Гаррик Райт был лучшим другом Стивена в школе Святого Матфея во время войны и в то время, когда Стивен прожигал жизнь. Теперь Гаррик был его адвокатом. Несмотря на свою репутацию и красноречие ему понадобилась целая неделя, чтобы добиться освобождения своего клиента под залог.

— Я смог наконец убедить судью Уиллоуби, что, если ты захотел вернуться и рискнуть собственной жизнью, чтобы снять с себя подозрение, непохоже, что ты убежишь, если он выпустит тебя под залог, — рассказывал Гаррик Стивену, когда они вышли на свежий воздух под яркое голубое небо. — Он согласился, и Сайрус заплатил залог.

Стивен распрямил плечи, чувствуя себя так, словно последние семь дней провел в тесном шкафу. Он улыбнулся, увидев деда, выходящего из кареты.

— Где Эмма? — сразу спросил он.

— Дома, — мгновенно ответил Сайрус. — Я не хотел обнадеживать ее, пока не был внесен залог.

Стивену до боли хотелось коснуться жены, лечь рядом с ней, обнять ее. Он не мог дождаться возвращения в Фэрхевен и быстро сел в карету. Гаррик и Сайрус последовали за ним.

Гаррик, высокий блондин с прозрачными серыми глазами, сел напротив Стивена, рядом с Сайрусом, и спросил:

— Кто еще мог убить Мэри? — скорее спрашивая себя, чем своих попутчиков.

Стивен бросил взгляд на деда, откашлялся и сказал:

— Макон мог сделать это. Бог знает, он не задумываясь подставил бы меня.

Сайрус беспокойно задвигался на сиденье, никак не комментируя услышанное. Хотя большой любви между дедом и старшим внуком никогда не существовало, Сайрус очень ревниво относился к родственным узам. Ему была явно неприятна мысль, что Макон мог быть виновен не только в убийстве, но и в лжесвидетельстве.

— Не было ли у него какой-то причины для этого? Убить для того, чтобы обвинить кого-то другого, слишком большой риск.

Как всегда, Гаррик размышлял трезво.

— Именно это нам и надо выяснить, — угрюмо ответил Стивен. Ему было тяжело принимать участие в этом, столь важном, разговоре. Не проходило и минуты за прошедшую неделю, чтобы он не думал об Эмме, не жаждал сладкого утешения, которое получал от ее присутствия. — Я приехал сюда не для того, чтобы быть повешенным, — добавил он после долгой паузы. — Я хочу создать жизнь для себя и для Эммы.

— Ты должен, — вздохнул Гаррик, — воспользоваться предоставленной возможностью. Честно говоря, я бы не посоветовал тебе возвращаться. Все можно было бы уладить, находясь в безопасности.

Когда они добрались до Фэрхевена, Стивен обдуманно не торопился выходить из кареты, задержав взглядом Гаррика. Когда Сайрус ушел и они остались одни, Стивен сказал:

— Выясни, был ли Макон как-то связан с Мэри, кроме ее романа с Дирком.

Гаррик кивнул, и осторожная улыбка тронула его рот, когда, взглянув в направлении элегантного дома, он спросил:

— Это Эмма?

Обернувшись, Стивен увидел в дверях жену, одетую в золотистое шелковое платье.

— Да, — почти беззвучно ответил он, не имея сил ответить громко. Он вышел из кареты и встал рядом, просто глядя на Эмму, запоминая каждую черту лица, каждую линию тела, сохраняя в памяти образ солнечного сияния, запутавшегося в ее великолепных красновато-золотистых волосах.

На ее лице отразилось множество чувств, прежде чем она бросилась вниз по ступеням к нему в объятия.

Стивен крепко обнял ее и на миг закрыл глаза, наслаждаясь ее близостью.

— Я люблю тебя, — произнес он, проводя нежно губами по ее виску, и она задрожала в его руках, потом со страхом посмотрела на него, словно не веря, что он действительно рядом с ней.

— Ребенка не будет, — потерянно прошептала она, выговаривая слова, как будто этот факт был для нее непереносимо тяжелым бременем.

Он жаждал утешить жену, прикоснуться к ней и обнять без посторонних глаз.

— Ничего, — мягко произнес он, и это было все. Через минуту они вошли в дом.

Никто из них не заговаривал, пока они не вошли в свою комнату с массивной кроватью, кружевными занавесями и красивым видом в сад.

Заперев дверь, Стивен обернулся к Эмме и вновь заключил ее в объятия.

