На следующий день вечером. Спальня Гельбургов. Сильвия Гельбург сидит в инвалидном кресле и читает газету. Рядом с ней стул. Ей сорок с лишним. Это обаятельная женщина, в самом соку. Аккуратно расчесанные волосы спадают на плечи. На ней ночная сорочка и пеньюар. Она читает газету с напряженным интересом, иногда отрывает взгляд, чтобы представить себе что-то. Ее сестра, Харриет, которая несколькими годами младше ее, расстилает постель.
ХАРРИЕТ: Так что ты хочешь, бифштекс или курицу? Или для разнообразия ему захочется котлетку?
СИЛЬВИЯ: Не беспокойся, пожалуйста. Филиппу, правда, ничего не стоит кое-что покупать.
ХАРРИЕТ: Да что ты, я же все равно иду. У него и так хватает забот.
СИЛЬВИЯ: Ну, хорошо, тогда купи пару котлет.
ХАРРИЕТ: А ты? Тебе тоже надо поесть.
СИЛЬВИЯ: Да я и ем.
ХАРРИЕТ: Ну уж конечно — кусочек огурца? Смотри, какая ты бледная. Что такое, день и ночь читать одна газеты?
СИЛЬВИЯ: Я должна знать, что делается в мире.
ХАРРИЕТ: А врач-то хороший? Может, тебе надо к специалисту?
СИЛЬВИЯ: Пару дней назад он приходил с одним. Доктор Шерман из «Маунт Синай».
ХАРРИЕТ: В самом деле? И что же?
СИЛЬВИЯ: Ждем заключения. А доктор Хьюман мне нравится.
ХАРРИЕТ: У нас в семье ни у кого такого не было. Ну хоть что-то ты же должна чувствовать.
Пауза.
СИЛЬВИЯ: (поднимает голову). Да. Но внутри, не на коже. (Разглядывает свои ноги.) Я могу напрячь мускулы, но не могу поднять ноги вверх. (Проводит рукой по бедрам). Где-то там сидит боль, но не только здесь, а и… (проводит руками по всему телу) все мое тело кажется… нет, я не могу это описать: словно только что родилась и… при этом не хотела рождаться. Глубинная, жуткая боль.
ХАРРИЕТ: Ты не хотела рождаться? Это еще что такое!
СИЛЬВИЯ: (тихонько вздыхает, знает, что Харриет ее никогда не сможет понять). Может, найдешь хорошую утку. Если нет, возьми котлеты. И большое спасибо, Харриет, это так мило с твоей стороны. Кстати, а что решил Давид?
ХАРРИЕТ: Он не пойдет в колледж.
СИЛЬВИЯ: Не может этого быть! Стипендия есть, а учиться не хочет?
ХАРРИЕТ: Ну что с ним сделаешь? (Растерянно.) Он говорит, колледж не поможет ему найти работу.
СИЛЬВИЯ: Харриет, это ужасно. Скажи ему, я должна с ним поговорить.
ХАРРИЕТ: Правда? А я уж хотела тебя попросить об этом, но после того, что произошло (она показывает на ноги), я подумала, ты не станешь…
СИЛЬВИЯ: Да нет же, скажи ему, пусть зайдет. И передай Мюррею, он должен сказать свое веское слово — у вас ведь такой способный сын!
Боже мой! (Она подымает газету.) Если бы у меня была возможность пойти в колледж, моя жизнь пошла бы другим путем. Ты не должна этого допустить.
ХАРРИЕТ: Я скажу Давиду… А еще я хотела узнать, почему ты вдруг стала так интересоваться газетами. Это же не нормально, Сильвия!
Пауза.
СИЛЬВИЯ: (уставившись в одну точку). Они заставляют пожилых людей вставать на колени и скоблить зубной щеткой мостовую.
ХАРРИЕТ: Кто?
СИЛЬВИЯ: Там, в Германии. Старых бородатых мужчин!
ХАРРИЕТ: Ну, и почему тебя это так сильно волнует? Тебе-то что за дело?
СИЛЬВИЯ: (небольшая пауза; взгляд внутрь себя). Не знаю…
Маленькая пауза.
Помнишь дедушку? Его очки с погнутыми дужками. Один из этих стариков из газеты как две капли воды похож на него, и очки точно такие же, в проволочной оправе. Это не идет у меня из головы. Двое стариков на коленях на тротуаре. И пятнадцать или двадцать человек стоят вокруг и смеются над тем, как они скребут зубными щетками. На фото три женщины: воротники их пальто подняты — видно, было холодно…
ХАРРИЕТ: А почему они заставляют их скрести зубными щетками?
СИЛЬВИЯ: (гневно). Чтобы их унизить, чтобы сделать их смешными!
