Прошлое — полтора года назад

Эшли

— Ты уверена, что эта дорога ведет к большому городу? — спрашивает Рэм, глядя в окно.

Последние сорок пять минут мы едем по Айове. И все это время вокруг нет ничего, кроме полей.

— Терпение, мой дорогой, — говорю я, поймав на мгновение его взгляд. Он так мило смотрится на пассажирском сиденье моей машины. Кажется, он не знает, чем себя занять, когда перед ним нет руля. Первые полчаса поездки он чинил мой бардачок. Около года назад я сунула туда инструкцию по эксплуатации автомобиля, и случилось так, что она там застряла. В течение года я не могла открыть дверцу. Но сегодня это изменилось — в день, когда Рэмингтон Джуд просидел на пассажирском сиденье моей машины более пяти минут.

Следующим объектом он выбрал боковое зеркало. Видимо, оно находилось не в том положении. Он что-то рассуждал об углах, а затем просил смотреть в него каждые две секунды.

Последним объектом стало его сиденье. Скорее всего, сейчас оно идеально по высоте и углу наклона. И теперь, как я понимаю, ему больше нечем себя занять.

— Знаешь, — говорю я, возвращая его внимание. — Я никогда раньше не приводила в дом молодого человека.

Он отрывает взгляд от окна, чтобы взглянуть на меня.

— Совсем никогда?

Я качаю головой.

— Совсем никогда.

— Проклятье.

— Что? — спрашиваю я.

— Ну, теперь твои родители будут ожидать этакого идеального парня лет тридцати, работающего в «Майкрософт» и водящего «Порше» или что-то в этом роде.

— Что? — я начинаю смеяться. — Почему они будут этого ждать?

— Не знаю. Я бы ожидал именно такого. И я чертовски уверен, что не ожидал бы какого-то деревенского мальчишку из Авы штат Миссури, водящего пикап.

— Тогда ты плохо меня знаешь, Рэмингтон Джуд. Потому что я предпочитаю мальчишку из Авы, водящего пикап, парню, который, вероятно, слишком злоупотребляет гелем для волос.

Он смотрит на меня и улыбается.

— Эшли Уэскотт, ты слишком хороша для меня.

— Я знаю, — говорю я с широкой улыбкой на лице.

— P.S., я не пользуюсь гелем для волос.

Я смотрю на него — его лицо абсолютно серьезное.

— Я знаю, за это ты мне и нравишься.

Он протягивает руку и отрывает мои пальцы от рулевого колеса.

— Не могу дождаться встречи с твоей семьей, — говорит он, целуя мои пальцы, а потом сжимает мою руку в своей.

— Они полюбят тебя, — обещаю я. — И твой гель для волос.

Он просто дарит мне довольную ухмылку, а потом снова смотрит в окно. И все, о чем я могу думать: как мне могло настолько повезти, что я встретила такого мужчину?

***

На въезде в Омаху движение на дороге уплотняется — несколько километров мы тащимся бампер к бамперу — но потом все приходит в норму. Мы съезжаем с дороги, и могу сказать, что Рэм начинает нервничать. Он волнуется. У него тот взгляд, который появляется перед началом игры, или когда я соглашаюсь на что-то, вроде похода за грибами. Точно могу сказать, что он взволнован, и это делает меня счастливой.

— Кстати, моя младшая сестра Лана приехала домой на выходные, чтобы познакомиться с тобой, — говорю я. — Она учится в университете Небраски и немного увлечена хиппи — это просто, чтобы ты был в курсе.

— Чем?

— Хиппи. Ну, ты знаешь? Мама считает, что у нее просто такой период, но я так не думаю.

— Ох… не думаю, что когда-нибудь встречался с настоящими хиппи, — говорит он, выглядя немного испуганным. Я вижу выражение его лица и смеюсь. У него это выглядит так мило.

— Не волнуйся, — говорю я. — Она любит всех.

— Ладно, — шепчет он. Сделанный им глубокий вздох не остается незамеченным.

— Серьезно, — говорю я, — тебе не о чем беспокоиться. О, и я упоминала, что мой отец — бывший морской пехотинец?

— Что? — почти выкрикивает он.

— Шутка, — говорю я.

— Черт, девочка, — бормочет он, опустив голову. — Ты пытаешься меня убить, я знаю это.

Я просто смеюсь и выхожу из машины. Встретив его с пассажирской стороны, я беру его за руку. Он тут же смотрит вниз на наши руки.

— Думаешь, мы должны держаться за руки? — спрашивает он.

— Рэм!

— Ну, я не знаю! Я все еще не убежден, что твой отец не является кем-то большим и важным, и совсем не уверен, кого больше мне следует бояться: его или твою сестру.

Стараясь подавить смех, я целую его в щеку.

— Вот кого ты действительно должен бояться, так это мою маму, — шепчу я ему в ухо.

Он дарит мне испуганный взгляд, и это абсолютная умора — адский испуг безо всякой причины.

Мы входим внутрь, и я ставлю свою сумку на пол рядом с кучей обуви. И тут же сладкий запах корицы заполняет мои ноздри. Я дома.

