ПРОЛОГ

Редемпшн, Невада, 1974

Кейли Бэрроу исполнилось семь лет, когда она впервые увидела Дерби Элдер в темном неровном зеркале старинного бального зала в доме, принадлежавшем ее бабушке. Тогда Кейли еще не знала его имени. Будучи практичным ребенком, она скорее удивилась этой встрече, нежели испугалась.

Это произошло как раз в ее день рождения. Состоялась семейная вечеринка с участием многочисленных двоюродных братьев и сестер, с разноцветными шарами, с кучей подарков и с огромным тортом в виде мишки. На Кейли было платье в оборочках, ее длинные белокурые волосы были аккуратно приглажены и весело блестели, перевязанные на затылке широким шелковым бантом. В руках она держала самый долгожданный подарок – куклу, которая говорила, когда дергали за веревочку у нее на животе.

Другие дети боялись бывать в бальном зале с его мебелью, закутанной в ткань, как в саван, с величественной люстрой, с молчаливой арфой и старинным мутным зеркалом. Хотя эта огромная комната содержалась в такой же чистоте, как и весь дом, в ней редко бывали, она обычно была закрыта, как священная дань кому-то или чему-то, давно ушедшему. Кейли любила это место, возможно, по той же причине, по которой ее кузины не любили его, и использовала его как убежище, когда хотела побыть одна.

В тот день, увидев в зеркале мальчика, Кейли, широко раскрыв от удивления карие глаза, соскользнула со скамейки для рояля и подошла к стене, на которой висело зеркало. Мальчик пристально смотрел на нее, как через гигантское окно. За ним Кейли увидела большую комнату с покрытым опилками полом, с длинной стойкой и старым роялем: Женщина в пестром платье с глубоким вырезом прохаживалась между столов, за которыми сидели ковбои. Эта сцена напоминала эпизод из вестерна, за исключением того, что люди были гораздо более неопрятны, и не было слышно ни звука. Мальчик оглянулся назад, будто хотел посмотреть, не заметил ли еще кто-нибудь Кейли, потом снова уставился на нее прищуренными глазами. Он был примерно ее возраста, как она полагала, но чуть повыше ее. На нем была странная одежда: брюки по колено из какой-то грубой ткани, темные чулки, дырявые черные туфли с рваными шнурками и грязная ситцевая рубашка. Его каштановые волосы свисали нечесанными прядями, а глаза цвета светлого янтаря, казалось, озорно блестели, хотя как раз в тот момент в них застыло торжественное или скорее даже настороженное выражение.

Кейли улыбнулась, несмотря на то, что у нее засосало под ложечкой. – Привет, – сказала она.

Мальчик нахмурился и пошевелил губами в немом ответе. Затем он поднял грязную руку и приложил к стеклу. Кейли приложила свою ладонь к его, но вместо тепла его руки ощутила только холодную поверхность зеркала. Кейли охватила глубокая печаль, она ничего не понимала, хоть и была одной из самых смышленых учениц в школе. Они стояли так некоторое время, Кейли не знали точно, как долго, а потом видение исчезло в одно мгновение. Она видела теперь только собственное отражение, отражение старой арфы, принадлежавшей когда-то сестре ее бабушки, и всей прочей призрачной мебели.

Кейли была относительно счастливым ребенком, единственным отпрыском своих образованных родителей, которые любили ее, но не любили друг друга. День рождения Кейли был исключительным событием в семье Бэрроу и по своей значимости уступал только Рождеству.

Кейли испытывала горькое разочарование из-за того, что мальчик исчез. Она нисколько не сомневалась в реальности виденного.

Поскольку родители Кейли ушли к друзьям, укладывать ее в постель в тот вечер пришла бабушка. Одри Бэрроу была представительной женщиной; до ухода на пенсию год назад она была практикующим адвокатом. Свои густые рыжие с проседью волосы она всегда забирала в пучок на затылке. А глаза у бабушки были точно того же цвета, что и у Кейли. Они были «родственными душами», как любила говорить бабушка, слепленными из одного теста.

– Зеркало в бальном зале волшебное, – сообщила Кейли.

Кейли знала, что бабушке можно сказать напрямик все, что хочешь. Она не любила, когда ходили вокруг да около.

Одри подняла бровь. На ее лице уже появились старческие пятна, и его порядком избороздили морщинки, но для Кейли она была красавицей.

– Вот как?

– Я видела в нем мальчика. И танцующих девушек. И ковбоев.

– Хм-м, – задумалась бабушка.

– Это не выдумки, нет, – заверила Кейли, предвидя возражения.

– А я и не говорила, что это выдумки, – поспешила успокоить ее бабушка.

Она переехала в этот дом около сорока лет назад, выйдя замуж за дедушку Кейли. Бальный зал тогда еще использовали в качестве гостиной, и бабушка танцевала в нем в подвенечном платье с молодым красивым мужем. Кейли видела фотографии, запечатлевшие это торжество. Они хранились в одном из многочисленных альбомов, которыми были заставлены полки кабинета.

– Но ты ведь и не сказала, что это не выдумки, – резонно заметила Кейли.

Она как никак родилась в семье юристов: ее мать работала помощником окружного прокурора в Лос-Анджелесе, а отец, младший сын бабушки, недавно стал компаньоном большой фирмы, специализировавшейся по недвижимости.

Бабушка улыбнулась немного задумчиво.

– Нет, – согласилась она, поглаживая отделанное кружевом розово-белое льняное покрывало на постели Кейли.– Не сказала, – она тихо вздохнула. – Я сама мельком видела что-то в этом зеркале – всего лишь краешком глаза. Это всегда происходило так быстро, что я думала, это всего лишь мое воображение.

– Я видела бар, – сказала Кейли, – как иногда показывают по телевизору, только грязнее.

Бабушка чуть повела бровью, услышав это.

– Этот дом был построен на месте заведения, которое называлось «Голубая подвязка», насколько мне известно. Бальный зал – единственная сохранившаяся часть старого строения.

Кейли зевнула, зарывшись в подушки, утомленная этим долгим счастливым днем. Они заключили молчаливый уговор: все, что Кейли видела в зеркале, будет их секретом – ее и бабушки. Родители Кейли считали, что у девочки слишком развито воображение, и она порой принимает за реальность плоды собственной фантазии.

На следующий год Кейли провела лето у бабушки, поскольку ее родители были связаны по рукам и ногам неотложными делами. Как только Кейли распаковала чемоданы и переоделась в майку и джинсы, она написала свое имя на листке бумаги задом наперед и побежала в бальный зал.

В зеркале почти сразу же появился мальчик крепкого сложения, в грязной одежде, он как будто ждал ее. Сощурив глаза, он смотрел на буквы, аккуратно выведенные на листе, который Кейли держала перед зеркалом. Потом подошел к стоявшему рядом столу и вернулся со старомодной грифельной доской и куском мела и торопливо вывел на доске ИБРЕД. Кейли сначала растерялась, но быстро сообразила: нужно читать задом наперед Дерби. Его звали Дерби. Это наполнило ее странной пьянящей радостью.

Тем летом Кейли часто видела его – почти каждый день. Если видение не появлялось, это тревожило ее. Иногда бывало, что она видела Дерби: он играл в карты с женщинами, одетыми в убогие платья и смешно накрашенными, разгребал опилки на полу или протирал длинную стойку бара, но когда его взгляд падал на зеркало, то по отсутствующему выражению его глаз было ясно, что он не видит Кейли.

Ей не нравилось ощущать себя невидимой, особенно невидимой для Дерби Элдера. Кейли тогда казалось, будто она вообще не существует. «Это чепуха и ничего больше», – много раз твердо повторяла она себе. И все же тем долгим, жарким, сонливым летом Кейли впервые испытала ощущение, которое мучило ее потом в зрелые годы, тревожное ощущение, что она иллюзорная, нереальная – всего лишь проекция другой, лучшей, более сильной Кейли.

Хотя это и беспокоило Кейли, она не делилась своими переживаниями ни с бабушкой, ни тем более с кем-то другим. Она никогда не упоминала о мальчике в зеркале.

Осенью ее родители решили развестись. Мать Кейли переехала в Париж, устроившись в крупную международную корпорацию, а отец уехал в Орегон, где работал адвокатом и жил с женщиной по имени Рейнбоу, которая умела предсказывать судьбу и имела четверых детей от предыдущего брака.

Кейли отправили в художественную школу-пансион в Новой Англии. Ее друзья и кузины остались далеко, в Лос-Анджелесе, и она чувствовала себя ужасно несчастной. Мучившее ее ощущение, что она не более материальна, не более осязаема, чем тень, дрожащая на зыбкой поверхности воды, проникало ей глубоко в душу и, в конце концов, овладело всем ее существом.

Когда наступили зимние каникулы, Кейли отклонила приглашения обоих родителей и заявила, что хочет поехать к бабушке в Редемпшн. Наконец был достигнут компромисс: она провела день Благодарения в Нью-Йорке с матерью, с тетей и дядей, а на Рождество полетела в Неваду, чтобы присоединиться к отцу, Рейнбоу и ее детям.

Бабушка встретила самолет Кейли в Лас-Вегасе одна и привезла ее в Редемпшн. Отец так и не приехал. Рейнбоу страдала от мигрени и должна была несколько дней лежать в темной комнате, – так объяснила ей бабушка, когда они остановились перекусить в дороге гамбургерами и картошкой по-французски.

Кейли не подала виду, что ее обрадовало изменение планов, но не сомневалась, что бабушке это было известно, – от нее трудно было что-то скрыть.

В доме, который Кейли считала родным, в бальном зале, ее ждала четырнадцатифутовая ель, все еще влажная, со свежим запахом ее родных высокогорий. Мастер на все руки, мистер Кингсли, развесил тысячи крошечных фонариков на ее пышных ветках, но работа по украшению елки многочисленными игрушками, которые делались и собирались поколениями, была оставлена до приезда Кейли.

Вечером, когда закончился ужин, и елка была украшена, и даже бабушка внесла свою лепту, взобравшись на высокую стремянку, чтобы достать до верхушки елки, Кейли сидела одна в темном зале и с восхищением смотрела на мигающие фонарики и блестящие украшения. Она хотела жить у бабушки в Редемпшне, пока не стала бы взрослой, но здоровье пожилой женщины ухудшалось, и бывали дни, когда артрит приковывал ее к постели. Никто не реагировал на намеки Кейли о том, что она могла бы быть полезной, ведь ей было уже почти девять лет, и, в конце концов, она отказалась от них.

Кейли сидела и размышляла о том, что у нее нет настоящего дома, нет места, к которому она была бы привязана, и ощущала себя более призрачной, чем когда-либо. Вдруг Кейли резко повернула голову, ее сердце екнуло и замерло в предчувствии чего-то. Дерби был здесь. Он переводил удивленный взгляд с нее на елку и опять на нее.

Он подрос. Его волосы стали длиннее, а левую щеку украшала ссадина. Он произнес ее имя, Кейли поняла это по движению его губ. Она почувствовала, как их души соприкоснулись.

Кейли поднялась с кресла, подошла к зеркалу и прислонилась лбом к стеклу, словно хотела проникнуть в него, – так сильно влекло ее к мальчику. Она прижала ладони к холодной поверхности зеркала, едва сдерживаясь, чтобы не сжать пальцы в кулак и не ударить по преграде, которая отделяла ее от Дерби, застывшего в той же позе, что и она, охваченного тем же желанием. Какая-то безыскусная нежность ощущалась в его движениях.

– Дерби, – шептала Кейли.– О Дерби, мир развалился, я всего лишь видимость, я не реальный человек.

Она говорила и говорила, изливая все, что накопилось у нее на сердце, а когда эмоциональный поток иссяк, она почувствовала облегчение. Хотя Дерби и не мог слышать ее, он, казалось, все понял, он знал, как ей грустно и одиноко. Она чувствовала, что не безразлична ему, и это было самым главным.

Они долго стояли так, осязая, и не осязая друг друга. А когда вошла бабушка и включила свет, Дерби мгновенно исчез. Кейли повернулась, ослепленная светом и собственными слезами. Бабушка подбежала к ней, обняла, целуя в затылок.

– О, дорогая, – взволнованно шептала бабушка.– Дорогая моя. Мне так жаль.

Она не спросила Кейли, почему та стояла, прислонившись к зеркалу, и плакала. Конечно, у нее были свои мысли на этот счет, а Кейли не пыталась объяснить ей это ни тогда, ни позже. Это было слишком личное, слишком дорогое, чтобы делиться этим с кем-то, даже с бабушкой.

В течение последующих лет Кейли навещала бабушку всякий раз, когда могла. Повзрослев, она стала видеть яркие, головокружительные, захватывающие дух сны о Дерби, независимо от того, была ли она в Редемпшне или где-то далеко, но к своему сожалению, в зеркале она видела его все реже и реже.

Когда Кейли было двенадцать, и она училась в школе искусств, ее мать погибла в автомобильной аварии в Европе. Отец умер год спустя от гриппа, а через шесть месяцев не стало и бабушки. Дом в Редемпшне закрыли, в нем никто не жил.

Зеркало стало просто зеркалом, темным и пустым. А Кейли, которая жила теперь в Лос-Анджелесе, была помолвлена с мужчиной, которого должна была любить, но не любила, и всеми силами старалась забыть Дерби. Но он то и дело приходил к ней в воспоминаниях, когда она бодрствовала и когда спала, работала или отдыхала, и чем дольше Кейли была вдали от Редемпшна, тем более эфемерной ощущала она себя.

 

ГЛАВА 1

Редемпшн, настоящее время

Элегантный старинный дом, в котором наследники оставили только кровать, несколько коробок с бумагами и книгами и арфу двоюродной бабушки Марты, окружил Кейли Бэрроу зияющей пустотой, когда она вошла в переднюю с одним чемоданом в руке.

Кейли кусала нижнюю губу, стараясь сдержать слезы. Она испытывала смешанные чувства: она всегда любила это место, у нее были связаны с ним неизменно счастливые переживания, но эта немая пустота была мучительным напоминанием о смерти родителей и бабушки. Кейли вздохнула.

Она владела небольшой художественной галереей в Лос-Анджелесе, продавала картины и скульптуры и уже пять лет серьезно встречалась с Джулианом. У нее не было недостатка в деньгах, она унаследовала от родителей приличное состояние и удачно вложила его. Ей не за чем было держаться за огромный старый дом в полупризрачном городке в штате Невада, в пятидесяти милях от которого ничего нет, но Кейли не могла расстаться с этим местом.

Особняк пришел в полный упадок. С ним нужно было что-то делать – восстановить и продать, или превратить в своего рода приют, или передать в дар местному историческому обществу, если такое имелось... Или самой переехать сюда и спокойно заниматься скульптурой.

Кейли покачала головой. О последнем, конечно, не могло быть и речи. Она не могла сбросить со счетов галерею, друзей... и Джулиана. Он был преуспевающим детским хирургом, и никогда не отказался бы от своей успешной практики и не переехал в такой маленький городок, через который не ходили даже товарные поезда. Кейли ощутила прилив раздражения, но быстро подавила его. В конце концов, ей было уже тридцать лет, и она хотела иметь детей. А для этого был нужен муж, на роль которого вполне подходил Джулиан.

Кейли подняла чемодан и опять вздохнула. Она не то чтобы не любила его – он был милым, серьезным и даже был хорош собой.

Но где та безумная страсть, которую она ждала? Где поэзия, где романтика?

Где Дерби?

Внизу, у широкой лестницы, ведущей на второй этаж, была высокая двустворчатая дверь в бальный зал. Кейли бросила на нее взгляд и ей вспомнились фотографии бабушки в подвенечном платье и дедушки во фраке, которые когда-то танцевали в этом зале. Странно, случайный ветерок пробежался по струнам арфы бабушки Марты, и Кейли показалось, что звуки складывались в короткую веселую мелодию.

Слегка нахмурив лоб, она снова поставила чемодан, в который уже раз глубоко вздохнула и, расправив плечи, вошла в бальный зал. Она посмотрела на арфу большой инструмент, когда-то великолепный, как и сам дом, но теперь пришедший в негодность.

Кейли понимала, что просто оттягивает время. Она не переставала думать об этой комнате и о зеркале на стене с того дня, когда последний раз была здесь несколько лет назад. Тогда ее искушал соблазн продать дом. Но у нее не хватило духу, хотя рынок недвижимости процветал, а дядюшки и кузины дружно подталкивали ее к этому, ведь продажа сулила немалые деньги.

Она не видела Дерби во время того визита. Не было никаких признаков его присутствия ни в день заупокойной службы по ее отцу, ни после похорон бабушки. Она расценивала это как предательство, что лишь усугубляло ее безутешное горе.

Кейли сделала над собой усилие и подошла к зеркалу, ступая по пыльному мраморному полу. Она встала как раз у того места, где впервые увидела Дерби в свой седьмой день рождения.

Ничего.

Слезы неожиданно навернулись на глаза Кейли.

– Где ты? – шепотом спросила она.

Что-то невидимое коснулось струн арфы, над головой нежно, почти мистически, зазвенели в ответ хрустальные слезинки люстры. Приятный холодок пробежал по спине Кейли. Конечно, она была одна.

Кейли печально улыбнулась и повернулась к зеркалу. То, что она увидела, заставило учащенно забиться ее сердце. Все еще не было никаких признаков присутствия Дерби, но опять был салун, заполненный типами сомнительного вида в полотняных пыльниках, мятых ковбойских шляпах и грязных сапогах, со свалявшимися волосами и изрытыми оспой лицами. На небольшом помосте, в конце зала, три женщины, едва прикрытые одеждой и ярко накрашенные, исполняли двусмысленный танец, в то время как маленький мужчина в котелке, в нарядных брюках и с подтяжками поверх рубашки стучал по клавишам старого рояля. Толстый усатый бармен протирал бокалы, а другие мужчины играли в карты за столиками, большинство из них имели при себе длинноствольные пистолеты, висевшие на поясе, в потертых кобурах.

Живая картина была абсолютно немой, но Кейли чувствовала едва уловимую вибрацию звука и энергии, словно сцена была лишь чуть-чуть за пределами слышимости. Все пестрело яркими красками. Вдоль столов ходили женщины, разнося пиво и виски, вызывающе разнаряженные, похожие на экзотических птиц.

Кейли вдруг ужасно захотелось оказаться по ту сторону зеркала, войти в другой мир, как Алиса из сказки. Она отступила на шаг, с трудом подавив это желание. Ее собственное отражение, отражение высокой, стройной, светловолосой женщины в голубых джинсах, в белой ситцевой рубашке и легкой твидовой спортивной куртке было смутным и прозрачным. Словно она была призраком, а не давно умершие люди по ту сторону зеркала.

Неприятное чувство нереальности, которое она так часто испытывала, усилилось, у нее даже закружилась голова. Затаив дыхание, Кейли смотрела сквозь свое отражение на сцену, которая открывалась за ним. Она отошла еще на шаг. Инстинктивно Кейли знала, что ковбои, танцующие девушки и бармен не были призраками или галлюцинацией; они были совершенно реальны и занимались своими делами в своей временной нише, абсолютно не подозревая о ее присутствии. Только Дерби, думала она с горечью, мог видеть ее.

Где же он?

Кейли хлопнула себя по щекам тыльной стороной ладони. «Может, он умер», – подумала она. То, что она наблюдала, явно происходило в девятнадцатом веке, а уровень смертности был тогда очень высок. Люди страдали от жестоких убийц: оспы, тифа, холеры, чахотки – всего не перечесть. Мужчины носили при себе пистолеты и не стеснялись пускать их в ход. Кейли невольно покачала головой, отгоняя мысль о смерти Дерби. Почти в тот же самый момент ей в голову пришла идея заглянуть на старую часть городского кладбища – место, которое она всегда обходила стороной, когда приезжала навестить могилы отца и бабушки. Если только Дерби не уехал из Редемпшна, чтобы никогда больше не вернуться – что, собственно, было вполне возможно, – то на кладбище должен быть надгробный камень с его именем и датой смерти.

Зрелище в зеркале стало угасать, и Кейли снова приблизилась к нему, бессознательно прижала ладони к стеклу, словно пытаясь удержать, остановить всех этих незнакомцев. Через мгновение она опять отступила и стерла пыль с ладоней. Она вышла из зала с чувством обиды и горечи.

Однажды, в Лос-Анджелесе, Кейли была на приеме у психиатра и рассказала ему о зеркале. Он диагностировал феномен «аутогенной галлюцинации», состояние, зачастую связанное с мигренью. Кейли объясняла, что у нее никогда в жизни не было головной боли, достаточно серьезной, чтобы ее можно было назвать мигренью. Доктор выписал ей таблетки от головной боли. Она выбросила рецепт в мусорную корзину за дверью кабинета.

Даже сейчас Кейли не сомневалась в своем здравом рассудке. Да, она была скульптором, творческой натурой, и у нее было очень богатое воображение. Джулиан говорил, что правое полушарие ее мозга гораздо активнее левого, он называл ее «безнадежно правосторонней». Но Дерби и салун «Голубая подвязка» не были иллюзией. Только где они?

Кейли вошла в свою детскую комнату, с неприязнью посмотрела на голый матрас на узкой кровати с балдахином. В этот момент зазвонил сотовый телефон. Зная, что это Джулиан, Кейли колебалась некоторое время, потом достала из сумочки электронное чудо техники и поднесла к уху.

– Привет, Джулиан, – сказала она.

Не звучал ли ее голос слишком раздраженно? Она надеялась, что нет, потому что Джулиан не заслуживал недружелюбного обхождения. Он беспокоился о ней, он всегда был заботливым.

Джулиан засмеялся, и Кейли представила его в коридоре лос-анджелесского госпиталя в халате, со стетоскопом на шее и в тщательно отглаженных брюках. Его темные волосы всегда аккуратно причесаны, не зависимо от того, насколько суматошным выдался день. Таким уж он был – немного надменный доктор Джулиан Друри, талантливый хирург, творивший чудеса.

– Я, наверное, должен быть рад, что ты не ждешь звонка от другого мужчины, – весело заговорил Джулиан.

Кейли сдержала вздох.

– Меня интересует только один мужчина, – произнесла она с некоторой дерзостью в голосе.

«Если не принимать в расчет твою странную одержимость Дерби Элдером», – насмехалось над ней ее второе «я», которое обычно молчало и ни во что не вмешивалось.

– Как доехала, дорогая?

– Дорога слишком долгая, – ответила Кейли. – Почувствую себя лучше, только когда приму душ и поем чего-нибудь.

Она посмотрела на часы – было около четырех, – потом на кровать, на которой лежал еще не распакованный чемодан. Может, ей поселиться в мотеле, всего на несколько дней, пока к дому не будут подключены все удобства, и пока она не купит раскладушку, одеяла, простыни, подушки. Она так спешила вернуться сюда, что не позаботилась о том, на чем будет спать.

С Джулианом такого, конечно, не случилось бы. Он все спланировал бы заранее, заказал бы номер в мотеле. «Нет, – с грустью подумала Кейли.– Вся эта поездка была, по его мнению, глупостью; он бы вообще никогда не вернулся сюда, будь он на ее месте».

– Знаешь, что тебе следует сделать, по-моему? – спросил он, отрывая ее от раздумий.

«Да, – подумала Кейли. Джулиан имел самые добрые намерения, но он был такой педантичный. – Ты уже тысячу раз говорил мне это и сейчас скажешь опять. И я выслушаю, потому что я так хочу полюбить тебя».

– Что? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Хорошо выспаться, нанять агента по недвижимости, чтобы он продал этот дурацкий дом, и сразу же вернуться в Лос-Анджелес. Твоя жизнь здесь, Кейли. Со мной.

У нее разболелась голова, и, кроме того, ее злило, что Джулиан назвал дом ее бабушки дурацким, хотя ни разу не видел его, но она слишком устала, чтобы спорить с ним.

– Это не так просто, Джулиан, – спокойно ответила Кейли. – Дом требует ремонта, и к тому же Редемпшн отнюдь не центр страны. Никто не горит желанием приобретать здесь собственность.

– Так найми плотников и маляров и возвращайся, – раздраженно сказал Джулиан. – Отдай дом городу под библиотеку или бесплатную клинику, взорви его или сожги. Только избавься от него.

Кейли ответила не сразу. Она терпеть не могла ссориться с ним.

– Какое тебе дело до того, что у меня есть этот старый дом? – спросила она насколько могла сдержанно. – Ты ведь вкладываешь деньги в недвижимость по всей стране.

– В том-то и дело, – возразил Джулиан с оттенком снисходительности в голосе. – Я делаю вложения. А владение полуразвалившимся старым склепом в городе призраков не самое удачное распоряжение капиталом, Кейли.

Кейли закусила губу.

– Давай поговорим об этом в другой раз.

– Когда, если не сейчас?

– Джулиан, у меня болит голова. Я устала и ничего не соображаю. Поэтому давай закончим разговор, я нажимаю на кнопку. До свидания, Джулиан. Я позвоню тебе через пару дней.

Его вздох долетел до далекого спутника и был послан обратно, к уху Кейли. Она представила себе весь этот процесс и удивилась его скорости.

– Извини, дорогая. Ты права – сейчас не время говорить о чем-то важном. К тому же меня вызывают, я, пожалуй, пойду. Отдохни немного, Кейли.

На этом разговор закончился.

Рассерженная скорее на себя, чем на Джулиана, Кейли выключила телефон и положила его обратно в сумочку. Опять подняв чемодан, она вышла из своей детской спальни и спустилась к машине. Она проехала мимо мотеля «Шейди Лейн» по дороге на кладбище и улыбнулась сама себе. «Здесь нет консьержа, – подумала она, – нет обслуживания в номерах, нет мини-бара, но хотя бы можно будет получить чистую постель». У дверей мотеля светилась надпись: «Есть свободные места».

Добравшись до кладбища, Кейли, прежде чем направиться к поросшей сорняками старой его части, навестила могилы отца и бабушки.

Старое кладбище представляло собой довольно жуткое зрелище: покореженные памятники, едва сохранившиеся кресты, кое-где плиты с именами, но все покрыто грязью и травой. Некоторые могилы были обнесены белым камнем или битым кирпичом, многие исчезли совсем. Прошло больше часа, прежде чем Кейли нашла могилу Дерби Элдера на участке, принадлежавшем семейству, носившему фамилию Каванаг. На памятнике в виде солнечных часов, наполовину поросшем мхом, было выгравировано его имя.

Кейли не удивило это вещественное доказательство того, что человек по имени Дерби Элдер действительно жил когда-то. Возможно, рассуждала Кейли, Дерби был женат на женщине с фамилией Каванаг. Или, может, Каванаги были его родственниками по материнской линии. В любом случае она ни разу не слышала, чтобы бабушка упоминала эту фамилию, и это было странно, ведь бабушка была знатоком богатой истории Редемпшна. Кейли почти благоговейно коснулась надписи с именем, которая была сделана большими рельефными буквами, просто и скромно. Наконец, вздохнув, она смела мусор, чтобы посмотреть на даты под именем.

РОДИЛСЯ В 1857 г. УМЕР В 1887 г.

Горло Кейли сдавило рыдание, в глазах застыли слезы. Это было просто глупо стоять на коленях среди заросших сорной травой могил, оплакивая человека, который умер больше века назад. Что сказал бы Джулиан, если бы увидел ее сейчас? Слабая улыбка скользнула по губам Кейли, несмотря на овладевшую ею скорбь. Она тяжело поднялась, отряхнула испачканные руки. Джулиан, вероятно, сказал бы с насмешкой в глазах, что ей нужно подумать над пересадкой левого полушария, поскольку ее собственное совсем не функционирует.

Перед тем как отправиться в мотель «Шейди Лейн», Кейли сделала остановку на заправочной станции, чтобы вымыть руки и причесаться.

Купив сандвич с сыром в баре кегельбана на противоположной от мотеля стороне улицы, Кейли вошла в свой номер, закрыла дверь на задвижку, разделась и приняла душ. Освежившись, она надела ситцевую ночную сорочку, почистила зубы и без сил упала на кровать. По телевизору ничего не было, кроме глупой комедии и пошлого шоу на затасканные темы, и Кейли скоро уснула. Она видела какие-то сумбурные, отрывочные сны, которые не смогла бы вспомнить утром.

Сан-Мигель, Северная Мексика, 1887 г.

Когда они, наконец, нашли Дерби Элдера, он играл в покер на раздевание с тремя проститутками и торговцем корсетами и проигрывал. Он остался в одних кальсонах и сапогах, что не удивило его выведенных из себя и утомленных поисками сводных братьев.

– Проклятье, Дерби! – прорычал Уилл Каванаг, снимая шляпу и с досадой хлопая себя ею по бедру.– Почему, черт возьми, ты заставляешь нас бегать за тобой по всей Мексике, как будто мы пытаемся отловить тебя, чтобы повесить?

Дерби прищурил глаза, но не оторвал их от карт. Он подозревал, что торговец блефует, а дьявольский блеск в темных глазах Марии говорил, что у нее началась полоса везения. Но она не стала бы снимать с него сапоги, если бы он проиграл.

– А тебе, Саймон, есть что сказать? – спросил он, зажав в зубах сигару.

Старший из трех братьев, Саймон, был начитанным человеком, он получил хорошее образование на Востоке. Саймон чертовски устал от погони за внебрачным сыном своего отца, презревшим сыновний долг.

– Если бы дело было за мной, – ответил Саймон, я повесил бы тебя прямо здесь.

Дерби засмеялся и почесал заросший щетиной подбородок. Мария даже бровью не повела.

– Я выхожу, – сказал торговец, вероятно, нервничая из-за неожиданного появления и грубости Уилла и Саймона.

Он бросил карты, взял свою сумку, полную товара, из которого он за время игры лишился подвязок и кружевного бюстгальтера, и ушел.

Мария окинула взглядом наследников Ангуса Каванага, отметив про себя неизменную веселость Уилла и приятную внешность Саймона. Чуть заметная улыбка пробежала по ее губам, и она снова сосредоточилась на игре. Двое других игроков, Агнес и Консуэла, молча побросали карты. Мария подвинула фишки на середину стола.

– Какова твоя ставка? – промурлыкала она, зная, что Дерби нечего было поставить.

Он разложил карты: три десятки и пара двоек. Мария ухмыльнулась и раскрыла свои: четыре валета.

– Черт, – буркнул Дерби.

– Жалко время на тебя тратить, – презрительно бросил Саймон.

– Я тоже не пылаю к тебе любовью, – процедил сквозь зубы Дерби.

Он еще ни разу не взглянул на братьев. Может, если бы он подольше потянул время, они выпили бы немного и отправились домой, в Неваду? Но Дерби знал, что это настолько же вероятно, как если бы Мария попросила его снять сапоги. Впрочем, прежде чем она успела что-то сказать, Саймон швырнул перед ней горсть серебряных монет.

– Игра окончена, – сказал он. – Бери свой выигрыш и проваливай.

Мария посмотрела на деньги – порядочная сумма для нее, – потом перевела взгляд на Дерби. С лукавой улыбкой и блеском в темных глазах, словно на секунду задумавшись над выбором, она сгребла добычу, кивком подала девушкам сигнал убираться и исчезла. Дерби остался наедине со своими братьями в маленькой комнате в одних кальсонах и сапогах. Он почесал шею – игра длилась несколько часов, он устал и был чертовски зол – и, наконец, повернулся к Уиллу и Саймону.

Уилл, голубоглазый, белокурый, неторопливый, прислонился к стене, сложил на груди загорелые руки и уставился на дверь, за которой только что скрылись Мария и ее подруги. Нетрудно было догадаться, о чем он думал.

Саймон же застыл в напряженной позе как петух перед боем: руки в боки, откинув назад полотняный пыльник. У него были темные волосы, довольно длинные, они залезали ему за воротник, и необычные серебристые глаза, которые могли пригвоздить человека к стене, как лезвие шпаги. Говорили, что он похож на мать, легендарную красавицу из Тайдвотера, которая давно покинула этот мир, не перенеся тягот суровой жизни на Диком Западе.

Уилл внешне был похож на Ангуса или, по крайней мере, на Ангуса в молодости, каким тот был запечатлен на портрете, висевшем над камином в большом кабинете на ранчо Трипл Кей. Но приветливый нрав Уилла был его собственным. Ангус же был не более приветлив, чем гризли, которому воткнули в зад палку.

Дерби вздохнул и потянулся за штанами, которые валялись на кресле в углу комнаты. Что касается его, то он вообще не был ни на кого похож.

– Ты должен вернуться, – сказал Уилл. Дерби натянул штаны и застегнул их.

– Черта с два! – ответил он.

– Старик болен, – промолвил Саймон. Что-то было в его голосе усталость, горе, – что сразу заметил Дерби.

