Город за ночь замерз. На карнизах повисли сосульки, около пожарного гидранта образовался настоящий каток, сугробы вдоль улиц обледенели. Хейвен шагала по тротуару, невольно опасаясь, что он треснет у нее под ногами. Машины на Лексингтон-авеню разбрызгивали слякоть.

Приблизившись к зданию Общества «Уроборос», Хейвен увидела группу людей. Они собрались на крыльце, ступени которого были посыпаны солью. «Родители со своими чадами», — подумала Хейвен поначалу, пока не поняла, что взрослый среди детей только один. Приблизившись, она обнаружила Адама в окружении шестерых смирных ребятишек. Все они молчали и стояли совершенно неподвижно.

Вдруг услышала шепот какого-то мальчика:

— Вон она.

Хейвен оглянулась — величественная птица с бурым оперением опустилась на парковую статую. Птица немного посидела на голове скульптуры, а потом расправила могучие крылья, сделала круг над парком и унеслась в сторону Ист-Ривер. Когда она скрылась из виду, дети дружно выдохнули.

— В Древнем мире, — начал Адам, — люди верили, что волю богов можно узнать, наблюдая за полетом птиц. Жрецов, умевших читать такие знаки, называли авгурами. Наверняка авгур счел бы нашего ястреба могущественным предзнаменованием.

— Что же это значит? — взволнованно спросил один из детей.

— Сначала нам придется разыскать авгура, — произнес Адам. — Немногим из нас позволяется видеть будущее. На самом деле… — Он умолк, увидев Хейвен.

— Вы наблюдаете за птицами? — спросила она.

Адам обнял ближайшего к себе мальчика, и тот просиял.

— Иеремия первым заметил краснохвостого ястреба.

— А как зовут остальных в вашей компании?

— Джеймс, Хантер, Оливия, Эвери, — представил Адам детей, указав на каждого из них поочередно. — И Флора. Все, кроме Иеремии, приехали в Нью-Йорк отметить день рождения.

— Поздравляю вас! — Хейвен улыбнулась девочке с ангельским личиком. Она подросла со времени их последней встречи. — Привет, Флора, — поздоровалась Хейвен. — Мы с тобой познакомились в приемной.

— Да и я тебя никогда не забуду, — дружелюбно отозвалась та. — В тот же день я встретилась с Адамом.

— Верно, — подтвердил Адам и погладил Флору по голове. — Прекрасная память. Неудивительно, что ты самая лучшая в классе. А теперь, дамы и господа, — шутливо проговорил он, — мне нужно ненадолго с вами расстаться. — Он встал со ступеньки. — Пожалуй, вам следует попросить Мэдисон приготовить горячий шоколад. А я вернусь к вам через минуту.

Визжа от радости, дети вбежали в двери. Может, они и являлись вундеркиндами, но сладкое все равно обожали.

— Что-то случилось? — настороженно спросил Адам, прикрываясь вежливостью, как щитом.

— Нет, я… Просто я подумала, не захочешь ли ты пообедать со мной, — пробормотала Хейвен.

Еще никогда в жизни она так себя не ненавидела. Если Адам действительно любил ее, то она совершила непростительную жестокость. «Сделай это ради Бью, — напомнила себе Хейвен. — И ради Йейна».

— Ты приглашаешь меня на свидание? — опасливо поинтересовался Адам. — И ты собираешься остаться в Нью-Йорке?

— Наверное. Но, если ты вечером занят, то можно и подождать, — развела руками Хейвен.

— Вовсе нет, — заверил ее Адам. Он не сумел скрыть радость. — В семь у меня важная встреча, но ненадолго. Как насчет восьми?

— Отлично, — кивнула Хейвен и шагнула назад. Наконец-то она покончила с неприятным делом. — Я зайду за тобой.

— Сегодня вечером меня здесь не будет.

— О, — вырвалось у Хейвен, и она устремила взгляд на особняк из красного кирпича, построенный неподалеку от «ОУ».

Когда она впервые посетила тот дом, у входа висела маленькая бронзовая табличка, которая гласила, что в здании размещалось Историческое общество Грамерси-Парка. Теперь таблички не было. Ее место заняла другая, с изображением серебристой змейки-уробороса. Тут проходили тайные встречи Адама с сильными мира сего.

А на четвертом этаже располагался жуткий музей Розиера.

— Не бойся, — произнес Адам.

— Что? — переспросила Хейвен, притворившись, что не поняла.

— Я о комнате наверху. Она пуста.

