Глава I

Связанные Бэзилдоном

Неизвестно, вспоминают ли об этом сами участники группы, нежась под тропическим солнцем на роскошных виллах в жарких странах, но история «Depeche Mode» началась в Бэзилдоне, заурядном городе в графстве Эссекс.

Это непримечательное местечко, расположенное в тридцати милях к востоку от Лондона, входит в число так называемых «новых городов», построенных после принятия «Акта о новых городах» в 1946 году. Этот акт был призван решить хроническую проблему отсутствия жилья в Лондоне вследствие немецких бомбежек 1941 года. Детище министра городского и сельского планирования Льюиса Силкина, этот проект дал лейбористскому правительству под предводительством Клемента Эттли право решать, в каких регионах требуется строительство новых городов.

30 сентября 1948 года Льюис Силкин лично провел открытое собрание в средней школе Хай-роуд в городе Лейндон, чтобы обсудить план создания нового города, рассчитанного на пятьдесят тысяч человек. К 1951 году, когда в Бэзилдон въехали первые жители, население района утроилось по сравнению сданными на 1931 год, достигнув тридцати четырех тысяч человек.

Название «Бэзилдон» имеет саксонское происхождение и было увековечено британским драматургом Арнольдом Вескером в написанной специально к сорокалетию города пьесе «Холм Беорхтеля», поставленной жителями города и получившей высокую оценку у критиков. Пьеса Вескера — захватывающее повествование о жителях лондонского Ист-Энда, ставших первыми жителями нового города Бэзилдона.

Впрочем, история освоения этой части Эссекса началась до постройки нового города. В 1850-х была проведена железнодорожная ветвь Лондон — Тилбери — Саутенд, открывшая лондонцам доступ к дешевым пустующим землям Эссекса, где предприимчивые горожане быстро понастроили хибар без всяких коммунальных удобств и соединили их простыми грунтовыми дорогами. Рассказывают, что одна из компаний, торговавших землей в районах Питси и Вендж, завлекала покупателей бесплатными железнодорожными билетами и обедами с шампанским.

Таким образом, до конца сороковых годов на месте Бэзилдона, породившего «Depeche Mode», стояла деревня, не более чем крошечная точка на карте Эссекса. Когда город начал расти и изменяться, изменились и его окрестности: так, соседние города Лейндон и Питси, связанные с Лондоном железной дорогой, слились в один жилой район и стали частью Бэзилдона. Как ни странно, в Бэзилдоне вокзал построили только в 1970-м, однако даже это очевидное упущение не остановило быстрый приток населения.

Вот слова Роберта Марлоу, бывшего бэзилдонца и старого друга Винса Кларка: «В Бэзилдоне все были приезжими. Моя семья происходила из Уэльса — мать валлийка, отец из Хертфордшира, из города Бишопс-Стортфорд. В общем, сплошные переселенцы — коренных жителей там просто не было. Никакого чувства общности, все друг другу чужие. Я думаю, именно поэтому каждый, кто жил там в шестидесятых-семидесятых, состоял в какой-нибудь компании или банде, ведь родных в округе ни у кого не было. Это довольно интересно с точки зрения антропологии».

И конечно, можно простить «Бэзилдон девелопмент корпорейшн», компании, призванной руководить строительством нового города, странные для английского уха названия улиц вроде Джиппсвик-стрит, — она прилагала все усилия к тому, чтобы из ничего сделать современный город, и постоянно приходилось придумывать имена сотням новых улиц. Сегодня в Бэзилдоне, чье население составляет уже 120 000 человек, насчитывается 1200 улиц, и их количество растет.

В 1981-м строительство всех этих улиц близилось к завершению, а новорожденный синти-поп-феномен под названием «Depeche Mode» уже успел поместить Бэзилдон на музыкальную карту мира. Когда «Depeche Mode» впервые попали на обложку (случилось это 22 августа 1981 года), в интервью журналу «New Musical Express» дипломатичный Энди Флетчер особо отметил, что «электорат Бэзилдона составляет 107 000 человек, и это не считая детей. Это самый многочисленный округ в стране, и в следующий раз им придется разбивать нас на два округа — Восточный и Западный Бэзилдон».

С тех пор Бэзилдон приобрел известность в качестве своеобразного политического барометра: по результатам голосования в этом городе можно достаточно точно предсказать ситуацию в целом по стране. Это выяснилось, когда в 1992 году данные местного опроса помогли еще до подсчета всех голосов узнать, что консерватор Дэвид Эймис сохранил свое место в парламенте, а значит, лейбористам не удалось сместить Джона Мейджора. Время правления Маргарет Тэтчер стало для Бэзилдона временем расцвета — значительная часть муниципального жилья была выкуплена горожанами. В большинстве других регионов ситуация была хуже, так что Бэзилдон можно признать не вполне обычным городом. Как сказал Роберт Марлоу, «душа Бэзилдона — в его домах!»

Мартины были одной из тысяч семей, воодушевленных обещаниями доступного жилья и перспективой трудоустройства. Жители Ист-Энда Деннис и Роуз Мартин поженились в зрелом возрасте. Их старший сын Винсент (в 1980-м, когда «Depeche Mode» готовились к выпуску своей первой записи Винс Мартин взял псевдоним Винс Кларк. Для удобства в этой книге в качестве автора цитат указывается Винс Кларк. — Дж. М.) родился 3 июля 1960-го в Саут-Вудфорде. Винсент говорит, что его отец был предприимчивым дельцом, хотя на самом деле Деннис не поднялся выше букмекера на собачьих бегах, в то время как Роуз работала швеей. В 1965-м растущей семье удалось переселиться в только что отстроенный и сравнительно просторный муниципальный дом с четырьмя спальнями по адресу Бэзилдон, Шепсхолл, 44.

Нетронутая природа Бэзилдона с его многочисленными зелеными насаждениями, идеально подходящими для игр, стала для юного Винса, его старшей сестры Кэрол и младших братьев Майкла и Родни настоящим подарком.

Винс Кларк: Отличное было время. Раньше там было куда зеленее, чем сейчас. У нас было три любимых места — лес, холм и роща. Мы постоянно там играли. В детстве эти места казались просто огромными.

Мальчишки есть мальчишки, и вскоре Майкл и Родни были удостоены чести вступить в компанию Винса и тоже начали играть в индейцев, крабий футбол и другие популярные тогда игры в близлежащем леске. Кэрол держалась на расстоянии, и казалось, что этот негласный порядок устраивает обе стороны. «Мы терпеть не могли свою старшую сестру, ну и она нас тоже, конечно».

В середине шестидесятых Винсу Мартину в Бэзилдоне жилось замечательно. Как он однажды сказал, уже будучи взрослым, «у нас была довольно простая, обычная семья. По большей части все друг с другом ладили». В пять лет Винс пошел в начальную школу Блюхаус на Ленстер-роуд в Лейндоне, одном из районов Бэзилдона.

Винс Кларк: Мне нравилось в начальной школе, потому что она была маленькая. Я себя чувствовал чем-то вроде большой рыбы в маленьком пруду. А потом, когда я перешел в школу Хай-роуд, я стал маленькой рыбкой в большом пруду, и меня это бесило.

Юный Винс вступил в Бригаду мальчиков, чья младшая группа встречалась раз в неделю в начальной школе Дженет Дьюк на улице Маркхемс-Чейс в Лейндоне. В этой школе в то время училась Элисон «Альф» Мойет, будущая напарница Винса по синтезаторному дуэту «Yazoo», но об этом он тогда не знал.

Винс Кларк: В Бригаде мальчиков было потрясающе! Это было что-то вроде молодежного клуба, куда все ходили в основном играть в настольный теннис. Все, что от нас требовалось, — это ходить в церковь по воскресеньям, но мы были не против, потому что остальное-то все было здорово. Мы ходили в походы и сплавлялись на лодках по каналам. Нам всем там очень нравилось.

Винс подружился с одним из мальчиков из бригады, Робом Алленом, который жил буквально за углом, по адресу Джиппсвик, 3.

Роберт Марлоу (подписав контракт с «Reset Records», недолго просуществовавшим рекорд-лейблом Винса Кларка, Роб Аллен последовал его примеру и взял псевдоним Роберт Марлоу, которым пользуется по сей день. Для удобства в этой книге в качестве автора цитат указывается Роберт Марлоу. — Дж. М.): Мы с Винсом до сих пор спорим, шесть нам было или семь, когда мы встретились в Бригаде мальчиков, но что мы были совсем маленькими, это точно. И конечно, Энди Флетчер тоже там был.

Долговязый блондин Эндрю Джон Флетчер, родившийся в Ноттингеме 8 июля 1961 года, недавно переехал в Бэзилдон. «Йорк шипли», ноттингемская компания по производству холодильного оборудования, в которой работал отец мальчика Джон, перевела его на свою новую фабрику в Бэзилдоне. «Работали тогда ради жилья, — рассказывал Энди позже. — Если была работа, было и жилье».

В случае с семьей Энди этим жильем стала современная вилла стремя спальнями по адресу Вулмер-Грин, 101, расположенная на пешеходной улице неподалеку от района Шепсхолл. Младшие сестры Сьюзан и Карен жили в одной комнате, а у Энди, увлеченного футболиста и преданного поклонника команды «Челси», была отдельная спальня. Впечатления о том времени у Энди остались такие же приятные, как у Винса: «Мое детство — это футбол, крикет и природа».

Первой школой, в которую пошел Энди в Бэзилдоне, была школа Чаудери. Она располагалась рядом стой, где встречались члены Бригады мальчиков, на улице Маркхемс-Чейс, всего в трех минутах ходьбы от нового дома Энди. «Я жил в двадцати метрах от Флетча, — вспоминает Роб Эндрюс, старый друг и бывший сосед Энди, — и наш сад граничил с их садом, так что мы с раннего детства играли вместе. В школе, правда, мы почти не общались — там разница в один год считалась ощутимой!»

Школа Чаудери находится совсем рядом с районом Шепсхолл, и Винс Кларк так и не смог объяснить, почему он не учился в школе своего будущего товарища по группе. Вместо школы их связала Бригада мальчиков и в особенности церковь.

Несмотря на то, что юного Флетчера считали хорошим мальчиком, его бывшая соседка Линетт Данбар с удовольствием вспоминает, как однажды встретила Энди по пути домой после встречи Бригады девочек. «Он спросил: „А трусы у тебя тоже синие?“ или что-то вроде того. Я проплакала всю дорогу до дома».

Энди Флетчер: В восемь лет я начал ходить в церковь, практически случайно: папа посоветовал мне вступить в Бригаду мальчиков, чтобы играть в футбол.

Энди выказывал такой энтузиазм к игре, что его отцу пришлось организовать и возглавить Центральный юношеский футбольный клуб, в состав которого в основном входили ребята из Пятой бригады мальчиков. Бывший член клуба Крис Шелпард говорит, что Энди «был хорошим футболистом, вот только он всегда болел за „Челси“». Джон Боуден тоже был членом Пятой бригады, но «только ради футбола». Очевидно, новость о команде Джона Флетчера быстро разнеслась среди подрастающих бэзилдонских любителей футбола.

«В бригаде все любили футбол, — говорит Винс. — Ну, или не обязательно любили, но играли все, потому что тогда проходили соревнования между бригадами, и выбора ни у кого не оставалось. Я всегда был запасным».

Норман Вебб, местный мальчишка, чей отец был капитаном Пятой бригады мальчиков при школе Дженет-Дьюк, вспоминает, что создание этой команды совпало с его переходом в старший отряд бригады, базировавшийся в методистской церкви Святого Павла по улице Беллардс-уолк. Винс Кларк настаивает, что ему тогда было 11, поскольку это случилось тогда же, когда расстались его родители. «Мама довольно скоро снова вышла замуж», — вспоминает он. После этого семья Винса переехала на соседнюю улицу Минченс, в трехэтажный муниципальный дом, стоявший бок о бок с церковью Святого Павла, чья близость не осталась незамеченной мальчиком.

Эту церковь посещал и Роберт Марлоу: «Ни я, ни Винс особых успехов в футболе не делали, но всегда ходили на поле вместе с остальными, чтобы побаловаться с мячом. Было здорово. И еще здорово было — хотя сейчас редко кто в этом признается, — что мы ходили в церковь. Каждое воскресенье мы должны были сидеть на уроках богословия, это было одним из правил Бригады».

Крис Шеппард, побывавший только на одном таком уроке, рассказывает, что «ходить в церковь Святого Павла было обязательно. Там отмечали присутствующих, и тот, кто часто прогуливал, рисковал вылететь из Бригады. Раз в четыре недели или около того устраивался целый парад, куда все приходили в форме».

Энди Флетчер, к его собственной досаде, имел большой опыт таких парадов: «Больше всего меня смущали общегородские парады, на них нужно было одеваться по форме Бригады мальчиков. В тот период сформировались мои убеждения и взгляды на жизнь».

Но где церковь, там и музыка, замечает Роберт Марлоу: «Походы в церковь сами по себе были связаны с музыкой. По пятницам мы ходили на строевую подготовку, маршировали и отдавали честь, а по вторникам просто играли в снукер и настольный теннис ну, в обычные церковные игры. Но еще там было старое пианино, а я ведь на фортепиано играл с пяти или шести лет. Вскоре Винс начал приносить на собрания гитару, и тогда мы вместе джемовали». Хотя Винс был на год старше Роберта, а в школе опережал его на целых два класса, музыка крепко связала мальчиков, став основой их долгой дружбы.

Винс с готовностью признает, что в детстве музыка его не интересовала вовсе, «хотя я был довольно музыкальным и мог подбирать мелодии на пианино». Как ни странно, отправной точкой его музыкального образования стало не бренчанье по клавишам, а игра смычком. После перехода в так пугавшую его лейндонскую общеобразовательную школу Хай-роуд начались субботние уроки игры на скрипке. Случилось это благодаря матери Винса: «Мама любила слушать музыку и всех нас в это втянула. Она буквально заставила нас заниматься музыкой! Кэрол училась играть на кларнете, флейте, скрипке и фортепиано, Майкл — на фортепиано, а Родни — на флейте. Сначала было довольно интересно — недели две, не больше; а потом превратилось в смертную тоску…» Что касается выбора инструмента, «никто не играл на скрипке. Наверное, я подумал, что если возьмусь за нее, то буду не таким, как все».

Карен Шортер, учившаяся в Хай-роуд в одном классе с Винсом Мартином, запомнила его очень улыбчивым и дружелюбным парнем. «В общем, это был счастливый, уравновешенный человек». Она признала, что Хай-роуд была не лучшей из школ, и заметила еще, что компания Винса была тише и прилежнее, чем ее собственная. «Мне всегда казалось, что ему нужно было пойти в школу получше».

Действительно странно, что Винс учился в старой школе Хай-роуд, когда на Ленстер-роуд, ближе к дому, стояла более новая школа Святого Николая. Винс объяснил это так: «Моя старшая сестра училась в Хай-роуд, и в то время эта школа была лучше. Это вообще-то была гимназия, и только за год до того, как я туда пошел, она стала общеобразовательной — одной из первых в стране. И из довольно хорошей школы превратилась в ужасную».

Между двумя школами шло жесткое соперничество, случались и драки. Винс говорил, что за пять лет в школе у него «была пара приличных учителей», но, учитывая, как неуютно он чувствовал себя в подобном заведении в целом, толку от этого было мало. «Я очень рано осознал, что мне не нравится быть там, где приказывают, и делать то, что велят. Я считал, что заставлять меня ходить в школу несправедливо, так что часто я оттуда просто сбегал».

Воспоминания Карен Шортер об игре Винса на скрипке мало похожи на описание начала успешной музыкальной карьеры. «Играл он, надо сказать, не очень. Я бы никогда не поверила, что у него такой талант к музыке и он способен написать все эти потрясающие песни».

Винс и скрипка явно не были созданы друг для друга, и после двух лет непростых отношений их пути навсегда разошлись. Вместо скрипки Винс взялся за гитару, посчитав, что она «звучит как-то сексуальнее».

Его новым музыкальным наставником стал школьный учитель музыки мистер Уайт, который сразу произвел на Винса впечатление тем, что носил бороду и длинные волосы. Винс уже не помнит, почему на занятия к мистеру Уайту он брал не свою гитару, а одну из тех акустических, что были в школе, но утверждает, что у него еще с тех времен хранятся ноты к разным хитам шестидесятых вроде «Blowin' In The Wind» Боба Дилана.

Если верить бывшему ученику Хай-роуд Полу Корнхиллу, то будущий гений синтезатора Винс, которого он запомнил «тихим парнем», организовал в школе клуб гитаристов: «Я ходил из любопытства, а потом начал учиться играть. У меня до сих пор лежит „The Beatles Complete“, которую я купил после того, как увидел такую у Винса. Думаю, он был таким же большим битломаном, как я».

Винс Кларк: Я учился играть на гитаре, а Роб всю жизнь играл на фортепиано, вот мы и начали тусоваться вместе.

Роб Аллен к тому времени успел переехать, хоть и не очень далеко: купленный его родителями новый дом по адресу Фолстоунз, 312, как и старый, находился невдалеке от обиталища Винса Кларка. У Роба остались яркие воспоминания о том времени юности и наивности.

Роберт Марлоу: Винс приходил ко мне, и мы торчали в моей комнате, строили какие-то планы, совещались, как все мальчишки. Потом мы начали вместе играть на гитаре кошмарные версии битловской «Get Back» и «Pinball Wizard» «The Who». Я помню, как скакал по комнате, изображая Пита Таунсенда. Мы ведь на самом деле хотели стать рок-звездами, уж я-то точно хотел — с тех самых пор, как увидел в «Тор Of The Pops» Марка Болана, поющего «Children Of The Revolution».

Если Винс Мартин и мечтал о чем-либо подобном, то он очень хорошо это скрывал. Роб полагал, что на музыкальные вкусы Винса повлияла его до боли застенчивая и чувствительная натура. «Из-за той музыки, которую слушал Винс, он стал более сдержанным и молчаливым. Он любил „Simon & Garfunkel“ и другие группы в том же стиле, а еще был фанатом „Pink Floyd“ с их атмосферностью. Я приходил к нему вечером по субботам, когда его родителей не было дома, и мы смотрели старые фильмы ужасов. Мы делали себе по сэндвичу с яичницей, выключали свет, зажигали благовония и слушали „Ummagumma“, все эти потрясающие странные вещи вроде „Set The Controls For The Heart Of The Sun“ или „Space Ritual“ „Hawkwind“. Потом мы включали фильм ужасов, это было кульминацией вечера».

У Мартинов не было проигрывателя, и даже первая радиола появилась, когда Винсу было уже тринадцать, поэтому первым попыткам дуэта сочинять музыку суждено было состояться дома у Роба. «Помимо фортепиано, у нас был электроорган типа „Hammond“ с драм-машиной, — вспоминает Марлоу. — Именно на нем мы впервые услышали все эти бум-бум-тынц, бум-бум-тынц».

«Мы начали баловаться с драм-машиной после того, как я впервые услышал „Orchestral Manoeuvres In The Dark“, — рассказывает Винс, описывая их тогдашние методы работы. — Мы слушали какую-нибудь песню из тех, что были в чартах, и подбирали аккорды. Еще мы покупали два журнала — „Words“ и „Disco 45“, который позже превратился в „Smash Hits“, так что у нас были тексты песен, а мы к ним подписывали аккорды. Мы ни перед кем не выступали, просто играли для себя».

Однако Роб Аллен был настроен серьезно.

Роберт Марлоу: Я познакомился с Мартином Гором в семьдесят четвертом, мы вместе играли в школьной пьесе. Мы тогда ставили «Мою прекрасную леди». Они с Флетчером учились на год старше, хоть мы и были погодками: просто я родился позже, в октябре шестьдесят первого. Мартин был не особо набожный, просто очень правильный и прилежный, этакий ботаник.

