Квинт.

300 — 320 годы нашей эры.

После битвы я покинул Рим, не смог жить в городе, каждый камень которого напоминал мне о Реме. Год я скитался по Европе, от Средиземноморья до побережья северных морей, и снова на юг, к Черному морю. Я искал несовершеннолетних даркосов, о рождении которых было заявлено, чтобы защитить и воспитать их. Мои поиски оказались напрасны, дети исчезли, будто и не рождались вовсе. Все, что я смог отыскать, едва уловимые следы заклятий Сокрытия. Значит, юных даркосов перебили видящие. План Целестины работал даже после ее смерти.

Я поселился в Константинополе, заняв дом даркоса Басилевса, бывшего здешнего владыки. Его сын был последним из списка разыскиваемых мною детей. Идти куда-то еще — не имело смысла, да и желания тоже не было. В Константинополь прибыли мои фамильяры, вместе с имуществом и рабами.

Я жил, не вмешиваясь во власть людей, размышлял и наблюдал. За тысячелетия нашего правления человечество дальше колеса и рычага не продвинулись. Мы намеренно препятствовали их техническому прогрессу. Пора было положить этому конец. Меня не страшила участь предков из Дарианской империи, наоборот, я хотел, чтобы люди достигли звезд, сами, без нас. Потенциал у них был, но наша магия была ему помехой. Я решил скрыть ее, превратить в небылицу, тогда-то в моей голове и зародился план Покрова.

О видящих ничего слышно не было. Они таились, ожидая действий с моей стороны. Двадцать лет неопределенности в конечном итоге заставило их отправить посольство в Константинополь. В мой дом явились две представительницы Древа. Я принял их в зале для аудиенций, его помпезны антураж с троном на возвышении, как нельзя лучше, подчеркивал мое отношение к бывшим союзницам.

Женщины медленно шли по огромному залу, полные достоинства и грации, казалось, они едва скользили по мозаике пола. Сидя на троне, я ожидал их приближения, наблюдал и оценивал. Одна была похожа на Целестину, наверняка, ее младшая дочь. Ее золотые волосы были заплетены в сложную прическу по римской моде, а лазурное платье расшито жемчугом. Она явно нервничала, хоть и старалась это скрыть. Другая была спокойна и уверенна, она не сомневалась, что пришла к союзнику. Копну ее медно-рыжих кудрей не сдерживала сложная прическа, лишь пара косичек была заплетена на висках. Простое белое платье, без изысков и вышивки, могло обмануть насчет ее статуса, но я не сомневался, что именно она старшая.

— Лорд Тарквин, — поклонилась мне женщина в белом.

Меня так назвали впервые. Титул и имя были переиначены на манер англов, чьи племена теснили Римскую империю в Британии. Видимо, она родилась и выросла среди них. Мне понравилось это новое имя, оно соответствовало тем временам, что наступали. Провинции империи все больше обособлялись. Германские племена давили на границы. Готы рвались к Дунаю. Пока их отгоняли, но это ненадолго. Без Рема Рим медленно, но верно, превращался в Колосс на глиняных ногах, и он уже шатался.

— Назовитесь, — мой тон был холоден.

— Леди Игрэйна, глава Древа.

— Советница Сибилла, — представилась блондинка.

— Что привело вас ко мне?

— Мы благодарны тебе за выживание Древа, и хотим укрепить наш союз, — ответила Игрэйна.

— Ты верно шутишь!? — во мне вспыхнул гнев. Повинуясь порыву, я встал с трона и подошел к ним. Во мне росла жажда. Глава Древа осталась стоять на месте, советница же попятилась. Спокойствие одной и страх другой возбудили мое любопытство, а оно остудило гнев и обуздало жажду, тем не менее я не удержался от обвинений: — Целестина предала клятву, принесенную мне. Я видел, что сделал ее Круг на поле битвы. Целью были все даркосы, а не только мой отец. Грифонов тоже намеренно принесли в жертву, чтобы не путались у вас под ногами.

— Эти обвинения беспочвенны, лорд Тарквин, — голос Игрэйны был спокоен и тверд, она верила в то, что говорила. — Я потомок Мирофоры, а мы чтим ее заветы.

— Значит ли это, что твоя мать или же сестры не принимали участия в битве?

— Моя мать входила в Круг Целестины, сестры тоже были на поле. Они отдала свои жизни ради прекращения этой войны.

