На рассвете зазвучали проклятия ковбоев, ржание лошадей и недовольное мычание. Запах табака и дыма от костра смешивались с запахами готовящейся пищи, навоза и кислого пота давно не мытых тел ковбоев. Стивен чувствовал возбуждение от предстоящего перегона, хотя предпочел бы остаться в Витнивилле — с Эммой.

Его окликнули, он повернул лошадь и увидел Большого Джона Ленагана, быстро идущего к нему. На хозяине ранчо был вечерний костюм, так что было ясно, что ночь он провел в городе.

Стивен перекинул ногу через луку седла и ловко соскочил на землю. Боль в ребрах от толчка заставила его поморщиться.

— Готовы отправляться? — добродушно спросил Ленаган.

Первым побуждением Стивена было ответить: «Да, сэр!» — но он пересилил себя и просто кивнул. В день, когда он покинул армию генерала Ли, он поклялся, что никогда больше не ответит так ни одному человеку, за исключением своего деда Сафруса Фэрфакса.

— Мы отправляемся, как только взойдет солнце.

Джон оглядел беспокойное стадо с гордым одобрением.

— Не стыжусь сказать вам, Фэрфакс, что хотел бы, чтобы я мог совершить это путешествие. Я не заметил, как превратился в старика.

Скорее по привычке, чем из необходимости, Стивен вытащил револьвер из кобуры, проверил барабан и снова убрал его в кобуру.

— Вы могли бы еще возглавить перегон, если бы понадобилось, — ответил он без всякого сочувствия и уперся руками в бедра.

Большой Джон вытащил кисет с табаком и пакет с папиросной бумагой из кармана своего нарядного пиджака и ловко скрутил сигарету. Они со Стивеном подошли, не разговаривая, к ограде, где постояли, наблюдая за восходом солнца над вершинами далеких вечнозеленых деревьев.

Наконец Большой Джон выпустил дым в туманный воздух.

— Мы оба понимаем, почему я больше не поведу скот. Черт возьми, я богат.

Стивен усмехнулся.

— Это весомая причина, — согласился он.

Ленаган задумчиво смотрел на Стивена проницательными голубыми глазами.

— Когда я смотрю на вас, Фэрфакс, у меня чувство, что я вижу только то, что вы хотите, чтобы я увидел. Вы отличный десятник, но вы были рождены для другой жизни, правда?

Стивен достал кожаные перчатки из кармана грубых хлопчатобумажных штанов и натянул их.

— Мне думается, что большинство людей не совсем то, кем они представляются, — произнес он, уклоняясь от взгляда Ленагана.

Хозяин продолжал курить, и его внимание было направлено на возбужденный скот, готовый к перегону на запад в Спокан.

— У меня большой опыт в общении с людьми, — легко сказал он. — Я не раз видел, как вы оглядываетесь, а кольт всегда наготове. В какую беду вы попали и как я могу помочь вам?

— Вы дали мне работу. Это достаточная помощь.

— Но это не та работа, что вам надо, — запротестовал Джон. — У вас был доступ к деньгам, к большим деньгам, я бы сказал.

Стивен вздохнул. Если на земле и был кто-то, кроме Эммы, кому ему хотелось довериться, так это Большой Джон Ленаган. Но через несколько минут он уезжает, и времени на объяснения не оставалось. Он уважал Большого Джона, и его мнение много значило для Стивена.

— Когда я вернусь, — пообещал он, — мы поговорим.

Мужчины пожали на прощание руки, и Стивен снова вскочил на коня. Хриплым криком он собрал ковбоев и успокоил их. Он распределил их по стаду и коротко переговорил с возчиками двух фургонов. Фрэнк Дива, маленький мужчина с черными висячими усами, прокуренными зубами, одетый в грязную кожаную куртку, был поставлен разведчиком, так как знал местность между Споканом и Витнивиллом.

Звучали крики и проклятья, кто-то даже выстрелил из пистолета, и потом стадо двинулось. Пыль поднималась из-под копыт, и даже верхом Стивен каждым мускулом и каждой косточкой чувствовал, как дрожит земля. Он проскакал назад, чтобы видеть целиком все стадо и людей, перегоняющих его. Сзади громыхали фургоны.