Будущий автор большинства песен «Depeche Mode» Мартин Ли Гор родился 23 июля 1961 года. Детство Мартина и его младших сестер Карен и Жаклин прошло в доме по адресу Шепсхолл, 16. Их семья и до переезда жила в Эссексе, в городе Дегенхем, где их отчим Дэвид и мать Памела, телефонистка, работали на заводе «Форд».

«Я не хотел, чтобы школа заканчивалась, — говорит Мартин Гор. — Там я чувствовал себя в безопасности». Другой выпускник школы Святого Николая, Марк Баргроув, учившийся на пару классов младше, помнит юного Гора «очень тихим, скромным, вежливым парнем».

Тем удивительнее для Баргроува было произошедшее на вечеринке в честь шестнадцатилетия их общего знакомого, Марка Крика (в 1981-м он сделает обложку для первого сингла группы). «После полуночи, когда все уже успели напиться, Мартин поверг всех в изумление, безукоризненно исполнив на акустической гитаре „American Pie“ Дона Маклина».

Роберт Марлоу: Мартин был одним из самых застенчивых людей, которых я когда-либо встречал, — но только пока не выпьет.

Воспоминание Винса Кларка о его первой встрече с Гором: «Как-то раз по дороге домой я наткнулся на Мартина в бессознательном состоянии сидящего в луже собственной блевотины в кустах возле своего дома. Это он со школьной дискотеки вернулся».

Мартин Гор: Мой интерес к поп-музыке вырос из нескольких вещей. Все началось с моего увлечения журналом «Disco 45». У меня было несколько сотен номеров, и я читал все тексты песен, которые там печатали. И я их все до сих пор помню, хотя на все остальное у меня плохая память. Потом один друг научил меня нескольким аккордам, и мы начали сочинять песни.

Роберт Марлоу: Мартин жил в районе Шепсхолл, прямо за углом, между мной и Винсом, и я часто заходил к нему и поднимался в его комнату, где он вечно слушал «Sparks». Он, как и я, больше всего любил глэм-рок. У меня даже хранилась запись нашего совместного исполнения песни «Blockbuster» «Sweet»! У него был орган «Bontempi» и он играл на этом органе, а я на гитаре с фузз-боксом, который везде с собой носил. К тому времени я сменил классическую гитару за 5 фунтов стерлингов на белую джедсоновскую копию «Stratocaster», которая стоила 25 фунтов, и вдобавок у меня был усилитель на 9,5 Ватт. Грохот от нега был такой, что мама иногда просто вырубала электричество.

В продолжение этого почти дамаскского преображения Роб стал вносить изменения в свою школьную форму: «Мы все начали одеваться по-панковски, ну, насколько это было возможно в школе: носили пластиковые сандалии, брюки прямого покроя, темные очки, и еще галстук завязывали потуже. Помню, меня отправили домой, когда я на школьный пиджак нацепил немецкий железный крест. Это было в семидесятых, и конечно, часть учителей еще помнила войну».

Вскоре благодаря такому поведению Робу Аллену удалось окунуться в мир панка, проводником в который для него стала тогда еще полностью женская группа «The Vandals», возглавляемая подающей надежды вокалисткой Элисон Мойет.

Роберт Марлоу: Она училась на год старше. Однажды в школе она подошла ко мне и сказала: «Ты ведь играешь на гитаре, так? В субботу у тебя концерт!»

Подготовка к этому важному событию ограничилась парой коротких репетиций на Гледвинс, 12, дома у одной из участниц, Ким Форей. «Песни написала Элисон, — вспоминает Марлоу. — Они были несложные, в два аккорда. Одна называлась „I'm In Love With My Guitar“ и игралась в ритме регги».

Первый выход Роба на сцену в компании Элисон, Ким и Сью Пэджетт состоялся в довольно фешенебельном (по крайней мере для панков, играющих весьма агрессивную музыку) «Гранд-отеле» в Саутенде.

Роберт Марлоу: Рядом находилась школа искусств, и на концерт пришли все эти панки и позеры. Я впервые играл с большим усилителем, и он постоянно хрипел. Я вообще не слышал голоса Элисон. Уже потом Винс показал мне демозапись песни «Only You», которую сделал для них на порта-студио. «Угадай, кто это!» — ну, я сказал, что понятия не имею. А он говорит: «Это Элисон!» Я дико удивился.

Их первое выступление оставило Элисон равнодушной, но на новообращенного «вандала» Роба Аллена, взятого в группу во многом благодаря своему полу, оно произвело большое впечатление. Роберт Марлоу: «Внезапно о нас все заговорили. Я думал, это из-за моей игры на гитаре, но, очевидно, все дело было в голосе Элисон. На нас повлияли „X-Ray Spex“, „The Clash“ и „Sex Pistols“, в общем, всякая панк-музыка».

Винс Мартин и Энди Флетчер все еще участвовали в молодежном христианском объединении при церкви Святого Павла. «С одиннадцати лет и примерно до восемнадцати мы были ярыми христианами, — признается Энди. — Каждый год ездили на Гринбелт, это такой огромный фестиваль христианского рока. Наша бурная общественная жизнь постоянно вращалась вокруг церкви. Нам с Винсом нравилось проповедовать. Винс был третьим в списке самых активных членов церкви. По субботам бригада организовывала бесплатную раздачу кофе, и там я пытался обращать гопников в христианство. Разумеется, из-за нашей религиозности над нами все издевались».

Это уж точно. Брайан Денни, бывший ученик школы Святого Николая, ныне международный редактор британской марксистской газеты «Morning Star», со стыдом признается, что как-то закидал юных христиан снежками.

Винс Кларк: Мы проповедовали в самых разных местах: на улице, в кофейнях. Нам это жутко нравилось. Весь клуб ездил на Гринбелт и на большие христианские мероприятия, которые проходили в Альберт-холле, и отдыхать тоже ездили все вместе — там все было рассчитано на молодежь.

Организатором всего этого был их товарищ по клубу Крис Бриггс, о котором Винс Кларк говорит, что тот «…очень сильно повлиял на нас всех. Он в итоге стал проповедником. Крис отлично умел слушать. Молодежное объединение было ответвлением методистской церкви, в которую мы ходили, и он был нашим лидером. Фактически в своей церкви мы были революционерами, потому что сами-то методисты были не слишком активны, а мы собирались пойти и всех спасти, этакие пятидесятники от методистов».

Похоже, так оно и было, потому что Роб Аллен утверждает, что видел Винса расхаживающим по Бэзилдонскому колледжу в длинном сером пальто с нашивкой «Иисус — твой спаситель». Несомненно, религия повлияла и на жизнь самого Роба.

Роберт Марлоу: В юности ведь каждый что-то ищет. Полагаю, именно этим и занимались Флетч, Винс и другие наши знакомые вроде Роба Эндрюса.

Музыка была важной составляющей христианского объединения. «Именно в церкви мы научились играть и петь — можно сказать, там мы научились своему ремеслу».

Роб Аллен проводил большую часть времени с Мартином Гором, и Винс Мартин продолжил свои музыкальные искания в церкви. «Я дружил с Кевином Уолкером, который позже тоже стал проповедником. У нас с ним была своя группа, фолковый дуэт: гитара и вокал. Большую часть песен он писал сам, еще было несколько каверов, а потом и я стал писать музыку, сам не знаю, как и почему».

Это были довольно незатейливые песни, но уже тогда было очевидно, что Винс талантливый мелодист. «Они были совсем несложные, два притопа, три прихлопа, как детские песенки; простенькие, но очень мелодичные».

Помимо этого, Кевин числился ударником в рок-группе «Insight», в состав которой входил и лидер объединения Крис Бриггс. Они играли каверы, начиная с «I Can't Explain» «The Who» и заканчивая малоизвестными религиозными песнями; впрочем, Винс Кларк настаивает, что это были «современные околофолковые христианские песни». «Insight» часто выступали на вечерах, организованных церковью Святого Павла и другими дружественными местными церквями, неизменно производя большое впечатление на восприимчивых подростков Винса Мартина и Энди Флетчера. Вскоре Энди тоже начал проявлять интерес ко всему, что связано с музыкой.

Энди Флетчер: Когда нам с Винсом было шестнадцать, у нас была своя группа, «No Romance In China», и мы пытались подражать «The Cure». Нам очень нравилась их пластинка «Three Imaginary Boys». Винс пытался петь как Роберт Смит.

О том же говорит и Винс Кларк: «Мы хотели быть как „The Cure“. У меня есть диск с нашей первой демо-записью, удивительно похожей на них».

Кларк точно помнит, что в «No Romance In China», «первой моей группе, у которой было название и которая где-то выступала», было четыре участника, включая его самого в качестве вокалиста и лидер-гитариста, Энди Флетчера на басу, Сью Пэджетт, которая одновременно играла на гитаре и у них, и в «The Vandals», и Пита Хоббса на ударных. Надо сказать, «No Romance In China» дали всего одно выступление, которое состоялось в «Дабл сикс», бэзилдонском пабе на Уитмор-вей.

Винс Кларк: По средам там устраивали джем-сейшны. У них была ударная установка, и можно было просто прийти и поиграть. Мы спели всего три или четыре песни. Мы все сочиняли сами, чужих песен мы не играли.

Роб Эндрюс тоже считает, что «No Romance In China» были по большей части гитарной группой, но не помнит, чтобы с ними играла Сью Пэджетт. К 1979-му Энди Флетчер уже вовсю музицировал, что изрядно озадачило Гэри Смита, старого приятеля Роба Эндрюса и бывшего друга Винса Мартина: «Просто Эндрю, как бы это сказать, никогда особо не интересовался музыкой».

Возникает вопрос: хорошей ли группой была «No Romance In China»? Похоже, что нет, если верить бэзилдонскому журналисту Мэту Брумфилду. «Энди играл просто ужасно. Винса никто толком не знал, но он очень серьезно относился к участию в группе, как в свое время Джон Леннон, который служил движущей силой „The Beatles“».

Брумфилд вспоминает, как однажды застал Винса Мартина, Энди Флетчера и, возможно, Пита Хоббса репетирующими после встречи Бригады мальчиков. Они играли в крошечном складском помещении, среди кучи мешков с разным старьем. А еще Брумфилд утверждает, что извечная привычка Энди Флетчера удирать в туалет с газетой, чтобы избежать бригадных обязанностей, снискала ему прозвище «bogroll».

Роберт Марлоу: Однажды мы с Энди отправились в Лондон на концерт «The Damned», и Флетч надел униформу с пуговицами Британских железных дорог. Мы сели в поезд вместе с парой девчонок из Бэзилдона — я уже и не помню, как их звали, но зато отлично помню, как Флетчер сказал: «Здорово было вчера в церкви, правда, Роб?» Я, значит, сижу с сигаретой, пытаюсь произвести впечатление на этих цыпочек, а он не нашел ничего лучше, как заговорить о церкви да о Бригаде мальчиков!

Однако Винс Мартин быстро разглядел в своем протеже большой потенциал: «Флетчер играл весьма неплохо. Он купил себе бас-гитару, а я, как умел, показал ему, как на ней играть. Он был страшно увлеченным, всегда прислушивался к тому, что я говорил, и рад был учиться новому. Вот так и появились „Depeche Mode“ — это были я и Флетч».

 

Глава II

Роман с синтезатором

Пока Винс Мартин и Энди Флетчер делали первые робкие шаги на музыкальном поприще, Мартин Гор тоже не тратил времени зря: он совмещал учебу в школе Святого Николая с игрой на гитаре в группе «Norman & The Worms» («Норман и черви»). В первом интервью с «Depeche Mode» в подростковом журнале «Smash Hits» от 9 июля 1981 года Стив Тейлор написал об этом так: «Мартин, который по-прежнему раз в месяц ходит в методистскую церковь, прежде участвовал в довольно посредственной группе, игравшей, по его словам, „приятные песни“ в духе вест-коуст-блюза».

Интересно, что Тейлор даже не упомянул название группы (хотя это, в общем-то, можно понять), но при этом счел нужным рассказать о походах Мартина в церковь Святого Павла на Беллардс-уолк, постоянное место встреч Энди и Винса.

«Мартин приходил только ради песнопений, — вспоминает Флетчер. — Вероятно, я думал, что сумею обратить его в свою веру».

С тех пор Мартин не единожды объявлял себя атеистом, однако, по проницательному наблюдению Стивена Далтона из журнала «Uncut», «и в богохульных ритмах Гора, и в его благочестивых текстах по-прежнему чувствуется неугасающий интерес к религии».

Впрочем, в «Norman & The Worms» вокалистом был Фил Бердетт, а не Мартин Гор, и богохульством там и не пахло. Прошли годы, прежде чем Гор с его болезненной стеснительностью наконец решился запеть сам. Походы Мартина в церковь вызывали у его сверстников подозрения, что «Norman & The Worms» были христианской группой. Гэри Смит озвучил опасения своих одноклассников: «В какой-то момент мы поняли, что они оба были из очень религиозных семей. Не знаю, насколько набожными парни были на самом деле, но мы их группу всегда воспринимали как что-то околохристианское и околофолковое — по крайней мере, так мне запомнилось. Пару раз я был на их выступлениях, но не могу сказать, что мы все так уж рвались их послушать».

Как ни странно, Фил Бердетт увлекался вовсе не христианством, а блюзом: «Мой брат был на одиннадцать лет старше меня, и он любил блюз. Я постоянно слушал его пластинки, по большей части там был блюз и еще акустический вест-коуст-джаз. Я и не знал, что бывает какая-то другая музыка. Лет в тринадцать-четырнадцать, когда я мечтал о собственной группе, мне хотелось играть только блюз, потому что я к тому времени уже знал кучу блюзовых песен — их легко исполнять, даже если играешь плохо. Я узнал, что бывает и другая музыка, только когда начал прислушиваться к хит-парадам».

Расширению музыкального кругозора Фила отчасти поспособствовал Гор: «Когда мы с Мартином только познакомились, он вечно разговаривал о музыке, что меня, в общем-то, удивило. Мне казалось, что ребята вроде него — а в школе он был „ботаником“ — слушают только то, что крутят по радио».

Одержимость Гора всем, что имело отношение к поп-музыке, началась еще до встречи с Бердеттом. «Я влюбился в музыку лет в десять, когда нашел у матери в шкафу мешок с ее пластинками, старыми рок-н-ролльными сорокапятками. Было в них что-то, что меня немедленно и очень сильно зацепило».

Разумеется, вскоре Гор начал покупать собственные пластинки. Одним из первых (и долговременных) его предпочтений стал Гэри Глиттер. «Я очень долго оставался фанатом Гэри Глиттера, — признался Гор Стивену Далтону. — Помню, в семьдесят четвертом, когда он выпустил „Remember Me This Way“, мне пришлось тайком выбраться из дома, а потом, убедившись, что вокруг нет никого из знакомых, прокрасться в музыкальный магазин, быстро засунуть пластинку в пакет и смыться. Еще на меня сильно повлиял Дэвид Боуи. Самым первым купленным мной альбомом был „Ziggy Stardust“. Еще я любил Брайана Ферри».

Любознательный меломан недолго оставался в бездействии.

Фил Бердетт: У него был талант от природы. Я показал ему несколько аккордов, и оказалось, что он очень быстро все схватывал. Потом мы решили сочинить что-нибудь свое. Те вещи, которые написал я, были, наверное, ужасны, а вот одна из песен, написанных тогда Мартином, «See You», позже попала в репертуар «Depeche Mode». Мы тоже ее исполняли, но в виде медленной акустической баллады, потому что свои песни мы оба сочиняли на гитаре.

К тому времени, как «Norman & The Worms» начали выступать на публике, Гор с Бердеттом успели перейти на электрогитары и обзавестись ударником Питом Хоббсом, который до этого некоторое время вместе с Винсом Мартином играл в «No Romance In China». Бердетт шутил, что Хоббс играл на ударных в каждой группе юго-востока Англии. Вот как он описывает одно из первых выступлений группы: «Мы принимали участие в Бэзилдонском рок-фестивале. В первый и единственный раз у нас был полный комплект оборудования: наполовину из нашей техники, наполовину из чужой. Мы сыграли заглавную песню из „Skippy“ и это выступление стало практически легендарным. Я думаю, это потому, что Мартин сумел так точно скопировать оригинальное звучание».

Мартин Манн, муж Деб Данахей, с которой когда-то встречался Винс Мартин, вспоминает, как «Norman & The Worms» участвовали в конкурсе талантов в бэзилдонском пабе «Каслмейн», расположенном на Мейн-роуд: «Я не знаю, почему они записались на этот конкурс. Наверное, „Norman & The Worms“ хотели казаться современной поп-рок-группой, но они выбрали неподходящее место: это был скорее семейный паб, хотя он и славился — и до сих пор славится — живой музыкой. Туда приходили местные группы и сольные исполнители, в общем, все, кому хотелось петь. Конечно, это было до появления караоке. Мне запомнилось, что Фил Бердетт был жутко простужен и постоянно совал себе в нос „Викс сайнекс“, а свое выступление начал фразой „Эту песню я посвящаю Вику Сайнексу“. Победа в конкурсе им не досталась».

Если верить Робу Эндрюсу, «Norman & The Worms» проиграли двойнику Тома Джонса, «хотя публика была против».

После распада «Norman & The Worms» Фил Бердетт стал довольно известным в Саутенде автором-исполнителем и выпустил несколько альбомов.

Роберт Марлоу: Фил — местный чудак с голосом, как у Вэна Моррисона. Он записал несколько пластинок, поимел с этого некоторую слову и продолжает в том же духе.

Тем временем Винс Мартин занимался примерно тем же, что и Гор. «Мы с приятелями собрали госпел-фолк-группу и записались на конкурс талантов, — рассказывал он журналу „Future Music“. — В этом возрасте всерьез считаешь, что ты круче всех на свете, а извлечь из гитары довольно приятные звуки можно почти сразу же, как за нее возьмешься, так что мы были уверены, что играем блестяще. Мы сидели и мечтали о том, что купим себе, когда прославимся… за счет местного шоу талантов. Конечно же, сыграли мы ужасно. Вообще никакого места не заняли».

Возможно, Винс даже сыграл вместе с будущим коллегой Мартином Гором, когда тот в составе «Norman & The Worms» выступал в пабе «Каслмейн», потому что он помнит, что ему «разрешили выступить с „Norman & The Worms“, и я на одном их концерте сыграл на басу. Кажется, я одолжил бас-гитару у Флетчера».

После распада «No Romance In China», последовавшим за их единственным публичным выступлением в «Дабл-сикс», Винс обзавелся «хреновой копией „Stratocaster“» и организовал дуэт с Энди Флетчером. Вооружившись «одной из этих селмеровских драм-машин „Auto-Rhythm“, отстукивающих ритм, которые полагалось ставить на домашний орган», Винс и Энди без лишней скромности окрестили свою новую попытку достичь поп-вершин именем «Composition Of Sound».

Винс Кларк: Примерно тогда я начал всерьез задумываться о том, как делать хорошую музыку. Я потратил кучу времени на разных дерьмовых работах, пытаясь накопить на приличную гитару, «Fender Stratocaster» или что-нибудь вроде того, и на маршалловскую стойку из усилителя и колонок, потому что тогда мне казалось, что чем дороже у тебя оборудование, тем лучше звук.

К этому времени Винс уже закончил лейндонскую среднюю школу Хай-роуд, сдав пять экзаменов уровня «О», что было весьма неплохо, если учесть, что это заведение он по-прежнему терпеть не мог. «Заставлять меня ходить в школу было сущей несправедливостью». Как можно было предугадать, к работе он относился примерно так же. «Первая моя работа была на йогуртовом заводе, там надо было таскать бидоны с молоком за двадцать один фунт в неделю после вычета налогов, — рассказывал Кларк журналу „Future Music“ в 1995-м. — Потом я шесть месяцев работал в супермаркете „Сейнсберис“, расставлял товар на полках; затем был „Кодак“, а еще я был упаковщиком в „Ярдли“ и почтальоном. Ах да, какое-то время я был госслужащим, а еще работал в отделе зарплаты Британских железных дорог. Вообще в „Сейнсберис“ я продержался дольше всего, пока не начал серьезно заниматься музыкой. Я думаю, одной из главных причин, по которым я хотел стать музыкантом, было отвращение к труду. Я ненавидел ходить на работу, это казалось мне такой несправедливостью!»

