоторых из них еще присутствует очень красивая женщина. От нее тяжело оторвать взгляд! Паша, заметив мой интерес, комментирует: «Это моя мать. Она была прекрасным человеком».

— Была?

— Она умерла пятнадцать лет назад.

— Соболезную. А отец? — спрашиваю я, пытаясь найти на фотографиях мужчину. Но везде изображена только мать.

— Он оставил нас, когда нужен был нам больше всего… Извини, я не хочу сейчас говорить о моей семье. Есть вещи поважнее. Ты можешь жить в этой комнате, пока мы не решим, что делать дальше, — спокойно сказал Паша, осматривая через окно серый двор. Я подхожу к нему. Из окна второго этажа открывается вид на парк. Павловский парк. Я здесь гулял много раз в детстве с родителями. Бедные мои старики! Как же вам, наверное, будет жутко узнать, что ваш сын — убийца? Такого они точно от меня не ждали. У меня никого не осталось. Да я никого сейчас и не хочу видеть. Нужно начать все с чистого листа. Новую жизнь. Как же я благодарен Паше за то, что он есть. Он для меня стал больше, чем друг.

— Спасибо огромное. Ты не должен делать все это для меня… — говорю я с трудом, словно камень встал в горле. Хочется сказать многое, но не могу.

— Не надо слов, — довольно грубо бросил Паша и быстро покинул комнату.

 

19

Я ложусь на кровать. Закрываю глаза. Мысли путаются в голове. Слишком много переживаний. Мне хочется успокоиться и заснуть, но я не могу. От очередного порыва чувств резко открываю глаза, непроизвольно подношу руку ко рту, кусаю себя за палец. Потеряно чувство реальности. Очень хочется выпить.

Какой я подлец! Я должен исправиться. Нет. Я хочу обладать Олей. Чего бы мне это ни стоило. Теперь я готов на все. Мне уже нечего терять. Может убить ее? И тогда она будет ничьей. Потом покончить с собой. Еще убить Павла. Вот он, хороший конец. Все спасены. Ольга и Паша пойдут к Богу, а я, как и следует, в ад. Хорошая история получается. Может, когда-нибудь снимут про меня фильм. Нет. Слишком слабо. Я хочу познать все дно этого мира. Слишком рано умирать.

Смешно выходит. Секунду назад мне в голову пришла мысль убить человека, который меня спас и приютил. Я сейчас нахожусь в его доме, откуда он знает, что я не причиню ему вреда? Я чувствую, что он сам небезразличен к Оле, и он знает, что я к ней испытываю пламенные чувства. Может, надеется, что, в благодарность за его доброту, я уступлю ее ему? Чушь. Я ему не конкурент.

Он искренне помогает мне. Не пойму, почему? Не в Боге здесь дело. Очередной раунд игры? Для самых искушенных?

Я закрываю лицо руками. Мне кажется, что я вот-вот окончательно сойду с ума. «Оля, я добьюсь тебя», — шепчу я в полубреду. Точно, я пойду на все ради цели. Впервые в жизни я столь уверен в своих желаниях.

 

20

Ужин. Пахнет очень аппетитно. Паша говорит, что готовит только в те дни, когда у него гости. Такое хобби. На первое он подал крем-суп из цветной капусты. На второе — куриный шницель под грибным соусом, на гарнир — рис. Открывает бутылку «Божоле ново». Наливает мне бокал, сам не пьет, обосновывая это тем, что ему еще предстоит сесть за руль этим вечером. Стол сервирован красиво, но немного неопрятно.

Я жадно выпил бокал вина. Хозяин сразу его наполнил. Несмотря на голод, мне тяжело есть. Не от нервов. Я немного успокоился. Слишком странно смотрит на меня Паша. У меня рождаются неприятные ассоциации, кажется, что меня откармливают как свинью на убой. Нет. Я попробовал мясо. Вкусно. Но из-за сухости во рту тяжело есть. Я выпил второй бокал вина. Он что, все время будет так пялиться на меня?

— Паша, все в порядке? — стараюсь как можно вежливее спросить я.

— Да. Все очень хорошо. Тебе все нравится, — могильно спокойным голосом отвечает он, не отрывая от меня взгляда.

Мне становится жутковато, совершенно пропадает аппетит. Приходится глотать пищу через силу, обильно запивая вином.

— Ты точно не хочешь есть? — спрашиваю я его с надеждой. Я не понимаю, что происходит. Павел молча смотрит, как я ем. Его лицо не выражает никаких эмоций. Даже мой вопрос дошел до его сознания через несколько секунд.

— Нет. Я перекусил, пока готовил. Ешь. Я приготовил это для тебя, — он наконец переводит взгляд в другую сторону и встает. — Прости, если невкусно. Мясо черствое, да?

— Нет. Просто я слишком перенервничал. Мне тяжело.

Следующего поступка я никак не ожидал. Он хватает тарелку из-под моего носа и бросает ее в стену:

— Ты даже есть не можешь из-за этого чертового клуба!

— Причем тут клуб? — вскакиваю я в шоке.

— Он погубил тебя. Хлеб и вино — так мы можем принять нашего Бога. А этот клуб уничтожает все лучшее в нас. Хоть бы его не было!

Я не знаю, что делать. Успокаивать Пашу бесполезно. Может я сделал что-то не так и обидел его? Ведь он старался, готовил. А я не выказал должной благодарности. Говорю:

— Все было очень вкусно. Я очень перенервничал, что меня могут посадить.

— Тебя могут посадить из-за клуба.

— Не буду спорить с тобой. Но это могло произойти, даже если бы я не оказался в «Ритце».

— Нет.

Он взял веник, совок и начал собирать разбросанные осколки тарелки и еду с пола. Я взял из раковины тряпку и начал стирать пятно со стены. Молчим. В другом случае я бы уехал. Я не люблю неуравновешенных людей, но идти некуда. По виду Павла видно, что он сожалеет о своей выходке. Наконец он берет меня за плечо и говорит:

— Прости меня. Я понимаю, как тебе тяжело. Своим поведением я только больше загоняю тебя в уныние. Я должен держать при себе мой гнев. Но, видя, что с тобой сделал клуб, я его еще больше ненавижу. Такие чувства человек не должен испытывать. Это грешно, потому что я теряю над собой контроль. Бог. Только он держит мою руку, чтобы не уничтожить эту клоаку.

Клуб настолько сильнее нас, что ты даже представить себе этого не можешь. Он как будто живет своей жизнью. Будучи созданным в грехе, он открывает в человеке его самые порочные черты. И он просто так не отпускает. Выбрались из него единицы. Посмотри на себя. Ты говоришь, что боишься тюрьмы, но я знаю, что ты просто хочешь в очередной раз оказаться в клубе. Ты думаешь, что ради Оли. Нет. Ты хочешь быть там, предаваться разврату, даже без нее. Это наркотик. И сейчас ты готов на все ради него, даже на очередное преступление.

Он заканчивает подметать и берет тряпку у меня из рук. Я стою как вкопанный, размышляя над его словами. В очередной раз он прочитал меня как раскрытую книгу. Кровь отхлынула от лица, руки предательски задрожали. Я смотрю в комнату, но мозг не воспринимает никаких зрительных образов. Передо мной стоит Оля в окружении других девушек. Я хочу к ним.

Как я в эту секунду ненавижу Павла за то, что он мог бы помочь мне стать членом «Ритца», но не хочет! Я уверен — мог бы, но всеми способами желает изолировать меня от этих людей. Он знает мою беспомощность и пользуется ею. Уйти отсюда и пойти на встречу? Пусть меня сдадут полиции, зато я буду честен в своих желаниях. Мои мысли прерывает Паша:

— Не расстраивайся. Ты должен пройти через это. Видит Бог, я желаю тебе добра. Скажи, что тебя мучает? Тебе станет лучше.

Врать не имеет смысла, он все равно раскусит меня.

— Я влюбился в нее с первого взгляда. Единственное, что меня с ней связывает — это клуб. И да, я хочу там оказаться. Он открыл во мне желание жить по-настоящему. Я понял, что могу жить интереснее. Могу сам вершить свою судьбу.

— Верно! Ты — хозяин своей жизни, а Бог — твоя опора. Бог может помочь тебе понять всю полноту жизни. А клуб — это порождение дьявола. Я помогу тебе. Только обещай, что не попытаешься встретиться с Олей без моего ведома.

— Куда я денусь в моей ситуации?

— Как раз в твоей ситуации люди совершают больше всего ошибок. Когда кажется, что все потеряно, ты поддаешься панике. Лучше остановись, попытайся расслабиться. Торопиться никогда не стоит. Когда ты обретешь спокойствие, тогда и принимай решения.

Разговор закончился сам собой. В очередной раз я выслушал наставления своего нового друга, после чего он оставил меня сидеть одного за столом. Я посмотрел в окно — там поднялся ветер, срывая желтые листья с деревьев и смешивая их с пылью на земле. Печальное зрелище. Деревья погружаются в глубокий сон, чтобы весной вернуться к жизни с новой силой. А я никогда не смогу вернуться к прежней жизни. Что со мной будет? Когда-то Паше надоест со мной возиться. Может, сбежать в другую страну и начать жизнь с нуля? Организовать там такой же клуб? Потом пригласить Олю. Она приедет, будет выступать. И я буду ублажать богатых старых иностранок, пока их мужья трахают Олю. А потом мы будем заниматься сексом вдвоем.

Паша выносит чистые брюки и рубашку с джемпером.

— Примерь вот это. Тебе должно подойти, — говорит он мне.

Я переодеваюсь. Он тоже собирается. Паша решил взять меня с собой. Вопрос о том, куда мы едем, он оставляет без ответа. Я не хочу никуда. Хочу взять бутылку вискаря и просто посидеть в тишине, один. Никаких нравоучений, взглядов. Может, обрету Бога? Ха-ха. Паша настаивает. Я не имею права сопротивляться, так как нахожусь не в своем доме. Ненавижу зависеть от кого-то.

Мы выходим. Паша идет в направлении гаража. Открывает ворота. Садится в Mitsubishi Lancer Evolution.

— Старая модель, купил еще в 2007 году. Но машина — огонь, лучшая в своем классе. Даже прокачивать не понадобилось, — поясняет он, пока мы садимся в машину.

— Куда мы едем? — без интереса спрашиваю я водителя. Надеюсь, мы не будем ни с кем встречаться. Не хочу никого видеть и говорить с кем-либо. Что еще придумал Павел? Такой яркий автомобиль — магнит для гайцов. А в нем беглый преступник. Что он за человек? Бог, машины, эта дьявольская ненависть к «Ритцу». Я ловлю себя на мысли, что, несмотря на его непостоянство, я ощущаю себя в его обществе безопаснее и спокойнее.

— Скоро увидишь. Немного терпения, — веселым голосом отвечает он мне.

— Ты же понимаешь, что мне не стоит показываться на людях.

— Это еще почему? — с удивлением восклицает мой собеседник.

— Ха. Меня ведь разыскивают. Если кто-то меня опознает, меня непременно арестуют, — говорю я самые очевидные вещи, которые и он точно понимает. Очередной спектакль в его исполнении. Может, он вообще постоянно играет? И искренняя вера в Бога — не более, чем очередная пьеса. Однако его ответ заставляет меня взглянуть на мою проблему с другой стороны.

— Скажи, а в какой стране ты живешь? Думаешь, тебя покажут по телевизору, развесят на каждом столбе портреты? Такое бывает только в западных детективах, где чуть что произошло, перекрывают полгорода. Чепуха. Уверен, твоя фотография не будет разослана по всем участкам Питера еще дня два. Допустим даже, твою фотографию уже распространили по органам и дали подробное описание. Далее. Кто наши полицейские? Неудачники, бывшие пьяницы, вообще, все те, кого больше никуда не берут. Они с трудом помнят свою родную мать, не то что твое лицо… Хотя не всегда так бывает. Конечно, лучше на ментов не попадать. Но и сидеть взаперти в твоем состоянии противопоказано. Кто не рискует, тот не пьет шампанского, — он выезжает за ворота и резко нажимает на педаль газа. Меня прижимает к сиденью. — Самые же злостные твои враги сейчас — это те, кто тебя хорошо знает и, более того, желает тебе зла. Поэтому будем держаться подальше от тех мест, где обитают такие люди.

— Наверное, ты прав. А Бог одобряет неоправданный риск?

На эту фразу я не получил ответа. Может быть, Павел оскорбился, что я противопоставил ему Бога, или просто посчитал данный разговор пустой тратой времени, раз мы уже в пути.

Мы едем в направлении Красного Села. Сейчас манера езды Павла сильно отличается: стрелка на спидометре не опускается ниже 120–150 км в час. После каждой остановки он стартует так, что колеса издают жуткий визг. На поворотах дергает ручник и влетает в них на бешеной скорости. Несколько раз мы расходимся со встречными автомобилями всего в нескольких сантиметрах. Мне не страшно. Разбиться — тоже выход.

 

21

Съезжаем на дорогу, идущую посреди полей. Ухабистые просторы уходят вдаль. Где-то вдалеке видны холмы. «Горнолыжный курорт!» — вспоминаю я. Я бывал здесь зимой. Тогда по обочинам были большие белоснежные сугробы. Осенью эти места не узнать. Все какое-то грязное. От всего веет сыростью и безнадежностью. Я всматриваюсь, стараясь увидеть признаки жизни. Не видно ни птиц, ни зверей, даже других машин нет. Кое-где еще проглядывает зеленая трава, но часы ее жизни тоже сочтены. Как только придет зима, она будет погребена под снегом.

Мы проезжаем около километра по дороге. Внезапно после поворота перед нами оказывается множество автомобилей и стоящих рядом с ними водителей. Я не сильно разбираюсь в машинах, потому могу распознать не более половины моделей. Сразу бросается в глаза тюнингованный «Форд СТ». Здесь же еще стоит несколько автомобилей Toyota Celica разных годов выпуска. Есть еще один Mitsubishi Lancer Evolution, но значительно более древний, чем у Паши. Кто-то приехал на советской «шестере», опущенной и отполированной, с подсветкой днища.

