Алиса.

Где я прокололась? Мурашки бегали по спине, не давая сосредоточится.

— Как ты узнал? — я старалась, чтобы мой голос не дрожал.

— Слышал ваш с Зигмундом телефонный разговор.

— Нашпиговал мою комнату "жучками", или дворецкого шпионить послал? — мой страх сменился негодованием.

— У меня очень острый слух. Кстати, твой комментарий насчет овечек Долли меня позабавил.

— Но как!? — я пораженно уставилась на него, ведь сказано это было очень тихо, почти про себя.

— Я не человек, Алиса, и ты тоже.

— Что!? — я подскочила со скамейки. Стало как-то боязно в обществе этого безумца. — Кто я тогда по-твоему?

— Я бы назвал тебя полуэльфийкой, — он поднялся вслед за мной. — В нашем мире расу твоего отца называли эльфами, еще сидами, но на самом деле они элиенеры.

— Кто, кто? — ноту сарказма в мое голосе не заметил бы только каменный истукан.

— Элиенеры, — невозмутимо повторил он. — В переводе с их языка это означает слуги Света: эли — свет, неро — слуга.

— А мама? — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать. Ведь если я полуэльфийка, а мой отец эльф, то и ежу понятно, что она человек, но вдруг в ее происхождение тоже затесалась какая-нибудь выдуманная раса, вроде хоббитов или дворфов.

— Она человек, правда, с первобытным геномом, что встречается крайне редко. Именно поэтому твой отец ее и выбрал.

— Первобытный человек!? Хочешь сказать, моя мать была каким-то там троглодитом? — возмущение выдворило потрясение.

— Кроманьонцем, если быть точным.

— С чего ты взял? — перед глазами встало мамино лицо: высокий лоб, нос с горбинкой, нормальные надбровные дуги и челюсть вполне хомо сапиенса. Хотя еще из школьной программы я знала, что этот тип первобытных людей мало чем отличался от современного человека, по крайней мере внешне.

— Тест ДНК подтвердил, что ее геном на сотую долю процента отличается от современного человека.

— Всего на всего?

— Поверь, это немало.

— Что ж, спорить не стану. Генетика — не моя епархия. Кстати, ты сказал, что тоже не человек. Кто тогда?

— Даркос, переводится как потомок дракона. Даркосы — древняя раса метаморфов, созданная в незапамятные времена одним из Драконов Хаоса.

Футы-нуты, потомок дракона, метаморф. Еле сдержалась, чтобы не фыркнуть.

— Значит, ты оборотень? — я снизила планку его мании величия. С шизиками нужно соглашаться, но не потакать, а то еще начнет бегать по саду, горланя: "Я дракон! Трепещите, смертные. Жечь вас буду и кушать."

— У оборотней только две ипостаси. Даркосы могут принимать любой облик. Возможности нашей трансформации не ограничены, — для наглядности он превратил руку в чешуйчатую лапу.

Бог ты мой! Я чуть в обморок не грохнулась, хотя пора бы уже и привыкнуть к той чертовщине, что творится со мной в последнее время. Взять те же эксперименты с зеркальцем, как их объяснить с научной точки зрения — никак. Вот и здесь также: либо веришь глазам своим, либо топай в психушку, куда совсем не тянет.

— Ты можешь превратиться в кого угодно? — мои сомнения не сдавались, хоть и шли на амбразуру.

— Да, — его внешность изменилась, и вот на меня уже смотрел пан Тарквиновский, такой же, как и на портрете в кабинете: белокурые локоны до плеч, бледные голубые глаза, холодные, словно лед, аристократический профиль, жесткий подбородок. Красив и властен. Я бы к такому и близко не подошла.

— Как ты это делаешь? — я буквально раскрыла рот, глядя на ожившую копию магната с портрета.

— Инстинктивно, но осмысленно. Говоря научным языком, у меня открытая ДНК, способная изменяться, как я того пожелаю. Нужен только образец крови, чтобы скопировать геном человека или животного. Потом с этим можно импровизировать: создавать новых существ, комбинировать, добавлять и усиливать свойства одних за счет других.