Роберт Марлоу: Винс всегда был аутсайдером — о в то время он был мучительно застенчивым и ранимым. Я помню, как мы в первый раз пошли на вечеринку в Лондоне — я тогда лишился девственности, — Винс тогда ужасно расстроился и ушел домой в тоске из-за того, что я переспал с подругой матери одного нашего приятеля.

Конечно, причиной такого поведения могла быть религиозная неразбериха, которая творилась в голове Винса в тот период. Как говорит он сам: «Я думаю, именно тогда большинство из нас выпало из церковной среды. В то время каждый придумывал для этого свои причины. Если подумать, отторжение произошло из-за того, что с нами тогда начали беседовать про чувство стыда и все такое. А когда подростком только открываешь для себя собственную сексуальность и начинаешь заглядываться на женщин, это совсем не то, что тебе хочется слышать. Некоторые из нас тогда возомнили себя невесть кем — наверное, я в том числе, — но в этом возрасте все так восприимчивы. Тебе кажется, что ты можешь изменить мир, — мы правда в это верили».

Самомнение распространялось и на отношение к карьере. Говорит Марлоу: «Помню, однажды к нам пришли полицейские и стали спрашивать меня и моих родителей, не видели ли мы Винса, потому что он не появился на работе. Кажется, он тогда работал в Британских железных дорогах на Фенчерч-стрит, ушел на обед и решил не возвращаться. Наверное, он подумал: „Меня задолбало. Это не то, чего я хочу. Я ухожу!“ И попросту зашагал домой».

В другой раз он работал в компании «Элпайн дринкс», занимавшейся доставкой лимонада. V них была целая флотилия трехтонных грузовиков, и они обычно нанимали водителя и помощника водителя — учитывая, что Винсу было всего восемнадцать, его напарнику было максимум шестнадцать. И вот однажды Винс во что-то врезался. Он припарковал машину, крепко послал этого паренька и пошел домой. Потом зашел ко мне и сказал: «Надевай кожаную куртку, пошли забирать мою зарплату». Он всегда бесился после таких неудач, и я утешал его: «Да фигня! Ты всего лишь задел чью-то машину!» Но эти лимонадники орали и ругались; мне они показались не самыми приятными людьми.

Вот этим Винс и отличался от нас всех — его внутренняя жизнь была значительнее, чем у остальных; он куда острее чувствовал все возможности и перспективы, то есть он был в некотором роде куда более амбициозным. И еще ему удавалось совмещать свои желания с практическими вопросами: «Как мне этого достичь? Что я могу сделать?» А большинство из нас просто сидит и мечтает, ведь правда? «Я умею играть на гитаре, и я довольно симпатичный парень; думаю, я стану звездой!» Так вот, подобные мысли никогда не приходили Винсу в голову. Он просто думал: «Так, мне надо из пункта А попасть в пункт Б», или что-то вроде. Он настоящий прагматик.

Прагматик, а может и политик, потому что именно в то время Винс принял решение временно забросить «Composition Of Sound» ради другого проекта с Робом Алленом.

К тому времени «The Vandals» распались, поскольку, если верить Робу, «девчонки начали интересоваться парнями, и все пошло наперекосяк. Так что мы с Винсом организовали другую группу, ну, вообще-то это была моя группа, называлась она „The Plan“. Он играл на гитаре, а я уговорил маму купить мне синтезатор. Я много слушал „Ultravox“ с Джоном Фоксом, песни вроде „Saturday Night In The City Of The Dead“ и „The Man Who Dies Everyday“, где есть звуки, которые можно получить только на синтезаторе. Так что я уговорил маму купить в рассрочку совершенно потрясающий синтезатор „Minikorg 700“. Он практически целиком состоял из серебристых переключателей с цветной маркировкой, и на нем были большущие ручки управления осцилляторами и всякое такое, так что можно было стоять и крутить их, открывая и закрывая фильтр, ну или еще чего. Теперь такой же есть у Винса — этот мерзавец их коллекционирует!»

Винс Кларк: Роб был первым из моих знакомых, кто купил синтезатор; но он был из довольно богатой семьи, они и дом себе сами купили. А началось с того, что Гэри Ньюман выпустил сингл «Are „Friends“ Electric?», и мы все внезапно зафанатели от синтезаторов. Из этого и вырос «The Plan».

Роб Аллен был одним из многих, кого поразил Гэри Ньюман: на его выступление Роб наткнулся одним судьбоносным вечером в мае 1979-го. Песня «Аге „Friends“ Electric?» ньюмановской группы «Tubeway Army», вскоре занявшая первую строчку в чартах, не была похожа ни на что из ранее слышанного Алленом. Выпустив за трехмесячный период в 1979 году два хитовых сингла («Аге „Friends“ Etectric?» и «Саге») и два таких же хитовых альбома («Replicas» и «The Pleasure Principle»), двадцатиоднолетний бывший панк из западного Лондона Гэри Ньюман моментально превратился в кумира поколения, бредившего синтезаторами. Частью этого поколения был Аллен, вслед за Ньюманом начавший обесцвечивать волосы и получивший за это прозвище «Tube». Кстати, любопытно, что осенью 1984-го фирма «Beggar Banquet Records» выпустила сборник ранее не издававшихся записей «Tubeway Army» под именем… «The Plan»!

Репетиции «The Plan» проходили в близлежащем городке Рейли, на пескоструйном заводе отца Пола Лэнгвиса, их ударника. Парням приходилось носить шарфы, потому что пыль от пескоструйных аппаратов имела свойство проникать даже сквозь стены. Планировалось ли сделать этот аксессуар постоянной «фишкой» коллектива, уже неизвестно, потому что дебют «The Plan», запланированный на первое января 1980 года в ночном клубе «Бэронс» в Лей-он-Си, не состоялся, поскольку, по словам Роберта Марлоу, «за неделю до этого там произошла большая драка, и клуб закрыли».

Тем временем Энди Флетчер претворял в жизнь собственный музыкальный план. Согласно сведениям «Depeche Mode Information Service», Энди играл в группе под названием «The Blood», однако Винс Кларк не слишком уверен, что такая группа действительно существовала: «Вообще это похоже на Флетчера, но, зная его, я думаю, это был просто плод его воображения. Вероятно, у него был такой замысел, но я не знаю, выступала ли эта группа хоть раз; я даже не знаю, кто там играл помимо его самого!»

Крис Шеппард, бывший ученик школы Святого Николая, помнит, что довольно часто встречал Флетчера, «потому что после своих выступлений в пабе он ездил домой на том же ночном автобусе, что и я. Он всегда таскал с собой гитару». Уж не о выступлениях ли таинственной группы «The Blood» идет речь? Флетчер об этом умалчивает.

Винс Кларк: Возможно, все эти группы просуществовали дня два. Это же всего лишь названия. Мы с Робом всегда хотели вместе играть в группе, но каждому из нас мешало его эго. К тому же у нас были довольно разные музыкальные вкусы. Мы потому и сошлись, что нас так бесили вкусы друг друга! Мы могли целыми вечерами сидеть и поносить любимые записи прямо во время прослушивания: он — мои, я — его. Так что все наши совместные музыкальные проекты были недолговечными.

В «The Plan» был взят басист Перри Бамонте, товарищ Роба Аллена по колледжу, который впоследствии поднялся до позиции клавишника «The Сиге», что в свете связанных с этой легендарной группой надежд «No Romance In China» выглядит забавно. В 1980-м Роб Эндрюс внезапно решил поехать во Францию на сбор винограда. Роб Аллен «собирался уехать куда-нибудь и вести там богемный образ жизни или что-то вроде того, но так никуда и не поехал». Винс Мартин, по-прежнему полный решимости сделать музыкальную карьеру, пришел к выводу, что лора отважиться на самостоятельные действия, и начал с записи демо-пленки со своими ранними, навеянными «The Cure» КОМПОЗИЦИЯМИ. Записывался замкнутый парень из Эссекса, как ни странно, в огромном и многолюдном Лондоне, в студии с четырехдорожечным магнитофоном, располагавшейся в помещении гаража.

«Видимо, я уже тогда был полностью предан этому делу, — вспоминает Винс. — Мне было страшновато ехать в Лондон на ночном поезде, да и находиться в студии тоже, потому что тогда я ничего не знал о студиях. Кажется, я ее арендовал на три часа, по пять фунтов за час. Я привез с собой гитару и драм-машину, плюс у того парня, владельца студии, был струнный синтезатор — „Solina“, что ли, — и я на нем просто играл ключевые ноты к этим трем-четырем песням.

Следующим моим шагом стало поступление в колледж — просто я понимал, что мне надо сдать несколько экзаменов, чтобы найти нормальную работу, а в итоге купить оборудование получше. Я тогда думал, что успеха в музыкальном бизнесе добиваются именно так».

Неудивительно, что Винс не получил никакого удовольствия от изучения истории в Бэзилдонском колледже, где он провел «год или около того». Он мечтал не о деньгах, а о музыке, но «уловка-22» заключалась в том, что на хорошее оборудование требовались деньги. Винсу светила очередная работа, на этот раз дерьмовая в буквальном смысле слова.

Роберт Марлоу: Папа Флетчера выбил Винсу место в аэропорту в Саутенде. Попросту говоря, Винс разгребал дерьмо. Он подъезжал к приземлившимся самолетам, забирал биотуалеты и увозил их в багажнике старого «форда консул-эстейт». Это действительно была ужасная работа, но он просто выполнял ее, а потом клал выручку на кухонный стол и не тратил из нее ни пенни. Так он купил свой первый синтезатор. О покупке в рассрочку речи не шло, потому что финансовая ситуация у них в семье в то время была не самая лучшая — мама Винса только что рассталась с его отчимом.

Винс Кларк: На покупку синтезатора меня сподвигли, опять же, «Orchestral Manoeuvres In The Dark» и их песня «Almost», стоявшая би-сайдом на сингле «Electricity». До меня дошло, что за определенную сумму можно купить синтезатор и простым нажатием пары клавиш создать что-то потрясающее и современное, под стать Гэри Ньюману или «Orchestral Manoeuvres».

Сам Ньюман в интервью биографу Стиву Мэлинсу говорит о том же: «Синтезаторы дали людям без особой музыкальной подготовки возможность играть поп-музыку. За довольно небольшую сумму можно было арендовать один или несколько синтезаторов и записаться в маленькой студии, а звучало это все равно потрясающе».

Винс Кларк: Гэри Ньюмана я особенно не слушал — не то чтобы я его не любил, не подумайте: его выступление в «Тор Of The Pops» меня действительно поразило. Просто «OMD» звучали более… самодеятельно, что ли, и я подумал — я тоже так могу! Они меня моментально зацепили.

Очевидно, некоторое влияние на устремления Винса оказали и музыкальные искания Роба Аллена. Винсу тоже хотелось делать что-то свое, и он ни на минуту не забывал об этом, пока возился с биотуалетами. «Да уж, работка была зашибись, — с сарказмом вспоминает Винс. — Я это делал исключительно ради денег. Какая там карьера, какие планы на будущее! Меня интересовал только заработок».

Энди Флетчер тоже не гнушался тяжелой работой. По словам Роба Эндрюса, «закончив разносить газеты, Флетч отправлялся в аэропорт Саутенда мыть самолеты». Судя по всему, заработанные деньги пошли на приобретение бас-гитары, которую Энди тут же начал активно использовать и в «No Romance In China», и в «Composition Of Sound».

Энди, закончивший школу Святого Николая в 1979 году, сдал восемь экзаменов уровня «О» и один уровня «А» и, в отличие от Винса, всерьез задумался о карьере: «Я сдал политологию на „А“ и хотел пойти в университет», — сообщил он журналу «№ 1» шестью годами позже. Пойди Флетчер по пути высшего образования, его роль в истории «Depeche Mode» могла бы стать эпизодической. Вместо этого он устроился клерком в офис страховой компании «Сан лайф» на юге Лондона и стал одним из тысяч британцев, которые каждый день ездят на работу в столицу из провинции. «Платили там хорошо, но это было скорее существование, чем жизнь».

По вечерам Энди Флетчер и Винс Мартин превращались в группу «Composition Of Sound». «В тот период были написаны первые песни „Composition Of Sound“ и „Depeche Mode“, например „Photographic“», — поведал Энди журналистам.

Однако для записи потенциальных хитов вроде той же «Photographic» требовались синтезаторы. Как же быть? Не переставая экономить даже на мелочах, чтобы накопить на собственный инструмент. Винс принялся искать кого-нибудь, у кого синтезатор уже был.

Мартин Гор, как и его товарищ по школе Энди Флетчер, также устроился на работу в столице. Местом приложения его сил стал банк «Нат-Вест» на Фенчерч-стрит, буквально за углом от «Сан лайф», где трудился Энди.

Гор полтора года проработал клерком низшего разряда. «Это была самая скучая работа на свете, — рассказал он журналу „№ 1“. — Но с моим почти полным отсутствием воображения и уверенности в себе альтернативы у меня не было». На самом деле Мартин с его отличными оценками по французскому и немецкому мечтал найти применение своим языковым способностям, но «устроиться переводчиком было очень сложно», и он решил пока побыть конторским служащим.

Однако работа в банке имела свои преимущества, которыми восемнадцатилетний Гор не преминул воспользоваться. Он взял кредит и купил новенький синтезатор «Yamaha CS5» всего за двести фунтов, что было весьма недорого по сравнению с официальной ценой — 349 фунтов стерлингов.

«До этого я никогда не видел настоящий синтезатор. Я понятия не имел, что с ним делать, — рассказывал Гор журналу „One… Two… Testing“ в 1982 году. — На то, чтобы узнать, как поменять звучание, у меня ушел месяц… Да что там, я до сих пор не знаю, как это делается! Все производимые мной тогда звуки делились на короткие и длинные, и я даже не знал, что можно менять форму волны».

Возможно, именно Ньюман, о котором журналист и биограф Стив Мэлинс отзывался как о «практически единственном музыканте, который верил в будущее синтезаторной музыки», своими достижениями в чартах проложил дорогу многочисленным британским синти-коллективам, пошедшим по его стопам. В результате группы вроде шеффилдской «The Human League», в своем первоначальном составе ставшей первой в стране чисто синтезаторной командой, получили свою долю славы.

Несмотря на то, что Ньюман по праву считается пионером синти-сцены, в своей музыке он еще долго использовал традиционные роковые аранжировки с гитарами и ударными, а к тому времени, когда он перешел на полностью электронную музыку, он уже не был лидером синти-движения.

В ноябре 1980-го из «The Human League» ушли Иэн Крейг Марш и Мартин Уэйр. Они основали продюсерскую компанию «British Electric Foundation» («BEF») и ее достаточно известное «дочернее предприятие», синти-фанк-rpynny «Heaven 17». Уэйр ясно выразил их тогдашнюю позицию: «„Heaven 17“ — абсолютно серьезная попытка достичь огромной популярности. „BEF“ — предприятие не менее серьезное, но оно занимается скорее экспериментальными проектами».

«The Human League» очень многое позаимствовали у пионеров электронной музыки из Дюссельдорфа, «Kraftwerk» (в переводе с немецкого — электростанция). В 1974 году Ральф Хюттер и Флориан Шнайдер неожиданно вышли из тени, записав хитовую композицию «Autobahn», чарующую оду о радостях автопутешествий, значительно отличавшуюся от их более ранних, не всем понятных музыкальных экспериментов.

Одним из адептов новой музыки стал Мартин Гор: «Конечно, „Kraftwerk“ на нас повлияли, но они тогда были не единственным событием на синти-сцене. Было немало групп вроде „The Human League“. Я был на их концерте, и он меня весьма впечатлил, как и их первые альбомы».

Энди Флетчер: К концу семидесятых панк выдохся, «новая волна» пришла и ушла, и появилась новая музыка, которую олицетворяли «Kraftwerk» и, пожалуй, ранние «The Human League». Люди всерьез увлеклись синтезаторами. Я думаю, основной причиной популярности электронной музыки стало то, что в восьмидесятом — восемьдесят первом синтезаторы сильно подешевели. До этого собственный инструмент был дорогим удовольствием, потому что вся эта аппаратура была рассчитана на профессионалов, и вдруг у каждого желающего появилась возможность обзавестись монофоническим синтезатором за полторы сотни фунтов. И даже усилитель был не нужен — просто подключаешь синтезатор к аудиосистеме, и все.

Мы выросли в семидесятые, когда вообще вся музыка была гитарной, весь этот прог-рок, а потом панк. Потом появились дешевые монофонические синтезаторы, и было в этом что-то от панка: каждый мог играть новые, необычные звуки, только уже без гитар.

Роберт Марлоу: Электропоп или синтипоп — назовите это как угодно, но в самом начале это было по-настоящему захватывающе: подобный стиль сочетал все эти странные звуки, которых никто раньше не слышал, с эмоциональностью поп-музыки. Мы начали слушать «Fad Gadget», «OMD» и Джона Фокса, и все это нам казалось настоящим прорывом — невероятным, просто потрясающим. Это практически стало саундтреком нашей жизни в новом городе — записи Джона Фокса вроде «Plaza» и «Underpass» очень точно отображали то место, где мы жили, и саму нашу жизнь.

«Plaza» и «Underpass» — композиции с «Metamatic», дебютного альбома Джона Фокса, основателя группы «Ultravox!». Альбом был записан при помощи простейшей драм-машины «Roland CR-78», ритмических петель и почти полностью электронной инструментовки и мало соответствовал канонам современной ему рок-музыки.

Джон Фокс: Я пользовался синтезаторами «ARP Odyssey», «MiniMoog» и «Elka String Machine» — это был один из немногих полифонических синтезаторов, выпускавшихся в то время, — а также фазером и флэнжером «Electro Harmonix» и секвенсором «ARP». Мне повезло, что я смог заставить все это функционировать.

В свете повального увлечения электронной музыкой покупка Мартином Гором синтезатора «Yamaha CS5» сделала его одним из самых востребованных людей в бэзилдонском музыкальном сообществе.

Первым к нему явился фанат Ньюмана Роб Аллен.

Роберт Марлоу: Примерно в одно время с образованием «Composition Of Sound» я собрал еще одну группу, «French Look», в состав которой изначально входили только я и парень по имени Пол Редмонд, которого я пригласил просто потому, что он знал всех нужных людей. А он с собой привел этого дурачка Дэйва Гэана, который тоже хотел участвовать в группе. Мы назначили его звукорежиссером, чтобы чем-то занять. Так что я играл на синтезаторе и пел, Пол играл на своем «Korg MS10» с вертикальной панелью и отличным набором звуков, а у Мартина была эта «Yamaha» с совершенно бесполезной функцией «Sample and Hold» — это когда нажимаешь на клавишу, и синтезатор просто играет случайные ноты. Впрочем, с этого удобно было начинать сет.

Винс Мартин тоже заинтересовался новым приобретением Гора, и участие того во «French Look» его не смутило.

Винс Кларк: Мы его взяли исключительно потому, что у него был синтезатор. Уж точно не за то, каким он был сверхобщительным! Флетчер был с ним знаком еще по школе, так что мы начали вместе репетировать, а потом решили где-нибудь выступить.

К тому времени Винс Мартин обзавелся собственным синтезатором: «Кажется, он стоил что-то около ста двадцати пяти фунтов, а может, даже двести. Черт знает, где я раздобыл такие деньги! Я на всем экономил».

Объектом страсти Винса стала малоизвестная модель S100F, выпущенная японским гигантом электроники «Kawai». Впрочем, у этого странного выбора было простое объяснение: «Мне вечно нравилось не то, что надо. На самом деле я не изучил вопрос и выбрал этот синтезатор просто потому, что на нем была целая куча кнопок и переключателей. Я тогда вообще ничего не знал о синтезаторах, но этот я хотя бы мог себе позволить».