– Что значит болен?

Дерби почувствовал тревогу. Ведь ему всегда казалось, что Ангус будет жить вечно. Он обрезал манильскую сигару и бросил кончик на треснувшее блюдце.

– Отец хочет тебя видеть, – вставил Уилл. Его лицо было бледным под слоем дорожной пыли, и на нем не было выражения ненавистного Дерби простодушия, которое обычно придавало Уиллу вид ребенка-переростка, замышлявшего шалость. – Он уже десять дней прикован к постели задыхается, у него болит грудь.

Дерби схватил рубашку и стал торопливо надевать ее, повернувшись спиной к законнорожденным сыновьям Ангуса Каванага.

– Думаю, вам не следовало оставлять его, – сказал он, застегнув портупею и закрепив кобуру на бедре. Его голос звучал хрипло, несмотря на все усилия скрыть волнение. – Не понимаю, чего он от меня хочет. Он и я, мы давно все решили.

Едва он успел договорить, как кто-то схватил его за плечи, резко развернул и швырнул к стене. Дерби и Уилл часто дрались, когда были мальчишками, и даже став мужчинами, но сейчас Дерби увидел перед собой Саймона. Он чуть не пристрелил его, инстинктивно схватившись за пистолет. Старший брат, обычно не склонный к применению силы, стоял достаточно близко, чтобы Дерби мог попасть в него, даже не целясь. Глаза Саймона цвета ртути сверкали гневом.

– Ты перед ним в долгу, никчемный болван, и если ты сам не поедешь, клянусь Богом, я зашью тебя в саван, взвалю на кобылу и доставлю домой!

Домой. Для Дерби домом был салун «Голубая подвязка», его матерью – проститутка из публичного дома. Единственное, чего ему не хватало здесь, так это образа девушки, которую он видел в зеркале на стене бара. Долгое время он думал, что она ангел с большими нежными глазами и блестящими белокурыми волосами; теперь он считал, что это была иллюзия, плод воображения одинокого ребенка. Но все равно он скучал по ней.

– Ты имеешь в виду Трипл Кей? – спросил он подчеркнуто сухо.

Название ранчо всегда задевало его: оно подразумевало троих Каванагов – Ангуса, Уилла и Саймона. Там не было места для сына проститутки.

Саймон испустил громкий вздох и запустил руку в волосы. Его черная шляпа лежала на столе для покера.

– Да, – сказал он с преувеличенным спокойствием, – именно это я имею в виду.

Уилл стоял с опущенной головой.

– Он умирает, – произнес Уилл голосом, тронувшим Дерби.

Но эти слова не могли ничего изменить. Ангус был высокий широкоплечий мужчина с гривой седых волос и с выносливостью буйвола, но людям свойственно стареть.

– Ты бы лучше сказал ему остальное, – добавил Уилл, обращаясь к Саймону.

– Что остальное? – насторожился Дерби, сощурив глаза и тыча пальцем в грудь брату.

Саймон снова провел рукой по волосам.

– То, что касается твоей матери, – сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

Но ответил не Саймон, а Уилл.

– Она умерла, Дерби. Это случилось как раз перед тем, как слег отец. Умерла от какой-то лихорадки, – он замолчал, задержал дыхание и громко вздохнул. – Мне жаль.

Ярость и еще какое-то чувство, похожее на горе, нахлынули на Дерби, полностью очистив сознание от хмеля. Он толкнул Саймона в грудь, едва не сбив его с ног. Саймон не пытался защититься.

– Почему ты сразу не сказал мне, что Хармони умерла?

– Успокойся, – виновато пробормотал Уилл. – Такие новости нелегко сообщать.

Дерби опустил руки и отвернулся. Хармони Элдер была проституткой, хозяйкой борделя, не было смысла отрицать это. Но все же она по-своему была хорошей матерью и гордой женщиной. Ее бизнес процветал, и она держалась за него.

– Нужно что-то делать с «Голубой подвязкой», – тихо сказал Саймон. – Даже если ты не поедешь на ранчо к отцу, ты должен уладить дела матери.

У Дерби защипало глаза; наверное, от сигарного дыма, наполнившего маленькую комнату, решил он. Он выругался про себя себя, но не потому что ему нужно было возвращаться в Редемпшн. Дерби обещал Хармони, что когда придет время, он выполнит ее волю, хотя и не знал, что она подразумевала под этим, да его это никогда и не интересовало. И вот время пришло.

– Хорошо, – ответил он. – Только дайте мне собрать вещи и уплатить по счетам.

– Подождем до завтра, – сказал Саймон непривычно мягко для него.

Он положил руку на плечо Дерби, потом подумал и убрал.

– Кажется, дождь собирается, – предположил Уилл.

Он, в отличие от Саймона, никогда не стремился на восток и не учился замысловато выражаться. Младший из двух законнорожденных сыновей Ангуса Каванага слишком любил ранчо, чтобы покинуть его. И Дерби вполне понимал Уилла – Трипл Кей было чудесным местом: почти семьдесят тысяч акров леса и пастбищ, включая два действующих серебряных прииска. Главный дом ранчо был большой, настоящий особняк по редемпшнским масштабам, но Саймон и Уилл уже давно жили каждый под своей собственной крышей. Уилл был женат, Саймон же был вдовцом и жил со своей маленькой дочкой. Дерби завидовал тому, что у них были собственные дома и семьи гораздо больше, чем их деньгам или отеческой любви старика Каванага.

– Да, – запоздало согласился Дерби. – Наверное, будет дождь. Можете переночевать в отеле, ниже по улице. Там достаточно чисто и прилично кормят.

– Утром отправимся на север, – сказал Саймон.

Хотя это было сказано как утверждение, Дерби знал, что на самом деле это вопрос. Он кивнул.

– Можешь поесть с нами, – неуверенно предложил Уилл.

Уилл всегда был миролюбивым человеком и нравился Дерби, хотя он никогда не признавался себе в этом.

– Я не нуждаюсь в вашей благотворительности, – огрызнулся Дерби.

– А мы надеялись, ты заплатишь, – ухмыльнулся Саймон.– Я только что отдал почти все мои деньги той проститутке, кстати, она жульничала. А жену Уилла, Бетси, ты знаешь – она никогда не выпустит его из поля зрения больше чем с двумя монетами в кармане.

При других обстоятельствах Дерби улыбнулся бы. Единственное, чего ему безумно хотелось, так это снова увидеть в зеркале Кейли Бэрроу, когда он вернется в «Голубую подвязку». Будучи ребенком, он видел ее время от времени, но вот уже несколько лет, как Кейли не показывалась. Фактически с тех пор, как он связался с братьями Шинглер. Она была его фантазией и не более того, но он жаждал увидеть ее снова, где-то в глубине своего сердца Дерби испытывал мучительную тоску по ней. Сейчас, когда он узнал о том, что умерла его мать и что человек, который произвел его на свет, тоже скоро сойдет в могилу, именно в Кейли он хотел найти утешение.

Подключение света и воды к старому дому заняло три дня. Кейли спала в бальном зале на раскладушке. Она давно не чувствовала себя такой счастливой. Мир и покой казались блаженством, и она с удовольствием отключила бы телефон, если бы не боялась, что Джулиан очень расстроится, если не дозвонится до нее. Он тогда послал бы в Редемпшн поисковую группу или примчался сам.

Ей не хотелось никуда ехать, ну разве что в Лас-Вегас, ближайший крупный город, чтобы купить глину и новый набор инструментов для ваяния. Ее руки чесались от желания работать, создать что-то новое, воплотить то, что рождалось у нее в душе.

Надвигалась буря, извещая о себе громом и грандиозными вспышками молний. Кейли стояла у стеклянных дверей в дальнем углу бального зала, ела чили из картонной коробки и наблюдала приход грозы, когда зазвонил телефон. Она взяла трубку. Связь была очень плохая, и голос Джулиана а это, конечно, был он – звучал глухо и прерывисто, будто он звонил с другой планеты, а не из соседнего штата.

– Алло, – сказала Кейли, прижав телефон плечом к уху.

– Я тебя плохо слышу! – закричал Джулиан.

Кейли вздрогнула и заставила себя улыбнуться.

– Гроза, – сказала она, откусив чили.

– Что ты сказала?

Кейли торопливо прожевала и проглотила.

– Я сказала, здесь гроза!

– Когда ты вернешься?

– Не знаю, – ответила Кейли. – Мне нужно остаться здесь на какое-то время, Джулиан. Я не могу это объяснить, но мне нужно остаться.

Джулиан долго не отвечал. Кейли уже подумала, что прервалась связь. Потом он сказал ровным голосом: – Я приеду к тебе!

– Нет! – выпалила Кейли с решительностью и твердостью, которую обычно приберегала для наглых клерков и грубых официантов.

– Что ты сказала?

Молния рассекла небо и наполнила светом бальный зал. Арфа напевала нежную мелодию, а люстра аккомпанировала ей, наигрывая тихую хрустальную музыку. Потом комната опять погрузилась в темноту.

– Я не хочу, чтобы ты приезжал сюда, Джулиан, – пояснила Кейли.

Дом был большой и пустой, но даже при выключенном свете он не был пугающим. Но вдруг у Кейли засосало под ложечкой. Ею овладело странное чувство, словно должно было произойти что-то важное. Она подошла к зеркалу, но не увидела в нем ни Дерби, ни салуна.

– Кейли, что происходит? – В голосе Джулиана звучало недоумение. – Ты хочешь сказать, что не желаешь больше видеть меня?

– Нет! – крикнула Кейли так резко и страстно, что сама смутилась.

Без Джулиана не получилось бы ни семьи, ни детей, ни дома, наполненного смехом, суетой и светом, – ничего, о чем Кейли так мечтала.

– Нет, – повторила она спокойнее. – Я этого вовсе не говорю. Просто здесь так тихо, понимаешь? А в Лос-Анджелесе ужасная суматоха. Хорошо немного отдохнуть от смога и автострад.

– И от меня, – добавил Джулиан с безнадежностью в голосе.

– Нет, – настойчиво повторила Кейли, хотя уже не так уверенно. Она знала, что Джулиан был достаточно проницательным человеком, чтобы не заметить этого, несмотря на плохую связь.

– Возможно, так будет лучше для нас обоих. – Его голос звучал холодно и сухо.

Кейли обидела его и ненавидела себя за это.

– Это не значит, что я с кем-то встречаюсь, – попыталась она оправдаться.

Джулиан ничего не ответил. Во время последних размолвок он обвинял ее в том, что она что-то утаивала от него, ее сердце не было полностью открыто, и Кейли знала, что сейчас он думал об этом.

– Позвони мне, когда будешь, готова к разговору, – ответил Джулиан после паузы. – У тебя есть номер моего пейджера.

На этом он прервал связь. Кейли несколько секунд смотрела на телефон, который все еще держала в руке. Дети, которых нарисовало ее воображение, исчезли один за другим с семейных фотографий. Она хотела, было перезвонить Джулиану, сказать, что собирает вещи и немедленно возвращается в Лос-Анджелес, но что-то остановило ее. Это был отдаленный звук паровозного гудка.

Наморщив лоб, Кейли положила телефон на подоконник рядом с пластмассовой ложкой и недоеденным ужином. Она ждала, внимательно прислушиваясь, и между раскатами грома опять уловила жалобный звук гудка. Потрясенная, она подошла к раскладушке, подвинула ее поближе к стене, на которой висело зеркало, и села, ожидая чего-то. Не было ничего странного в том, что она услышала паровозный гудок, размышляла она, а ее сердце бешено колотилось, если, конечно, не знать, что старое депо сгорело в 1952 году, и в радиусе тридцати миль не было никаких железнодорожных путей.

 

ГЛАВА 2

Хотя Кейли собиралась бодрствовать всю ночь, сон незаметно подкрался к ней. Она уснула на раскладушке в бальном зале как была – в джинсах, рубашке и ботинках. Проснулась она так же неожиданно, как и уснула. До нее донеслись раскаты грома. Кейли посмотрела в зеркало и увидела Дерби.

Дерби, который был нескладным мальчишкой, когда она видела его последний раз, теперь стал мужчиной во всех смыслах этого слова, хотя вид у него был такой же неряшливый, как и прежде. Ему совсем не помешало бы побриться и принять ванну, чего он, похоже, давно не делал. Его светло-каштановые волосы, длинные и выгоревшие на солнце, были забраны назад как у индейского воина. Крепкая фигура, казалось, излучала спокойствие.

Сердце Кейли отбивало чечетку и едва не выскакивало из груди. Она медленно поднялась с раскладушки, подошла к зеркалу, коснулась стекла правой ладонью. Дерби, в рубашке без ворота, расстегнутой на груди, в жилете и в грязных штанах, сделал то же самое. На правом бедре у него покачивался шестизарядный револьвер. Он бросил мятую шляпу и старый полотняный пыльник на один из стоявших рядом столов. Они долго стояли, как бывало раньше, осязая, и не осязая друг друга. Они молчали, поскольку знали, что слова не способны преодолеть барьер между ними. Только их сердца и их мечты могли преодолеть его.

Для Кейли было достаточно уже того, что теперь она знала: Дерби жив, он вернулся. В его глазах застыла печаль, что заставило Кейли поднять руку в тщетной попытке коснуться его щеки и смущенно отступить. Дерби не хотел, чтобы она отдалялась от него, и прислонил обе ладони к стеклу. Кейли изо всех сил сопротивлялась старому знакомому желанию броситься в зеркало, ей очень хотелось оказаться по ту сторону его. Слезы отчаяния и одиночества наполнили ее глаза; она смахнула рукой первую слезинку, поползшую по щеке.

Вдруг Дерби исчез в один миг вместе с салуном, и все, что Кейли видела теперь, так это только ее собственное жалкое отражение, смотрящее куда-то сквозь себя, в мятой одежде со спутавшимися волосами и припухшими красными глазами. Она уперлась лбом в поверхность зеркала, удивляясь, почему у нее было так пусто на сердце, ведь совершенно очевидно, что они с Джулианом были созданы друг для друга. В конце концов, Джулиан был мужчиной из крови и плоти, способным заниматься любовью, стать отцом ее детей, разделять ее мечты. Дерби же был всего лишь тенью или, может, фигурой из стекла.

Кейли вспомнила о поездке на кладбище. Дерби умер в 1887 году, согласно цифрам на солнечных часах над его последним приютом. Сердцебиение Кейли опять участилось, ей овладел страх за Дерби. Она только что видела его, но какой это был год? Когда он должен был умереть – через неделю, через день, через час?

Вся дрожа, Кейли отвернулась от зеркала и вышла из зала. Она поднялась наверх, приняла ванну, надела ночную сорочку и тщательно почистила зубы. Затем снова легла на раскладушку, закрыла глаза, но сон не возвращался.

Он увидел ее.

Дерби сидел один в салуне своей матери, рядом с ним стоял нетронутый бокал виски. Он мрачно уставился в пустое зеркало и вдруг увидел ее.

Вспоминая нежный взгляд карих глаз Кейли и ее попытку утешить его, Дерби проглотил подступивший к горлу ком. Его одолевали усталость и печаль, и сейчас он душу отдал бы за то, чтобы преодолеть пропасть между ними и заключить Кейли в свои объятия. Хотя у него было много женщин в свое время, но он никогда не испытывал такой тоски, какую испытывал по Кейли.

Из его груди вырвался печальный вздох. Может, он увидит ее снова, а может быть, и нет. Да это и неважно, ведь они все равно не могли быть вместе. Любовь к тому, с кем никогда не будешь, могла принести только боль, а Дерби и без этого хватало боли. Он поднес к губам бокал, нахмурился и снова поставил его. Этим утром он намеревался отправиться в Трипл Кей, засвидетельствовать свое почтение Ангусу Каванагу. Потом ему предстояла встреча с поверенным его покойной матери, нотариусом Джеком Райерсоном, который, по мнению Дерби, был таким же вором, как Джесси Джеймс или Малыш Билли. Разница между ними была лишь в том, что Райерсону не нужен был револьвер, чтобы грабить людей, он делал это при помощи ручки, чернил и елейной улыбки. Уладив все дела, имевшие отношение к его матери, Дерби собирался покинуть Редемпшн и никогда туда не возвращаться. Он, скорее всего, отправился бы в Мексику играть в покер с Марией, а может, купил бы себе дом с выручки от продажи «Голубой подвязки». Дерби криво усмехнулся. В последнее время они с Хармони были не в лучших отношениях – он связался с дурной компанией, перед тем как покинул город два года тому назад, и она называла его разбойником. Дерби знал, что мать оставила ему в наследство бордель. Господи, ему так не хватало ее, и он чертовски хотел вернуть назад то время, когда им было еще не поздно выяснить отношения. Их последний разговор был горьким, злым, и Дерби понимал, что будет сожалеть о нем до конца своих дней. Наверное, Хармони была права: он был не лучше любого разбойника.

Нежные руки легли на плечи Дерби, он вздрогнул. Кто-то неслышно подошел к нему сзади. Он ожидал, что, подняв глаза, увидит Кейли, но вместо нее увидел Орэли, одну из «девочек» Хармони. Орэли не отличалась красотой, а крашеные желтые волосы и сильно накрашенное лицо не делали ее привлекательнее. У нее были неестественно худые ноги, а бледную кожу обезобразила оспа, но этой девушке была свойственна какая-то особая нежность, и она всегда нравилась Дерби. Орэли начала массировать ему шею.

– Поднимись наверх, Дерби, – ласково прошептала Орэли. – Я обещаю тебе, что ты почувствуешь себя лучше хотя бы сегодняшней ночью.

Дерби похлопал ее по руке. В другое время он не упустил бы случая, но сейчас он слишком устал. Или, по крайней мере, говорил себе, что причина в этом. На самом деле он был потрясен появлением Кейли. Спать после этого с Орэли или с какой-то другой женщиной казалось чем-то вроде предательства.

– Это заманчивое предложение, мисс Орэли, – ответил он, – но из меня сегодня плохой любовник.

Она наклонилась и поцеловала его в затылок. Эта нежная ласка была так приятна, что у Дерби сдавило горло и защипало глаза.

– Твоя мама не держала зла на тебя, когда умирала, – заверила его Орэли. – Она называла тебя разбойником, потому что ты связался с братьями Шинглер и им подобными, но в душе она никогда не считала тебя таким.

В свои лучшие дни Шинглеры грабили поезда, банки и дилижансы. Хотя Дерби никогда не был соучастником их преступлений, он не гордился знакомством с ними. Но у него все равно никогда не было хорошей репутации в Редемпшне, ведь он был сыном проститутки, и знакомство с Дюком и Джарвисом Шинглерами не меняло дела. Оглядываясь назад, он сознавал, что поступал так главным образом назло Ангусу.

Дерби сжал руку Орэли и притянул ее в стоявшее рядом кресло.

– Уилл и Саймон сказали, что Хармони умерла от какой-то лихорадки. – Он вопросительно посмотрел на Орэли.

Хармони, его мать, была похоронена где-то в поместье Трипл Кей. Он собирался посетить ее могилу перед отъездом, сказать последнее «прощай». Дерби опять пожалел о том, что был далеко не лучшим сыном.

– Господь быстро забрал ее, – ответила Орэли, кивая. Она потянулась за забытым Дерби бокалом виски и, сделав глоток, добавила: – Она не долго мучилась.

Дерби на мгновение закрыл глаза. Господи, как он устал.

– Она, конечно, спрашивала о тебе, – сказала Орэли, снова наполняя бокал. – Не буду скрывать, и щадить твои чувства. Ангуса она тоже хотела видеть, да, хотела, и он пришел.

Дерби удивленно посмотрел на Орэли:

– Ангус был здесь?

Старик Каванаг и Хармони многие годы были любовниками, и все знали об этом, но Дерби не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел высокомерного мистера Каванага в «Голубой подвязке». У них с Хармони было какое-то тайное местечко для встреч; никто не осмелился бы проследить за ними или поинтересоваться, где они встречались.

Орэли разговорилась. Она говорила страстно, широко открыв глаза:

– Он принес охапку цветов. Прошел прямо через салун и поднялся по лестнице. – Она указала большим пальцем через плечо на лестницу, видимо, на случай, если Дерби забыл, где они находились. – Все расступались перед ним. Он несколько часов просидел у постели бедняжки Хармони. Мэйбел Энн посмотрела пару раз в замочную скважину. Она сказала, что он держал Хармони за руку и слезы текли у него по лицу.

Ангус был человеком, внушавшим робость своей уверенной походкой, могучим телом, обширными земельными владениями и деньгами. Или, по крайней мере, он когда-то был таким – если Уилл и Саймон сказали правду, то годы одержали над ним верх. Но Дерби испытывал сейчас мало симпатии к зажиточному владельцу ранчо Ангусу Каванагу или вообще не испытывал. Ангус использовал Хармони и не удостоил ее своего имени, даже когда она родила ему ребенка.

– Я думаю, он по-своему любил ее. – Дерби с трудом дались эти слова, хотя он знал, что они отчасти были правдой.

– Сейчас, говорят, мистер Каванаг сам умирает, – продолжала Орэли. – Как ты думаешь, это потому, что он любил твою мать так сильно, что не может жить без нее?

– Я думаю, это потому, что он старый, – зло ответил Дерби и тут же раскаялся, ведь Орэли не заслужила резких слов.

Он хлопнул себя по коленям.

– Ну, я, пожалуй, пойду спать, – сказал он, потянувшись за пальто и шляпой.

Он наполнил бокал Орэли и оставил открытую бутылку в баре.

– Что же теперь будет с нами, Дерби? С нами, с девочками? Ты закроешь «Голубую подвязку» и свалишь отсюда?

Дерби остановился, положил руку на ее голое плечо. На Орэли все еще был танцевальный костюм желтого, как одуванчик, цвета, бретелька сползла с одного плеча.

– Я не уеду, пока не буду, уверен, что с вами все будет в порядке, – успокоил ее Дерби.– Можешь передать остальным.

Орэли облегченно вздохнула.

– Спасибо, Дерби.

Он кивнул и направился по темному коридору за главным залом в свою маленькую, освещенную лунным светом каморку рядом с кухней. Это была не большая и далеко не шикарная комната, но в ней можно было уединиться. Она располагалась довольно далеко от бара, и до нее не доносился шум полночных оргий. Комнаты на верхнем этаже, где Орэли и другие девушки занимались своим ремеслом, были с другой стороны здания.

Дерби остановился. Он понял, что Хармони пыталась оградить его, как могла, от жуткой реальности жизни. Дерби скинул шляпу, бросил плащ на спинку кресла, снял сапоги, растянулся на узкой скрипучей кушетке рядом со стеной, заложив руки за голову, и задумался о будущем. Оно определенно не выглядело многообещающим. Теперь у него никого не было кроме Кейли, девушки в зеркале, да и она вероятнее всего была лишь плодом его воображения. Вскоре он погрузился в сон и проснулся утром от грохота посуды и шкворчания жира на скороводах, доносившихся из кухни за стеной. Вдохнув аромат свежесваренного кофе и жарящегося бекона, Дерби с кривой улыбкой поднялся с кушетки. Натягивая сапоги, он бросил быстрый взгляд в зеркало над комодом и поморщился. Он был не чище, чем пол дилижанса в конце пути.

Дерби подошел к двери и рывком распахнул ее, чтобы позвать Тесси, кухарку. Он еще не успел выкрикнуть ее имя, а чернокожая женщина с широкими бедрами и почти такой же широкой улыбкой уже стояла в коридоре.

– Посмотрите-ка на него, – фыркнула она с напускным презрением. – Вы не сядете за мой стол, Дерби Элдер, и не будете есть мою еду в таком виде.– Тесси помахала у него перед носом могучей рукой и скорчила гримасу. – Я принесу вам тарелку, но только потому, что питаю к вам слабость, а старик Буррис притащит лохань. У вас есть чистая одежда?

Дерби усмехнулся. Он привык к ворчаниям Тесси и к ее манере говорить напрямик все, что она думала, даже если это было не слишком лестно. Тесси всегда была рядом с ним, когда он был маленьким, и ему снились страшные сны. Она заботилась о нем, когда он болел. Она всегда старалась убедить его, что важно не то, что люди думают о человеке, а то, что человек представляет собой на самом деле, – а это было очень важно для Дерби.

– Наверное, есть какие-нибудь штаны и рубашка в шкафу, – ответил он, кивая в сторону маленького деревянного шкафа в углу комнаты.

– Ладно, откройте окно, – распорядилась Тесси командным тоном, но ее темные глаза мерцали добрым светом, когда она засеменила обратно в кухню.

Дерби присел на край постели и стал уплетать завтрак, который подала ему Тесси, пока Буррис, робкий, маленький и всегда мокрый как крыса человек, убиравший салун, притащил медную лохань, а потом семь или восемь ведер горячей воды, которые он носил по два за раз. Когда Буррис ушел, Дерби съел яйца, бекон, поджаренный хлеб и жареную картошку, вынес тарелку в коридор, а затем запер дверь, разделся и залез в лохань.

Добрых двадцать минут понадобилось только на то, чтобы отмокла дорожная грязь, и еще пятьдесят на то, чтобы оттереть ее и добраться, наконец, до кожи. И, несмотря на то, что Дерби устал от приложенных усилий, он почувствовал себя намного лучше, когда вылез. На комоде стояла миска с тепловатой водой, рядом лежала бритва только после заточки на точильном камне. Дерби намылил щеки и сбрил щетину.

Одежда от долгого лежания на полках шкафа была немного затхлой, но чистой. Дерби оделся и зачесал назад влажные волосы, затем перевязал их сыромятным ремешком. Когда он пришел на кухню, Тесси мыла посуду.

– Выглядите намного лучше, – нехотя пробурчала она.

Дерби засмеялся и чмокнул ее в шеку.

– Как хорошо опять оказаться здесь, – сказал он, радостно сияя.

– О чем же вы раньше думали?

Тесси хотела уколоть его, и ей это удалось.

– Я до конца жизни буду жалеть о том, что не был здесь, когда мама умирала, – тихо ответил он, подняв руки в знак примирения.

– Она знала, что вы любили ее. – Тесси вытерла руки о фартук и нежно погладила его по щеке.

Дерби сомневался в верности ее слов, и это сомнение, вероятно, должно было остаться с ним навсегда. Ему оставалось только надеяться, что Тесси была права и искать в этом утешение.

– Похороны прошли достойно? – спросил он.

Тесси кивнула с торжественным видом. Хотя она работала в «Голубой подвязке», стряпала для Бурриса, Хармони и женщин легкого поведения, она была верующей и каждое воскресенье приходила к единственной в Редемпшн церкви и простаивала всю службу у дверей. Ей не разрешалось сидеть на скамьях вместе с другими. Было ли это из-за цвета ее кожи или из-за того, что она работала в «Голубой подвязке», Дерби не знал, но считал это в любом случае несправедливым.

– Мистер Каванаг был на погребении, – ответила Тесси, и ее темные глаза засветились при воспоминании.– Он произнес речь над могилой, прочитал из Библии и заказал мраморный памятник.

У Дерби сдавило горло. Он взял с полки кружку, налил в нее кофе из кофейника, стоявшего на большой печи, но тут же оставил кружку в сторону.

– Я слышал, Ангус совсем плох, – печально сказал он.

Меньше всего ему хотелось увидеться со стариком, ступить в тот большой пустой дом, который возвышался в четверти мили от главных ворот ранчо.

– Вы собираетесь навестить его? – спросила Тесси, положив руку на плечо Дерби. – Это хорошо. Это очень хорошо.

Если эта идея была так чертовски хороша, то почему ему было легче прострелить себе ногу, чем сделать это?

– Да, – вздохнул он. – И скорее бы это закончилось.

Тесси напустила на себя строгий вид, а она умела это делать, у нее был многолетний опыт. Но Дерби знал, что суровый вид Тесси обманчив. Она была крупная женщина, но ее сердце было еще больше.

– Будьте подобрее к этому человеку, Дерби Элдер. Он пытался быть вам отцом, а вы не позволяли ему. Помните, не вам судить его.

Дерби ничего не ответил. Он только взял шляпу и вышел из кухни через черный ход.

Его лошадь, поджарая гнедая по кличке Рэгбоун, стояла поперек узкого прохода в одной из четырех конюшен Редемпшна. Дерби когда-то выиграл ее в карты в Техасе. Узнав скверный нрав животного, он уже не был уверен, выиграл он или проиграл.

Дав конюху монету, Дерби оседлал лошадь и направил ее в сторону Трипл Кей. Он должен был попрощаться с Ангусом, узнать, где похоронена Хармони, и навестить ее могилу. Потом ему предстояло встретиться с Райерсоном и убедиться, что Хармони перед смертью позаботилась о Тесси, Орэли и об остальных, хотя он не сомневался в этом.

До ранчо было не менее пяти миль, но Дерби не погонял Рэгбоун. Кляча медленно спустилась с холма, не спеша, преодолела извилистый отрезок пути, ведущего к дому. Тишина действовала на нервы. Когда он еще был мальчишкой, и каждый раз как по принуждению наносил визиты отцу, это место переполнялось самыми разными звуками по округе разносился стук молота из кузницы Ангуса, мужчины загоняли лошадей в загон или кидали сено из высокого окна хлева. Дерби прищурился и снова осмотрелся вокруг, затем спрыгнул с кобылы и привязал ее к коновязи перед домом.

Дом был трехэтажный с сияющими стеклянными окнами, бревенчатыми и известковыми стенами. Веранда тянулась вдоль фасада и боковой стены до самой кухни. Дерби провел здесь одно лето, когда Хармони нужно было уехать в Сан-Франциско по какому-то таинственному делу. Они с Уиллом практиковались в воровстве из кладовой кубиков сахара вместе с печеньем, апельсинами и всем, что только могли захватить. Саймон, более взрослый и благоразумный, был выше этого; большую часть своего свободного времени он проводил на ветках старого дуба у водокачки за чтением книг о пиратах, рыцарях и арабских шейхах. А Уилл и Дерби предпочитали скорее быть участниками приключений, нежели читать о них, и проводили целые дни, представляя себя то отважными мореплавателями, то рыцарями, штурмующими стены замка, то героями, похищающими красавиц.

Парадная дверь дома неожиданно распахнулась. Дерби вздрогнул. На крыльцо вышел Саймон.

– Никак блудный сын пришел, – мрачно усмехнулся он, опершись руками о перила веранды.

В его тоне и манерах было мало дружелюбия, но в них не было и злобы. Дерби знал, что Саймону вовсе не наплевать, успеет ли он попрощаться с Ангусом, иначе Саймон не объехал бы пол-Мексики, чтобы найти его.

Дерби сорвал с головы шляпу и хлопнул себя по бедру.

– Надолго не задержусь, – огрызнулся он, встретившись глазами с холодным сверлящим взглядом серебристых глаз Саймона. – Он может принять меня сейчас?

Саймон чуть склонил голову.

– Да, пожалуй, это он вынесет, – процедил он сквозь зубы и вошел в дом, оставив дверь приоткрытой.

Дерби последовал за ним.

Они прошли по знакомому темному коридору. В жаркий летний полдень это было самое прохладное место в доме. Около лестницы громко тикали старые часы. Братья поднялись на второй этаж. Справа была двустворчатая дверь, ведущая в кабинет Ангуса, слева – дверь в гостиную. Дерби почувствовал странную тоску чувство, похожее на то, которое будили в нем мысли о Кейли. Дерби не понимал, чем вызвано это чувство, ведь этот дом не был для него родным, как, собственно, и салун. Как и тысячи других бродяг, скитавшихся по Западу, он не имел настоящего дома в полном смысле этого слова. Дерби пытался убедить себя, что он ему совершенно ни к чему.

У Ангуса была большая спальня, которая занимала всю заднюю часть дома. Из ее окон открывался прекрасный вид на покрытое лесом предгорье и широкий луг, на котором паслись лошади и коровы. Один конец комнаты украшал огромный камин из белого камня, он был холодный и чистый в этот теплый летний день.

Старик сидел в кресле на колесах напротив одного из окон, на коленях у него лежал индейский плед, бирюзовый с черным. Его седые волосы были аккуратно причесаны и блестели, отражая солнечный свет, струящийся из окна. Он не повернул головы в сторону Дерби и Саймона и, казалось, вообще не замечал их присутствия.

Дерби стоял у дверей, едва переступив порог и мял в руках шляпу, а Саймон вышел, тихо затворив за собой дверь. Долгая тягостная тишина нависла над комнатой. Дерби застыл без движения и Ангус тоже. Дерби подумал, что это будет длиться вечно, если один из них не скажет что-нибудь. Он уже собирался нарушить эту мрачную тишину, когда отец сделал подзывающий жест рукой и сказал:

– Подойди сюда, парень, чтобы я мог тебя видеть.