— Ты пробовал кровь пана с портрета или просто скопировал его внешность?

— Это не копия. Моя жизнь не ограничена возрастом — время от времени приходится менять облики, выдавая себя за разных людей.

— Ты был паном Тарквиновским на самом деле!? — я опешила. — Сколько же тебе лет?

— Много, я помню еще первую Римскую республику, — он вздохнул. — В этом году мне исполнилось 2520.

— Ого! — я прикрыла рот ладошкой, да он старше Христа.

— Да, я древен, — в его голосе мелькнуло раздражение. Неужели обиделся?

Стало как-то неловко за свое восклицание. Просто у меня в голове не укладывалась такая прорва лет, особенно когда смотришь не на развалины Колизея, а на мужчину не старше 35-ти. Наверное, он помнит гладиаторские бои на этой древней арене. Развивать эту тему я не стала, ибо она ему явно претила, спросила о другом:

— Почему кровь, разве слюны недостаточно для твоей трансформации?

— Видишь ли, мы обладаем врожденной магией Крови. Нашу расу создали с ее помощью.

— Так вы вампиры!? — на ум пришел Дракула, способный превращаться в волков и летучих мышей. Глаза вперились в его губы, ожидая, что оттуда вот-вот появятся клыки. Внешность пана Тарквиновского, прямо скажем, к этому располагала: вылитый кровопийца.

— Вампиров в нашем мире нет. Здесь они только сказка, суеверие, — он улыбнулся, продемонстрировав мне ряд белоснежных зубов с вполне нормальными клыками. Даже, как-то обидно стало, меня забавляли сериальные вампиры, лихо выщелкивающие их из челюсти.

— Значит, есть другие миры, в которых они существуют?

— Метавселенная велика — миров бесконечно много. Все, на что способна наша фантазия, возможно.

— Ты серьезно!?

— Вполне. Это один из постулатов, поведанных нам Дракон Хаоса.

— Кто он вообще такой, этот Дракон?

— Бог, могущественный демиург.

— Творец видимого космоса, — мне припомнилась Платоновская трактовка этого понятия.

— Насчет этого — не скажу, но даркосов он создал, когда посетил эту вселенную миллион лет назад.

— Так давно? — я представила цифру с шестью нулями, в голове она укладывалась с трудом. На земле тогда еще динозавры жили.

— Это примерная дата его последнего визита.

— Хочешь сказать, он бывал здесь и раньше?

— Это спорно. Есть лишь упоминание, что он придет снова, проверить результат нашей миссии.

— Какой миссии?

— Нас создали ради экспансии и распространения влияния Хаоса. Боги частенько так поступают во вселенных Ядра, таких как наша, с низким уровнем магии. Сами они здесь задерживаться не могут, зато оставляют бессмертные расы. Мы для них — пешки на игровой доске Пределов.

— Что за Пределы такие?

— Источники магической энергии. Их всего четыре: Закон, Хаос, Свет и Тьма.

— А как же твоя магия Крови или, к примеру, стихийная? Выходит, они без источников?

— Все существующие виды магий — производные Силы Пределов.

— Понятно. Скажи, а разве магия Крови не связана с Тьмой? — мистика, которую я читала последнюю пару лет, утверждала именно так.

— Магия Крови от Хаоса, все расы оборотней созданы ею, но она не лишена и Темной стороны. На границе между Тьмой и Хаосом живут демоны Крови, которые используют ее ради поглощения, а не созидания, как мы.

— То есть вампиры? — что поделать, не равнодушна я к клыкастому декадансу.

— Не обязательно. Дроу тоже пьют кровь. Она для них проводник силы. Выпьют глоток, вроде бы не смертельно, а потом начнут тянуть жизненную энергию жертвы. Могут быстро, тогда умрешь сразу после укуса, могут медленно — будешь долго болеть, либо станешь их рабом. Если темный эльф попробовал твою кровь — спастись можно лишь убив его.