Хейвен с трудом поверила в то, что Адам сам заговорил о «святилище». Там хранились вещи из ее прежних реинкарнаций, включая мумии шести женщин, каждой из которых она некогда была.

— Лучше минутная неловкость, чем много лет неуверенности, — продолжил Адам. — Кое-что я подарил Институту костюма в «Метрополитен». Если хочешь, я дам тебе ключ.

— А… тела? — со страхом спросила Хейвен.

— Они обрели упокоение. Я распорядился о постройке склепа в Бруклине. Ты когда-нибудь бывала на кладбище Гринвуд?

— Нет.

— Там красиво, — заверил ее Адам. — Высокие деревья и холмы, с которых открывается вид на город. Дивный пейзаж. Склеп устроен в склоне одного из холмов. В нескольких ярдах от входа — озеро, летом по нему плавают лебеди. Даже мне зрелище приносит покой. Хотя со времени устройства склепа я там не бывал, твои тела не надо тревожить.

— Ты изменился, — выдохнула Хейвен.

— Я в процессе работы над собой, — поправил ее Адам. — Дело в том, что я никак не ожидал, что ты вернешься ко мне. Я мечтаю создать такое Общество, которым бы ты гордилась и которое тебе было бы не стыдно возглавить вместе со мной.

— И у меня будет выбор?

— Да, — пообещал ей Адам.

* * *

В восемь часов вечера Хейвен остановилась неподалеку от дома из красного кирпича. Ноги не слушались ее. План, придуманный Хорами, ей не давался. Ее сердце разрывалось от любви к Йейну и Бью, но ей была нестерпима мысль о предательстве Адама. Он обожал ее, а она его жалела. Как жестоко распорядилась судьба… Адам должен заплатить своей свободой за счастье двоих самых близких Хейвен людей. Если бы только существовал иной способ… Она тщетно пыталась дозвониться до Йейна. Он не отвечал на звонки, а Френсис Уитмен его не видела несколько дней.

Хейвен почувствовала, что трясется от холода. Но она не могла ни повернуть обратно, ни заставить себя идти вперед. Вдруг она увидела, как открылась парадная дверь здания. По лестнице сбежал шеф полиции Нью-Йорка Уильямс и повернул к Третьей авеню. «Подумай, кто и что для тебя важнее всего на свете», — словно услышала Хейвен голос Фебы и сорвалась с места.

Адам встал на ее пути только в прихожей особняка и взял за руки.

— Ты мчалась всю дорогу от гостиницы? — шутливо спросил он. — Неужели мое общество тебя так влечет?

— Отсюда вышел шеф Уильямс, — выпалила Хейвен, тяжело дыша. — Он что-то узнал о Бью?

— Раньше я молчал — не хотел понапрасну волновать тебя. Есть новости. Хочешь присесть?

Хейвен огляделась по сторонам. Ей было не по себе. На лбу выступил пот, по коже поползли мурашки.

Адам, похоже, заметил, что она нервничает.

— У меня есть предложение получше. Я заказал столик в «Амрите». Ресторан совсем близко.

И он распахнул дверь, пропуская ее вперед. Спустя пять минут Хейвен обратила внимание на то, что ее спутник не удосужился надеть пальто. А на улице — не выше двадцати градусов. Адам в тонком шерстяном свитере в такой мороз — это почти то же самое, что Кларк Кент без очков.

— Расскажи мне, — попросила Хейвен.

— Хейвен, как по-твоему, что, если Бью исчез нарочно?

— Нет! — воскликнула она. — Откуда вообще у тебя могло взяться такое предположение?

— На взгляд Гордона Уильямса, странно то, что Бью покинул университет непосредственно перед полусеместровыми экзаменами.

— Он очень разволновался, — заявила Хейвен. — Он считал, что летит в Нью-Йорк на встречу с парнем, который предназначен ему судьбой.

— Кроме того, Гордону показалось подозрительным и то, что Бью видели на улице. Вряд ли его удерживают против воли.

— У него все лицо было в синяках! — воскликнула Хейвен.

— За обучение Бью платила ты, верно?

Хейвен нахмурилась.

— Да, до тех пор, пока Вирджиния Морроу не обвинила меня в подделке завещания. Но при чем тут Бью?

— Гордон сообщил мне, что в текущем семестре Бью хотел получить академический отпуск. Он пропускал занятия и отметки получал отвратительные.

— Но у него было достаточно времени, чтобы подготовиться к экзаменам!