Этот синтезатор был впервые представлен публике 30 мая 1980 года на вечеринке в общественном центре Пэддокс в Лейндоне, устроенной будущей девушкой Винса Деб Данахей. В составе «Composition Of Sound» в тот вечер были Винс Мартин (синтезатор, вокал), Мартин Гор (синтезатор, бэк-вокал), Энди Флетчер (бас-гитара) и не кто иной, как Роб Эндрюс (драм-машина).

Винс Кларк: Роб на сцене присутствовал, но особенно по ней не скакал. Просто сидел и нажимал на нужные кнопки.

Мартин Гор подвел итог их тогдашней деятельности: «Мы были убеждены, что после эпохи панка музыка не должна возвращаться к традиционному рок-формату: нужно было раздвинуть границы, придумать новый путь развития. Мы считали электронную музыку верным направлением, и нам казалось правильным, что мы выбрали синтезаторы, а не традиционный набор „гитара-бас-ударные“ — мы создавали что-то новое».

Деб Манн, в девичестве Данахей, рассказывала, как она организовала самый первый концерт «Composition Of Sound»: «Я знала Винса, потому что мы часто тусовались со своей компанией в пабе „The Highway“ в центре Бэзилдона. Они хотели где-нибудь выступить, а я как раз собиралась устроить вечеринку. Меня взяли на работу в „Батлинс“, и я уезжала из Бэзилдона, так что вечеринка была прощальная. Она отлично удалась, и народу было очень много».

Сейчас уже сложно сказать, как все эти тусовщики восприняли первое совместное выступление Винса, Мартина и Энди, ведь прошло более двадцати лет, да к тому же виновница торжества признает, что в тот вечер была «не так чтобы слишком трезва».

К счастью, это событие было увековечено местным фэнзином «Strange Stories». Статья «Totally Hip-Flip» открывалась описанием музыкальной обстановки того времени: «Британская электронная сцена не страдает однообразием: здесь и завсегдатай чартов Ньюман, похожий на клона Боуи, и искусный Джон Фокс, и мелодичные „Orchestral Manoeuvres In The Dark“ с „The Human League“, и „Cabaret Voltaire“ с их куда более жестким, грязным звучанием. Также постоянно появляются новые группы, такие как „Berlin Blondes“, „Fad Gadget“, „Silicon Teens“ и два коллектива, о которых пойдет речь ниже.

Структуру „Composition Of Sound“ составляют два синтезатора, бас-гитара и непременная для подобных групп драм-машина. У них неплохая, энергичная музыка, однако я не понимаю, как их можно сравнивать с „The Cure“. Некоторые их номера звучат хорошо, но им, как любой новой группе — да и как любой группе вообще, — нужно еще работать и работать, и я уверен, что они сами это знают. И мне не понравилась их версия „Then Не Kissed Me“ Фила Спектора».

Первыми в тот вечер выступали «French Look» Роба Аллена с участием все того же Мартина Гора, который играл в обеих группах.

«Strange Stories»: Выступление «French Look» началось со звука искаженных голосов, переросшего в мощное звучание сразу трех синтезаторов. Они сыграли часовой сет, включавший в себя одну из старых песен «Ultravox», сыгранную дважды, и «Amateur Hour» группы «Sparks». Они могли выбрать музыку получше и разнообразить свой сет, но после нескольких концертов публика привыкнет и к этим номерам.

В целом это было многообещающее начало для обеих групп, однако впереди их ждали испытания: Гору пришлось определиться со своими привязанностями, а Винсу Мартину и Робу Аллену — выяснить, насколько крепка их дружба.

Следующее выступление «Composition Of Sound» (все еще с Робом Эндрюсом) прошло дальше от дома. Они играли на разогреве у нового детища Перри Бамонте «The School Bullies». Концерт состоялся в ночном клубе «Scamps» в самом большом торговом центре Саутенда. По слухам, среди зрителей присутствовал Дэйв Гэан. Был там и Брайан Денни: «В общем-то, „The School Bullies“ были трибьют-группой. Они играли песни „The Damned“ в основном периода „Machine Gun Etiquette“, и несколько песен собственного сочинения — „I Don't Agree with You“ и „Third World War“. А еще у них был кавер на „Ballroom Blitz“, который назывался „Great Big Tits“! Зрителями были в основном враждебно настроенные хиппи, которые или поносили музыкантов, или просто молчали. Когда один из них заорал, что „The Bullies“ испортили песню группы „Sweet“, те в ответ просто крикнули: „Я не согласен!“ и заиграли „I Don't Agree with You“ („Я с тобой не согласен“) — согласитесь, довольно неглупо для кучки подростков.

Среди исполненного „Composition Of Sound“ был кавер на „Then I Kissed Her“ и на одну из песен „Roxy Music“ — кажется, это была „Virginia Plain“».

Понятно, что в таком враждебном окружении даже от новомодных синтезаторов и драм-машин не было никакого проку, как объяснил Энди Флетчер журналу «Smash Hits»: «Толпа на нас не реагировала, это вывело Винса из себя, и он вырубил всю аппаратуру из сети».

Третий и, как оказалось, последний концерт «Composition Of Sound» прошел в том же составе в клубе для молодежи бэзилдонской школы Вудлэндс, где парням пришлось играть перед кучкой малышни. «Им страшно понравились синтезаторы, они тогда были в новинку, — вспоминает Флетчер. — Мы играли, а дети в это время баловались с нашими регуляторами!»

«Composition Of Sound» и не подозревали, что эта площадка станет для них судьбоносной.

Роб Эндрюс: Дэйв Гэан был популярной личностью в Саутенде и дружил с Полом Редмондом, который играл на клавишных во «French Look». Как-то вечером в среду обе группы — «Composition Of Sound» и «French Look» — пришли репетировать в школу Вудлэндс Дэйв тоже пришел — посмотреть, помикшировать звук, покрутить ручки для «French Look». В перерыве он зашел в другой класс посмотреть, как репетируют «Composition Of Sound». Это вылилось в джем-сейшн, входе которого Дэйв спел «Heroes» Дэвида Боуи, и Винсу понравилось. Ну а что было дальше, всем известно.

 

Глава III

Модная составляющая

Дэйв Гэан родился 9 мая 1962 года в городке Чигвел в графстве Эссекс. Как и его будущие товарищи по группе Винс Мартин и Мартин Гор, Гэан вырос в неполной семье. «Мои родители развелись, когда я еще был маленьким, — рассказывал он журналистам, — и мама перевезла нас с сестрой Сью и братьями Питером и Филипом в Бэзилдон. Она снова вышла замуж, и я всегда считал отчима своим настоящим отцом. Он умер, когда мне было семь».

Однако Дэйву, его сестре и братьям был уготовано еще одно потрясение — в один прекрасный день к ним домой явился их биологический отец, Лен Гэан. «Я никогда не забуду этот день, — вспоминал Гэан в интервью журналу „JoePie“ в 1987-м. — Мне было десять, я пришел домой из школы и увидел в мамином доме незнакомого мужчину. Мать сказала, что это мой настоящий отец. Я помню, как плакал и повторял, что это невозможно, потому что мой папа умер. Откуда мне было знать, что этот человек жил с нами, пока мне не исполнилось три года? С этого дня Лен стал часто к нам наведываться, пока год спустя не исчез снова, на этот раз навсегда. Моя мать сказала лишь, что он переехал в Джерси, чтобы открыть отель».

Семье Гэан жилось нелегко, но, как позже заключил Дэйв, их мать Сильвия делала для своих детей все, что могла. «Я помню, в школе у меня были талоны на бесплатный обед и все такое. Штаны у меня были такие потертые, что зад просвечивал. Я рос, и подшитые штанины постепенно приходилось разворачивать, так что была видна линия предыдущего сгиба, но они все равно были мне коротки. Сейчас я понимаю, что это были тяжелые времена, но тогда мы этого и не замечали — мама нас всегда оберегала».

Дэйв и его семья жили в типичном для шестидесятых годов трехкомнатном доме по адресу Боннигейт, 54. Это практически гарантировало, что в детстве пути Дэйва и остальной троицы — Винса Мартина, Энди Флетчера и Мартина Гора — пересечься не могли, ведь они жили в противоположных концах города.

Деб Манн: Винс, Энди и Мартин ходили в школу Святого Николая — ну ладно. Винс ходил в школу в Лейндоне, но это все равно та же часть Бэзилдона, — и к тому же их объединяла церковь и Бригада мальчиков. Они не входили в модную тусовку. А Дэйв был очень, очень модный, как и я. Так что они были с одного конца города, а Дэйв и я с другого. Хотя Дэйв был на год младше меня, я пересекалась с ним в школе, клубах и так далее. Мы оба — я со своими друзьями, Дэйв со своими — ходили в центр города, в бар «Зе Шервуд», потому что это было модное место, куда ходили все модники. Но Энди и Мартина вы бы там точно не встретили.

Дэйва с его будущими товарищами по группе объединял здоровый интерес к поп-музыке. «Я покупал пластинки — „сорока-пятки“. Слушал „Slade“, „T-Rex“ — всю эту глэм-роковую музыку — а смысл моей жизни заключался в передаче „Top Of The Pops“ по четвергам». Дэйв был очень привлекательным подростком, девушки на него так и вешались. Его бывшая соседка Мэнди Морган до сих пор готова говорить о нем часами: «Больше всего мне запомнилось, что он был очень красивым. Все девчонки были от него без ума, и я не думаю, что кто-то удивился, когда он стал так знаменит. Мы с подружками часто сидели на газоне возле его дома, ждали, когда он пойдет мимо. Прискорбно, конечно, но именно этим мы и занимались в тринадцать-четырнадцать лет».

Поведение Дэйва начало причинять серьезное беспокойство, когда он пошел в школу Барстейбл на улице Тимберлог-клоуз, рядом с Боннигейт.

«Нас распределяли по классам в зависимости от оценок, — объяснял Гэан журналу „№ 1“ в 1985 году, — меня бесили умные детки, я начал прогуливать и нарываться на неприятности с законом. Я был исключен и трижды попадал в суд по делам несовершеннолетних за дела вроде угона или поджога машин и раскрашивания стен. Я был довольно буйным. Мне нравился азарт, который испытываешь, угоняя машину или убегая от полицейских. Такой кайф — с бешено бьющимся сердцем прятаться за стеной и думать: „Поймают или нет?“.

Когда к нам домой являлись представители закона, мама ради моего спасения делала все, что могла. Помню, однажды к дому подъехала полицейская машина. „Это за тобой?“ — спросила мама. „Да“, — ответил я. Я отчетливо помню, что она им сказала: „Дэвид всю ночь был дома“. Но в ту ночь я краской написал на стене свое имя!»

Дэйв до сих пор признателен матери за то, что она всегда поддерживала его, несмотря на то, что он «путался не с теми людьми»: «Я не знаю, какого рода внимание мне было нужно, но я хотел быть замечен; по правде говоря, этими своими мелкими преступлениями я доставил маме немало хлопот».

Школьные приятели Ник Барнс и Марк Леви вспоминают то время, когда этот малолетний нарушитель спокойствия учился в школе Барстейбл.

Ник Барнс: Было одно происшествие на большой перемене, когда мы сидели в общем зале. Насколько я помню, Дэйв ходил по залу и всех доставал, и в итоге несколько парней — возможно, в их числе были Кевин Кинг, Алан Холл, Гэри Риддис и Гэри «Нобби» Холл — схватили его за ноги и свесили вниз головой из окна третьего этажа перед учительской. Наш учитель мистер Уорд, проходя по двору, посмотрел на Дэйва и спросил: «Ну и какого черта ты там делаешь? Тебе больше заняться нечем? Ничего умнее не придумал?»

Марк Леви: Он был шумным, но при этом любимцем девчонок. Мы с ним пересекались только на черчении: у него получалось почти так же плохо, как у меня. Он был не самым образцовым школьником. Я помню, как учитель черчения, мистер Вэннер, задал ему и его дружку Марку Лонгмуиру хорошую трепку, когда застукал их курящими в туалете — ну да с кем не бывало.

Как и Винсу Мартину, Дэйву не терпелось распрощаться со школой. «Я ушел оттуда при первой же возможности, в шестнадцать лет, — рассказал Гэан журналу „№ 1“. — Толку от моего сертификата о сдаче экзаменов по рисованию и черчению не было». Их с Винсом роднит еще и количество профессий, перепробованных после школы: «Я сменил множество работ. За восемь месяцев я успел поработать в двадцати местах, от парфюмерной фабрики „Ярдли“ и супермаркета „Сейнсберис“ до стройплощадки. Я приносил домой неплохие деньги, часть отдавал маме, часть спускал в пабе. В конце концов я понял, что надо начинать строить хоть какую-нибудь карьеру, и попытался устроиться помощником монтера в „Норт Темз Гэс“. Сотрудник службы пробации велел мне говорить на собеседовании только правду и признаться, что я состою на учете, но уже перевоспитался. Разумеется, из-за этого на работу меня не взяли. Это сильно пошатнуло мою веру в себя, ведь я уже прошел столько IQ-тестов и попал в шорт-лист».

Реакция Гэана? «Я вернулся и разнес пробационный участок!»

Конечно, в итоге Дэйву пришлось поплатиться за такое поведение. Он был приговорен к году исправительных работ по выходным в так называемом «центре присутствия» в городе Ромфорд. Как однажды признался Дэвид, «это был жуткий геморрой. Там нужно было работать — в числе прочего мне пришлось побыть упаковщиком. Обязательны были короткие стрижки. Таким образом, у тебя просто отбирали все твои выходные, и казалось, что это никогда не кончится. Мне очень ясно дали понять, что дальше меня ждет тюрьма. Надо сказать, музыка меня спасла. Я был скорее ведомым, чем наоборот. Я не говорил: „Эй, давайте-ка угоним машину“ — все было совсем не так. Я всегда следовал за кем-то другим, просто за компанию. Но это не мешало мне получать удовольствие от происходящего».

Как и для многих его ровесников, панк-революция стала для Гэана настоящим откровением: «Меня притягивала эта музыка — вероятно, потому, что в то время я сам так часто создавал проблемы. Я шлялся с ребятами, которым нравилось делать то, что моя мама не одобряла. Это было связано с чувством отчуждения — я не вписывался в окружающий мир. „The Clash“ заставили меня подумать: „Я тоже так могу“. Во мне всегда была склонность к эксгибиционизму — когда я был еще совсем маленьким и к нам в гости приходили мамины сестры, я развлекал маму и всех остальных, изображая Мика Джаггера или Гэри Глиттера. Это единственное, что мне хорошо удавалось, но я видел, что мои действия вызывали живую реакцию. Мне нравилось проказничать».

Вскоре Дэйв принялся реализовывать свои музыкальные амбиции: «Я пару раз репетировал с разными группами. В одной из них играл на ударных мой друг Тони Берджесс. У него не было настоящей ударной установки, он играл на жестянках от печенья — эта группа вообще не давала концертов, ребята просто репетировали после школы. Они назывались „The Vermin“ и были довольно известны в своей части Бэзилдона. Нам казалось, что мы будем следующими „Sex Pistols“».

До того, как музыка активно вторглась в его жизнь, Дэйв Гэан закончил курс по демонстрации товара в Саутендском технологическом колледже. В отличие от Винса Мартина, Гэан, продолжив обучение, сумел найти свое место, пусть и на время.

Дэйв Гэан: В школе я любил уроки искусства. Учитель был симпатичным чудаком, который разрешал нам курить. После трех лет обучения я получил награду «Бритиш Дисплей Сосайети», которая давала мне право устроиться на работу оформителем в крупном магазине. Это был семьдесят седьмой год, панковский период. Хорошее было время. Мне нравилось в колледже; я создавал одежду для своих друзей, выбирался на концерты «Generation X» и «The Damned», носил прикиды из магазина «Секс». Мы переклеивали ярлыки с изнанки одежды наружу и ходили в злачные места Лондона вроде «Студии 21».

Увлечение Дэйва группой «The Damned» («думаю, первым купленным мной альбомом был „Damned, Damned, Damned“») сподвигло его вступить в их фан-клуб и регулярно посещать панк-концерты в Чанселлор-холле в городе Челмсфорд. Не менее сильное впечатление произвела на Гэана группа «The Clash»: «Не могу сказать, что в музыкальном плане мне хотелось делать то же, что они, — дело было не в этом. Просто, когда я впервые попадал на концерт какой-нибудь группы вроде „The Clash“, у меня в голове постоянно крутилось: „Я тоже так могу!“. Я же уже сто раз это делал перед зеркалом, используя щетку для волос вместо микрофона. Я действительно мечтал быть на их месте, и относительно скоро я там и оказался».

Мечтавший о том же Роберт Марлоу признавался, что «никогда не увлекался панком». Однако иногда они оба одновременно оказывались в Чанселлор-холле: «Мы ходили на „Ultravox“! „X-Ray Spex“ и „The Adverts“, и Дэйв тоже там был. Так что была некая связь между мной и участниками этой тусовки — Дебби Данахей, Дэйвом и остальными. А потом начался весь этот панк, и некоторое время я Дэйва не видел».

Позже Гэан утверждал, что, когда он учился в Саутендском колледже, туда приходил сам Джонни Роттен. Приходил туда и будущий Бой Джордж: «Джордж пришел попозировать и что-нибудь стащить. Они все были яркими людьми, совсем не такими, как мои неотесанные бэзилдонские приятели, — буйными, но артистичными».

Как бы ни был Дэйв занят изучением искусства демонстрации товара, его сумела захватить мода, что подтверждает его бывшая сокурсница Кэрен Эшли: «Он проводил много времени в отделении моды и дизайна, потому что дружил с парнем по имени Айвор Крейг, который там учился. Тогда в Саутенде образовалась своя модная тусовка, поскольку Пол Уэбб из „Talk Talk“ учился на том же курсе и там порой ошивался Бой Джордж — тогда еще просто Джордж; он тоже дружил с Айвором Крейгом и даже выступал в роли модели на наших показах мод. Я помню, что Дэйв был довольно стеснительным, он даже мог покраснеть, когда к нему обращались».

Это мнение расходится с уверениями Гэана, что он довольно рано узнал о сексе от подруг своей старшей сестры, Сью.

«Мы учились на разных курсах, — говорит бывшая студентка того же колледжа Ди Дай, — я была на год младше, но наши пути часто пересекались. Его занятия обычно проходили в другом корпусе. Первый год обучения был разделен на четырехнедельные блоки по каждому из аспектов дизайна, и нам приходилось ходить в тот корпус на занятия по оформительской работе. Я помню, что Дэйв вечно ошивался там с пакетом чипсов, и мы окрестили его „Crisp“ (среди значений этого слова — „чипс“, „хрустящий“ и „жесткий“) — это прозвище ему подходило еще и из-за его прически, которая в то время включала в себя щедро политую лаком челку, закрывающую один глаз. Однажды он пришел в колледж с неуложенной челкой, и, когда я спросила, чем вызвана такая перемена в облике, он ответил, что сестра не дала ему свой фен!»

За привлекательность тогдашнего имиджа Гэана готова поручиться Джо Гэан, в девичестве Фокс, его первая жена. Согласно ее дневнику, их первая встреча состоялась 12 января 1979-го. «Моей лучшей подругой тогда была Фрэн Хили, одноклассница Дэйва, — вспоминает Джо. — Мы направлялись на вечеринку в Бэзилдоне, и, поскольку было еще рано, сначала мы зашли к нему домой. Мне было шестнадцать, и Дэйву столько же. Мне он понравился, с ним было весело. Мы несколько раз ходили гулять вчетвером, потому что Фрэн начала встречаться с приятелем Дэйва, Полом Редмондом, — так просто, ничего серьезного. Мы ходили в бэзилдонский паб „Дабл-сикс“ и в лондонский „The Music Machine“.

Мы начали встречаться 14 августа семьдесят девятого. Тогда нам обоим было по семнадцать. Меня привлекало его чувство юмора. К тому же он отлично понимал женщин, всегда мог найти с ними общий язык; с ним было легко общаться. И он немного отличался от других парней. Он был этаким образцом стиля и постоянно пытался расширить границы моды. Помню, он носил кожаные штаны телесного цвета — для Бэзилдона это было крайне рискованной затеей. Он заботился о своем внешнем виде, и его не волновало, что некоторые парни считали его женоподобным, во многом из-за его прически. Он тратил уйму времени на то, чтобы высушить волосы феном и уложить их в острое „перо“».