— Ужас, какие страсти! А эти темные эльфы в нашем мире есть? — перед глазами встало видение из лабиринта "живых" картин: дроу, прикованный к стене, с наглым оценивающим взглядом и клыками, торчащими изо рта.

— Нет. Из Темных здесь только некроманты-самоучки, но их мало. Мне известно только о двоих.

— Маги смерти! — мои брови поползли вверх. — Они, правда, способны воскрешать из мертвых?

— Нет, это под силу только Богам, и то лишь в том случае, если душа не ушла в Бездну Рока.

— Вы так называете потусторонний мир?

— Бездну можно называть как угодно, но на самом деле никто не знает, что она из себя представляет. Она лежит на пути перерождения душ. Мы все периодически проходим через нее, но появляясь на свет, ничего о ней не помним.

— Выходит, реинкарнация существует?

— Да. Только твою нынешнюю личность она не спасет. Все, чем ты являешься в этой жизни, умрет вместе с этим телом. Душа — частица чистой энергии Творца, не обремененная ни твоей памятью, ни личностью.

— Значит, Бездна Рока очищает наши души от прошлых жизней?

— Нет, это происходит еще в Чистилище, ее преддверии. Его так и называют, потому что там мы избавляемся от прошлого, и уже очищенными входим во врата Бездны.

— А как же призраки? Или они выдумка?

— Призраки — это остатки личности без души. По разным метафизическим причинам они не рассеиваются, как должны, а остаются обособленными сгустками энергии в Чистилище. При определенном стечении обстоятельств они могут влиять на нашу реальность. Поэтому люди иногда ощущают их присутствие или даже видят и разговаривают с ними. Чаще всего это происходит во сне, иногда наяву, но для этого нужно быть медиумом или безмерно скорбящим человеком. Кстати, скорбь — один из якорей для призраков, да и подпитка тоже.

— Вот оно что, — я призадумалась. — Знаешь, после смерти мамы, я видела ее пару раз. Она была как живая. Однажды я проснулась утром, чую, блинами пахнет. Сама я их готовить не умею, а вот мама могла, еще как, пальчики оближешь. Я подхватилась с постели и бегом на кухню. Залетаю туда, а она у плиты стоит, блины жарит. Я встала как вкопанная, прямо в дверях. Мама обернулась и говорит ласково: "Совсем ты исхудала, Аля, кожа да кости. Садись — поешь. Нельзя себя так запускать. Обо мне не печалься. Со мной все хорошо." Я к ней, а она растаяла, лишь запах блинов остался.

— Я соболезную твоей утрате, Алиса, — в его голосе появилась тень боли и почему-то вины.

— Спасибо. Так я говорила с остатками ее личности?

— Если это произошло в течение сорока дней после смерти, то не совсем.

— Почему?

— Это стандартный срок пребывания души в Чистилище. Потом остается лишь призрак, а без души он гораздо слабее. Поэтому мертвые, как правило, снятся родственникам или близким в этот срок. Если же призрак возвращается после, значит, он по какой-то причине не распался после ухода души в Бездну. Их еще называют неупокоенными. Все они существуют за счет ментальной энергии людей, как правило, близких, но не обязательно. Сильные чувства, такие, как страх, горе, боль, питают их. Кстати, любовь тоже, еще безумие, смерть, агрессия. Их полно в местах недавних сражений, в психушках, домах, где произошли жестокие убийства, в тюрьмах, пыточных, больницах.

— Боже! — припомнился Фредди Крюгер, пугавшие меня в детстве. — Так наш мир кишит призраками?

— Не бойся. Это слабые ментальные паразиты, планктон астрала, обособленный, а потому не опасный. Но если они по какой-то причине объединяются — могут натворить бед.

— Каких, например?

— Свести с ума человека с нестабильной психикой. Особенно если он провел некоторое время в таком месте. Еще довести до самоубийства, но это в лучшем случае.