Скот будет проходить мимо Витнивилла, где-то в четверти мили от города. Интересно, проснулась ли уже Эмма, прислушиваясь к непрерывному грохоту восьми сотен копыт, не считая лошадей и мулов, тянувших фургоны.

Дива прервал его мысли.

— Я думаю, мы могли бы добраться до Змеиной реки до заката, если постараемся, — прокричал он, чтобы заглушить шум.

Грохот был невыносимым, но Стивен знал, что через несколько дней не будет замечать его.

— Тогда мы поднажмем, — выкрикнул он в ответ. — Чем скорее эти вислоухие сукины дети станут заботой армии, тем счастливее я буду.

Дива ухмыльнулся, прикоснулся к полям своей безнадежно потрепанной шляпы и через секунду галопом мчался на своем маленьком пони впереди стада.

Пронзительным свистом и хлопаньем шляпы по бедрам Стивен вернул к стаду полдюжины отставших животных. Солнце еще не поднялось высоко, а его рубашка уже липла к телу и под мышками было мокро. Пыль слепила, было нечем дышать.

Стивен широко улыбнулся. Перегон начался.

На рассвете Эмма лежала в постели, натянув покрывало до самого подбородка, и прислушивалась к отдаленному топоту проходящего стада, слыша тоскливые крики бедных животных, протестующих против ухода с зимних пастбищ.

Стивен уезжает, и очень возможно, что не вернется.

Он будет ехать и ехать дальше и навсегда выбросит мисс Эмму Чалмерс из головы.

Отчаяние охватило Эмму, когда она представила жизнь без Стивена Фэрфакса. В горле встал комок, и глаза наполнились слезами.

Она с усилием сглотнула и решила не плакать. Она сказала себе, что, если никогда больше не увидит мистера Стивена Фэрфакса, ей будет только лучше. К тому же наслаждаться на поляне маргариток не подобает добропорядочной христианке.

Эмма грустно размышляла, вернется ли он. Она не была уверена в этом. Да, он лишил ее девственности и доставил немалое удовольствие, но не дал никаких обещаний.

Она привстала и взяла маленькую фотографию, на которой были Лили, Каролина и она. Эта фотография всегда стояла на тумбочке у кровати. Кончиком пальца она коснулась изображения Лили, потом Каролины, думая, где они и любимы ли.

Как она помнила, Лили была нежной, но решительной. Ей нужен мужчина, который понимал бы, когда ее баловать, а когда отойти в сторонку и не мешать ей поступать по-своему. Каролина была разумной и независимой, и ей, возможно, совсем не нужен мужчина. Эмма подозревала, что ее старшая сестра такая же чувственная, как она сама, и она, возможно, желала, чтобы кто-то обнимал ее и давал выход ее страсти.

Отодвинув фото, Эмма покраснела. Если бы Каролина и Лили знали, с какой готовностью она уступила любовным ласкам Стивена Фэрфакса, они бы разочаровались в ней и решили, что она похожа на Кэтлин — необузданную, распутную и совершенно не владеющую собой.

Она снова откинулась на пуховые подушки и попыталась вспомнить сестер и мать, но не смогла. В голове не было для них места, потому что все ее мысли заполнил Стивен. Стивен и его бесстыдное искусство извлекать внутреннее «я» Эммы.

Сейчас Эмма задремала, и ей снилось, что она не одна…

Ночная рубашка сбилась к талии, но Эмма не стала расправлять ее. Рядом вытянулся Стивен, обнаженный и сильный, и он улыбался, обнимая и нежно целуя ее.

Тело затопили те же ощущения, которые она чувствовала, когда он раздевал ее на острове. Она раздвинула ноги и жар охватил ее при прикосновении Стивена.

Она всхлипнула, понимая, что видит сон, но не в состоянии была проснуться. Тихий стон вырвался из горла. Стивен поднял и снял с нее рубашку, отшвырнул ее, открывая свету и воздуху ее грудь и живот.

Эмма приказала себе проснуться и одеться, но ею владела та ее часть, которая управляла ее мечтами и во сие, и наяву. Ее спина выгнулась, и она закричала, а Стивен зарылся лицом в шею и ласкал ее, а потом она обрела призрачный покой. Щеки горели, и она проснулась в шоке, пораженная, что Стивена нет. Потеря его была такой горькой, что горло перехватило, а глаза наполнились слезами.