— Тогда они нарушила клятву. Нельзя плести заклятие, о цели которого не знаешь. Я более ничего не должен видящим.

— Что это значит? — недоуменно спросила Сибилла.

— Я не стану начинать войну ради мести за свой вид, но и гарантировать вам защиту от будущих поколений даркосов не буду. Отныне наши пути расходятся.

— Мы просим снисхождения, лорд Тарквин, — глава Древа упала на колени, Сибилла последовала ее примеру. — Мы не знали о нарушении клятвы, и готовы принести новые.

— Я не вижу выгоды в этой сделке. Мое доверие к вам подорвано. Видящие пятьсот лет манипулировали мной, играя на наших с отцом противоречиях. Больше этому не бывать.

— Если и так, то мы не в ответе за интриги Целестины и ее Круга. У Древа отныне иные цели, мы всего лишь хотим мира. Нам необходима твоя защита, неопалимый дракон, — Игрэйна опустила голову, всем своим видом выражая смирение и мольбу.

Как интересно она меня назвала, неопалимым. Верно подмечено, если меня не взяло пламя заклятия Круга четвертого поколения, то пятому я уже не по зубам.

— Вы перебили наших детей. О какой защите ты просишь?

— На моих руках нет их крови, — она не врала.

— Если ты действительно так желаешь союза со мной — докажи, что Древу можно доверять, найди виновных, — я повернулся и направился прочь из зала, давая понять, что аудиенция окончена.

— Лорд Тарквин, — окликнула меня Сибилла. — Я знаю, кто это сделал, точнее, почти уверена в этом.

Я остановился и обернулся к ней:

— Говори.

— Это Элейн, советница от рода Ламии, и ее Крошки. Еще до битвы моя мать часто совещалась с Катраной…

— Ты дочь Целестины? — перебил я ее.

— Да, — она кивнула, подтвердив мою догадку.

Я вернулся к коленопреклоненным видящим и навис над Сибиллой — она сжалась, затравлено глядя на меня.

— О чем твоя мать говорила с бывшей главой рода Ламии?

— Я мало, что знаю, — ее голос был тороплив и сбивчив, лицо бледнее мела, а длинные пальцы нервно теребили жемчужины на платье. — Они использовали "Полог тишины", дабы сохранить свои секреты в тайне, но однажды я услышала обрывок их разговора. Катрана покидала наш дом, моя мать ее сопровождала. Они шли по коридору мимо моей комнаты. Это было ночью, но я не спала. Услышав их голоса, я подошла к двери и прислушалась. Моя мать сказала, что Элейн должна завершить начатое. Катрана ответила, что ее дочь не подведет. Они прошли, и я больше ничего не услышала. Тогда я подумала, что мама назначила своей преемницей Элейн. Перед битвой я спросила ее об этом, но она ответила, что передаст свои полномочия Игрэйне. Я была удивлена, но более расспрашивать не стала.

— Меня не интересуют ваши интриги.

— Речь не о них. Когда мы явились в убежище, Элейн со своей Ветвью не пришла. Они появились лишь спустя месяц после битвы. Я спросила ее о причине их отсутствия — она ответила, что выполняла последнюю волю моей матери, но какую, говорить не стала.

— А тебе сказала? — я посмотрел на Игрэйну.

— Я не спрашивала.

— Почему?

— Элейн старше меня — она должна была возглавить Древо, но власть досталась мне. Я не хотела начинать свое правление с раздоров, тем более с главой тайной службы. Когда она привела Крошек в убежище, то не посчитала нужным отчитаться передо мной, а я не стала давить на нее.

— Похоже, твоя власть в Древе не столь прочна.

— Это не так. Совет на моей стороне, только Элейн в оппозиции.

— Она здесь, в Константинополе?

— Нет, осталась в Галлии. Она была против нашего посольства, но остальные советницы согласились на союз с тобой. Мы с Сибиллой посланы сюда потому, что наши семьи уже клялись тебе в верности.

— И на что вы готовы пойти ради этого союза?

— Мы примем любые твои условия.

— Даже признаете меня своим протектором?

— Да.

— Уверена? Ведь тебе, Игрэйна, как главе Древа, придется поклясться мне в верности от лица всех видящих, как живущих ныне, так и будущих поколений.

— Да, я уполномочена принести подобную клятву.