ХАРРИЕТ: О-о!
СИЛЬВИЯ: И почему ты такая… такая… (Она умолкает, прежде чем перейти грань дозволенного). Пожалуйста, Харриет, оставь меня одну, хорошо?
ХАРРИЕТ: Но это не нормально. Мюррей тоже так говорит. Вчера вечером он пришел домой и сказал: «Она должна перестать вечно думать об этих немцах». А ты знаешь, он так интересуется последними новостями.
Сильвия неотрывно смотрит в одну точку.
Я посмотрю уток, если мне не понравится — возьму котлеты. Могу я чем-то еще тебе помочь?
СИЛЬВИЯ: Спасибо. Мне ничего не надо.
ХАРРИЕТ: Тогда я пошла. (Уходит в глубину сцены).
СИЛЬВИЯ: Хорошо.
Сильвия вновь погружается в газету. Харриет какое-то время озабоченно смотрит на нее, не привлекая внимания Сильвии, и потом уходит. Сильвия переворачивает страницу, сосредоточенно читая. Вдруг она испуганно оборачивается: позади стоит Филипп. В руках у него небольшой бумажный пакет.
Ой! Я не слышала, как ты вошел.
ГЕЛЬБУРГ: А я на цыпочках, думал, может, ты задремала… (Со своей мрачной улыбкой.) Вот, принес тебе маринованных огурчиков.
СИЛЬВИЯ: Ой, как это мило! Ну, я попозже. А ты съешь один.
ГЕЛЬБУРГ: Не сейчас. (Смущенно, но решившись.) Я случайно зашел к Гринбергу на Флэтбуш-Авеню и тогда вдруг вспомнил, как ты всегда ела их с удовольствием. Помнишь?
СИЛЬВИЯ: Спасибо, это так трогательно с твоей стороны. А что ты делал на Флэтбуш-Авеню?
ГЕЛЬБУРГ: Да там участок напротив «A&S». Вероятно, я должен буду требовать погашения закладной.
СИЛЬВИЯ: Ой, как жалко. А там приятные люди?
ГЕЛЬБУРГ: (пожав плечами). Люди как люди. Я уже два раза продлевал, но они ничего не смогут… тут ничего нет. (Он постучал себя по виску.)
СИЛЬВИЯ: А почему ты так рано?
ГЕЛЬБУРГ: Беспокоился о тебе. Врач был?
СИЛЬВИЯ: Он звонил. Заключение у него уже есть, но он хочет прийти завтра, когда у него будет больше времени. Он и в самом деле очень приятный.
ГЕЛЬБУРГ: Ну, а как сегодня?
СИЛЬВИЯ: Не волнуйся, очень жаль, но…
ГЕЛЬБУРГ: Скоро тебе станет лучше. — Ой! У меня же письмо от нашего капитана! (Достает письмо из кармана пиджака.)
СИЛЬВИЯ: От Жерома?
ГЕЛЬБУРГ: (полный гордости). Почитай. (Особо широкая вычурная улыбка). Твой сын. Генерал Маккарти дважды беседовал с ним.
СИЛЬВИЯ: В форте Силл?
ГЕЛЬБУРГ: Это в Оклахоме. Он должен сделать доклады об артиллерии! В форте Силл! Там находятся все эксперты.
Она непонимающе смотрит на него.
Это как если бы пригласили в Ватикан прочитать Папе лекцию на религиозную тему.
СИЛЬВИЯ: Надо же! (Складывает письмо и возвращает его.)
ГЕЛЬБУРГ: (старается не выглядеть рассерженным). Не понимаю тебя.
СИЛЬВИЯ: Почему? Я рада за него.
ГЕЛЬБУРГ: По тебе не видно.
СИЛЬВИЯ: Я никогда с этим не свыкнусь. Ну кто идет в армию? Мужчины, которые ничего другого не умеют.
ГЕЛЬБУРГ: Я хотел показать людям, что еврей может быть не только адвокатом, врачом или бизнесменом.
СИЛЬВИЯ: Отлично, но почему именно Жером?
ГЕЛЬБУРГ: Для еврейского юноши большая честь отправиться в Вестпойнт. Без связей мистера Кейза ему бы туда никогда не попасть. Он может стать первым генералом — евреем в армии Соединенных Штатов. И тебе не важно быть матерью такого человека?
СИЛЬВИЯ: (с приступом злобы). Я же сказала, что меня это радует.
ГЕЛЬБУРГ: Не кипятись. (Нетерпеливо оглядывается). Когда ты опять будешь ходить, я помогу тебе повесить новые шторы.
СИЛЬВИЯ: Я начала…
ГЕЛЬБУРГ: Они лежат уже больше месяца.