Дом моих родителей пропитан запахом корицы с тех пор, как однажды моя сестра упомянула при маме, что он улучшает работу мозга. Это было почти три года назад. Теперь, почувствовав запах корицы, я не могу не думать о доме.

— Мама, — зову я. — Мы здесь.

— Эшли, — моя сестра вбегает в холл и обхватывает меня руками, а потом, без особых колебаний и предупреждений, она обхватывает руками Рэма. — У тебя хорошая аура, — говорит она, отстраняясь от Рэма. — Я это чувствую.

Рэм просто улыбается и кивает. Думаю, он просто не знает, что сказать… или сделать.

— Это хорошо, — говорит моя сестра.

— Лана, — говорю я, улыбаясь. — Это Рэм.

— Рэмм?.. — мурлычет она, растягивая последний звук его имени. — Это сокращенно от какого имени?

— Рэмингтон, — отвечает Рэм.

— Хорошо, — говорит она. — В таком случае, могу я звать тебя Рэмингтоном?

Рэм смотрит на меня, а потом улыбается Лане.

— Конечно, если хочешь.

Лана склоняет голову.

— Думаю, хотела бы.

И с этими словами она протанцевала прочь — буквально влетая в следующую комнату — в то время как Рэм наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Она сказала, что я хорошо пахну?

— Да, — говорю я, улыбаясь, — что-то вроде того.

— Дорогая, ужин почти готов, — мама неожиданно появляется в коридоре и целует меня в щеку, прежде чем повернуться к Рэму. — А вы, должно быть, тот молодой человек, о котором мы столько слышали.

Рэм смотрит на меня с довольной ухмылкой, после чего переводит взгляд на маму.

— Здравствуйте, миссис Уэскотт, — и протягивает ей руку. Мама пожимает ее.

Мой отец говорит, что о человеке можно многое узнать по его рукопожатию. Поэтому знакомство с новыми людьми в нашем доме начинается с рукопожатия.

— Мама, это Рэм, — говорю я.

— Ну что же, приятно познакомиться с тобой, Рэм.

Рэм просто кивает и улыбается. Он выглядит застенчивым, но, в то же время, некоторым образом, уверенным в себе. Думаю, как раз это мне так сильно нравится в нем. Он всегда такой — словно два в одном. Например, он не может быть только милым. Он должен быть милым и сексуальным. Или если он говорит мне, что я красивая, то обязательно шепотом или хриплым голосом, с голодным блеском в глазах. Или даже когда он расстроен, его лицо будто говорит: я не откажусь от тебя.

— Почему бы вам не пройти в столовую, — мамин голос звенит в ушах, разбивая мои мысли.

Я улыбаюсь Рэму.

— Ты им понравился, — шепчу я ему на ухо и замечаю, что его плечи как будто немного расслабились. Потом беру его за руку и веду в соседнюю комнату. Там мой папа как раз ставит миску вареной моркови на стол.

— Папа, — говорю я, — это Рэм.

— Привет, — здоровается папа, потерев друг о друга ладони, прежде чем протянуть руку Рэму. Рэм берет ее и пожимает.

— Приятно познакомиться с тобой, сынок, — говорит отец.

Рэм вежливо улыбается. И еще я не пропускаю тот еле заметный папин кивок в мою сторону. Он делает так всю мою жизнь. Каждый человек, которому он пожимает руку, либо удостаивается его кивка, либо нет. Это его способ дать мне понять, кто «годится», а кто «не годится». Кивок означает, что этому человеку можно доверять. Отсутствие кивка: я не хочу, чтобы ты находилась с ним в одной комнате. Я знаю эту процедуру и вздыхаю с облегчением, когда получаю кивок, даже если для меня это просто формальность. Я уже доверяю Рэмингтону Джуду и не думаю, что есть нечто в этом мире, способное убедить меня в обратном.

Вскоре после этого мы все садимся за стол. Я занимаю свое место, Рэм рядом со мной. Моя сестра напротив нас, а родители рассаживаются по обоим концам стола. Пока мы едим, мои родители расспрашивают Рэма обо всем: о том, где он живет, какие телепрограммы смотрит. Мой папа почерпнул это из ТВ-шоу. Если вы смотрите спорт или исторический канал, значит, в его классификации вы в разряде «годится». Если вы говорите, что смотрите что-то другое, то автоматически попадаете в его список тех людей, в которых он не уверен. Рэм сказал, что смотрит много спортивных передач, так что, полагаю, тест пройден.

— Рэмингтон? — произносит моя сестра в одну из пауз в разговоре. Она говорит в своей обычной мягкой и задумчивой манере. Рэм, жуя, поднимает глаза от своей тарелки. — На какую сторону фасад твоего дома?

— Прости?

— Ты живешь в доме? — спрашивает она.

— Ой, да, — запнулся Рэм.

— На какую сторону выходит фасад?

Мама закатывает глаза и улыбается. Папа ведет себя так, словно не слышит вопроса. Думаю, он считает, что если «не слышал» вопроса, то он и не был произнесен. Ни один из моих родителей до сих пор полностью не согласен с ее образом жизни.

