Чтобы открыть глаза, Гавейну потребовалось столько сил, что он чуть не отключился снова. Ровный ход лошади заставлял взрываться болью раненую ногу, было тяжело дышать, а одежда и доспехи промокли и холодили тело. Осмотрев себя, он понял, что дело не в дожде, а в его крови, а он сам потерял сознание в седле. Руки у Гавейна были связаны, справа ехал верхом Плачущий Монах. Судя по расположению пиков Минотавра и запаху, повисшему в воздухе, от Шлака их отделяло всего несколько миль. Гавейн осознавал, что они направлялись в лагерь Красных Паладинов.

– Почему? – спросил он. Плачущий Монах не ответил. – Ведь ты один из нас. Как ты мог?

– У нас нет ничего общего.

– Я видел, как изменилась твоя рука. Кто ты? Пепельный, верно? Пепельных Людей не видели в этих землях веками. У них тоже были метки, такие как твои глаза…

Меч монаха в одно движение оказался у подбородка Гавейна.

– Скажи еще хоть слово, дьявол, и я…

– Давай сделай это, Пепельный, – сквозь зубы проговорил Гавейн, ощущая холодное лезвие у шеи. – Убей меня, раз такой смелый. А лучше даже развяжи мне руки – и проверим, насколько ты хорош. Выпустил в меня стрелу, а? Зачем? Так боишься встретиться со мной лицом к лицу в честной схватке?

Плачущий Монах мгновение размышлял над словами Гавейна, а затем убрал меч в ножны.

– Через несколько часов ты пожалеешь, что я не убил тебя.

При виде первых огней Красных Паладинов, излучающих тусклый свет, Гавейн оцепенел. На сотни ярдов вокруг деревья срубали с неуклюжей поспешностью, оставляя только зазубренные пни, похожие на сломанные зубы. Зловонный запах горящей плоти ударил в нос, едва только они въехали в лагерь из грязных палаток. Монахи с мертвыми глазами и выбритыми затылками стояли вокруг костров, наблюдая за их процессией, и Плачущий Монах заставил лошадей замедлить ход, а затем и вовсе остановиться. Проследив за его взглядом, Гавейн увидел небольшую армию: примерно сотня воинов в черных одеждах. «Должно быть, Троица», – подумал Гавейн. До него доходили слухи об их воинской доблести и жестокости. Золотые посмертные маски бесстрастно взирали на Плачущего Монаха, который снова тронулся, направляясь к большой палатке. Судя по хмурым взглядам и прямым спинам, большой любви между Красными Паладинами и Троицей не наблюдалось.

Монах спешился и стащил с лошади Гавейна. Несмотря на всю силу воли, тот не смог не вскрикнуть, когда ноги коснулись земли: Гавейн упал на колени, чувствуя, что раны снова открылись. По знаку монаха два паладина грубо схватили Гавейна за плечи и втащили в большую палатку.

Отец Карден стоял подле стола, заваленного картами, рядом с ним – человек в одеждах Троицы с выбритой головой и бородой, постриженной под «французскую вилку» – двумя клиньями. Брат Солт тоже был здесь: он скромно устроился в уголке, не прекращая улыбаться и устремив взгляд к потолку.

Несмотря на раны, Гавейн всей кожей ощутил напряжение, царящее в шатре. Карден выглядел измученным, но при виде Плачущего Монаха и его пленника покраснел – кажется, от облегчения.

– Сын мой, как отрадно видеть тебя! – произнес Карден.

– Это он? – вопросил человек с раздвоенной бородой. – Это и есть знаменитый Плачущий Монах?

Монах растерянно посмотрел на отца Кардена.

– Это аббат Уиклоу. Он здесь, чтобы… – Карден замялся.

– Наблюдать, – подсказал аббат Уиклоу.

Плачущий Монах почтительно склонил голову. Уиклоу изучал его, скрестив руки за спиной, смотрел на его глаза.

– Я много слышал о тебе. Невероятно много. Говорят, ты наш лучший боец и обладаешь прямо-таки неестественной скоростью и грацией…

Уиклоу так выделил голосом слово «неестественной», что отец Карден напрягся.

– Говори, сын мой, – перебил он аббата. – Кого ты привез?

– Это Зеленый Рыцарь, отец.

– Лидер мятежников? – Уиклоу удивленно обернулся к Кардену. Тот вышел вперед.

– Какая долгожданная весть! – он уперся руками в бедра, оценивая состояние Гавейна. – Так значит… Зеленый Рыцарь, а? Ничего не хочешь сказать? Может, если расскажешь, где найти Ведьму Волчьей Крови, то мы сохраним тебе жизнь.

– Что я должен сказать? – эхом отозвался Гавейн. Он повернулся и бросил быстрый взгляд на Плачущего Монаха, но тот смотрел в сторону. – Я много чего могу поведать.

Слова повисли в воздухе.

– Я многое узнал.

Аббат Уиклоу нахмурился.

– Что ж, неважно, – раздраженно заключил Карден. – Мы хорошо умеем развязывать языки твоему народу.

Что-то в том, как выглядел Плачущий Монах, заставило Гавейна передумать, и он обратился к отцу Кардену:

– Я расскажу тебе кое-что, приятель. Королева фейри отбила у вас Шлак и оставила пять сотен твоих паладинов подыхать в лесу.

У Кардена нервно дернулась щека.

– Это ложь? – поинтересовался Уиклоу у Кардена. Тот не торопился отвечать, и тогда аббат обратился к Плачущему Монаху: – Этот фейри говорит правду?

– Город пал, – бесстрастно отозвался монах.

– Она взяла чертов город? – недоверчиво переспросил Уиклоу, глядя на Кардена. – Как это могло случиться?

– Брат Солт, – позвал Карден, не обращая внимания на аббата, – ты можешь забрать этого выродка к себе «на кухню».

Гавейн обмяк и едва не рухнул в объятия паладинов, державших его. Он сопротивлялся, пока его уводили, и, когда Плачущий Монах обернулся, их взгляды на мгновение пересеклись.

В сотнях ярдов от них Белка полз по ветке старой черной ольхи, высоко над землей, раздвигая густую листву, чтобы получше разглядеть Гавейна. Он действовал с крайней осторожностью, чтобы не стряхнуть семена с дерева на головы патруля внизу.

Белка невероятно расстроился, когда Нимуэ не позволила ему присоединиться к группе воинов, которые должны были захватить рыночную площадь Шлака. Однако, увидев Гавейна, который бросился в погоню за паладином, Белка понял: вот он, его шанс. Он примчался как раз в тот момент, когда Плачущий Монах грузил окровавленного Гавейна в седло.

Теперь он наблюдал, как два паладина в сопровождении слепого старика, также одетого в красные одежды, волокли Гавейна через грязный лагерь в сторону квадратного шатра: два входа и дыра в крыше, из которой валил густой серый дым. Медный, тошнотворно-сладкий привкус, витающий в воздухе, дал Белке понять, что именно происходило в этой палатке. Мысленно он прокладывал путь до шатра: от спасения Гавейна его отделяло как минимум три столкновения с Красными Паладинами.