Вскоре Дэйв и Джо стали неразлучны. «Я жила в Биллерикей с моими родителями, а он со своей мамой в Бэзилдоне, и мы постоянно разговаривали по телефону. Он был моим лучшим другом, и я его обожала. Для каждого из нас это стало первыми серьезными отношениями, и нам часто казалось, что мы одно целое. К ноябрю мы оба влюбились; Дэйв сделал мне предложение, и 17 ноября семьдесят девятого, всего после двенадцати недель вместе, мы уже были помолвлены».

Возможно, чтобы отыграться за впустую потраченные дни своей бурной юности, модник Дэйв и его новые друзья из колледжа жили ради уик-энда. «Мы вместе тусовались и откладывали деньги на пакетик таблеток амфетамина — ради этого мы всю неделю не обедали, — рассказывал Дэйв журналу „№ 1“. — Потом на всю ночь ехали в Лондон, оказывались на какой-нибудь вечеринке и возвращались домой на грузовом поезде. Дорога домой была чертовски долгой. Потом мне все это наскучило, но поначалу казалось очень захватывающим.

У меня была двойная жизнь — я ошивался со своей шайкой из колледжа, а потом отправлялся домой в Бэзилдон. Я красился перед походами в паб, но, поскольку я знал парней-завсегдатаев пабов, это сходило мне с рук».

Надо сказать, и Роб Аллен был кем-то вроде первопроходца и отчасти поспособствовал либерализации взглядов жителей Бэзилдона, так что Гэан и ему подобные могли без страха появляться в своем районе накрашенными и разодетыми в пух и прах.

Деб Манн: Роб Аллен больше других увлекался Гэри Ньюманом и ранней электронной музыкой в целом. Я помню походы в модные электронные клубы и наши не менее модные электронные танцы под «Fad Gadget» и тому подобное. Роб был большим стилягой, и над ним многие потешались, потому что он одним из первых в Бэзилдоне начал активно пользоваться черной подводкой для глаз. Надо сказать, среди этих насмешников были друзья Дэйва Гэана!

Консервативные взгляды, царившие в Бэзилдоне в 1979-м, изменились не скоро, но Дэйва Гэана это не волновало, несмотря на постоянную угрозу насилия со стороны обывателей. Его более кротких сверстников вроде Мартина Гора бросает в дрожь от воспоминаний о том времени: «Попасть в неприятности можно было где угодно, и чем дальше от людных мест, тем больше у вас было шансов серьезно схлопотать. Лет в семнадцать мы с одним другом возвращались с вечеринки в Лейндоне и вдруг услышали, что за нами кто-то бежит. Мы не придали этому значения, но неожиданно оказались окружены шестью парнями. Они спрашивали что-то вроде: „Ну и кто из вас назвал моего приятеля мудилой?“ Ну, вы знаете, как это бывает. Потом они начали бить и пинать нас. Мой приятель бросился наутек, и несколько парней побежали за ним. Ему удалось от них оторваться, перепрыгнуть через стену и спрятаться в чьем-то саду, пока меня мутузил еще один громила. Я вернулся на вечеринку и встретил нескольких ребят, которых немного знал, и рассказал им о том, что произошло. Они сказали: „Не волнуйся, пойдем вместе“. Мы дошли до того места, а этот парень все еще меня караулил. „Вот он, — говорит, — мудила хренов!“ — и давай снова меня бить, а эти мои знакомые просто стояли и смотрели.

Потом один из них сказал: „Думаю, тебе надо бежать“. Вот спасибо! Невеселые были времена. Дэйва Гэана постоянно били за то, что он одевался не как все».

Неудивительно, что Мартин Гор при первой возможности предпочел убраться из города куда подальше.

Энди Флетчер: Честно говоря, в Бэзилдоне заниматься было особо нечем. Либо ты занимался угоном машин, либо ходил в церковь.

Деб Манн: Энди недавно дал интервью — кажется, какой-то местной газете, — где он говорит что-то на тему того, что, не попади он в свое время в церковь, он стал бы преступником. В Бэзилдоне потом только об этом и говорили. Не знаю, с чего он ляпнул такое, это ведь совсем не так.

Для семнадцатилетнего Дэйва Гэана настоящая жизнь лежала вне тесных границ Бэзилдона. «Я был фанатом соула, много где побывал и много чего видел, — похвастался он однажды. — Я любил соул и джаз-фанк вроде „The Crusaders“. Я ездил на соул-уик-энды и общался с организаторами „Global Village“ (дискотека под сводами лондонского вокзала Черинг-Кросс), а по пятницам я ходил в „The Lyceum“ на улице Стренд».

Невеста Гэана, Джо Фокс, тоже дома не засиживалась: «У меня все записано в дневнике — „Killing Joke“, „Joy Division“, „Echo & The Bunnymen“, „Siouxsie & The Banshees“, „Spizz“, „Orchestral Manoeuvres“, „Magazine“, „Wasted Youth“, „Only Ones“, „Adam & The Ants“, „Cure“, „The Human League“, „Teardrop Explodes“, „Clash“, „Classix Nouveaux“, „Martian Dance“, „Psychedelic Furs“, „Damned“, „Ultravox“. Каждую неделю я бывала или в „Music Machine“, или в „The Lyceum“, или в „The Electric Ballroom“.

Дэйв не ходил на те же концерты, хотя он слушал эту музыку. Но его больше интересовала музыка вроде той, что звучала в „Голдмайн“. Я же очень любила „Wasted Youth“ из лондонского „Бриджхаус“. Лучший друг их вокалиста был другом моей семьи, к тому же они были популярны в районе Ист-энд, а я там родилась и выросла и поэтому хорошо знала эти места. В то время я всегда могла после концерта остаться на ночь у родственников в Лондоне. Разумеется, я и Дэйва втянула в эту музыку, и скоро он и сам „подсел“. Одним из больших мероприятий, на которые мы съездили вместе, был мини-фестиваль „Кабаре Футура“ в Лидс, где были заявлены „Wasted Youth“, „The Psychedelic Furs“ и „Soft Cell“».

Роберт Марлоу: Дэйв начал ходить в ночной клуб «Бэронс» в Лей-он-Си. Он тогда был в другой тусовке, завязанной на знаменитом клубе «Голдмайн» на острове Коней, где часто играли северный соул. Он дружил с Полом Редмондом, известной в Бэзилдоне личностью — о нем даже написали в «Бэзилдон Эко», как о панк-рокере. Он был на несколько лет старше нас, так что мы все относились к нему по-особенному.

Дэйв Гэан: Я шатался с компанией парней, которые ходили во все эти ночные клубы, где играли северный соул, и слушали музыку вроде «The Crusaders» и Херби Хэнкока — в общем, типичные эссекские фанаты соула. Мы ездили в Грейт-Ярмут на соул-уик-энды и отрывались там по полной. С ними было весело — мы просто напивались, потом слегка трезвели, снова напивались и шли танцевать, ну и так далее. Хорошее было время.

Роберт Марлоу: Помню, когда я только начал зависать в Саутендской тусовке, там все как раз увлеклись футуризмом. По пятницам мы ходили в гей-паб «The Cliff» и покупали амфетамин у парня по прозвищу Супермен, по три таблетки за фунт. Его так прозвали за внешний вид и обворожительные манеры в духе Кларка Кента. Тогда я и начал видеться с Дэйвом гораздо чаще. Одевался он во все черное. Он и правда круто выглядел в своих черных кожаных штанах и с острыми черными прядями на голове, торчащими, как шипы. К своему имиджу он относился очень серьезно.

Сложно сказать, когда именно к электронной поп-музыке впервые был применен термин «футуристичная», хотя само движение тщательно задокументировано: сайт futurism.org.uk определяет его как «зародившееся в Италии направление в искусстве, охватившее поэзию, литературу, живопись, графику, типографику, скульптуру, промдизайн, архитектуру, фотографию, кинематограф и исполнительные виды искусства. Основной акцент ставился на динамизм, стремительность и жестокость характера изменения жизни, особенно городской, в двадцатом веке». Связь современной электронной музыки с ее итальянскими корнями легко увидеть, если вспомнить начавшееся в 1977-м триумфальное шествие «Trans-Europe Express» группы «Kraftwerk» и тому подобной музыки по европейским танцполам.

В Саутенде главным адептом футуризма считался диджей Стив Браун: «Я создал несколько клубов специально для альтернативщиков. Я сам решал, кого пускать, а кого нет. Это было моей основной деятельностью, хотя иногда я еще и ди-джеил по клубам. Можно сказать, что мы были самыми первыми промоутерами в мире. Вообще мы всем этим занимались исключительно по одной причине: из-за того, как мы одевались и какую музыку слушали, нас не пускали в нормальные места.

Один из наших клубов был в Вестклиффе, прямо над пабом „Клифф“, довольно известным в то время местом. Мы располагались на втором этаже и каждую пятницу устраивали концерты — ну не то чтобы концерты, просто вечеринки. Любой, кто был… я терпеть не могу выражение „новые романтики“, но, в общем, все чудаки тех мест собирались у нас. Тогда я и познакомился с Дэйвом Гэаном, хотя он тогда был относительно нормальным парнем».

Как выяснилось позже, это знакомство состоялось благодаря приятелю Дэйва по колледжу Айвору Крейгу. «Гэана в наш клуб привел Айвор Крейг — позже Дэйв стал крестным отцом его сыну, — рассказывает Стив Браун. — Наверное, тут нечем гордиться, но я был первым, кто продал ему то, что тогда называлось „Speckled Blues“. Так что он приходил ко мне за парочкой маленьких таблеток, а до этого он ничего такого не принимал. Но вообще-то никто из нас не обращал на него особого внимания, пока он не стал всем рассказывать, что то ли основал, то ли вступил в какую-то группу».

За это Дэйву следует благодарить Роба Аллена. «Дэйв тусовался с Полом Редмондом, и именно поэтому он оказался втянут в нашу с Полом группу „French Look“ в качестве звукорежиссера. Он в этом ни черта не понимал, но в то время никто из нас ни черта в этом не понимал — да и микшировать, если честно, там было особо нечего. Мы репетировали в молодежном клубе школы Вудлэндс, который к тому времени уже имел довольно неплохую музыкальную историю: если верить парню, который им заправлял, в шестидесятых там играли „The Who“».

Стремительное превращение Дэйва из пассивного наблюдателя в активного участника означало, что еще одна деталь паззла под названием «Depeche Mode» была готова встать на свое место.

Винс Кларк: Дэйв Гэан был модным аксессуаром Бэзилдона: он был «новым романтиком» и, по слухам, бывал в клубе «Блиц» — такая вот эффектная личность. Мы решили заполучить его в качестве фронтмена, потому что он был довольно ярким и общительным и к тому же очень самоуверенным. Так что мы устроили ему прослушивание.

По общим отзывам, Винс Мартин не очень хотел быть лицом «Composition Of Sound».

Деб Манн: Я знаю, это звучит глупо, но Винс не любил быть в центре внимания — то есть любил, но в то же время нет, понимаете?

Гэри Смит согласен с этим наблюдением: «Винс никогда не хотел быть в центре внимания — ни при каких обстоятельствах. Вот интересный факт: однажды мы возвращались домой из центра Бэзилдона, и он сказал: „Знаешь что? Я бы хотел быть как „The Buggies“. Я думаю, он имел в виду, что „The Buggies“ были довольно успешными авторами песен, не будучи при этом объектом массового поклонения. Думаю, Винс хотел успеха без славы».

Роберт Марлоу: Винс решил, что ему нужен новый фронт-мен, и Гэан подходил просто идеально — он был из другого теста. В определенном смысле, у него было больше жизненного опыта. Он ходил в лондонские клубы, в то время как мы только читали о них и слушали ту музыку, которая там играла.

«Дэйв был просто одним из тех, с кем мы ходили в паб, — говорит Гэри Смит, — и кто-то убедил его спеть, потому что его голос подходил к тем песням, что писали „Composition Of Sound“. К тому же у него был очень стильный имидж. Возможно, это тоже сыграло немаленькую роль в их решении».

Винс никак не комментирует высказывания знакомых о его недостатках, зато не прочь поговорить о знаменитой репетиции в школе Вудлэндс, в результате которой в группе появился новый участник Дэйв Гэан: «Поскольку на наши выступления никто не ходил, мы решили, что нам нужен Дэйв Гэан, потому что он был очень, очень популярен. Выглядел он очень подходяще, и мы решили устроить ему прослушивание на роль вокалиста. Насколько я помню, мы провели с ним и собеседование, и прослушивание. Мы дали ему три песни — две моих и одну Брайана Ферри, то есть „Roxy Music“. Обе мои песни он спел плохо, а третью довольно хорошо — он явно неплохо ее знал. И мы решили, что он нам подходит».

Как это обычно бывает, у Дэйва совсем иной взгляд на события того дня. Вот история, рассказанная им Стивену Далтону в 2001-м: «У „Composition Of Sound“, где состоял Винс, была репетиция, а я как раз таскал оборудование для группы под названием „French Look“. В тот вечер мы просто дурачились и играли песни Боуи, в том числе „Heroes“. Мой друг Пол Редмонд в то время пытался протащить меня во „French Look“ вокалистом. У них в группе был парень по имени Роб Марлоу — в то время его, кажется, еще звали Роберт Аллен; он был солистом, гитаристом и клавишником, причем неплохим. Но Пол сказал: „Дэйв мог бы петь, я слышал, как он поет! И выглядит он отлично“. Роб Аллен на это не повелся. Как бы то ни было, тем вечером я подпевал, когда они играли „Heroes“, а в соседнем помещении репетировали эти парни из „Composition Of Sound“. И примерно через неделю мне звонит Винс: „Это ты пел?“ а я говорю: „Да, я“, — хотя на самом деле это было не совсем так, там пели сразу несколько человек».

В более раннем интервью для «№ 1» в 1985-м Дэйв рассказал еще более загадочную историю: «С Винсом Кларком я познакомился возле одного паба в центре Бэзилдона. Он меня уважал, потому что он боялся скинхедов, а я нет».

Как бы то ни было, бэзилдонский модный аксессуар, он же «отличная вешалка для футуристической и неоромантической одежды» (по меткому замечанию Роба Марлоу), оказался тем самым недостающим кусочком головоломки. Как сказал по этому поводу Стивен Далтон, «хотя Гэан не писал песен и исполнял всего лишь роль рупора для Кларка и Гора, его грубоватая харизма добавила в их электропоп свежую струю отвязного рок-н-ролла».

В общем, вешалка не вешалка, но, взяв в группу Дэйва, Винс Мартин не прогадал. Гэановская тактика «публика, которая всегда с тобой» позволила «Composition Of Sound» быстро набрать обороты.

Дэйв Гэан: Нам повезло: я к тому времени уже успел обзавестись кучей друзей, которые любили наряжаться и ходить на концерты. Кто-то из них руководил клубами в Саутенде, Лондоне и на острове Кэнви. Это были люди, которые слушали немного не ту музыку, что большинство: немного электроники, много Боуи, «Roxy Music», «Kraftwerk» и им подобных; возможно, еще Игги Попа. Так что фактически в нашем распоряжении была уже готовая аудитория человек в тридцать, состоящая из крутейших людей Саутенда, тусовщиков и оригиналов.

Оригиналов вроде Стива Брауна, который тут же начал воспевать дифирамбы новому солисту, объясняя, почему сделать его фронтменом «Composition Of Sound» было мудрым решением: «Дэйв был очень милым парнем, и у него был собственный стиль, в отличие от остальных участников группы — их мы считали простыми обывателями. Мы понимали, почему он с ними общается, но они все равно были не нашего круга. Они для нас были скорее обычными бэзилдонийцами. И вдруг, совершенно неожиданно, они стали частью нашей тусовки — благодаря тому, что участвовали в группе. Но дело-то было совсем не в них, а в Дэйве».

 

Глава IV

Что в имени тебе моем?

Не слишком удачный сценический дебют «Composition Of Sound» в новом составе, включавшем восемнадцатилетнего Дэйва Гэана, случился 14 июня 1980 года в школе Святого Николая на Ленстер-роуд. Скромная афиша ручной работы, нарисованная Родни Мартином, братом Винса, объявляла их первое представление следующим образом: «Дискотека с участием „French Look“ и „Composition Of Sound“ в школе Святого Николая. 14 июня, 19:30».

Винс Кларк: Флетчер и я сделали несколько копий афиши и прошлись по городу, расклеивая их в подземных переходах и тому подобных местах.

Порядок выхода на сцену был изменен: теперь «French Look» были на разогреве у «Composition Of Sound». Обе группы играли только на синтезаторах — Энди Флетчер оставил бас-гитару дома и играл свои партии на драгоценном «Korg 700» Роба Аллена. Мартин Гор снова «работал на два фронта».

Годом позже журналист «Smash Hits» Стив Тейлор поведал публике об этом концерте: «Гэан вспоминает, как он стоял у входа в выпустившую Гора и Флетчера школу Святого Николая, место его первого выступления в теперь уже квартете „Composition Of Sound“. „Ты полчаса проторчал снаружи, пытаясь успокоиться, — сказал ему Флетчер, — и выпил банок десять пива“. Все, что помнит Гэан, — это как он повторял про себя: „Я не хочу этого делать, я не хочу этого делать“».

Как признал Гэан позже, «впервые оказаться перед людьми гораздо страшнее, чем ты себе представляешь. Я ужасно долго не мог решиться сделать на сцене хотя бы шаг в сторону».

Винс Кларк запомнил выступление в школе Святого Николая как «очень и очень хорошее, потому что это был наш первый концерт с Дэйвом, и в зале были все его модные приятели».

Одним из этих приятелей был Стив Браун: «Часть нашей компании решила сходить, и в итоге я разъезжал по Бэзилдону, не имея ни малейшего понятия, где находится эта школа. Я увидел парня, который, судя по виду, вполне мог идти туда же, остановился и спросил его, знает ли он, где школа. Он ответил: „Да, я туда и иду“, сел в машину, и я ему сказал: „Там будет выступать мой приятель Дэйв“. Позже я увидел этого парня на сцене — это был Винс Кларк! Он мне ничего не сказал, ну так он вообще молчаливый парень».

На входе работал ученик этой же школы Роберт Скиннер, который двадцать два года спустя по-прежнему хорошо помнит концерт — пусть и не сами выступления: «Играли они в гардеробе в старшем корпусе. Я почти не слышал музыки, потому что помогал Элисон Джеффе, подруге моей сестры, собирать плату за вход — по пятьдесят пенсов с человека».

Рассказывает Марк Баргроув, один из зрителей: «Школа состояла из двух корпусов — в одном учились старшие классы, в другом младшие. Гардероб старшего корпуса представлял собой большой зал с передвижными вешалками, которые на время всяких вечеринок и концертов сдвигали в сторону. Что до самого выступления „Composition Of Sound“, я точно помню, что они сыграли „Ice Machine“, которая потом вышла би-сайдом „Dreaming Of Me“, первого сингла „Depeche Mode“. Их хорошо приняли, потому что они были местными, а в зале было полно местных „новых романтиков“».

Возможно, так оно и было, однако присутствие нескольких ранимых индивидуумов, сражающихся за лидерство, несколько накалило обстановку и привело к тому, что позже стало известно в узких кругах как «катастрофа в школе Святого Николая».

Роберт Марлоу: Хоть убейте, не помню, из-за чего там был спор, но в тот вечер в школе точно произошла ссора. «Composition Of Sound» обвинили нас в том, что мы сбили настройки их синтезаторов.

Винс Кларк: Во время концерта случилась небольшая ссора, потому что «French Look» решили, что мы не то поменяли настройки их синтезаторов, не то неправильно подключили их оборудование.