Он был таким сильным и надежным. Эмма, раскинув руки, прижалась к нему и откинула голову в ожидании поцелуя.

Он был полон сдерживаемого голода. Обхватив губами ее рот, он проник в его глубины языком, и оаа приняла его с легким горловым стоном.

Стивен поднял руку к округлости ее груди, большим пальцем проводя по соскам, пульсирующим под низко вырезанным новым шелковым платьем.

— Я думал только о тебе, — еле слышно шептал он, проводя губами по ее губам. — О, Боже, Эмма, — ты так нужна мне.

Она раздвинула его пиджак и расстегнула пряжку ремня неловкими пальцами. Он подхватил ее под ягодицы и прижал к себе, пока она расстегивала ему рубашку. Она чувствовала его твердую мощь и трепетала в предчувствии, что скоро она будет глубоко внутри нее.

Распахнув его рубашку, она провела ладонями по груди, покрытой волосами, и ощутила, как затвердели его соски у нее под руками. В муке желания она прошептала его имя.

Он отпустил ее, чтобы заняться пуговицами сзади на платье. Когда он расстегнул их, то спустил верх из нежного шелка с ее плеч. Под платьем ничего не было, так как вырез был очень большой, и он громко вздохнул при виде ее возбужденной груди.

Эмма чувствовала, что он весь дрожит, понимала, что он борется с желанием взять ее быстро, яростно, без любовной игры. И Эмма хотела, чтобы ее взяли как женщину первобытного воина.

Он стащил ее платье по стройным округлым бедрам, прикрытым накрахмаленной нижней юбкой.

Стивен улыбнулся и освободил ее от отделанной лентами, пышной юбки. Эмма стояла перед ним в пене белого атласа и золотого шелка вокруг ног, одетая только в изысканные панталоны и черные бархатные туфельки.

У панталон были завязки из розовых лент, но Стивен не стал развязывать их, а хрипло прошептал:

— Сними их.

Эмма быстро развязала ленты и сбросила панталоны, перешагнув через них. Мягкий ветерок из окна ласкал ее атласную кожу, когда она встала перед ним, обнаженная. Грудь напряглась до болезненности, и она инстинктивно прикрыла ее руками.

Стивен развел ее руки и открыл всю своему взору. Его теплый взгляд согревал ее, словно она была под солнцем.

— Как красиво, — сказал он.

Он подвел жену к шезлонгу под волнующимися кружевными занавесями у окна и положил ее; ступни ее едва касались мягкого персидского ковра. Он не отводил от нее глаз, пока снимал рубашку, сбрасывал сапоги и освобождался от брюк и носков.

Позолоченный солнечными лучами, Эмме он казался совершенным в своей красоте, подобно мужчине из греческого мифа. Символ его мужественности гордо и твердо напрягся, и Эмма, хотя и покраснела, не могла отвести от него глаз.

— Дай мне ребенка, — прошептала она.

Он подошел и сел верхом на шезлонг, коленями касаясь Эммы. Взглядом своих глаз он сжигал ее, руки ласкали грудь, пока она не всхлипнула и не выгнула спину.

Стивен засмеялся ее яростной реакции, проводя руками по талии, вдоль бедер. Его пальцы сомкнулись внизу живота, завершая круг над шелковой путаницей волос, под которой трепетала ее женственность.

Теперь он поднял правое колено Эммы так, чтобы ее ступня опиралась на его бедро. То же он проделал с другой ногой. Она напряглась и закрыла глаза, когда почувствовала, как он проник за шелковую завесу.

Тремя средними пальцами он проник в нее, а большой палец ласкал твердый влажный холмик, оказавшийся совершенно открытым ему.

— Стивен, — взмолилась она.

— Ш-ш-ш, — сказал он и наклонился, чтобы припасть к груди, продолжая ласкать ее тело.

— Возьми меня, — прошептала она. — Пожалуйста, о, Стивен… сделай меня своей…

Он перешел к другой груди, жадно наслаждаясь ее телом.

Колени Эммы широко разошлись, потом она попыталась сомкнуть их — у нее не было сил вынести такое сильное наслаждение — но Стивен помешал ей, подставив плечи. Оставив грудь, он стал прокладывать поцелуями дорожку к внутренней поверхности правого бедра, вызывая дрожь теплыми влажными губами. Потом, схватив ее лодыжки руками, он сполз вниз.

Резко он отдал приказание, и трясущимися, торопливыми руками Эмма раздвинула себя для самого бесстыдного наслаждения.