Я никогда не был раньше на уличных гонках. Только в фильмах видел: красивые отполированные тюнингованные тачки, красивые девушки, музыка. В жизни все не так. Большая часть машин не предназначена для гонок: старенький «Мерс», у которого все крылья и пороги покрыты ржавчиной, «БМВ» третьей серии — грязный, левый бок весь помят.

— Ну вот мы и приехали, — довольным голосом сказал Паша. — Пойдем, я познакомлю тебя с ребятами. Договоримся: я представлю тебя как Колю. Кто знает, чем они могут заниматься, и с кем быть связаны? Если что, ты мой двоюродный брат из Воронежа. Приехал погостить на недельку. А дальше импровизируй. Только помни — для всех должна быть одна и та же история.

— Ты их хорошо знаешь? — не без тревоги спрашиваю я.

— Кого-то знаю, кого-то — нет. Да расслабься. Не надо так волноваться. Веди себя как ни в чем не бывало. Пойдем!

— Паша, это напрасный риск, — попытался я образумить моего товарища. — Разве Бог одобрит такой поступок?

Взгляд Павла моментально стал ледяным. Он поджал губы и посмотрел на меня. Потом приоткрыл окно и крикнул стоящему рядом парню, который махал нам рукой: «Здорово. Сейчас выйду! Нам надо завершить один очень занятный разговор». После повернулся ко мне.

— Бог милостив. Он оправдает очень многое, если это оправданно. Но мне не совсем понятно, почему ты так упорно хочешь влиять на мои поступки упоминанием Бога. Я не боюсь Его. Я Его безмерно уважаю и люблю. И действую всегда так, как считаю правильным. Человек не должен думать при каждом поступке: «Осудит ли меня Бог?». Это уже фанатизм, присущий безумцам, которые потеряли себя и заместили свою личность идеей Бога.

— Прости. Я не хотел обидеть тебя. Просто мне кажется, что ты сейчас можешь навредить себе. Я уже смирился. Я буду наказан. Но тебе-то зачем себя губить?

— Нет. О себе я способен позаботиться. И я убежден, что тебе пойдет на пользу общение с другими людьми.

Разговор окончен. Он покидает салон автомобиля. Я не хочу оставаться один, тем самым привлекая еще большее внимание. Выхожу. Паша знакомит меня с ребятами. Компания производит хорошее впечатление. Страхи понемногу начинают покидать меня. Все улыбаются. В компании много красивых девушек. При других обстоятельствах я бы получил удовольствие от пребывания в этом месте.

Со мной все здороваются, но уже через секунду не замечают меня. Нет тачки — стой в стороне. Меня это нисколько не ущемляет, напротив, добавляет спокойствия, позволяет тихо изучать окружающих. Люди здесь не заносчивые, без особого пафоса, они увлечены своим хобби — автомобилями, о которых и ведутся все разговоры. По большинству видно, что они довольно обеспеченные. Есть и совсем молодые парни, приехавшие на своих древних тачках, кроме которых за душой у них пока ничего нет. Некоторые из таких парней вызывают у меня презрение. Машина — говно, а стоят, выделываются, газуют на холостых. Презрение превращается в злость. Они меня начинают бесить. Стукнуть бы их по голове, чтобы упали замертво здесь, козлы. Что со мной такое? Мои чувства обострены. Мне всегда не нравились люди, которые пытаются показать себя значительно лучше, чем они есть. В чем бы это ни проявлялось. А сейчас меня это просто бесит. Тоже мне, стритрейсеры! Строят из себя крутых ковбоев!

Может, я просто завидую им в душе? Когда-то я тоже хотел участвовать в заездах, но у меня не было машины. Потом несколько раз, когда была возможность, мне было лень, как и все остальное в жизни. Они стоят здесь, понтуются и даже представить не могут, что среди них есть убийца, который скрывается от закона. От этой мысли мне впервые стало не страшно, а, наоборот, приятно. Я почувствовал свою уникальность. И силу. Мне не страшно теперь убить человека. Наказание будет ненамного страшнее. Боже мой, о чем я думаю?!

— Так, давайте сегодня все проедут дистанцию по одному, не мешая друг другу, чтобы не получилось, как в прошлый раз. На время. Мы так гоняли, помните, месяца три назад под Зеленогорском? Старт здесь, финиш — через три километра. Посередине будьте осторожны: там метров сто нет асфальта. Говорю это для тех, кто здесь еще не ездил. Вопросы есть? — начал вещать парень, приехавший на Mitsubishi Eclipse.

— Когда ты наконец уймешься, и мы поедем? — пошутил один из участников.

— Садись в машину, — говорит мне Паша. — Прокатишься со мной.

— Но ведь машина будет тяжелее?

— Дадим им фору.

Поехала первая машина. Старт дает девчонка в бикини. Притом, что на улице не более пяти градусов. Смотрится это дико. Но красиво. Я сразу вспоминаю клубную встречу. Тогда Оля тоже на холоде была голой. Как я хочу еще раз оказаться там!

— Она мне напоминает «Ритц», — вслух озвучиваю я свои мысли.

— Да ты не терял время зря! Ты узнал ее? Она из клуба.

— Она? — я пристально всматриваюсь в лицо девушки. — Нет, не узнаю ее. Как это возможно? А здесь еще есть кто-то оттуда?

— Нет. Только ты.

— А она что здесь делает?

— Я пригласил.

— Но зачем? Ты же говорил, что ненавидишь клуб! — у меня потемнело в глазах. Он мне все время врал. Кто он? Подставной игрок? Я абсолютно запутался.

— Даже больше, чем ты можешь представить. Ненавижу так, как нельзя этого делать. Я хочу спасти ее от клуба. Я предложил ей альтернативу. Помогать нам на гонках, получать двойную ставку по сравнению с клубом, взамен — никогда не посещать «Ритц».

— Но зачем тебе это?

— Об этом — не сейчас. Мне надо сосредоточится, — произносит Паша. Подошла наша очередь проходить дистанцию.

Девушка опускает флаг. Педаль в пол. Мы поехали. Вот это драйв! Поворот. Ощущение такое, что мы сейчас вылетим с трассы, однако машина проходит этот поворот стабильно. Я смотрю на своего спутника. Его лицо не выражает абсолютно никаких эмоций: спокойный, но сосредоточенный. Наигранно ли его спокойствие, или он действительно научился контролировать свои чувства? Скрывает меня, участвует в гонках. Ему, наверное, просто необходим адреналин. Может быть, ему стало мало развлечений в клубе, и он захотел получить дополнительные услуги, в которых ему отказали? И он обозлился на них? Такое объяснение меня устраивает больше всего. Как бы то ни было, Паша — очень странный человек. Эта необычная вера в Бога, машины, деньги. И, судя по всему, он очень одинок.

Поворот почти на сто двадцать градусов заставляет меня сконцентрироваться на происходящем. Скрип резины. Правые колеса немного заезжают на обочину. Я машинально хватаюсь правой рукой за ручку у потолка. Осторожнее, осторожнее. Как давно он участвует в подобных гонках? Попадал ли в аварии? Мне начинает нравиться это чувство риска. Я бы хотел оказаться на его месте и гнать по этой извилистой дороге, так же уверенно проходя все повороты.

— Страшно? — спрашивает он меня, разгоняя автомобиль до предела на относительно прямом участке.

— Немного.

— Это хорошо. Потому что сейчас кончится асфальт, вот там будет трясти что надо.

— А тачку не жалко?

— Я для этих целей ее и приобрел. Да и потом, это всего лишь кусок железа. Намного ценнее то, что в машине.

— Ха. Если надоест — отдай ее мне. У меня и такой нет, — я пытаюсь пошутить, но по его лицу понимаю, что неудачно: Паша задумался и даже немного отвлекся от дороги.

— Хорошо. Как только мы решим твою проблему, ты можешь ее забрать.

— Спасибо, но я пошутил. Не смогу принять такой подарок. Ты и так слишком стараешься ради меня.

— У тебя есть машина?

— Да. Но довольно старая уже.

— Ну, так в чем тогда дело? Я тебе подарю эту. Ты будешь участвовать в гонках. И, может быть, забудешь об этом проклятом клубе.

Я ничего не отвечаю. Он думает, что может отдать мне машину и взамен потребовать не посещать клуб. Как мелочно. Он помог мне в столь трудную минуту, уже только этого хватило бы, чтобы я поклялся всеми родными не переступать порог клуба, если бы он того попросил. Поклялся бы, но потом нарушил. Но не машина. Та тупая молоденькая девочка клюнула на деньги. Но я никогда не куплюсь на жестянку. Неужели он меня ставит в один ряд с ней? Мне становится противно от него, от себя. Я хочу стать хуже, чтобы он не смел даже предлагать мне такое.

В этот момент мы выезжаем на участок дороги без асфальта. Так трясет, что, если бы не ремень, я точно ударился бы головой о потолок. Боюсь представить, что может стать с девятнадцатидюймовыми дисками и тоненькой резиной на такой дороге. Автомобиль бросает из стороны в сторону, но водитель даже не пытается притормозить. Ему действительно плевать на машину. У него куча денег. Если захочет, купит новую. Он свободен и не обременен никакими рамками по жизни. Как странно это сочетается с его постоянными словами о Боге. Я уверен, что он искренний человек. Наверное, он не хотел обидеть меня своим предложением, правда хочет, чтобы я забыл клуб, Олю. И готов пожертвовать своим временем, деньгами, автомобилями ради этого. А я в ответ обижаюсь, как маленький ребенок. Хочу поблагодарить своего друга, но как только открываю рот, машину сильно подкидывает вверх.

Мы поворачиваем. Через сто метров — финиш. Отложим этот разговор на потом.

 

22

Мы пересекаем финишную черту, проезжаем вперед метров пятьдесят и паркуемся за старой «Хондой».

— Ты самый быстрый пока, — кричит Паше издалека молодой паренек с секундомером в руках. Он одет в старую потертую байкерскую куртку. Джинсы забрызганы грязью.

— Сколько? — холодно спрашивает Паша.

— Минута сорок две, — ободряющим голосом и с неподдельной радостью говорит парень.

— Плохо. Я рассчитывал на минуту тридцать пять, — отвечает презрительно Павел. На лбу у него выступают морщины.

— Да брось ты. До тебя им не добраться. Ты один здесь такой псих. Ставлю бутылку рома, что ты выиграешь.

— Так я не сомневаюсь, что выиграю. Просто я должен был проехать лучше, — начал себя казнить Павел.

Тут я решаю вмешаться в разговор.

— Так с тобой же был я. Машина была тяжелее!

— Напротив, ты придавал уверенности, которая должна была позволить преодолеть это расстояние еще быстрее.

— Ты точно псих, — сказал парень и пошел обратно к линии финиша, так как по рации ему передали, что на старте следующая машина.

Паша сел на поваленное дерево на обочине и достал пачку сигарет. Впервые вижу, чтобы он курил. Я как-то не мог представить себе его с сигаретой. Есть такие люди, которым просто не подходит курение. Может, дело во внешности или образе. Например, мой отец никогда не курил, и я его с сигаретой даже представить себе не могу.

Он закурил, и мне тоже захотелось. Я никогда не курил постоянно. Мог иногда закурить во время вечеринок или в перерывах между парами в университете. Либо же, когда встречал курящую девушку, которая мне очень нравилась. Чтобы стать немного ближе к ней, я тоже курил. Сейчас у меня возникло именно такое чувство. Я хотел сделать то же, что и Паша.

— Не угостишь сигаретой?

— Ты же не куришь!

— С чего это ты взял?

— Знаю, — Паша сказал это, не глядя на меня, затем прикурил и протянул мне сигарету. Я сел рядом. Противный дым наполнил мой рот, потом — легкие. Я не курил уже где-то полгода и чуть не закашлялся, но остановил себя через силу. Паша посмотрел на меня и усмехнулся.

— Противно, да? А если бы я сейчас вогнал в вену дозу героина, ты тоже угостился бы?

— Что ты этим хочешь сказать?

— То, что ты слабое бесхребетное существо, червяк, — ответил он.

Он даже не понимает, что второй раз за пять минут оскорбил меня.

— Ты не слушаешь и не знаешь себя, а лишь пытаешься подстроиться под окружающих. Вот только что я тебя назвал червяком. А ты молчишь. Почему ты не ударил меня за это? Или хотя бы не попытался возразить?

— Разве Иисус не учил, что, если ударили по одной щеке, нужно подставить другую? — я решил задеть моего обидчика за живое.

— Учил. Но ты не веришь в Него. Так что же тебе следовать Его советам? Нет. Ты боишься, что пропадешь без меня.

— Так зачем же ты такое говоришь, если якобы видишь меня насквозь? — я докуриваю сигарету и прошу еще одну, которую он так же прикуривает для меня. — Нравится издеваться надо мной? Бог, который властвует над простыми смертными… Хочешь почувствовать власть?

— Нет. Я не хочу власти. Это желание я давно поборол. Оно делает человека порочным. Ничто так не портит, как власть. Я хочу, чтобы ты понял, чего хочешь. Если я не могу заставить тебя познать Бога, то, может, хоть открою тебя для тебя же.

— Мне непонятны твои методы.

— А мне — твое поведение. Ты уже исковеркал свою жизнь, пытаясь понравиться девушке и совершая поступки, совершенно тебе не подходящие. Мало! Теперь ты еще хочешь заразиться вредными привычками.

— Но ты ошибся. Я курю.

— Дело твое. Куришь — кури. Я не могу указывать тебе, как жить.

— А зачем куришь ты, если говоришь, что это вредно?

— Нравится, — он прикурил очередную сигарету.

