К моменту, когда Шарлотту призвали к Халифу, она уже столько раз в уме проигрывала эту сцену, что даже испытала некоторое облегчение. Обычные процедуры омовения и натирания она перенесла с несвойственной ей стойкостью.

Алев и Пакизаa помогли ей одеться в белоснежные одежды, — как решила Шарлотта, белый цвет символизировал ягненка, приготовленного к закланию. На этот раз ей не стали укладывать волосы в косы, а оставили их распушенными. Наконец Рашид подал знак, и Алев торжественно расцеловала ее в обе щеки. В отличие от других женщин, она была без паранджи.

Распрямив грудь и гордо подняв голову, Шарлотта последовала за Рашидом, своим трагическим достоинством напоминая Марию Шотландскую, когда та направлялась на эшафот.

С учащенным сердцебиением она следовала за евнухом по лабиринтам дворцового коридора. Подвергнется ли она публичному избиению? Или ее бросят в тюрьму, ужасную зловонную камеру с крысами? Или отвезут обратно в пустыню — что может быть страшнее смерти от жажды?

Халиф, как всегда, роскошно одетый, приветствовал ее коротким холодным кивком. Вопреки все усиливающимся страхам, она неожиданно почувствовала приступ гнева и чуть не высказала в лицо султану все, что думает по поводу него, его происхождения и его тирании. Однако предупреждающий взгляд Рашида удержал ее от этого.

Султан жестом показал евнуху на дверь, и Рашид не замедлил покинуть апартаменты. Шарлотта еле удержалась, чтобы не броситься за ним, умоляя о защите. Вместо этого, отважно взглянув в суровые, глубокие глаза Халифа, она сказала:

— Ладно, давайте побыстрее кончайте! Я уже устала ждать этого чертова суда!

Халиф улыбнулся, но Шарлотта решила не обманывать себя этим проявлением доброжелательности.

— Возможно, — сказал султан, что этот день запомнится как день Страшного суда не тебе, но кому-то другому, как ни печально все это…

Она окинула взглядом роскошные покои, но их уединение никем не нарушалось.

— Я не понимаю.

Султан сухо усмехнулся.

— Боюсь, моя дорогая, ты скрываешь от себя правду о себе и вообще — о многих вещах…

Он дернул золотой шнурок, торчащий из стены как пародия на звонок.

— Ради тебя самой и ради всех остальных, о которых ты задумываешься довольно редко, надо сказать, я бы посоветовал сомкнуть твои прекраснейшие уста и не следовать обычной манере говорить все, что придет в голову.

Шарлотта густо покраснела. Она знала, что он кого-то позвал, дернув за звонок, но кого? Слугу с орудиями пыток или палача, который отрубит ее молодую и прекрасную голову? Плотно прикрыв глаза, она попыталась восстановить самообладание, а когда она их открыла, то увидела Патрика, застывшего в проеме двери. Он был одет в обычный наряд брюки, высокие ботфорты и пиратскую рубашку, а его темные длинные волосы были перехвачены на затылке черной шелковой лентой. Он улыбнулся ей, и у Шарлотты подогнулись колени от неожиданного счастья. Он подошел к ней, обнял и благодушно поцеловал в лоб.

— Я слышал, ты плохо себя вела. Шарлотта. Как ни странно, что меня не удивляет.

У нее перехватило дыхание. Удивительным образом любовь и ненависть сплелись в единый клубок чувств к этому человеку. Патрик отошел oт нее. Она едва удержалась от того, чтоб не сползти на пол от испытанного шока. Он усмехнулся и, кивнув султану, обернулся к Шарлотте.

— У тебя есть выбор, моя богиня. Ты можешь либо выйти за меня замуж, либо подвергнуться избиению.

Шарлотта слушала его и не могла поверить в происходящее, — она была бы счастлива стать спутницей жизни Патрика, но его равнодушно-легкомысленная манера была совсем не тем, что ей хотелось.

— Это сложный выбор, — заметила она. Избиение, каким бы жестоким оно ни было, продлится всего несколько минут, тогда как свадьба может стать лишь началом моих несчастий.

Патрик пристально взглянул на нее:

— Придержи свой язычок, моя дорогая, — ядовито заметил он, — а то ты можешь совместить приятное с полезным — свадьбу и наказание.

Шарлотта проглотила возражения и враждебно посмотрела на Халифа, Потом нерешительно приблизилась к Патрику.

— Зачем ты вообще тогда собираешься на мне жениться, если так ко мне относишься? — прошипела она.

Он оглядел Шарлотту с ног до головы, подробно изучив ее пышный бюст и округлые бедра.

— В каких-то вещах я предпочитаю быть оптимистом, — объяснил он, не сводя с нее глаз. — Я верю, что тебя еще возможно спасти, хотя для этого придется приложить немало усилий.

Шарлотте очень хотелось в ответ на эти слова заехать Патрику прямо в челюсть, но она постаралась мило улыбнуться.

