Стентон Кейз стоит, скрестив за спиной руки, делая вид, что смотрит из окна. Тягостная атмосфера. Входит Гельбург, но Кейз не поворачивается.

ГЕЛЬБУРГ: Прошу прощения…

КЕЙЗ: (оборачивается). Доброе утро. Вы хотели поговорить со мной.

ГЕЛЬБУРГ: Если у вас найдется свободная минута, я был бы очень признателен…

КЕЙЗ: (садится). Вы неважно выглядите. Что-нибудь не так?

ГЕЛЬБУРГ: Нет, все прекрасно. Просто, может, я простудился…

И, поскольку его не пригласили сесть, он смотрит на стул напротив, потом опять на Кейза, который все еще заставляет его ждать, затем осторожно садится на краешек стула.

Я хотел только сказать вам, что чувствую себя виноватым в связи с этой историей на Бродвее. Мне, правда, очень жаль.

КЕЙЗ: Ну, всякое бывает.

ГЕЛЬБУРГ: Я же знаю, насколько ваше сердце лежало к этому проекту… и могу сказать: известие это настолько ошеломило меня; они даже и не намекнули, что вели переговоры и Аланом Кершовичем или с кем-то еще.

КЕЙЗ: Да, это большая потеря: я ведь уже переговорил в одним приятелем-архитектором по поводу ремонта.

ГЕЛЬБУРГ: В общем, я даже сказать вам не могу, как…

КЕЙЗ: Я ведь по-настоящему влюбился в этот дом. Это могло бы быть отличное клубное помещение. И прекрасное вложение средств.

ГЕЛЬБУРГ: Ну, не обязательно — если «Уонамейкерз» уедут…

КЕЙЗ: Кстати, об «Уонамейкерз» — это я должен вам сказать — когда я узнал, что Кершович нас обскакал, я был настолько ошеломлен после того, что вы мне говорили, что все это место придет в упадок, если они оставят дело. Кершович же не дурак, тут и говорить нечего. В общем, я поговорил с одним членом нашего клуба, а у него родственник в наблюдательном совете «Уонамейкерз», и тот сказал, что даже речи не было о том, чтобы закрыть дело. Он был полностью обескуражен от одной этой мысли.

ГЕЛЬБУРГ: Но человек из «ABC»…

КЕЙЗ: (с жестом нетерпения). «ABC» только получила заказ на ремонт бойлера, потому что «Уонамейкерз» заказал новые бойлеры у другой фирмы, и никакого отношения к закрытию фирмы не имеет. Абсолютно никакого.

ГЕЛЬБУРГ: … Не знаю, что и сказать. Я просто… мне ужасно жаль…

КЕЙЗ: Да, красивое здание. Будем надеяться, что Кершович сделает из него что-нибудь приличное. Не знаете, что он намерен там предпринять?

ГЕЛЬБУРГ: Я? Нет, конечно. Настолько хорошо я его не знаю.

КЕЙЗ: Вот как? Мне показалось, вы говорили, что знаете его уже много лет?

ГЕЛЬБУРГ: Ну, я «знаю» его, но не то, чтобы мы дружили, мы встречались несколько раз на заключении сделок и других мероприятиях, да еще пару раз в ресторанах…

КЕЙЗ: Понятно. Значит, я неправильно понял, я думал, вы — друзья.

Кейз больше ничего не говорит, от этого озабоченность Гельбурга возрастает.

ГЕЛЬБУРГ: Я надеюсь, вы не думаете, что… Что касается Кершовича, то я никогда не упоминал при нем, что вы интересуетесь 611 номером.

КЕЙЗ: Не упоминали? Что вы имеете в виду?

ГЕЛЬБУРГ: Да ничего. Просто все это выглядит так, словно это я виноват, что он отнял у вас это дело. Но такого я бы никогда вам не сделал!

КЕЙЗ: Этого я и не утверждал. Если я и выгляжу несколько рассерженным, так потому, что кто-то увел у меня из-под носа сделку, да к тому же еще человек, к чьим методам я никогда особо не был расположен.

ГЕЛЬБУРГ: Я того же мнения, и с Кершовичем не имею ничего общего… (Обрывает.)

КЕЙЗ: Я что, когда-нибудь говорил обратное? Мне просто не совсем ясно, что вы хотите сказать, или я чего-то недопонимаю…

ГЕЛЬБУРГ: Нет-нет, именно это вы и говорили.

КЕЙЗ: (его удивление растет). Что с вами происходит?

ГЕЛЬБУРГ: Мне очень жаль. Мне бы хотелось все забыть.

КЕЙЗ: Да что же?

ГЕЛЬБУРГ: Все. Вообще все. Извините, что я вам помешал!

Пауза. Кейз выходит с выражением разочарования. Гельбург остается сидеть с разинутым ртом, с поднятой рукой, словно желая защитить свою жизнь.

Затемнение.

Скрипач играет, затем уходит.