Дерби повиновался и встал в нескольких футах от кресла Ангуса, вертя в руках шляпу.

– Я, наверное, должен поблагодарить тебя. – Он вызывающе посмотрел на отца.

– Должен, – ответил Ангус. Внимание Дерби привлекли руки старика, сложенные на коленях, скрюченные и узловатые.

– Но я не думаю, что ты сделаешь это, – добавил Ангус.

– Похоронить мою мать – это самое малое, что ты мог для нее сделать.

Ангус на мгновение закрыл глаза, тяжело вздохнул и посмотрел в лицо Дерби.

– Ты считаешь, что я должен был на ней жениться?

– Да, – ответил Дерби.

– Это было невозможно, – сказал Ангус, указывая движением головы на скамейку у окна.– Сядь. У меня шея болит смотреть на тебя снизу вверх.

Дерби сел, положив шляпу в сторону.

– Почему же это было невозможно? – требовательно, но, не повышая голоса, спросил он.– Потому что она была проституткой?

Багровая краска прилила к шее Ангуса, кровь запульсировала в венах, лицо же его стало бледным как саван.

– Клянусь Богом, я надрал бы тебе задницу за такие слова, если бы у меня были силы, – вскипел старик. – Хармони Элдер не была проституткой.

– Тогда почему ты не женился на ней?

– Я просил ее тысячи раз стать моей женой, но она всегда отказывала мне.

Дерби встал, повернулся спиной, боясь, что может поддаться низменному инстинкту и задушить Каванага голыми руками.

– Я не верю этому. Она любила тебя.

– Да, – согласился Ангус, его голос хрипел от горя. – И это было причиной, из-за которой она не хотела выходить за меня. Она говорила, что это было бы губительно для всех нас: для нее, для меня, для моих сыновей. – Он замолчал, но прежде чем Дерби успел сказать что-то, продолжил: – И для тебя.

Дерби вспомнил кулачные бои на школьном дворе, победы и поражения. Ему часто доставалось из-за того, что он был незаконнорожденным и из-за ремесла его матери. Он никогда не смог бы забыть, как добропорядочные женщины отворачивались, завидев его, как их дочки бегали за ним тайком, но игнорировали его на людях. Он всю жизнь был для них разбойником.

– Саймон говорил, что ты умираешь, – сказал Дерби.

– Саймон прав, – спокойно ответил Ангус.

Дерби снова сел на скамейку у окна, сцепил пальцы, свесив руки между колен.

– Прости, – прошептал он.

Их взгляды встретились. Ангус положил руку на свою некогда могучую грудь.

– Не надо извинений, – сказал он. – Это все предательское сердце. Временами оно начинает рвать и метать как жеребец, пытающийся проломить ворота загона.

Губы Дерби скривились в слабой улыбке от такой аналогии, но в ней было больше печали, чем юмора.

– Сердце должно болеть. – Он не знал, что еще сказать.

Ангус кивнул и гордо улыбнулся. Для такого мужчины, как он, боль, когда она сочеталась с умением переносить ее не жалуясь, была честью.

– Однажды мне прижигали рану раскаленной кочергой. Это было похуже.

Наступила короткая неловкая пауза.

– А теперь ты считаешь, что скоро умрешь, – наконец выдавил из себя Дерби.

Ангус снова вспыхнул, эти слова обидели его.

– Это вовсе не так, будто я сам решил, что мне пора. Я старый человек, я прожил жизнь и нажил состояние, и теперь пришло время передать все моим сыновьям.

– Уилл и Саймон – достойные люди. Они оправдают твое доверие.

– Они нуждаются в твоей помощи.

– Черта с два они нуждаются во мне, – тихо возразил Дерби, сохраняя ровный тон и спокойное выражение лица. – Я для них помеха, и мы оба знаем это.

У Ангуса сжались челюсти и заходили желваки. Старый властный шотландец на мгновение стал выглядеть опять молодым и энергичным.

– Ты помеха самому себе, Дерби Элдер, и больше никому. Эта проклятая гордость сведет тебя в могилу!

– Я, должно быть, унаследовал ее от тебя, – парировал Дерби.

– Но это не все, что ты унаследовал от меня, – настаивал Ангус. – Треть этого ранчо, включая дом, перейдет к тебе.

– Но я могу продать все это. – В голосе Дерби зазвучали нотки волнения и раздражения, он почувствовал ловушку.

– Ты этого не сделаешь, – заявил Ангус с полной уверенностью, – потому что твоя мать покоится здесь, в этой земле.

Дерби захотелось убежать, просто убежать без оглядки, но он не мог заставить себя подняться. Его ноги стали словно ватные.

– Ты сделал это нарочно, – сказал он.

– Ты прав, черт возьми, я сделал так нарочно, – ответил ему Ангус без тени огорчения.

– Я мог бы перевезти ее гроб в другое место. – От мысли о том, чтобы тревожить прах матери, ему стало дурно.

– Куда? – спросил Ангус. – Могу поручиться, что никто не позволит тебе похоронить Хармони на церковном кладбище. Хочешь закопать ее где-нибудь в прерии?

Дерби закрыл лицо ладонями и испустил вздох усталости и безнадежности.

– Черт бы тебя побрал, старик, – вспылил он. – Зачем ты это делаешь? Почему ты не хочешь дать мне уехать отсюда и навсегда забыть о том, что это проклятое место существует?

– Потому что ты мой сын, так же как Саймон и Уилл. Но, возможно, я совершаю ошибку. Может быть, у тебя кишка тонка, управлять землей и деньгами, о которых мы говорим. Если дело в этом, то это, черт возьми, твоя проблема. Твоя и твоих братьев. Я устал. Я старый, больной человек, и все, чего я хочу, так это лечь рядом с Хармони, когда придет мой конец.

Дерби удивился, почему Ангус не хотел быть похороненным рядом со своей первой женой, матерью Саймона, Лавинией, или со второй, Эллен, которая умерла, рожая Уилла, но посчитал неудобным спросить его об этом.

– Мне не нужны ни деньги, ни земля, – бросил он в отчаянии.

– А как на счет места упокоения твоей матери? Оно тебе нужно?

Дерби стиснул зубы. Могила матери была всего лишь небольшим участком земли, но она крепко держала его.

– Ты не позволил бы осквернить его, – сказал он.

– Это правда, – согласился Ангус, с каждым мгновением он выглядел все хуже. – Но я не собираюсь долго задерживаться на этом свете. И хотя Уилл и Саймон достойные люди, но Хармони не была им матерью. И они скорее всего не питают того уважения к ее праху, какое испытываем мы с тобой.

Дерби надел шляпу и встал.

– Мне нужно подумать над этим. Я пробуду в городе несколько дней, это на случай, если я тебе понадоблюсь.

– Подожди, – остановил его Ангус.

Он медленно, неловко повернул свое инвалидное кресло и подкатил к бюро. Он достал из верхнего ящика маленький мешочек из красного бархата.

– Это обручальное кольцо, я купил его для твоей матери. Она, конечно, никогда не надевала его, но просила передать тебе. Она сказала, что больше всего на свете тебе нужна женщина, которая любила бы тебя.

Ангус был не в состоянии приводить еще какие-то доводы. Дерби взял мешочек и положил его в карман жилета, он почему-то подумал о Кейли, девушке из зеркала. Но она была всего лишь мечтой. После смерти старика он отдаст кольцо Уиллу или Саймону, молча поклялся он.

– Спасибо, – пробормотал Дерби.

– Помоги мне лечь в постель, – попросил Ангус. – Я плохо себя чувствую.

Дерби приподнял отца с кресла, перекинув себе через плечо его руку, уложил его на толстый матрас и укрыл.

– Позвать доктора? – Ангус покачал головой:

– К черту. Из этого старого костоправа такой же доктор, как из меня певичка варьете.

– Я вернусь, – сказал Дерби, подойдя к двери.

Он остановился, взявшись за ручку, и оглянулся через плечо на истощенное тело отца.

Ангус улыбнулся.

– Хорошо, – тихо ответил он и закрыл глаза.

Саймон ждал Дерби внизу, у лестницы, лениво опершись о причудливую балясину перил, будто ему больше нечего было делать.

– Ну? – спросил он.

– Как всегда, – сухо произнес Дерби. – Ни о чем не договорились, ни к чему не пришли.

Саймон провел рукой по волосам.

– Пойдем, – позвал он своего младшего брата, – я покажу тебе могилу Хармони.

На небольшом холмике за домом лежал камень, временно заменявший памятник. Участок был огорожен, чтобы коровы и лошади не топтали его. Полевые цветы устилали могильный холм. Дерби поднял глаза: над головой было безоблачное небо Невады, такое голубое, что у него защемило сердце. Саймон похлопал его по плечу и молча ушел, оставив брата наедине с его мыслями.

Дерби стоял, держа в руках шляпу, слезы жгли ему глаза. У него не было слов, чтобы выразить, что он чувствовал, и он молчал, позволив горю нахлынуть на него гигантской сокрушительной волной, и надеясь, что Хармони все же знала, что он любил ее и раскаивался во многом.

Дерби не знал точно, сколько времени он провел у могилы. Наконец он вернулся к коновязи перед домом, где стояла его лошадь. Он кивнул Саймону на прощание, коснувшись полей шляпы. Ему следовало подумать о предстоявшей встрече с нотариусом Райерсоном или сконцентрироваться на воспоминаниях о матери. Но Дерби поймал себя на том, что вместо этого думает о женщине в зеркале.

 

ГЛАВА 3

Джулиан не звонил Кейли, и она отвечала ему тем же.

Вместо того чтобы беспокоиться об их взаимоотношениях, она бросилась приводить в порядок дом, наняла рабочих из местной строительной компании для проведения небольших ремонтных работ. Нужно было сменить замки на всех дверях и окнах, прибить расшатанные половицы и привести комнаты в нормальный вид.

Кейли не хотела уезжать из Редемпшна. Возможно, ее удерживало здесь мимолетное видение в зеркале, с новой силой всколыхнувшее в ней старые воспоминания. Она обзвонила магазины Лас-Вегаса и заказала холодильник, микроволновую печь, глину и инструменты для ваяния, .получила библиотечный билет и выписала кучу книг, купила продукты в местном супермаркете и вернулась в большой пустой дом терпеливо ждать появления Дерби.

Дерби решительным шагом прошел в контору Райерсона, не остановившись, чтобы представиться рассерженному регистратору, стоявшему в дверях. Проныра-регистратор последовал за Дерби, бормоча проклятия.

Джек Райерсон сидел в своем кабинете, положив ноги на стол.

– Все в порядке, Клайд, – сказал Райерсон, – просто некоторые мои клиенты благовоспитанные люди, а некоторые не очень. Элдер, похоже, относится ко второй категории.

Клайд вышел, нахмурившись, и закрыл за собой дверь. Этот любопытный пройдоха прислонился к дверной панели из матового стекла, чтобы подслушать разговор в кабинете, и думал, что Дерби не видел его силуэт.

– Давайте сразу перейдем к делу, – начал Дерби.– Вы знаете, почему я здесь.

Райерсон опустил ноги на пол, достал сигару из лежавшей на столе коробочки и откусил кончик. Он жестом предложил Дерби закурить, но тот отрицательно покачал головой, садясь на стул. Несколькими глубокими затяжками Райерсон раскурил сигару.

– Ваша мать оставила после себя значительное состояние, – изрек он, наконец.– Буррис и бармен сами позаботились о себе – Хармони считала, что они уже наворовали свое. А к кухарке и девочкам миссис Хармони проявила большую щедрость. Доктор Беллкин осматривал их каждую неделю, и Хармони хотела, чтобы он и дальше заботился об их здоровье.

Дерби вздохнул.

– Я не собираюсь управлять «Голубой подвязкой», – сказал он.– Я продам салун, как только смогу, и уеду.

Он почувствовал острое сожаление, произнеся эти слова. Он скучал бы по Тесси и Орэли, и по другим тоже. Но больше всего, ему не хотелось, расставаться с образом Кейли, запертой в зеркале как в ловушке. Глядя на снисходительную улыбку Райерсона, Дерби едва сдерживал желание схватить эту сволочь за горло и узнать, сколько зубов может выбить ему одним ударом.

– Вы не сможете этого сделать, – ехидно произнес Райерсон, – если не хотите лишиться всего и выбросить старую негритянку и стаю ощипанных голубок на улицу, на произвол судьбы.

Дерби наклонился вперед. До сего момента он сидел со скучающим видом, но теперь насторожился.

– Вы хотите сказать, что мне следует заботиться о них по условиям завещания Хармони? – спросил Дерби, опешив.

– Да, именно это я и хотел сказать, – ответил Райерсон, опершись на спинку кресла. Он наслаждался этим моментом, сукин сын. – Это условие завещания, – добавил он.

У Дерби по спине побежали мурашки, и засосало под ложечкой. Он чувствовал себя как в западне, назначение которой становилось ему понятно.

– Дайте мне посмотреть завещание, – почти прорычал он. – Сейчас же.

Райерсон достал из внутреннего кармана жилета сложенный документ и швырнул его на стол. Нахмурив брови, Дерби взломал причудливую восковую печать и развернул лист, на котором была изложена воля его матери. Хотя он никогда не был хорошим учеником и в школе тратил больше времени на драки, чем на учебу, но он перечитал почти все книги из библиотеки Ангуса, а от матери научился счету, так что он быстро уловил суть документа.

Хармони оставила ему в наследство «Голубую подвязку» вместе с земельными участками и двумя солидными счетами в банках – в Редемпшне и на депозите в Сан-Франциско, а также всю личную собственность. Загвоздка была в том, что для того, чтобы получить наследство, он должен был признать отцовство Ангуса Каванага. Если бы он отказался от этого, то Тесси и девочкам пришлось бы самим позаботиться о себе, а все состояние перешло бы к сводному брату Хармони по имени Стюарт Мэйнваринг, жившему на Востоке, который давно отрекся от нее.

Дерби стиснул зубы.

– Похоже, тебе придется бросить разбойничать и стать солидным человеком, – не преминул уколоть его Райерсон.

Он уже был готов получить деньги за свою работу и мог позволить себе потешиться над внебрачным сыном Хармони Элдер, наследником, которому было в тягость его наследство. Дерби бросил на нотариуса презрительный взгляд. Он никогда не был разбойником, но будь он проклят, если стал бы объяснять что-то этому подхалиму.

– Я все понял, – сказал Дерби, нарушив тишину.

Он перевел свирепый взгляд с хитрой ухмылки на лице Райерсона на документ. Он чувствовал себя загнанным в угол. Однако ему ничего не оставалось, как принять посмертный дар, согласиться с требованиями Ангуса и взять под свою опеку всю разношерстую команду борделя. А когда бы немного улеглась пыль, он оседлал бы свою старую клячу и ускакал, куда глаза глядят. Дерби не сомневался, что когда Ангус умрет, Уилл и Саймон не будут усердствовать в том, чтобы вернуть своего блудного сводного брата в паству. Скорее всего, они были бы очень рады, если бы он отказался от своей доли наследства и навсегда распрощался с ними.

– Подпишите здесь, – небрежно бросил Райерсон, легким движением пододвинув к Дерби лист плотной бумаги, чернильницу и ручку.

Дерби еще раз прочел документ и понял, почему Райерсон так хотел побыстрее покончить с этим делом. Он должен был получить солидное вознаграждение за то, что убедил наследника миссис Хармони Элдер согласиться с ее условиями, которое подлежало выплате из наследуемой Дерби суммы сразу после того, как он поставил бы свою подпись.

Дерби лишь мгновение колебался, прежде чем подписать бумагу. Если Орэли и другие девушки, вероятно, смогли бы самостоятельно встать на ноги, то Тесси, старая, одинокая женщина, оказалась бы беспомощной в этом жестоком мире. Дерби даже боялся подумать, что стало бы с ней, если бы ее выгнали из маленькой комнатки, которую она занимала в салуне «Голубая подвязка», без гроша, не считая разве что ничтожной суммы, накопленной ею за эти годы.

– Прекрасно, – восторжествовал Райерсон. – С этого момента все состояние вашей дорогой покойной матушки становится вашей собственностью.

Дерби заметил язвительные нотки в голосе Райерсона при упоминании о Хармони, но он был слишком раздражен в тот момент, чтобы вступиться за нее. Она, в конце концов, добилась своего, поставив его в зависимость от Ангуса Каванага, и, несмотря на то, что он любил ее, он не скоро забыл бы это предательство. Было мучительно очевидно, что желания Ангуса значили для нее больше, чем желания сына.

Он взял копию завещания, несколько банковских книжек и прочие документы, касающиеся наследства, и, не сказав Райерсону ни слова, покинул его кабинет. Клайд едва успел отскочить от стеклянной двери, прежде чем Дерби распахнул ее. Дерби переполняли смешанные чувства – и гнев, и скорбь, и отчаяние клокотали в нем. Он отвязал Рэгбоун и поскакал вниз по улице к «Голубой подвязке».

Буррис ждал на крыльце; он взял поводья и отвел кобылу на конюшню за салуном. «Голубая позвязка» была полна завсегдатаев: ковбои, картежники, городская шваль и женщины легкого поведения. Они обрушили на Дерби гром приветствий. Не удостоив их вниманием, он прошел к столу, за которым обычно сидел и который, к счастью, оказался не занятым, и опустился на стул, повернувшись лицом к зеркалу.

К своему великому изумлению, он отчетливо увидел Кейли, хотя она, очевидно, не замечала его присутствия. Кейли лежала на раскладушке по свою сторону зеркала, ее странная мужская одежда валялась рядом, спутавшиеся волосы скрывали часть лица, глаза были закрыты – она спала. Ее темные, плотно сомкнутые ресницы подчеркивали матовую белизну кожи. Дерби был так потрясен, что не мог пошевелиться. Он ждал, что видение исчезнет, но оно не исчезало. Его собственное отражение было менее четким, чем образ Кейли, слишком явный и живой, почти осязаемый, чтобы его можно было назвать видением.

Орэли подошла к Дерби сзади и положила руки на плечи. Он узнал ее по духам – в зеркале не было ее отражения.

– Что ты там видишь? – спросил он холодным, как металл голосом, не смея отвести взгляд от зеркала или моргнуть.

– Где, милый? – не поняла Орэли и наклонилась, чтобы поцеловать его в голову.

Она никогда не отличалась сообразительностью.

– В зеркале, – пояснил Дерби, сдерживая раздражение. – Что ты видишь?

– Тебя, милый, – нежно сказала Орэли, но в ее голосе звучало беспокойство. – Тебя и себя, и весь салун.

Дерби подался вперед. Кейли. Она спала. Он хотел, чтобы она проснулась, посмотрела на него своим волшебным, успокаивающим взглядом. Но еще сильнее ему хотелось прикоснуться к ней, поговорить с ней, услышать ее смех. У нее такой же чувственный голос, как у Орэли? Или хрипловатый, как у его матери? Или, может, нежный и мягкий, как у Тесси? Она лежала без движения, но не исчезала.

– Принеси мне выпить, – попросил Дерби, не отрывая глаз от серебристой поверхности зеркала.

Орэли поторопилась выполнить его просьбу и скоро вернулась с бутылкой.

– Ты сегодня был у мистера Каванага, – полюбопытствовала Орэли. – Ну и как он?

– У меня сейчас нет настроения болтать. – Дерби постарался ответить по возможности мягче, но даже не удостоил Орэли взглядом. – Ангус еще жив.

– Может, мне лучше пригласить доктора Беллкина, – предложила она. – Я имею в виду для тебя. Ты плохо выглядишь, Дерби. Уставился в зеркало. Может, ты не здоров?

– Отстань, – сухо, но без злобы произнес Дерби.

Кейли пошевелилась во сне; через белую тонкую ткань ее сорочки стала видна прекрасная грудь. У него пересохли губы.

– Но, Дерби... – пролепетала Орэли.

– Уйди, – холодно произнес Дерби.

Ощущение того, что на нее кто-то смотрит, медленно возвращало Кейли из глубин тяжелого сна без сновидений. Она прилегла на пару часов, после того как договорилась с плотниками, малярами и обойщиками, надеясь немного отдохнуть, и неожиданно для себя крепко уснула.

В зале было темно, лишь свет из коридора слабо освещал его, но от зеркала исходило сияние. Посмотрев в него, Кейли сначала увидела керосиновую лампу, горевшую на грубо сколоченном столе салуна, потом Дерби. Он сидел за столом, рядом с ним стояла бутылка, к которой он, по-видимому, не притрагивался. Он наклонился вперед, его красивое лицо, как из фильма о ковбоях, было угрюмым и поросшим щетиной. Кроме него в «Голубой подвязке» будто бы никого не было.

Кейли поспешно схватила лист бумаги, который специально для этой цели держала под рукой с заранее написанным задом наперед вопросом: «Какой у вас год?»

Дерби нагнулся и вывел на покрытом опилками полу: «1887».

У Кейли сдавило сердце; у нее перед глазами стоял надгробный камень. Она быстро перевернула лист и написала: «Я хочу к тебе».

Дерби на мгновение закрыл глаза и произнес с выражением безнадежности на лице:

– Я тоже этого хочу.

«Я найду выход, обещаю», – написала Кейли.

Только некоторое время спустя, когда образ Дерби исчез, она с удивлением подумала, что побудило ее дать такое обещание? Ведь она совершенно не знала, как его выполнить.

На следующее утро она стояла у дверей библиотеки Редемпшна.

– Уже прочли? – спросила библиотекарь, мисс Пирс, которая прожила в Редемпшне всю свою жизнь и хорошо знала дедушку и бабушку Кейли.

Утвердительно кивнув, Кейли положила книги, которые взяла день назад, на стол возврата.

– Быстро читаете, – одобрительно сказала мисс Пирс. – Одри тоже была такой – глотала книги, как переплетная машина. Еще учась в школе, она перечитала все, что у нас было, и нам приходилось специально для нее выписывать книги из других библиотек.

Кейли ответила на похвалу легкой улыбкой.

– Я хотела спросить, не храните ли вы старые реестры или какие-нибудь записи с датами рождений, смертей, биографии жителей города?

Редемпшн был слишком маленьким городком, чтобы иметь свое учреждение, ведущее запись актов гражданского состояния, или хотя бы свою газету. Хотя когда-то, по словам бабушки, здесь издавался еженедельник.

Мисс Пирс просияла от радости.

– У нас есть аппарат для просмотра микрофильмов, конечно, подержанный, и пленка к нему с сотней номеров «Трубы». Вас интересует что-то конкретное?

Кейли прокашлялась.

– Человек по имени Дерби Элдер. Он умер в 1887 году и был похоронен здесь, в Редемпшне...

– Там, где покоится клан Каванагов, – перебила ее мисс Пирс.

Она наклонилась к Кейли и перешла на шепот, хотя, насколько Кейли могла видеть, в библиотеке кроме них никого не было.

– Его мать была владелицей борделя! – Кейли постаралась изобразить удивление, но то, что сообщила ей мисс Пирс, конечно, не было для нее сюрпризом. За прошедшие годы Дерби многое поведал ей о себе, звуковой барьер не мешал Кейли понять его. Только он, разумеется, не упоминал, что умрет в 1887 году.

– Мне... мне хотелось бы знать, что с ним случилось.

– Тогда нет необходимости смотреть микрофильм, – несколько разочарованно сказала мисс Пирс. – У нас есть дневники, которые вела дочь Саймона Каванага, Этта Ли. Она была прямо-таки писательницей. Ранчо Трипл Кей до сих пор принадлежит роду Каванагов. Его нынешняя владелица, кажется, ее зовут Франсин Стефенс, приезжала как раз на прошлой неделе и сделала копии всех материалов, имеющих отношение к ее предкам.

Это означала, что Кейли не могла взять дневники Этты Ли Каванаг: если мисс Пирс не отдала их родственнице автора, то она скорее всего и Кейли не позволила бы вынести их из библиотеки.

– Вы не знаете, где остановилась мисс Стефенс? – спросила Кейли.

Ей не терпелось прочесть дневники, но сердце подсказывало ей, что приезд Франсин Стефенс в Редемпшн может быть важен для нее и им необходимо встретиться.

Лицо мисс Пирс осветилось ослепительной улыбкой.

– Почему не знаю? Она остановилась в старом доме на ранчо Трипл Кей. По-моему, это очень мило, что вы, дети, возвращаетесь в свой маленький городок, восстанавливаете здания, придавая им былое великолепие.

– Она этим занимается? Она ремонтирует дом на ранчо?

Мисс Пирс кивнула:

– Это замечательно, не правда ли? Она работает в Чикаго или в Нью-Йорке, не помню. Занимает какое-то высокое положение. Она хочет проводить свои отпуска на ранчо, и сказала, что, возможно, будет разводить лошадей здесь, ну понятно, у нее это в крови.

Кейли решила про себя, что обязательно посетит мисс Стефенс, и попросила дневники Этты Ли. Мисс Пирс принесла их небольшую затхлую кипу тетрадей в твердых переплетах.

Аккуратно переворачивая страницы, Кейли, улыбаясь, читала записи, характерные для юной леди прошлого века. Будет ли она всегда хорошенькой? Джимми Уилсон подмигнул ей во время урока орфографии или он флиртовал, не дай Бог, не с ней, а с Молли Роббинс, которая сидела рядом?

В дневниках было обескураживающе мало информации о работниках и жильцах ранчо Трипл Кей, не говоря уже о Дерби Элдере, незаконнорожденном сыне дедушки Этты Ли, Ангуса. Этта Ли писала, что хочет, чтобы ее отец, Саймон, снова женился, потому что тогда он, возможно, больше бывал бы дома. Она выражала глубокую привязанность к своему дяде Уиллу и к тебе Бетси, с которыми ей часто приходилось оставаться.

У Кейли урчало в животе, да и библиотека собиралась закрываться, когда она, наконец, наткнулась на упоминание о Дерби, который был для юной Этты Ли темной и сомнительной фигурой. Бесспорно, склонная к викторианской чувствительности, она не уделяла много внимания этому своему второму дяде и обстоятельствам его рождения. Этта Ли не указала дату вверху этой странички, как обычно делала, а сразу начала запись.

Папа и дядя Уилл поехали в город, хотя уже далеко за полночь, и я осталась одна, не считая Глории, дедушкиной кухарки. Я слышала, дядя Уилл сказал, что Дерби Элдера застрелили в салуне «Голубая подвязка»... Не знаю, что бедная Кейли будет без него делать...

У Кейли перехватило дыхание, она не могла шевельнуться. Новость о гибели Дерби была ужасной, но, увидев свое собственное имя, написанное рукой давно умершей девочки, она была потрясена до глубины души и лишилась чувств.

Мисс Пирс привела ее в себя. Она положила руку, легкую, как пух, на плечо Кейли и поставила перед ней стакан горячего чая.

– Вы в порядке, милочка? Вы ужасно выглядите – белая как снег. Выпейте это сейчас же.

Кейли пришлось использовать обе руки, чтобы поднести стакан к губам, который так прыгал, что мисс Пирс благоразумно отодвинула дневники Каванаг в сторону. Слова, написанные Эттой Ли, отдавались эхом в голове Кейли: «...Застрелили... не знаю, что будет делать бедная Кейли... бедная Кейли...»

Это, конечно, могло быть совпадением, но ее имя было довольном редким. Кейли отхлебнула чай. Господи, неужели это возможно? Неужели она сможет попасть в мир Дерби?

– Ну как? Чувствуете себя получше? – с нетерпением спросила мисс Пирс.

Кейли кивнула, сделав над собой усилие и с трудом встав, поскольку библиотека уже закрывалась, но тут же снова упала в кресло.

– Я... я знаю, вам пора домой...

– Ерунда, – поспешила успокоить ее мисс Пирс. – Меня никто не ждет, кроме моего кота Милтона, а он не будет слишком сильно волноваться.

Кейли улыбнулась через силу, она была очень признательна мисс Пирс. Ей не хотелось оставаться одной. Только не сейчас.

– Вы раньше когда-нибудь слышали мое имя, мисс Пирс? – спросила она.

– Вы приходили за книгами Нэнси Дрю, когда гостили у бабушки, – шутливым тоном ответила мисс Пирс.– И я помню, что вы перечитали Джен Эйр раз десять.

– А жил ли здесь еще кто-нибудь по имени Кейли или, может, по фамилии Кейли?

Мисс Пирс, хранительница литературного наследия, поджала губы и задумалась.

– Не припомню, милочка. Но буду рада выяснить это для вас и сообщить результат, – заверила она Кейли.

Кейли с тоской смотрела на кипу дневников, которые стояли теперь на верху книжного шкафа, заполненного старинными справочниками.

– Я знаю, уже поздно, – сказала Кейли, чувствуя себя неловко, – но если бы я могла сделать несколько копий из дневников?..

– Мне очень жаль, милочка, – твердым голосом ответила мисс Пирс. – Это невозможно, по крайней мере, сегодня. У нас очень старый аппарат, и требуется много времени, чтобы он нагрелся. К сожалению, я его уже отключила.

Кейли кивнула. Она придет завтра еще раз посмотреть дневники. Только она не представляла, как сможет дождаться завтрашнего дня, не зная, упоминала ли ее имя Этта Ли в других дневниках. А еще тяжелее для Кейли было то, что она оставалась в неведении, кто и почему застрелил Дерби. Страдал ли он или умер сразу? На мгновение Кейли показалось, что ей опять станет дурно.

– Да вы возьмите дневники, – прошептала мисс Пирс.– В ваших венах течет благородная кровь, и вы здесь не чужой человек. Но завтра утром вы должны их вернуть. Если мисс Стефенс приедет еще раз заглянуть в них, мне трудно будет объяснить, где они.

Кейли чуть не задушила в объятиях маленькую женщину, но, увидев, что мисс Пирс оробела от такого взрыва благодарности, она заставила себя быть более сдержанной.

– Я обещаю, что буду аккуратной, – заверила она.

Кейли допила чай, и они вместе вышли из библиотеки. Их окружили звуки маленького городка в летний вечер: кто-то звал ужинать детей, поливальные машины разбрызгивали алмазы на истомленные жаждой лужайки и цветочные клумбы. Призрак бесстрашной луны предупреждал умирающее солнце о том, что день подходил к концу.

– Спасибо, – сказала Кейли с дрожью в голосе, когда она стояли на ухабистом тротуаре и мисс Пирс почти благоговейно закрывала дверь библиотеки. – Спасибо за все.

Мисс Пирс похлопала ее по руке:

– Я не знаю, зачем вам все это нужно, но если вам понадобится с кем-то поделиться, то можете мне доверять.

Сказав это, маленькая степенная женщина направилась к своему домику, который стоял в конце этой же улицы, в тени плакучей ивы.

Кейли аккуратно положила дневники на сиденье машины и села за руль. Она остановилась у супермаркета купить хлеб и сыр, собиралась поджарить на ужин сандвич и провести весь вечер за чтением дневников Этты Ли. Однако когда Кейли добралась до дома, она была удивлена и расстроена, увидев белый «ягуар» Джулиана, припаркованный перед домом.

Джулиан стоял на свежепокошенном газоне, приветливо болтая с помощником маляра, который соскабливал со стены дома лишай, готовя ее к покрытию белой краской.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Кейли, подбежав к нему.

Ей следовало быть более дипломатичной, но вопрос сам сорвался у нее с языка.

– Я думал, ты будешь, рада меня видеть, – ответил Джулиан с обидой в голосе.

Помощник маляра опустился на колени, чтобы собрать инструменты. Кейли тяжело вздохнула.

– Я думала, мы договорились, что ты останешься в Калифорнии, пока я не позвоню тебе.– Голос Кейли звучал натянуто, несмотря на все усилия смягчить тон.

В одной руке у нее был пакет с продуктами, в другой дневники Этты Ли. Джулиан потрясающе выглядел в белой хлопчатобумажной рубашке и сшитых на заказ черных брюках, весь безукоризненно чистый, как и его машина. «Как ему это удалось, – удивилась Кейли.– Проехать длинный путь от Лос-Анджелеса до Редемпшна, которые находятся в разных штатах, так, что машина абсолютно не запылилась?

– Разреши хотя бы угостить тебя ужином, – сказал он печально. – Я даже не прошу позволить мне остаться здесь: я уже заказал себе номер в местном мотеле.

Он замолчал, стараясь подавить негодование, но ему это не удалось.

– Будь благоразумной, Кейли. Нам действительно нужно поговорить!

Кейли смотрела на него и думала, какие красивые, умные, талантливые дети могли бы быть у них, и ей стало невыносимо грустно. Она мучительно хотела детей, но понимала, что не может иметь их от Джулиана. Было нечестно обнадеживать его, ведь в глубине души она знала, что напрасно отнимала у него время, да и у себя тоже. Она уже слишком долго обманывала и себя, и его.