— Но возможно, он и не собирался ничего исправлять, — спокойно произнес Адам. — Полагаю, ему стало стыдно, что твои деньги тратятся попусту.

— Ясно. — Хейвен гневно посмотрела на Адама. — Шеф Уильямс начал искать оправдания собственной некомпетентности. Он решил убедить тебя в том, что Бью скрывается для того, чтобы я не узнала о его прогулах в Вандербилте?

— Это всего лишь версия Гордона. — Адам остановился. — Хейвен, я способен видеть недостатки людей. Как думаешь, есть шанс, что Бью избегает тебя?

— Нет! — вскричала Хейвен. — Ни за что не поверю! А шеф Уильямс думает, что Бью сам себя изувечил?

— У синяков может быть и другое объяснение.

— Нет! Бью не стал бы пугать тех, кого он любит! К тому же, если бы у него что-то разладилось с учебой, он бы сразу признался мне!

— И рискнул тем, что разрушил бы свой идеальный образ в твоих глазах?

— Он мне никогда не лгал! — не унималась Хейвен.

Однако кое-что странное почувствовала и она. Вероятно, в университете у Бью действительно возникли проблемы. Но он не стал бы по своей воле заставлять Хейвен так сильно страдать. Это Хейвен знала наверняка.

— Прости, пожалуйста, — проговорил Адам. — Гордон весьма удивлен тем, что его люди до сих пор не сумели закончить дело Бью. А они — настоящие профессионалы.

Хейвен принялась кусать губы. Она еле сдерживала гнев.

— Прости, — повторил Адам. — Мы продолжим поиски Бью. И я надавлю на Гордона. Не волнуйся. Ну что, пообедаем вместе?

— У меня нет аппетита, — буркнула Хейвен.

Они уже добрались до дальнего края парка на Мэдисон-сквер. При виде Флэтайрон-билдинг Хейвен замерла. Треугольную башню построили всего за несколько лет до рождения Констанс Уитмен. Будучи маленькой девочкой, Констанс восхищалась небоскребом, который тогда был одним из самых знаменитых зданий в мире. Хейвен будто воочию увидела, как порывистый ветер вздымал подолы дамских юбок, а мужчины в костюмах-тройках придерживали шляпы и ждали момента, когда в складках материи мелькнет женская лодыжка.

— О чем ты задумалась? — спросил Адам, и видение оборвалось. — У тебя сейчас было очень забавное лицо.

— Порой прошлое и настоящее соединяются, — прошептала Хейвен. — Тогда мне кажется, что я схожу с ума.

— Такое случается с каждым. Время — вовсе не прямая линия, как себе его представляет большинство людей.

В другой день Хейвен попросила бы, чтобы Адам объяснил ей свою теорию подробнее, но она проворчала:

— Хватит, я устала.

— Извини. Давай отложим наш визит в «Амриту»? Может, немного пройдемся?

Хейвен промолчала. Ведь она собиралась в ресторан, поэтому оделась легко. И обувь на ней была не подходящая для улиц зимнего Манхэттена, и платье под пальто слишком легкое. Но она понимала, что отказываться нельзя. Романтическая прогулка являлась прекрасной возможностью выполнить задание, порученное ей Фебой.

— И куда мы направимся? — спросила Хейвен делано-беспечным тоном.

— В ту сторону. Там есть кое-что интересное.

Они пошли на запад, прямиком к Гудзону. На Двадцать пятой улице находилось множество антикварных магазинов и мастерских по изготовлению манекенов. В одной из витрин, за металлической сеткой были выставлены сотни лысых женских головок. Одни смеялись, другие смотрели крайне серьезно или недоуменно. Недалеко от Десятой авеню Адам остановился перед покрытыми ржавчиной коваными воротами, возле которых стоял старинный дом из бурого песчаника. Розиер наклонился и вытащил из стены кирпич. В углублении лежал ключ.

— Не беспокойся, — сообщил Адам, отпирая ворота. — Мне разрешено бывать тут в любое время.

— Где мы? — поинтересовалась Хейвен.

— Особняк принадлежит древнему старику по имени Маттео Сальвадоре. Он мой друг.

Они очутились в саду, где белели статуи, озаренные лунным светом. Они были так правдоподобны, что напоминали женщин, застывших от колдовского заклинания. Адам приблизился к скульптуре танцующей девушки. Ее платье походило на греческую тунику и облегало изгибы изящного тела. Длинные вьющиеся волосы свободно ниспадали ниже плеч, цветочный венок сполз с макушки и, казалось, вот-вот упадет. Адам встал на цыпочки и притронулся к ледяной руке изваяния. Его глаза заблестели.