Действительно ли одна из групп умышленно саботировала представление другой, нам уже не узнать: ни упертый Винс Мартин, ни жаждущий возмездия Роб Аллен по-прежнему не желают уступить друг другу в споре о событиях того дня. Правда заключается в том, что конфликт между этой парочкой назревал уже давно, и школьная «битва групп» всего лишь послужила катализатором.

Винс Кларк: Я думаю, наша размолвка началась еще до концерта. В Бэзилдоне с некоторыми видами музыкантов была напряженка: например, ударник был только один, и, конечно, он был нарасхват. То же самое было с Гором: поначалу только у нега был синтезатор, и вечно какая-нибудь группа обвиняла другую в том, что те утянули у них Мартина. А Мартин не желал определяться и просто делал, что ему велели.

Благородный Роберт Марлоу соглашается с такой оценкой ситуации: «Между двумя группами шло соперничество — в общем-то, из-за Мартина. А Мартин не мог разорваться и какое-то время просто работал на два фронта. Из-за этого мы с Винсом поссорились и не разговаривали друг с другом, хотя виделись каждый день. Кажется, мы продержались две недели. Помню, мы случайно встретились на улице, посмотрели друг на друга и дико расхохотались. Сейчас-то уже понятно, что они были перспективнее, потому что у них был Винс, который очень серьезно относился к своей группе и активно искал, где бы им выступить. Так что Мартин в итоге остался с ними, хотя и продолжал периодически выступать с „Film Noir“, другой моей группой, в качестве приглашенного музыканта».

Гэри Смит: Да Роберт Аллен менял группы как перчатки! Мартин играл и во «French Look», и в «Composition Of Sound», но я уверен, что Винс тоже играл более чем в одной группе. В Бэзилдоне тогда было чертовски много групп, и они постоянно пытались переманить к себе хороших музыкантов.

Помирившись, Винс Мартин и Роб Аллен переехали из родительских домов в место, которое Аллен охарактеризовал как «бэзилдонийский сквот, хоть это и невежливо по отношению к его хозяину».

Приютил их бывший ударник «No Romance In China» Пит Хоббс. «У него была однокомнатная муниципальная квартира, и мы все втроем там жили», — говорит Винс Кларк.

Неудивительно, что такие стесненные условия заставили Винса, который теперь жил на пособие по безработице, активно взяться за улучшение ситуации.

Роберт Марлоу: Винс проводил там совсем немного времени, потому что постоянно был в разъездах. Я нисколько не умаляю музыкальных достоинств Мартина, но тогда, в самом начале, они давали концерты исключительно благодаря прагматизму и твердому характеру Винса. Он каждый день ездил в Лондон искать площадки, я же не особо прилежно посещал колледж и по большей части сидел дома и курил траву. А Винс просто вставал, умывался и шел делать свое дело.

Поскольку Мартин Гор и Энди Флетчер все еще были преданы своей работе в Лондоне, у Винса Мартина, во-первых, было больше всего свободного времени, а во-вторых, ему, в отличие от остальных парней, было практически нечего терять. Тем не менее договариваться о концертах малоизвестной группы было непростой задачей. Винс быстро сообразил, что на «охоту» неплохо было бы носить с собой демо-запись. Завербовав Дэйва Гэана, Винс вскоре организовал первую сессию звукозаписи будущих «Depeche Mode» в маленькой студии с невразумительным названием «Lower Wapping Conker Company» («Компания „Конский каштан“ Лоуэр Уоппинг»).

Спустя двадцать два года после этого события воспоминания Винса Кларка довольно расплывчаты — тем более что у него больше нет копии этой записи. «Я был самым опытным, потому что уже бывал в студии. Насколько я помню, мы записали четыре песни. Но никто из нас не знал, что такое реверберация, и мы не могли понять, почему все звучит намного хуже, чем моя прошлая демо-запись, где была использована реверберация».

По некоторым сведениям, единственная оставшаяся копия хранится у сопровождавшего группу в тот день Гэри Смита: «„Composition Of Sound“ заплатили пятьдесят фунтов и получили одну кассету. Двухкассетный магнитофон был только у меня, и я сделал по копии каждому из участников, так что кассет было пять. Флетч считает, что они все пропали, и думает, что моя — последняя. Он давным-давно ее не слышал. В любом случае, это демо звучит очень… сыро».

На расспросы Стивена Далтона о том, как прозвучала бы эта запись сейчас, Энди Флетчер отвечает: «Думаю, как закос под „The Cure“ или типа того. Довольно неплохо она звучала бы». — «Что, правда?» — «Ну, возможно». Определенно, над «Composition Of Sound» все еще нависала тень готического коллектива Роберта Смита.

Воспоминания Мартина Гора о первом коллективном посещении звукозаписывающей студии в основном связаны с его постоянной безыскусностью в управлении сложным синтезатором «Yamaha CS5»: «Знаете, есть такой звук — „yo“? Я на нем зациклился. В итоге на всех треках я издавал одни и те же звуки».

Каким бы ни был первый результат, по крайней мере у Винса Мартина теперь было что-то, что, по идее, могло дать потенциальным спонсорам — и местным, и лондонским — представление о тогдашней музыке «Composition Of Sound». Еще одна афиша работы Родни Мартина, на этот раз выполненная более футуристичным шрифтом, рекламировала концерт «Composition Of Sound» в «Топ Алекс» в субботу, 21 июня 1980-го. Оставалось только догадываться, что призваны были символизировать изображения биплана и множества велосипедов, но с афиши было снято множество копий (скорее всего, Энди Флетчером на работе), которые парни расклеили по городу.

Как утверждает Роберт Марлоу, «концертных площадок в Бэзилдоне было немного», и это подтверждает Энди Флетчер: «Поскольку в Бэзилдоне было негде играть, мы выступали преимущественно в Саутенде, где благодаря „Голдмайн“ и другим подобным клубам самыми популярными направлениями были соул и ритм-н-блюз вроде „The Feelgoods“. Саутенд в самом деле был замечательным местом».

По-видимому, к 21 июня 1980 года размолвка между Винсом Мартином и Робом Алленом уже закончилась: Роб согласился быть осветителем на выступлении «Composition Of Sound». «„Топ Алекс“ находился в саутендском пабе под названием „Александра“, на верхнем этаже, отсюда и „Топ Алекс“, — объясняет Марлоу. — Я в тот день заправлял световым сопровождением, иными словами, включал и выключал свет: „Как поступим с этой песней — включим свет или выключим?“».

Статья Стива Тейлора в «Smash Hits» проливает еще немного света на это представление: «Дэйв Гэан вспоминает их дебют в качестве квартета в саутендском пабе „Топ Алекс“, оплоте ритм-н-блюза: „Нас довольно хорошо приняли — публика покачивала головой в такт нашим поп-песням“».

«Composition Of Sound» всегда путешествовали налегке, ведь у них было всего три переносных синтезатора и драм-машина, и они руководствовались утверждением Энди Флетчера о том, что «усилитель не нужен — просто подключаешь синтезатор к аудиосистеме». С деньгами у ребят было туго, так что приходилось обходиться без дорогих синтезаторных стоек.

Роберт Марлоу: Они не пользовались крестообразными стойками — вероятно, потому, что не хотели за них платить. Так что в роли стоек у них были стулья, табуретки или ящики от пива, застеленные тканью. Уж в чем в чем, а в элегантности им не откажешь.

Пусть «Composition Of Sound» и не устраивали световых шоу, их популярность быстро росла благодаря удачному сочетанию харизмы Гэана с большим количеством запоминающихся песен, в основном написанных Винсом Мартином.

Роберт Марлоу: Достоинством того, что «Composition Of Sound» использовали только монофонические синтезаторы, была необходимость в плотных аранжировках — без них звучание было бы не то. Все песни писал Винс. Если попробовать оценить их сейчас, будет очевидно, что они не потрясают ни текстом, ни чем-либо еще, но они были и остаются хорошими песнями. По мне, так они просто отличные! Закрывающую мелодию «Dreaming Of Me» Винс построил из нот ее же собственного базового аккорда. Он часами объяснял Мартину, что и как играть.

Марлоу также делает поправку на технику игры Энди Флетчера — точнее, ее отсутствие: «Играть-то он играл, но чаще всего это были просто повторяющиеся ноты. В общем звучании было даже не заметно, когда Флетчер играл, а когда нет — это было еще одним достоинством аранжировок Винса».

В качестве оправдания Флетчер позже утверждал: «В то время было не обязательно мастерски играть, достаточно было хороших идей. В самом начале мы пытались писать новую музыку с помощью гитары и баса. Мы все были молоды, слушали панк и „новую волну“ и пытались создать что-нибудь необычное и интересное. Конечно, когда синтезаторы подешевели, делать это стало страшно увлекательно, потому что буквально у каждого появилась возможность производить потрясающие звуки».

В свободное от выступлений и поиска площадок для выступлений время Винс Мартин оттачивал свое мастерство в области сочинения музыки и ее аранжировки, готовясь к регулярным репетициям группы, проходившим у него в гараже на улице Минченс.

Время от времени туда заглядывали многочисленные знакомые, включая Роберта Марлоу: «Это было трехэтажное здание с гаражом в подвале. Мама Винса явно не любила шума. Она была очень талантливой швеей и делала даже непромокаемые плащи для гонщиков. Она сидела на верхнем этаже, в своей мастерской, и каждый раз, когда приходил кто-то из приятелей Винса, ей приходилось бежать на первый этаж, чтобы их впустить! Мы шли в гараж, где стояли эти четверо парней… в наушниках — мама Винса не позволяла им репетировать „вслух“, потому что так выходило слишком громко и это мешало и ей, и соседям.

Так что слышно было только щелканье клавиш да шепот Гэана: „Light switch, man switch…“. Посидишь там немного, а потом говоришь: „Ладно, Винс, увидимся позже“ — все равно ведь ничего не слышно. Сначала ходить туда было просто весело, и многие там тусовались, но постепенно все стало серьезней. Помню, я добавил кое-что в „Photographic“ — Винсу нужен был бридж, и я его сочинил».

Несмотря на утверждение Роберта Марлоу, что все без исключения песни для сетов, включая ряд так никогда и не записанных вещей вроде «Reason Man» и «Tomorrow's Dance», были написаны Винсом Мартином, на концертах все более популярных «Composition Of Sound» по-прежнему звучало множество кавер-версий. Вот лишь некоторые из них: «The Price Of Love» «Everly Brothers», «I Like It» «Gerry And The Pacemakers», «Then I Kissed Her» «The Crystals», «Mouldy Old Dough» «Lieutenant Pigeon». Многие из этих песен группа начала исполнять еще до появления Гэана.

Роберт Марлоу: Среди их номеров были инструменталки Мартина «Big Muff» и «Ice Machine». Насколько я помню, «Dreaming Of Me» на концертах звучала не так, как в студийной версии, потому что тогда они еще не начали использовать секвенсеры, сделавшие звучание куда более чистым. Большим успехом пользовалась «Photographic». Изначально она по большей части состояла из обычных гамм, но звучало это здорово — очень свежо и сильно.

Была в их сете и загадочная песня «Television Set», о которой выпущенный «Depeche Mode Information Service» в начале восьмидесятых буклет сообщает, что это «популярная песня „Depeche Mode“, в создании которой не участвовал ни один из членов группы».

Роберт Марлоу проливает немного света на эту тайну: «Какое-то время Мартин одновременно играл в „Norman & The Worms“ и еще одной группе, где кроме него было двое каких-то хиппанов. Я уже не помню, как их звали, но один из них написал „Television Set“. Текст у этой песни просто отличный: „Did you see them running to me, babe; did you see the light in their eyes; I'm just a mass of communication; I sell what everyone buys… I'm just a television set“ („Видела, детка, как они бегут ко мне? Видела, как горят их глаза? Я лишь скопление информации, я продаю то, что все покупают“). Мартин сочинил для нее цепляющий синтезаторный рифф, и в итоге она оказалась в их репертуаре».

Невзирая на достоинства этой песни. Винс Кларк настоял на ее исключении из сет-листа: «„Television Set“ была написана другом Мартина; не знаю, как так вышло, но мы ее играли. Вероятно, мы решили ее не записывать, потому что не получили бы с этого никаких денег. Иначе мы включили бы ее в первый альбом „Depeche Mode“».

Пятьдесят фунтов, потраченные на запись демо-пленки, начали окупаться. Особенно удачной находкой оказалось заведение с чудным названием «Крокс».

Роберт Марлоу: Они регулярно играли в «Крокс» в городе Рейли. Там было так круто — у них был живой крокодил! Это было настоящее семидесятническое место, идеально подходящее для дискотек.

Винс Кларк вспоминает, что «Composition Of Sound» отыграли несколько выступлений в рамках организуемых клубом мероприятий под общим названием «Ночь футуризма»: «Здание так там и стоит; теперь там клуб „Пинк Тусбраш“ („Розовая зубная щетка“)! Сейчас это дешевый кабак, но раньше там было очень здорово. У них был свой крокодил, он жил в огороженном бассейне. Кажется, в итоге до него дорвалось Королевское общество по предотвращению жестокого обращения с животными, и клуб прикрыли, но какое-то время мы регулярно играли там по субботам. Однажды мы выступали вместе с „Soft Cell“.

Организацией „Ночей футуризма“ занимался Стив Браун, и, судя по всему, первое выступление „Composition Of Sound“ в „Крокс“ 16-го августа 1980-го состоялось во многом благодаря тому факту, что Стив достаточно давно знал Дэйва Гэана. „Тогда это место называлось „Крокс Глэмор Клаб“, я стоял на дверях, а Дэйв был там довольно частым гостем. Там состоялись первые выступления Culture Club“ и „Soft Cell“. Правда, Марка Алмонда там не очень хорошо приняли, и в автобиографии он написал что-то вроде „это называлось „Glamour Club“ (glamour — чарующая сила, шарм, обаяние, очарование; привлекательность), но в яичнице и то больше очарования!“ Нас всех это жутко оскорбило».

Возможно, виной такому приему «Soft Cell» была узость взглядов эссекской публики, но, возможно, в тот вечер «Composition Of Sound» просто-напросто были лучшей из двух групп, вообще, «COS» в «Крокс» всегда принимали на «ура», хотя Стив Браун так и не смог толком объяснить почему: «Реакция публики на „Composition Of Sound“ всегда была потрясающей, потому что это было как будто кто-то из „своих“, простой парень, собрал группу и добился большого успеха. На самом деле „Крокс“ стал их тестовой площадкой, — они знали, что в Рейли получат хорошую отдачу. Другое дело публика Саутенда: все знали, как трудно ей угодить. Тамошние зрители всем своим видом говорили: „Ну давай, удиви меня“. Когда на разогреве играли другие группы, никто и смотреть на них не желал, но, как только на сцену выходил Дэйв, все выбирались на танцпол и начинали подпевать. Все девушки знали, что прозвучит в следующий момент, и танцевали соответственно, что для любого, кто часто бывал в клубе, выглядело абсолютно дико — там нечасто такое случалось».

Всего «COS» сыграли в «Крокс Глэмор Клаб» пять раз. Стив Браун описывает типичное представление: «Дэйв всегда заявлялся в „Крокс“ со своей подружкой Джо Фокс, которая обычно стояла перед сценой и фотографировала. Это было странное зрелище: Дэйв у края площадки исполнял свой покачивающийся танец, нежно обняв микрофонную стойку, — правда, со временем он начал держаться получше; Винс выглядел сосредоточенно и увлеченно, а остальные двое были как будто не у дел — если честно, создавалось впечатление, что Винс просто наклеил им на синтезаторы подробные инструкции по исполнению песен».

В один из вечеров за выступлением «COS» в «Крокс» наблюдал не кто иной, как Гэри Ньюман, который в то время был как раз на вершине своей, увы, недолгой славы: «„Composition Of Sound“ стояли практически на танцполе — сцены как таковой там не было. Играли они блестяще, и я хотел с ними поговорить, но не смог, потому что мне пришлось срочно уехать. Я подумал, что ими могут заинтересоваться в „Beggars Banquet“ и что было бы здорово попробовать им заключить контракт с каким-нибудь лейблом. К сожалению, я уже не помню, упоминал ли о них хоть раз в „Beggars“, но думаю, что да».

Забавно, что, когда Винс и Дэйв выбрались в Лондон и прошлись со своей демо-записью по рекорд-компаниям в отважной попытке заполучить контракт с каким-нибудь лейблом, как раз в «Beggars Banquet» им оказали весьма холодный прием.

Дэйв Гэан: Мы с Винсом везде побывали — за один день мы обошли около двенадцати компаний. «Rough Trade» был нашей последней надеждой. Мы подумали: «Им это точно понравится — у них ведь есть и плохие группы». Но даже они нам отказали. Они все притопывали ногами, пока слушали нашу запись, и мы подумали: «Вот оно!» В итоге они сказали: «А что, довольно неплохо. Но это не для „Rough Trade“».

Винс Кларк: Это было довольно увлекательно. Мы нацепили все свое футуристическое снаряжение. Самые приятные люди были в «Rough Trade»: они согласились сесть и послушать запись. В то время еще можно было так сделать — просто зайти со своей записью и предложить им ее послушать, а они у себя в офисе слушали и говорили: «Не подходит». Сейчас-то и такого уже нет, даже за порог никого не пустят. В общем, в «Rough Trade» нам сказали: «Слушайте, мы этим не занимаемся, но это может заинтересовать Дэниела Миллера — он как раз открыл новый лейбл „Mute Records“». А Дэниел послушал секунд пять и сразу сказал: «Нет!»

Дэниел Миллер помнит их краткую первую встречу: «Я был в магазине „Rough Trade“ на Бленхейм-кресент, 137. Ко мне подошел ныне покойный Скотт Пиринг, который позже стал известным радио-промоутером и очень важным человеком в индустрии независимой музыки, и сказал: „Дэниел, зайди посмотреть на этих ребят — возможно, они тебя заинтересуют“. А там оказались эти ужасные мелкие прыщавые „новые романтики“ — а я в то время „новых романтиков“ люто ненавидел. У меня были какие-то технические проблемы с печатью конвертов для пластинок „Fad Gadget“, и я просто посмотрел на них, подумал: „Не буду я прямо сейчас это слушать“ — и пошел по своим делам.

Конечно, реакция Дэйва Гэана на пренебрежение Миллера была резкой: „Мы были в „Rough Trade“, показывали им нашу запись. Они сказали: „Довольно неплохо, только это не для «Rough Trade». Но мы знаем, кто мог бы этим заинтересоваться“. Вошел Дэниел Миллер, и у него спросили: „Ну, Дэн, что ты об этом думаешь?“ А он посмотрел на нас, развернулся и вышел, хлопнув дверью. И мы подумали: „Вот ублюдок!“»

В дополнение к регулярным концертам в «Крокс» «Composition Of Sound» случайно нашли еще одну площадку для выступлений.

Гэри Смит присутствовал при этом потрясающем событии: «Родители одного из моих друзей управляли пабом на юго-востоке Лондона, в Дептфорде, и у них часто бывала живая музыка. В общем, как-то мы с Винсом дотащились до Дептфорда с демо-записью и поставили ее хозяевам. Женщина послушала и сказала: „Наши посетители такой музыкой не интересуются, но у нас есть друг в другом пабе, который может заинтересоваться. Вот номер телефона, позвоните ему“.

Когда она написала уже знакомое нам название „Бриджхаус“, мы глазам своим не поверили. Но она была очень славной женщиной и не стала бы врать, так что мы позвонили этому чуваку, и он сказал: „Непременно приходите“. Он дал „COS“ только один шанс, так что мы собрали там всех, кого могли, и концерт удался! Этот парень сказал: „По крайней мере, вы заполнили зал. Можете возвращаться на следующей неделе!“».

Этим парнем был Терри Мерфи, промоутер «The Bridgehouse Records», расположенной в том же здании, что и паб, в лондонском Кэннинг-тауне. В свое время это небольшое помещение на триста пятьдесят человек было одной из самых популярных концертных площадок среди лондонских пабов и пристанищем для групп вроде «Generation X» и «The Buzzcocks». Легкий синтипоп «Composition Of Sound» понравился разборчивой публике Мерфи, во многом благодаря все той же гэановской стратегии «приведи толпу с собой».