— Почему?

— Некоторое маньяки, серийные убийцы, созданы коллективными неупокоенными. Они намеренно приводят жертв в "плохие места" и истязают, дабы накормить призраков. После такой кормежки голоса в их головах стихают, но со временем возвращаются.

— Значит, больницы — "плохие места"?

— Царства боли. Бывали случаи, когда маньяки устраивали свои пыточные в подвалах и котельных действующих больниц. Хуже всего — психушки. Неуспокоенные там особенно сильны, могут свести с ума даже психически-устойчивую личность.

— Уговорил, буду держаться от психушек подальше.

— Для тебя они неопасны. Ты сможешь упокоить любых астральных паразитов, и не только астральных.

— Ну не знаю. У меня нет ловушки для призраков, как у киношных охотников за привидениями. Кстати, я видела маму через две недели после похорон, значит ли это, что она еще не успела превратиться в злобную неупокоенную.

— Да, ты общалась с ее душой.

— Но во второй раз это случилось в годовщину ее смерти. Я пошла на кладбище, стою у могилы и чувствую, что на меня кто-то смотрит. Обернулась — она по дорожке идет в том же платье, что ее хоронили. Мама остановилась, посмотрела на меня сочувственно, головой покачала и дальше пошла. Я за ней — она свернула в боковой проход и пропала. Я все кладбище оббегала, ища ее, и не нашла.

— Думаю, тот призрак появился благодаря тебе. Ты не смогла принять ее смерть, не отпускала. Она же питалась твоей спящей Силой — не рассеивалась.

— О какой Силе речь?

— От отца ты унаследовала магию Света — она в тебе сейчас просыпается.

— Что!? — я уставилась на него во все глаза, Рубикон удивления был успешно пройден. — У меня есть магические способности?

— Конечно, причем немалые. Ранее они были латентны, но после инициации стали раскрываться.

— Какой инициации?

— К сожалению, смертельной, — от него пришла волна сожаления или даже вины, что поразило. Раньше я его эмоционального фона не ощущала, если не считать спокойной уверенности, которую он излучал всем своим видом.

— Ты о моей попытке самоубийства?

— Это не попытка. Ты действительно умерла, а магия тебя воскресила.

— Я думала, это сделали врачи БИТ и электрошок.

— Ты умерла еще в момент удара о воду. Воскресла перед тем, как тебя оглушили багром спасатели, что и стало причиной комы. По дороге в больницу твое тело начало восстанавливаться после переохлаждение и травм. Сердце сбоило — врач скорой приняла это за клиническую смерть, но оно забилось бы и без дефибрилляции.

Я коснулась платка в том месте, где он прикрывал остатки шрама:

— Знаешь, мне до сих пор кажется, что я умерла и попала в какой-то потусторонний мир, только очень похожий на реальность.

— Чувство нереальности происходящего — признак пробуждающейся магии. Она меняет тебя, а мировоззрение запаздывает. Ты прошла через это позже, чем должна была, к тому же трагично. В восемнадцать — было бы проще.

— Может, ты и прав, в юности чудеса шизофренией не кажутся, — я выдавила улыбку, какую смогла.

— Это не шизофрения. Перестань цепляться за стереотипы, внушаемые людям политикой Покрова. Ты не человек и никогда им не была.

— Но я то этого не знала! И что это за политика такая? Впервые слышу.

— Покров — тайна существования сверхъестественных рас, хранимая нами от людей, потому мы для них лишь миф, сказка, суеверие.

— Вон оно что, но знаешь, многие все равно верят в сверхъестественное.

— Верят, но не знают наверняка. Сейчас вера обесценилась по сравнению со знанием. Наука отвергает наше существование, точнее не может его подтвердить.

— Я так понимаю, с вашей подачи?

— Да, мы контролируем развитие науки и прогресс. Вся та технология, что окружает нас, существует благодаря политике Покрова. Без нее человечество так и прозябало бы в эпохе античности.

