Ведомые светом одинокого факела, тридцать Красных Паладинов ехали один за другим через густой лес. В полной тишине они прокладывали дорогу по узкой оленьей тропе.

Сестра Айрис несла в руках факел и возглавляла процессию, гордая тем, что именно ей досталась честь стать Первым Светочем, – честь, которую отец Карден обычно даровал самым благочестивым братьям и сестрам. Первому Светочу полагалось прежде остальных въехать в деревню и запалить солому, поскольку выскакивающих из домов жителей было проще застать врасплох. Не имело значения, если кто-то пытался сбежать: у сестры Айрис имелись праща и мешок с гладко отшлифованными камнями. Поразив жертву в спину, Айрис заканчивала дело – ударом обоюдоострого меча, или же проламывала голову крюкообразным молотом.

На свете было достаточно способов очищения от скверны.

Айрис мысленно улыбалась, узнав, что фейри нарекли ее Призрачным Ребенком. Это означало, что они боятся ее, – как и следовало. Уже в одиннадцать лет в ней жил дух смерти, хотя некоторые из старших братьев, возможно, посмеялись бы над ней при встрече. Росту в Айрис было всего четыре фута.

Однако они смогли бы рассмеяться только один раз.

Небольшой рост был тем преимуществом, благодаря которому Расплавленный Человек выиграл столько золота: он бросал ее на ринг против мужчин вдвое больше нее и хохотал, когда она кусалась, царапалась и повергала их наземь. Айрис ненавидела этот его смех, как ненавидела все, связанное с Расплавленным Человеком. Он все еще оставался единственным, кто вселял в нее ужас: чудовищное тело и лицо, покрытые фурункулами, эти его жуткие рассказы об ужасных болезнях и угрозы продать ее на черном рынке, где тайно правят кошмарные боги. Однако он научил ее драться и научил ненавидеть, и теперь она могла драться и ненавидеть, служа отцу Кардену.

Лицо у него было широкое, улыбчивое и покрытое трещинами, точно древняя статуя, повидавшая немало бурь на своем веку. Он был столь же прекрасен, сколь ужасен был Расплавленный Человек. Почти каждую ночь ей снилось, что на самом деле она дочь отца Кардена, что он отводит ее в сторону и шепчет правду: «Ты – мое истинное дитя». И она обвивала руками его шею, как могла бы сделать настоящая дочь.

Пока что для нее было довольно называться Призрачным Ребенком. Возможно, однажды она превзойдет даже Плачущего Монаха, который был любимчиком отца Кардена. Эта мысль грела ее сильнее, чем мерцающий огонь, который Айрис держала в правой руке.

Волкодавы чертовски шумели, выли и грохотали цепями. Айрис быстро оглянулась на овчара, и тот щелкнул хлыстом, заставляя зверей умолкнуть.

Айрис была на грани срыва. Она не хотела разочаровать отца Кардена: в последнее время он казался еще более напряженным, чем обычно. Тяжесть его бремени проявлялась в сутулой спине и вспышках гнева, посещавших его. Ведьма Волчьей Крови охватила умы всех и каждого. Сестра Айрис так жаждала убить ее, что практически ощущала вкус ведьминой крови. Она мечтала облегчить непосильную ношу отца Кардена, разодрав ведьму на куски и предав ее черную душу славному жару погребального костра.

«Да настанет этот миг», – взмолилась Айрис. Сейчас ей следовало сосредоточиться на сегодняшнем рейде.

Когда они въехали, в деревне стояла тишина – и это было прекрасно. Сестра Айрис насчитала двенадцать глинобитных хижин; они принадлежали Болотному Народу, а потому воздух гудел от кваканья лягушек и жужжания комаров. На мгновение Айрис забеспокоилась, что из-за влажности глина не будет гореть достаточно хорошо. Левой рукой она дотронулась до перевязи с мечом, ощущая себя непривычно уязвимой, поскольку другие паладины разъехались, намереваясь окружить деревню. В одиночку она – Первый Светоч – направила лошадь к центру деревни. Ее удивило, что здесь совсем нет собак, или скотины, или ночных сторожей, – лишь одинокая свинья бродила по огороду среди мангольда и капустных кустов. «Но где же собаки?» – недоумевала она.

Сестра Айрис несколько раз тревожно обошла вокруг дома вождя – самой большой из хижин, крыша которой была сплетена из ветвей болотных растений и украшена черепами животных. Она замахнулась и швырнула факел в незащищенный вход в хижину, а затем развернулась и выдернула из ножен двуручный меч, готовая встретить любого противника.

Огонь охватил хижину в считаные секунды, так что она ждала, крепко зажав в руке меч, – но никто не выбегал. Прошло достаточно времени, любое живое существо зажарилось бы в подобном огне, и наконец ночную тишину прорезал крик.