Когда успокоилось дыхание и сердце замедлило свой ритм, Эмма встала с постели, надела шлепанцы и халат и поспешила вниз. Идти было далеко, но она терпеть не могла пользоваться ночным горшком.

Она не столкнулась ни с Дейзи, ни с Хлоей, и это было хорошо. Обе обладали проницательностью и знали Эмму как никто другой на свете. Один взгляд на нее, и они бы точно поняли, о чем она мечтала.

Вернувшись в комнату, Эмма быстро оделась в цветастое ситцевое платье, заплела косу и уложила короной на голове, что подходило для воскресенья. Хотя она не собиралась идти в церковь, Эмма по-своему была религиозной и хотела, чтобы Господь знал, что она побеспокоилась и нарядилась перед тем, как пойти к Нему за утешением.

Приведя себя в порядок, Эмма выскользнула по главной лестнице через парадную дверь, зная, что Дейзи уже готовит на кухне кофе для Хлои.

Стоял чудесный весенний день, залитый солнечным светом и наполненный благоуханием распускающихся лилий. На клумбе у калитки расцвели яркие желтые нарциссы, легкий ветерок шептал что-то в кронах кленов вдоль улицы. Вдали слышался мелодичный перезвон церковных колоколов.

Эмму охватила грусть. Как было бы радостно по-настоящему принадлежать этой церкви, сидеть вместе с хором и петь старые любимые гимны, вкладывая в это всю свою душу. Но Эмму Чалмерс не ждали там, где были бы рады Эмме Уитни. Дойдя до угла, она повернула к озеру и спустилась по тропинке среди деревьев на каменистый берег.

Вода сверкала синим стеклом на солнце, в кустах щебетали малиновки и крапивники. На середине озера поднимался остров, зеленый и волшебный, как дворец. Эмма сбросила шлепанцы и побрела по холодной воде. Здесь, в уединенном и прекрасном месте, она чувствовала себя ближе к Богу.

В минуты уныния она иногда обращалась к своим сестрам, касаясь пальцами ног гладкой гальки, которая двигалась у нее под ногами.

«Никуда не годится, когда мужчина преследует тебя даже во сне», — сказала она Каролине, самой старшей. Она помолчала, собираясь с мыслями, потом продолжила: «Я надеюсь, ты не считаешь, что я поступила дурно, влюбившись в незнакомца. Просто он такой красивый, и когда я думаю о мистере Фэрфаксе, я совсем теряю голову. Он может обвести меня вокруг мизинца с такой же легкостью, как вытащить этот свой ужасный кольт. И знаешь, то что он обещал, он сделает, когда вернется, Каролина».

Эмма выбралась на берег и села на побелевшее от времени бревно.

«Если я еще не говорила тебе об этом, то он сказал, что будет любить меня, где бы ни нашел меня. И, наверняка, он так и сделает. Это могло бы быть где угодно. Но это не самое плохое — я не думаю, что смогу сказать ему „нет“.

Подавленная, она оперлась локтем о колено и опустила подбородок на ладонь. Вода ослепляла ее.

«На самом деле я знаю, что не смогу отказать ему, — непрошенные слезы закрыли блестящую воду и солнечный свет. — Проклятье, Каролина, я хочу, чтобы он был здесь прямо сейчас».

Птицы продолжали петь, и вода тихо набегала на берег. Среди этого великолепия видов и звуков Эмма услышала голос любящего Бога. Тихое чувство неизбежности и уверенности наполнило ее.

Она долго сидела на поваленном бревне, вспоминая, мечтая и надеясь. Потом Эмма сунула испачканные в песке ноги в шлепанцы и пошла к дому. Дейзи уже готовила завтрак, а она была голодна.

Стадо добралось до Змеиной реки к четырем часам дня. Посоветовавшись с Фрэнком Дива, Стивен решил перебраться через реку до привала.

Стивен чувствовал неприязненное отношение к себе с самого начала, сейчас он ясно прочел это в глазах окружающих. Он понимал их отношение — все-таки он появился неизвестно откуда, и сразу его взяли десятником, в то время как многие из них работали у Большого Джона лет по десяти, если не дольше. Однако он не собирался подтверждать свою квалификацию — он был поставлен во главе перегона, и только это имело значение.