— Ты ее узнаешь? — спросил он.

— Нет, — честно ответила она. Почему-то ей сразу захотелось поверить, что прелестное создание когда-то было из плоти и крови.

— Это ты.

— Я?

— Так ты выглядела, когда мы впервые с тобой встретились. Ты танцевала в саду за домом твоего отца на Крите, — улыбнулся Адам. — Ты кружилась под музыку, которую слышала только ты одна. И представляешь, что я сделал? Я рассмеялся — впервые в жизни. Ты была прекрасна и полна страсти. Видимо, тебя заметил и Маттео. Сходство поразительное. Порой я гадаю, сколько реинкарнаций ему потребовалось, чтобы отточить свое мастерство.

— Маттео Сальвадоре — член Общества?

— Нет, — строго отозвался Адам. — Он бывал в «ОУ» в сороковые годы прошлого века. Когда мы с ним познакомились, ему исполнилось восемнадцать. Он помнил краткие обрывки прежних воплощений. Ничего примечательного — совершенно бессмысленные видения, вспыхивающие без особых причин. Я попросил, чтобы он показал мне свои произведения, и он привел меня сюда. Тогда он завершил работу над этой статуей. Сказал, что изобразил девушку, которую наверняка когда-то и где-то видел. Конечно, я сразу узнал тебя. Это случилось вскоре после того, как я потерял Констанс и боль еще не утихла. Я попросил Маттео разрешить мне немного посидеть рядом с тобой. Я провел в саду три дня. Маттео не задал мне ни единого вопроса.

Адам вздохнул.

— Он хотел вступить в Общество, но я ему отказал, — продолжал он. — Мне была нестерпима мысль о том, что его талант уничтожат. В итоге я стал его покровителем. Я давал ему столько денег, чтобы он мог безбедно существовать и беспрепятственно заниматься творчеством. За последние семьдесят лет я трижды обращался к нему с просьбами. Я попросил его никогда не продавать скульптуру. Еще — чтобы он позволил мне посещать это место в любое время. А год назад я обратился к Маттео с пожеланием, чтобы он создал две новые статуи для склепа, построенного на кладбище Гринвуд.

— Он знаком с тобой семьдесят лет? И никогда не удивлялся тому, что внешне ты не меняешься?

— Маттео знает, что я не такой, как все.

— Он тебя боится?

— С какой стати? — пожал плечами Адам. — Я всегда был добр к нему. Можно задать тебе вопрос?

— Да.

— А ты до сих пор боишься меня?

— Немного, — призналась Хейвен. — Когда я в прошлый раз была в Нью-Йорке, мы с тобой находились в комнате на верхнем этаже. Ты собирался… — она запнулась. — Скажи, что случилось бы, если бы мне на помощь не явился Бью?

— Не знаю, — произнес Адам, опустив глаза. — Мне стыдно вспоминать тот день.

Он дал название тому чувству, которое начало овладевать Хейвен. Она использовала Адама и подарила ему надежду на взаимность. А еще она стыдилась того, что отчасти это уже произошло.

— Хейвен? Я тебя огорчил?

— Нет. Не ты, — ответила она, стараясь удержаться от слез. — Ты очень добр ко мне. Ты помогал мне в поисках Бью, ты снял для меня номер в отеле, ты уговорил Алекс Харбридж заказать у меня платье…

— К наряду Алекс я не имею никакого отношения. А до остального… мне это было в радость. Я не могу сделать для тебя больше. Но готов ждать. — Он перевел взгляд на изваяние своей первой любви. — Сейчас ты не отвергаешь меня, и я просто ничего не понимаю…

— Наверное, я благодарна тебе. И ты стал другим.

— Я с нетерпением смотрю в будущее, — отозвался Адам. — Раньше у меня было только прошлое. Вот почему я так дорожил всем, к чему ты прикасалась. Теперь эти вещи мне не нужны. Прости, — добавил он, заметив нервные красные пятна на лице Хейвен.

— Ты даже не испугал меня, — солгала она. — Я просто гадала, почему ты раньше не был таким. Похоже, мы многое упустили.