— Паша, скажи честно, что ты планируешь делать со мной? — обреченно спросил я, раз уж мы решили поговорить откровенно.

— Я хочу помочь тебе… Но для начала убедиться, что никто из этих любителей не проедет дистанцию и за минуту пятьдесят.

Опять он перевел тему. Затем встал и направился к двум водителям, которые успели финишировать, пока мы сидели.

 

23

Как и ожидал Павел, оставшиеся гонщики не достигли его результата. Второе место занял мужчина средних лет, самый старший из всех здесь присутствующих. Его результат составил минуту и пятьдесят четыре секунды. Гонка закончена. Все радуются, смеются, поздравляют победителя. Только мне одному совсем не до веселья. Бесхребетное существо. Я не злюсь на Пашу. Он сказал правду. Такой я и есть. И такой человек недостоин Ольги. Ко мне постоянно подходят люди, знакомятся, я стараюсь улыбаться, но через силу. Пожимаю им руки, что-то отвечаю, но не осознаю сказанного. Все происходящее вокруг я воспринимаю словно наблюдатель со стороны. Мое сознание закрылось изнутри, я пытаюсь справиться с переживаниями. Я — никчемный паренек, который ничего не может добиться в жизни. Везде я чужой.

Закрываю глаза. Всплывает образ Оли. Мне хочется убежать отсюда, провалиться сквозь землю. Как я мог быть таким идиотом и влюбиться с первого взгляда? Я ее даже не знаю. Я люблю образ, который построен в моем сознании. Так сильно, больше жизни. И теперь мне противна та реальность, в которой я живу. Какой я беспомощный. Хочется выпить. Осматриваюсь по сторонам. Невдалеке возле открытого багажника стоят парень с девушкой, они разливают шампанское. Подхожу, и, не успевая разглядеть их, спрашиваю:

— Не угостите? Хочу горло промочить.

— Шампунь у меня закончился. Но для тебя, как попутчика победителя, у меня есть подарок, — не колеблясь, ответил парень и достал из рюкзака почти полную пол-литровую бутылку водки «Зеленая Марка». — Возьми ее себе.

— Спасибо, — довольно сухо благодарю я. Мне внезапно приходит мысль, что он знает, что я ехал с Пашей. Все они помнят мое лицо и теперь смогут опознать меня. Когда эта внезапная идея врезается в мозг, тело инстинктивно замирает на пару секунд, дыхание перехватывает. Придя в себя, я направляюсь в сторону большого скопления людей, в центре которого Паша сидит на капоте своего, сильно испачканного после гонки автомобиля.

Мне не нужна закуска или сок, которым можно было бы запить водку. Делая большие глотки, я даже не ощущаю крепость алкоголя. Сначала становится тепло в горле, потом это ощущение опускается вниз к животу. Я пью еще. Через некоторое время становится легче. Я еще не успел опьянеть, но привкус высокоградусной жидкости уже настраивает мой мозг на то, что скоро придет настоящее расслабление. Камень, который лежал на сердце, начинает таять. Глоток. Глоток. Кто-то в очередной раз подходит ко мне и пытается завести разговор:

— Может, закуски? Так ты недолго простоишь на ногах.

— Нет, спасибо, — отвечаю я. Мне плевать, что я веду себя как законченный социопат. Я ненавижу всех вокруг, их улыбчивые довольные хари. Глоток. Здорово было бы сейчас сесть в одну из этих машин и на полной скорости перевернуться. Желательно насмерть. Нет, недостойный конец. Вначале я должен добиться Оли. А может, убить ее, а потом умереть самому? Становится даже весело. Сбить ее на автомобиле. И дело с концом.

— Мы поедем, — прощается Павел, последовательно пожимая всем руки.

Затем обращается ко мне.

— Ты готов?

— Уже давно, — не хочу никому ничего говорить на прощание.

Мы садимся в машину. Отъезжаем. Павел хмур. Я делаю еще глоток водки.

— Алкоголь не решит твоих проблем, — говорит он, закуривая сигарету. — Он лишь на время затмит твое сознание, но дальше будет только хуже. Я сам раньше любил выпить.

— А сейчас? — с подозрением смотрю на него.

— И сейчас иногда пью. Бог порицает меня, награждая тяжелейшим похмельем. Но мне нравится вкус. И похмелье я тоже люблю. В нем есть наслажденье от той боли и сухости — расплаты, которую я должен понести за грех чревоугодия. Но Бог помог мне понять, что алкоголем я никогда не решу своих проблем.

— А я в последнее время только так могу отвлечься от мыслей, забыть ее.

— Ее? — многозначительно произнес он. — Олю забывать не стоит. Но ты ее не знал и не знаешь. Ты зациклен. Я-то знаю, что тебе нужен клуб. Она открыла тебе дверь в него, — тут я подумал: «Неужели он знает, что первой, кого я встретил там, была Оля?», а Паша продолжал: — Ее образ символизирует для тебя новое, прежде невиданное, острое. Но как человек она тебе не интересна. Признайся, ты не хочешь узнать ее как личность, потому что тебя может ждать огромное разочарование.

Нет, нет. Это любовь с первого взгляда. Я верю, что она предназначена мне судьбой. Она мне снится, а когда я просыпаюсь ночью или утром, моя первая мысль — о том, как я хочу обнять ее. Когда я сегодня был с вами, я думал о ней, да и вообще я делаю это восемьдесят процентов времени. А страх не понравиться ей, быть отвергнутым просто съедает меня изнутри. Мне плевать на полицию, арест, даже на свою жизнь.

Жизнь дал Бог. И ты обязан ее беречь. А не позволять клубу уничтожать себя, — гневно прокричал собеседник.

Не клуб меня уничтожает. Он здесь не при чем. А мысли о недоступности Оли. У меня руки уже трясутся от вечного напряжения, вызванного беспомощностью. Я физически изнеможен, не могу даже есть. Так что алкоголь хоть как-то помогает мне расслабиться. Понимаешь, я не могу вздохнуть полной грудью. Такое ощущение, что на меня давит груз весом в тысячу тонн.

Я же говорю, что у тебя есть Бог. Он освободит тебя от всех тяжких мыслей. Если не Он, то сам расслабься, не своди себя с ума. Кроме Бога, у тебя есть только ты.

Я пробовал отвлечься, но это не помогает.

Попробуй еще. Я тебе помогу, — он останавливает автомобиль возле дороги, заглушает двигатель. — Закрой глаза. Ты в полной безопасности. Ты один. Я охраняю твое спокойствие. Никого не нужно бояться, — он говорит спокойным, низким и четким голосом. Мне не хочется всей этой психодребедени. Если бы я не знал Пашу, подумал бы, что сейчас он начнет ко мне приставать. А я и не знаю его! Машинально открываю глаза. Он замечает мой испуг, но продолжает, как ни в чем не бывало: — Закрой глаза. Не бойся. Я твой друг. Представь себя в доме. Там, где тебе было спокойно и хорошо. Может это место из твоего детства, или дом твоих друзей, где тебя всегда ждали. Дыши глубоко. Еще глубже. Вдох. Замри. Теперь выдох. Дыши. Почувствуй, как воздух входит в твои легкие. Теперь сам. Дыши глубоко и медленно. Не забывай, что ты находишься в доме. Ты идешь по нему. Он очень светлый. Ты один. Тебе хорошо. Ты открываешь дверь. Перед тобой длинная лестница вниз. Ты ступаешь вниз на одну ступень. Глубокий выдох. Постой немного, торопиться не нужно. Почувствуй, как тебе безопасно. Не спеши идти вниз. Вспомни самый лучший день рождения. Вдох. На выдохе спокойно спустись еще на одну ступень. Выдох. Когда я теперь буду говорить вдох — стой, на выдохе — иди вниз. Очень спокойно. Вдох… Выдох… Вдох… Выдох… Вдох… Выдох… Вот ты дошел до конца лестницы. Вдох. Выдох. Ты почти спишь. Все твое тело устало. Ты хочешь лечь. Ты видишь впереди кровать. Она такая большая и мягкая.

Я в большой комнате и передо мной кровать. Сейчас подойду, лягу и крепко усну. Мне хорошо. Я уже возле кровати. Но там кто-то лежит. Это девушка. Я не вижу ее лица. Я осторожно трогаю ее за плечо, она поворачивает ко мне голову.

Оля?! — вскрикиваю я. Я настолько не ожидал ее там увидеть, что даже испугался. Мне словно только что приснился кошмар. Паша? Не понимаю, как он здесь оказался. Ведь недавно я был в загородном доме у родителей. Постепенно чувство реальности начинает возвращаться ко мне. Смотрю на Пашу. Он — на меня и качает головой, словно разочарован.

— И так постоянно, — в отчаянии бормочу я.

Все намного хуже. Ты не просто зациклился, ты хочешь этих страданий. Я ошибался. Тебе не Оля и не клуб нужны, а те эмоции, которые ты получаешь от невозможности добиться Ольги. Клуб зародил в твоей душе желание самобичевания и страдания.

Клуб здесь ни при чем, повторяю. Все, что мне нужно в этой жизни — Оля. Если ты действительно хочешь помочь, представь меня ей, познакомь нас вне стен клуба.

Нет. Здесь я бессилен. Она не захочет говорить со мной. Ты видел, что произошло.

Но ведь ты можешь, если захочешь. Хотя, дело твое. Дай мне сигарету, — прошу я, хотя совсем не хочу курить. Я должен доказать, что Паша иногда заблуждается. Пусть думает, что был не прав, когда заключил, что я не курю. Может, тогда пересмотрит и свое желание познакомить меня с Олей. Закуриваю: — А, знаешь, я думаю, что, если ты действительно готов помочь мне, ты выполнишь мою просьбу.

Еще не пришло время.

Чего ждать?

Пока ты успокоишься. Нужно остыть.

Пока я не наделаю еще глупостей? Я не принадлежу себе. Бог мне подсказывает, что Оля — моя судьба.

Бог? Хорошо. Допустим, я знакомлю тебя с ней. А что дальше? Она целиком и полностью порабощена клубом. Альтернативы никакой не остается, как только тебе самому погрязнуть в грехе. Иного ты предложить не сможешь, что бы смогло ее заинтересовать. Бог говорит, что твоя судьба — стать клубной шлюхой с членом? Я не верю.

Так я и хочу стать, как ты сказал, шлюхой с членом. И быть рядом с ней. Это мой выбор. Разве не ты говорил, что важно знать, чего хочешь.

Ты не можешь хотеть этого! — взорвался он. — Клуб уничтожает людей! — он сжимает кулаки и трясет руками, бросая руль. — Посмотри же, что он сделал с тобой! Что он сделал с Олей!

А что клуб сделал с ней? — я почувствовал, что у меня появилась возможность узнать что-то новое.

Сейчас мы говорим о тебе, — Паша резко свернул в съезд на Киевское шоссе в сторону Санкт-Петербурга. — У Оли очень непростая судьба. А ты упал моментально. И тебе нет оправдания.

Паша…

Хватит разговоров. Я хочу музыки, — он включает диск, добавляет громкости. — Это Рахманинов. Иногда музыка способна успокоить душу. Вслушайся. Все современные композиции направлены на то, чтобы растормошить чувства, а эта успокаивает. «Элегия».

 

24

Паша решил поехать в ночной клуб. Как будто специально старается вывести меня в общественные места, где ошивается много копов.

Мы подъезжаем к клубу Duhless. Перед входом стоит много дорогих автомобилей. Прямо посреди дороги припарковался Rolls Roys в сопровождении двух «Хаммеров». Как же забавно это смотрится! Зачем столько охраны?

— Показуха. Знаю я этого клоуна. Тоже появлялся в клубе пару-тройку лет назад, — кивает мой приятель на машины. — Вроде давно разбогател, а все никак не наиграется.

На входе толпятся человек десять-пятнадцать. На фейсконтроле работают бугаи, которые зачем-то напялили балаклавы. Для того, чтобы скрыть свои страшные лица? Как все пафосно! Мы подходим ко входу. Нас пропускают без очереди. Мне приятно ощущение, которое я испытываю, проходя мимо толпы, безнадежно уговаривающей охранников запустить их внутрь. Чувствую себя особенным.

Паша здоровается с фейсером. Тот говорит, что давно его не видел, на что Паша отвечает:

— Есть много других, более благородных заведений, требующих моего присутствия. Пора бы и тебе сменить поле деятельности.

Только не начинай опять меня просвещать. В прошлой раз после часовой проповеди ты решил предаться греху.

Это был не грех.

Только не говори, что ты ей ночью тоже читал проповеди.

Паша в своей манере проходит дальше, не заканчивая разговор. Входим в клуб. Гардероб. Раздеваемся.

— Здесь мы встретимся с двумя моими приятелями. Надеюсь, ты не забыл легенду о том, что ты мой родственник, — говорит он мне, подтанцовывая под биты музыки, доносящиеся сверху. Что-то в нем изменилось. Сейчас он похож на заядлого клабера. Бог умер? Или просто на время забыт?

Мы поднимаемся вверх по лестнице. К нам подходят два парня. Павел представляет их мне. Дмитрий. Егор. «Очень приятно», — отвечаю я. У меня поднялось настроение. Может он прав, и мне нужна была встряска? Или это водка, которую я допил в машине? Но мне хочется веселья. И девушку!

— Это мои хорошие знакомые, — говорит мне Паша. — Я им доверяю, но болтать о твоей проблеме не стоит. Постарайся получить удовольствие.

Дмитрий мне понравился. Высокий парень лет двадцати семи с добродушным лицом. Егор же, напротив, смотрит на всех с каким-то подозрением. Когда он пожимал мне руку, у меня было такое ощущение, что он знает мою тайну и ухмыляется.