– У меня здесь все, что нужно для сырных сандвичей, – сказала она, похлопав рукой по пакету.– Заходи. Я приготовлю ужин, и мы скажем друг другу все, что должны сказать.

– Кейли, извини. Я должен был дождаться твоего звонка, – остановил ее Джулиан, когда она стала подниматься на крыльцо.

Кейли постаралась изобразить улыбку. Она встречалась с этим человеком пять лет, и он был очень хорошим другом, даже если она и не любила его...

– Ничего, – полушепотом произнесла Кейли, боясь момента, когда придется сказать ему, что она хочет расторгнуть их помолвку. – Заходи, Джулиан, ты, должно быть, голоден.

Они ели сандвичи и разговаривали о каких-то совершенно не имевших значения вещах, чувствуя себя ужасно неловко, пока Джулиан наконец не затронул волновавшую обоих тему.

– Кейли, между нами все кончено?

Кейли старалась сдержать наворачивавшиеся на глаза слезы. Сказать «прощай» было тяжело, даже если это было единственным верным решением. Она протянула Джулиану дорогое кольцо с бриллиантами, которое он подарил ей.

– Да, – с трудом выдавила она из себя. – Все кончено.

– Почему?

Это был уместный вопрос, но как нелегко было на него ответить.

– Потому что я не люблю тебя, Джулиан, – ответила Кейли, стараясь, чтобы ее слова звучали помягче. – И потому что ты не любишь меня.

Он взял кольцо и нерешительно положил его в карман брюк. Кейли вспомнила, что в этом кармане у него обычно лежала мелочь и запасные батарейки для пейджера. «Почему, – подумала она, – в такие серьезные моменты в голову лезут совершенно дурацкие мысли?»

– Понимаю, – только и смог сказать Джулиан.

Кейли захотелось прикоснуться к нему, попросить прощения за то, что она обидела его, но она не могла произнести ни слова. Она просто сидела, кусая нижнюю губу, ее глаза были наполнены слезами.

– Я не уверен, что смогу обсуждать это сейчас, – не выдержал Джулиан.

Кейли захотелось, чтобы он рассердился, закричал, начал швырять вещи. Тогда она не чувствовала бы себя таким бессердечным чудовищем.

– Я возвращаюсь в Лос-Анджелес, – добавил он, выходя из кухни.

Кейли последовала за ним, ее лицо было мокрым от слез, подбородок дрожал.

– Прощай, Джулиан. – Это все, что она была в состоянии сказать.

Джулиан поцеловал ее в лоб.

– Прощай, – хрипло ответил он и пошел к машине.

Кейли закрыла за ним дверь. Ей хотелось упасть на пол и плакать, но не из-за Джулиана, не из-за того, что она причинила ему боль, а плакать по своим детям, которых никогда не будет. Через некоторое время, обретя душевное равновесие, она вернулась на кухню, умылась, налила чашку крепкого чая с сахаром, как она любила, взяла дневники и направилась в бальный зал.

Зеркало было пустым, и Кейли долго стояла, прислонив лоб к стеклу, как никогда остро ощущая свое одиночество. Наконец, она села на край раскладушки и снова принялась за чтение дневников. В них больше ни разу не упоминалось ни ее имя, ни имя Дерби Элдера. Глубоко разочарованная, Кейли приняла ванну и легла спать. Но перед этим она перенесла раскладушку наверх, в детскую спальню. Кейли знала, что, оставшись в зале, не обрела бы покоя.

На следующее утро, приняв душ и позавтракав на скорую руку, она надела брюки цвета хаки, кофточку из набивного ситца с короткими рукавами, кроссовки и подкрасила губы. Затем села в машину и, вернув дневники в библиотеку, как и обещала, направилась в сторону ранчо Трипл Кей. В последний раз она видела это ранчо в детстве. Тогда дом был заколочен, конюшни стояли пустые, а вся мебель была распродана.

Бабушка почти ничего не рассказывала ей о семействе Каванагов. Кейли знала от нее только то, что его члены, пережившие первую мировую войну, разъехались по стране.

Теперь, как и дом Кейли в Редемпшне, главный дом ранчо Трипл Кей был полон подрядчиков и их помощников. Молодая женщина с живыми серыми глазами и темными волосами, забранными во французскую косичку, вышла на веранду встретить ее. Без сомнения, это была Франсин Стефенс.

– Я Кейли Бэрроу, – представилась Кейли, подойдя к крыльцу и протягивая руку для приветствия.

Франсин улыбнулась и чуть заметно побледнела, ее пальцы напряженно сдавили перила.

– Значит, это правда, – пробормотала она.

Кейли почувствовала волнение, как перед каким-то великим открытием, и самый обычный страх.

– Что – правда? – спросила она, остановившись.

– Извините, – мягко уклонилась от ответа Франсин. – Я не хотела быть невежливой. Как вы, вероятно, догадались, меня зовут Франсин Стефенс. Ангус Каванаг был моим пра-пра-пра-прадедушкой. Не знаю точно, сколько «пра» нужно добавить или убрать. Заходите, и мы поговорим.

Когда Кейли поднималась по ступеням вслед за хозяйкой, ее вдруг охватило другое странное чувство – все здесь казалось ей знакомым, хотя она никогда не была внутри дома.

– Здесь страшно, – неожиданно вырвалось у нее.

– Вы еще и половины не знаете, – заинтриговала ее Франсин. – Подождите, я покажу вам, что нашла на чердаке.

 

ГЛАВА 4

Войдя в дом, Кейли еще сильнее ощутила, что все здесь знакомо ей. Она знала, что рабочий кабинет был справа, большая гостиная – слева, а кухня располагалась в задней части дома. Наверху была длинная спальня хозяина с камином, выложенным белым камнем. Сердце Кейли билось как сумасшедшее, и, казалось, вот-вот выскочит из груди. Прошло немало времени, прежде чем она снова обрела дар речи.

– Как вы узнали, что я приехала? – недоумевала она.

Франсин, видимо, направлявшаяся на чердак, остановилась на середине лестницы и с успокаивающей улыбкой повернулась к Кейли.

– Что касается этого, то здесь нет никакого волшебства. Мисс Пирс позвонила мне и сказала, что вы уже в пути и что вы интересуетесь историей рода Каванагов.

Кейли остановилась на секунду, держась рукой за перила лестницы, затем последовала дальше за хозяйкой. Ремонт на ранчо шел полным ходом, и равномерный стук молотков отдавался эхом по всему дому.

– А что вы имели в виду, когда сказали на веранде, кажется: «Подождите, пока не увидите, что я нашла на чердаке»?– Кейли вопросительно посмотрела на Франсин.

Они прошли по коридору второго этажа, и Франсин повернула на другую лестницу, более узкую и крутую, чем та, по которой они только что поднялись.

– Многие фамильные вещи были распроданы, поделены между мной и моим братом Майклом или просто выброшены. Но на чердаке остались некоторые сундуки и ящики, и я обнаружила в них интересные вещи.

Дверь на верху была приоткрыта. Франсин ступила на чердак, Кейли не отставала от нее. Большое чердачное помещение пронизывали золотые солнечные лучи, с клубящейся в них пылью, воздух здесь был сухой и затхлый.

Первым, что привлекло внимание Кейли, была большая скульптура, высеченная из гранита, – изумительное изображение лошади и всадника, на полном скаку преодолевающих скалистый перевал. Высота фигуры была примерно двадцать четыре дюйма. Это зрелище наполнило глаза Кейли невольными слезами, и пугающее ощущение того, что эта вещь до боли знакома ей, вырвало вздох изумления из ее груди. Она, бесспорно, видела эту скульптуру раньше, но она не могла ее видеть. Кейли опустилась рядом с ней на колени, прикоснулась к гладкой поверхности прекрасного творения, провела по ней дрожащими пальцами. Несмотря на тусклый свет, она сразу узнала в наезднике Дерби.

– Как?..– вскрикнула Кейли и не смогла больше вымолвить ни слова.

Франсин, которая несколько минут назад была ей совершенно чужим человеком, присела рядом с ней на пыльный дощатый пол.

– Она лежала в ящике, а то Майкл уже давно продал бы ее. Посмотрите на имя автора и на дату.

Рядом с левым задним копытом лошади стояла личная отметка Кейли – просто буква «К», выгравированная в камне, и дата «1887».

Кейли поднесла руку к горлу, у нее перехватило дыхание. Франсин взаля ее за плечи, пытаясь привести в чувство.

– Здесь еще много всего, – нежно сказала она.– Может, выпьете воды, прежде чем я покажу все остальное?

Рассматривая скульптуру, Кейли водила пальцами по изгибам ее поверхности, как слепая, старающаяся запомнить лицо любимого.

– Она не может быть...– Кейли никак не могла выговорить последнее слово, – ...моей.

– Я принесу воды, – сказала Франсин.– Постарайтесь не волноваться, хорошо?

Кейли не ответила, она не могла отвести взгляд от статуи, не могла оторвать от нее руки. Видения в зеркале бального зала были знакомы ей с детства, хотя одно это уже показалось бы странным любому нормальному человеку, но сейчас видения тесно переплелись с реальностью, и это стало сильнейшим потрясением для Кейли.

Франсин скоро вернулась. Кейли немного овладела собой, но потрясение еще не прошло. Она сотворила стоявшую перед ней скульптуру собственными руками в память о Дерби, в этом не было сомнений, хотя она и не помнила этого и вообще никогда не работала с таким камнем.

– Ваша работа, не так ли?– нежным голосом спросила Франсин, протягивая ей стакан с водой.

– Не может быть, – в смятении молвила Кейли.– Но...

Но все же это была ее работа. Этот феномен был так же реален, как и образ Дерби в зеркале бального зала в доме ее бабушки. Кейли сделала глоток воды и постаралась взять себя в руки.

– Это моя отметка, – была вынуждена признать она.– Но как это связано со мной?

Вместо ответа Франсин подошла к одному из тяжелых деревянных сундуков и подняла крышку. Она достала толстую книгу в кожаном переплете. Это мог быть альбом для вырезок или дневник.

Как оказалось, это было сочетание того и другого. Между первой и второй страницами был вложен старый коричневый дагерротип – свадебный снимок. На нем были запечатлены мужчина и женщина: мужчина сидел, а женщина стояла рядом, положив руку ему на плечо.

У Кейли помутилось в голове – невестой, смотревшей на нее с карточки, была она сама, в этом не было сомнения. Такое совершенное сходство было невозможно, даже если предположить, что этой счастливой невестой была ее пра-прабабушка. На ней было длинное шелковое платье цвета слоновой кости, отделанное кружевом, и старомодная фата. Женихом, конечно, был Дерби, тщательно побритый, постриженный и удивительно красивый в темном костюме. Хотя, в соответствии с викторианской традицией, выражение лиц у обоих было серьезное, их глаза светились счастьем, а губы едва сдерживали улыбку.

– О Господи, – опешила Кейли.– Я вернулась назад.

Франсин усадила ее на один из сундуков, взяла у нее из рук стакан с водой и поставила его рядом, на другой сундук.

– Посмотрите на обратную сторону, – негромко произнесла она.

Кейли перевернула карточку и увидела выцветшую надпись, сделанную ее собственной рукой: «Дерби Элдер и Кейли Бэрроу Элдер в день свадьбы. 5 мая 1887 года. Редемпшн, Невада».

Из горла Кейли вырвалось рыдание, от радости или от отчаяния, или от того и другого вместе, она не знала. Нагнувшись, она аккуратно положила в сторону дорогую карточку, чтобы не повредить в волнении, с которым не могла справиться. Душившие ее слезы вырвались наружу, она рыдала, раскачиваясь вперед и назад.

Франсин положила снимок обратно в книгу и села прямо на грязный пол, не боясь запачкать свои чистые джинсы и классическую рубашку из ситца шамбре.

– Кейли – довольно необычное имя, – тихо сказала она.– Оно впервые встретилось мне в дневниках Этты Ли. Потом позвонила мисс Пирс и сказала, что вы интересуетесь родом Каванагов. Она еще спросила, не могу ли я вам помочь чем-нибудь. Сегодня утром я поднялась сюда с электриком, мы искали электрощит, и увидела все эти вещи. У меня было полно других дел, но мне стало любопытно. Сначала я обнаружила скульптуру, затем альбом, и мне сами собой напросились некоторые выводы.

Кейли утерла слезы, подавляя всхлипывания. Ей казалось, что она сошла с ума.

– Я была бы признательна вам, если бы вы поделились ими со мной. Я имею в виду ваши выводы. Потому что я теряюсь в догадках.

Франсин снова протянула Кейли стакан с водой.

– В этом нет ничего удивительного. Но я еще не сказала вам всего. В этом сундуке лежит платье, которое было на вас в день свадьбы, и некоторые другие вещи, вероятно, очень личные.

У Кейли закружилась голова, и перехватило дыхание, она была близка к обмороку, но мужественно ждала, что Франсин скажет еще что-нибудь.

– Расскажите мне всю правду, – попросила Франсин, взяв Кейли за руку.– Вы можете доверять мне. Вы путешественница во времени?

Кейли кивнула, потом отрицательно покачала головой и пробормотала в полном отчаянии:

– Я не знаю.

Потом она пристально посмотрела в лицо Франсин и добавила:

– И почему я должна доверять вам? Мы чужие люди.

– Потому что, я думаю, мы можем стать друзьями.– Слова Франсин прозвучали искренне, и Кейли не могла не почувствовать это.– Возможно, мы даже родственники.

Кейли широко раскрыла глаза, когда эта мысль начала доходить до ее затуманенного сознания.

– Вы допускаете, что...– Кейли не договорила.

Франсин умиротворенно улыбнулась.

– Я всегда интересовалась мистикой, – сказала она.

– Очень кстати, – ободрилась Кейли, – потому что как раз сейчас мне нужен друг. Вы действительно не считаете меня сумасшедшей?

– Нет, – уверенно ответила Франсин.– Что бы с вами ни происходило, Кейли, это абсолютно естественное явление. Природа не нарушает собственные законы. Реальность многогранна, а мы не до конца понимаем даже тот мир, в котором живем, и еще меньше – человеческий мозг и все его нераскрытые способности. Но, тем не менее, мы знаем, что путешествие во времени – простой сдвиг сознания.

– Вы так говорите, будто действительно верите...

– А вы нет?– спросила Франсин.– Послушайте, на вас свалилось слишком много всего, чтобы усвоить это за раз. Я попрошу кого-нибудь из плотников перевезти сундук и статую к вам домой. Вы сможете осмотреть все одна, без посторонних глаз, не торопясь, если, конечно, хотите.

Кейли кивнула. Разумеется, она хотела этого больше всего на свете. Ей не терпелось откинуть крышку сундука, из которого Франсин достала альбом для вырезок, и переворошить его содержимое с маниакальным рвением. Но она была согласна со своей новой подругой – для этого ей нужно было уединение.

– Спасибо, – поблагодарила она.

– А сейчас пойдемте вниз, – предложила Франсин, – попьем чайку и познакомимся поближе.

Они сидели в большой кухне; видимо, это было первое уже отремонтированное помещение в доме. Кухня была оборудована новыми шкафами, посудомоечной машиной и новомодным холодильником с двумя дверцами.

– Вы планируете часто бывать здесь? – спросила Кейли, стараясь отвлечь себя от мыслей о сундуке и его содержимом, о скульптуре и о свадебном снимке.

Франсин улыбнулась:

– Надеюсь, что да. У меня своя рекламная компания в Чикаго. Приходится много работать и время от времени мне просто необходим отдых. В прошлом году я развелась с мужем. Мой тринадцатилетний сын предпочитает жить со своим отцом в Вермонте.

Кейли почувствовала симпатию к этой женщине и даже восхищение.

– Наверное, тяжело жить в разлуке со своим ребенком?

– Конечно, я скучаю по Тони, – откровенно призналась Франсин.– Но у него сейчас переходный возраст, и ему, действительно, лучше быть с Джеффом. А теперь вы расскажите о себе. У вас, наверное, интересная жизнь?

Кейли печально улыбнулась. Сейчас она поняла, что никогда не любила ни одного мужчину, кроме призрака в зеркале. Теперь, кажется, два мира пересеклись... Она поймала себя на том, что ее мысли унеслись далеко от темы разговора.

– Я в течение пяти лет была помолвлена с одним человеком, детским хирургом из Лос-Анджелеса. Я тоже оттуда, у меня там художественная галерея.

Кейли не нашлась, что еще рассказать о себе.

– У вас есть дети?– поинтересовалась Франсин.

Кейли отрицательно покачала головой:

– Это одно из самых больших разочарований в моей жизни.

Франсин молча снова наполнила чашки. В этот момент в кухню зашел рабочий за указаниями насчет доставки сундука. Кейли все объяснила, и он обещал, что сундук будет перевезен во второй половине дня.

– Вы еще молоды, – продолжила прерванный разговор Франсин, когда они опять остались одни.– Нет причин, по которым вы не могли бы иметь дом, полный детей, если вы этого захотите.

– Для этого нужен мужчина, – резонно заметила Кейли.– Можете назвать меня несовременной, но другие способы зачатия не для меня.

Франсин засмеялась:

– Вы отстаете от прогресса. – Постепенно их разговор вернулся к прежней теме.

– Почему вы сразу предположили возможность путешествия во времени? – поинтересовалась Кейли.– Я полагала, что такая практичная и деловая женщина, как вы, добившаяся успеха в карьере, только посмеялась бы над такими вещами.

Кейли представила себе реакцию Джулиана, если бы она рассказала ему об этом.

– Кто говорит, что я практичная? – добродушно возразила Франсин.– Творчество – мой бизнес, и у меня не должно быть предубеждений. Фактически, чем старше и опытнее я становлюсь, тем больше я убеждаюсь в том, что нет ничего невозможного.

– Вы действительно считаете, что люди могут перемещаться из одного века в другой? – спросила Кейли.

Ее сердце опять учащенно забилось. Она знала, для Франсин не секрет, что она спросила ее об этом, потому что очень надеялась, что это возможно. Ей так хотелось быть с Дерби! Она мечтала об этом с того самого момента, когда впервые увидела его в свой седьмой день рождения.

Франсин пожала плечами.

– Кто знает? Предметы в сундуке, несомненно, свидетельствуют о том, что нечто, выходящее за пределы нашего понимания, все же имеет место. Я много читала о регрессивной гипнотерапии, параллельных измерениях, временных разрывах и тому подобном. Есть документально подтвержденные случаи, когда люди как сквозь землю проваливаются на глазах у свидетелей.

Кейли хотела рассказать Франсин о зеркале в бабушкином доме, в котором она много раз видела Дерби, но решила, что было уже достаточно откровений для одного дня. Может, она поделится с ней этим позже, а может быть, и нет.

– А что вы думаете о жизни в параллельном мире? – отважилась спросить Кейли, вспомнив о странном ощущении, мучившем ее долгие годы, об ощущении себя нереальной, подобной образу из сновидения.– Может человек жить в двух местах, в двух временных отрезках, одновременно?

Лицо Франсин выражало замешательство, хотя Кейли не сомневалась, что Франсин задумывалась над этим раньше. Она явно была любознательной женщиной, наделенной незаурядным умом.

– Это интересная концепция, – ответила Франсин.– Я полагаю, что истинные ответы на вопросы, подобные этому, можно найти скорее в субъективном восприятии действительности, нежели в общепринятых законах. Нам уже известен факт, что все то, что мы видим и слышим, вообще любые ощущения, как и сами люди, – только фрагменты, тени реальности. Вся, правда, вероятно, далеко за пределами человеческого понимания. По крайней мере, на сегодняшнем уровне нашего развития она для нас недосягаема.

Смятение овладело Кейли.

– Если я исчезну, – произнесла она, понимая, что похожа сейчас на сумасшедшую, – по крайней мере, один человек в этом мире будет знать, где я.

Франсин снова похлопала ее по руке.

– Вы очень взволнованы, и это, конечно, понятно. Послушайте, может вы пригласите к себе кого-нибудь для моральной поддержки на день-два – сестру, друга?

Кейли покачала головой. У нее не было сестры, а друзья были заняты своими собственными делами семьей, карьерой, в общем, у каждого была своя жизнь. Нельзя было требовать от них, чтобы они бросили все и примчались к ней на помощь. К тому же, размышляла Кейли, у нее не было по-настоящему близких друзей. Последние пять лет она почти все свое внимание уделяла Джулиану, и у нее не оставалось времени на общение с друзьями.

– Со мной все будет нормально, – заверила она Франсин.– Ну, мне пора. Нужно подготовить себя к изучению содержимого сундука.

Франсин встала, вырвала листок из маленького блокнота, написала на нем номер своего телефона и протянула Кейли.

– Не стесняйтесь звонить мне, если вам нужно будет с кем-нибудь поговорить, – любезно сказала она.

Кейли была чрезвычайно тронута. Это был простой жест, но она не могла вспомнить, чтобы кто-нибудь еще так бескорыстно предлагал ей помощь.

– Спасибо, – ответила Кейли.

Франсин проводила ее до машины, вероятно, чтобы убедиться, в состоянии ли она сидеть за рулем. Мисс Стефенс была слишком хорошо воспитана, чтобы прямо спросить об этом. Кейли снова пробормотала слова благодарности и уехала.

Она была полна решимости осмыслить все, пережитое ею за последнее время, с точки зрения здравого смысла. Ее утешала теория Франсин: то, что происходило с ней, вероятно, не было сверхъестественным явлением, а просто было одной из бесчисленных, еще не разгаданных тайн человеческого мозга.

Тем не менее, как только Кейли вернулась домой, она приняла пару таблеток аспирина и устремилась в бальный зал в надежде, что Дерби ждет ее в зеркале, хотя знала, что это было маловероятно.

И действительно, Дерби не было. Она видела в темном стекле только собственное отражение, отражение огромной бабушкиной люстры, старой арфы и голого мраморного пола.

Кейли приготовила себе плотный обед из макарон и салата и съела его, чтобы подкрепиться перед предстоявшим ей нелегким занятием. Она попыталась вздремнуть, но ей это не удалось. Даже из своей комнаты наверху она слышала нежные звуки арфы, когда сквозняк, гулявший по старому дому, шевелил ее струны.

В три часа пятнадцать минут двое рабочих Франсин привезли сундук. Кейли велела занести его в гостиную. По ее же просьбе они поставили скульптуру на каминную полку. Кейли дала рабочим на чай и чуть ли не вытолкала их за дверь.

Наконец она осталась наедине с сундуком, в котором хранились вещи из ее другой жизни, которую она не могла вспомнить. Кейли подняла крышку недекорированного соснового сундука, не слыша работавших в ее доме подрядчиков, которые беспрестанно стучали и пилили в разных частях дома. Сверху лежал альбом для вырезок, из которого Франсин доставала свадебную карточку.

Кейли на время отложила толстый альбом в сторону и приступила к знакомству со своим прошлым или с будущим, или просто с большим заблуждением она пока не могла понять, что это было.

Первыми ей под руку попались платье и фата, аккуратно завернутые в папиросную бумагу и марлю и перевязанные выцветшей голубой лентой. Франсин, видимо, постаралась уложить все, как было, после того как обнаружила эти вещи.

Кейли целовала шелк, от которого пахло временем и немножко лавандовыми духами. Затем она отложила платье в сторону и снова заглянула в сундук. Она нашла там тряпичную куклу с вышитой улыбкой и глазами-пуговицами и прижала ее к груди, пытаясь ухватиться за воспоминания, неуловимые как само время. «Интересно, – подумала Кейли, – у этих людей на свадебной карточке – а это действительно были они с Дерби, хотя это и казалось невозможным – были дети?» Кейли закрыла глаза, ее сердце переполнила тоска, слезы хлынули сквозь сомкнутые ресницы. Может в альбоме были и другие фотографии? Нежно прижав к себе одной рукой куклу, Кейли осторожно открыла альбом. Время обесцветило толстые пергаментные листы, от них исходил тяжелый затхлый запах, но они были бесконечно дороги ей. Кейли пролистала альбом страницу за страницей: засушенные цветы маленький букетик фиалок, театральная программка, билеты в цирк в Сан-Франциско, датированные тысяча восемьсот девяностым годом, фотография красивой, но печальной девочки, удивительно похожей на Франсин. Кейли попробовала угадать, кто это, прежде чем перевернуть карточку и убедиться, что эта девочка не ее дочь, и предположение подтвердилось. «Этта Ли Каванаг, – было написано чьей-то рукой, – 1889 год».

Она отложила эту карточку для Франсин и стала листать дальше. Несколько страниц занимали поэмы, написанные незнакомым почерком, между ними лежало что-то вроде книжных закладок и прядь светлых волос. Кейли с содроганием перевернула очередную страницу и увидела вырезки из газет три статьи о гибели Дерби Элдера. Кейли сковал страх. Она не могла прочесть их, во всяком случае, сейчас, и заложила это место пальцем, чтобы потом вернуться к нему.

На последних страницах Кейли нашла еще несколько дагерротипных снимков. На одном она увидела себя с глазами полными печали, рядом с ней стоял мальчик шести или семи лет. Беззвучно плача, Кейли перевернула карточку и прочла блеклую надпись, сделанную ее собственной рукой: «Гарретт и я, 1893, за пять месяцев до его смерти от скарлатины». Кейли бросила альбом и кинулась в ванную, ее вырвало. Вернувшись, она заставила себя снова открыть альбом. Ей еще предстояло прочесть статьи о гибели Дерби и посмотреть последние страницы. Она должна была узнать все, как бы больно ей не было.

Еще несколько снимков. Вот она опять в свадебном платье, но на этот раз не в белом, а какого-то темного цвета, ее волосы уложены в строгую прическу. Жених, Кейли понятия не имела, кто он – был красивый статный мужчина, изысканно одетый в соответствии с представлениями девятнадцатого века. У него были темные усы, длинные волосы и слегка самодовольная улыбка. На груди жениха блестел серебряный значок. У Кейли на этом снимке был покорный, но совершенно нерадостный вид. На оборотной стороне карточки она не увидела подписи. Еще снимки. На одном из них – дети: двое хорошеньких темноволосых мальчиков и девочка, белокурая, как Кейли. У всех троих торжественно-строгий вид. Они производили впечатление здоровых и умных детей, которых любили и о которых заботились. Кейли долго вглядывалась в детские лица, отчаянно пытаясь вспомнить их, на обороте карточки не было имен.

Кейли просмотрела альбом до конца, снимков больше не было. Она почувствовала облегчение и вместе с тем разочарование, и снова прижала к груди куклу, потом осторожно положила ее на пол, чтобы не повредить в порыве нежности, и достала из сундука маленькую деревянную лошадку на веревочке. Кейли почему-то знала, что эти игрушки принадлежали Гарретту. Затем ей под руку попалась небольшая серебряная коробочка, в которой лежали два локона завернутые в тонкую, пожелтевшую от времени бумагу. Без сомнения, это были локоны Дерби и Гарретта. Глаза Кейли вновь наполнились слезами. Ей было стыдно, что она так скорбела по Дерби и по их сыну, и не испытывала совершенно никаких эмоций, кроме любопытства, по отношению к остальным детям и их отцу, ее второму мужу, как она полагала.

Последним предметом, который Кейли достала из сундука, была Библия в тяжелом кожаном переплете. Открыв книгу, она увидела хронологические записи, сделанные ее собственной рукой. Здесь значилась дата их с Дерби свадьбы, а рядом было подписано, что он умер вскоре после этого события. У Кейли все поплыло перед глазами, она с трудом смогла прочесть следующие строки: рождение Гарретта, его смерть, второе замужество. Теперь она узнала, что вторым ее мужем стал один из Каванагов – Саймон, отец Этты Ли. Последними были указаны даты рождения троих детей, которых она видела на снимке: Уильяма Ангуса, Джошуа и Франсин. Франсин? Кейли назвала свою дочь в честь женщины, которая родилась почти век спустя? Это выходило за рамки понимания.

Кейли сложила все, кроме платья и фаты, обратно в сундук, очень аккуратно, вещь за вещью. Потом поднялась в спальню, легла на раскладушку и уснула, прижав к груди платье.

Когда она проснулась несколько часов спустя, комната была наполнена светом звезд и холодным сиянием луны. Кейли потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где она, и еще какое-то время, чтобы понять, что звук, который она слышала, был робкой переливчатой песней арфы. У Кейли мурашки забегали по спине, сердце готово было разорваться, дыхание участилось, но у нее не было страха, нет, она испытывала только возбуждение.

Кейли не могла объяснить свое поведение, но в последнее время в ее жизни все равно ничто не поддавалось объяснению. Она поднялась с постели, как лунатик, сбросила с себя одежду и надела элегантное шуршащее платье, которое было на ней в день ее свадьбы с Дерби. Ловким движением она забрала наверх волосы, оставив ниспадающие пряди у шеи и у висков, и босиком спустилась вниз, увлекаемая магической музыкой арфы.

Все пространство бального зала было залито сиянием. Кейли с первого взгляда поняла, что арфа бабушки Марты не издавала ни звука, немая стояла она на своем обычном месте с помостом; нежная музыка исходила не от нее, а от того же самого инструмента, но по другую сторону зеркала.

Дерби тоже был там. На нем была хорошая, но не дорогая одежда: темный костюм и простая белая рубашка с узким черным галстуком. Кейли не знала, кто играл на арфе, ведь кроме Дерби в «Голубой подвязке» никого не было.

Возможно из-за того, что она так много узнала в этот день, ей сильнее, чем когда-либо захотелось быть с Дерби. Их разделяла пропасть времени, но в воздухе витало ощущение чуда, и Кейли не испытывала ни разочарования, ни отчаяния. Сейчас ей было достаточно уже того, что она видела его. Она стала медленно кружиться как зачарованная.

Дерби подошел к зеркалу, прислонил к стеклу ладони и, не сводя глаз с Кейли, позвал ее, беззвучно шевеля губами.

В этот момент Кейли поняла, что они будут вместе, хотя и не знала, как это произойдет, но она видела вещи, которые были доказательством этого. Какое горе не пришлось бы ей пережить – гибель Дерби, потерю сына, и последовавший за этим брак без любви с Саймоном Каванагом она жаждала оказаться рядом с Дерби. Пусть их счастью не суждено быть долгим, она чувствовала, что это счастье будет таким великим, каким Господь редко наделяет людей, и ради которого стоит жить. Каждое мгновение такого счастья бесценный дар судьбы.

Музыка умолкла. Они стояли лицом к лицу, как бывало раньше. Их взгляды слились, руки соприкоснулись.

Странный жужжащий звук достиг ушей Кейли. Она ощутила слабость в ногах, ей показалось, что она вот-вот лишится чувств или умрет. Перед глазами замелькали звезды, и видение исчезло. Ее сердце словно остановилось. Кейли почувствовала, что падает, и сознание покинуло ее.

Когда она очнулась, Дерби нес ее на руках по темному узкому коридору. Сначала Кейли, конечно, подумала, что это сон. Потом до ее сознания медленно дошло, что она действительно оказалась по другую сторону зеркала, и Дерби был реальным человеком из плоти и крови.

– Что произошло?– прошептала она.– Как...

Дерби принес ее в маленькую комнату и положил на залитую лунным светом постель. Его белые зубы сверкали в торжествующей улыбке.

– Будь я проклят, если я знаю, как это произошло, и клянусь Богом, мне не хочется искать объяснений. Ты упала в обморок, Кейли. В это мгновение стекло будто превратилось в воду. Ты упала прямо в мои объятия.

Его голос был именно таким, каким Кейли его себе и представляла. Она смотрела на него и не могла поверить, что они, наконец, вместе, что это действительно не сон.

Дерби сел около постели, на которой лежала Кейли, благоговейно коснулся ее руки, погладил волосы, лоб, провел рукой по щекам. Лунный свет играл в ее золотистых волосах.

– Ты настоящая, – произнес Дерби. – Я боялся, что ты существуешь лишь в моем воображении. Господи, может мне все это кажется?

Его прикосновения были легкими, но очень волнующими. От кончиков его пальцев исходил огонь, воспламенявший кровь Кейли. Она полюбила его еще, будучи семилетней девочкой, ее влекло к нему с тех пор, как она только созрела для влечения. И теперь она лежала в его постели, а он ласкал ее, и время бежало слишком быстро. С каждым ударом сердца, с каждым вздохом, Дерби становился все ближе к смерти.

Кейли обхватила его лицо ладонями.

– Поцелуй меня, – сказала она, в ее голосе была и страсть, и нежность.