Он отдал приказ переводить скот через реку, и один из ковбоев выехал вперед и сплюнул за землю.

— Мы не будем переправляться здесь, — сказал он. Это был высокий гибкий мужчина со светлыми волосами и тяжелым взглядом, — через две-три мили отсюда отмель.

Стивен вылетел из седла и встал на землю, недовольный сделал то же. Остальные молча смотрели, как эти двое стоят друг против друга.

— Мы переправляемся здесь, — тихо сказал Стивен. Перегонщик упрямо покачал головой.

— Нет, сэр. Я не могу плавать. Я не буду испытывать судьбу.

Стивен был спокоен.

— Тогда тебе лучше возвратиться на ранчо и получить жалованье. Испытывать судьбу входит в работу.

Обветренное лицо ковбоя исказилось от тихой, разгорающейся ненависти.

— Я не трус, если ты намекаешь на это. Нет, сэр, Лем Джонсон не трус из «Желтого чрева».

Доведенный до белого каления, Стивен оглядел усталые, запыленные лица других всадников. Вдали собирались зловещие черные облака, стояла духота, воздух был наполнен электричеством, предвестником приближающейся грозы.

— У кого еще есть трудности в выполнении моих приказов? — спросил он.

Никто не ответил, но краем глаза Стивен увидел, как Джонсон пошел на него.

Он ждал до последнего мгновения, потом ударил противника кулаком в живот. Джонсон выдохнул и бросился на Стивена, который прикрылся от первого удара, но получил апперкот в челюсть.

Может, Джонсон и боялся глубины, но слабаком он не был. Удар был лишь чуть слабее, чем ляганье мула, и Стивен подумал, что, видимо, лишился пары зубов.

Это привело его в бешенство, он бросился на Джонсона и, схватив его за уши, словно за ручки кастрюли, повалил на землю.

Не обращая внимания на боль в ребрах, Стивен продолжал колотить Джонсона. Он совершенно не чувствовал, что его тоже били.

Когда он поднялся, Джонсон остался корчиться на земле. Он лежал, ворча:

— Проклятый мятежник… дерется не по правилам…

Стивен нашел свою измятую шляпу, отряхнул ее о бедро и нахлобучил на голову.

— Кто еще из вас, янки, боится воды? — поинтересовался Он.

Ответа не последовало. Мужчины повернулись и возвратились к своей работе, пока Джонсон с трудом поднимался на ноги, отряхивался от пыли и забирался на свою лошадь.

— Посмотрим, что скажет Большой Джон на то, что выгнали Лема Джонсона, — пригрозил он. — Мы посмотрим.

Стивену было нелегко руководить переправой двух сотен голов скота, двух фургонов с лошадьми и одиннадцатью ковбоями верхом, но задача была выполнена, и люди начали разбивать лагерь на другом берегу.

Собрали дрова и разожгли большой костер. Повар-китаец быстро готовил ужин.

Обстановка разрядилась и стала более дружеской. Тем не менее Стивен был настороже. Опыт — во время войны и после — научил его предвидеть непредвиденное.

Повар подал бобы и пресные лепешки как раз, когда заходило солнце, и едоков было много. Пока половина людей ела, другая объезжала стадо. Стивен поел со второй группой, возвратил миску в кухонный фургон и завернул за последний фургон, чтобы облегчиться.

Он справлял малую нужду, когда услышал, совершенно отчетливо, как кто-то чихнул внутри. Нахмурившись, Стивен закончил свое дело и застегнулся. По его предположению, все люди были или со стадом, или заканчивали ужин.

Отбросив полог фургона, он всмотрелся в глубину. Было темно, хотя отблеск костра дрожал на брезенте.

— Кто здесь? — нетерпеливо спросил он. Ему только не хватало какого-нибудь новичка с гриппом или другой хворью. В ответ снова чихнули, и он увидел, как пошевелилась неясная тень.

Инстинктивно Стивен вытащил пистолет и взвел курок.

— Лучше назови, кто ты, — предупредил он.

— Не стреляйте! — крикнул женский голос. Стивен сунул пистолет в кобуру. Этот ласкающийся голос он узнал бы где угодно.