Он вызвал у нее стон, медленно и сильно проведя несколько раз языком. Потом впился губами так же жадно, как до этого впивался в ее грудь, и бедра Эммы содрогнулась.

Наконец, в судорогах страсти столь сильных, что не оставалось места сдержанности или приличиям, Эмма достигла пика наслаждения. Ее тело сотрясалось под неусыпным вниманием мужа.

Но, полностью удовлетворив ее, он отвернулся. Он долго стоял молча, повернувшись к ней спиной, потом оделся и ушел, не произнеся ни слова.

Несмотря на сладкую истому, Эмма была обижена. Может быть, Стивен уже начал уставать от нее, жалея, что женился в спешке. Возможно, он больше не любит ее.

Она, слишком потрясенная и смущенная, чтобы плакать, заснула.

Устроить в Фэрхевене бал пришло в голову Сайрусу. Вскоре после освобождения Стивена, за обедом он сказал, что, несмотря на эпидемию, ему хотелось показать всему обществу единство всех членов семьи Фэрфакс, то, что они будут вместе отстаивать невиновность Стивена. Эмма удивилась, услышав, что на балу будет и Макон.

В день бала она боялась встретить его, когда, приподняв пышные юбки своего вышитого платья из голубой кисеи, поднималась по лестнице в поисках Стивена.

В коридоре у двери в свою комнату она столкнулась с Люси. К разочарованию Эммы, ее невестка была, как всегда, в черном.

Эмма улыбнулась ей и подавила желание предложить Люси одно из своих платьев для бала. Люси смотрела на нее покрасневшими глазами, словно плакальщица, только что вернувшаяся с похорон.

— Все в порядке? — спросила Эмма, касаясь руки Люси.

Люси кивнула немного безумно, и хотя Эмма понимала, что это молчаливая ложь, она не могла ничего сделать.

Эмма неохотно оставила невестку в коридоре и вошла в спальню, которую делила с мужем. Несмотря на то, что напряжение от ожидания предстоящего суда сказывалось в осанке Стивена, беспокойном выражении глаз и в том, что он стая спать в соседней комнате, Стивен держался хорошо. Они с Гарриком встречались каждый день, чтобы обсудить линию поведения, и иногда вместе уезжали куда-то на несколько часов.

— Нервничаешь? — спросила Эмма, став за его спиной перед зеркалом, когда он, нахмурившись, воевал с галстуком.

— Нет, — солгал он, и Эмма встала перед ним и завязала непокорный галстук.

— Важно, чтобы ты казался уверенным, — тихо напомнила ему Эмма, взяв за лацканы пиджака. Из-за того что она так сильно любила Стивена, она очень старалась отбрасывать собственные страхи и сомнения. — Некоторые из этих людей внизу могут оказаться твоими присяжными.

— Сколько еще меня будут допрашивать? — нетерпеливо прорычал он. — Эмма, могут пройти месяцы, прежде чем начнет слушаться мое дело…

Она встала на цыпочках и нежно поцеловала его в губы.

— Не пытайся сразу решить все вопросы, — сердито сказала она. — Ты должен жить одним днем, одним часом, одной минутой. Мы все должны.

Стивен вздохнул.

— Ты права, — уступил он, нежно обнимая ее за талию и прислонясь лбом к ее лбу. А потом переменил тему разговора. — Ты написала своей матери в Чикаго?

— Да, — ответила Эмма. — Я еще не получила ответ, слишком рано. Я, конечно, написала и Хлое, чтобы она знала, что мы благополучно доехали.

Он поцеловал ее в лоб, потом отступил. В его измученных напряженных глазах светилось лукавство, когда он подошел к шкафу, открыл резные дверцы красного дерева и взял с полки большую коробку.

Эмма сидела на кровати, и он принес коробку и положил к ней на колени. Она удивленно подняла глаза.

— Что…

— Драгоценности моей матери, — объяснил Стивен, и, хотя голос у него был. взволнованный, тон был почти небрежен. — Это все, что она имела за годы, проведенные с моим отцом, кроме меня, конечно. Во время оккупации они были спрятаны в винном погребе.

— Не понимаю, — произнесла Эмма, удивленно глядя на него.

— Теперь они твои, — ответил он, махнув рукой, словно выражая свое понимание, если она не захочет носить их.

Эмма медленно подняла крышку, и ее взгляд натолкнулся на мерцающее бриллиантовое колье, украшенное дюжиной камней. Под ним были жемчужины, блестевшие молочным блеском, и аметистовое кольцо, такое широкое, что закрыло бы палец от сустава до ладони. Были браслеты из изумрудов и рубинов, серьги с топазами, окруженными бриллиантами.