Он улыбнулся, склонил голову и ощутил вкус ее губ, словно попробовал божественное вино, запретное и несказанно сладкое. Все существо Кейли затрепетало, когда он коснулся ее губ кончиком языка, так легко, что она застонала, желая более тесного соприкосновения. Дерби игриво покусывал ее нижнюю губу и, наконец – наконец– плотно прильнув своими губами к ее губам, глубоко проник в ее рот языком. Они слились в пьянящем поцелуе, рука Дерби легла на правую грудь Кейли, сосок напрягся под тонкой тканью, стремясь навстречу дразнящей ладони.

Кейли с наслаждением сейчас же отдалась бы ему, но Дерби отпрянул, переводя дух. Его рука соскользнула с ее груди и замерла на талии. Он засмеялся:

– Ты и, правда, настоящая.

– Давай займемся любовью, – с жаром произнесла Кейли.

С Джулианом она искала бы отговорки, чтобы избежать близости, а с этим мужчиной стыдливость претила ей. Страсть завладела всем ее существом – и душой, и телом. Кейли почувствовала странное стеснение в груди, она словно не могла дышать, пока Дерби не даст выхода ее страсти.

– Если бы я не знал тебя лучше, я мог бы подумать, что ты не леди, – дразня ее, засмеялся Дерби.

Кейли вспомнила газетные статьи, рассказывавшие о его смерти, и подумала, не сможет ли она изменить ход событий. Возможно, если они уедут из Редемпшна, то печальная участь минует Дерби и их сына.

– Но ведь мы давно знакомы, – ответила Кейли, неумело развязывая его галстук.

Дерби застонал.

– Кейли, – произнес он.

В его голосе было предостережение, но не осуждение.

Она отбросила галстук в сторону и сняла с него пиджак.

– Ты хочешь меня или нет? – Теперь она дразнила его.

Ей хотелось плакать оттого, что жизнь такая прекрасная, такая волшебная, но такая короткая.

– Черт возьми, Кейли, ты знаешь, что хочу, – ответил Дерби, сгорая от нетерпения.

Она перестала раздевать его и начала расстегивать пуговицы на своем корсаже. Под платьем на ней все еще был бюстгальтер, который она надела в двадцатом веке.

– Это неправильно. Мы не должны этого делать, – протестовал Дерби, но его глаза были прикованы к пальцам Кейли, и, когда она, расстегнула бюстгальтер и ее груди вырвались на свободу, его дыхание участилось. – Кейли, ведь мы не женаты.

Но при этом в его голосе не было непоколебимости.

Кейли обхватила руками его голову и притянула к жаждущему соску.

– Ты делаешь мне предложение?!

– Да, – ответил Дерби без долгих колебаний.

И алчно набросился на нее.

 

ГЛАВА 5

Удовольствие, которое доставляли Кейли его язык и губы, было таким острым и всепоглощающим, что она выгнулась дугой на узкой постели, задыхаясь от изнеможения, ее глаза были широко раскрыты в радостном изумлении.

Дерби снял с нее бюстгальтер и тонкий корсаж свадебного платья, на котором время оставило свой отпечаток, медленно провел ладонью по животу. Мозоли на его руках только добавляли чувственность его ласкам. Кейли запустила пальцы в густые волосы Дерби, еще сильнее прижала голову возлюбленного к своей груди и почувствовала легкое покалывание щетины.

Но Дерби оторвал губы от ее соска и заглянул ей в глаза.

– Тебе не кажется, Кейли, что нам нужно обсудить некоторые вещи, прежде чем мы сделаем то, о чем можем потом пожалеть?

Кейли покраснела от смущения и негодования. Что он о ней думает? Даже при тусклом свете Дерби заметил, как изменилось выражение ее лица.

– Я обидел тебя, дорогая? – спросил он обеспокоенно.

Кейли закусила губу, сдерживая яростное и какое-то девическое желание схватить корсаж и прикрыть обнаженную грудь. Огонь страсти, пылавший в ней, рвался наружу, но она была слишком горда.

– Действительно, – прошептала она, – ты прав.

Он поцеловал ее в губы, горячо и нежно, еще и еще, пока они не запылали той же неистовой страстью, что и ее соски.

– Мы плохо знаем, друг друга, – настаивал Дерби. – Мы родились по разные стороны зеркала. Я думаю, мы должны сначала поговорить обо всем.

Неловкими движениями она надела бюстгальтер, застегнула пуговицы на платье и села на постели.

– Мы не чужие, – возразила Кейли, и, хотя она старалась сохранять самообладание, ее голос дрожал от жгучего негодования. – Я знаю тебя с семи лет, Дерби Элдер.

Дерби вытянулся на постели рядом с ней, почти не оставив ей места. Она была зажата между его телом и стеной, и то и другое казалось одинаково жестким. Дерби положил ногу на ногу, не сняв сапог и, видимо, не волнуясь о том, что может испачкать покрывало, и взял ее ладонь в свои руки.

– Не думай, что я не хочу тебя, – сказал он. – Бог свидетель, я хочу. Я испытываю к тебе самые нежные чувства, а это для меня многое значит.

Его слова были признанием в любви? Кейли боялась спросить. Она положила голову ему на плечо. Ее радовало уже то, что она была здесь, рядом с любимым, обалдевшая от счастья, от того, что прошла сквозь время, и немного огорченная тем, что сразу же оплошала. Она отгоняла от себя мысли о предстоявших трагедиях и думала только о счастье.

Некоторое время никто из них не произносил ни слова. Кейли измеряла время ударами его сердца.

– Что с нами происходит? – наконец нарушил тишину Дерби. – Все эти годы, когда я видел тебя в зеркале, хоть и не мог слышать твоего голоса, мне казалось, что я знаю твои мысли.

Он улыбнулся.

– И не только когда ты писала мне, – продолжил он. – Ты знаешь о том, что ты всегда покусываешь верхнюю губу, когда пишешь слова задом наперед?

Кейли освободила руку из его ладоней и задумчиво улыбнулась.

– Мне нужно было сосредоточиваться, – сказала она. – А что касается того, что с нами происходит, то я понимаю в этом не больше твоего.

Но я видела твою могилу. Я знаю, что мы поженимся, и я рожу тебе сына, и он умрет от скарлатины.

– Расскажи мне о своем мире, – попросил Дерби.

Кейли задумалась. Она хотела представить ему точную картину будущего, но не знала, с чего начать, как объективно показать хорошее и плохое конца двадцатого века.

– Люди добились больших успехов в медицине, – сказала она, наконец.

Ее голос звучал неуверенно, потому что она сразу подумала о еще не родившемся сыне. Кейли закрыла глаза, чтобы прогнать навернувшиеся слезы. Если бы он мог родиться в будущем!

– Детям делают прививки от многих болезней, которые сейчас неизлечимы, – добавила она, собравшись с силами.

– Южане опять поднялись и сломили Конфедерацию?

Кейли покачала головой.

– Нет. Соединенные штаты – единое государство от восточного побережья до западного, и Гаваи, и Аляска тоже являются его территорией.

Казалось странным вести такой разговор, когда всего лишь несколько минут назад они почти уже занимались любовью. В душе Кейли все еще клокотало неудовлетворенное желание.

– Мы участвовали в войнах, – рассказывала она, – две из них были действительно колоссальные, они всколыхнули весь мир, и несколько довольно непопулярных.

– Мне кажется, – резонно заметил Дерби, прижимая к груди ее руку, – все войны должны быть непопулярны.

– Да, – согласилась с ним Кейли, – но некоторые люди не могут без них. В основном политики.

– Я надеялся, они изменятся.

– Нисколько, – удрученно вздохнула Кейли. – Они стали еще хуже, чем когда-либо.

– А были какие-нибудь интересные изобретения? – не унимался Дерби.

– Ты не поверишь. Изобрели машины, которые умеют думать, – ответила Кейли, хотя ее не привлекала перспектива разговаривать на эту тему. – Автомобили. Ну, это такие кареты, которые ездят без лошадей и могут преодолевать более сотни миль в час. А еще – космические корабли, их называют «челноки», они летают вроде аэропланов, но по орбите Земли, и приземляются...

– Аэропланы? Ты имеешь в виду летающие машины?

– Люди путешествуют по всему миру за считанные часы, – сказала она, кивнув, наслаждаясь удивлением, которое читала в глазах Дерби.

– Ты ездила на такой машине?! – опешил он.

Кейли тронуло неподдельное изумление в его голосе.

– Много раз, – ответила она.

– На что это похожее?

Кейли безумно хотела показать ему все это, взять его с собой в будущее, где он был бы в безопасности. Но было ли ее время действительно более безопасным, чем 1887 год? Она подумала о международном терроризме, о преступности, еще более изощренной, чем в девятнадцатом веке, о новых болезнях, о загрязнении воздуха, о подоходных налогах и о непрочности семейных союзов.

– На что похожи полеты? – переспросила она, не сразу вспомнив его вопрос. – По правде говоря, мне всегда немного страшно подниматься в воздух и приземляться. Сиденья довольно удобные, во время полета можно смотреть кино.

– Кино?

Кейли начала уставать от вопросов.

– Кино, ну, это как фотографии, последовательно движущиеся друг за другом, и получается похоже на настоящую жизнь. Цветную, и все прочее, – попыталась объяснить она.

Дерби молчал, очевидно, переваривая информацию.

– Это слишком сложно для меня, – сказал он после продолжительной паузы.

– Если на другом конце земли случается какая-то катастрофа, например землетрясение или наводнение, ты узнаешь об этом в течение нескольких минут. Ты даже видишь это. И вообще есть много всего интересного.

Дерби встал, достал из ящика рубашку без ворота и протянул Кейли.

– Надень это и поспи. Утром подумаем, что нам делать.

– Что делать? – зевая, повторила Кейли. Дерби засмеялся.

– Нам нужно будет придумать объяснение, – сказал он, ставя Кейли на ноги, чтобы раздеть ее, как ребенка.

Затем он натянул на нее рубашку и откинул одеяло.

– Люди будут спрашивать, откуда ты. Пойдут разговоры. Здесь о каждом приезжем узнают еще до того, как он въезжает в город. Всех, конечно, будет интересовать, когда ты приехала, зачем и как одета.

Кейли нахмурила брови, посмотрев на свадебное платье, которое она достала из сундука Франсин. Оно висело сейчас на спинке стула, на него падал холодный лунный свет. Вид этого платья пробуждал в ней какое-то неосознанное беспокойство, хотя она не могла понять, почему.

– М-м-м, – пробормотала она в полусне. – Скажем, что ты нашел меня блуждающей в пустыне...

Дерби разделся и снова лег рядом с ней.

– Не покидай меня, – успела сказать Кейли, прежде чем погрузилась в глубокий сон.

Проснувшись утром, она не решалась открыть глаза. Она боялась, что все это было лишь сном, боялась обнаружить, что лежит на раскладушке в бабушкином доме, а Дерби так же далеко, как и всегда.

Аромат крепкого кофе пощекотал ей ноздри.

– Просыпайся, – сказал Дерби с шутливой укоризной, – ты полдня проспала.

Кейли открыла глаза и взглянула на него. Он был в брюках, в сапогах, в нижней сорочке с длинными рукавами и пуговицами спереди и в подтяжках. Блестящие волосы ниспадали ему на плечи, в руке он держал кружку с горячим кофе и улыбался одним уголком губ.

Кейли почувствовала облегчение, ее сердце переполнилось радостью, как река в половодье. Все было реальным – он действительно был рядом с ней. У Кейли вдруг сдавило горло, она проглотила подступивший ком, пытаясь овладеть собой. Ее руки чуть заметно дрожали, когда она взяла кружку, с трудом выговорив «спасибо».

Дерби обнял ее и поцеловал в лоб.

– Ты не можешь здесь оставаться, – сказал он.

– Звучит не очень весело, – ответила Кейли, отхлебнув кофе.

Это был действительно настоящий, крепкий кофе, совсем не похожий на ту красиво упакованную ерунду, которая она покупала в супермаркете. Боже, здесь, вероятно, было достаточно кофеина, чтобы, выпив кружку, не заснуть в течение месяца.

– Так нельзя, – настаивал Дерби.– Ты провела ночь в моей комнате. Я не хочу, чтобы люди считали, что ты девушка легкого поведения и твоя честь запятнана.

– Не говори так, – возразила Кейли после следующего глотка крепкого напитка.– Тем более что уже слишком поздно моя честь запятнана.

Дерби сощурил глаза.

– Там, откуда я пришла, – стала объяснять Кейли, – секс вне брака совершенно нормальное явление. Если ты думаешь, что я девственница, то тебя ожидает неприятный сюрприз.

Угрюмый взгляд Дерби сменился насмешливым, даже скорее похотливым.

– Вам следовало поставить меня об этом в известность прошлой ночью, мисс Бэрроу. Это было бы очень кстати.

Кейли почувствовала легкое головокружение, но не от понимания того, что она прошла сквозь зеркало и попала в другое время, отнюдь. Страстное желание, которое она испытывала прошлой ночью, еще не остыло, оно давало себя знать в томящей тяжести груди, в странной гиперчувствительности ее плоти, в чуть ощутимой тянущей боли внизу живота. Кейли почувствовала, как краска прилила к ее щекам.

– Я думала, девственность имеет значение для мужчин твоего времени. – В ее голосе звучало плохо скрываемое волнение.

Дерби хрипло засмеялся.

– Я полагаю, при определенных обстоятельствах имеет, – ответил он. – Но я не считал бы себя джентльменом, если бы лишил тебя девственности, не убедившись в том, что ты не желаешь сохранить себя для мужа.

«Я никогда не желала себе в мужья никого, кроме тебя», – подумала Кейли, но, конечно, не осмелилась произнести этого вслух, так же как не нашла в себе силы рассказать Дерби все, что ожидало их впереди, хотя и знала, что рано или поздно придет время, когда у нее не будет больше выбора. Но ее все же не покидала надежда изменить будущее. Как говорит старая пословица, кто предупрежден, тот вооружен. Возможно, она смогла бы предпринять что-то, что изменит ход событий.

– Ты хочешь сказать, что занялся бы со мной любовью прошлой ночью, если бы знал, что я не... что я?..

Кейли понимала, что говорит сбивчиво, она не находила нужных слов, но не могла остановиться. Дерби прервал поток ее бессвязной речи, приложив палец к ее губам.

В ней снова, подобно взрыву, возникло желание и буквально пронзило все ее существо.

– Я хочу сказать, – ответил он хриплым голосом, – что мог бы овладеть тобой как жеребец молодой кобылицей. Твой неистовый крик был бы слышен до самого океана.

Дерзость его заявления, не лишенного истины, рассердила Кейли, и ее бросило в жар.

– Вам не занимать наглости, мистер Элдер, – вспылила она. – Если бы я верила в эффективность применения силы, я дала бы вам пощечину и получила от этого огромное удовольствие!

Дерби тихо засмеялся, нежно взял ее за запястья и притянул к груди.

– Веди себя хорошо, – предупредил он. – А то я овладею тобой прямо здесь и сейчас, и через минуту об этом будет знать весь город.

Кейли из последних сил пыталась побороть в себе желание, но поддразнивание Дерби, его заносчивые слова только подливали масло в огонь. Ее сердце бешено колотилось, и когда она подняла глаза и посмотрела в суровое красивое лицо Дерби, то поняла, что он чувствует его учащенное биение. Все, что Кейли испытывала в этот момент, можно было прочесть по ее лицу: всю свою сознательную жизнь она ждала только этого человека и не могла предположить, что когда-нибудь действительно окажется в его объятиях. Она представляла это только в самых интимных своих фантазиях. И теперь они были вместе, но только она знала, какой малый срок отведен их счастью.

– Тогда возьми меня, – решительно заявила она. – И плевать, если кто-то услышит. Пусть все думают, что хотят.

У Кейли и в мыслях не было издеваться над Дерби, в пылу страсти это просто не пришло ей в голову, но что-то в ее словах вырвало тихий стон из его груди и побудило припасть к ее губам, жадно захватить их и насладиться победой. Все еще держа Кейли за запястья, он сжал их у нее за спиной и глубже проник языком в ее рот, пока Кейли не выгнулась, полностью отдавшись наслаждению. В этот момент перестало существовать и прошлое, и настоящее, и будущее, были только она и Дерби и все возрастающее желание, захлестнувшее их.

Кейли казалось, что она умрет, если Дерби не овладеет ею сейчас же и навсегда. Страсть, как лихорадка, с неуемной силой пронизывала каждый нерв, каждую клеточку ее тела.

Не отрывая своих губ от губ Кейли, Дерби начал расстегивать ее рубашку. Она не смогла сдержать стон желания, ощутив на своей груди его пальцы, нежно, но настойчиво теребящие напрягшиеся соски и наслаждающиеся упругостью ее плоти. Тело Кейли изогнулось дугой, но Дерби отпрянул с улыбкой, перевел дыхание и потянулся за деревянным стулом, на котором лежало поблекшее от времени свадебное платье. Не церемонясь, он бросил платье на постель.

– Пожалуй, не стоит ложиться, – сказал он, и глаза его светились при этом улыбкой.– Я не хочу, чтобы весь город услышал скрип пружин. Мне и так предстоит тяжелая задача – не дать тебе закричать.

Кейли знала, что эти слова приведут ее в ярость, но позже, когда у нее будет время и будут силы подумать над ними, а сейчас она не могла думать ни о чем, кроме того блаженства, которое ей суждено было испытать впервые с тех пор, как она стала женщиной.

– Боже мой, Дерби, я хочу тебя больше всего на свете. Я не могла бы хотеть тебя сильнее, даже если бы была утопающей, а ты единственной спасительной соломинкой, – с жаром прошептала она, пренебрегая своей гордостью.

– Я испытываю то же самое, – нежно ответил Дерби.

Он снял с Кейли рубашку и стал медленно раздеваться сам. Сначала снял подтяжки, потом скинул сапоги, вытянул рубашку из-под пояса брюк... Кейли очарованно следила за каждым его движением.

Наконец, когда Дерби полностью обнажился, как Адам в райском саду, он сел на стул и притянул к себе Кейли, усадив ее верхом на свои колени. Легкими возбуждающими движениями он поглаживал ее спину, наслаждаясь видом прекрасной груди.

– Все эти годы, – сказал он грубоватым голосом, – я боялся, что ты всего лишь плод моего воображения.

Кейли замерла от удовольствия, когда он наклонил голову и легонько коснулся кончиком языка ее податливого соска, дразня и возбуждая его.

– Ты знаешь, а ты прав, – прошептала она, имея в виду вовсе не воображение Дерби. – Я буду кричать как сумасшедшая. Я ничего не смогу с собой поделать.

Со всех сторон из-за стен маленькой комнаты до них доносились голоса и шаги людей, бренчание сковород и котелков из соседней кухни, крик мужчин, с улицы долетал цокот копыт.

– Я сделаю все, что смогу, чтобы не подмочить твою репутацию, – пообещал Дерби и полностью захватил ртом ее набухший сосок.

Кейли закусила нижнюю губу, чтобы сдержать восторженный крик, и выгнула спину, чтобы ее грудь стала еще более доступной. Дерби, едва касаясь, водил трепетными пальцами вверх и вниз по ее позвоночнику, почти доводя ее до экстаза. Кейли откинула назад голову. Она почувствовала плоть Дерби, зажатую между их животами, твердую и могучую, изнемогающую от инстинктивной потребности оказаться внутри ее лона. Дерби прильнул губами к другой ее груди и стал смаковать как самую вкусную конфету, которая может скоро растаять.

Кейли обхватила руками голову Дерби, ее бедра призывно дрогнули на его коленях. Дерби был прав, подумала она, сравнивая ее с молодой кобылицей. Это была ее последняя мысль, ибо тело взяло верх над сознанием, отметая любые предрассудки. Их соединение было чем-то большим, нежели просто соитием; оно было похоже на первобытную церемонию спаривания. Ими руководила какая-то будоражащая стихийная сила, до сих пор неведомая Кейли. Но это нельзя было назвать и занятием любовью. Это понятие не вместило бы в себя всего того, что происходило в маленькой комнате. Этот акт был скорее космическим, нежели физическим, и грозил поглотить их обоих.

Кейли уткнулась лицом в шею Дерби, едва сдерживая отчаянное рыдание и смутно осознавая, что все ее тело с головы до ног покрылось испариной. Пряди волос прилипли к влажным щекам. Пытаясь унять ее пыл, Дерби нашептывал ей ласковые слова, которые только сильнее разжигали пламя страсти, охватившее Кейли.

Наконец он снова прильнул к ее губам и, не отпуская их, направил свой упругий член в страждущие глубины ее естества.

У Кейли все поплыло перед глазами, когда разгоряченная плоть Дерби медленно, но уверенно пронзила ее. Она чуть не лишилась чувств – таким неистовым было блаженство слияния с любимым. Она не смогла сдержать сладостный крик, который заглушил стон Дерби.

Поддерживая Кейли за скользкие бедра и продолжая целовать, он неторопливо, в размеренном темпе приподнимал и опускал ее, каждым движением переполняя восторгом все трепещущее существо Кейли. Она начала двигаться быстрее, но Дерби сдержал ее, сохраняя равномерный, медленный ритм. Достигнув первой вершины экстаза, Кейли запрокинула голову, непроизвольный стон вырвался откуда-то из глубины ее плоти. Дерби вовремя поднял руку и закрыл ей рот ладонью. Тело Кейли судорожно затрепетало, сильные спазмы сотрясали его один за другим. Дерби тоже начал терять контроль над собой. Он проникал в нее снова и снова, подавляя поцелуями крики упоения и восторга, которые рвались из ее горла.

Заключительной вершины экстаза они достигли одновременно. Спуск с нее был долгим и сладостным. Они прильнули друг к другу, Кейли опустила голову на плечо возлюбленного и замерла, вскрикнув, когда очередной оргазм, несколько меньшей силы, неожиданно охватил ее. Одной рукой поддерживая Кейли за спину, Дерби нащупал пальцем другой руки крошечный бугорок нежной плоти и стал ласкать его. И вдруг Кейли, которая всю жизнь отличалась завидным здоровьем, потеряла сознание. Дерби поцеловал ее в шею, в грудь, но уже не со страстью, а с благоговением. Затем он медленно приподнял ее, положил на узкую постель и укрыл старым стеганым одеялом.

До затуманенного сознания Кейли едва доносились какие-то звуки: грохот повозок и цокот лошадиных копыт, удары молотом по наковальне где-то в кузнице. Она находилась в состоянии полусна. Дерби собрал разбросанную по полу одежду. Последнее, что Кейли услышала, прежде чем забыться крепким сном – скрип закрывающейся двери.

Еще до того как открыть глаза, Кейли поняла, что что-то не так, что-то неладно; свинцовая тяжесть повисла в воздухе и со страшной силой давила на нее.

Она не хотела, чтобы к ней возвращалось сознание, не хотела, чтобы ее ужасная догадка подтвердилась – она была одна.

Слезы просочились сквозь ресницы и горячими струйками побежали к вискам.

– Дерби, – прошептала она, хотя знала наверняка, что не получит ответа, даже если во весь голос произнесет его имя.

Кейли понадобилось много времени, чтобы собраться с духом и открыть глаза. Она лежала одна на раскладушке в доме ее бабушки, нагая, полуприкрытая одеялом. Нигде не было видно ее свадебного платья.

Она услышала гудок автомобиля на улице и медленно села в недоумении. Ее тело еще было охвачено любовной истомой. Были и другие доказательства того, что она занималась любовью с Дерби: соски стали очень чувствительными, а на бедрах она ощущала его сперму.

Издав мучительный стон, Кейли повернулась к зеркалу в надежде увидеть в нем Дерби, и в то же время, надеясь, что его там не будет, но увидела лишь собственное отражение.

Она каким-то образом опять проскользнула через завесу времени, которая была не толще серебряного покрытия стекла, и в то же время была шириною в век. Теперь они снова были разлучены.

Кейли закрыла лицо руками. Каким законам все это подчинялось? – думала она, плача в тишине. Льюис Кэрролл забыл упомянуть о них в своих историях о путешествиях Алисы.

Когда к Кейли вернулось самообладание, она встала, завернулась в одеяло как в сари, и поднялась на второй этаж. Стоя под горячим душем, она думала об их с Дерби обреченном ребенке. Возможно, бедный маленький Гарретт уже был в ее чреве.

Кейли прислонилась лбом к кафельной стенке душевой кабины и закрыла глаза, ее снова охватила паника. Если она на самом деле беременна, успокаивала себя Кейли, то у двадцатого века были преимущества в этом плане. Если бы Гарретт родился здесь, в это время, то ему привили бы иммунитет против болезни, от которой ему суждено было погибнуть.

«Я должна быть сильной, – сказала себе Кейли. – Я должна подумать». Но, несмотря на данную установку, она почувствовала, что силы покидают ее, колени подкосились, ладони соскользнули вниз по стене.

Когда Кейли очнулась, она обнаружила, что лежит на полу, а вода бьет ее по плечам. Джулиан сказал бы, что у нее психическое расстройство, что Дерби лишь плод ее больного воображения, но она-то знала, что это не так. Был еще один человек, который знал это – Франсин Стефенс.

Немного придя в себя, Кейли встала, закрыла кран, вытерлась и машинально направилась в свою комнату. Она достала из чемодана бюстгальтер, трусики, джинсы и майку и, едва успев одеться, бросилась в туалет. Ее вырвало. Ополоснув лицо холодной водой, почистив зубы и расчесав мокрые волосы, Кейли, дрожащая от слабости, но полная отчаянной решимости, спустилась вниз, взяла сумочку с ключами и вышла из дома. Сев в машину, она надела солнцезащитные очки и поехала в сторону Трипл Кей. Франсин ждала ее на крыльце, будто чувствовала, что Кейли должна приехать. Как и в ее прошлый приезд, дом был полон рабочих, которые впрочем не обращали на гостью никакого внимания.

– Что-то случилось, – догадалась Франсин.

Она спустилась по ступенькам и подхватила подругу под руку.

– Бог мой, Кейли, ты такая бледная!

– Я видела Дерби, – пробормотала Кейли. – Я была с ним.

Франсин проводила ее в кабинет. Она, видимо, работала здесь – большой итальянский стол был завален бумагами и ручками, в бокале с чаем еще не растаял лед. Франсин закрыла за собой дверь.

– Садись, – сказала она нежным голосом. Кейли застыла посреди комнаты. Обратив внимание на стол, она поняла, что оторвала Франсин от работы.

– Я должна была позвонить, – начала оправдываться Кейли. – Ей стало неловко, и она попятилась к дверям.

– Кейли, – мягко, но настойчиво остановила ее Франсин.

Кейли в изнеможении рухнула в кресло и сняла очки, наконец, вспомнив про них.

– Ты действительно выглядишь как покойник, – сказала Франсин.

Она подошла к маленькому столику и что-то налила в бокалы, вероятно спиртное. Кейли со своего кресла не могла рассмотреть, что именно, да и ей это было безразлично. Она сейчас не отказалась бы и от глотка антифриза.

– Спасибо, – поблагодарила Кейли, изобразив на лице некое подобие улыбки.

У нее так тряслись руки, что бокал с ликером прыгал как живой; судя по запаху, это был Анисетт.

– За напиток или за замечание по поводу твоего вида? – спросила Франсин, садясь за стол.

– За напиток, – уточнила Кейли, – как я выгляжу, я и сама знаю.

– Ты сказала, что была с Дерби. – Кейли сделала глоток ликера.

– Да, – не сразу ответила она. – И это правда. Я была с ним. Я не хотела возвращаться.

– Я должна была догадаться, – сказала Франсин. – Продолжай. Расскажи мне об этом. Или хотя бы о том, чем можешь со мной поделиться.

Кейли опять захотелось плакать, ей понадобилось не меньше минуты, чтобы взять себя в руки.

– После того, как мы с тобой попрощались, – начала она, собравшись с силами, – я поехала домой. То, что лежало в сундуке, оказалось очень важным для меня – я многое узнала, хотя, наверное, лучше было бы не знать мне этого.

Кейли вкратце рассказала подруге все, что узнала о судьбе Дерби и их еще не родившегося сына.

– Я не знаю, зачем я надела свадебное платье, – продолжила она после паузы, – может быть, я хотела почувствовать себя ближе к Дерби, или, может быть, просто хотела посмотреть, как оно сидит на мне, но в этом платье я вошла в бальный зал и увидела в зеркале Дерби...

Она опять замолчала, не в состоянии продолжать, потом заговорила снова:

– Я шагнула сквозь зеркало. Он описывал это лучше, он сказал, что зеркало словно превратилось в воду. Я провела ночь в объятиях Дерби, а когда мы проснулись, мы... мы занялись любовью. Я была совершенно без сил после этого и последнее, что я помню – он положил меня в постель и вышел из комнаты.

– А потом? – нетерпеливо спросила Франсин, когда Кейли опять надолго замолчала.

По щекам Кейли потекли слезы. Теперь, когда она лучше узнала Дерби, не только в сексуальном плане, но и в обычной, повседневной жизни, будущее казалось таким мрачным, что она не была уверена в том, что сможет жить без любимого.

– Я уснула. А когда проснулась, то поняла, что вернулась в двадцатый век. Мне кажется, все каким-то образом связано с этим проклятым платьем, – закончила она свой рассказ.

– Почему ты так думаешь? – Франсин вопросительно подняла бровь.

Кейли всхлипнула.

– Просто мне так кажется, – призналась она. – Я не могу это объяснить, как не могу объяснить и все остальное. Люди не видят в зеркале других людей из других времен. Они не влюбляются в видения и не перемещаются из одного века в другой.

– Я не уверена, что ты права, – тихо возразила Франсин.

Кейли схватилась руками за голову, не беспокоясь о том, что как она выглядела при этом.

– Я не могу постичь этого. Я имею в виду того, что ты мне веришь.

Франсин улыбнулась:

– Мы друзья, или, по крайней мере, мне бы хотелось так думать. К тому же ты не похожа на истеричку.

– Я хочу вернуться к Дерби, – тихо произнесла Кейли, и в ее словах слышалась безысходность, несмотря на все попытки сохранять самообладание. – Франсин, по-моему, я беременна.

Слова, казалось, громким эхом разнеслись по комнате, хотя и были произнесены вполголоса.

– Ты полагаешь? Было бы намного лучше родить здесь, в наше время, и для тебя и для ребенка, не зависимо от того, сможешь ты вернуться к Дерби или нет.

Кейли отставила в сторону бокал с недопитым ликером и сдавила пальцами виски.

– Я должна вернуться, Франсин, во что бы то ни стало, – прошептала она. – Может, я сумела бы предотвратить гибель Дерби.

Опять наступила тишина.

– А может быть, и нет, – тихо сказала в ответ Франсин.

 

ГЛАВА 6

Она исчезла.

Осознание этого было как удар копытом в живот. Несколько мучительных секунд Дерби как вкопанный стоял в дверях своей комнаты в «Голубой подвязке» и не мог поверить глазам: Кейли исчезла. Только ее платье все еще лежало на кровати.

Возможно, подумал он в отчаянии, ей надоело ждать, когда он вернется, и она вышла ненадолго осмотреться вокруг. Но инстинктивно он понимал, что это не так. Кейли не могла выйти из комнаты совершенно голая и, кроме того, если все, что она говорила, было, правдой, а у него не было оснований сомневаться в этом, то его мир был совершенно чужим для нее. Хотя Кейли явно была не робкого десятка, она навряд ли рискнула бы выйти одна, пока не познакомилась бы поближе со многими вещами.

Дерби бросил пакет на неубранную постель, на которой меньше часа назад еще лежала Кейли. В пакете были одежда, обувь, какое-то нижнее белье – все, что он купил для нее, выдержав удивленный взгляд, которым окинула его хозяйка магазина. Платья, юбки, сорочки – кому теперь все это нужно? И уже не имело значения, правильно ли он угадал размер.

Дерби плотно закрыл за собой дверь, так же как в последнее время накрепко было закрыто его сердце – для насмешек школьных приятелей, для Ангуса Каванага, который хотел, чтобы он стал ему таким же родным сыном, как Уилл и Саймон, для тех, кто называл его разбойником. Когда умерла Хармони, он запер его еще крепче, чтобы не впустить это страшное горе. Но последняя потеря была чудовищнее всего предыдущего. До сих пор Дерби даже не осмеливался верить, что Кейли действительно была реальной. Теперь он не сомневался в этом. Он занимался с ней любовью и все еще ощущал жар ее тела. Никакой бесплотный образ, рожденный его фантазией, не мог оставить такой глубокий след в его душе, только женщина из плоти и крови обладала такой силой.