Мы выходим на танцпол. На сцене танцуют две девушки гоу-гоу. Музыка — хаус. Мне нравится. По левую руку расположен ряд столиков. Мы садимся за самый первый. На столе уже стоит бутылка виски и коньяка. Я осматриваю клуб. Приятный, достаточно уютный интерьер. Внутри не чувствуется пафоса, который окутывает заведение снаружи. Народ здесь достаточно разнообразный. От зализанных молоденьких мальчиков до солидных мужиков. Ха. Сколько людей стали носить очки во имя моды, не имея в них реальной необходимости! Пиджаки, жилетки — самая часто встречающаяся здесь одежда. Девушки все сильно накрашены, и на первый взгляд — все красотки. Но, присмотревшись, едва ли найдешь хоть одну действительно красивую.

— Пьем, — это мои размышления прервал Егор. — За знакомство!

Выпили. Егор опять пристально смотрит на меня. Неужели он знает? Но Паша мне бы сказал. Его взгляд не дает мне расслабиться. Только отпустили мысли об Оле, как теперь этот глядит, словно рентген. Подвох? Нет, наверное, я стал слишком мнительным.

Выпьем за то, чтобы все делали то, что считают правильным, и что не противоречит их собственным устоям, — предлагает тост Паша и многозначительно смотрит на меня.

А лучше за достижение целей, которые стоят перед нами, — предлагаю я другой тост и осушаю бокал с виски до конца. Вау. Вот теперь меня накрыло. Легче. Я могу все. Ну, кто еще здесь преступник, объявленный в розыск? Только я спокойно разъезжаю по городу. И Олю добьюсь. И вернусь в клуб, раскачаюсь, и мы будем с ней звездами «Ритца». Ощущение, что меня сейчас арестуют, постепенно сходит на нет. Мне нравится компания, и даже Егор кажется не таким уж странным. Я пытаюсь шутить. Еще пару стопок. Мне хочется танцевать. Пьяные разговоры.

Дима говорит мне:

— Ты здесь первый раз, да? Смотри, таких цыпочек, как здесь, ты больше нигде не найдешь. Как тебе вон та, в белом платьице?

Я посмотрел на девушку, на которую обратил мое внимание Дмитрий. По ней сразу видно, что она пришла сюда не просто так. Платье, сделанное из полупрозрачной ткани, едва прикрывает попу. Приятное смазливое личико, но нет глубины, слишком все наигранно.

— Красивая, но не по мне, у меня денег не хватит, чтобы с ней познакомиться, — отвечаю я честно. Сам я невольно задумываюсь, а как ведет себя моя Оля, когда ходит в клубы. Неужели и за стенами «Ритца» она также доступна для мужчин? И ходит ли она в клубы вообще? Паша, возможно, смог бы ответить на мои вопросы, но он так оживленно беседует с Егором, что я не хочу отвлекать его от беседы и грузить своими разговорами.

— Да ладно, расслабься. Я ж не говорю тебе идти знакомиться. Я просто спросил, нравится ли она тебе? — продолжил разговор мой собеседник.

— Дим, а как ты познакомился с Пашей? — я кардинально изменил тему в интересующем меня направлении.

— Это было давно. Мы с ним учились в параллельных группах в универе. Даже точно и не помню. А о тебе, кстати, он никогда не говорил.

— Я очень редко приезжаю из Воронежа.

— Работаешь?

— Да… Я типа эколог. В лаборатории. Ик, — икаю я.

— Ясно. Давай по стопке. И пойдем танцевать. Хватит языком чесать.

Пьем. И еще раз пьем — за хороших людей. За дам, стоя. Я понимаю, что уже очень-очень пьян. В таком состоянии не до танцев и на девок уже плевать. Хочется откровенно поговорить с Пашей. Узнать, наконец, чем он занимается, что его, черт возьми, связывает с Олей и с клубом. Дмитрий с Егором никак не хотят уходить. Последний уговаривает всех пойти с ним к девчонкам, которые якобы строят нам глазки.

— Я танцевать хочу. Пойдемте? — предлагает Павел.

Мы соглашаемся, идем на танцпол. Мне очень нравится музыка. Техно. Давно я не был в ночных клубах. Этот мне однозначно нравится. Танцую. Рассматриваю людей вокруг. Когда-то я ходил в клубы, чтобы знакомиться с девушками. Потом — чтобы просто танцевать. В последнее время мне нравится наблюдать здесь за людьми. На первый взгляд все так похожи: пришли в дорогой пафосный клуб, красиво нарядились, хотят показаться лучше, чем есть, пьют коктейли, надевают надменные лица, делают вид, что у них куча денег, и что для них потратить здесь десять-пятнадцать тысяч — обычное дело. На деле же все не так. Девушка у барной стойки уже не первый час посасывает один и тот же коктейль. Не может позволить себе купить второй и ожидает того, кто сможет. Она не танцует. Клуб ей не даст ни новых навыков, ни знаний. Она ждет, пока ее заметят. Сколько возможностей забирает у нас ночная жизнь! Эта девушка не спит. Сейчас она выпьет еще, и с утра, вероятно, будет плохо себя чувствовать — полдня насмарку. А что она получит? Секс с первым встречным? Я хочу быть этим первым встречным. Хочу ее здесь, в туалете. Уверен, она не против. Подойти? Я слишком пьян. У меня плохо ворочается язык.

Пока я размышляю в стороне, к ней подходит мужик лет сорока, может чуть старше. Заговаривает. На ее лице появляется улыбка. Дождалась. Первый подошел — и она с ним.

Странно получается: мужчины выбирают женщин, а женщины выбирают себе мужчин из числа тех, кто подошел. Сколько возможностей потеряно! Девушке понравился парень, но она ждет, пока он проявит инициативу. Может подавать знаки, или, наоборот, становиться надменной, недоступной, чтобы подогреть интерес. Кто-то не теряется, идет в атаку, другие, напротив, пасуют и остаются одни. Не по-европейски. Там неважно, кто первый подойдет. Мужики не должны угощать девушек при знакомстве. Все самодостаточные и раскрепощенные. Может, и мы когда-нибудь доживем до этого?

Вот эта девушка… Мужчина уже успел заказать ей коктейль. Она смеется, но глаза грустные. Да, это не драмы золотого века разыгрываются. У Пушкина Маша не смогла сбежать с Дубровским, которого любила, только потому, что уже сказала «да» другому мужчине, хоть и ненавидела его. А сейчас цена вопроса измеряется коктейлем. Да нет! Всегда были охотницы до богатства, распутства.

— Любишь наблюдать за людьми? — внезапно прерывает мои мысли Паша.

— Мм… — замялся я. — Иногда. Мне понравилась девушка в фиолетовой кофточке, но меня опередили. Теперь наблюдаю за ее поведением.

— Молодец, так и надо. Перед тем, как действовать, изучи. Смотри внимательно. Особенно на реакции. Видишь, она подставляет парню ухо, откидывая назад волосы. Но она и оголяет шею, поднося ее к его губам. Человек — животное. Девушка, оголив шею, подсознательно говорит, что сдается. Она отдает себя во власть этого мужчины.

— Но посмотри на ее глаза, они грустные.

— И что? Может, она и несчастна, но сейчас она хочет, чтобы ее взял этот мужчина. Она не станет счастливее от этого, но это ее выбор на вечер.

— Я тоже хочу ее взять.

— Не рассчитывай. Ты слишком пьян. А она относительно трезва. Сегодня ты ей не пара. Или ищи такую же поддатую, или успокойся и получай наслаждение от компании, музыки, жизни. Посмотри, ты посреди социума, это уже хорошо.

— Что еще ты можешь сказать об этих людях?

— Очень многое. У каждого — своя роль. Все играют, хотя сами того иногда не осознают. То же, что и в «Ритце». Часть из них — наживка, другие — настоящие акулы, а кто-то — планктон, заполняющий пространство. Одни хотят трахнуть, другие — чтобы их трахнули. Третьи ничего не хотят и теряют время и здоровье, дыша дымом и вонью. Последних случайно сюда занесло, или они просто обманывают себя, что не хотят секса.

— Тебя послушать, так здесь все ради того, чтобы потрахаться. Ха. Это же не так.

— Так, дружище. Всегда так было и всегда будет. Если тебе не нужен секс, то ты вряд ли придешь сюда. В другие бары, даже клубы: танцевальные, концертные — может быть. Но не это место. Конечно, и здесь есть исключения: парочки, друзья друзей. Но они, как я сказал, планктон и залетные рыбешки.

— Да брось ты. Большинство уйдут в том же составе, что и пришли сюда.

— Не спорю. Во-первых, люди закомплексованы. Не всем удается достичь цели. Во-вторых, просто не подошли друг другу. Ну и, наконец, они могут найти себе человека на завтрашний вечер. Так сказать, отложенный секс. Не делай такое выражение лица, будто я тебе открыл Америку. То, что ты прямо не признавал, ты всегда знал.

— А как же праздники, дни рождения, которые здесь отмечаются?

— Я говорю, есть исключения. Но место не то. Не танцевать сюда приходят. И не музыку слушать.

— Хорошо. Кто здесь сейчас в поиске?

— Ну вот, например, две девушки, которые стоят у лестницы…

— А рядом отплясывают парень с девушкой, — резко перебиваю я, еле ворочая языком. — Они тоже ждут кого-то?

— Я уверен, что они старые друзья, возможно, еще со школы. Им весело, но никто из них не отрицает возможности знакомства. Влечение — оно неотвратимо. Ему невозможно противиться в современном мире. Слишком много об этом говорят, чтобы отвлечься. Похоть — один из сильнейших мотиваторов в жизни. Посмотри на себя, до чего она тебя довела.

Люди ради секса на многое готовы: потратить последние деньги, обесчестить себя, даже предать любимого человека. Мужчины падки на современных модниц, красивых куколок. Вот, например, те богатые мужички, что стоят за барной стойкой с сигарами, сильно опустошат свои кошельки сегодня. Я раньше и сам спускал немало денег в подобных местах на девушек. Но это уже прошлом…

Дальше я уже не слушал. У меня все окончательно поплыло перед глазами. Я оперся рукой о стойку. Собрав последние силы в кулак, задаю вопрос:

— Вот я вижу, ты все время смотришь на ту девушку в джинсах. Скажи, разве в Библии не написано, что блуд — грех?

— «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну», — вот что написано. Библия учит лучшей жизни. Каждый должен найти то, что ему нужно. Текст не нужно воспринимать буквально. Длительное воздержание может привести к болезни. Может, в этой фразе скрыто послание, что не надо себя сдерживать, ибо это приведет к еще более печальным последствиям? Когда ты один, у тебя нет девушки, и ты встречаешь привлекательную женщину, неужели ты можешь абсолютно контролировать свои чувства и мысли? Нет. Похоть извергается из глубин сознания подобно вулкану. Сопротивляться нет смысла. Это жизнь. И Бог не хочет издеваться над тобой. Он говорит тебе через твои желания: «Иди, действуй». Спаси себя. А вот церковь все переиначивает на свой лад, она хочет сломить твой дух, заставив умчаться, презирая собственные желания. Чем больше ты ставишь себе запретов, тем сильнее становится подавленной твоя душа, в которой живет Бог. Никто не знает, что лучше для тебя, кроме тебя самого. Бог живет в каждом из нас, и Он ведет нас по пути жизни. Если ты делаешь то, во что веришь, это — хорошо.

— То есть, смертники-терро… Ик, — я опять начал икать. — Извини. То есть когда смертники-террористы убивают тысячи людей, это хорошо? Ик. Они, наверное, очень верят в то, что делают.

— Они — нет. Их дух полностью уничтожен. Бог покинул их души. Знаешь самую главную заповедь?

— Нет

— «Не делай другим того, чего не желаешь себе». Это первый и самый главный закон Божий. Террористы не хотят, чтобы их убивали. Но они совершают акты насилия. Они грешны. И им нет прощения, что бы их ни толкнуло на столь страшные действия.

— Ну, хорошо, я верю, что трахнуть эту чиксу — нормально. Мне обеспечено, по-твоему, место в раю?

— Вперед! Иди! Для меня это стало неприемлемо. Я не хочу. Бог подсказывает мне, что я не должен этого делать. Но если ты чувствуешь обратное, зачем себя сдерживать? А место в раю тебе не сегодняшняя ночь определит.

— Бред! Все, что я хочу — это хорошо, по-твоему?

— Не все. Лишь то, что тебе говорит Бог.

— А если Он, черт возьми, ничего мне не говорит?

— Ты просто не хочешь Его слышать.

— Паша, какую Библию ты читал?

— Я читал все послания. Я их знаю наизусть. Но чем больше я думаю о словах, тем больше я понимаю, что в них зашифрован тайный смысл, который может понять лишь человек, полностью открывший душу Богу.

— И что же еще там, интересно, зашифровано? — я окончательно потерял нить Пашиных размышлений. Мне кажется, что он намного пьянее меня и несет полный вздор. Может, он вообще не верит в Бога и все придумывает на ходу? Я встречал таких людей. Вначале ты им веришь, но потом понимаешь, что все их слова — полная бессмыслица. Но Паша не производит впечатление человека, который готов распыляться на пустое сотрясание воздуха. Тем временем он продолжал говорить — очень серьезно, несмотря на обступивших нас со всех сторон людей. Кроме того, музыка начала играть еще громче. Его слова слились с общим шумом. Мне приходилось наклоняться поближе к нему. Тут я потерял равновесие, и Паша схватил меня за плечо. Он, скорее всего, понимает, что я пьян, но не показывает виду. И я ему благодарен за это.

— Библия — лучший учебник. Она дает тебе шанс самому разобраться, что хорошо. Но она написана давно. Не стоит воспринимать ее как методические указания. Бог меняет нас, наш образ жизни, дарит нам цивилизацию. Он добр, Он хочет, чтобы ты жил согласно времени. Возьми, к примеру, античную цивилизацию. Быть блудницей там было совсем не зазорно, даже, напротив, гетеры, привилегированный класс блудниц, были высоко почитаемы и уважаемы в Древней Греции. Другой мир, другие идеалы. Но Бог был и остается один. Меняется его восприятие. Греки видели Бога по-своему…

— Хватит, — я прервал его, потому что тошнота подкатила к горлу. Паша сразу понял, что случилось и, взяв под руку, отвел меня в туалет. Очередь. Терпеть нет сил.