Однако доносился он не из хижины.

Сестра Айрис обернулась и увидела Красного Паладина, который галопом несся по деревне; из шеи у него торчала стрела. Он все еще хрипел горлом, когда миновал Айрис, ворвался в капустный огород и свалился с седла, рухнув на неглубокую болотистую землю. Криков стало больше, и тут стрела со свистом вонзилась в бок лошади Айрис, та попятилась назад, наткнулась на горящую стену хижины и, взбрыкнув, сбросила Айрис. Та угодила головой прямо в пылающий костер из ветвей.

Айрис закричала, задохнулась от дыма. Ее мантия вспыхнула, как факел. Попытавшись подняться на ноги, она схватилась за горящие угли. Веки набухли, заслоняя вид, и вся деревня уменьшилась до размеров булавочной головки вдалеке. Она ощущала окружавший ее хаос, но не могла ничего расслышать, кроме шипения, с которым плавились одежда и кожа.

В глубине души Айрис была воином и, сколько себя помнила, всегда боролась с болью до последнего, решая проблемы на ходу. Это помогло и сейчас: Айрис сорвала с себя охваченную огнем одежду и, собравшись с силами, нырнула в полное змей болото на краю деревни. Тело дымилось, опускаясь в поросшую осокой воду. Айрис сознавала, что огонь искалечил ее тело, и не находила ни малейшего утешения в онемении. Она знала, что настоящая пытка еще впереди.

«Ведьма. Во всем виновата именно она».

Айрис перевернулась в грязи и улыбнулась почерневшими губами, мечтая о том, каким мучениям подвергнет эту ведьму.

Тем временем дюжина паладинов увернулась от залпа стрел и пустила лошадей в галоп – прямо навстречу засаде в лесу.

Истратив стрелы, лучники-Фавны бросились врассыпную, точно олени. Их рога сверкали в свете факелов паладинов.

– На деревьях! – заорал один из монахов. Подняв глаза, паладины узрели темные длиннорукие фигуры в свете луны, с нечеловеческой ловкостью перелетающие с ветки на ветку.

Всадники ринулись в темноту, их предводитель выбрал целью Фавна, который отделился от группы, но, даже прихрамывая, двигался он неестественно быстро. Однако и Красный Паладин уже несколько месяцев тренировался убивать, не слезая с седла: он рубанул Фавна по голове, прямо промеж рогов, даже не сбившись с галопа.

Оправившись от неожиданности, Красные Паладины восстановили строй и рассредоточились по лесу широким полукругом, поймав лучников-Фавнов и несколько семей из Болотного Народа в ловушку меж деревьев. Как их и учили, паладины медленно загоняли добычу, смыкая кольцо ловушки. Они лаяли и выли, подражая животным, чтобы ввергнуть жертв в еще большую панику. Перепуганный Фавн попытался перепрыгнуть через лошадей, но один из монахов оказался готов к этому: точно рассчитав удар, он вскрыл брюхо Фавна на лету. Это придало его братьям уверенности, и они еще громче закричали, продолжая надвигаться и намереваясь вырезать всех.

– Сначала рогатые дьяволы! – заорал командир.

Болотный Народ умолял, закрывая головы детей, но мечи паладинов взметнулись в воздух.

Однако прежде, чем первый из них опустился, позади командира паладинов раздалось громкое сопение, сопровождаемое шуршанием листвы. Командир вскинул руку, давая знак замереть, и развернул коня к темной поляне за спиной. Он махнул перед собой факелом, и огонь выхватил из тьмы большие черные глаза в ветвях болотного кустарника. Резкий визг заставил лошадей вскинуться. Командир успел пожить достаточно долго, чтобы узреть, как гигантский кабан вырывается из мрака, сопровождаемый хрустом ломающихся ветвей. Его похожие на сабли клыки – каждый длиной с рыцарское копье – опустились к земле, а затем взметнулись, отбрасывая и лошадь, и всадника на деревья, насаживая их на острые ветви. Словно пугала, они повисли, обрушивая на остальных всадников водопад из листьев и крови.

Уверенность паладинов испарилась, и на место ей пришел хаос.

Нимуэ рвалась из укрытия в кустах, но Гавейн удержал ее.

– Постой. Пусть Бивни покончат с ними, – шепнул он.

Нимуэ чувствовала лихорадочный жар и была раздражена до предела.

– Я не могу! – она оттолкнула Гавейна и бросилась к пятнам лунного света. Она была одета в кольчужную рубаху на два размера больше, перепоясанную так, что ее подол превращался в юбку, бриджи и высокие сапоги, а за спиной висел Зуб Дьявола. Красный Паладин бежал прямо на нее, и Нимуэ, выхватив меч, одним ударом отсекла ему голову. Нимуэ казалось, что ее клетка распахнулась, что она снова чувствует себя дикой и свободной. Страхи и беспокойство были забыты, улетучилась боль из-за ухода Артура. Вместо этого она упивалась отчаянными противоречивыми приказами и криками Красных Паладинов.