СИЛЬВИЯ: … но, к сожалению, потом это случилось.
ГЕЛЬБУРГ: Я просто считаю, Сильвия, ты должна себя чем-нибудь занять, не надо раскисать.
СИЛЬВИЯ: (едва не срываясь). Мне очень жаль, очень жаль, что все так…
ГЕЛЬБУРГ: Пожалуйста, не волнуйся, беру свои слова назад!
Короткая пауза. Патовый момент.
СИЛЬВИЯ: А что выяснилось при обследовании? (Гельбург молчит). Которое проводил специалист.
ГЕЛЬБУРГ: Вчера вечером я был у доктора Хьюмана.
СИЛЬВИЯ: Да-а? А почему ты мне ничего не сказал?
ГЕЛЬБУРГ: Хотел поразмыслить над тем, что от него услышал.
СИЛЬВИЯ: И что же это?
Словно решившись, Гельбург подходит к ней и целует в щеку. Она смущена и слегка напугана.
Филипп! (Легкая непонимающая улыбка).
ГЕЛЬБУРГ: С этого момента я хочу кое-что изменить. В манере поведения.
Сначала он стоит неподвижно, затем подкатывает ее кресло к стулу, садится и берет за руку. Она не знает, как к этому относиться, но руки не отнимает.
СИЛЬВИЯ: Ну, и что же он сказал?
ГЕЛЬБУРГ: (ласково похлопывая ее по руке). Расскажу. Потом. Я хочу купить «Додж».
СИЛЬВИЯ: «Додж»?
ГЕЛЬБУРГ: Хочу научить тебя водить машину. Сможешь ездить, куда захочешь, например, в гости к маме. Хочу, чтобы ты была счастлива, Сильвия.
СИЛЬВИЯ: (удивленно). О-о?
ГЕЛЬБУРГ: У нас достаточно денег, мы кое-что можем себе позволить. Можем съездить в Вашингтон… это должен быть крепкий автомобиль.
СИЛЬВИЯ: Но «Додж» всегда черный, да ведь?
ГЕЛЬБУРГ: Не всегда. Я уже видел несколько зеленых.
СИЛЬВИЯ: А ты любишь зеленый?
ГЕЛЬБУРГ: И это тоже цвет. Можно привыкнуть. Или в Чикаго. Настоящий большой город.
СИЛЬВИЯ: Расскажи, что сказал доктор Хьюман.
ГЕЛЬБУРГ: (поддерживает). Он считает, это может быть связано с душой. Словно нечто повергло тебя в страх. Психическое.
Сильвия молча слушает.
Ты испытываешь какой-то страх?
СИЛЬВИЯ: (медленно качает головой, пожимает плечами)… Не знаю, не думаю. Что за страх? Что он имеет в виду?
ГЕЛЬБУРГ: Он объяснит лучше, но… это, как на войне, где у людей бывают такие страхи, от которых они на время слепнут. Это называют контузией. Когда они вновь почувствуют себя уверенно, это проходит.
СИЛЬВИЯ: (задумывается на мгновение). А что с исследованиями, которые провел этот из «Маунт Синай»?
ГЕЛЬБУРГ: Они не нашли ничего органического.
СИЛЬВИЯ: Но я парализована!
ГЕЛЬБУРГ: Он утверждает, что если страхи велики, они и могли привести к этому. Ты боишься?
СИЛЬВИЯ: Не знаю.
ГЕЛЬБУРГ: В общем… можно я скажу, что думаю?
СИЛЬВИЯ: Что?
ГЕЛЬБУРГ: Я думаю, это связано с нацистами.
СИЛЬВИЯ: Но об этом пишут газеты: они разносят в щепки еврейские магазины… Мне что, нельзя читать газеты? Все улицы усеяны осколками!
ГЕЛЬБУРГ: Положим, но из-за этого ты не должна вечно…
СИЛЬВИЯ: Но это же смешно. Я не могу двигать ногами, потому что читаю газеты.
ГЕЛЬБУРГ: Этого он не говорил, а я задаю себе вопрос: не слишком ли ты…
СИЛЬВИЯ: Это смешно.
ГЕЛЬБУРГ: В общем, поговори с ним завтра сама.
Пауза. Вновь обращается к ней, берез за руку, открыто показывая, по чему он скучает.
Ты должна поправиться, Сильвия.
СИЛЬВИЯ: (смотрит в его измученное лицо и пытается засмеяться). Что это значит? Я что, умираю? Или как?
ГЕЛЬБУРГ: Как ты можешь так говорить?
СИЛЬВИЯ: Я еще никогда не видела у тебя такого лица.