— Джоэллен? Какого черта ты здесь делаешь?

Она ощупью выбралась к выходу. Хотя Стивен не видел ее лица, он понял, что она плачет. Она дрожала от страха и холода.

— Я хотела быть с вами, — сказала она, когда Стивен спустил ее на землю, сжав губы от боли в протестующих ребрах. — Я знала, что если вы проведете некоторое время со мной, то поймете, что я для вас идеальная женщина.

Он ругнулся и ушел бы, если бы она не плакала.

— Ты даже не взяла пальто? — спросил он, пробегая глазами по ее испачканной белой блузке и измятой черной юбке для верховой езды.

Джоэллен покачала головой и жалобно всхлипнула.

— Я не думала, что мне понадобится — ведь уже почти лето. А потом, во время переправы, вода затекла в фургон, и я промокла.

Стивен снова выругался и взъерошил волосы. Переправлять Джоэллен обратно через реку было слишком поздно — она, пожалуй, схватит пневмонию. Но он не знал, можно ли доверять мужчинам, если оставить ее с ними одну.

— Ты голодна? — спросил он.

— Да, — всхлипнула она.

Стивен грубо схватил ее за руку и потащил к костру. Глаза мужчин обратились на нее, а потом друг на друга. Никто не осмелился сделать замечание при Стивене; в воздухе возникло напряжение. Присутствие Джоэллен было опасно.

Чтобы еще ухудшить ситуацию, поднялся ветер, и в ночном воздухе загрохотал гром, отчего заволновался скот. Гроза, которая, как надеялся Стивен, пройдет стороной, была готова разразиться.

Он усадил Джоэллен на перевернутый бочонок около костра и пошел на кухню за бобами и лепешками.

Поставив перед ней голубую эмалированную миску, он обвел взглядом мужчин, опасаясь их замечаний.

— Ешь! — буркнул он, и, когда Джоэллен поднесла ложку ко рту дрожащей рукой, он достал свое одеяло и набросил ей на плечи.

Первым осмелился заговорить Фрэнк Дива.

— Ее папочка будет плеваться гвоздями, когда обнаружит, что она сбежала.

Стивен прекрасно мог представить себе реакцию Большого Джона. Ему надо было только представить, что у него есть собственная дочь, как сейчас же в голову полезли тревожные мысли. Интересно, кому из мужчин он мог бы доверить утром отвезти Джоэллен обратно на ранчо.

Парни усмехались в предвкушении гнева Большого Джона, правильно рассчитывая, что он будет обращен на Стивена Фэрфакса.

Стивен сердито посмотрел на девушку, которая дрожала перед костром. Хотя в гневе он никогда не поднимал руку на женщину, включая ту, в убийстве которой его обвиняли, Стивен чувствовал огромный соблазн перекинуть ее через колено.

Он ушел от девушки и соблазна и уговорил повара одолжить ему одежду. Синг Чу был единственным человеком в лагере, размеры которого могли подойти Джоэллен.

Когда она поела, то покорно пошла в фургон, где пряталась целый день, и переоделась в черную шелковую блузу и брюки. Пока ее не было, Стивен еще раз осмотрел всех мужчин и решил не оставлять Джоэллен без присмотра. Его рассуждение было простым: если бы это произошло с его дочерью, он бы захотел именно этого от своего десятника.

Джоэллен вернулась к Стивену с опущенной головой, но у него было чувство, что если он поднимет ее лицо, то увидит в ее глазах торжество, поэтому он не стал смотреть ей в глаза.

Начался небольшой дождь, барабаня по брезенту фургонов и с шипеньем гася костер. Стивен накинул его на Джоэллен и взял свой длинный брезентовый плащ, посадил ее в седло, прежде чем самому вскочить на лошадь.

— Вы везете меня назад? — спросила она громко, чтобы перекричать шум поднимающейся грозы и мычание испуганного скота.

— Не сегодня, — не очень вежливо ответил Стивен. Он отдал бы все, что имел, чтобы перед ним сейчас сидела Эмма, а от Джоэллен были одни неприятности.

— Тогда куда мы едем?

— Может, вы и не заметили, мисс Ленаган, но у нас здесь стадо. А скот не очень-то любит гром и молнию.