— Ну что ж, мы можем даже объединить наши усилия, — любезно предложила она.

Патрик воспринял это с должным скептицизмом и нетерпеливо обернулся к другу.

— Ладно, — решительно произнес он, — давай кончать с этим.

Халиф соединил ладони, вытаращил глаза и пробормотал несколько загадочных слов на родном языке. Затем улыбнулся Патрику и пожал плечами.

— Вы теперь едины пред ликом Аллаха, — заключил он. — Забирай свою невесту и смотри — она может причинить тебе очень много хлопот.

Шарлотта испуганно перевела взгляд с Халифа на Патрика.

— Что, мы действительно женаты?

Новоиспеченный муж глубоко вздохнул и обнял ее:

— К сожалению, да. Но у нас есть шанс — вдруг из этого выйдет что-нибудь хорошее. — С этими словами он подхватил ее на руки и направился к выходу из покоев, унося жену, как драгоценное сокровище с тонущего корабля.

— Но мы не подписали никаких бумаг, — бормотала она, полная дурных предчувствий. — Никто не сказал: «Объявляю вас мужем и женой!», никто не сказал: «Вы можете поцеловать супруга».

Патрик со слабой улыбкой успокаивал Шарлотту:

— Не беспокойтесь, миссис Треваррен, я думаю, вам хватит моих поцелуев, и не только в губы. А здесь, во дворце, слово Халифа — закон, и, кем бы он нас ни назвал, мы те и есть, а воспротивиться этому никто не отважится.

Они вошли в комнату Патрика, где Шарлотта увидела знакомую кучу подушек. Она думала, что он сразу начнет заниматься с ней теми же прекрасными делами, что и тогда, но он почему-то отошел к окну. Шарлотта села на кучу подушек в центре комнаты и заметила:

— Это благородный поступок, Патрик, что ты женился на мне, чтобы спасти меня от избиения.

Патрик обернулся.

— Благородный? Шарлотта, я отнюдь не являюсь образцом рыцарского достоинства и благородства. Я женился на тебе, чтобы обладать всеми привилегиями мужа. — Он опустился на подушки рядом с ней и, ласково обняв, стал целовать ее, как и в прошлый раз. Он ласкал ее неторопливо, а Шарлотта умирала от желания. Ей хотелось отдаться ему немедленно. Даже когда он стоял перед пей на коленях, его обнаженный мускулистый торс казался ей огромным.

— Шарлотта… — начал он, но она остановила его, прижав палец к его губам.

— Я знаю, Патрик, что это должно быть немного больно, потому что… потому что я никогда еще не была с мужчиной, но я хочу, чтобы ты взял меня сразу.

Он хрипло задышал, и ей стало очевидно, что он жаждет ее столь же страстно, как и она сама.

— Шарлотта, я…

Они соединились в едином порыве страсти. Он вошел в нее быстро и глубоко.

— Тебе будет больно, но потом станет приятно. Я тебе обещаю, — пробормотал он.

Все было так, как он говорил. Несмотря ни на что, Шарлотта испытывала необъяснимое чувство блаженства. Бормоча нежные, бессмысленные слова, он входил в нее опять и опять.

— Патрик, — шептала она умоляюще, — Патрик…

— Сейчас, милая, сейчас. Просто встречай меня да, вот так. О Господи, Шарлотта…

— Патрик, я люблю тебя! — вырвалось у нее помимо воли.

Они оба упали, обессиленные. Но уже через некоторое время их любовные ласки возобновились. Он яростно хотел ее. Шарлотта, несмотря на неопытность, отдавалась ему со страстью дикой кошки. Эта их первая ночь длилась для них бесконечно.

Утром Шарлотта решилась задать больше всего волновавший ее вопрос:

— Когда ты заберешь меня отсюда?

Он задумался, потом сказал:

— Да сегодня же. Не стоит тебя здесь оставлять, я не настолько полон благородства.

— Благородства? Ты считал бы благородным поступком оставить меня в гареме?

— Ну, только в этом гареме, у Халифа. Он мой друг, и у него ты была бы в безопасности, если бы не твоя глупая идея бежать в пустыню на верную смерть.

— У меня были самые лучшие побуждения, — поглаживая его по животу, отвечала Шарлотта.

— Точно. У тебя всегда самые лучшие побуждения. Особенно в тот день, когда ты решила исследовать базар. И вот в результате ты — Шарлотта Треваррен.

Ей очень понравились его последние слова, но упоминание о базаре вновь всколыхнуло в ней чувство вины по отношению к Бенине.

— Я могу пережить то, что случилось со мной, но я безумно беспокоюсь за Беттину. Ведь она не хотела идти со мной, я буквально тащила ее за собой, и Бог знает, что с ней сейчас.

— Ты говоришь о своей подруге? Той, с которой ты была на базарной площади?

Шарлотта вся похолодела. Почему он так участливо спрашивает? Неужели с Беттиной случилось что-либо ужасное?