Дерби резко повернулся к двери, рванул за ручку и выбежал в коридор, выкрикивая имя Кейли. Поняв безнадежность попытки найти ее, он прислонился лбом к деревянной панели и закрыл глаза, не давая волю слезам, которые сумел сдержать даже на могиле матери. Ему нужно было собраться с мыслями, подумать и решить, что делать, как, черт возьми, он будет жить без Кейли.

Дерби не ожидал, что ему будет так тяжело без нее, он понял, что любит Кейли. Наверное, он любил ее с того самого дня, когда впервые увидел. Она была тогда маленькой девочкой. Она сидела на скамейке, обхватив обеими руками куклу и болтала ногами, не достававшими до пола. Заметив его, Кейли удивилась, но не испугалась – это было ясно по выражению ее лица и по тому, что она не убежала. Что касается его самого, то он был так потрясен, что разучился дышать и едва не умер, а когда смог, наконец, вздохнуть, то чуть не закричал от страха, который возрос с осознанием того, что кроме него никто больше не видел эту девочку.

Дерби потребовалось немало усилий, чтобы прийти в себя. Он аккуратно сложил свадебное платье, его движения были размеренными и неторопливыми, будто он выполнял какой-то священный ритуал. Он положил обручальное кольцо, переданное ему Ангусом, под кружевной корсаж платья и убрал его в шкаф.

После этого Дерби, расправив плечи, вышел из комнаты. Первым человеком, которого он встретил в салуне, оказалась Орэли, которая опять была в желтом платье, ее любимом. Она хитро усмехнулась, увидев его.

– Ты спал сегодня не один, – сказала она, крадущейся походкой приблизившись к Дерби. – Все знают, что в твоей комнате этой ночью была женщина. Но мы теряемся в догадках, кто же это.

Дерби тупо уставился в зеркало, не замечая своего отражения. Как он и предполагал, Кейли в нем не было. Его последние надежды таяли на глазах.

– Она не из вашей братии, – ответил он, с трудом выдавив из себя улыбку, и похлопал проститутку по щеке. – Скажи всем, что это была ты, милая, – добавил он заговорщицки.

Орэли расхохоталась, хлопая себя по бедрам.

– Теперь я утру нос Магги. Она ужасно зазнаётся, потому что считается любимицей Саймона Каванага – он даже привез ей гребешок из Денвера.

«Каков отец, таков и сын», – подумал Дерби. Для Ангуса Хармони была такой же игрушкой, как теперь Магги для Саймона. Когда он увидит своего сводного брата, он напомнит ему, что женщины в «Голубой подвязке» тоже люди, а не предметы для его пользования и не стоит шутить с их чувствами.

Дерби хотелось уйти от страшной мысли о том, что он потерял Кейли, едва обретя ее. Эта мысль стала нестерпимой, она убивала его, ему нужно было чем-то отвлечь себя – вскочить на коня и нестись во весь опор, неистово взяться за самую тяжелую работу или наброситься на кого-нибудь с кулаками, но оставаться на одном месте Дерби больше не мог.

Он нежно отстранил от себя улыбающуюся Орэли, поцеловав ее в лоб для вида. Она поняла, что этот жест предназначался для глазевших на них любопытных наблюдателей, и подыграла Дерби, погладив его по щеке.

– Спасибо, Дерби, – сказала она озорно и, шурша линялыми желтыми юбками, с важным видом пошла к другим девушкам, выстроившимся вдоль стойки бара, следившим за ними краешком глаза и сплетничавшим между собой.

Как правило, их услуги не пользовались спросом до позднего вечера, и многие женщины даже не утруждали себя тем, чтобы встать с постели до заката. Дерби не осуждал их, но его удивляло, как их может устраивать такое однообразие.

Помня о том, что теперь все эти женщины зависят от него, Дерби в дополнение ко всем проблемам чувствовал на себе тяжелый груз ответственности. Теперь, когда не было больше Хармони, он должен был заботиться о них, хотя еще не задумывался серьезно, что именно ему делать. Все перестало существовать для него, когда Кейли чудесным образом прошла сквозь зеркало и упала в его объятия. И сейчас она тоже занимала все мысли Дерби, не отпускала его сознание как крепкое вино.

Еще раз, украдкой взглянув в зеркало, Дерби надел шляпу, достал из-за стойки бара портупею, пристегнул ее, и второй раз за это утро вышел под лучи яркого ласкового солнца. Тепepь его судьба была связана с Редемпшном не только по условию завещания Хармони, здесь стоило остаться хотя бы ради надежды снова обрести Кейли.

В два часа утра, когда закроется салун, он сядет в кресло перед зеркалом, и будет ждать Кейли. И если она опять придет, то он увезет ее как можно скорее и как можно дальше от этого проклятого места.

Дерби отправился на конюшню, где день назад оставил Рэгбоун. Теперь, благодаря Хармони, у него были деньги, и он собирался купить лошадь помоложе и порезвее на случай, если судьба все же предоставит ему возможность увезти Кейли отсюда в безопасное место.

Дерби улыбнулся уголком рта. Все это напомнило ему, как в детстве они играли с Уиллом, изображая из себя рыцарей Круглого Стола.

Он снял шляпу и вытер лоб рукавом. Он отдал бы все на свете, чтобы когда-нибудь снова увидеть Кейли, не говоря уже о том, чтобы она стала его женой, и он мог держать ее в своих объятиях каждую ночь до самой смерти. Ему никогда не везло, разве что в картах, да и это было большей редкостью.

Пока Дерби торговался с Нэдом Финн из-за резвого черного скакуна, только что пригнанного из Трипл Кей и почти необъезженного, приехал Уилл, младший из законнорожденных сыновей Ангуса. Он был верхом на гнедом жеребце с белым пятном на груди. Приподняв шляпу, Уилл поприветствовал Дерби.

– Не понимаю, зачем тебе платить деньги за эту конину, – сказал Уилл, с веселой улыбкой соскакивая с потертого седла, – если теперь ты получишь в наследство целый табун. Он уже дожидается тебя на ранчо.

Дерби стиснул зубы и проигнорировал замечание.

– Как чувствует себя сегодня Ангус? – спросил он, заранее зная ответ.

Уилл, который всегда был намного ближе к отцу, чем Саймон, не расплывался бы так в улыбке, если бы старик чувствовал себя хуже. Новость о том, что внебрачный сын Хармони принял условия ее завещания, согласившись признать за Ангусом отцовство, без сомнения уже дошла до ушей Уилла. Ни одно самое незначительное событие в Редемпшне не обходило стороной Каванагов, так или иначе им все тут же становилось известно. А капитуляция Дерби была особым событием.

– Он спрашивает, когда тебя ждать. Велел экономке приготовить для тебя комнату и все прочее, – ответил Уилл.

Дерби подавил вздох. Брат не был виноват в том, что его жизнь зашла в тупик. Будучи жизнерадостным и незлобивым человеком, Уилл большую часть времени пребывал в хорошем расположении духа, не зависимо от настроения других. Это была одна из многих черт Уилла, которые нравились в нем Дерби.

– Я в состоянии сам купить себе коня, – сухо отрезал он, не найдя что ответить на последние слова Уилла.

Впрочем, ему всегда было не легко разговаривать о ранчо Трипл Кей.

Уилл нахмурил брови, но в его глазах было скорее недоумение, нежели раздражение. Это была другая, свойственная ему черта, – он редко впадал в гнев, следуя одной из заповедей библии.

– Райерсон сказал, ты подписал документы у него в конторе, согласившись с условиями завещания матери. А это значит, что ты получишь свою долю в Трипл Кей, – не унимался Уилл.

Дерби дал Фини двадцатидолларовую монету, и владелец конюшни вручил ему вожжи.

– Да, я подписал, – подтвердил Дерби. Он вскочил на коня и ощутил под собой его трепет. Полудикое животное дрогнуло и заиграло, широко расставив сильные ноги, ища устойчивой позиции.

– Держись, – сказал Уилл, и его лицо расплылось в одной из характерных для него сияющих улыбок с ямочками на щеках.– Ретивого коня ты выбрал, – понимающе добавил он.

– Ну-ну, – усмирял коня Дерби. Между тем он каждой клеткой своего тела ощущал едва сдерживаемое неистовство животного.

– Мы с тобой поладим, – увещевал он. – Не нужно пытаться перекинуть меня через забор, а то я буду опозорен перед моим маленьким братишкой.

– Я тебе не маленький братишка, – возразил Уилл, все еще сияя. – Я родился на целый год раньше, чем ты.

Жеребец дрожал от ярости, его шкура стала мокрой и блестела, как черное дерево после дождя.

– Господи Иисусе! – закричал Дерби. – Да заткнись ты. Не видишь, я занят, чтобы болтать с тобой.

Положив в карман жилета золотую монету, Финн решился, наконец, тоже вставить пару слов:

– Уилл прав, Саттун – ретивый конь, так и норовит завалиться кверху брюхом, и если ему это удастся, он постарается вдавить тебя прямо в навоз.

Дерби бормотал себе под нос проклятия, догадываясь, что терпение жеребца вот-вот лопнет и тогда ему несдобровать. Уилл и Финн были правы – жеребец или перекинет его через крышу «Голубой подвязки», или вдавит в землю.

Конь рванул и словно взорвался на лету, как черный метеорит. Он закинул голову и выбил задними копытами верхнюю поперечину ограды загона.

Уилл издал ликующий крик, он был настоящим ковбоем, в отличие от Саймона, который был скорее фермером с манерами джентльмена. Уилл любил хорошую борьбу, особенно когда одним из противников был полудикий жеребец. Дерби, собрав всю свою решимость, старался удержаться, а конь бесновался, становился на дыбы, и пару раз едва не сбросил седока.

Каждая мышца Дерби была напряжена до предела, глаза слезились от пыли, горло пересохло, чистая одежда пропиталась потом, а шляпа давно была втоптана в грязь и навоз загона. Но Дерби оставался на коне, даже слегка пришпоривая его каблуками сапог. Взмыленный конь храпел, грива его спуталась, глаза закатились.

Несмотря на всю тяжесть этого испытания, Дерби был рад ему, оно хоть на некоторое время отвлекло его от мрачных дум. А чего еще мог желать человек в его положении?

Уилл опять загикал с радостью и восхищением. Было не ясно, кто вызывал у него больший восторг, мерин или наездник, да Дерби это и не волновало. Для него было важным только одно – удержаться, поскольку падение означало бы позор, не говоря уже о нескольких сломанных ребрах.

Вокруг них уже собралась группа зрителей, и жеребец, наконец, прекратил буйство, видимо, устав. Теперь он стоял смирно, опустив свою великолепную голову. Его огромные легкие раздували лоснящиеся бока. Дерби по-дружески похлопал коня по гладкой черной шее, тихо нашептывая ласковые слова. Бой был окончен, но война могла продолжаться еще долго. Жеребца нужно было приучить к седлу, а это снаряжение непременно должно было вызвать очередной протест животного.

А пока Дерби сидел на его голой спине, бормоча слова примирения. Конь тряс и качал головой, его черная грива прилипла к шее; как и его новый хозяин, он был весь мокрый от пота. Он, наверное, был немного обижен сделкой, хотя Дерби, выложивший за него приличную сумму, сомневался в этом.

– Придумай ему хорошее имя, – посоветовал Уилл.

Он с таким торжественным видом поднял из грязи шляпу Дерби, будто это был рыцарский шлем, а не кусок кожи, истоптанный лошадиными копытами.

– Этот жеребец заслуживает чего-нибудь особенного, – добавил он.

– Его будут звать Дестри, – ответил Дерби, ослабив поводья и поглаживая подрагивающую холку коня.

Лицо Уилла засияло одобрительной улыбкой. Он все еще держал в руках шляпу Дерби, пострадавшую в битве. В детстве они часто устраивали шахматные турниры, в которых победителем обычно выходил Саймон, но рыцарь на коне всегда был любимой фигурой Дерби.

– Ты его одолел, – похвалил Уилл.– Похоже, ты не уронишь чести Трипл Кей.

Дерби перекинул ногу через шею Дестри и легко спрыгнул на землю. Он старался не подать виду, что все его тело – от головы до пят – пронизывает нестерпимая боль. В последние годы он слишком много пил, играл в карты, развлекался с проститутками и мало работал и в результате совсем потерял форму. Ночью ему потребуется бутылка настойки, снимающей боль, для наружного применения, и не менее пяти бутылок виски – для внутреннего. А если он не придумает, как ему справиться с потерей Кейли или как вернуть ее, то ему понадобится гораздо больше.

– Ты обещал занять свое законное место в Трипл Кей, когда подписывал бумаги в конторе Райерсона, – напомнил Уилл, беря под уздцы и любовно похлопывая Дестри.

Дерби выхватил у него свою шляпу и швырнул ее на землю. Если бы он этого не сделал, то, наверное, не сдержался бы и ударил Уилла за очередное напоминание о том, о чем предпочел бы забыть.

– Черт возьми, Уилл, я знаю, – огрызнулся он.– И нет необходимости выводить меня из себя напоминанием!

Уилл несколько секунд молча смотрел на него. В его обычно веселых глазах промелькнула искорка гнева – единственный признак того, что он расстроен. Вероятно, подумал Дерби, криво усмехнувшись про себя, он не был единственным, кто хотел поколотить кого-нибудь, у брата явно тоже чесались кулаки.

– Ангус тебя ждет не дождется, – уже спокойно сказал Уилл.

На его лице лучилась неизменная улыбка, но глаза оставались строгими.

– Ему не долго осталось, – продолжил он.– Клянусь Богом, Дерби, ты придешь к нему, даже если мне придется свить веревку из твоих внутренностей и приволочь тебя, обвязав ею.

Дерби горько усмехнулся.

– Ты красиво изъясняешься, брат.

– Это значит, что меня волнует то, о чем я говорю, – ответил Уилл.

Он говорил сейчас не хуже Саймона, и Дерби подумал, что, пожалуй, недооценивал его.

– Не беспокойся, этот конь даст надеть на себя седло, – вмешался Финн.

Финн был знатоком во многих областях, но правила хорошего тона не входили в их число.

Ему было наплевать, что Уилл и Дерби уже забыли о его присутствии.

– Бедная старая доходяга эта твоя Рэгбоун, – не унимался он.– Такое место, как Трипл Кей, не для нее. Она умрет от стыда среди прекрасных жеребцов, что стоят в конюшне ранчо.

– Оседлай ее, – упрямо сказал Дерби. После схватки с Дестри, которая была лишь первой, но не последней, он с большим удовольствием снова сел бы на свою старую клячу. «И пусть она будет выглядеть в Трипл Кей как чертополох среди роз – тем лучше», – подумал Дерби.

Фини, недовольно ворча, пошел в конюшню.

– Ты говоришь, Ангус ждет меня, – продолжил разговор Дерби, когда они снова остались одни.– Почему старик никогда не отступается от своего?

– Этот же вопрос я мог бы задать и тебе. Мы все хотим, чтобы ты получил то, что принадлежит тебе по праву. А, глядя на тебя можно подумать, что мы пытаемся загнать тебя в гроб с какой-нибудь безобразной бабой и поскорее заколотить крышку.

Несмотря на все увещевания брата, Дерби не мог перешагнуть через свою уязвленную гордость. Переезд к Ангусу теперь, после всех этих лет, когда он очень хотел, чтобы отец признал его законнорожденным, казался низкопоклонством.

– Я никогда не нуждался ни в его милости, ни в твоей, – ответил он подчеркнуто сухо.

– Брось! – Уилл начал терять терпение, и его глаза снова вспыхнули.– Сколько я могу тебе объяснять?

Дерби стало смешно при мысли о том, как доходчиво умеет объяснять Уилл, кладезь мудрости и прямо-таки сама рассудительность. На самом деле эти качества всегда принадлежали Саймону, но уж никак не Уиллу. Дерби похлопал брата по плечу, а Фини уже выводил из конюшни оседланную лошадь.

Рэгбоун действительно выглядела ужасно. Уилл окинул ее печальным взглядом.

– Имей сердце, братец! Как только доберемся до Трипл Кей, отпусти это жалкое создание на подножный корм и никогда не утруждай перевозкой более тяжелого груза, чем одна или две мухи.

У Дерби было сердце, хотя он часто хотел, чтобы его не было. Снова посмотрев на Рэгбоун, он решил, что Уилл прав.

– Лучше дай мне все-таки другую лошадь, – обратился он к Фини.

Ворча, что сразу не прислушались к его словам, Фини поплелся обратно в конюшню. Толпа зевак уже разошлась к тому времени. Дерби аккуратно снял со старой лошади седло и ждал возвращения конюха. Уилл, со свойственной ему добротой и мягкостью, похлопывал Рэгбоун по бокам своей большой рукой и обещал ей луга сладкой травы, овес и горы сахара – в общем, все, о чем только могла мечтать лошадь.

Это и развеселило и тронуло Дерби, хотя он, конечно, не подал вида.

– Как дела у Бетси? – спросил он.

– Сам увидишь. Она ждет тебя к нам сегодня на ужин.

– Зная тебя, можно предположить, что она, вероятно, ждет чего-то еще?– намекнул Дерби.

Простодушное лицо Уилла засияло.

– Должна родить в феврале, – радостно сообщил он.

Благодаря Уиллу у состояния Каванагов не было недостатка в наследниках, по последнему подсчету у них с Бетси было четыре сына. Дочка Саймона, Этта Ли, должна была унаследовать равную с ними долю. Не в первый раз Дерби спрашивал себя, почему все так беспокоились о нем, что за сомнительное потомство мог произвести на свет такой непутевый тип, как он. Он с удовольствием уехал бы подальше от Редемпшна, но его не отпускала надежда на возвращение Кейли, и, кроме того, на нем лежала ответственность за судьбу Орэли и других девочек. Он должен был постараться уберечь их от опасности быть вовлеченными в мир, еще более ужасный, чем тот, который они уже знали.

Дерби сдался уговорам Уилла и отправился с ним в Трипл Кей, ведя позади себя Рэгбоун.

– Я думаю, тебе лучше провести ночь здесь, – сказала Франсин.– Ты сейчас явно не в себе. К тому же мне ужасно не хватает женского общества. Кроме тебя, мне даже не с кем поговорить, не считая плотников и водопроводчиков.

Кейли улыбнулась дрожащими губами. Ей никогда не было страшно в огромном бабушкином доме. Но сейчас она была раздавлена горем, а присутствие Франсин ободряло ее.

– Если это не создаст тебе неудобств...– пробормотала она.

– Какие неудобства это может создать? – поспешила успокоить ее Франсин.– Пойдем, я покажу тебе твою комнату, а потом мы слегка перекусим. После этого я предлагаю отдохнуть на веранде. Рабочие стучат сегодня в другой части дома.

Кейли, шатаясь, поднялась с кресла. То, старое, приводящее в замешательство, ощущение вернулось. Она чувствовала слабость, невесомость своего тела, как будто была только тенью самой себя, собственным бесплотным отражением. Несмотря на все жизненные невзгоды, Кейли всегда была сильной и духовно и физически, и эта укоренившаяся в ней в последнее время слабость беспокоила ее.

– Что тебе действительно нужно, – говорила Франсин, чуть вскинув бровь, когда они поднимались по лестнице, – так это на время выбросить из головы все мысли, связанные с путешествиями во времени. Можешь не сомневаться, твое подсознание попытается разобраться во всем этом без участия измученного и сбитого с толку сознания.

Кейли поднесла руку ко лбу; она почувствовала головокружение, словно она растворялась и была одновременно в двух местах, оставив лучшую Часть себя где-то далеко отсюда. Было слишком тяжело постичь, как человек может проникнуть через зеркало в другое время, или в другое измерение, или в другую сферу сознания. Мысли бешеным галопом проносились у нее в голове.

Франсин схватила ее за руку, чтобы поддержать.

– Кейли, ты в порядке? – встревожилась она.

Кейли сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух. Веранда, вопреки предположению Франсин, оказалась занята рабочими.

Миновав холл, они вошли в комнату, расположенную справа по коридору, просторную, но не слишком большую. Что-то в этой комнате показалось Кейли знакомым, какой-то нюанс, который в момент оживил забытые ощущения. Она подняла голову, огляделась, ничего не узнавая, но интуитивно чувствуя, что с этим местом связано что-то важное.

– Может, ты хочешь уйти?– спросила Франсин, внимательно следившая за ней.– Господи, Кейли, ты выглядишь ужасно. У тебя в лице ни кровинки!

– Эта комната?..– только и смогла вымолвить Кейли.

– Я знаю о ней совсем немного, – задумчиво сказала Франсин.– Большая анфилада с видом на луг принадлежала Ангусу Каванагу. А в этой комнате должно быть жил кто-то из его сыновей или, возможно, здесь останавливались гости. Раньше люди не часто ездили по гостям, но если уж приезжали, то оставались на несколько месяцев или даже лет.

Кейли застыла на месте. Сердце болезненно сжалось у нее в груди. Дерби.

Невероятным усилием воли Кейли изобразила улыбку.

– Я обещаю, что уеду завтра, – пролепетала она, пытаясь скрыть за улыбкой боль и отчаяние.

Франсин сжала ее руку:

– Некуда спешить. Принести тебе что-нибудь? Воды или чаю? Может, аспирин?

Кейли покачала головой. Она хотела побыть одна, собраться с мыслями, попытаться понять, откуда ни с того ни с сего появилось это странное ощущение растворения, иллюзорности, ведь она была совершенно нормальным человеком. Кейли сфокусировала внимание на комнате, стараясь осмыслить, почему она казалась ей знакомой, в связи с чем смутно возникала из глубин ее памяти? Кейли пыталась нащупать причину, уловить тонкую нить, ведущую к ответу, но ей это не удавалось.

У окна стояла двуспальная кровать, явно новая, и стены были недавно окрашены и оклеены обоями блекло-голубого цвета. Впечатление, что она здесь уже бывала, постепенно исчезало, вытесняемое жестокой головной болью и приступом тошноты, грозившим принять бурную форму, если бы она не поспешила лечь в постель.

Она скинула обувь и без сил упала на кровать. Франсин решила оставить ее одну и вышла, тихонько затворив за собой дверь.

Кейли лежала, глядя в потолок. Может, лучше всего было вернуться в Лос-Анджелес и постараться забыть о Дерби Элдере и его странном параллельном мире?

Она беспокойно перевернулась на бок. Если бы это было легко, тем более после того, как они испытали близость. Зачем тешить себя самообманом? То, что она пережила, изменило ее навсегда, и не было смысла заставлять себя поверить, что она могла просто так уехать и жить дальше, как будто ничего не произошло.

Произошло очень многое, и, черт возьми, все это было на самом деле. И Дерби, и салун «Голубая подвязка», и узкая постель, на которой она всю ночь лежала в его объятиях. Это не было фантазией, это было реальностью.

Слезы потекли у нее по щекам. Дерби был и ее счастьем, и ее проклятием. Она любила его так, как дано, любить не многим. Как ей жить без него? Но ведь были свидетельства – вещи в сундуке, которые указывали на то, что она вернется в девятнадцатый век, что Дерби погибнет от пули, а их ребенка унесет жестокая болезнь.

Зная все это, может, не стоило возвращаться, размышляла Кейли. Их сын не умер бы тогда от скарлатины, если бы он вообще родился, и Дерби, возможно, избежал бы своей участи, если бы Кейли оставила его одного.

Она решила провести ночь здесь, у Франсин, как они и договорились. А утром она заедет за своими вещами и вернется в Лос-Анджелес. Если она будет много работать, обновляя галерею, займется лепкой, то, в конце концов, забудет обо всем, что произошло здесь, в этом пыльном маленьком городке Невады.

Но нет, все это – обман. Она никогда не забудет того, что было.

Какой-то глубокий женский инстинкт говорил ей, что она уже беременна, что события начали неумолимо набирать обороты, приближаясь к развязке, как огромный камень, катящийся с горы. Не было обратного пути к тем ничем, не омраченным дням, когда Дерби был не более чем видением в зеркале. Теперь Кейли слишком хорошо знала, что он был мужчиной из плоти и крови, и он нужен ей, а она нужна ему. Судьбу не изменить, как бы этого ни хотелось, и они с Дерби были лишь марионетками в ее руках.

Кейли закрыла глаза и тяжело вздохнула. Она была уверена, что не сможет заснуть, однако забытье огромное черное чудовище с зияющей за ним безмолвной пустотой – поглотило Кейли почти сразу.

Ее разбудили звуки рояля. Это была какая-то простая и задорная мелодия. Кейли легла на спину и прислушалась. В комнате было темно, только луна и звезды слабо освещали ее, лишь музыка и тихие голоса нарушали мертвую тишину. Где-то в горах завывал волк или койот, Кейли вспомнила, что Франсин жила не в городе.

Окончательно проснувшись, она широко открыла глаза. Гвалт, доносившийся с нижнего этажа, усиливался. Было слышно, как разговаривали мужчины; смеясь и крича, бегали дети. Пианист с новым воодушевлением застучал по клавишам, очевидно стараясь, чтобы его было слышно за нарастающим шумом.

Кейли едва дышала. «Конечно, это телевизор, – сказала она себе.– Франсин смотрит какую-то передачу с большим количеством действующих лиц». Кейли медленно поднялась, прислушиваясь.

– Франсин? – тихо позвала она, зная, что та все равно не услышала бы ее с нижнего этажа, тем более что дверь спальни была закрыта.

Кейли подошла к двери и приоткрыла ее. Дверь заскрипела. В коридоре было очень темно, Кейли хотела включить свет, но не нащупала на стене переключатель. Немного сориентировавшись при свете луны, она увидела, что постель, с которой она встала несколько секунд назад, была совсем не та, на которую она легла вечером. Обои на стенах тоже были другие, – прищурившись, рассмотрела она, – большие, безобразные, похожие на капусту розы, как пятна крови алели на мрачном фоне. Кейли зажала рот рукой, чтобы не закричать. Это произошло опять, на этот раз без помощи зеркала. Она снова перенеслась в другое время, но в какое? Это был тот же самый день, когда она познала близость с Дерби, или он был еще маленьким мальчиком, как тогда, когда она впервые увидела его. А может, он давно мертв и похоронен?

У нее того и гляди подкосились бы ноги, и она поспешила обратно в постель. Пружины заскрипели, и этот звук, казалось, гулким эхом разнесся по всему дому. Теперь в любой момент кто-то из представителей предыдущего поколения Каванагов мог взбежать по лестнице и распахнуть дверь в комнату, а за ним последовали бы и остальные, желающие узнать, кто она, и что она делает в их доме. А Кейли не имела ни малейшего понятия, что им ответить. Она пыталась проанализировать ситуацию, но мысли путались в голове.

Когда до ее слуха донеслись шаги на лестнице, у нее сердце ушло в пятки. Кто-то услышал ее. Теперь ее арестуют, посадят в тюрьму или отправят в сумасшедший дом. Дверь отворилась, и Кейли зажмурила глаза, лихорадочно придумывая какую-нибудь убедительную ложь.

– Кейли? – Это был знакомый мужской голос, немного хрипловатый, в котором звучали и надежда, и неверие.– Это ты?

Слезы облегчения покатились у нее по щекам, она была не в силах ответить. Темнота скрывала от нее лицо человека, стоявшего в дверном проеме, но она сразу узнала в нем Дерби, и он узнал ее.

– Да, – вымолвила она, наконец дрожащим голосом.

Он шагнул в комнату и заключил Кейли в свои объятия, так сильно прижав к груди, словно хотел слиться с ней в одно целое. Его пальцы запутались в волосах Кейли, когда он запрокинул ее голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Кейли увидела, как блестят в темноте его янтарные глаза, они были похожи сейчас на глаза прекрасного хищного зверя.

– Что произошло?– прошептал он.– Как ты попала сюда? Я думал, зеркало...

– Ты думал, зеркало – единственная возможность, – договорила за него Кейли, улыбаясь сквозь слезы.– Видимо, это не так, потому что я определенно здесь.

Дерби чмокнул ее в лоб.

– На этот раз я не дам тебе покинуть меня, – уверенно сказал он.

– Я никогда и не хотела покидать тебя, это произошло не по моей воле, – пролепетала Кейли, с трудом подавляя радостное возбуждение.

Он снова поцеловал ее и засмеялся.

– Теперь нам стоит подумать о том, как объяснить твое неожиданное появление в доме Ангуса Каванага.

Кейли коснулась его губ кончиком указательного пальца.

– Сначала скажи мне, как долго меня не было. Мы спали на твоей постели в «Голубой подвязке» прошлой ночью и занимались любовью сегодня утром?

– Нет, дорогая.– Дерби изумленно посмотрел на нее.– Тебя не было две недели.

– Две недели, – повторила Кейли. Для нее прошло меньше суток. Ей пришла в голову мысль, которую она раньше не принимала во внимание.– Что это за планета?– спросила она.

Дерби громко расхохотался, не беспокоясь о том, что его могут услышать внизу.

– Земля, – ответил он, посмеявшись.– А ты с какой-то другой планеты?

 

ГЛАВА 7

Кейли оглядела себя. На ней была слишком современная одежда джинсы и рубашка. И она только сейчас обнаружила, что была босиком.

– Что мы скажем людям? – растерянно спросила она, но на самом деле ее это не очень беспокоило.

Дерби взял Кейли за руку и потянул к двери.

– Это ничего, что ты так странно одета, – успокоил он ее. – Мы прошмыгнем по лестнице черного хода, а через пару минут я подведу к крыльцу коня. Я купил для тебя кое-что из одежды, она сейчас в «Голубой подвязке». Там ты сможешь переодеться.

Кейли была так счастлива снова оказаться с Дерби, что ни о чем больше не могла думать. После разлуки, имевшей для нее поистине космический масштаб, детали были уже не важны.

Они крадучись спустились по задней лестнице, и вышли через дверь кухни. По конструкции дом был точно таким, каким унаследовала его Франсин, но мебель и отделка, конечно, значительно отличались. Дерби оставил Кейли на крыльце, в полнейшей темноте, и скрылся в ночной мгле. Через несколько минут она услышала ржание и топот копыт, а потом появился Дерби, верхом на коне, как принц из волшебной сказки. Черный, как ночь, конь храпел и тряс головой.

– Дерби? – донесся из дома мужской голос. – Ты уезжаешь?

– Скорее, – тихо сказал Дерби, подавая Кейли руку. – С Саймоном мне меньше всего хотелось бы сейчас столкнуться.

Саймон Каванаг, который станет ее мужем, если она не сможет изменить ход событий. Холодок пробежал по спине Кейли при мысли об этом. Она ухватилась за руку Дерби, и он помог ей взобраться на коня, прямо как в фильме о ковбоях. Кейли прижалась к его спине, обхватив руками за талию. Конь рванулся с места и понес их в ночную темень, каким-то удивительным образом ориентируясь в ней. Дом остался где-то позади. Облака, закрывавшие луну, раздвинулись, и серебряный свет пролился на землю.

Конь – теперь Кейли узнала его, это он был запечатлен в скульптуре, которую Франсин обнаружила на чердаке особняка Каванагов, – шел легким галопом. Скакун по кличке... Дестри, вспомнила Кейли. Откуда, удивилась она, ей это было известно?

– Ты упоминал об этом коне в нашу прошлую встречу?– спросила она громким голосом, чтобы ее было слышно за стуком копыт Дестри и шумом ветра, дувшего с пустыни.

– Нет! – крикнул ей в ответ Дерби, и в его голосе слышалось ликование, как в голосе человека, который, наконец, нашел золото после долгих лет безрезультатной работы на приисках.– Я купил его сразу после того, как ты исчезла.

«Но я помню его, его образ хранится где-то в потайных уголках моей памяти», – подумала Кейли, а вслух произнесла:

– Я думала, только женщины совершают покупки, когда они в депрессии.

Она все еще была в шоке от последних событий, хотя это было именно то, чего она так ждала, – она вернулась к Дерби.

– Что? – не расслышал он.

– Да так, пустяки, – с улыбкой ответила Кейли и крепче прижалась к нему.

От Дерби пахло крахмалом и солнечным светом, ромом и здоровым мужским телом. Она прильнула щекой к его спине и ощутила себя поистине счастливой, впервые с тех пор, как они занимались любовью, то есть с утра, а для нее этот срок казался вечностью.

В девятнадцатом веке Редемпшн был более оживленным городом, чем в двадцатом. Люди здесь весело проводили досуг. Салун «Голубая подвязка» процветал, что было одной из причин, почему Дерби повел Кейли через черный ход. Они добрались бы до его комнаты никем не замеченными, если бы огромная чернокожая женщина не вывернула из-за угла с лампой в руках. На ней была белоснежная ночная сорочка, а вокруг головы намотана какая-то тряпка. Увидев Кейли, женщина подозрительно прищурила глаза, но они сами собой широко раскрылись от удивления, когда она пробежала взглядом по одежде и прическе Кейли.