ГЕЛЬБУРГ: Да нет же, нет! Просто я беспокоюсь за тебя.
СИЛЬВИЯ: И все же мне это непонятно… (Отворачивается, почти плача).
ГЕЛЬБУРГ: …мне всегда было немного непонятно… (вдруг резко)… посмотри-ка на меня!
Она оборачивается к нему. Он опускает взгляд.
Не знаю, что бы я без тебя делал, Сильвия, правда не знаю. Я… (ему страшно трудно говорить)… я люблю тебя.
СИЛЬВИЯ: (равнодушная, смущенная улыбка). Что все это значит?
ГЕЛЬБУРГ: Ты должна выздороветь. Если я что-то делаю не так, я изменю себя. Мы попробуем жить иначе. А ты должна делать, что скажет врач.
СИЛЬВИЯ: Да что я могу? Торчу здесь, а они заявляют: со мной все в порядке.
ГЕЛЬБУРГ: Послушай… Хьюман — очень умный человек…
Он поднимает ее руку, смущенно и с улыбкой целует запястье.
Когда я разговаривал с ним, мне пришла в голову одна мысль. Может, нам стоит сесть втроем и поговорить о… ну, обо всем.
Пауза.
СИЛЬВИЯ: Теперь это уже не важно, Филипп.
ГЕЛЬБУРГ: (смущенно усмехнувшись). Откуда ты знаешь? Может…
СИЛЬВИЯ: Слишком поздно.
ГЕЛЬБУРГ: (с напором, испуганно). Почему? Почему поздно?
СИЛЬВИЯ: Мне странно, что тебя это все еще заботит.
ГЕЛЬБУРГ: Не заботит, просто иногда я думаю об этом.
СИЛЬВИЯ: Слишком поздно, мой дорогой, это не играет уже никакой роли. Уже много лет.
Она забирает руку. Пауза.
ГЕЛЬБУРГ: Ну, хорошо. Но если ты захочешь, то я…
СИЛЬВИЯ: Мы ведь говорили об этом. Из-за этого мы с тобой дважды были у рабби Штайнера. А что изменилось?
ГЕЛЬБУРГ: Тогда я думал: это произойдет само собой. Я был так молод и ничего не смыслил. Это возникло из ничего, и я думал оно так же и исчезнет.
СИЛЬВИЯ: Прости, пожалуйста, Филипп, но оно не возникло «из ничего».
Гельбург молчит, пряча взгляд.
Ты пожалел о том, что женился.
ГЕЛЬБУРГ: Я не «пожалел»…
СИЛЬВИЯ: Нет, пожалел. Но можешь и не стыдиться этого.
Долгая пауза.
ГЕЛЬБУРГ: Я хочу сказать тебе правду: тогда я думал, если мы расстанемся, это меня не убьет. Это я могу подтвердить.
СИЛЬВИЯ: Я всегда это знала.
ГЕЛЬБУРГ: Но уже много лет я не думаю так.
СИЛЬВИЯ: Ну и вот она я. (Раскидывает руки, взгляд в высшей степени ироничен). Вот она я, Филипп!
ГЕЛЬБУРГ: (с болью). Так, как ты это говоришь, звучит не очень-то…
СИЛЬВИЯ: Не очень как? Вот она я, и, надо сказать, уже очень давно.
ГЕЛЬБУРГ: (волна беспомощного гнева). Я пытаюсь тебе что-то сказать!
СИЛЬВИЯ: (теперь с открытой издевкой). Я же тебе сказала: вот она я!
Гельбург делает круг, пока она говорит, не то пытаясь спастись бегством, не то ища новые подступы.
Я здесь ради своей матери, ради Жерома, ради всех, но не ради самой себя. Но я здесь, и здесь я. А ты, наконец-то, захотел об этом поговорить, при том, что я постепенно старею? Как же мне тебе объяснить? Скажи как, и тогда я скажу так, как ты хочешь. Так что же я должна сказать?
ГЕЛЬБУРГ: (с болью и чувством вины). Я хочу, чтобы ты встала.
СИЛЬВИЯ: Я не могу встать.
ГЕЛЬБУРГ: (берет обе ее руки). Ты сможешь. Давай, вставай.
СИЛЬВИЯ: Не могу!
ГЕЛЬБУРГ: Ты сможешь встать, Сильвия. Обопрись на меня и встань на ноги.
Он поднимает ее, потом отпускает ее и делает шаг в сторону. Она рухнула на пол. Он склоняется над ней.
Чего ты хочешь этим добиться? (Встает на колени и орет ей в лицо.) Чего ты хочешь этим добиться, Сильвия?
Она смотрит на него, ошеломленная этой загадкой.
Затемнение.
Скрипач играет, затем свет гаснет.