– Трох но’гхол! – Рос, один из Бивней, упрекнул Нимуэ, проезжая мимо на гигантском кабане и отдавая приказ действовать с максимальной жестокостью. На протяжении веков Бивни обучали своих боевых кабанов атаковать всадников: животные держали носы низко по земле, а мечи паладинов царапали густую щетинистую гриву и жесткую кожаную шкуру безо всякого успеха. Затем кабан резко поводил из стороны в сторону головой размером с повозку – и лошадь, и всадник летели во тьму.

Прибытие Нимуэ внесло беспорядок в боевой строй, что дало паладинам шанс перегруппироваться. Первоначальный план рушился, а потому Зеленый Рыцарь свистнул, и в земле распахнулись люки. Бивни и Фавны поторапливали Болотный Народ, уводя их в туннели Плогов, пока мимо их голов свистели стрелы. Застенчивые Плоги с любопытством склоняли головы, глядя, как испуганный Болотный Народ ползет по свежевырытым коридорам, ведомый группой Фавнов с факелами.

– Нимуэ, не уходи далеко! – крикнул ей вслед Гавейн, ибо Нимуэ в пылу боя углублялась в болота, где Красные Паладины выстраивались в линию. Некоторые из них пали, пытаясь остановить ее. Один из паладинов высоко поднял меч, замахиваясь, и тогда она рубанула по низу, отсекая ему ногу выше колена. В плечо Нимуэ вонзилась стрела, другая, словно стрекоза, прожужжала мимо. Она слышала вдалеке встревоженный голос Гавейна, но не боялась: она ясно видела, будто была на шаг впереди паладинов, будто ощущала их движение до того, как они начинали двигаться. Сокрытое усилило ее чувства, но главное – меч служил маяком.

Еще один паладин бросился на Нимуэ с обнаженным топором, она парировала удар, направленный в грудь, и нанесла быстрый ответный в шею. Кровь брызнула, ослепляя противника, который все еще пытался достать жертву, – и тем самым подставился прямо под меч Нимуэ.

«Кричи и брыкайся – тебе повезет: ведьма укусит тебя и сожрет». Нимуэ улыбалась: ей нравился этот стишок.

Где-то рядом блеснуло лезвие, и она успела уйти от мгновенной смерти, однако кинжал вонзился в левое плечо.

«Какая же я дура!» – Нимуэ прокляла собственную беспечность. Боль рассекла надвое тело и разум, а Красный Паладин всем весом навалился на нее, увлекая на дно оврага. Она подняла руку – как раз вовремя, чтоб отразить его следующий удар. Кинжал замер в нескольких дюймах от ее глаз. Другой рукой враг схватил Нимуэ за горло; он смотрел на нее с выпученными глазами, готовый убить. Зуб Дьявола был бесполезен, прижатый спиной, и она вцепилась паладину в лицо ногтями. Он ответил укусом. Она попыталась попасть ему в пах вскинутым коленом, но он сидел выше талии. Пальцы на горле сжались, перекрывая воздух.

Влажный удар – и лицо Нимуэ залило кровью: в висок паладину вонзилась стрела. Она все еще пыталась перестать видеть перед глазами звезды, но уже поднималась на ноги, держа Зуб Дьявола и рыча. Обернувшись, Нимуэ увидела в нескольких ярдах от себя Зеленого Рыцаря, накладывающего новую стрелу на тетиву. Он смотрел со страхом и яростью.

Паладин из тех, что понаглее, пронесся мимо Нимуэ и ударил гигантского кабана в бок копьем. Зверь взвизгнул. Нимуэ шагнула вперед, крутанула по дуге тяжелый меч, не обращая внимания на боль в плече, – и голова паладина взмыла в воздух, пролетела мимо Роса, сидящего верхом на кабане, и плюхнулась в грязь. Тот с удовлетворением наблюдал, как она катится по земле и останавливается, а затем повернулся к Нимуэ с широкой белозубой улыбкой.

Нимуэ чувствовала опьянение, кружилась голова, а еще где-то внутри ей было до смерти страшно.

Рос и его бойцы потрясали кулаками в воздухе и скандировали ее имя. Сердце бешено колотилось, она улыбалась, несмотря на боль в плече. Гавейн что-то говорил, ощупывал ее раны, но в ушах так шумела кровь, что она не могла разобрать ни слова.

Развернувшись, она поплелась в направлении грязного туннеля, и Гавейн последовал за ней. Плоги торопливо работали позади, сгребая землю когтистыми лапами и замуровывая вход в туннель так, чтобы казалось, что его никогда здесь не было.