– Господи Боже мой! – вскрикнула незнакомка.– Вы не мужчина...– Она подошла поближе, тараща глаза на Кейли.– Или...

Кейли онемела; даже в ночной сорочке, с короной из белой тряпки на голове эта женщина имела внушительный вид и выглядела весьма авторитетно, только полный дурак мог проигнорировать ее.

– Я вроде бы не так сильно изменился с тех пор как уехал отсюда, Тесси, – попробовал отшутиться Дерби.

Кейли, которая весьма гордилась своей женственностью, теперь уже в достаточной степени овладела собой, чтобы почувствовать себя уязвленной намеком Тесси.

– Да уж, я определенно не мужчина, – с надменным видом заявила она.

– Тогда вы, должно быть, та, что кричала как черт из адского пекла в комнате мистера Дерби пару недель назад. Мне плевать, что говорит эта дура Орэли, я знаю, что в его комнате была не она.– Тесси не отличалась изысканностью манер и никогда не стеснялась в выборе выражений.

Кейли покраснела и смущенно опустила глаза, не найдя, что ответить.

– Кто это – Орэли? – шепотом спросила она Дерби.

– Значит, кто-то подслушивал у замочной скважины? – возмутился Дерби, не обращая внимания на Кейли, только держа ее за руку, переплетя свои пальцы с ее пальцами.

– Не было нужды подслушивать, – буркнула Тесси.– Это было черт знает что, Дерби Элдер!

Одним ловким движением Дерби открыл дверь своей комнаты, впихнул туда Кейли и закрыл за ней дверь.

У Кейли не было желания принимать участие в споре, продолжавшемся в коридоре. Она опустилась на стул, на котором они с Дерби занимались любовью, потом снова вскочила на ноги, как с раскаленной плиты, и стала расхаживать по комнате. Она ни о чем не думала сейчас, только нервно покусывала губу и ждала. Когда конфронтация между Дерби и Тесси пришла, наконец, к своему драматическому завершению, дверь со скрипом распахнулась, и Кейли услышала голос Дерби.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Ты, наверное, уже жалеешь, что я здесь? – тихо засмеялась Кейли.

– Надеюсь, что с твоими перемещениями покончено, – ответил он, улыбаясь.

– Кто такая эта женщина? Она напугала меня до смерти, – спросила Кейли, пытаясь унять задетое самолюбие.

Дерби засмеялся и запер дверь.

– Это Тесси. Она мне как мать.

Он поцеловал Кейли, положив руки ей на плечи, потом повернул ее лицом к кровати и достал пакеты с купленной для нее одеждой.

– Вот, – тепло произнес он.– Я прошел настоящую пытку, выбирая всю эту ерунду, так что очень надеюсь, что тебе это подойдет.

Кейли была тронута до глубины души, особенно когда развязала первый пакет и нашла в нем кружевной лифчик и панталоны в тон. Для такого мужчины, как Дерби, делать подобные покупки было действительно тяжелым испытанием.

– Они будут мне впору, – проговорила Кейли сдавленным голосом, едва сдерживая слезы умиления.

Вещи и в самом деле оказались более менее ее размера. Кейли положила в сторону последнее из трех платьев и осталась в нижних юбках и в лифчике. Дерби смотрел на нее, не отрываясь, будто хотел раздеть беззастенчивым взглядом, и она хотела того же. Но после того как Тесси дала им понять, что в прошлый раз их слышал весь дом, они не могли решиться на это.

– Кто такая Орэли? – вспомнила Кейли. Бросив на Дерби вызывающий взгляд, она сделала шаг назад и чуть не упала спиной на кровать. Дерби усмехнулся, его белые зубы засверкали в лунном свете, проникавшем в комнату через окно.

– Да просто одна из девочек, что работают наверху, – сказал он невозмутимо.– Мне нужно было как-то объяснить возню в комнате, и Орэли любезно взяла вину на себя. Ты должна быть ей благодарна.

Кейли предприняла неловкую попытку потянуть наверх слишком провоцирующий лифчик, который почти не прикрывал грудь.

– Но я не испытываю благодарности, – резко бросила она в ответ, надеясь что Дерби не заметит, как она покраснела. Но зрение у него было, вероятно, не хуже чем у орла.

Он засмеялся и протянул к ней руки. Кейли не смогла устоять, она кинулась в его объятия, и ее глаза наполнились слезами облегчения, слезами радости и предвкушения того, что ожидало их впереди.

– Мы не можем заниматься любовью здесь.– Ее голос прозвучал не слишком уверенно.

Она положила голову на грудь Дерби и услышала сильные, удары его сердца.

Улыбка Дерби действовала на нее, как весеннее солнце действует на все живое.

– Но мы как раз этим и собираемся заняться.– Его голос ласково прошелестел у нее над ухом.– И это не самое худшее место.

– Но если все слышали...– попыталась возразить Кейли.

– Просто постарайся быть потише. – Кейли сжала кулак и стукнула его по плечу.

– Не я одна создавала шум, если ты помнишь, – колко заметила она.

Дерби засмеялся, наклонил голову и поймал ее рот жарким поцелуем. Не думая ни о прошлом, ни о будущем, которые все равно перепутались для нее, Кейли отдала этому мужчине всю себя – и свое тело, и свои чувства.

Его язык будоражил в ней страсть, и Кейли отвечала ему ласками. Он был ее господином, ее учителем, она с радостью подчинялась его власти и хотела, чтобы так было всегда.

Продолжая целовать ее, Дерби скользнул руками под бретельки лифчика и опустил их, обнажая трепетную грудь. Немного отпрянув, он восхищенно любовался ее прелестями, взяв в ладони упругие округлости и возбуждая соски подушечками больших пальцев. У Кейли перехватило дыхание, она выгнула спину, с упоением отдаваясь ему.

– Ты такая красивая, – ласково прошептал Дерби.– Ты как нимфа из греческого мифа или богиня, сошедшая с Олимпа.

Он нежно провел пальцем вокруг ее правого соска.

– Ты красиво говоришь для ковбоя, – чуть слышно произнесла она, постанывая.

– Тебе кто-то сказал, что ковбои не умеют красиво говорить? – Его грудь вздымалась от прерывистого дыхания.

Он наклонил голову и стал жадно пожирать губами нежно подготовленный им бутон. Кейли не смогла сдержать тихий гортанный крик. Она вцепилась пальцами в волосы Дерби, прижимая к себе его голову.

– Я никогда... о Боже... не была знакома с ковбоями.

– Это хорошо, – ответил Дерби, с трудом отрывая губы от ее груди.– Я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы ты не узнала больше ни одного мужчину.

Печаль потеснила страсть в сердце Кейли, когда она подумала о том, какая судьба ей уготована, но она гнала прочь мрачные мысли, не позволяя печали отравить ей радость упоения ласками любимого. Она обязательно спасет его и их ребенка и никогда не выйдет замуж ни за Саймона Каванага, ни за кого другого, кроме Дерби. Она уже считала себя его женой. Свадебный обряд был бы простой формальностью, ведь их тела и души уже слились в неразрывное целое. Для их любви не существовало границ – во всех временах и во всех измерениях она принадлежала Дерби, а он принадлежал ей.

Дерби продолжал наслаждаться ее грудью, наполнившейся чувственным восторгом, как спелое яблоко наливается соком.

– Мне все равно, услышат нас или нет, – прошептал Дерби.– Скажи мне остановиться, и я остановлюсь, но клянусь, для меня это будет равносильно смерти.

Кейли подняла юбки, помогая Дерби снять с нее панталоны.

– Значит, ты не собираешься помучить меня часок подготовительной игрой?– произнесла она с легкой улыбкой.

– Ты мне позже объяснишь, что это такое, – грубовато ответил Дерби, провоцирующе покусывая мочку ее уха и расстегивая при этом брюки.– И я не считаю слово «мучить» подходящим, хотя, судя по тому, как ты кричишь, можно подумать, что тебя действительно истязают.

Кейли изогнулась всем телом, когда разгоряченный член вошел в ее страждущее лоно. Ее руки скользили по мускулистым плечам Дерби, гладили спину, бока, ягодицы.

– Черт возьми, Дерби, – застонала Кейли, – быстрее.

– Ни за что, – отрывисто произнес он и продолжал двигаться в размеренном темпе, который так заводил ее, что она едва дышала.

Когда все было кончено, Дерби покрыл поцелуями ее лицо.

– Не говори никому, что ты якобы был с Орэли, – сказала Кейли, когда к ней вернулась способность говорить.– Меня совершенно не волнует, как это отразится на моей репутации.

Дерби засмеялся.

– Я тоже думаю, это не имеет значения, – согласился он.– Ты выйдешь за меня замуж, и с твоей репутацией все будет в порядке.

Кейли широко открыла глаза:

– Ты предлагаешь мне стать твоей женой?

–Если ты не пойдешь со мной под венец, я увезу тебя в горы и мы будем жить во грехе.

– С тобой, – задорно улыбнулась Кейли, обвив руками его шею, – с тобой я согласилась бы жить и во грехе.

– Так скажи «да» или «нет», – настаивал Дерби.– Но имей в виду, что, если ты мне откажешь, я всем скажу, что ты мужчина.

Теперь захохотала Кейли:

– А это не повредит твоей репутации?

– Моей? Моей уже ничто не повредит, – ответил Дерби и снова поцеловал ее.

Разбуженная утренним солнцем, коснувшимся ее лица своими ласковыми лучами, Кейли боялась открыть глаза, боялась, что опять окажется в двадцатом веке, в комнате Франсин. Но она почувствовала его запах, запах сильного мужского тела, ощутила его тепло – Дерби был рядом. Он еще спал. От его ресниц, необыкновенно густых, падала тень на загорелую кожу. Один уголок рта был чуть приподнят, и это придавало его лицу насмешливое выражение. Солнечный луч беззаботно играл в спускавшихся волосах. Прилив самых нежных чувств нахлынул на Кейли. Она рассматривала его, затаив дыхание, ее пульс сбился с привычного ритма, кровь бешено стучала в висках.

«Позволь мне остаться с ним, Господи, – мысленно молилась Кейли, – даже если я ничего не смогу изменить, позволь мне остаться и любить Дерби Элдера так сильно, как я только смогу, и так долго, как смогу».

Дерби пошевелился и открыл глаза.

– Если бы ты исчезла, я бы тебе этого никогда не простил, – произнес он полусонно.

Кейли крепче прижалась к нему, и это было не трудно – на постели, на которой они лежали вдвоем, едва уместился бы один человек.

– Только и всего-то? – засмеялась она.

– А ты дерзкая девчонка, – заметил он с улыбкой.

Кейли уткнулась головой ему в шею. Ее сердце переполняло счастье, о котором она могла только мечтать.

– Что касается секса, – заявила она со всей прямотой, – то здесь я безусловно полностью в твоей власти. Однако я должна тебе сказать, что женщины моего времени не бессловесные рабыни своих мужей, которые никогда не перечат им и спешат подчиниться любому приказу.

– А когда вообще женщины были бессловесными рабынями, бесприкословно подчиняющимися приказам своих мужей? – усмехнулся Дерби.

– Тем не менее, женщины в девятнадцатом веке не имеют права участвовать в выборах, – возмущенно нападала Кейли.– Женщина является, по сути, движимым имуществом своего супруга и имеет не больше прав, чем его лошадь или собака.

Дерби откинул простыню, обнажив ее грудь, и легонько прикоснулся к ней пальцами. Кейли затрепетала от удовольствия, но изо всех сил старалась не потерять контроль над собой.

– Ты должен... пообещать мне, Дерби, что ты... о Господи... что ты не будешь пытаться подчинить меня себе, – еле вымолвила она срывающимся голосом.

Он заглянул ей глубоко в глаза, в самую душу.

– Даю тебе слово, – уверенно произнес он.– Любовь моя, ты всегда будешь сама себе хозяйкой.

Дерби не долго отсутствовал, он вскоре вернулся с продуктами и пообещал, что предоставит Кейли целую лохань горячей воды – ей не терпелось искупаться и одеться в соответствии с модой девятнадцатого века. А пока не было воды, Кейли набросилась на еду как голодный волк. Дерби тем временем притащил лохань размером в три четверти среднего человеческого роста.

– Хорошо, что ты не купил мне корсет, – заметила она, подумав о викторианской моде, – потому что я все равно не стала бы его носить.

– Да он тебе и не нужен.

– Ты необыкновенный мужчина. Продолжай говорить мне комплименты и можешь делать со мной все, что хочешь, я буду мягкой глиной в твоих руках.

Дерби собрался за горячей водой и уже стоял в дверях.

– Ты и так глина в моих руках, – с улыбкой бросил он в ответ, едва успев захлопнуть дверь, пока ему в голову не попала сладкая булочка, которую швырнула в него Кейли.

Когда он скрылся, Кейли, все еще улыбаясь, подошла к комоду и посмотрелась в стоявшее на нем маленькое зеркальце для бритья. Она выглядела настолько же счастливой, насколько и ощущала себя – ее щеки налились румянцем, глаза блестели.

Полчаса спустя она уже нежилась в горячей воде и мыльной пене.

Дерби сидел на деревянном стуле, скрестив руки за спиной, наблюдая за Кейли и пытаясь разобраться в своих чувствах к ней. Он был практичным человеком во многих отношениях, но когда дело касалось этой женщины, он совсем терял голову как безусый юнец. Уже одна мысль, что на нее мог посмотреть другой мужчина, не говоря уже о том, чтобы увидеть ее обнаженной, сводила его с ума. Дерби вздохнул. Глупо страдать всякий раз, когда кто-то заглядывается на твою жену. Кейли была красива как ангел, посланный на землю для любви, и могла вызвать естественное желание у любого мужчины, у которого были глаза.

– Здесь не место для тебя, – задумчиво сказал он, рассматривая ее с нескрываемым восхищением.– Ты должна жить в каком-нибудь замке, как принцесса.

– Хорошо. Построй мне замок, и я буду в нем принцессой, – Кейли опустилась в воду по самый подбородок. Ее глаза, зеленые в лунном свете, при свете солнца казались почти серыми и по-мальчишески озорными.– Ты еще не передумал жениться на мне, или ты уже нашел отговорку, чтобы отвертеться?

– Мы еще поговорим сегодня на эту тему, если захочешь, – посерьезнел Дерби.– Но сначала я собираюсь съездить в Сан-Мигель. Там есть одно имение, которое я давно хотел купить. И у меня много знакомых в Сан-Мигеле.

– Сан-Мигель...– повторила она, нахмурив брови. По ее интонации нельзя было понять, был это вопрос или размышление вслух.

– Мы не можем оставаться здесь, – категорично заявил Дерби, хотя дал обещание никогда не доминировать над ней, кроме как в постели.

Но Дерби вовсе не стремился подчинить Кейли своей власти, да он и понимал, что это невозможно, даже если бы он захотел. Им двигал страх снова потерять ее.

– Ты боишься, что я опять исчезну, – сказала она, немного придя в себя после неожиданного заявления, и протянула ему мыло и мокрую тряпку.

Дерби, стоял на коленях около лохани, намылил тряпку и начал тереть Кейли спину. Он делал это впервые, но ему казалось, будто он выполнял этот ритуал уже тысячи раз – такими привычными были для него движения.

– А ты? Ты ведь не хочешь назад, Кейли? – он вопросительно посмотрел на нее.

Она долго не отвечала – его сердце замерло.

– Кейли?! – торопил он ее с ответом. Кейли повернула голову и посмотрела на него полными слез глазами.

– Только если ты будешь со мной, – произнесла она, наконец, почти шепотом.

Дерби бросил тряпку и взял Кейли за подбородок:

– Но скажи мне, что ты знаешь о нас, что ты знаешь обо мне?

Кейли молча смотрела ему в лицо, закусив нижнюю губу.

– Черт возьми, – пробормотал он в ответ на молчание Кейли.– Ты определенно что-то знаешь.

Она кивнула. Слезы заструились по ее щекам; Дерби нежно утер их и обнял Кейли, не обращая внимания на то, что она была вся в мыльной пене и намочила ему рубашку.

– Может, если мы уедем в Мексику, что-то изменится, – в ее глазах мелькнула слабая надежда.– Только давай никогда не возвращаться. Давай никогда, никогда не возвращаться...

Дерби обхватил ладонями ее голову и заглянул в глаза. Он вдруг понял, что независимо от того, уедут они в Сан-Мигель или останутся в Редемпшне, это не изменит их судьбу. Он читал в глазах Кейли Бэрроу, женщины, которая была предопределена ему в жены, что впереди их ждет много страданий и много счастья.

– Я люблю тебя, – он вложил в эти слова весь пыл своей души. Он не говорил их ни одной женщине на свете и знал, что никогда не скажет. Они предназначались только Кейли.

Она обвила руками его шею.

– Я тоже люблю тебя, Дерби Элдер.

– Откуда она взялась? – недоумевал Уилл, оценивающим взглядом рассматривая Кейли, стоявшую рядом с Дерби перед парадным входом в дом Каванагов.

Уилл любил женщин, это ни для кого не было секретом, но он был верным мужем; Бетси глаз с него не спускала.

Дерби вздохнул. Как он и предполагал, всех одолевало любопытство, кто такая Кейли и как она попала в Редемпшн, если никто не видел, чтобы она приехала на дилижансе или на поезде, и Дерби уже устал плести небылицы.

– Она прискакала верхом, – в сотый раз повторил он.– Мы с ней старые друзья, и она разыскала меня.

Уилл сощурил глаза:

– По ней не похоже, чтобы она проскакала несколько миль. Да и кожа у нее нисколько не загорела.

– Ну ладно, – начал выходить из себя Дерби, – она пришла из зеркала. Просто пришла с той стороны зеркала.

Уилл засмеялся и похлопал брата по спине так, что тот едва устоял на ногах.

– Ну и фантазия у тебя, – сказал он.– Впрочем, ты всегда был таким.

В этот момент из своего кабинета вышел Саймон и застыл на месте, увидев Кейли. Она, охваченная волнением, стояла у лестницы, положив одну руку на перила. Кейли выглядела одновременно и восхитительно и нелепо – на ней совершенно неестественно сидело ее платье из желтого ситца с длинными рукавами и с глухой застежкой у самого горла.

Кейли не хотела возвращаться в Трипл Кей. Она боялась, что этот дом поглотит ее и забросит обратно в будущее. Но Дерби был уверен, хотя не мог объяснить, откуда у него эта уверенность, что ничего такого не произойдет. Им следовало опасаться зеркала в «Голубой подвязке», самого салуна и, может быть, даже всего Редемпшна, но только не ранчо. Оно было самым безопасным местом, по крайней мере, этим вечером.

– Саймон, – обратился Дерби к старшему брату, не сводившему глаз с Кейли, – позволь представить тебе женщину, на которой я собираюсь жениться. Мисс Кейли Бэрроу.

Эти слова будто разрушили сковавшие его чары, Саймон спустился по лестнице, посмотрел на Дерби, затем снова перевел взгляд на Кейли.

– Надеюсь, вы простите мне, что я не мог оторвать от вас глаз, – сказал он с джентльменским поклоном.– Это потому, что я никогда в жизни не видел более прелестного создания.

– Не считая Мэгги из «Голубой подвязки», – уколол его Дерби.

Саймон одарил его уничтожающим взглядом и опять направил весь свой утонченный шарм на Кейли. Только тогда Дерби заметил, что она побледнела и, казалось, вот-вот упадет.

Значит, заключил про себя Дерби, будущее, которого она боялась, было, так или иначе, связано с Саймоном. Дерби подошел к ней и обнял за талию, чтобы поддержать.

– Я думал, в приличных домах принято предлагать даме присесть, – сухо заметил он, сопровождая встревоженную и молчаливую Кейли в гостиную, которой редко пользовались, и усаживая ее на обитый шелком диван. – Где твои хорошие манеры, Саймон? Или твои, Уилл, если они у тебя вообще когда-нибудь были?

Уилл и Саймон обменялись взглядами.

– Отец будет очень рад встрече с вами, – прервал молчание Уилл, сияя одной из своих мальчишеских улыбок.– По правде говоря, мы все почти оставили надежду на то, что Дерби когда-нибудь возьмется за ум.

Дерби засмеялся.

– За первую встречу с нашим отцом нужно выпить, – сказал Саймон, обращаясь к Кейли, которая, казалось, оправилась немного. – Для прекрасных дам, которые являются редкими гостями в этом доме, у нас припасено шерри.

Кейли провела кончиком языка по пересохшим губам. От одного этого простого и невинного движения у Дерби запульсировало в паху. Она отрицательно покачала головой.

– Нет, спасибо, – отказалась Кейли.– Я знаю, что мистер Каванаг совсем плох.

– Да, – подтвердил Саймон. – Заключен в четырех стенах своей спальни как в тюрьме. И тяжело переживает это.

Ни Уилл, ни Дерби не добавили ни слова. Спальня без женщины хороша только в двух случаях: когда хочешь спать или когда ждешь смерти.

– Я бы не хотела навязывать ему свое общество, – тихо сказала Кейли.

Она сидела как на иголках и, казалось, в любой момент готова была вскочить и убежать.

– Он отлупит нас всех троих, если мы позволим вам уйти, не встретившись с ним, – громоподобно засмеялся Уилл, хотя по нему не было заметно, чтобы он боялся порки.

– Это правда, – раздался низкий голос в дверях.

Все обернулись и увидели Ангуса. Он стоял, опершись о палку, в брюках, в белой рубашке, в начищенных сапогах и в сюртуке; его белые волосы блестели при свете ламп. Даже будучи больным, подумал Дерби, старик все еще имел внушительный вид и выглядел чертовски впечатляюще.

Ангус почтительно улыбнулся Кейли, и Дерби впервые в жизни понял, хотя бы отчасти, что Хармони находила в своем бессменном любовнике. Этот мужчина искренне почитал женщин и умел по-настоящему любить, как умеют не многие, и это явилось откровением для Дерби.

С большим достоинством Ангус подошел к Кейли и протянул ей руку. Она положила па нее свою изящную ладонь, Ангус наклонился и с торжественным видом поцеловал кончики ее пальцев. Обходительные манеры Саймона были явно не приобретены им, а унаследованы от отца.

– Должен признаться, меня очень огорчал образ жизни моего младшего сына, – заговорил Ангус, снова выпрямившись, его глаза сияли.– Теперь я вижу, что мне не о чем больше беспокоиться, у Дерби безупречный вкус.

Кейли вспыхнула от смущения и благодарно склонила голову, но не проронила в ответ ни слова.

– Мне кажется, – Дерби адресовал свои слова отцу, – что мы все слишком плохо знали друг друга и не понимали этого.

Ангус перевел взгляд на Дерби, эти слова задели его за живое.

– Возможно, ты прав, – согласился Ангус, хотя он-то всегда хорошо знал своего младшего сына и верил в него.

Саймон ухитрился усадить Ангуса в кресло, да так ловко и ненавязчиво, что старик этого и не заметил. Саймон умел справляться с Ангусом, не задевая его гордости, чем не мог похвастаться ни Уилл, ни Дерби.

– Бренди?– спросил Саймон, подойдя к шкафчику с винами, чтобы налить Ангусу его любимый напиток.

Глава семьи утвердительно кивнул, не сводя при этом глаз с Кейли. Он интуитивно чувствовал, что здесь было что-то не так, Дерби заметил это. Его отец был проницательным человеком, но то, что было правдой, конечно, никогда не пришло бы Ангусу в голову.

– Не припомню, чтобы я вас где-то видел, моя милая, – обратился oн к Кейли. Дерби принялся, было объяснять, но Ангус поднял руку, велев ему замолчать. – Я разговариваю с твоей невестой.

– Я из Калифорнии, – полуофициальным тоном ответила Кейли и растерянно посмотрела на Дерби. Он уже начал жалеть о своем обещании не посягать на ее независимость после их свадьбы. – Я путешествую, – тихо добавила она.

– Вы заехали далеко от дома, – заметил Саймон, подавая отцу бокал, и присел на подлокотник стоявшего рядом кресла.

Кейли застенчиво улыбнулась. Дерби знал, что она вовсе не пытается очаровать улыбкой Саймона. Она дразнила его, Дерби, но он возьмет реванш позже, когда они останутся наедине.

– Вы даже не представляете, как далеко, – вздохнула Кейли.

– И в то же время близко, – не смог не добавить Дерби.

– Истинная правда, – согласилась она.– Жизнь – один большой парадокс.

– Расскажите нам, – попросил Саймон– где же вы встретили нашего несравненного братца, мисс... э-э...

– Бэрроу, – напомнила Кейли, хотя не думала, что Саймон забыл ее имя. – Кейли Бэрроу. На самом деле мы с Дерби старые друзья. Мы встретились, когда были детьми. Я была и Редемпшне проездом, с родителями.

Саймон молча обдумывал услышанное. Уилл, оставивший Бетси дома, потому что один их мальчик заболел, объевшись зеленых яблок, почувствовал жгучую потребность присоединиться к разговору. Для Уилла никогда не имело значения, уместны ли его реплики, не в меру склонный к общительности, он не мог молчать дольше одной минуты.

– Раньше через город проходило больше фургонов, – счел нужным вставить он.

Дерби заметил, что Ангус все еще неотрывно изучал лицо Кейли. Он смотрел на нее так, будто где-то видел, но никак не мог вспомнить где, хотя это, конечно, было исключено.

– Я слышал, свадьба состоится в Сан-Мигеле, – сказал он наконец.

Кейли вопросительно посмотрела на Дерби, а он не знал, что сказать. Дни Ангуса были сочтены, но только теперь между ним и Дерби зародились какие-то новые отношения, хотя и очень хрупкие. Как мог Дерби отказаться играть свадьбу в Редемпшне, ведь тогда отец не смог бы присутствовать на ней, а они и без того много лет были будто чужими друг другу.

– Наш Дерби, кажется, просто влюблен в Сан-Мигель, – иронично заметил Саймон, возвращаясь к шкафчику с напитками, на этот раз, чтобы налить самому себе.

– Мы передумали, – выпалила Кейли. Ее щеки пылали, а глаза загорелись решимостью. – Мы не собираемся никуда уезжать. Во всяком случае, пока.

Дерби посмотрел на нее, но не возразил, потому что в глубине души понимал, что она права, считая, что они должны остаться. Уехать сейчас было бы трусостью, несмотря на разногласия, которые были между ним и Ангусом.

Кейли бросила на него умоляющий взгляд и опять увлажнила губы кончиком языка.

– Но необходимо еще многое обдумать, – добавила она с кокетливой бравадой.

– Ты выбрал в жены не только красавицу, – Ангус повернулся к Дерби, – но и умную, чуткую женщину. Тебя можно поздравить.

– Я рад, что ты так считаешь, – с легкой улыбкой ответил Дерби.

Уилл по-свойски похлопал его по спине.

– Никто не может образумить мужчину, кроме настоящей женщины, – засмеялся он.

– Ну, с тобой это, кажется, не сработало, – беззлобно заметил Саймон в адрес Уилла, но в его глазах таилась усмешка.

Дерби расстегнул ворот, который вдруг показался ему слишком тесным, хотя он и так был без галстука.

– Мы с Кейли не будем жить в этом доме, – заявил Дерби грубоватым голосом.– Усадьба Кульверсонов выставлена на продажу шестьсот сорок акров и домик. Мы купим ее.

Кейли почувствовала и облегчение и страх.

Дерби посмотрел на нее. Господи, она была слишком красива для такого отвратительного пыльного места, как Земля. Их взгляды встретились, и они без слов поняли друг друга.

– Спасибо, – чуть слышно произнесла она и, ослепительно улыбнувшись Ангусу, сказала уже громче: – Мы хотели бы, чтобы церемония прошла здесь, в Трипл Кей, если вы не против, мистер Каванаг. Я знаю, вы больны...

Ангус отставил в сторону бокал, взял ладони Кейли в свои руки. Дерби понял, что его отец получил в лице Кейли важного союзника.

– Вы меня почти вылечили.– В голосе Ангуса слышалась неподдельная искренность.– Нет ничего на свете, чего бы мне хотелось больше вашей свадьбы.

 

ГЛАВА 8

В том же самом доме, только век спустя, Франсин Стефенс открыла дверь в комнату, которая, как она полагала, была когда-то комнатой Дерби. Она не очень удивилась, обнаружив исчезновение Кейли. На постельном белье остался отпечаток ее тела, около кровати стояла обувь. Но все же не каждый день кто-то исчезает, словно растворившись в воздухе, в твоем собственном доме – Франсин прислонилась к дверному косяку, чтобы прийти в себя. Теперь уже не оставалось никаких сомнений, все действительно было правдой. Если бы Франсин не видела собственными глазами свадебный снимок, чудесную скульптуру, в которой запечатлен Дерби на коне, и если бы она не видела лицо Кейли, когда та рассказывала обо всем, что с ней произошло, она ни за что не поверила бы, что такое возможно. Франсин знала, что не найдет Кейли в ее доме в Редемпшне, она знала, что не найдет ее нигде на земле. В настоящий момент Кейли вообще не существовала, разве что ее останки покоились где-то...

У Франсин ком подкатил к горлу. Она тихонько закрыла дверь, спустилась по лестнице на негнущихся ногах, придерживаясь за перила, чтобы не упасть, и пошла за сумочкой и ключами, которые лежали на столе в прихожей. Оставив рабочих собирать инструменты, Франсин села в автомобиль и направилась в сторону Редемпшна.

Ее сердце бешено заколотилось, а к глазам подступили слезы, когда она остановила машину у ограды кладбища и прошла мимо свежих могил к месту захоронения ее предков – представителей рода Ангуса Каванага. Сам Ангус был погребен в Трипл Кей, рядом с Хармони.

Франсин нашла надгробную плиту с именем Дерби. Это Кейли очистила ее от сорняков всего лишь день или пару дней назад. Франсин опустилась на колени на мягкую сухую траву и стала искать другую надпись.

Наконец она нашла, что искала, но довольно далеко от места погребения Дерби, рядом с могилой Саймона. Слезы, которые Франсин сдерживала до сих пор, хлынули из ее глаз. «Кейли Элдер Каванаг, – прочла она на мраморной плите, – возлюбленная супруга и мать, всегда будем помнить тебя. Родилась в 1967 г., умерла в 1910 г.».

Значит, кто-то знал правду, возможно, Саймон или кто-нибудь из ее детей. Или Кейли сама заранее заказала себе плиту? Если так, то это было послание для нее, для Франсин, своего рода доказательство того, что чудо, в которое трудно поверить, было реальностью.

Франсин утерла слезы тыльной стороной ладони и поднялась с колен. Рядом с Кейли и Саймоном были похоронены их дети, все они скончались в преклонном возрасте, но Франсин так и не нашла надгробия с именем Гарретта Элдера, сына Кейли, рожденного от Дерби. Это, конечно, ничего не доказывало, он мог быть похоронен где-то в другом месте. Слегка пошатываясь, Франсин вернулась к машине, посидела немного, приходя в чувства, затем поехала в город и купила одноразовый фотоаппарат. Вернувшись на кладбище, она сделала несколько снимков надгробной плиты Кейли и пару снимков могилы Дерби, затем перемотала пленку и отвезла для проявки.

Франсин ехала медленно, у нее голова кружилась от впечатлений. Она вернулась в свой большой пустой дом. Рабочие уже ушли, закончив свои дела, но солнце было еще ослепительно ярким. Одна в отремонтированной кухне, Франсин приготовила простенький салат, ни на что большее у нее не хватило сил. Она ела, не замечая вкуса пищи, совершенно машинально, только чтобы немного подкрепиться. Позже, если Кейли не появится, полиция, конечно, потребует от нее объяснений по поводу исчезновения подруги, ведь машина Кейли еще стояла у дома Франсин, но сейчас это меньше всего волновало ее.

Кейли хотела вернуться к Дерби и попытаться изменить его судьбу и судьбу их будущего ребенка. Фотографии двух могил, сделанные в тот день Франсин, должны показать, рассуждала она, успешной ли оказалась миссия ее подруги.

Если так, то даты на надгробьях должны измениться. Они будут отличаться от тех, что запечатлены у нее на пленке. Вместе с этим могли измениться дневниковые записи и вещи в сундуке Кейли. Франсин оставалось только ждать.

– Ты не сердишься?– спросила Кейли, когда они с Дерби вышли на улицу после ужина с его отцом и братьями, и он помогал ей взбираться в стоявший наготове кабриолет.

– На то, что ты изменила всю мою жизнь одной единственной фразой? – спросил Дерби тоном, не предполагающим ответа.– Нет, Кейли, я не сержусь. В конце концов, ты права. Приходит время, когда человек должен остановиться и внимательно осмотреться вокруг.