— Расступаемся, господа, человеку плохо! — сказал Паша командным тоном.

Я изо всех сил сжимаю гортань и рот. Ну выйдите же кто-нибудь из этого долбаного туалета! Девушка открывает дверь. Я бросаюсь к унитазу…

 

25

Зачем я столько выпил? Мы вышли из заведения примерно через час после того, как я заперся в кабинке туалета. Меня будто наизнанку вывернуло. Озноб. А на улице, как назло, ливень, и зонта нет. Я тут же промок насквозь.

Мысли путаются. Кто мог придумать самый пафосный клуб в такой жопе? В таком грязном дворе? Под ногами грязь. Сюда приходят девушки на шпильках и тонут в этой грязи? Что же Россия за страна? Почему нельзя сделать все качественно? Мне опять плохо. Бегу за угол.

— Где такси? — спросил кто-то Пашу за моей спиной. Я оборачиваюсь. Вроде бы это Дима. Я даже и не заметил, что он вышел с нами. Как мне стыдно. Что теперь подумают обо мне друзья Паши? Я повел себя как семнадцатилетний мальчишка, который пьет, не зная меры.

— Подождите немного. Сейчас мне станет намного лучше, — я попытался четко выговорить это.

Пол… Стена… Пол… Мне не сосредоточить даже взгляд. Оля, где ты? Как я хочу тебя сейчас видеть. Отче наш, Иже еси на небесех… Как мне плохо! Господи, дай ей счастья. Дай мне шанс. Мамочки, что мне делать?

— Вот, выпей воды, — предлагает мне Паша. Потом протягивает таблетки. — Активированный уголь. Съешь штук пять.

— Да я в норме, — пытаюсь геройствовать, едва стоя на ногах. Меня в очередной раз выворачивает наизнанку. Начинает сильно кружиться голова. Сажусь на корточки. Глаза не могу держать открытыми, так как они начинают слезиться. Все тело содрогается от рвотных рефлексов. Я готов сесть прямо на грязный асфальт.

— Вызовите ему скорую! — сказал кто-то сзади.

— Скорую не стоит. Кто не перебирал в своей жизни? — сухо отвечает Павел, поддерживая меня, чтобы я не распластался на глазах у выходящих из клуба людей. — Сережа, попытайся взять себя в руки. Нам лучше уехать побыстрее.

До меня доходит смысл сказанной Павлом фразы. Она действует отрезвляюще. О чем я думал, когда так нажрался в клубе. Да и Паша хорош. Сейчас просто заберут. С концами. А может так и лучше. Нет. Не сейчас. Я собираю последние силы в кулак. Встаю. Паша с Димой с обеих сторон держат меня под руки и уводят прочь от этого места. Как мне стыдно! Впервые в жизни меня тащат.

— Парни, да я и сам могу идти…

 

26

Утро. Открываю глаза. Воды! На столике рядом с кроватью стоит графин со стаканом. Пить. Стакан. Еще стакан. Голова как будто бы не моя. Картинка перед глазами — как по телевизору. Вроде бы мысли чистые, но не мои. Часы. Уже полтретьего. Как ни странно, я хорошо помню весь вчерашний вечер. Стоило мне сесть в такси, я сразу отключился. Потом с Пашиной помощью поднялся на второй этаж, снял вещи и упал на кровать.

Сейчас моя одежда аккуратно висит на спинке стула. Я одеваюсь. Иду вниз. Пахнет вкусно. Кухня. Там сидят Дима и Паша.

— Доброе утро, молодчик. Отличился вчера, — шутливо поприветствовал меня Дима.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Паша.

— Доброе. Да ничего, но могло быть и получше. Я вчера сильно перебрал.

— Да, мы заметили, — продолжил Дима. — Таких фонтанов я со студенчества не видел. Сам сидишь на колесах и такое вытворяешь.

— На чем сижу? — я ничего не понял.

— Расслабься. Это жаргон такой. Значит, что ты в бегах.

— Я? — кровь отхлынула от головы, а сердце замерло. — В каких еще бегах? Я в гостях здесь.

— Хм. Да Паша мне все про тебя рассказал. Не пугайся.

Я уставился на своего друга. Что он творит? Зачем об этом кому-то говорить? Расскажешь одному — будут знать все. Наверное, я выгляжу глупо. Я просто смотрю на Пашу, который наливает мне чай. В голове крутится много мыслей, но ни одна не может преобразоваться в слова. Из ступора меня вывел Дима:

— У меня есть кое-какие связи в ФСБ. Я попытаюсь тебе помочь. Но от тебя я не ожидал. Не только пачкать подворотни умеешь. Красавчик, а!

Я не понял, обвиняет он меня или же, просто говорит это в шутливо-надменной форме. Мне неприятно, что меня обсуждали за глаза. Непонятно, что вообще они здесь говорили. Злость. Как он может смеяться надо мной? Знал бы он, через что я прошел! Пошел бы он со своим ФСБ в задницу! Но я так беспомощен. Не стоит отталкивать последних людей. Уже много раз в жизни мне приходилось засунуть свою гордость подальше и смириться. Вот и сейчас не буду выделываться.

— Спасибо. Но что ты сможешь сделать? — довольно вежливо ответил я.

— Точно еще не знаю. Например, можно попытаться сделать так, чтобы твоего напарника посадили, а тебя выгородили, как случайно связанного с ним человека. Посмотрим, может, вообще замнем эту историю.

— Ты правда готов так впрячься за меня? Что от меня потребуется взамен?

— Бабло. Конечно, потребуются деньги. И немалые. Не мне. Но в таком деле замешано много людей. Ты же понимаешь, что никто ничего бесплатно делать не будет.

— У меня есть немного денег. Если потребуется, я могу продать машину или квартиру, — я начал размышлять, где могу взять деньги, которые должен буду отдать малознакомому человеку. А вдруг это все сделано ради денег?! Хорошо разыгранный спектакль. Оберут меня и потом сдадут мусорам?

— Я заплачу. Я уже сказал тебе, Дима! — резко вставляет Паша.

— Да не надо. Спасибо, конечно. Ты и так сделал для меня больше, чем я мог даже надеяться. Я найду деньги.

— Я заплачу, но в свое время потребую от тебя взамен одну услугу, и ты не сможешь мне в этом отказать. А сейчас где ты возьмешь деньги? Придешь домой, и как ни в чем не бывало продашь свою квартиру или машину, а потом будешь дальше скрываться? Я небедный человек.

— Какую услугу, Паш?

— Не сейчас. Но будь уверен, что, возможно, ты ее выполнишь с большим удовольствием.

Я испугался, что это касается Ольги. Может, он влюблен в нее, а сейчас помогает мне, чтобы в свое время попросить меня не приближаться к ней больше? На что мне свобода без нее?

— Это касается Оли? — мой вопрос вызвал недоуменный взгляд Димы. Видно, не все рассказал Паша. Мои подозрения только усиливаются. Паша сделал глубокий вдох и выдох, провел рукой по волосам, как бы расчесывая их пальцами, и через несколько секунд попросил Диму выйти ненадолго. Тот не заставил себя ждать. Затем Паша посмотрел прямо мне в глаза. Только сейчас я заметил, какие темные у него глаза. Карие, почти черные. Он прикусил губу и сказал:

— Давай не будем вспоминать Ольгу и клуб в присутствии других людей. Хорошо? Дима в курсе многих событий. Я ему доверяю полностью. Он — очень хороший человек. Много раз выручал и не отвернулся от меня в тяжелые времена. Он — один из немногих, кто знает мои секреты. Но на его месте мог бы быть другой человек, который стал бы задавать много лишних вопросов. Я искренне хочу помочь тебе. И тебе нужно научиться доверять мне. У тебя нет другого выхода сейчас. И ты это должен понять.

— Прости. Но ты ему рассказал о моих проблемах с законом, так что я и подумать не мог, что упоминание Оли так разозлит тебя.

— Я вовсе не злюсь, а пытаюсь быть с тобой предельно честным, насколько позволяет сложившаяся ситуация. Как бы я ни доверял Диме, некоторые вещи ему не стоит знать. Что касается твоего вопроса — да, это касается ее, — ответил он, глядя прямо мне в глаза.

Мои худшие опасения подтверждаются. Он действительно хочет, чтобы я не приближался к ней. Теперь я понимаю, что произошло. Паша, богатый молодой человек, вступил в клуб «Ритц». Там он встретил Олю, влюбился в нее. Получив отказ, он ушел в депрессию, и спасением для него стал Бог. Но это не смогло притупить его чувства. Теперь он возненавидел клуб за то, что Оля — в нем, и не желает быть с ним.

— Ты ее любишь?

— Хм, — улыбается мой собеседник. — Боишься, что я могу быть твоим конкурентом?

— Нет. Ты ее знаешь намного дольше, а значит, она уже отшила тебя много раз. А если ты хочешь запугивать меня, то у тебя ничего не выйдет.

— Сережа, я хочу быть тебе другом. Почему ты так упорно хочешь видеть во мне дурное? Ну что же, если хочешь правды, то я очень люблю ее.

Худшие опасения подтверждаются. И он даже не скрывает этого. Может, и Дима сейчас поглядывает за нами, посмеиваясь над моей ничтожностью. Что делать? Я встаю и начинаю кругами ходить вокруг стола, потупив взгляд. Паша что-то говорит. Я не слушаю. Надо сейчас же покинуть дом и на время скрыться. Кто мог бы мне помочь? Вероника? Один раз она уже вырвала меня из рук мусоров. Но вряд ли станет скрывать меня у себя дома. Старые друзья? Не думаю, что они будут счастливы меня видеть при нынешних обстоятельствах. К родителям! Уж они-то не прогонят, что бы я ни сделал. Но как я мог так попасться на удочку?

— А я ведь поверил, что ты хороший человек и помогаешь мне от чистого сердца, а ты все это время просто хотел удалить своего конкурента. Разве не проще сдать меня в полицию? — вырвалось у меня.

— Присядь, не стоит так горячиться, — говорит он спокойно. — Я действительно хочу тебе помочь. И я не буду просить тебя удаляться от нее. Если она найдет свою судьбу рядом с тобой, я буду только счастлив. В мире мне нет никого дороже, чем Олечка. Сядь. Тебе пришлось многое пережить, и я могу представить, каково тебе. Но мой тебе совет: где бы ты ни находился, как бы себя хреново ни чувствовал, не спеши обвинять других. Потом можешь сильно об этом пожалеть.

— Да я не понимаю, что происходит. Дай закурить, — прошу я сигарету, сам не зная почему, так как курить мне не хочется.

Паша спокойно встает, берет пачку сигарет с подоконника и прикуривает нам обоим по сигарете. Потом открывает окно. Я делаю затяжку. Другую. Начинает кружиться голова. Я продолжаю говорить:

— Ты опять пытаешься успокоить меня, чтобы притупить мою бдительность? Ты противоречишь себе на каждом шагу. Бог, низменные страсти, клуб, любовь к Оле, желание помочь мне. Сейчас вот говоришь, что готов, чтобы она была с кем угодно, лишь бы была счастлива.

— Не совсем так. Мне омерзительно, когда я представляю ее с похотливыми и грязными богатеями из «Ритца», даже если она и счастлива, в чем я сильно сомневаюсь. Я хочу вытащить ее оттуда раз и навсегда. Что касается тебя, то я, если смогу, обязательно помогу тебе добиться ее расположения.

— Я не верю.

— Она моя сестра.

Молчание. Она его сестра. Все встает на свои места. Это же так очевидно. Почему я не догадался раньше?! Фотографии, где маленький Паша стоит с белокурой девочкой… Это Оля в детстве. Какой я был дурак! Ну зачем я психовал, почему просто не дождался, пока он сам все расскажет?

Я украдкой посмотрел на его лицо. Оно не выражало ни раздражения, ни злости. Он спокойно смотрел в окно. Мне показалось, что он даже незаметно улыбается. Наверное, доволен тем, какой переворот в моем сознании совершила его последняя фраза.

Дай, пожалуйста, еще сигарету, — это все, что я смог сказать.

Решил начать курить? — тут мой друг уже полноценно улыбнулся.

Друг! Он мой друг. Как я мог думать о нем плохо? Конечно, он не без странностей, но честен и смел. Он как будто бы вырос. Несмотря на то, что он ниже меня ростом, мне кажется, что сейчас он значительно выше, и я смотрю на него как бы с пола. Неприятное чувство.

— Прости за то, что наговорил сейчас, — нарушил я молчание. — Ты был прав, не стоит обвинять раньше времени. В последние дни рациональность покинула меня. Почему ты сразу не сказал об этом?

— Я не хочу, чтобы об этом знали. Я боюсь признавать то, чем она занимается, и с ужасом думаю, что допустил такую ситуацию. Мне никогда не будет прощения.

— Но я ведь знаю, чем она занимается, и все равно влюбился в нее.

— Я, и только я виноват во всем, что случилось с ней. И мне отвечать за нее. Мне очень трудно обсуждать это. Я надеялся, что, может быть, этого разговора не состоится. Но ты оказался проворнее.

— Я хотел узнать…

— Дима, наверное, уже заскучал один. Надо позвать его обратно, — перебил меня Паша, в очередной раз оставив без ответа на вопрос. Но зато с поднятым настроением. Оля — его сестра!

 

27

Выставка. Константиновский дворец. Молодой художник Кирилл Подструбный.

Экспозиция мне нравится. Кирилл оказался очень позитивным человеком. Мы не очень много общались, так, перекинулись парой слов. Он пригласил меня еще на одну свою выставку, которая будет проходить в следующем месяце. Если не посадят до этого времени — обязательно схожу.