— Я не отличался особой мудростью, — вымолвил Адам. — Сначала, мне казалось, что твоей привязанности можно добиться золотом и драгоценными камнями. Но я всегда терпел поражение. Потом я пытался решать проблемы, с которыми ты сталкивалась. Это дало кое-какие результаты. Несколько лет в Константинополе мы были счастливы. Но потом ты узнала правду обо мне и утопилась в Босфоре. Позже, во Флоренции, я снова проиграл. Но теперь я знаю, чего тебе хочется.

— И чего же? — спросила Хейвен.

— Это — кто-то хороший. Человек, которому ты сможешь доверять. Я видел твою печаль, когда тебя разочаровал Йейн. И я начал действовать. Я реформирую Общество. Я вдохновлю «Уроборос». Однажды ты захочешь управлять им вместе со мной. Ты будешь гордиться тем, что мы имеем. Подумай о том, чего мы можем достичь, опираясь на «ОУ». Оно может стать силой добра, как того желал Август Стрикленд.

— Но, Адам, разве не ты утверждал, что хаос необходим? Ты заявлял, что без тебя в мире наступил бы застой.

— Вселенная знает способы сохранять равновесие, — парировал он. — У меня есть план, но то, что я задумал, представляет собой большую опасность. Я не знаю, каковы будут результаты.

— И тем не менее ты настроился на перемены? — уточнила Хейвен. — Только ради меня?

— Я люблю тебя, — безыскусно произнес он. — Так было всегда. Ты не осознаешь, насколько ты важна для меня, Хейвен. Ты — мой единственный изъян.

— Изъян?

Трудно счесть подобные слова комплиментом.

— Ничто в мире не лишено недостатков. Тысячи лет я верил, что являюсь исключением из правила. Я считал себя сверхсуществом, посланным, чтобы возгласить расу более слабых созданий. Я презирал людей, которыми я управлял с помощью их потаенных желаний. Но когда я нашел тебя, то понял, что жалеть надо меня. Только рядом с тобой я чувствую себя живым и дышу полной грудью. Я испытываю муки, свойственные смертным. Я стал рабом своего чувства и завидую остальным. Ты была послана, чтобы унизить меня, Хейвен. Когда ты возле меня, я — человек.

Хейвен понимала, что Фебу порадовало бы признание Адама. А она не ощутила ни облегчения, ни злорадства — только грусть. Адам имел право лишь на воспоминания. Ее сердце принадлежит другому. Она взяла Адама за руку: пальцы были безжизненными и гладкими, как у статуй в саду. Он не спускал с нее глаз, и наконец изумление в его взгляде сменилось радостью.

— Пора, — прошептал он. — Я провожу тебя до отеля.

К тому моменту, когда они вошли в вестибюль «Грамерси-Гарденз», ладонь Адама согрелась от тепла Хейвен.

— Ты не рассердишься, если я…

— Не рассержусь, — сказала Хейвен.

Она понимала, что это мгновение рано или поздно настанет. Она зажмурилась, и его рот прижался к ее губам. Ее кожу закололо, словно она ее обморозила. Она едва не рухнула на пол, если бы не объятия Адама. Неожиданно для себя она ответила на его поцелуй.

И она поняла, что могла бы любить его. Она всегда считала, что на пути судьбы не бывает никаких развилок и не приходится выбирать варианты. Ей суждено быть с Йейном. Вот и все. Но вдруг она увидела другую жизнь. Жизнь с тем, кто бесконечно обожал ее. С тем, в чьих силах было изменить течение истории. С прекрасным созданием, чей поцелуй ввел ее в состоянии блаженного ступора.

— Доброй ночи, — тихо произнес Адам на ухо Хейвен. — Когда я увижу тебя снова?

— Скоро, — пообещала Хейвен и слегка покачнулась. — Обязательно.

Она осталась одна в ярко освещенном вестибюле. Какое-то время она не могла сдвинуться с места. Что же она только что натворила? Сгорая от стыда, Хейвен могла взбежать вверх по лестнице или кинуться вслед за Адамом.

— Феба будет довольна, — послышался девичий голос.

Слова были произнесены с легким акцентом. Мимо Хейвен быстро прошла светловолосая девушка.

Хейвен сначала узнала ее мотоциклетные ботинки, а потом обратила внимание на ее лицо.

— А поцелуй выглядел даже слишком реально, — бросила девица.

Когда она, толкнув створку стеклянных дверей, выскочила на улицу, до Хейвен донеслась мелодия. Кто-то негромко насвистывал на улице. Она сразу узнала старинную песенку, которую слышала каждый вечер в Риме. Йейн дал ей знак. Хейвен развернулась к лестнице. Она сделала свой выбор.