Дождь пошел сильнее, волосы, рубашка и брюки Стивена промокли насквозь. Он отдал Джоэллен свой брезентовый плащ, и примирился с потерей. Не так он был воспитан, чтобы позволить женщине страдать от холода, когда ему тепло.

Джоэллен впереди него затихла, все еще дрожа. Стивену казалось, что она плачет, и хотя он не собирался ничего предпринимать по этому поводу, ему было жаль ее. Она была ребенком, которого следовало отшлепать и отправить спать.

Когда блеснула молния, лошадь Стивена встала на дыбы, а коровы слепо бросились в темноту, испуганные блеском молнии.

Стивен поскакал за ними, довольный, что Джоэллен умеет держаться в седле. У него не было помощников, у других гуртовщиков были свои испуганные, отбившиеся от стада животные.

В течение часа гроза становилась все сильнее. Когда молния ударила совсем близко, конь Стивена пришел в неистовство. Сохранить контроль над ним было трудно с Джоэллен в седле, а когда мерин закусывал удила, его ничто не могло остановить.

Он бежал, пока не выдохся, остановившись среди высоких сосен. Стивен соскочил на землю, яростно ругаясь, и склонился проверить, все ли в порядке с ногами и копытами. В кромешной темноте он мог только ощупать лошадь.

С животным, кажется, было все в порядке, хотя мерин был весь в пене и тяжело дышал. Стивен грубо стащил Джоэллен с седла и поставил под деревьями.

— Стой здесь, — прошипел он, — или, клянусь Богом, на твоей заднице сохранятся отпечатки моих ладоней и когда тебе будет девяносто!

Джоэллен подчинилась.

Стивен успокоил, как мог, лошадь, потом с помощью деревянных спичек, которые он достал из кармана плаща, разжег маленький слабый огонь под деревьями.

Они склонились к его теплу.

— Где мы? — наконец набралась храбрости спросить Джоэллен.

Лошадь Стивена отдыхала, дождь лил, а до стада, возможно, были мили пути. Он был в таком бешенстве, что прошла целая минута, пока он справился со своим гневом и ответил:

— В середине неизвестно чего.

В отдалении завыл койот. Стивен чувствовал запах мокрой шкуры лошади и одежды, своей и Джоэллен.

— Волки, — прошептала Джоэллен, и при свете костра он увидел, как расширились ее глаза.

Стивен не стал утешать ее — он слишком сердился. Он привязал лошадь к поваленному бревну и добавил то, что сумел найти, к слабенькому костру. Когда он выпрямился, Джоэллен протянула ему плащ.

— Вот, — сказала она. — А то замерзнете. Мы из-за меня оказались здесь.

Стивен не стал отрицать это, но от дождевика отказался, покачав головой.

Джоэллен набросила плащ ему на плечи, натянула его на них обоих.

— Поцелуй меня, — сказала она.

Стивен свирепо посмотрел на нее, но не отодвинулся, так как они согревали друг друга своим теплом, иначе замерзли бы до смерти.

— Ни за что на свете, — прохрипел он.

Она прильнула щекой к его груди и откровенно зевнула. Он вспомнил, что это ребенок. Его ярость немного утихла, сменившись желанием по-отцовски защитить ее.

— Я так устала, — проговорила она.

Стивен тоже был измотан. Он ничего не видел от усталости. Не отвечая, он опустил Джоэллен на землю рядом с костром, и они легли, прижавшись друг к другу, завернутые в брезентовый плащ.

Джоэллен удовлетворенно вздохнула и подвигала бедрами.

— С мисс Эммой Чалмерс случится припадок, когда она узнает, — сказала она.

Конечно, новости неизбежно дойдут до Эммы. Ковбои сплетничают хуже старух, а посудачить о десятнике и дочери хозяина, проведших вместе ночь, было слишком соблазнительно. Стивен закрыл глаза и помолился, чтобы Эмма любила его и поверила.

Всю ночь он пролежал рядом с Джоэллен под плащом, иногда вставая добавить дров в костер. Раз он задремал и увидел во сне, что они с Эммой женаты и живут в Фэрхевене, не опасаясь закона. Он проснулся и увидел, что лежит рядом с совсем другой женщиной, и чувство одиночества охватило его.

Он отодвинулся и мрачно смотрел в огонь, пока не наступило утро.