Я не сильно разбираюсь в живописи, но его работы произвели на меня хорошее впечатление. Они отдалено напомнили мне творчество Айвазовского, моего любимого художника.

Большинство современных художников открывают новые техники, новые течения. В результате, с моей точки зрения, у них получается полная дребедень, которую и школьники могут нарисовать. «Это — мое видение мира», — говорят они. Иногда это доходит до абсурда. И ведь некоторые работы стоят миллионы и даже десятки миллионов долларов. Искусство, как и все другое, стало бизнесом. Тех, кто пишет картины качественно, но в более традиционной манере, довольно сложно раскрутить. Нужна фишка. И чем больше она, тем лучше. В результате продвигают новаторов, чьи работы просто ужасны. Без активного спонсирования шансов прославиться у художника очень мало. Успех прямо пропорционален инвестициям. Талант уходит на второй план.

Везде деньги. Все ради денег. Хотя… Зачем Оля работает? Я думал, ее затянула жажда наживы, легкие деньги. Но, насколько я понял, она ни в чем не будет нуждаться, если бросит свое занятие. Как я хочу узнать правду о ней! Павел после того разговора вообще всячески пресекал мои попытки заговорить об этом.

— Не сейчас, — резко отвечал он. — Позже я тебе все расскажу.

Деньги. Кто же их придумал? Я не верю тем, кто кричит, что не в деньгах счастье! Деньги — это материализованный труд, умения, удача. А разве трудолюбивый, умелый и удачливый человек несчастен? Напротив! «Не в деньгах счастье» — красивая пословица, которая давно утратила всякий смысл. Особенно в капиталистическом мире! Ее любят те, кто не смог разбогатеть и как-то хочет оправдать это.

Я, например, неуверенно себя чувствую, когда у меня в кармане мало денег. Почему? Потому что я скован. Я не могу купить то, что хочу. Не могу заниматься тем, что мне нравится, не задумываясь о цене. Отсутствие денег накладывает ограничения. Оппоненты скажут, что деньги — это ответственность. Не спорю. Но ответственность — это тоже хорошо!

 

28

После выставки мы заехали в «Зерно». Эта кофейня находится недалеко от метро «Звездная», но я никогда раньше здесь не был, хоть и живу относительно недалеко. Потрясающий интерьер, все выполнено в пастельных зеленых и коричневых тонах. Уютные уединенные столики с диванами. Еще у входа я почувствовал защищенность и уют.

Паша с самого утра был сам не свой. Смотрел на меня так, как будто бы узнал еще какой-то мой секрет. Мне показалось, что ему даже захотелось побыстрее покинуть выставку, чтобы поговорить об этом. Я думал, это связано с моей проблемой, которую взялся решать Дима.

Мы заказали по кофе и сэндвичу. Только тогда мой друг начал разговор:

— Понимаешь, я ничего не хочу от тебя скрывать. Но мое прошлое я предпочел бы забыть. Я сделал очень много зла за свою жизнь.

— Мне все равно, кем ты был. Я знаю, кто ты сейчас. И мне этого достаточно.

— Я прекрасно понимаю, о ком ты хочешь поговорить. Но на ее жизнь оказали большое влияние мои поступки и решения, за которые мне стыдно. Лучше тебе не знать о них.

— Паша, я абсолютно ничего не знаю об Оле. Ты и представить не можешь, каково это, когда все мысли только об одной девушке, неизвестной тебе. Получить любую крупинку информации о ней — счастье для меня. Не мучай меня. Расскажи хоть что-то! Пожалуйста.

— Она стала совсем другим человеком за последнее время. Какие ее увлечения? Занятия? Как проводит вечера? Понятия не имею. Она была прекрасной девушкой, обаятельной, воспитанной. Ее ждало бы прекрасное будущее, если бы не этот проклятый клуб, — стиснув зубы, процедил он, потупил взгляд и уставился на пол. Я, следуя за его глазами, также стал всматриваться в ковролин. И ждать, что он скажет дальше. Наконец он продолжил:

— А если ты хочешь узнать, как она оказалась в клубе, то вот здесь загвоздка, так как это невозможно объяснить, не говоря обо мне.

Продолжаю рассматривать пятнышко грязи на полу в надежде, что неудобный момент пройдет, и Паша продолжит сам. Молчание затягивается. Собираюсь с духом, чтобы дрожащим голосом ответить:

— Сам решай, говорить или нет. Но я очень прошу, пожалуйста, расскажи. Мне это действительно важно.

— Хм. Хорошо. Может, ты и заслужил узнать правду.

От неожиданности я улыбаюсь, но понимая неуместность таких эмоций в данный момент, стараюсь придать лицу серьезное выражение. Паша тихо говорит:

— Все началось давно, десять лет назад. Я еще не был совершеннолетним. Подросток, чересчур надменный, с пустыми, но большими амбициями. Таким меня сделали деньги отца. Он никогда не скупился и давал почти все, что я просил, особенно после смерти матери. Она скончалась, когда мне было всего двенадцать лет. Отец очень горевал, но через год нашел утеху в объятиях шлюх. Сейчас я не могу представить, о чем он думал, когда каждый день приводил в дом новых продажных девушек. Представляешь, он не стеснялся меня и Оли! Как сейчас помню, как она, кроха, приходила ко мне и спрашивала: «Паша, эти тетеньки опять кричат у папы в комнате. Все в порядке?». Бедная мама! Видела бы она, во что превращался папа.

Мой отец разбогател в начале девяностых. Ему принадлежит большое количество углеперерабатывающих заводов. Не буду вдаваться в подробности его работы, но у него была куча чертовых денег. До смерти матери он был совсем другим. Любил маму, очень любил, зарабатывал для нас, для своей семьи. После ее смерти он изменился, бросил охоту, почти перестал общаться с прежними друзьями, как будто бы жизнь покинула его, оставив оболочку влачить бесцельное существование. Его поглотила тьма.

Работа и шлюхи — все, что у него осталось. Нас с Олей он перестал замечать напрочь. При жизни мамы он тоже не жаловал нас вниманием, теперь же мы стали для него просто людьми, живущими с ним в одном доме. Он не воспринимал нас как детей. Знаешь, как я лишился девственности? Ха. В четырнадцать лет отец положил мне в кровать девку. Она пришла ко мне в комнату и сказала: «Папа тобой недоволен. Он попросил тебя наказать!». Я был неглуп и быстро воспользовался возможностью. Она позволила с собой сделать все, на что была способна моя детская фантазия. В следующий раз, когда отец опять привел в дом девушек, я без зазрения совести попросил его, чтобы он мне уступил одну — и он, не колеблясь, согласился.

Так я рос. На школу мне было наплевать. Единственное, за кого я переживал — это за Олю. Я понимал, что она еще ребенок, и не осознает всего происходящего вокруг. Считал, что парень может жить такой жизнью, а девушка нет. Поэтому я попросил отца, чтобы он оплатил ей учебу в Англии, что он и сделал, не колеблясь ни минуты. Мне кажется, он даже не заметил ее исчезновения после того, как она покинула дом. Мои опасения должны были кончиться, так как она уехала подальше от той чертовщины. В доме остались отец, я и постоянно приходящие шлюхи. Это стало нормой. Они просто жили с нами: кто-то неделю, кто-то вообще месяц. Другие заходили на час.

Тогда я не считал их за людей: мне было плевать, кто они и почему стали проститутками. Единственное, по какому критерию я их оценивал — это то, как они могут делать минет. К шестнадцати годам у меня было столько женщин, сколько мало кто имеет за всю жизнь. Но это была грязь. Жаль, что осознание этого пришло слишком поздно. Тогда же мне хотелось идти дальше. Знаешь, с каким литературным героем я себя ассоциировал? С Дорианом Греем. Я так же, как и он, погружался в пучину разврата, ездил по Европе, посещая бордели и различные секс-общества, свинг-клубы. В одном из городов Чехии, в Брно, я попал в театр, где ставились спектакли на сексуальные темы. После все, кто хотел, могли заняться сексом либо друг с другом, либо с актерами. Вход стоил приличных денег, но я посетил все спектакли, которые там шли.

Когда я возвращался, то всегда делился впечатлениями с отцом. Я уже говорил, он стал пропадать днем на работе, а вечером, заходя домой, спрашивал: «Какую посоветуешь?». Господи, если бы мне кто-то сказал, что такое существует, я бы никогда не поверил. Но я сам участвовал в этом. После того, как я рассказал ему про этот театр, у него впервые после смерти мамы вспыхнули глаза, и он сказал: «Мы должны сделать что-то подобное». Тот день по праву можно назвать днем создания клуба «Ритц».

 

29

— Так клуб основал твой отец? — кричу я в порыве чувств, чуть не вскакивая на ноги.

— Да, вместе со мной.

— И он позволил своей дочери делать все это?

— Не торопись. Если уж взялся слушать, не перебивай. Поверь, мне очень непросто это рассказывать… Тогда эта идея мне пришлась по вкусу. Господи! Я считал себя на голову выше остальных. Одноклассники мне казались глупыми маленькими детьми, играющими в солдатиков. А фразы типа «Я ищу одну любовь на всю жизнь» — ничтожными. Как-то я пригласил к себе друзей, точнее, приятелей. Друзей у меня не было. Угощал дорогим виски, потом привел девушек. Половина парней отказались от их услуг. Я посчитал их неудачниками и слабаками, и долго еще потом опускал их при всех. Я был скотом.

Но не об этом речь. Мы с отцом стали создавать театр. Он нанял менеджера, который должен был вместе со мной организовывать этот срам. Сам он не мог уделять много времени новому хобби, но каждый день требовал отчета. Мы начали с того, что нашли сценариста-постановщика. Борис Фадеев. Замечательный и талантливый был человек, но потом его погубил клуб. Он написал три сценария. Сейчас я понимаю, что это были по-настоящему хорошие постановки. Они были не столь откровенны по сравнению с тем, что я видел в Чехии, зато намного глубже и проникновеннее. Мне не понравилось. Я попросил переделать сценарии, добавив туда оргии и различные извращения. Отец был на моей стороне. Фадеев был вынужден уступить. Обновленная версия сценариев шокировала и меня, и, особенно, менеджера Анатолия Сухорукина. Он не вмешивался в творческий процесс, занимался лишь организаторской деятельностью. На первой репетиции я понял, что он не ожидал, что все будет настолько серьезно. А я был в восторге. Чехия и рядом не стояла. Фадеев специально добавил побольше реально жестких сцен, чтобы отомстить мне и отцу за наше поверхностное видение искусства — в надежде, что проект в итоге провалится, и мы попросим вернуть первоначальные постановки.

Актеров Фадеев подбирал тоже сам. Однако я поставил ему условие: если мне кто-то не понравится, он играть не будет. Я был корольком в этом царстве разврата. Несовершеннолетним извращенцем. Ни одна девушка в нашем театре не могла мне отказать. Хм. Я устраивал им кастинг. И они делали все, что я им говорил! Все наши актрисы и актеры получали очень большие деньги. Ты и представить не можешь, сколько они зарабатывают. Вряд ли девушка, даже работая элитной проституткой, сможет столько получать. Поэтому они терпели абсолютно все, что я с ними делал.

Конечно, не все. Кто-то уходил, но желающих было больше, чем нужно. Мне особенно нравились еще неиспорченные девушки. Я получал удовольствие, смотря на их терзания. Смотреть, как они стесняются в первый раз. Потом заставлять идти их дальше и дальше, наблюдать, как рушатся их принципы. Уже через месяц они становились совершенно другими людьми.

14 июля 2007 года в нашем театре прошел первый спектакль. Сухорукин сделал свою работу отлично: пришло даже больше людей, чем мы ожидали. Вначале все смущались, кто-то даже покинул зал. Вряд ли они ожидали увидеть что-то подобное. Как мне стыдно сейчас за то, что происходило на сцене! Женщины закрывали глаза. Мужчины краснели. По лицам многих из них было видно, что они жутко смущены и решают — уйти им или остаться. А ведь это были знакомые и партнеры отца, чиновники, которые на тот момент находились у власти. Я боялся, что это провал. После спектакля в зал к зрителям вышли девушки и молодые люди, готовые оказать любые услуги. Они ненавязчиво предлагали себя, но никого не принуждали. И вот тут я понял, что большинство оставшихся людей очень хотят присоединиться, но стесняются. Я приказал вынести побольше шампанского. Его разносили красивые девушки в коротеньких просвечивающих передниках, надетых на голое тело. Раздавая напиток гостям, они предлагали им присоединиться к игре. Через пятнадцать минут почти все скинули с себя одежду, раскрепостились, забыв о правилах приличия. Они с головой окунулись в чашу греха, которую я им приготовил. Это был фурор! Так прошла первая вечеринка клуба «Ритц».

Дальше все получили информационные брошюры, в которых описывались условия постоянного участия в спектаклях театра «Ритц». Название, кстати, тоже я придумал. Больше половины посетителей согласились, несмотря на внушительную сумму, которую надо было ежемесячно платить. Театр начал набирать обороты. Конечно, нас сильно подкосил кризис того года — больше половины членов покинули клуб, так как больше не могли позволить себе оплачивать взносы. Но это были лишь временные трудности. Да и я не вдавался во все эти подробности. Меня, если можно так сказать, интересовала творческая составляющая проекта.

С того момента я стал жить клубом. Какое-то время все, что происходило вне его стен, меня вообще не интересовало. Я был увлечен созданием собственных сценариев, поиском новых идей, общением с участниками и участницами клуба. Я стал специалистом во всем, что было связано с сексом и извращениями. Я читал книги по психологии, чтобы понять, что надо поставить, чтобы сильнее шокировать зрителя, изучал анатомию, историю, особенно античную. Погружаясь в историю порока, я стал находить кумиров, чуть ли не поклоняться древним богам. Господи, прости меня за это. Никогда мне не искупить греха моего. Но тогда я ничего не понимал. Особое место в моем сознании заняла Ашторет, богиня, Великая Мать. Ее служительницы должны были становиться блудницами и своим телом зарабатывать деньги для храма, чтобы стать жрицами. Но еще больше впечатлило меня то, что в подземельях храма происходили обряды в честь Великой Матери — с применением насилия и даже пыток. Это были так называемые «четыре ступени очищения».