— Почему?

— Власть магии противоречит развитию технологии.

— А разве их нельзя соединить?

— Сложно, но можно. Только тогда люди смогли бы нас уничтожить. Так уже было в нашей истории — повторения мы не хотим.

— Так вот чего вы боитесь.

— Мы, Алиса. Ты одна из нас.

— Да уж, не поспоришь. По крайней мере нелюдь — лучше, чем шизофреничка. А какие еще сверхъестественные расы обитают в нашем мире, кроме вас и эльфов?

— Элиенеров здесь нет.

— А как же мой отец?

— Энтаниель был Странником: мог перемещаться между вселенными. Он породил тебя, когда приходил сюда в последний раз.

— Ты знал моего отца? — я вцепилась в лацканы его кашемирового полупальто, позабыв о всяких приличиях и дистанциях. Разгадка тайны, мучившей меня с детства, была так близка.

— Да, наши пути пересеклись, только один раз, еще до твоего рождения. Я знаю о нем немного: полное имя — Энтаниель из Дома Зори, третий маг Пути. Типичный эльф: высокий, рыжий, заносчивый, отличный воин и маг. У тебя его глаза.

— Так он был не из нашей вселенной! — мои пальцы разжались. Я сделала шаг назад, чувствуя неловкость. — Вот почему он бросил нас с мамой. Наверное, она его очень любила, раз он заставил ее все забыть, не хотел, чтобы она мучилась в разлуке.

— Это вряд ли. У Светлых такой способ экспансии: прийти во вселенную Ядра и породить несколько потомков женского пола. Магия у них передается по этой линии, Странники — исключение.

— Мама была для него лишь средством экспансии!?

— Да, ты, кстати, тоже.

— Вот же урод!

— Такова была его миссия, Алиса.

— Ты его еще и защищаешь?

— Нет. Просто я тоже — средство экспансии, только Хаоса.

— Так мы враги!?

— Раньше ты считала меня другом, — его черты опять изменились: волосы потемнели, глаза стали карими. И вот передо мной уже Вовка Воронин, только тридцатилетний, такой, каким был бы сейчас, не погибни под колесами автомобиля.

Мои глаза закатились, я поняла, что проваливаюсь куда-то во тьму, но не успела. Сильные руки подхватили меня и как следует встряхнули.

— Ты жив? — прошептала я, едва оправившись от несостоявшегося обморока.

— Что со мной станется? — Вовка одарил меня мальчишеской улыбкой. На щеках появились ямочки, за что я раньше называла его обаяшкой. В детстве я целовала его в эти самые ямочки, а он смеется, и говорил, что щекотно.

— Ты ведь погиб! Я была на твоих похоронах.

— Мне пришлось инсценировать свою смерть.

— Ах, ты гад! — мой кулак врезался его в грудь. Слезы брызнули из глаз. — Как ты мог? Почему ты меня бросил? Я же чуть руки на себя не наложила. Спасибо маме, отговорила, когда заметила гору таблеток, что я припасла. А ты просто инсценировал свою смерть — мило, черт возьми!

— Алиса, — его объятья стали крепче. — Я никогда тебя не бросал и не брошу. Просто образ Воронина отыграл свою роль — пора было вернуть его в могилу.

— Это как? — любопытство высушило слезы, упреки испарились.

— Это длинная история. Ты не замерзла? Может, вернемся в дом?

— Со мной все отлично. Рассказывай, — я не хотелось двигаться или куда-то идти. Было так приятно снова оказаться в его объятьях. Словно я вернулась в беззаботную юность, когда единственной проблемой был экзамен по химии или фасон платья на выпускной.

— Хорошо, — он кивнул, отпуская меня, затем рассмеялся, увидев разочарование на моем лице. Присев на край столика, он снова притянул меня в свои объятья.

Я смотрела на него и таяла, все еще не веря, что он жив и рядом. Да и кто бы мог на моем месте?