— Да, — с трудом произнесла она. — Ее зовут Беттина Ричардсон, Где-то она теперь? Продана в рабство? Убита?

Патрик успокаивающе погладил ее и поцеловал.

— Мисс Ричардсон не продана в рабство и вообще в полной безопасности. Я видел ее на базаре в тот день и самолично отправил домой в сопровождении знакомого мне мальчишки.

— Что?!

— Я ведь тоже был на базаре в тот лень, помнишь? Очевидно, им нужна была только одна женщина, поэтому Беттина осталась на площади, oоглашая ее громкими криками.

Он усмехнулся.

Шарлотта испытала почти невероятное облегчение, ей было даже трудно поверить в такое счастье. Значит, с Беттиной все в порядке, этот груз не лежит на ее совести!

Неожиданно ей пришли на память и кое-какие другие детали того достопамятного дня.

— Ты был с танцовщицей в тот день, Патрик Треваррен, — объявила она. — Конечно, ты капитан, и, наверное, у тебя есть любовницы в каждом порту. Между прочим, я не потерплю неверного мужа, хотя среди мужчин неверность считается чуть ли не достоинством.

Он нежно поцеловал ее.

— Достоинством?

Шарлотта кивнула.

— Ну, ты же знаешь, и американцы, и европейцы, вообще все мужчины считают возможным иметь любовниц…

— А твой отец имеет любовницу?

— Ну конечно нет. — Шарлотта фыркнула. — Мачеха застрелила бы его, если б он посмел. Да и зачем ему, они ведь очень счастливы с Лидией.

— Тогда откуда у тебя эти мысли?

— Не считай меня совсем уж наивной. Я получила образование и много путешествовала, да и наконец, я побывала даже в гареме, так что у меня есть какой-то жизненный опыт. Я знаю, что люди, подобные моему отцу, — это редкое исключение. Вон, даже мистер Ричардсон, когда мы жили в гостиницах во Франции и Испании…

— Меня не волнует мистер Ричардсон. Расскажи мне лучше о своем отце, мачехе, дяде.

У Шарлотты уже не было причин скрывать, кто она такая. Она вышла замуж за Патрика, точь-в-точь как написала в письме родным.

— Я выросла в штате Вашингтон, недалеко от Сиэтла, где мы как-то и встретились с тобой, хотя ты этого не помнишь…

— Ты была та девчушка, что застряла на мачте и не решалась слезть, — засмеялся Патрик.

— Ну, тебе понадобилось время, чтобы припомнить это. Мой отец — Брайхам Куад; возможно, ты слышал это имя.

Патрик вздохнул.

— В окрестностях Сиэтла это имя невозможно не услышать. Так теперь он, наверное, мечется по всей Европе, переворачивая все вверх дном в поисках своей дочки.

— Нет, — отвечала Шарлотта. — Я написала им, что вышла за тебя замуж и очень счастлива.

— Что?!

— Но ведь теперь — это правда. Мы же вчера поженились, и я уже целую ночь была счастливой.

Патрик весело расхохотался:

— Замечательно!

Он придвинулся к ней, чтобы поцеловать, но она остановила его:

— Ты еще не рассказал мне о себе.

Он пожал плечами и нахмурился.

— Я — единственный сын одного весьма состоятельного человека, которого терпеть не могу… он, впрочем, отвечает мне тем же. После смерти матери он отослал меня в Англию учиться. Там я в конце концов сдружился с дядей, который был капитаном «Чародейки». Три года назад дядя умер.

— Ты, должно быть, чувствовал себя ужасно одиноко.

— У меня было все, чего я хотел, — отрывисто произнес он. — Прекрасный корабль, дом, о котором можно только мечтать, куча денег. А теперь у меня есть также очень милая жена — правда, немного похожая на дикую кошку.

Г чтим и словами он прильнул к ее груди, лаская и обнимая. Шарлотте стало трудно говорить, но она все же попыталась;

— Т-ты хочешь сына?

Патрик, довольный, поцеловал ее в грудь к поднял голову.

— Иногда, — ответил он. — Или дочь.

Он опять устроился между ее ног и легонько входил в нее, поддразнивая. Тон его, однако, оставался серьезным.

— Ты хочешь родить мне ребенка?

Она уже сгорала от желания и нетерпения:

— Д-да… о-о да…

— «Да, возьми меня» или «да, хочу родить тебе малыша»? — спросил Патрик, еще чуть-чуть продвинувшись в нее. Он явно получал oогромное удовольствие, дразня ее.

Шарлотта выгнула спину и впрямь как дикая кошка, стремясь как можно глубже принять его в себя.

— И то и другое, — пробормотала она, крепко охватывая его бедрами. — Я хочу, чтобы ты взял меня и чтобы у нас от этого был ребенок.

Больше ей не удалось произнести ни слова, впрочем, так же как и ему. Блаженная страсть охватила их с новой силой.