Ты не представляешь, сколько времени я потратил, чтобы собрать разрозненную информацию по кусочкам. Так шли годы. Я поступил на исторический факультет только для того, чтобы черпать новые идеи. Чем больше узнавал, тем больше понимал, что человеком движет сексуальное влечение, порочное и грязное. История всего мира основывается на сексе, прикрытом лоскутками культуры. Желание плотского удовольствия толкало мужчин добиваться женщин, совершая подвиги. Женщины старались быть красивыми и создать все условия для комфортного проживания, привлекая таким образом внимание самцов. Люди — один из немногих биологических видов, которые получают удовольствие от плотских утех. Это и явилось одной из причин прогресса. Бог даровал человеку это удовольствие, которое мы должны использовать во благо. Я же извратил все настолько, насколько это вообще было возможно.

В какой-то момент история развития сексуальных отношений стала интересовать меня больше, чем клуб. Может быть, я взрослел. Или приелось однообразие. Я стал уделять клубу все меньше и меньше времени, уступая отцу право единоцарствия. К тому моменту он большую часть времени посвящал нашему делу, даже в ущерб бизнесу, поэтому я знал, что театр не пропадет. Наверное, я просто устал, мне хотелось побыть обычным подростком, у которого куча денег, дорогая машина, свой дом. В том мире, где я вращался, все это было более чем обыденно. В кругу молодежи же я был король — во всяком случае, я так считал. Меня стали интересовать отношения, длящиеся дольше одной ночи. Хотелось почувствовать себя крутым и в других кругах, нравилось бросать надменные взгляды на сверстников, по которым было видно, что они не могут позволить себе вести подобный образ жизни. Я менялся.

Собственно, я стал тем, кем мог стать с таким воспитанием. Я пил, употреблял наркотики, трахался с кем попало, встречался с девчонками, путешествовал по всему миру, иногда посещал «Ритц». Для меня мир был подобен шахматному полю, где я был ферзем. Девушки и друзья были для меня простыми пешками. Понятий верности и преданности в моем мировосприятии не существовало вообще. Единственное, что для меня было важным — получение новых эмоций и знаний.

Все изменилось четыре года назад. Был июль. Оля, как всегда, приехала из Англии на каникулы. Мы с отцом договорились ни в коем случае не посвящать ее в наши дела, дабы оградить от грязи. Многие годы мы умело скрывали существование клуба. Это было несложно. Она обычно навещала нас не чаще одного-двух раз в год и была недолго. Как правило, вечеринки проходили не чаще раза в неделю. В то время мы еще не организовали наш дочерний проект — клуб «Леон», более массовый, как ты уже, наверное, понял. В общем, Оленька ни о чем не догадывалась. Жизнь в России ее мало интересовала, и я думал, что она навсегда останется жить в Англии. Хоть кто-то из нашей семьи был нормальным человеком! Я очень ею гордился: лучшая студентка курса, красавица. А сам я был парнем, который не знал и не хотел в жизни ничего, кроме разврата.

Тем летом все изменилось. Произошло это в обычный день. Как он врезался в память!

Была теплая солнечная погода. Днем мы ездили на залив кататься на водных мотоциклах. Вечером сидели в кафе и пили вино. Ничто не предвещало окончательного краха нашей семьи.

Мы с сестрой и отцом сидели на балконе, когда она начала рассказывать нам о «театре секса», о котором много раз слышала, будучи в Англии, и который якобы находится в Петербурге. Зная наш с отцом образ жизни, она предположила, что мы тоже должны были слышать о нем. Я попытался сделать удивленное лицо, но внезапно отец сказал: «Так это мы с Пашей его организовали!». Я был шокирован его поступком. Возможно, он посчитал, что она достаточно взрослая и имеет право знать, чем занимается ее семья, но все же это было слишком. Но еще больше меня шокировал ответ этой девочки: «А можно я посещу его разочек?». «Нет, нет и нет», — категорически запротестовал я. Но отец заявил, что она может ходить туда, когда захочет, и пользоваться всеми услугами, которые там предлагаются. Я готов простить ему все дурные поступки, кроме этого. Гореть ему вечно в аду! Девочке было всего девятнадцать лет! Я так любил предлагать подобное другим девчонкам, но всегда боялся, что на их месте когда-нибудь окажется Оля. На меня словно выплеснули бочку ледяной воды.

Она все-таки пришла на следующее представление. Во время спектакля я постоянно наблюдал за ней. В отличие от многих посетителей, впервые посещающих наш театр, она ни на секунду не смутилась и выглядела очень заинтересованно. Но самое ужасное, чего я никак не мог ожидать — после представления она приняла участие в оргии. Я был убит. Отец же смотрел на происходящее весьма спокойно. Сука! На свою родную дочь. Порой мне даже казалось, что он улыбается. Никогда не искупить ему своего греха. И себя не могу простить, что не вышвырнул ее вон и на первом же самолете не отправил в Англию.

Но… Черт! Тогда, в тот день… Понимаешь, видя реакцию отца, я подумал… У меня появилась дьявольская мысль, что это судьба, что вся наша семья должна посвятить себя этому клубу. Я сдался, так как был бесхребетным существом. Алкоголь, секс и наркотики мешали мне трезво мыслить. И, что самое страшное, мне стало очень интересно: насколько далеко готова зайти Оля.

На следующее утро она ворвалась ко мне в комнату со словами: «Я хочу посетить клуб еще раз!». Я замялся, а она продолжила: «Отец сказал, что я могу участвовать в представлении! Как думаешь, у меня получится?». Я понял, что решение уже принято. Она не спрашивает, как я отношусь к этому, она просто хочет услышать от меня, получится ли у нее сыграть на сцене. Окей. Мне стало любопытно, что из этого выйдет. Я скупо ответил, что не уверен. Эти слова были мной брошены скорее как вызов. Никогда раньше я не воспринимал сестру как объект чьих-то сексуальных желаний, и, если честно, даже не задумывался о том, насколько она красива.

На первой же репетиции она произвела фурор. Стало понятно, что появилась новая звезда шоу. Все парни непременно хотели выступать именно с ней. Помню странное чувство: стыда за сестру и зависть. Да, меня в клубе уважали. Но ее просто боготворили! В восторге был даже новый постановщик Евгений Скротустян. Другие актрисы, встретив сильную конкурентку, восприняли ее в штыки.

Сначала я злился на себя за то, что вообще пустил ее в театр, но потом решил, что она отлично поможет раскрутке клуба. Вдохновившись Олей, я решил провести ребрендинг театра. Мы открыли филиал в Париже. Он до сих пор там существует, кстати. После этого я посчитал, что пора удалиться в тень и стать серым кардиналом, отдав всю показуху на долю отца и Оли.

Окончательно покидать проект я не торопился. Наоборот, решил создать еще один клуб, доступ к которому будет открыт для обычных людей. Собственно говоря, тебе этот проект известен, это — «Леон». Моя логика была проста: создать массовость, приглашая красивых молодых людей и девушек. Минимум представлений, максимум секса. И что ты думаешь? Участники «Ритца» теперь намного охотней посещают мероприятия «Леона», потому что там есть новые люди, еще не слишком порочные. Ведь максимальное удовлетворение возникает во время секса с человеком, который идет на подобное по доброй воле, а не из-за денег.

Проект рос. Приходило все больше и больше участников. Если вначале он приносил несущественные доходы, то со временем прибыли от него стали гигантскими. Мы даже стали отказывать людям в членстве. Цены росли и росли, а поток желающих вступить в наши ряды не иссякал. Эти праздники похоти стало посещать огромное количество иностранцев.

Оля бросила университет в Англии, мы вдвоем поселились с ней в. Часто и отец был с нами. У нас постоянно собирался народ из разных стран мира. Приезжали богатейшие люди, упрашивали, чтобы мы приняли их в клуб. Наконец вся семья занималась единым делом, ха. Мы четко расписали наши роли: я — организатор, отец — ведущая фигура в клубе, Оля — лицо и тело. С годами отца стали меньше волновать девушки, ему просто нравилась роль, которую он выполнял — маэстро, дирижирующего адским оркестром.

Я был доволен, что все так удачно складывается. Гармония! Сам я все реже и реже посещал мероприятия клуба, только организовывал их. Мне надоело пить, опротивел беспорядочный секс. В какой-то момент я даже поймал себя на мысли, что хочу детей. Я начал заниматься спортом, участвовать в различных исторических мероприятиях, экспедициях. Конечно, я ратовал за развитие клуба, но уже отстраненно.

Окончательный перелом произошел внезапно. Я был в ресторане со своими новыми друзьями. Потом, как обычно, поймал такси, доехал до дома. Высаживая, водитель подарил мне библию — Новый Завет. Издание было совсем маленьким, помещалось в кармане. Мне, как прирожденному атеисту, даже стало немного смешно. Решил, что, как только дойду до дома, выброшу эту книжку. Прости меня, Господи, за такие мысли. Однако, когда я лег в кровать, сон словно рукой сняло. Я лежал час, два. Сна не было. Я решил что-нибудь почитать, и тут вспомнил о Библии. Я знал все об истории ее написания, о структуре, о том влиянии, какое она оказала на западную культуру, но сам никогда не читал. Подумал: «Какой из меня знаток истории, если я не знаю слов первоисточника». В общем, сел читать.

Сам не знаю, что произошло дальше. С каждой страницей я погружался в нее все больше и больше, просто не мог оторваться от чтения, впитывая каждое слово, каждую фразу. У меня словно разрывалось все внутри. Становилось тяжелее и тяжелее… В какой-то момент я зарыдал, как младенец. Но с каждой пролитой слезой как будто бы яд, накопленный за многие годы, выходил из моей души. В ту ночь я так и не уснул. Я боялся отрываться от чтения. Мысли о том, какую жизнь я веду, словно лавиной, накрывали меня. Я прочитал эту величайшую Книгу менее, чем за два дня. За это время я не взял и крохи в рот. На третий день мне было необходимо явиться в клуб. О, Боже! Что я испытал, когда переступил порог этого ада! Мне стало тошно. Я хотел бежать, чтобы не видеть того, что создал своими руками. Мне были противны все люди, которые там находились.

Началось представление. Ольга. Я чуть не потерял сознание, когда увидел, как ее насилуют сразу двое мужчин. Не удержался, вышел на сцену прямо во время действия, взял ее за руку и вытащил из зала. Накинул на нее простыню и попытался вышвырнуть оттуда. Кричал: «Ты уволена! Больше чтобы ноги твоей не было в моем клубе!». Я понимал, что ей бесполезно читать проповедь. Ранее многие пытались доказать мне всю убогость и безнравственность клуба, так что я по опыту знаю, насколько это бессмысленно. Я чувствовал себя одержимым. Мне хотелось спросить: «Что вы, люди, делаете?», и спалить это место дотла.

Отец, конечно, был в бешенстве от моего поступка. Он даже не кричал. Когда я объяснил, в чем причина, он ответил: «А я думал, ты настоящий мужик, который не мечется из стороны в сторону». Предложил мне убираться вон и оставить их с Олей. Я протестовал. Говорил, что не позволю ей оголиться при всех еще раз. Тогда я совершил еще одну ошибку. Все бразды правления этим клубом были в моих руках, и при желании я мог бы развалить его так, что никто и никогда не смог бы восстановить. Но, зная, что он значит для отца, я уступил. Отдав его в распоряжение Сухорукина и отца, я удалился. Однако, вернувшись домой, я не нашел там Олю. Она успела собрать вещи и уехать.

Все попытки поговорить с ней оканчивались провалом. Отец также не давал мне возможности повидать ее. Мне тогда следовало бы поехать на очередное представление, но я стал бояться этого места. Это было мое наказание. Даже при мысли о том, что я должен там появиться, мне становилось тошно. Я был слаб. Прости меня, Господи! Я должен был искупить свои грехи. Единственное, чем я тогда жил — это верой в Бога. Каждый день я молился часами напролет в надежде, что однажды буду прощен, и Оля покинет это ужасное место! Я просил не за себя, а за сестру. Знаешь это чувство, когда ты молишься целый день, и понимаешь, что сделал что-то хорошее? Так и я жил в ожидании чуда. Неделю, месяц, год.

Потом ко мне пришло ощущение, что одними молитвами ничего не добиться. Я стал переосмысливать Библию и церковь. В какой-то момент осознал, что непрекословно соблюдать заповеди просто невозможно. Да это и не нужно. Необходимо найти согласие с самим собой и с окружающим миром. Бог есть в каждом из нас. Он не жесток. И нельзя целиком посвящать себя лишь служению Господу. Всегда и во всем нужна золотая середина! Осознай, что нужно тебе, и просто делай это. При этом старайся не причинять никому вреда.

Чем больше я думал, тем сильнее убеждался, что надо не просто молиться, но еще и действовать. Я добился нескольких встреч с сестрой, во время которых пытался объяснить ей, что она превращается в шлюху, и что скоро дороги назад уже не будет. Пытался объяснить, что случится с ней, когда она станет старше и перестанет привлекать мужчин: ею больше не будут восхищаться, и она останется наедине со своим морщинистым телом и опустошенной душой. Такие проповеди лишь вызывали ее презрение. Она не вслушивалась. Даже светлая память матери не растопила ее сердца. Она ответила: «Ты сам все это затеял. Не надо теперь строить из себя святошу!».