Эмма была так потрясена, что со стуком захлопнула крышку и уставилась на Стивена ошеломленными глазами.

Он нежно забрал у нее шкатулку, открыл и достал колье. Потом надел это великолепие ей на шею и застегнул.

Эмма моргала, когда он поднял ее на ноги.

— Тебе они не нравятся? — спросил Стивен низким глухим голосом, стараясь встретиться с ней взглядом.

— О, конечно, они мне нравятся, — прошептала Эмма, пальцами касаясь широкой ленты из безупречных камней у себя на шее. — Просто я, ну, я никогда не ожидала, что у меня будет нечто подобное…

Его светло-карие глаза смеялись, когда он заглядывал ей в лицо.

— Даже как у Уитни из Витнивилла? — поддразнил он.

Эмма хмыкнула и стукнула его по плечу.

— Даже как у Уитни из Витнивилла.

Палец Стивена приподнял ее подбородок.

— Когда-нибудь их будет носить наша дочь.

Его слова немного приободрили ее, хотя и напомнили, что ставится на карту. Счастливые плодотворные годы, проведенные вместе. Дети, которые могут и не родиться. Смех и слезы, которые они могут больше не разделять. Горло у нее сжалось, и шкатулка с драгоценностями побледнела в сравнении со всем, что она потеряет, если Стивена сочтут виновным и повесят.

— Ну, ну, — хрипло укорил ее Стивен, читая в глазах жены ее мысли. — Кто это только что приказывал мне жить мгновением и пусть будущее само заботится о себе?

Эмма глубоко вдохнула, выдохнула и кивнула. Она была готова встретиться лицом к лицу с людьми, приехавшими в Фэрхевен. Стивен убрал шкатулку в шкаф и предложил ей свою руку.

Они спускались под руку по лестнице, лучезарно и уверенно улыбаясь, скрывая свой страх перед будущим.

Они станцевали первый танец, а потом Сайрус повел Эмму по залу, с гордостью представляя гостям как свою новую внучку, а Стивен возобновлял старые знакомства.

Хотя она и очень надеялась, но избежать Макона не сумела и оказалась в его объятиях, когда он пригласил ее на вальс. Помня желание Сайруса хотя бы казаться дружной семьей, Эмма улыбалась натянутой улыбкой и с трудом переносила навязанные прикосновения.

Явно наслаждаясь ее сомнениями, Макон снова принялся повторять свой план сделать Эмму своей любовницей.

— Думаю, мы начнем в день похорон, — говорил он, ухмыляясь при виде гневного румянца, вспыхнувшего на щеках Эммы. — Тебе нужно будет утешение.

Эмма дрожала от негодования, но, не переставая улыбаться, ответила:

— Я бы скорее стала любовницей болотной крысы, чем твоей!

Макон откинул голову и засмеялся. Эмма рассердилась, понимая, что люди, возможно, принимают их разговор за ухаживание.

— Твой характер делает тебя еще привлекательнее, — говорил он. — Я сломаю его, уверяю тебя, если прежде его не сломает смерть Стивена на виселице.

Во рту Эммы собралась слюна, но у нее не хватило духу плюнуть в лицо Макона.

— Может быть, повесят не Стивена, — выпалила она, повинуясь какому-то дикому, непродуманному импульсу. — Возможно, к суду привлекут настоящего убийцу.

Поняв ее намек, Макон побледнел от ярости и замолчал.

Когда танец кончился, Эмма мысленно вознесла благодарственную молитву и приготовилась уйти. Повернувшись, раскрасневшаяся от гнева, она столкнулась со взбешенным Стивеном, который схватил ее не слишком нежно за руку и потащил из зала в сад. Он не отпускал ее, пока они не остановились у залитого лунным светом мраморного фонтана. Он был полностью покрыт мхом, и вытекающая струя производила жутковатый звук.

— Что ты, черт побери, стараешься доказать? — выкрикнул Стивен.

Эмма вывернулась из его рук.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — парировала она, хотя и чувствовала настоящую обиду.

— Ты танцевала с Маконом, — указал ей Стивен, практически выплевывая слова, словно семечки от дыни.

Эмма возмутилась, руки уперлись с бока.

— Да. И сказала ему пару слов.

Стивен неожиданно замер. Зловеще замер.

— А именно?

— Я дала ему понять, что относительно убийства Мэри Макколл он не свободен от подозрений.