На представлении в «Бриджхаусе» 24 сентября 1980 года «COS» разогревали «The Comsat Angels» из Шеффилда. «Они были куда лучше нас, — признается Винс Кларк. — Когда ты в таком возрасте, всегда говоришь, что ты лучше всех, но на самом деле, конечно, все было наоборот. Они позже записали пару альбомов». Бутлег выступления «COS» в «Бриджхаусе» 30 октября 1980-го раскрывает панковскую сторону песен типа «Television Set», однако вряд ли по этому можно было судить о будущем их музыки.

Радиоведущий Роберт Элмс стал свидетелем другого раннего концерта «COS», прошедшего в крайне необычном месте: «Это была крохотная комнатка не то над овощным магазином, не то над химчисткой. Там находилось человек десять, все в мешковатых штанах и с дурацкими прическами. Я подумал: „Да не может быть, чтобы здесь кто-то выступал“. И тут появились эти четверо мальчиков… Мне и самому было всего восемнадцать или девятнадцать, но на вид они мне в младшие братья годились! Такие тощие школьнички с чуть ли не игрушечными синтезаторами. Я подумал: „О, круто! Наверняка это будет ужасно“ — я ведь на это и надеялся, шел на их концерт, как на игру вражеской футбольной команды — позлорадствовать. А потом они заиграли, и ничуть даже не ужасно».

Деб Манн: К тому времени они успели обрести немало поклонников. В сомом начале среди их слушателей было немало готов, этих модников. Дэйв ведь и сам был большим модником.

Мартин Манн вспоминает другое старое шоу в «Бриджхаусе»: «Я был с ними в гримерке перед их выходом. Они выступали после группы „Industrial News“, которая играла довольно тяжелую музыку. Я помню, что сказал: „Это для меня чересчур индустриально“, они и правда играли что-то среднее между панком и хэви-металом. Потом заиграли „Composition Of Sound“, и это было совсем другое дело. Они включили старую драм-машину, но она барахлила и в какой-то момент просто отказала, и кто-то из толпы крикнул: „Вставьте еще одну монету!“. Но они были великолепны; я до сих пор помню даже те их песни, которые никогда не были записаны. В то время они все еще выступали в макияже; у Дэйва волосы торчали в разные стороны, как шипы. Когда они стали знаменитыми, их внешний облик изменился».

Роберт Марлоу: На их ранних выступлениях всегда было весело. Транспортом им служил большой белый фургон «форд транзит» парня по имени Лоуренс Стюарт. Я помню, после одного особенно лихого сета в «Бриджхаусе» в кузов набилась целая куча народа — паб находился у черта на куличках где-то в глубине восточного Лондона. Мы туда еле втиснулись во всем своем «парадном» убранстве и в итоге беспомощно смотрели, как футляр с синтезатором Винса подъезжает к самому краю кузова. И что вы думаете, эта хреновина в итоге выпала на дорогу! Мы остановились, и тут надо было видеть Винса — он побледнел как смерть. Мы побежали к футляру, ожидая увидеть внутри только порванные провода и сломанные клавиши. Синтезатор был в полном порядке!

«Скорее уж мы сами выпадали из фургона», — фыркает Винс Кларк, однако подтверждает, что рассказанное Робом — правда: «Лоуренс был строителем, и у него был „форд транзит“, так что он возил нас на все наши лондонские концерты».

Гэри Смит: Кажется, какое-то время Пол Редмонд выступал в роли их менеджера. У одного из его друзей был фургон, а тогда любой, у кого был фургон, считался ценным другом — надо же было как-то перевозить оборудование!

На вопрос о том, был ли Пол Редмонд менеджером «Composition Of Sound», Винс Кларк отвечает: «А, ну как же. Пол Редмонд! Он был приятелем Дэйва, так что скорее уж он был менеджером Гэана. Он был одним из парней, которые ходили в „Блиц“ — вероятно, он и привел туда Дэйва. Он был каменщиком, а им тогда хорошо платили, так что он многое мог себе позволить — когда он играл с группой Роба Аллена, у него было целых два синтезатора!»

К тому времени с виду уступчивый Энди Флетчер заполучил инструмент, идеально подходящий для его басовых партий. «Он уже купил себе бас-гитару, но мы убедили его купить приличный синтезатор», — утверждает Винс Кларк. В случае с Флетчером приличным синтезатором был весьма недешевый для 1980-го года — 295 фунтов — «Moog Prodigy», замечательный двухосцилляторный непрограммируемый аналоговый монофонический синтезатор.

На этом изменения не закончились. Для участия в «рок-ночи», организованной в джаз-клубе Ронни Скотта в лондонском районе Сохо 29 октября 1980-го, неуклюжее «Composition Of Sound» было заменено модным (в буквальном смысле слова) названием «Depeche Mode».

Мартин Гор: Название «Depeche Mode» придумал Дэйв. Он занимался демонстрацией товаров и дизайном одежды и использовал журнал «Depeche Mode» в качестве справочного материала. Это означает «быстрая мода» или «модное послание» — мне нравится, как это звучит.

Ди Дай: Дэйв Гэан страшно ругался, когда люди произносили это название как «депеше мод», да еще непременно с гнусавым эссекским выговором, и настаивал, что последняя «е» в «depeche» не произносится. Он позаимствовал это имя у французского журнала о моде, который красовался на библиотечных полках в его колледже.

Ди Дай посетила это показательное выступление у Ронни Скотта: «Мы приехали в клуб в кузове фургона с их оборудованием. Атмосфера в клубе перед началом концерта была довольно напряженной: Дэйв волновался, зная, что в зале присутствуют представители рекорд-лейблов; Винс сохранял относительное спокойствие и больше переживал за свое, как он это называл, „electrickery“. Кто-то нервно расхаживал по комнате, кто-то глушил пиво. По моим воспоминаниям, сам концерт прошел не хуже, чем мы рассчитывали. Мы исполняли свои угловатые па, приветствовали песни радостными воплями и сумели подбить часть зрителей вместе с нами раскачиваться из стороны в сторону и притопывать. После шоу Дэйв был очень возбужден — он сказал, у него было хорошее предчувствие».

Винс Кларк: Тут-то и началось настоящее развитие действия! Только что мы играли в «Крокс», и вот уже мы выступаем в Лондоне! События развивались стремительно.

Джо Гэан тоже чувствовала, что удача наконец повернулась к «Depeche Mode» лицом: «Я была с Дэйвом, когда „Depeche“ начали играть свои первые концерты в „Крокс“ и „Бриджхаусе“. Это были потрясающие вечера в окружении восторженных друзей. „Depeche Mode“ были такими крутыми, такими необычными. После нескольких концертов о них заговорили, и тогда в их аудитории появилось много новых лиц. Жалко, что многие их приятели не ходили на концерты. Но Стив Хилл по-прежнему возил нас в своем фургоне, перетаскивая оборудование с одной площадки на другую».

14 ноября 1980-го, когда Дэйв все еще учился в Саутендском техническом колледже, член студенческого совета Ларри Мур устроил там вечер живой музыки. «Главным номером была регулярно появлявшаяся в музыкальной колонке бэзилдонской „Ивнинг Эко“ группа „The Leapers“, на которую возлагали большие надежды, — рассказывает Ларри. — А всего в списке было шесть групп. „Depeche Mode“ были третьими по списку и, безусловно, лучшими. После концерта, когда я стоял в раздевалке и раздавал всем кулоны на скидки на фаст-фуд, ко мне подошел Дэйв, и я спросил, не хотели бы они выступить снова, раз уж они так здорово сыграли. Гэан пристально посмотрел на меня и сказал, что они согласны выступать только в качестве заглавной группы. „Ха! — фыркнул я и отвернулся. — Ну не настолько уж вы хороши“. Таким образом, я стал человеком, который сказал, что „Depeche Mode“ недостаточно хороши для роли хедлайнера в Саутендском колледже. А ведь в чем-то я был прав!»

В том же месяце «Depeche Mode» удостоились первого упоминания в прессе. «Им осталось только сменить прикид, — писала бэзилдонская газета „Ивнинг Эко“. — Многие из расфуфыренных футуристических поп-групп в подметки не годятся этим четверым бэзилдонским парням. „Depeche Mode“ далеко пойдут, если кто-нибудь подкинет им адрес хорошего портного».

Роберт Марлоу: Однажды в местной газетенке «Ивнинг Эко» появился потрясающий заголовок: «Осталось только сменить прикид». Конечно, подобные издания всегда используют броские фразы вроде «Эти модники далеко пойдут» и тому подобных, но мы и правда выглядели, как полные идиоты! Весь этот макияж и прически смотрелись совершенно нелепо. Помню, моя тогдашняя девушка как-то сказала: «Мужчины совершенно не умеют краситься — они смотрят на свое лицо в упор и никогда не крутятся перед зеркалом, чтобы увидеть себя с разных сторон». Мартин и Флетч по-прежнему работали, и, когда «Depeche Моде» давали свои первые концерты в «Бриджхаусе» или где-то еще, им приходилось прямо из рабочих костюмов переодеваться в свои футуристические наряды, что было довольно забавно. Помню, однажды мы с Флетчем ходили по магазинам — в то время была повальная мода на туфли-балетки, — мне повезло, мне их и так приходилось носить на уроки актерского мастерства. В общем, мы нигде не могли найти нужный размер — вы бы видели ножищи Флетчера. Так что ему пришлось выйти на сцену в гольфах и мохнатых тапочках.

Дэйв Гэан тоже был не прочь посмеяться над «преступлениями против стиля» его товарищей по группе: «Энди надевал бриджи, футбольные гетры и тапочки — умереть со смеху. У Мартина пол-лица было раскрашено белым. А Винс выглядел как вьетнамский беженец: автозагар, черные волосы и узкая повязка вокруг головы».

Винс Кларк: Флетчер, Мартин и я ничего в этом не понимали. Это Дэйв был стилистом! Я помню, что тогда было мода на тапки для занятия карате, ну, такие мягкие черные тапки без шнурков. Так что у каждого из нас было по паре таких, кроме Флетчера. Он не нашел своего размера и в итоге выходил на сцену в тапочках.

Тогда же Винс решил сменить фамилию, вследствие чего стал известен миру как Винс Кларк. Как выяснилось, это было вынужденной мерой во избежание весьма неприятной ситуации: «Когда мы получили свою первую рецензию, я написал в местную газету, приложив к письму фотографию с нашей фотосессии в серых пальто, которую провел в моем гараже Пол Крик. Мы записали интервью, и вдруг я понял, что, если мое имя появится в газете, у меня будут проблемы, потому что я все еще получал пособие по безработице. Так что я в панике позвонил в газету и попросил не печатать мое настоящее имя».

Но почему Кларк? «В тот момент друг Дэйва Гэана, Пол Валентайн, увлекался американской музыкой пятидесятых годов. Был тогда один популярный диджей по имени Дик Кларк. Я подумал: ну, не могу же я назваться Диком Кларком — никто не поверит, что меня зовут Дик. Так что я позаимствовал у него только фамилию и стал Винсом Кларком».

Причудливые песни, привлекательный фронтмен и яркое название у них уже были; все, что им было нужно, — это контракт на запись.

 

Глава V

Курс на ультрапоп

Похоже, соперники «Depeche Mode», электропоп-дуэт из Лидса «Soft Cell», не особенно расстроились, получив в августе 1980-го не слишком радушный прием от эссекской публики, — в том же году они записали свою первую долгоиграющую пластинку «Mutant Moments», выпущенную ограниченным тиражом при финансовой поддержке матери Дэйва Болла, клавишника. Несмотря на то, что пластинка не попала в чарты, ее самиздатовское обаяние привлекло внимание Стивена Пирса, также известного как Стиво, семнадцатилетнего недоучки, работавшего диджеем в Лондоне и пытавшегося сделать себе имя на составлении еженедельного Futurist Chart для популярного британского журнала «Sounds».

Стиво создал свой собственный рекорд-лейбл с не подчиняющимся правилам правописания названием «Some Bizzare» (искаженное «bizarre» — странный, причудливый, ненормальный) и планами по выпуску сборника малоизвестных футуристических групп, включая «Soft Cell». Также он положил глаз на «Depeche Mode», которых впервые увидел, скорее всего, в ту самую неудачную для «Soft Cell» ночь в «Крокс». «Стиво тогда был менеджером „Soft Cell“, так что, наверное, на их выступлении мы его и встретили», — рассуждает Винс Кларк.

11 ноября 1980 года все еще не подписавшие контракта ни с одним лейблом «Depeche Mode» играли в «Бриджхаусе» на разогреве у Фэда Гэджета (творческий псевдоним Фрэнка Тови) с лейбла Mute.

Винс Кларк: Мы выступили перед Фэдом Гэджетом, а потом к нам в гримерку зашел Стиво и сказал: «Слушайте, мы тут устраиваем тур „Some Bizzare“, вам это было бы интересно? Хотите заключить контракт с этим лейблом?» Следом за ним зашел Дэниел Миллер, мы его знали по «T.V.O.D.», би-сайду с сингла «Warm Leatherette». Это был сложный выбор. Стиво сказал: «Слушайте, если вы подпишетесь на „Some Bizzare“, я смогу заполучить вам место на разогреве у „Ultravox“». В общем, это было действительно непростым решением! Но почему-то мы решили выбрать Дэниела. А он сказал: «Для начала просто выпустим сингл».

«Мы готовы были подписать что угодно, лишь бы выпустить пластинку, — говорит Винс. — Группа единогласно решила, что Дэниел Миллер вызывал у нас больше доверия, потому что сказал, что, если какую-то из сторон не устроит другая, мы просто разойдемся».

Воспоминания Дэниела Миллера совпадают с рассказанным Кларком: «С тех пор, как я впервые увидел Кларка и Гэана в магазине „Rough Trade“, прошло несколько недель или даже месяцев. Fad Gadget играл в „Бриджхаусе“ в Кэннинг-тауне, и Терри Мерфи, парень, который отвечал там за музыку, поставил „Depeche Mode“ ему на разогрев. По-моему, сочетание было никудышное, но именно на этом концерте я впервые увидел „Depeche“. Я пошел в гримерку и сказал: „Давайте выпустим сингл“, а они ответили: „Ну давай“ — вот и все. Нет, ну, наверное, разговор был подольше. Я им говорил: „Вы можете стать поп-звездами. То, что вы делаете, просто потрясающе; это поп-музыка, но звучит она очень свежо. Мы пока не выпускали поп-хитов, но я в вас верю. Давайте выпустим сингл и посмотрим, как оно пойдет. Я не хочу обязывать вас к чему-то большему, потому что я пока сам не знаю, что из этого получится“. Так что все было предельно просто».

Такой либерализм и невмешательство со стороны Миллера выглядят чем-то невероятным на фоне жесткого и прагматичного подхода, свойственного музыкальной индустрии наших дней, заправляемой крупными корпорациями.

Энди Флетчер: Он ничего не предлагал — никаких контрактов. Но мы ему поверили, потому что нам нравился и он сам, и музыка с его лейбла. К тому же по каким-то загадочным правилам у нас совершенно не было денег; мы по-прежнему работали — ну, точнее. Винс сидел на пособии, а Дэйв все еще был в колледже.

«Я не понимал, зачем нам контракт, — говорит Миллер, возвращаясь к прошлому. — Я думал — если ты честен с музыкантами, платишь им, не ограничиваешь их свободу и при этом изо всех сил стараешься раскрутить их записи, то зачем заключать контракт, зачем втягивать в это дело юристов? Мне это казалось неприличным».

Пол Морли из «New Musical Express» заключает, что «встреча с Дэниелом Миллером была из категории случайностей, о которых потом рассказывают легенды», однако ситуация «Depeche Mode» с лейблом была далеко не такой простой, как утверждал Миллер. Стиво продолжал увиваться за группой и вскоре сделал предложение, от которого сложно было отказаться. Его запланированный сборник «Some Bizzare Album» был на подходе, Стивен страстно желал заполучить на него песню «Depeche Mode», и парни с большой радостью приняли предложение.

Прошло два с лишним десятилетия, но глаза Винса Кларка по-прежнему горят от возбуждения при воспоминании о том случае: «И тут вдруг нам говорят: „Можете записать трек для нашего сборника?“ Потрясающе!»

Дэйв Гэан: Мы в то время вообще ничего не записывали. Стиво обратился к нам и спросил, не хотим ли мы включить свой трек в этот сборник, и мы подумали, что это было бы хорошо.

Тем временем Миллер и Стиво предположительно заключили неофициальное соглашение. По уговору, Миллер продюсировал «Memorabitia», первый сингл «Soft Cell» после подписания контракта с «Phonogram» в 1981-м, и дебютную запись, «Photographic», для сборника Стивена «Some Bizzare Album» в ноябре 1980-го.

Дэниел Миллер: «Depeche Mode» ни разу не были в студии до того, как я начал с ними работать. Честно говоря, у меня у самого опыта в этом деле было немного. Мне казалось, что по сравнению с ними я был очень опытным продюсером, но это было не так. Но думаю, я все же помог им добиться желаемого звучания при тех скромных технических возможностях, что были в нашем распоряжении. Я старался показать им все их возможности.

Винс Кларк: Я помню лондонскую студию «Таре One»; надо сказать, выглядела она впечатляюще. Помню, что там было довольно темно. Кажется, как-то Стиво заглянул туда, чтобы послушать «Photographic», и его стошнило на микшерный пульт! Я сам не видел, но это так засело в моей памяти, что мне кажется, будто я там был.

Сам Стиво считает, что Винс, возможно, путает это происшествие с тем событием, которое произошло, когда Миллер работал над записью «Soft Cell»: «Я зашел в маленькую студию в Ист-энде. Было 10.30 утра. Я был пьян. Это был день рождения Дэниела Миллера, и он всю ночь не спал. Я сказал: „С днем рожденья, Дэниел“, а его стошнило прямо на пол. Вонь была страшная. Думаю, именно это придало записи такое грязное звучание».

Но оставим пищеварительные проблемы в покое. Что по-настоящему впечатлило Винса Кларка, так это технологические навыки Миллера. Позже Дэниел рассказывал, что Винса сразил наповал его обожаемый, купленный по дешевке у Элтона Джона синтезатор «ARP 2600» — сложная, старомодная полумодулярная модель, позволяющая пользователю комбинировать отдельные звуковые модули, и особенно входящий в систему аналоговый секвенсор.

Дэниел Миллер: Мой «ARP Sequencer» был синхронизирован с пленкой, и Винсу это казалось просто невероятным. Там было всего шестнадцать нот, но синтезатор давал очень много возможностей для творчества. Я помню, как в первый раз показал его Винсу; он был совершенно очарован, и в итоге все раннее развитие «Depeche Mode» было завязано на секвенсоре «ARP» — парни не на шутку им увлеклись. В отношении структуры и аранжировок я давал им полную свободу, потому что считал, что песни у них отличные, и хотел запечатлеть их на пленке так, как ребята считали нужным.

Винс Кларк: Конечно, столько раз отыграв «Photographic» живьем, мы знали ее безупречно. Я помню, что мы использовали секвенсор, так что Флетчеру больше не надо было играть басовые партии. Этот секвенсор можно было синхронизировать с ударными и всеми остальными партиями, что было замечательно. Только Мартин по-прежнему исполнял свои партии сам — он играл достаточно хорошо, чтобы успевать за всей аппаратурой, а мы с Флетчером просто использовали секвенсор, чтобы вызывать нужные ноты.

К ужасу Винса, его «Kawai S100F» решительно отказался от сотрудничества с техникой «ARP», так что для секвенсирования своих партий Винс, скорее всего, был вынужден использовать один из синтезаторов Миллера.

Винс Кларк: Когда мы впервые встретили Дэниела, он показал нам, как работает секвенсор, и я подумал: «Отлично. Подключу-ка я к нему „Kawai S100F“». Но ничего не вышло! Уже потом я разобрал эту штуковину и обнаружил, что входные гнезда ни к чему не были подключены! Они там были только для виду.