Вот. Тогда я впервые решил разыскать всех актрис, постановщиков, сценаристов и других, кто когда-либо непосредственно принимал участие в этом проекте. Знаешь, что? Ты представить себе не можешь! Все они оказались на дне общества. Все! Есть пара исключений, и кто-то нашел в себе силы двигаться дальше, но многие девушки превратились в проституток. Другие уехали сниматься в порнофильмах. Организаторы и администраторы работают в борделях! Вот что ожидает тех, кто отдал себя этому клубу. Он проклят. Представь, каково мне спать по ночам, когда я знаю, что я в ответе за них, что из-за меня они попали в дьявольский капкан.

Я решил помочь им, чего бы мне это ни стоило. Слава Богу, у меня есть деньги! Но, оказалось, люди, влача жалкое существование, привыкают к нему. К примеру, Анастасия. Она проработала у нас всего год. Потом ее уволили, даже не знаю, почему. Скорее всего, она просто приелась. Всегда нужна свежая кровь. Я нашел ее в публичном доме. Она сильно изменилась. Ее тело опухло, а лицо уже в двадцать четыре года поразили морщины. Я даже не узнал ее сначала. Она отдавалась за полторы тысячи рублей в час, из которых вычиталось более пятидесяти процентов. А когда-то зарабатывала тысячи долларов за вечер.

Я испытал шок, увидев, что с нею стало. И это сделал я! Помню, как пришла на кастинг очень красивая студентка. Я заставил ее раздеться и целый день ходить по зданию голой, предлагая себя всем подряд. В тот день как раз работала бригада ремонтников, которым я же и доплатил, чтобы они были с ней погрубее. Я находил это забавным, сука! Никогда мне не быть прощенным! Я был хуже любого садиста. Дьявол владел моей душой.

Вначале она очень смущалась, но заработок в пять-десять тысяч долларов в месяц был для нее привлекательным. Она согласилась. На все. Год постоянных оргий и извращений изменил ее полностью. А прибавь к этому огромное количество денег, алкоголя, наркотиков и ухаживаний богатых мужиков-извращенцев. И вот она — шлюха до мозга костей без шансов на исправление. Она ведь после всего этого не сможет работать секретарем за пятнашку в месяц! Нет! И не только в деньгах дело. Клуб высасывает из людей все хорошее. Покидая его, уже не найти себя в мире живых людей. Может, только смерть исправит…

После того, как я нашел Настю в дешевом борделе, я пригласил ее в ресторан. Сначала предложил денег с условием, что она больше никогда не будет работать проституткой. Согласилась, деньги взяла, но обманула. Она стала отдавать свое тело еще дешевле, не имея острой нужды в средствах. Когда я встретил ее в следующий раз, она объяснила, что, раз у нее нет возможности вернуться в клуб, она хочет только одного — пасть настолько низко, насколько это возможно.

И с другими было то же самое. Никто не смог перестроить свою жизнь.

Пытаясь им помочь, я пошел другим путем: открыл студию эротической фотографии. Никакого порно. Просто эротика. Вначале это был убыточный и, как казалось, бесперспективный проект. Многие фотографировались, брали бабло и шли трахаться по звонку.

Я из своих денег платил огромные зарплаты моделям, бывшим участникам театра «Ритц». Не только девушкам, но и парням тоже! Но одними деньгами поднять со дна их было очень сложно. Да и потом, когда я отказался от своей доли денег «Ритца», мои финансы стали таять на глазах. Долго я бы не протянул, поэтому стал искать способы заработать на фотостудии. Вместе с одним знакомым мы сделали сайт, на котором начали размещать фотосессии. Если клиентам нравились модели, они получали возможность пообщаться с ними через веб-камеру.

С одной стороны, эта студия начала окупаться и приносить хорошие деньги. Но, с другой стороны, все это напоминало мне «Ритц». Я изо всех сил старался придать своему новому детищу праведный облик: приглашал психологов для сотрудников, которым нужно справиться с аддикциями. Пытался создать максимально открытую обстановку. Никакой грязи, никакого секса по принуждению. Если кто-то не хотел сниматься, он мог просто приходить, общаться и помогать в организации. И за это тоже получать деньги. Мы устраивали семинары, приглашали специалистов из различных областей науки и культуры.

Постепенно я начал замечать улучшения. Да, сложные случаи были, но большинство начало находить себе нормальные занятия, не связанные с сексом.

А вот Оля ни за что не захотела участвовать в моей затее. Знаешь, когда с ней разговариваешь днем, вне клуба, даже в любом другом баре, ночном заведении — она совсем другая. Она никогда не станет спать с первым встречным, она умна, разносторонне развита. Многим увлекается, посещает театры, музеи. Знает все о культурной жизни города. Но ночью это совсем другой человек. Я и представить не могу, почему она так держится за это убогое место. Уверен, что в этом есть причина. Я просил отца, умолял, чтобы он отлучил ее. Даже почти уговорил его. Но Оля и его не желала слушать!

В какой-то момент мое терпение лопнуло. Я вернулся в клуб. Не для того, чтобы принять участие в этом безобразии. Мне казалось, если Олю опозорить перед постоянными членами, ей будет стыдно возвращаться туда снова. И пусть она возненавидит меня, но высвободится из пут этого адского учреждения. Во время представления я выбежал на стену, схватил, отрезал ей клок волос, облил зеленкой, высыпал мешок перьев на голову. Зрители от удивления пооткрывали рты. Я видел лица: они были удивлены, но им понравилось. Стали аплодировать. Так до сих пор и не знаю, кто первый хлопнул в ладоши, работники или гости. Оля стала кланяться, включили громкую музыку, притушили свет, а меня вывели из клуба. Я, конечно, сломал не одну челюсть, но в итоге оказался на улице. Моя попытка провалилась с оглушительным треском.

Это не сломило мою решительность. Я стал готовиться к следующей попытке. Моя цель была проломить ее защиту. На сей раз я принес детские фотографии, школьный аттестат, который она забыла у меня. Я умолял, стоял на коленях, пытался увести силой. Бесполезно. К несчастью, ты стал очевидцем последнего моего выхода…

Вот так. Теперь ты все знаешь.

 

30

Молчание. Я не знаю, что ответить. Он говорит, что раскаивается. Но такое ощущение, что гордится своими деяниями. Злится, но гордится. Значит, он является причиной того, что стало с Олей. Но он не принуждал ее ни к чему. И, если уж быть совершенно честным, то она мне понравилась именно такой — грязной и развратной.

— Ты должен вытащить ее из порочного круга, — произнес я. Я не вправе обвинять или оправдывать Пашу. Сам не лучше. — И ты можешь гордиться тем, что смог сам принять правильное решение и покинуть это место. Мало кто на такое способен.

— Бог послал мне Библию. Бог помог мне.

Опять Бог! Интересно, а фотографируя голых девушек, он тоже читает проповеди? Да плевать.

— Мы должны спасти Олю, — сказал Паша, глядя мне прямо в глаза.

 

31

Пятница. Мы с Пашей едем домой из ресторана. Опять я окажусь в той комнате, где когда-то спала Оленька. Как я мечтаю о том, чтобы сегодня вечером она решила навестить Пашу! И я бы встретился с ней и смог спокойно поговорить. У меня такое ощущение, что я бы смог отговорить ее бросить клуб. Глупо конечно, я знаю. Этого никогда не будет.

— Как ты думаешь, я могу ей понравиться? — спросил я.

— Я уже говорил, что не знаю, кто теперь ей нужен. Раньше она и близко не подпускала к себе мужчин. У нее всегда было много поклонников, но она никому не отдавалась полностью. Это были отношения на расстоянии вытянутой руки. Не в плане секса, а в духовном. Сейчас же… Все меняются. Не знаю ни одного человека, который бы вышел оттуда прежним. Она — не исключение. Ты хороший человек. Все возможно.

— Ты можешь мне помочь? Я хочу увидеть ее.

— Да.

У меня закружилась голова от такой перспективы. Чувство всеобъемлющей и бескрайней благодарности обуревало меня.

— Спасибо. Ты столько для меня делаешь! Я всю жизнь буду твоим должником.

— Не надо благодарностей раньше времени. Завтра встреча «Ритца». Мы можем дождаться ее у входа. Не думаю, что нас пустят внутрь. «Леона» завтра нет. Так что для тебя двери заперты. Да и для меня теперь.

— Ты уверен, что это хорошая идея?

— Да, наверное… Возможно, — последние слова Паша произнес, скривив рот и потупив взгляд.

Он внезапно прекращает разговор. Что-то в нем изменилось. Мне становится не по себе. Такое ощущение, что он что-то задумал и не хочет посвящать меня в свои планы.

Кстати, — задумчиво говорит он, — мне написал Дима. Он говорит, что на тебя заведено дело. Если ему верить, то никто не собирался арестовывать тебя. А вот твое исчезновение создало много вопросов. И теперь ты действительно в розыске.

Что? За мной ехали! Дима наверняка ошибся!

Я знаю его достаточно хорошо, чтобы верить. Если он сказал, значит это так. А вот твое видение реальности может быть искажено.

Ты хочешь сказать, что я тебе соврал?

Нет. Я так не думаю. Но ты рассказывал, что тебя предупредила коллега, да? Насколько ты можешь ей доверять?

Вероника? Нет. Она не могла. Она же меня спасала. Или это месть? Ничего не понимаю. Я знаю ее столько лет. Кто угодно, но не она…

Так что теперь ситуация приобретает довольно скверный характер. Дима сказал, что не сбеги ты тогда, все можно было бы решить очень быстро. Сейчас потребуется довольно много усилий, чтобы вытащить твою задницу. Может, не один месяц, — продолжил сухо Паша.

Вероника была моим другом.

Женщины мстительны и коварны. Будучи обиженной и оскорбленной, твоя Вероника отомстила тебе так.

Но она ведь не знала, что я причастен к этому несчастному случаю. Если бы я тогда не сбежал, как она смогла бы объяснить свой поступок?

Ха-ха. Какой ты еще ребенок! Я уверен, что ты задел ее чувства, ранил ее достоинство. Останься ты тогда в офисе, она сказала бы, что пошутила. И ушла бы домой довольная. Но сама, скорее всего, не ожидая, попала в точку. И ты унесся быстрее, чем она успела опомниться.

Дрянь! Я отомщу ей за это.

Нет. Месть рождает очередную месть. Не бери больше грехов на душу. Оставь ее в покое и никогда не вспоминай. Теперь тебе многое придется забыть.

Нет. Я так этого не оставлю. Если Паша говорит правду, и она тогда пошутила, окончательно пустив под откос мою жизнь, мне придется ее убить. Что я такое думаю? Я ведь на полном серьезе хочу смерти Вероники…

У тебя есть сигарета? — спрашиваю я. Мне впервые действительно захотелось закурить. Хоть теперь лгать не надо.

Закуриваю. Хорошо. Голова начинает кружиться. Я хочу курить. И буду теперь курить всегда. Я свободен, мне нечего терять. Зачем нужно здоровье, если мне не принадлежит моя жизнь? Ну, убью я Веронику. Посадят меня за два убийства. Нет, не посадят. Я найду смелость и сведу счеты с жизнью раньше. Но для начала я хочу увидеть Олю. Добиться ее, а если не получится, то и ее убью. Для нее такой исход лучше, чем закончить наркоманкой и шлюхой.

Сережа, помни о Боге. Не копи ненависть в душе.

Что-то не вижу, чтобы он помог мне.

Я был послан тебе Богом. Разве это не помощь?

Молчу. Не хочу вступать с ним в диалог. Но в итоге говорю:

— Как скажешь.

 

32

Уже полтора часа мы сидим в машине в двадцати метрах от дверей «Ритца». Признаться честно, я очень хочу внутрь, заниматься, как и Оля, сексом с кем попало. Трахать всех подряд, напиться до потери пульса. Испытывать то же, что и она.

Если вчера были только догадки, основанные на странном поведении моего нового друга, которое я списал на новости о поступке Вероники, то сегодня я уверен точно — он что-то задумал. Когда я проснулся утром, его не было дома. А на кухне я нашел записку: «Доброе утро. Поехал по делам. Сегодня вечером ты увидишь ее. Паша».

Эти слова взволновали меня. Вернувшись, он вел себя еще более странно. Едва поздоровавшись, отправился в комнату, где у него хранятся иконы и долго там молился. Я слышал, как он кричал, ревел и плакал, постоянно повторяя имя Бога. Мне показалось даже, что он бился головой об пол. Я никогда раньше не сталкивался с подобным поведением и решил не беспокоить его. Вышел оттуда он часов в десять, жутко бледный, с красными глазами. Сказал, что пора ехать.

Всю дорогу Паша молчал, игнорируя мои попытки заговорить. И в итоге мы оказались здесь, в этой странной машине — старом минивэне «Додж» с транзитными номерами. Такое ощущение, что он сегодня утром ездил ее покупать. Зачем? Очень странно! Мне страшно. Греховное времяпрепровождение в клубе в эту минуту представляется мне божественным.

— А ты уверен, что Оля сегодня там? — попытался спросить я.

В ответ — молчание. На улице начинается дождь. Тяжелые капли барабанят по крыше. Тусклая лампа у подъезда время от времени мигает. Коротит, скорее всего. Я выхожу, закуриваю. Вскоре на сигарету попадает вода, и вдыхать дым становится тяжело. Бросаю окурок в лужу. Обратно садиться не хочу.

В эту минуту из двери выходит женщина. Лет сорока. Я уже видел ее на одной из встреч. Я быстро прыгаю на сидение, чтобы она меня не заметила.

Закончилось?

Вместо ответа Паша томным голосом начинает бормотать себе под нос, копаясь в своей сумке и пытаясь что-то там найти:

— Это «Евгений Онегин»?

— Да!

Он левой рукой хватает меня за плечо и подносит к горлу что-то блестящее. Я не успеваю опомниться, как игла впивается мне в кожу. Я отпихиваю безумца, хочу открыть дверь, но руки перестают слушаться, глаза застилает туман. Я погружаюсь во тьму.