— Что ж, может, цена пошатнет твою уверенность, — я смотрел ей прямо в глаза, но страха в ней по-прежнему не было. Сильная женщина, такая сможет удержать Древо под контролем. — Я буду брать в наложницы дочерей советниц, или тех, кого сам выберу из вас. Такова будет ваша плата за защиту и компенсация за убитых детей.

— Мы готовы пойти на эту жертву.

— Есть еще одно условие: никаких связей с даркосами, конфликтов или союзов. Вы будете иметь дело исключительно со мной.

— Так и будет.

— Тогда клянись.

— Я, Игрэйна, видящая пятого поколения, пятнадцатая глава Древа, клянусь Светом, что отныне весь наш род признает лорда Тарквина, черного дракона, своим протектором. Мы будем хранить ему верность, пока он жив, или пока живо Древо. Мы обязуемся подчиняться его власти, выполнять любые его приказы. Мы будем отдавать ему в наложницы дочерей советниц, или тех из нас, кого он выберет сам. Наши связи с даркосами будут осуществляться только с его ведома и одобрения.

Когда Сила приняла ее слова, я протянул ей руку, помогая подняться с колен. Теперь настал мой черед:

— Я, Тарквиний Квинт, черный дракон, клянусь своей Кровью и Хаосом, что буду защищать Древо от даркосов и других врагов, пока они не нарушат данного мне слова.

— Благодарю, лорд Тарквин, — Игрэйна снова поклонилась, Сибилла тоже.

— Первым моим указом вам будет принятие политики Покрова.

— Что это значит?

— Мы скроем магию от людей. О нас они тоже должны забыть — мы уйдем в "тень", а через сотню лет станем для них лишь мифом.

— Почему мы должны отказаться от власти!? — спросила Сибилла, ее страх уступил место негодованию. — Мы обладаем Силой, а они нет. Без нас они ни на что не способны.

— Сибилла, наш лорд-протектор прав, — осадила ее Игрэйна. — Этот мир принадлежит смертным — мы здесь вопреки законам Творца. Сам факт нашего существования увеличивает энтропию. Если будем открыто применять Силу и править с ее помощью, то рано или поздно привлечем внимание ангелов Закона, а они умеют наводить порядок.

— Чтобы до этого дошло, нужно развязать магическую войну вселенского масштаба! — лицо советницы от магов Влияния пошло красными пятнами. — Даркосы тысячелетиями правили этим миром с помощью магии — ангелам было на это плевать.

— Я не велю вам отказаться от власти, — я повысил голос. — Просто она станет тайной. В данный момент нас слишком мало — людей много. Если они поднимут против нас бунт — сметут всех. Сражаться же с мифом они не станут.

— Это разумно, — уже спокойнее сказала Сибилла.

— Тогда ступайте. Сообщите Элейн, что следующей моей наложницей будет ее дочь. Через сто лет она должна явиться ко мне. Если не прейдет — приду я, но уже за Элейн. Так будет со всеми советницами, которые откажут мне в своих дочерях.

Обе женщины поклонились и направились к выходу.

Мой фамильяр мысленно сообщил, что главный Грифон желает аудиенции. Я был удивлен, что Орден еще существует. Похоже, Ромул тоже позаботился о выживании своей организации. Я велел проводить его в зал. Столкнувшись с видящими в дверях, новый глава Грифонов не сказал им ни слова, но обе стороны явно были не в восторге от встречи.

Грифон замер в двух десятках шагов от меня. Его рост и телосложение были средними: не худ и не тучен, не низок и не высок. Внешность тоже была средней, неприметной, только колючий взгляд говорил о том, что он не так "сер", как кажется. Одет он был под стать облику: запыленный хитон, кое-где заштопанный, кое-где в пятнах, обут в простые сандалии. Диссонанс вносила лишь золотая монета времен Тарквиния Луция Гордого, висевшая на его груди. Из воспоминаний матери, доставшихся мне после ее смерти, я помнил этот чеканный профиль последней личины Ромула.