Стивен произнес длинное проклятье, отвернулся и в отчаянии провел рукой по волосам.

— Что случилось? — спросила Эмма, обходя его и заглядывая в глаза.

— Гаррик проводит расследование о связях Макона, — сказал Стивен. — Есть причины предполагать, что он как-то был связан с Мэри. Теперь, когда он знает, что его подозревают, он может замести следы.

Эмма оценила цену брошенных ею слов и расстроилась. Она подняла руку ко рту.

— Я только хотела помочь…

— Отныне, — резко прервал ее Стивен, — держи свою помощь при себе.

Пораженная, она повернулась и побежала, но не в дом, где могли увидеть ее слезы, а в темноту.

— Эмма! — крикнул ей вслед Стивен, но она не остановилась.

Она нашла убежище в бельведере, примостившись там на пыльной скамейке. Закрыв лицо руками, она рыдала. Она долго плакала, давая выход всем чувствам, которые до того сдерживала.

Эмма вздрогнула, почувствовав на спине чью-то руку, и резко повернулась, ожидая увидеть Стивена или Макона, и тому и другому она залепила бы звучную пощечину.

Но это был Сайрус, который сел рядом с ней. Он молча привлек к себе Эмму, она расслабилась у него на груди, полностью доверяя ему. Он не спрашивал, что огорчило ее, потому что знал.

— Что ты будешь делать, если Стивена осудят? — таков был его вопрос.

Сначала Эмма не могла принять эту мысль. Потом позволила этому кошмару пустить корни и ответила:

— Я уеду — может бить, в Чикаго или Нью-Йорк, — и попытаюсь построить свою жизнь.

— Ты не останешься в Фэрхевене? — спросил Сайрус, и в его голосе звучало удивление. Даже обида.

Она рассказала ему о повторяющихся угрозах Макона и почувствовала, как напряглась его рука, обнимающая ее плечи.

— Я бы защитил тебя, — сказал он после долгого молчания. Потом, вздохнув, добавил: — Но, конечно, я старик.

Эмма сжала его руку.

— Я не могу выразить, как много значит для меня ваша доброта. Вы были так добры к Стивену — многие бы отказались признать его, не говоря уже о том, что вы поддерживаете его в деле об убийстве.

Сайрус грустно улыбнулся.

— В его венах течет моя кровь.

Эмма нахмурилась.

— Почему Макон так ненавидит Стивена?

Сайрус вздохнул.

— Потому что он понимает, что Стивен лучше, чем он. И это делает Макона чертовски опасным.

Эмма посмотрела на летнюю луну, плывущую над верхушками магнолий.

— Иногда мне так страшно, — призналась она тихим голосом, — что я не могу встать и встретить новый день.

Рука Сайруса крепче сжала ее.

— Скоро все кончится. Потом ты будешь волноваться о чем-нибудь еще. А теперь пойди и найти Стивена, и скажу ему, чтобы он исправился, а то дедушка выпорет его кнутом. Слышишь?

Эмма кивнула, почувствовав себя лучше просто оттого, что рассказала о своих думах и переживаниях.

— Спасибо, — проговорила она, целуя Сайруса в щеку, прежде чем встать и отважно пойти к французским дверям, ведущим в зал.

Она едва переступила через порог, как к ней подошел семнадцатилетний Натаниел. Эмма впервые заметила, что у него начинают пробиваться усы. Мальчик казался взволнованным.

— Я надеялся… э… я думал… — Он залился краской от шеи до корней волос. — Вы бы не потанцевали со мной, мисс Эмма?

Эмма улыбнулась и протянула руку.

— С удовольствием, — сказала она, надеясь, что у нее на лице не видны следы недавних слез.

Натаниел откашлялся и неловко повел Эмму в вальсе. Казалось странным, что всего три года назад она была его ровесницей, — Если Стивен или Макон будут обижать вас, — осмелился он на дерзость, — вы просто скажите мне. Я их накажу.

Подавляя желание чмокнуть его в щечку, потому что понимала, что сильно смутит его этим, Эмма серьезно кивнула.

— Я так и сделаю, — пообещала она, тронутая и приятно удивленная; что Натаниел был готов сражаться ради нее с грозными противниками.

Красивое юное лицо Натаниела было серьезно от решительности, ладонь, державшая руку Эммы, вспотела.

— Я знаю, вы думаете, что я просто ребенок, но я сильный, мисс Эмма. Я никому не позволю обижать вас.

— Спасибо, — сказала Эмма, и она говорила искренне.