— Ох, ммм, на восток, я уверен, — говорит Рэм.

— Хорошо, — Лана кивает и возвращается к поеданию сырой моркови.

— Хорошо, — просто повторяет Рэм с улыбкой.

***

Ужин проходит без потерь. Потом Лана отправляется в свою комнату. Мама с папой уходят в гостиную. А я веду Рэма на заднее крыльцо.

— Ты сделал это, — говорю я.

— Я сделал это, — повторяет он.

Я сажусь на скамейку с мягкой обивкой, и он присоединяется ко мне.

— Думаешь, я им понравился?

Я нахожу его взгляд. Сейчас вокруг нас темнеет, но я все еще могу разглядеть прекрасное море его глаз.

— Я думаю, они полюбили тебя, — говорю я.

— У тебя клевая сестра.

Я киваю.

— Она очень похожа на нашу бабушку — ту, что рассказывала нам про бамбуковые стебли.

— Да, — говорит он, будто вспоминая. — Я прямо вижу это. И уверен, что у твоей сестры тоже есть один из этих любовных бамбуковых стеблей.

Я смеюсь.

— У нее есть. Но у нее не любовный стебель. У нее стебель с десятью отростками, что означает завершенность.

— Ааа, — протягивает он, немного отклоняя назад голову. — Звучит неплохо. Но, должно быть, это чертовски большой стебель.

— Это так, — соглашаюсь я. — Он занимает, вроде как, весь ее стол в комнате наверху.

Он негромко усмехается.

— Иди сюда, — говорит он затем, притягивая меня ближе. Я опускаю голову ему на грудь. Он теплый и пахнет одеколоном. Я люблю его запах. — Итак, здесь ты выросла? — спрашивает он.

— Да. Недалеко отсюда есть парк, в котором я проводила большую часть времени каждое лето. На самом деле, именно там я получила свой первый перелом, когда сломала руку, упав с турника.

— Первый?

Я киваю.

— Да, я сломала ее снова в средней школе, играя в софтбол. И не спрашивай меня, как. В одну секунду я поскользнулась, а затем почувствовала эту острую боль, и неожиданно это стало вторым переломом руки, — я поднимаю вверх два пальца.

— Вау, — восклицает он, — ты крутая.

Я просто смеюсь ему в грудь.

— Которая? — спрашивает он.

— Правая.

Я поднимаю свою правую руку, и он прокладывает дорожку из нежных поцелуев от локтя до запястья. Ощущение его губ на моей коже вызывает прилив тепла к лицу. Пытаясь скрыть это, я сильнее утыкаюсь ему в грудь.

— А дальше по дороге — примерно в миле отсюда — моя старшая школа, — говорю я после его последнего поцелуя на моей руке.

— Как думаешь, ты обратила бы на меня внимание в старшей школе? — спрашивает он.

Я смотрю в его глаза.

— Не представляю, как смогла бы не сделать этого.

— Даже если бы я был второкурсником, а ты…

— Я все равно заметила бы тебя.

— Мы могли бы влюбиться в старших классах.

— Могли бы, — говорю я, мягко усмехаясь. — На самом деле, у меня не было школьной любви.

— Серьезно?

— Неа, — подтверждаю я.

— Это сюрприз для меня.

— Ну, ты не был знаком с парнями из моей школы.

— Бедняжка, — говорит он, осторожно проводя ладонью по всей длине моей руки.

Контраст от прикосновения его шершавой ладони к моей коже каким-то образом действует на меня успокаивающе.

— Ну, у меня тоже не было школьной любви, — говорит он, прижимая меня крепче. — В моей жизни было слишком много придурков, настраивавших меня против этого.

— Нееет, — говорю я ехидно.

— Понимаю, в это трудно поверить, — говорит он.

Я чувствую смех, зарождающийся в его груди, еще до того, как он срывается с губ. Затем он затихает, и я просто пытаюсь впитать в себя все детали этой ночи, в том числе и то, как мой отец смеялся над его шутками и как мама улыбалась ему. Они увидели в нем то же, что и я. И то, что я вижу, — это только начало того, что я чувствую к этому молодому человеку.

— Эшли?

— Ммм? — я поднимаю на него взгляд, не желая отрывать голову от его груди.

— Теперь это один из моих самых любимых моментов в жизни.

Я широко улыбаюсь.

— Рэм?

— Да?

— Я счастлива, что ты здесь.

Я слышу его дыхание — вдох-выдох — и чувствую, как при этом поднимается и опадает его грудь.

— Я тоже, — говорит он. — Я тоже.

И на этом я зарываюсь глубже в его мускулы и чувствую, как он крепче сжимает меня в объятиях. В этот момент я не вспоминаю о боли, она ощущается сейчас очень далекой. Теперь все просто представляется таким счастливым, полным жизни, любви и возможностей. Я изо всех сил хочу удержать эти ощущения. Не хочу и думать, что могу это потерять. Не хочу представлять, что могу потерять Рэмингтона Джуда. Я влюбляюсь в него. Знаю, что это так. Я пропадаю из-за Рэмингтона Джуда.