Обсуждая вклад «Depeche Mode» в «Some Bizarre Album» после его выхода 31 января 1981-го, журналист Пит Силвертон прокомментировал «Photographic» следующим образом: «Ваш трек звучит куда оптимистичнее, чем остальные песни на этом сборнике. Они все словно бы посвящены теме уныния».

Дэйв Гэан: Да мы тут ни при чем. Просто Винс не пишет мрачных песен.

Благодаря верному «Korg KR55» Дэниела Миллера — «очень крутой драм-машине с функцией автозаполнения», как выразился Винс Кларк, — версия «Photographic», ставшая известной как «Some Bizzare version», имела быстрый темп и звучала почти так же, как в живом исполнении, только плотнее и с Дэйвом Гэаном в роли электроперкуссиониста. По мнению Роберта Марлоу, «записав басовые партии и разные куски, секвенсированные Дэниелом Миллером, на пленку, они вышли на новый уровень. Раньше-то они играли кое-как, случалось, что и фальшивили — хотя все равно звучало очень хорошо. Я страшно им завидовал».

Крис Бон из «New Musical Express» заключил, что дебютная запись «Depeche Mode» была «очень уверенной, аккуратно скомпонованной, с отличными переплетающимися синтезаторами мелодиями и пульсирующим ритмом. К минусам можно отнести разве что текст в духе футуризма тридцатых годов». Вообще, если взять открывающий куплет, то в чем-то Бон был прав: «А white house, a white room / The Programme of today / Light on, switch on / Your eyes are far away / The map represents you / And the tape is your voice / Follow all along you / Till you recognise the choice» («Белый дом, белая комната / Программа на сегодня / Включи свет, нажми на кнопку / Твои глаза далеко / На карте твое изображение / На пленке — твой голос / Следуй за собой / Пока не осознаешь выбор»).

С другой стороны, в интервью с «The Face» Винс Кларк как-то признался, что в тексте его интересовала скорее фонетика, чем семантика: «Мне нравится, как слова сочетаются и рифмуются. Когда я сочиняю фразу, я думаю о том, насколько легко будет ее спеть, как она будет сочетаться с мелодией. Я думаю, в том стиле, в котором мы работаем, полезно использовать определенные слова. Слова ведь могут быть очень модными. Можно я приведу пример? Подходящие слова для хорошей электронной песни — „fade“, „switch“, „light“, „room“, „door“ и все в такой духе. „Fade“ вообще отличное слово. Идеальное слово для восемьдесят первого».

Несмотря на то, что все группы на сборнике Стиво были причислены к футуристам, Дэйв Гэан поспешил опровергнуть принадлежность «Depeche Mode» к этому движению: «Все эти группы из одной тусовки и никогда уже ее не покинут. Разве что у „Soft Cell“ есть неплохие шансы выбраться оттуда. Я не люблю ныть, но „Naked Lunch“ уже сто лет делают одно и то же! Мы пишем поп-музыку — электро-поп, так что не стоит судить о нас по появлению на том сборнике. Достаточно послушать саму песню, чтобы понять, что мы к футуризму не имеем никакого отношения».

Еще до выхода «Some Bizzare Album» «Depeche Mode» снова оказались в студии с Дэниелом Миллером, записывая тот самый сингл, который Гэан упомянул в первом большом интервью группы журналу «Sounds».

Местом записи на этот раз стала «Blackwing Studios» звукоинженера Эрика Рэдклиффа, расположенная на юге Лондона в здании бывшей церкви Всех Святых на Пеппер-стрит, 1. Дэниел Миллер уже бывал там во время работы над своим проектом «The Silicon Teens». Миллер выбрал эту относительно дешевую студию из-за наличия большой аппаратной: при отсутствии живых инструментов ему просто нужно было место, чтобы разместить свою коллекцию аналоговых синтезаторов, которая на тот момент уже включала в себя так впечатливший Роберта Марлоу «Korg 700S». «Blackwing Studios» и «Depeche Mode» оказались хорошим сочетанием — запись сингла «Dreaming Of Me» с би-сайдом «Ice Machine» заняла всего пару дней.

Винс Кларк: Во второй раз записываться в настоящей студии было захватывающе. Когда там записывался Дэниел, там еще было восемь дорожек, но к нашему приходу их стало шестнадцать! В один из тех дней мы устроили большую вечеринку в Бэзилдоне, так что, когда мы вернулись в студию записывать би-сайд, мы все мучились похмельем. (Доказательства того, что во время записи «Dreaming Of Me» группа неплохо проводила время, можно найти на CD-переиздании дебютного альбома «Depeche Mode» «Speak & Spell». Во время постепенного затихания этой песни — скорее всего, благодаря ошибке инженера звукозаписи — явственно слышны чьи-то радостные возгласы и даже парочка тех самых фальшивых нот, о которых упоминает Роберт Марлоу. — Дж. М.)

Даже не слишком эмоциональный Винс Кларк не мог сдержать возбуждения, когда два его творения оказались увековечены на виниле: «Я помню, что, бродя по Лондону, боялся, что меня собьет машина и я пропущу все самое интересное. Я думал: „Вот обломно было бы попасть под машину именно сейчас“. Я стал осторожнее на переходах, до того это было потрясающе!»

Что до выбора треков для дебютной семидюймовки «Depeche Mode», то, как разъясняет Винс Кларк, «за это отвечал Дэниел. Мы решили, что как он скажет, так и будет».

Кто-то считает, что Дэниел Миллер изначально рассматривал «Depeche Mode» как способ воплотить в жизнь задуманный им проект «The Silicon Teens». Разумеется, самого Миллера эта теория не интересует: «Идея „The Silicon Teens“ отчасти совпадала с моими надеждами на будущее „Depeche Mode“, но я не собирался никому ничего навязывать или насильно превращать „Depeche Mode“ в „The Silicon Teens“. К тому моменту, когда я впервые их увидел, у них уже было свое собственное звучание, и оно меня потрясло. Так что я определенно не создавал их по своему образу и подобию, просто их образ очень удачно совпал с образом, придуманным мной ранее.

У меня было определенное видение того, как могла развиваться тогда электронная музыка; можно сказать, я надеялся, что раз я сам так увлекаюсь синтезаторами, то новые группы тоже в первую очередь будут обращаться именно к ним, а не гитаре и ударным. В этой области все еще было так много новых и неисследованных возможностей, в то время как рок-музыка, за редкими исключениями, ходила по кругу с самого начала шестидесятых. Поп-музыка и другие, более экспериментальные стили предоставляли куда больше способов движения вперед, создания чего-то необычного. У нас была возможность совершить одно из тех открытий, о которых я мечтал».

Остановившееся было развитие событий со Стиво в конце концов обернулось туром «Bizzare Everrings» в поддержку «Some Bizarre Album». В рамках этого турне «Depeche Mode» выступили в Лидсе («Уэрхаус», 2 февраля 1981) и Шеффилде («Лимит Клаб», 3 февраля 1981). Винс Кларк нашел тур не особенно полезным для здоровья: «Мы дали четыре или пять концертов, а все остальное время пытались урвать хоть немного сна. Правда, вместо кузова форда „транзит“ мы теперь путешествовали в кузове-фургоне».

Возможно, именно недостаток сна повлиял на впечатления Энди Флетчера, рассказавшего журналу «Look In» вскоре после тура, что «с северянами было так тяжело — они очень сильно отличаются от южной публики. Они не реагировали, потому что не знали наших песен. Правда, ближе к концу они все как с ума посходили».

Дэйв Гэан: Я думаю, все дело в характере северян. Они сначала внимательно вслушиваются, оценивают. А в Лондоне все сходу начинают беситься!

Позже в ответ на вопрос, почему «Depeche Mode» выбрали Дэниела Миллера и «Mute», а не Стиво и «Some Bizzare», Винс Кларк ответил: «Возможно, Стиво и показался нам странноватым, но не забывайте, что мы не заключали никаких контрактов ни с тем, ни с другим. Это было обычное устное соглашение: „Хотите сингл? Пошли в студию“. Он договорился со студией, а мы просто пришли и записали сингл».

Кларк не ошибся, назвав Стиво странным. По слухам, глава «Some Bizzare» счел остроумным устроить в своем роскошном лондонском офисе часовню и исповедальню для подопечных лейбла. Подобные выкрутасы едва ли могли понравиться тем, кто половину детства провел в церкви.

Кларк не переставал искать площадки для выступлений и сумел заполучить для «Depeche Mode» место в их первом престижном лондонском шоу, на разогреве у «Ultravox», которых теперь возглавлял Мидж Юэр, в рамках вычурного «Валентинова бала» Стива Стрейнджа и Расти Игана. Набор электронных проектов был весьма эклектичен и помимо «Depeche Mode» включал танцевальную группу «Shock», специализировавшуюся на так называемом робот-стайле, и коллектив «Metro», о котором никто толком и не слышал. Это шоу, состоявшееся в кинотеатре «Рейнбоу» 14 февраля 1981 года, Дэниел Миллер считает первым большим концертом в движении «новых романтиков».

«Depeche Mode» были на высоте: кайф от игры перед большими аудиториями оказался сильнее страха Кларка перед переходом на новый уровень. Как признался Винс Кларк, они «принимали много „спидов“, отчего происходящее становилось еще более захватывающим. Ты буквально превращался в комок нервов. Понимаете, нам было не до того, чтобы рефлексировать на тему „А не облажались ли мы?“. Нет, нет, мы им нравились!»

Мартин Гор: Я знал о наркотиках, но был довольно «правильным». Я был против наркотиков, и если кто-то употреблял их рядом со мной, я уходил. Я просто не хотел со всем этим связываться. В то время это было для меня вопросом морали — не знаю почему. Возможно, это был страх, потому что я всегда был довольно тихим и забитым и никогда ничего подобного не пробовал. Я просто не хотел в этом участвовать.

По мнению Винса Кларка, стимулянты были единственным нововведением, а в остальном формула оставалась все той же: «Мы продолжали играть так же, как и всегда, в сопровождении драм-машины „Boss Dr Rhythm“. Флетчер всегда играл басовые партии, потому что привык играть на бас-гитаре; Мартин играл все главные риффы, потому что умел играть на клавишных; а я был где-то посередине».

Рецензии, последовавшие за выпуском «Dreaming Of Me» 20 февраля 1981, в целом обнадеживали. Бетти Пейдж из «Sounds» назвала песню «глубокой, осмысленной, тяжелой и претенциозной», а Крис Бон из «New Musical Express», напротив, рассудил, что «несмотря на нарциссизм названия, „Dreaming Of Me“ в своей прелестной непритязательности и причудливости напоминает „Orchestral Manoeuvres In The Dark“. Отстраненный вокал, холодный автоматический ритм и сахарная мелодия. Три минуты удовольствия».

Авторы глянцевого «Smash Hits» тоже изначально были настроены благосклонно. Сначала они положительно высказались о лондонском выступлении «Depeche Mode» в «кабаре Футура» 16 февраля 1981-го, которое Пол Морли из «NME» назвал «замороженным», затем обласкали «Dreaming Of Me»: «Из-за стиля музыки „Depeche Mode“ и их очевидного вкуса к макияжу и стильной одежде их можно принять за завсегдатаев клуба „Блиц“, однако на самом деле они явно затмевают многие более известные группы благодаря своей способности сочинять отличные мелодии и правильно с ними обращаться. „Depeche Mode“ играют нечто среднее между радостным синтипопом „The Silicon Teens“ и более серьезными личностными песнями Фокса, Ньюмана и им подобных.

Две из этих жемчужин уже вышли на виниле, и восхитительный сингл „Dreaming Of Me“/„Ice Machine“ безоговорочно рекомендуется всем. Мелодичный, умный, стильный, энергичный — он заслуживает настоящей славы. Вы должны его купить!»

Текст, сообщающий, что «„Depeche Mode“ выглядят от силы на четырнадцать, но утверждают, что им за восемнадцать», сопровождается фотографиями группы, по которым видно, что, несмотря на сделку с «Mute», в финансовом отношении для группы ничего не изменилось. Винс и Мартин изображены стоящими бок о бок возле своих старых «Kawai S100F» и «Yamaha CS5», покоящихся на возвышении, подозрительно напоминающем большую картонную коробку.

Благодаря ди-джеям «ВВС Radio One» Питеру Пауэллу и Ричарду Скиннеру «Dreaming Of Ме» начали крутить по радио, и через несколько недель после выхода сингл достиг 57-й строчки британского чарта синглов — неплохой результат, учитывая, что «Mute Records» не обладали тем финансовым влиянием и сетью распространения, которые были у лейблов-мейджоров. Надо сказать, одно первое место синглу все же досталось — он возглавил чарт независимых синглов журнала «Sounds»; более того, 26 сентября 1981-го он все еще удерживал 27-ю позицию, по праву став главным независимым синглом года.

Вскоре «Depeche Mode Information Service», фактически первый официальный фан-клуб группы, решил выпустить брошюру «Личные факты». На вопрос о его главном жизненном достижении Дэйв Гэан ответил: «„Dreaming Of Me“ на „Radio One“».

С другой стороны, ответы остальных участников группы на тот же вопрос о достижениях раскрывают интересные подробности. Так, ответом Винса Кларка было «экзамен на водительские права», Энди Флетчера — «первое место в юношеском разряде Бригады мальчиков», Мартина Гора — «у меня их мало». Наводят на размышления и перечисленные ими цели: «успех» (Дэйв Гэан); «нет такого» (Винс Кларк); «научиться лучше играть на клавишных» (Энди Флетчер) и «стать миллионером» (Мартин Гор).

«Когда „Depeche Mode“ начали обретать популярность, это был переход в другое измерение, — сказал Дэниел Миллер журналу „Sound On Sound“ в 1998-м. — Я никогда не имел дела с хитами, а тут я только начал работать с группой, а за ребятами уже начали гоняться все лейблы в стране. Парни были очень молоды, к ним ломились представители всех этих компаний, и я чувствовал себя за них в ответе. К тому же все мейджоры говорили, что у „Mute Records“ не может быть хитов, и мне захотелось доказать, что они ошибаются! Это прибавило мне решимости».

По замечанию Стива Тейлора из «Smash Hits», «то, что ранее безразличные мейджор-лейблы внезапно вспомнили, что у них есть демо-запись и телефонный номер „Depeche Mode“, очень способствовало поднятию самооценки и членов группы, и Дэниела Миллера».

Энди Флетчер: В первый год мы таскали везде эти демо, и никому не было до нас дела. Потом вдруг все до единого представители отделов по подбору артистов и репертуара начали на нас охотиться, а мы почему-то предпочли им парня, который не обещал ни денег, ни контракта, зато нам нравилась музыка на его лейбле.

Это было смешно, потому что, когда я был в Нью-Йорке, я встретил Роджера Эймса из «Is land Records». Сейчас он председатель «Warner Music Group», а двадцать лет назад мы вместе пили пиво в бэзилдонском пабе и он пытался уговорить Криса Вриггса и Марка Дина заключить с нами контракт. Впоследствии Марк Дин убедил «Wham!» подписать худший контракт в истории. А ведь на их месте могли бы быть мы!

Встреча в пабе запомнилась Мартину Гору по той же причине: «В числе тех, кто за нами гонялся, были люди с „Polydor“ и еще некий Марк Дин, который позже подписал тот печально знаменитый контракт с „Wham!“».

Винс Кларк: Это началось после выхода «Some Bizzare Album». Они неожиданно заинтересовались нами, когда у нас появился релиз, а футуризм начал набирать обороты. Тогда к нам все и потянулись.

Мартин Гор: В то время нас обхаживали несколько мейджоров, и они предлагали нам сумасшедшие деньги — в то время у нас такие суммы в голове не укладывались: Винс жил на пособие по безработице, Дэйв учился, а мы с Энди едва протягивали от получки до получки.

Винс Кларк: К нам на концерты начали ходить представители «London Records» и прочие подобные личности, которые хотели с нами пообщаться. Ноу нас не было ни адвоката, ни менеджера, так что некому было заключать для нас сделки. Тогда это выглядело как шальные деньги. Это звучит ужасно, но я помню разговор с издателем, который предлагал мне десять тысяч фунтов за весь мой прижизненный труд — а я поверить не мог такой удаче!

Крошечная независимая компания Дэниела Миллера, офисом которой еще год назад служила квартира в лондонском районе Голдерс-Грин, где жили Дэниел и его мать, успела переехать в однокомнатный офис на Декой-авеню, 16 как раз к выходу «Dreaming Of Me».

«Мы просто хотели сделать запись, — говорит Мартин Гор, объясняя, чем так привлекала их „Mute“. — Само по себе это событие казалось нам таким захватывающим, что ничего больше нам и не требовалось. Мы не хотели связываться с большой звукозаписывающей компаний, a „Mute Records“ тогда заслуживала доверия, как никто: там были Фэд Гэджет, „The Normal“ и „The Silicon Teens“ — вся та музыка, которую мы слушали. Далеко не все лондонские пластинки были так уж хороши, но все, что выходило на „Mute“, даже те записи, которые не добивались большого успеха, было весьма достойным; думаю, это нас и убедило».

Мартин Гор: Мы тогда очень тщательно обдумывали свои действия; мне кажется, это Винс решил, что нам стоит работать с «Mute» — и я по сей день ему за это благодарен. Мы его послушались, потому что мы тоже были фанатами «Mute». Но я думаю, что именно Винс больше всего повлиял на наше решение, и это было большой удачей.

Деб Манн: Решение принял Винс. Были и другие заинтересованные лейблы, но он выбрал «Mute». Насколько я помню, Дэниел собирался дать Винсу право голоса, подпишись группа на его лейбл, в то время как на каком-нибудь крупном лейбле парням просто говорили бы, какой сингл им надо выпустить, какие песни включить в альбом и так далее. Винсу бы такое не понравилось.

В самом первом интервью «Depeche Mode» журналу «Sounds» (номер от 31 января 1981 года) Винс Кларк и в самом деле отозвался об их знакомом из «Mute» весьма лестно: «На „Mute“ у нас будет больше шансов. Дэниел уже успел хорошо себя зарекомендовать, и к тому же нам нравится, как он работает. Мы выслушали представителей других компаний, посмотрели, что они нам предлагают, но сотрудничать решили с ним. Он добился успеха с «The Silicon Teens», а мы на них чем-то похожи. У Дэниела нюх на подобные вещи. Мне кажется, его недооценивают».

В интервью для «New Musical Express» в августе того же года еще один из участников, чье имя не указано, рассуждает о загадочной личности, коей являлся — и является до сих пор — Дэниел Миллер: «Мы появились как раз тогда, когда все большие лейблы искали себе группу из числа футуристов. Мы были очень близки к заключению договора с мейджором. Но с Дэниелом мы можем делать все, что захотим. Если бы нам захотелось, мы могли бы просто записать три минуты шума, а он выпустил бы это синглом. Он выпускает сингл даже тогда, когда знает, что больше тысячи копий ему не продать. Он этим занимается просто потому, что ему это нравится… Я до сих пор не понимаю Дэниела Миллера и не понимаю, как ему удалось заработать хоть какие-то деньги до нас».

Надо отдать должное Дэниелу Миллеру — изначальная одноразовая сделка, которую он предложил «Depeche Mode», действительно была очень честной — тем более что скреплена она была простым рукопожатием, без записи условий, без формальных контрактов. «Это, по сути, сделка пятьдесят на пятьдесят. „Mute“ оплачивает половину стоимости записи, выпуска и всего остального, — объясняет ситуацию Винс Кларк. — Затем запись поступает в продажу, и после уплаты всех издержек оставшиеся деньги, то есть прибыль, тоже делят пополам, и этой схемой я пользуюсь по сей день. Дэниел позаимствовал ее у „Rough Trade“».

Энди Флетчер в «Look In» от 24 октября 1981 года говорит то же самое: «У нас сделка пятьдесят на пятьдесят, так что все делится поровну между нами и лейблом. Мы делим все затраты, но прибыль это оправдывает».