Разговор стал менее серьезным, и Эмма начала украдкой бросать взгляды, разыскивая Стивена. Ей хотелось найти его и помириться — время для них было слишком драгоценным, чтобы тратить его на ссоры.

— Ты не видел, Стивена? — спросила она Натаниела, как только вальс закончился.

Он покачал головой.

— Я разыщу его, если хотите, — с готовностью предложил он.

— Нет, — мягко отказалась Эмма, видя вызывающее выражение лица юноши, которое могло вовлечь его в неприятности с нетерпеливым кузеном. — Я сама поищу его.

Обмахиваясь веером, так как в доме было жарко и душно, Эмма прошла в толпе прекрасно одетых гостей. Она уверенно улыбалась, чтобы показать им, что не считает своего мужа способным на убийство.

Поднимаясь по лестнице, придерживая одной рукой шуршащие юбки, Эмма нахмурилась, услышав странный звук. Он был приглушенным и далеким, едва различимым из-за музыки и смеха в зале внизу, и поэтому казался еще более тревожным.

Поднявшись наверх, Эмма прислушалась, чтобы понять, откуда слышен этот странный звук, и решила, что он идет из хозяйских комнат в передней половине дома. Зная, что это комната Макона и Люси, Эмма заколебалась. Кроме того, если бы кто-то бросался на выручку каждый раз, когда из их со Стивеном комнаты слышны странные звуки, результаты были бы умопомрачительными.

Какой-то инстинкт говорил Эмме, что она слышит не вздохи экстаза. Она поспешила по коридору и, когда приблизилась к роскошным комнатам, до нее донесся голос Люси, рыдающей от боли и гнева.

Эмма протянула руку к ручке двери, сердце ее забилось быстрее. Выяснилось, что дверь не закрыта.

Люси полусидела, полулежала на полу, прислонившись спиной к тяжелому причудливо вырезанному бюро. Несмотря на то что она съежилась от страха, в глазах, устремленных на Макона, светилась ненависть. Макон стоял над ней с поднятым кулаком.

Тонкая струйка крови стекала из уголка рта Люси.

— Ты унизила меня в последний раз, — рычал Макон, пристально глядя на жену. Его плечи напряглись под вечерним костюмом. Он махнул в сторону двери, хотя казалось, ни он, ни Люси не заметили присутствия Эммы. — Ты знаешь, что они говорят внизу? Что ты сумасшедшая, что тебя следует увезти. И я начинаю думать, что они правы!

Люси, дрожа, встала с пола, и Эмма с трудом подавила желание броситься к невестке и помочь ей.

— Мне наплевать, что они думают, — прошипела Люси. — А ты можешь идти прямо в ад, Макон Фэрфакс.

Она горько рассмеялась и погрозила пальцем взбешенному мужу.

— Тебе пришлось привезти назад Стивена, — насмехалась она. — Ты был так уверен, что повесят именно его. Ну, так этого не будет — матушка Джадкинс так мне сказала. Ты сам предал свою душу вечному проклятью, и я буду смеяться, пока ты будешь гореть в аду!

Макон снова приблизился к Люси, потом поднял руку, и Эмма была вынуждена вмешаться.

— Нет! — пронзительно закричала она, вбегая в комнату, но прежде чем она смогла пройти через двойные двери, Стивен пролетел мимо нее, схватил Макона за лацканы и с силой швырнул его к шкафу.

— Давай, отважный ублюдок, — подначивал его Стивен. — Посмотрим, каков ты против того, кто может дать тебе сдачи.

Макон, побежденный, бросил на брата откровенно ненавидящий взгляд, выпрямился и поправил пиджак.

— Она сумасшедшая, — пробормотал он, показывая на жену, которая уже утратила свою браваду и съежилась около Эммы, наблюдая за всем широко открытыми глазами. — Все время говорит об этой старой болотной ведьме и ее пророчествах. Носит эти проклятые черные платья…

— Мне все равно — втыкает она иголки в кукол или молится на луну, — прервал его Стивен ровным и оттого еще более угрожающим голосом. — В следующий раз, когда ты в гневе поднимешь руку на нее или на любую другую женщину, я позабочусь, чтобы тебе было больно, как никогда. Ясно?

Макон не ответил. Он долго смотрел на Люси, потом медленно вышел из комнаты.

Стивен подошел к Люси и взял ее руки в свои.

— С тобой все в порядке? — взволнованно спросил он.

Люси покачала головой. В глазах застыли боль и отчаяние.

— Мы прокляты, — прошептала она. — Мы все.