Еще до моего рождения Ромул начал хандрить, слишком долгая жизнь утомила его. Моя мать была единственным лучиком в его безрадостном существовании. Он любил ее более остальных своих детей, поскольку она походила на него складом ума. Они много времени проводили вместе, пока она была ребенком. Он обучал ее политике, делился секретами власти и влияния. Когда она подросла и расцвела — обратила на себя внимание Рема. Мой отец сделал ее своей супругой и фамильяром, дабы сохранить ее безупречный облик вечно-юным. Десять лет он сопротивлялся гону, наслаждаясь обществом жены, но в конечном итоге сдался. Когда она умерла при родах, Ромул окончательно потерял интерес к жизни. Опасаясь, как бы он не сошел с ума и не наложил на себя руки, Рем решил применить весьма радикальный способ лечения, изгнал его из Рима. Сменив царскую тогу на обноски нищего, Ромул взбесился, апатия превратилась в ненависть, подвигнув его к действиям. Рем слишком хорошо знал своего названного брата, чтобы поступить с ним именно так. Путешествуя по миру и подбирая обездоленных фамильяров, Ромул сколотил Орден Грифонов, тем самым обретя желание жить дальше.

И вот теперь его преемник стоял передо мной, поблескивая золотым талисманом с профилем моего деда:

— Тарквиний Квинт, если не ошибаюсь? — его латынь выдавала римлянина.

А он нагл и самоуверен. Мне захотелось свернуть ему шею за непочтительность, но как и с видящими, любопытство взяло верх:

— Ты в моем доме и просил о встрече. Не желаешь представиться?

— Меня называют Петром Ключником, но так ли это на самом деле, я не знаю, — он намекнул на потерю памяти, после гибели своего господина.

— Значит, Ромул сделал тебя преемником?

— Нет. Я создал свой Орден, позаимствовав его идею.

— Откуда ты узнал о детище Ромула, если лишился памяти?

— Я остался в том доме, где это случилось. Слуги ухаживали за мной. Они не знали, когда вернется хозяин, а я не помнил, что он мертв. Когда я несколько оправился, то занял место почившего управляющего, поскольку слуги утверждали, что я был близок к господину. В доме было много архивов, из них я и узнал о вас, и о нас.

— В Риме, помимо меня, жил только один даркос. Ты ведь родом оттуда, не так ли?

— Да. Ранее я служил легендарному Рему, но остальные знали его как Диона Кассия.

— Это последнее официальное имя моего отца. Странно, что я не видел тебя в его доме.

— На это мне нечего ответить.

— Зачем ты явился сюда, Петр Ключник?

— Посмотреть на живого даркоса. Константинополь ближе страны Хань.

— Ты знаешь о Лонгвее? — эта новость не обрадовала меня. Я надеялся, что на Востоке мой младший брат будет в безопасности, и его не постигнет участь несовершеннолетних даркосов. Но если Грифон знал, что он жив, то и Крошкам Ламии это могло быть известно. — Слуги не могли рассказать тебе о нем. Лонг прятал лицо под обликом римлянина и жил в другом доме.

— Ваш отец вел весьма подробные архивы.

— Рем использовал даркосский, а не латынь. Его записи мог прочесть только даркос.

— Отчеты его шпионов были на латыни.

— Надеюсь, ты не делился с видящими той информацией, что почерпнул оттуда? — я уже сожалел, что не приказал фамильярам сжечь дом Рема.

— Они мои враги, а с врагами не делятся секретами, — сказал он с ненавистью.

— Так вот, кто подтолкнул Древо явиться ко мне на поклон. Одного дракона они еще могли игнорировать, но оказаться между мной и твоим Орденом, посчитали опасным. Если не секрет, скольких бывших фамильяров ты собрал?

— Семьдесят шесть, и это пока не все.

— Прилично. Ты не терял времени даром.

— Я умею быть одержимым целью, — в его взгляде был неприкрытый вызов.

— И какова твоя цель?

— Уничтожить Древо.

— Смело. В чем же суть вашего раздора?

— Это наше дело.

— Теперь и мое, отныне я их лорд-протектор.

— Почему? Они сгубили ваш род, — его кулаки непроизвольно сжались, но тон отдавал горечью.

— Мы все устали от войны. Месть пуста, я это знаю по собственному опыту.

— А власть?

— Власть я у них отнял. Они более не представляют угрозы.

— Раз так, мне больше нечего здесь делать, — он повернулся, чтобы уйти.

— Я утвердил политику Покрова, по которой наше существование для смертных становится тайным, — я сверлил взглядом его спину, подавив новую волну гнева. — Если твой Орден не поддержит ее — я разгоню вас.

— Пусть будет по-твоему, — он даже не обернулся.

Я наблюдал за ним, пока он не покинул зал, размышляя о том, убить его сейчас, или посмотреть, что будет дальше. Решил выждать, ибо противостояние придает остроту жизни. Как же я тогда ошибался…