Коляска заскрипела, когда он запрыгнул в нее и сел рядом с Кейли. Этот кабриолет принадлежал Нэду Финн, владельцу конюшни, и Дерби платил за пользование им.

– Ты должен быть справедливым к своему отцу, – заговорила Кейли.– Мне кажется, ты никогда не будешь по-настоящему счастлив, если будешь чувствовать, что несправедливо обошелся с ним.

– Боюсь, что все несколько сложнее, – задумчиво произнес Дерби, взмахнув поводьями.

Серая лошадь рванула с места, увлекая их в залитую лунным светом ночь.

Кейли вспомнила о предложении, любезно сделанном ей будущим свекром. Он считал целесообразным, чтобы до свадьбы Кейли жила на ранчо, дипломатично предполагая, что «Голубая подвязка» «не очень комфортабельное» место для леди. Она вежливо отказалась, но не назвала истинной причины отказа, которая заключалась в том, что она боялась опять перенестись в другой век.

– Сложнее?– не поняла Кейли.– Ты имеешь в виду тот факт, что я должна родиться почти через сотню лет?

– И это тоже, – сквозь зубы процедил Дерби, не взглянув на нее.

– А что еще? Расскажешь мне об этом?

– Да.

– Когда? – настаивала Кейли.

– Когда я буду знать, как объяснить тебе это, – ответил Дерби после продолжительной паузы тоном, которым ясно давал понять, что не хочет продолжать этот разговор. – Ангус был прав, – перевел он беседу на другую тему, – тебе не следует оставаться в «Голубой подвязке», Кейли. Я отвезу тебя в отель.

– Ты останешься со мной?

– Нет, мэм, – засмеялся Дерби. – С этого момента мы будем поступать только благопристойно.

Час спустя, когда Дерби Элдер вошел в крошечное фойе отеля «Американ», одетый в изящный костюм и в сопровождении дамы, все головы как по команде повернулись в его сторону. Кейли почувствовала, как заливается краской ее лицо, когда они проходили мимо постояльцев отеля, которые сидели рядом с масляными лампами и делали вид, что читают газеты, а на самом деле внимательно рассматривали вновь прибывших.

Дерби заказал одноместный номер, заплатил удивительно ничтожную сумму и протянул Кейли регистрационную книгу. Тощий клерк, не сводивший с Кейли восхищенного взгляда, подал ей ручку-перо. Она чмокнула ее в чернила и витиеватым почерком вывела свое имя.

Дерби не поцеловал ее на прощание, и хотя это расстроило Кейли, она понимала, что в девятнадцатом веке многое было по-другому. Он обращался с ней как с леди, пытаясь спасти то, что осталось от ее репутации.

– Я буду вам очень признателен, – обратился Дерби к клерку, положив на стойку монету, по стоимости равную половине той суммы, которую он заплатил за комнату, – если вы проводите мисс Бэрроу до двери ее номера.

Парень кивнул и, не долго думая, спрятал монету.

– Будет сделано, мистер Элдер, – протараторил он, в одно мгновение, оказавшись по другую сторону стойки.

– Спокойной ночи. – Слова Дерби, обращенные к Кейли, прозвучали так формально, что она не удивилась бы, если бы Дерби пожал ей руку как после официального приема. Но она заметила озорную искорку в его глазах, и это ободрило ее.

Клерк проводил Кейли наверх по лестнице и открыл дверь в комнату номер семь. Он зажег лампу на столе и, пробормотав «приятного вам вечера», прошмыгнул в коридор. Кейли успела поблагодарить его и заперла дверь.

Комната была маленькая, но очень чистая, с узкой кроватью, умывальником, на котором стоял кувшин, унитазом и высоким шкафом для одежды. Только когда Кейли вспомнила, что у нее нет ночной сорочки, зубной щетки и сменного нижнего белья.

Она подошла к окну и отодвинула кружевную штору. Дерби стоял посреди улицы, как Ромео-ковбой, ждущий свою Джульетту. Увидев ее, он снял шляпу, низко поклонился и зашагал прочь. Она уже скучала по нему.

Через три дня, после нескольких визитов в усадьбу Кульверсонов, лихорадочной уборки и расстановки там мебели, привезенной из дома Ангуса по его настоянию, Дерби и Кейли поженились. Обряд привел в исполнение молодой священник отец Амброс. Среди многочисленных гостей были Тесси, Орэли и другие женщины из «Голубой подвязки».

На Кейли было платье из шуршащего серо-бежевого льна с длинным рукавом и с кружевным нагрудником. Поскольку это было не то платье, которое она видела на своем свадебном снимке, и в котором впервые попала в девятнадцатый век, в ее душе затеплилась хрупкая надежда на то, что им удастся избежать поджидавших впереди бед. Кейли, напевая, крутилась перед зеркалом в гостиной Ангуса, любуясь собой в широкополой шляпе, и выглядела абсолютно счастливой. Предполагаемый ход событий, казалось, был уже изменен. Дерби останется жить и Гарретт тоже, если он вообще появится на свет. «Ребенок, зачатый в другую ночь, будет другим ребенком, с другой судьбой», – рассуждала Кейли. Несмотря на зародившуюся надежду, печаль, засевшая глубоко в сердце Кейли, не отпускала ее. Даже если Гарретта никогда не будет, и он, соответственно, не умрет, она всегда будет знать, что он мог быть ее сыном, и будет скорбеть о нем. Кейли печально вздохнула. Она должна сделать все, что будет в ее силах, изменить то, что можно изменить, и предоставить судьбе то, что изменить нельзя. Она знала, что это будет нелегко и не питала на этот счет никаких иллюзий.

– Вы необыкновенно красивы, – услышала она голос за спиной.– Мой брат – самый счастливый человек на свете.

Увидев в зеркале красивое лицо Саймона, Кейли вздрогнула, но взяла себя в руки и повернулась к нему, пытаясь скрыть волнение за приветливой улыбкой. Ведь «Саймон не сделал ей ничего плохого, напротив, он был добрым и обаятельным человеком, и не было его вины в том, что он полюбит ее и предложит ей руку и сердце. Кейли задумалась на мгновение, что может побудить ее согласиться выйти за него замуж, если ей не удастся предотвратить гибель Дерби, и она станет вдовой? Возможно, ее толкнет на это одиночество или, может, финансовые проблемы. Было бы тяжело остаться одной в девятнадцатом веке.

– Спасибо, – с запозданием поблагодарила она Саймона за комплимент.

Он, как и все, был одет соответственно торжественному случаю. Празднество проходило в маленьком садике за стеклянными дверями гостиной. Кухарка и экономка Ангуса, Глория, пожилая индианка с мелодичным как у ангела голосом, готовилась к этому событию целые сутки.

– Было очень мило с вашей стороны устроить свадьбу здесь, – заметил Саймон.– Возможность присутствовать на ней значит очень многое для нашего отца.

Кейли предпочла бы, чтобы рядом с ней сейчас был Дерби, но он куда-то отлучился, окруженный гостями. Дети Уилла носились по дому как дикие пони, пока Бетси, милая жизнерадостная женщина, помогала Глории на кухне. Дочка Саймона Этта Ли, девочка-подросток, с мечтательным видом сидела в саду, на мраморной скамейке.

– Но вы мне пока не доверяете, – сказала Кейли в ответ на замечание Саймона по поводу ее доброты к Ангусу.– Не так ли?

Саймон загадочно улыбнулся:

– Я бы сказал, есть что-то странное во всем этом. Я не могу понять, что именно, но отец тоже чувствует это.

– Может, вы оба воображаете себе? – иредполбжила Кейли.

– А может быть, и нет, – сухо возразил Саймон.– Фантазии всегда были прерогативой Дерби и Уилла. А что касается нас с отцом, то мы к ним не склонны.

– Очень плохо, – сказала Кейли, взглянув на одинокую девочку с большим бантом на голове, сидевшую в саду, чопорно сложив руки на коленях. Ее серьезный вид и стремление к уединению задели сердце Кейли. Было бы намного лучше, считала она, если бы Этта Ли была в гуще событий, шумела, играла с мальчиками Уилла и Бетси.

– Воображение делает жизнь гораздо интереснее, – добавила она после непродолжительной паузы.– С ним легче переносить обыденные неприятности.

Саймон склонил голову в галантном поклоне.

– А как насчет настоящих бед? – поинтересовался он. – Как переносить их?

Кейли растерялась, она не понимала, что именно Саймон имел в виду. Она собиралась спросить его об этом, но тут как раз появилась Бетси. Она собрала в кучу своих сорванцов, призывая их к порядку, но ей удалось добиться лишь его видимости, да и то только на время.

– Не занимай надолго невесту, Саймон Каванаг, – сказала Бетси, беря Кейли за руку.– Ей нужно и с другими познакомиться.

Бетси водила Кейли от одной группы друзей Ангуса к другой. Здесь, в украшенном саду дома Каванагов, казалось, никому не было дела до того, что Дерби был сыном проститутки, а Кейли не только неизвестно откуда взялась, но и появлялась в стенах «Голубой подвязки». Их горячо поздравляли и наперебой приглашали в гости по окончании медового месяца. Это был чудесный день, утопавший в солнечном свете и благоухании цветов.

Во время церемонии Кейли забыла обо всем на свете, для нее существовали только Дерби, она сама и священник. Когда их объявили мужем и женой, она повернулась, сияя от радости, и бросила букет в толпу гостей, стараясь, чтобы он достался Этте Ли.

Лицо девочки озарилось таким счастьем, что радость Кейли, и так чрезмерная, вознесла ее до небес. Этта Ли вдохнула аромат цветов, подбежала к Кейли и потянула ее за юбку.

– Я сохраню их для вас, Кейли, – сказала она. – Они всегда будут напоминать вам о приятном.

Кейли почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине, хотя девочка не вкладывала в свои слова никакого зловещего смысла. Миссис Элдер вспомнила вдруг засушенный букетик, который нашла среди ветхих пергаментных страниц альбома для вырезок. Этта Ли держала в руках те самые, необыкновенно хрупкие, поблекшие от времени растения.

– Что-то не так? – В широко раскрытых глазах Этты Ли было беспокойство.

Кейли наклонилась и звонко поцеловала девочку в лоб.

– Нет, дорогая, – успокоила она ее. – Все просто замечательно.

После того как Кейли познакомили со всеми присутствующими – хотя она знала, что не запомнит ни одного имени – она опять нашла Этту Ли. Дерби сказал ей, что девочка неплохо играет на рояле.

– Не будешь ли ты так любезна, сыграть нам что-нибудь? – нежно попросила Кейли.

Лицо Этты Ли, такое же открытое и светлое, как у Уилла, засияло еще большей радостью. Ее не пришлось долго упрашивать.

– Вы, конечно, хотите что-нибудь веселое, – предположила она. – Непременно сыграю. А ваш букетик я положила в одну из тяжелых дедушкиных книг.

– Спасибо, – поблагодарила ее Кейли, и Этта Ли поспешно направилась к роялю:

– Бедняжка, – тяжело вздохнула Бетси, стоявшая рядом с Кейли со стаканом пунша в руке. – Бог свидетель, я делаю для нее все, что могу, но у меня целая ватага своих сорванцов, и на нее просто не хватает времени.

– Сколько лет было Этте Ли, когда умерла ее мать?

– Она была совсем малышкой. Саймон, конечно, старается для нее, но он ведь мужчина.

У Кейли слезы навернулись на глаза. После того как развелись ее родители, она ужасно страдала от одиночества, и ей были близки и понятны переживания Этты Ли.

– Почему он не женится снова? – не удержалась от вопроса Кейли.

– Он такой же упрямый, как его отец и братья. – Бетси снова тяжело вздохнула и бросилась вдогонку за одним из своих проказников, который сломя голову несся через толпу гостей, как флагом, размахивая кальсонами над головой.

Дерби стоял рядом, он разговаривал с Уиллом и священником, который, по-видимому, был другом семьи. Когда зазвучала музыка, Кейли огляделась вокруг и увидела Саймона.

– Этта Ли – копия своей матери, – заговорил он, приблизившись к Кейли.

Саймон, без сомнений, понял, что его дочь была предметом разговора Кейли и Бетси. Как и почти каждый гость, он держал в руках стакан ромового пунша, который время от времени подносил ко рту и делал маленькие глотки, как подобает благовоспитанному человеку. Кейли не пила, поскольку подозревала, что беременна, и члены семьи ее новоиспеченного мужа перестали предлагать ей спиртное после того, как она несколько раз отказалась.

– Значит, ваша жена была очень красивая, – сделала вывод Кейли.

– О да, – подтвердил Саймон.

Он смотрел куда-то перед собой отсутствующим взглядом, возможно, вспоминая день своей собственной свадьбы, но его лицо, как маска, скрывало все его переживания.

– Кэтлин была прекрасна, – задумчиво добавил он.

В этот момент подошел Дерби, он обнял Кейли и поцеловал ее в щеку.

– Она была слишком красивая для такого как ты, – мягко, но не без издевки заметил он.

– Аминь, – изрек подошедший вслед за Дерби Уилл.

Саймон улыбнулся с налетом грусти в глазах.

– Да, – согласился он. – Кэтлин во всем была лучше меня.

– Сегодня день не для грустных воспоминаний, – вмешался Ангус, который пребывал в отличном настроении.

После знакомства с Кейли он воспрял духом и сейчас выглядел щеголем в своем лучшем костюме и до блеска начищенных ботинках. Он не мог пропустить такое знаменательное событие, как свадьба его младшего сына.

Но никто не сомневался, что Ангус серьезно болен.

Из гостиной доносилась музыка – Этта Ли играла на рояле какую-то задорную мелодию. Сердце Кейли наполнилось теплой истомой. Ее предположения оправдались – она уже носила в себе ребенка Дерби. Кейли никогда не была слишком сентиментальной в своей прежней жизни, по ту сторону зеркала, но эту жизнь она воспринимала острее, как более реальную, настоящую, наполненную смыслом. События и люди затрагивали ее чувства намного глубже, чем раньше. Это сделало ее более уязвимой, она не могла этого отрицать, но она стала и более живой, познала всю богатую гамму эмоций, многие оттенки которой до сих пор не были ей знакомы. Это было, как остаться в живых после страшной болезни или несчастного случая, вдруг заново оценив пронзительную синеву неба, ласку легкого ветерка, прелесть смеха, радость настоящей любви. Каждая прожитая секунда обрела значение, каждый вздох, каждая улыбка стали восприниматься как драгоценность.

– Что с ней случилось?– спросила она Дерби час спустя, после торта, танцев и пунша, и после игры Этты Ли на рояле, когда они уже сидели в номере отеля «Американ». – Я говорю о Кэтлин Каванаг.

Дерби развязал галстук, бросил его в сторону и вздохнул с облегчением.

– Кэтлин, – стал он вспоминать. – Она родилась в Бостоне, там же и познакомилась с Саймоном, когда он учился в колледже.

– Ей нравилось жить на ранчо?

– Думаю, что да, – сказал Дерби. – Она очень любила Саймона, она согласилась бы жить и в курятнике, и в хлеву, только бы быть с ним.

– Как ты к ней относился?

– Я едва знал Кэтлин. Хотя у нас с ней было что-то общее. Ее мать была гувернанткой в одной состоятельной семье, хозяин соблазнил ее и велел отдать родившуюся от него девочку на попечение церкви.

Кейли удивилась.

– Я думала, из таких девочек вырастают женщины, которые потом всю свою жизнь пишут об этом злобные статьи в социальные рубрики газет.

Дерби покачал головой.

– Она вышла замуж за Саймона, – произнес он печально.

Кейли тянула время разговором, но не потому, что не хотела заниматься любовью с Дерби. Она просто наслаждалась предвкушением близости и хотела продлить эти сладостные минуты ожидания. Она знала, что Дерби понимает и поддерживает ее игру.

– А потом? – не унималась Кейли.

– А потом она умерла, родив двоих мальчиков-близнецов.

– Дети?– оторопела Кейли. У нее перехватило дыхание, она инстинктивно приложила руку к животу, рискуя выдать тем самым свои подозрения. – А что случилось с ними? – спросила она, не скрывая волнения.

– Они родились мертвыми, – вздохнув, сказал Дерби. – Саймон, который всегда был самым благоразумным человеком на свете, пил после этого целый год. Если бы Ангус не дал ему однажды в зубы и не убедил перестать жалеть себя и позаботиться о дочери, оставшейся без матери, он, возможно, все еще заливал бы свое горе. Кейли вздрогнула.

– Значит, так Ангус воспитывал своих сыновей? С применением силы? – опешила она.

Дерби подошел к ней, погладил по щеке;

– Нет, – ответил он с нежной улыбкой. – Не так. Он, наверное, был единственным отцом в округе, который никогда не бил своих сыновей – он не верит в эффективность этого метода. Хотя было немало таких, кто считал, что нас нужно пороть не менее двух раз на день.

– Ты не любил его все эти годы. Почему? – задала Кейли давно мучивший ее вопрос.

– Не потому, что он постоянно лупил меня. – Дерби уже терял терпение и предпочел бы заняться другим делом, но Кейли стала теперь членом его семьи и проявляла интерес к ее истории. – Сколько я себя помню, я всегда хотел, чтобы Ангус прискакал в город, забрал мою мать из «Голубой подвязки» и женился на ней. Я хотел быть ему таким же сыном, как Уилл или Саймон.

– Но ты был...

Дерби приложил палец к губам Кейли и покачал головой.

– Я был незаконнорожденным, я был отпрыском шлюхи, – тихо сказал он без горечи или жалости к себе, он просто рассуждал. – Я хотел защитить честь моей матери. Не было дня, чтобы я не думал об этом.

Кейли обвила руками его шею и прижалась к нему.

– О Дерби...

Он поймал ее руку и нежно погладил пальцами ладонь.

– Не надо жалеть меня, миссис Элдер. Сейчас уже все хорошо, а в данный момент я вообще самый счастливый человек на земле.

Кейли заглянула в светло-янтарные глаза Дерби, и у нее не осталось сомнений в искренности его слов. Прошлое, действительно, не имело для него сейчас никакого значения, а если он не горевал по поводу своего тяжелого детства, то ей уж тем более не о чем было переживать. Они приняли в этот день своего рода крещение, для них начиналась новая, переосмысленная, светлая жизнь.

– Поцелуй меня, Дерби Элдер. – Она бросила на него вызывающий взгляд.

– Это приказ, который я выполню с удовольствием, – засмеялся Дерби.

Их губы сомкнулись в сладострастном поцелуе. Кейли словно опьянела от счастья и, наверное, упала бы, если бы Дерби не положил ее на кровать.

– Как ты думаешь, эта кровать будет скрипеть? – забеспокоилась Кейли.

Дерби рассмеялся и снова приложил палец к ее губам.

– Я гарантирую, что тебе это будет безразлично, – он наклонился, снова поцеловал ее, и Кейли поняла, что этой ночью она действительно забудет обо всем на свете, даже о том, как ее зовут. – Ну что, продолжим? Ведь это наша первая брачная ночь, дорогая.

Он стал раздевать ее медленно, не спеша, покрывая поцелуями каждый дюйм ее обнаженного тела. Потом так же неторопливо начал раздеваться сам, Кейли уже умоляла его поспешить. Только тогда он, наконец, погасил лампу.

Ранчо, которое купил Дерби, располагалось на прекрасном участке земли. И хотя Уилл не преминул язвительно заметить, что оно почти граничит с Трипл Кей, Кейли никак не отреагировала на это. Для Дерби было важно иметь свой собственный дом, и она понимала и поддерживала его.

– Теперь, когда это место принадлежит нам, что мы будем с ним делать? – вопрошала она с улыбкой, стоя посреди гостиной с бревенчатым потолком и настоящим камином.

Дерби засмеялся. Он снова был в повседневной одежде, а его свадебный костюм был убран в сундук вместе с подвенечным платьем Кейли.

– Мы собираемся завести коров и лошадей, миссис Элдер.– В его голосе слышались смешливые нотки.– И целую кучу детишек, я надеюсь.

Кейли осмотрелась вокруг. Дом был довольно большой, с кухней и тремя спальнями, но, конечно, без ванной комнаты. Поскольку у ковбоев Дикого Запада отсутствовали всякие представления о канализации, они будут вынуждены пользоваться отхожим местом за домом.

– Я бы хотела дюжину, – весело улыбнулась она.– Детей, я имею в виду.

Дерби обнял ее и покачал головой.

– Ты не устала вчера от пострелят Уилла и Бетси, которые носились весь день как угорелые?

– По-моему, они замечательные, – смеясь, ответила Кейли.

– Это ты сейчас так говоришь. – Он поцеловал ее.– Ну а что ты думаешь обо мне?

Кейли сделала вид, что старательно обдумывает ответ, потом сказала серьезным тоном:

– Я думаю, что всегда любила тебя, и всегда буду любить.

Он взял в руки ее ладони и поднес их к губам.

– За плохое или за хорошее?

Кейли ощутила прилив страха, все время таившегося где-то в глубине ее сердца.

– И за плохое и за хорошее, и в горе и в радости, – произнесла она как клятву верности, продолжение которой эхом отозвалось в тишине. Она не смогла до конца вникнуть в смысл этих священных слов, когда повторяла их за отцом Амбросом всего лишь день назад, стоя перед алтарем. Только сейчас она прочувствовала всю их величественную значимость.

Пока смерть не разлучит нас.

 

ГЛАВА 9

Первые несколько недель замужней жизни Кейли были просто идиллическими. По ночам, а иногда и днем, как только появлялась малейшая возможность, они с Дерби занимались любовью, уносясь в заоблачные выси чувственного наслаждения, где сливались воедино их тела и души. Минуты любви то наполнялись всепоглощающей страстью, то обращались в игру, но всегда были такими волнующими и неповторимыми, что Кейли хотелось кричать от счастья быть самой собой, быть здесь, с мужчиной, которого она любила больше жизни.

Несмотря на то, что они ухитрялись находить время на любовные утехи, первые дни после свадьбы были очень суматошные. Дерби с неохотой принял от Ангуса сотню голов лошадей и в ближайшее время собирался отправиться в Мексику купить еще сотню. Он каждое утро вставал с восходом солнца, одевался в полумраке и выходил во двор, чтобы проверить, поднялись ли работники, которых он нанял для ремонта старого хлева и прочих работ на ранчо. Кульверсоны, любил повторять он с большой гордостью, действительно привели ранчо в полное запустение.

Совесть не позволяла Кейли долго нежиться в постели, и она поднималась, когда слышала, как закрывалась за Дерби дверь кухни. Он работал вдвое больше, чем любой из нанятых им работников, и ему просто необходимо было основательно позавтракать, чтобы иметь силы на разгрузку сена, починку забора, ремонт крыши и прочие хозяйственные дела.

Бетси, которая оказалась хорошим другом и заботливой родственницей, научила Кейли качать воду из колодца за домом, колоть дрова и разводить огонь в кухонной печи. Кейли рассчитывала готовить по-своему, но не тут-то было. После нескольких сгоревших блинов и опалившись при попытке пожарить курицу, она приобрела-таки сноровку в использовании чугунных сковородок и котелков.

Кейли не понадобилось много времени, чтобы сделать открытие, что в девятнадцатом веке жизнь, по меньшей мере, в десять раз тяжелее, чем в конце двадцатого. Стирка белья, например, была настоящим испытанием, просто каторжным трудом и занимала целый день. Нужно было притащить во двор кадку, натаскать воды из колодца, подогреть ее, добавить мыло и стирать белье вручную. К моменту окончания этой нелегкой работы Кейли валилась с ног от усталости. А белье еще нужно было развесить на веревках, специально для этой цели закрепленных на кольях. И не имело значения, как рано Кейли начинала, ей никогда не удавалось управиться со стиркой до заката, когда уже поздно было думать об ужине. День стирки закономерно сменялся днем глажения. Кейли обливалась потом, нагревая на печке утюг и орудуя им, пока он не остывал.

Кроме того, на ней была ежедневная уборка, бесконечная стряпня и мытье посуды, да и Дерби не давал ей покоя и через каждые полчаса тянул ее из дома, чтобы с гордым видом показать, что уже сделано для их зверинца, состоявшего из коров в компании с телятами, племенных быков и свиней. А ночью, после занятий любовью, она, вконец изнуренная, засыпала в объятиях Дерби, положив голову ему на плечо. Никогда в жизни Кейли еще не была так счастлива, как теперь.

Однажды, теплой безлунной ночью, ее разбудил тихий шорох или просто какое-то странное ощущение. Она открыла глаза, испугавшись сначала, что опять вернулась в двадцатый век, но увидела Дерби его фигура из плоти и тени темнела на фоне окна. Он стоял, уперев руки в подоконник, и пристально смотрел куда-то вдаль, погрузившись в раздумья.

У Кейли отлегло от сердца, но ее сразу же охватило беспокойство.

– Дерби?

– Спи, дорогая, – отозвался он грубоватым голосом, не повернув головы.

Кейли приподнялась на локте. Она была ужасно напугана, хотя сама не понимала, чем. Она знала только, что ее страх не имел никакого отношения к спонтанным переходам из одного века в другой.

– Что случилось? – спросила она робко.

– Я не могу уснуть, – вздохнул Дерби.

– Это заметно, – произнесла Кейли с досадой в голосе, под которой на самом деле скрывался страх. – И я теперь тоже не смогу, так что можем начать разговор.

Дерби тихо засмеялся, но это был невеселый смех.

– Ты упрямица. – Он вернулся в постель, сел на край, далеко от Кейли.

Кейли издала добродушно-пренебрежительный звук и подняла повыше подушки.

– По-моему, я довольно послушная, – возразила она.– Все-таки там, откуда я пришла, работу, которую я выполняю здесь, назвали бы каторжным трудом. Но ты же видишь, я не поднимаю бунт, не так ли?

Дерби наклонился к ней, взял в ладони ее лицо, но тут же отпустил и с задумчивым видом провел пальцами по своим красивым волосам.

– Ты скоро получишь помощь, – сказал он. – Отец Амброс предлагает нам поселить у себя женщину с мальчиком – они живут в миссии, и им нужно место.

Хотя Кейли нелегко было справляться одной со стиркой, готовкой и уборкой, она вовсе не хотела видеть под своей крышей другую женщину. Это был ее дом, только ее и Дерби. Она сама удивилась, обнаружив в себе такое ярко выраженное собственничество, – она боялась любых посягательств на ее территорию.

– Я, кажется, не жаловалась, – тихо промямлила она.

– Я знаю, – ответил Дерби, склонившись, чтобы поцеловать ее в лоб. – Но я не хочу видеть, как ты изнуряешь себя, словно какая-то несчастная фермерша. Я скорее пойду к Ангусу с протянутой рукой, чем смирюсь с этим.

– Я люблю тебя, – страстно прошептала Кейли, потянувшись к нему, чтобы погладить по волосам. – Как давно я тебе этого не говорила?

– Уже примерно два часа, я думаю, – улыбнулся Дерби, и его зубы засверкали в темноте. – Только в прошлый раз ты говорила это не так нежно, как сейчас. Ты лежала, согнув ноги в коленях, твоя голова была запрокинута и...

– Не увиливай, Дерби, этот номер у тебя не пройдет, – прервала его Кейли. – Я твоя жена и люблю тебя, и я требую, чтобы ты сказал мне, что тебя беспокоит. Не нужно заговаривать мне зубы.

Он смотрел на окно, будто обдумывал план побега.

– Я не такой, как Саймон или Уилл, Кейли, – заговорил он, наконец. В темноте Кейли не могла разглядеть его лица, но она знала, что у него сейчас суровый вид. – Ребенком я бывал иногда в Трипл Кей, это так, но большую часть времени я проводил в «Голубой подвязке». Из-за этого у меня возникало немало проблем. Когда мне исполнилось семнадцать, я впервые уехал из города, и проблем стало еще больше. Я не приобрел за эти годы ничего, кроме квалификации никчемного бродяги. В конце концов, я вернулся и делал все, что мог, чтобы только не зависеть от Ангуса. Он то грозился отлупить меня, то пытался внушить мне здравый смысл увещеваниями. Но все его попытки были тщетны. До меня не доходили ни слова Ангуса, ни слова Хармони. Единственное, что имело для меня значение это твой образ в зеркале. Когда мне удавалось хоть мельком увидеть тебя, я был счастлив. Но ты всякий раз исчезала или уходила, или что-то в этом роде, и я не мог больше выносить этого. Я решил опять уехать в компании с разбойниками, братьями Шинглер, которые пили и развратничали в «Голубой подвязке». Мы с Хармони долго ругались перед моим отъездом. – Он на время замолчал, перевел дыхание и крепко сжал между ладонями руку Кейли. – Оказалось, что у братьев Шинглер проблем было еще больше, чем у меня. Когда я скитался с ними, они ограбили банк и хладнокровно застрелили кассира.

У Кейли все перевернулось внутри.

– О Боже, Дерби, ты был...

Он покачал головой, пока с ее губ не успели сорваться страшные слова.

– Нет, дорогая, – поспешил он успокоить ее. – Меня там не было, к счастью для меня, и местный шериф знал это, потому что сам посадил меня за решетку за нарушение порядка незадолго до случившегося. Я находился и камере, когда Дюк и Джарвис брали банк. Кассир был один, когда они напали, он отдал им деньги, но они все равно убили его, сволочи.

Кейли закрыла ладонями лицо и долго сидела так, плотно сжав пальцы. Одно дело видеть сцены насилия в примитивных боевиках, которые каждый вечер транслировались по телевидению, и совсем другое – столкнуться с этим в реальной жизни.

– И что же ты делал после этого? – спросила она, теребя угол простыни.

– Я отсидел положенный срок – пятнадцать суток, потом сел на своего коня и уехал. Я обретался в Мексике, пока Уилл и Саймон не нашли меня и не сообщили о матери и об Ангусе.

Кейли обняла его и притянула в постель.

– Так, значит, ты был разбойником?

– Нет, но я был никчемным бездельником, а это ненамного лучше в глазах большинства людей.

– Это нелепо. – Кейли удивленно вскинула брови. – На нашей свадьбе было полно гостей – люди из города, фермеры со своими семьями, и все они были очень милы с нами, прямо как с родными.

Дерби положил руку ей на грудь. От его пальцев словно исходили электрические заряды, пронизывавшие ее тело.

– Они пришли по двум причинам, Кейли, – начал объяснять он. – Во-первых, каждый из них так или иначе чем-то да обязан Ангусу. И хоть я незаконнорожденный, но я все же его сын. А во-вторых, им просто было любопытно посмотреть на тебя, на нездешнюю невесту – новый человек всегда вызывает интерес. Бетси выросла на ферме недалеко от Редемпшна, они с Уиллом сидели за соседними партами в школе, а бедняжка Кэтлин оказалась слишком хрупкой и умерла еще до того, как многие успели с ней познакомиться.

Имя Кэтлин напомнило Кейли о Саймоне и о том, что ей судьбой уготовано стать его женой после смерти Дерби. Сердце болезненно сжалось у нее в груди, и она крепче обняла мужа, словно этим могла защитить его.

– Ты многое поведал мне, Дерби, но ты так и не сказал, что тебя беспокоит. О чем ты думал, стоя у окна? – не отступала Кейли.

– Ты самая упрямая женщина на свете.

– Это точно. Итак, тебе лучше поделиться со мной своими проблемами, – настаивала она.

Дерби долго молчал, так долго, что Кейли подумала, что он опять уклоняется от этой темы.

– История с братьями Шинглер еще не закончилась, – изрек он, наконец. – Их поймали и приговорили к повешению через месяц после ограбления банка и убийства, и они не сомневаются в том, что это я сказал шерифу, где они скрывались.

Кейли похолодела от страха.

– А ты? Ты действительно сказал?

– Да, черт возьми, – бросил Дерби. – Ведь они убили человека. Их схватили и отправили в тюрьму. Но, видимо, по дороге кто-то из их друзей напал на конвой. Шерифа и его помощника нашли застреленными, а Шинглеров никто не видел с тех пор.

Сердце Кейли готово было выскочить из груди.

– Они, конечно, забыли о тебе, – с тенью надежды в голосе произнесла она.

– Они не забыли, – развеял ее робкую надежду Дерби. – Было бы наивно думать так. Они помнят это лучше, чем я, Кейли.

– Поэтому ты хотел уехать в Мексику? Ты надеялся, что там мы были бы в безопасности? – спросила она.

– Отчасти, да, – признал Дерби, его крепкие руки крепче сжали ее в своих объятиях. – Но у меня была и другая причина. Я ужасно боюсь, что ты опять исчезнешь. Я сейчас уязвим как никогда, Кейли.

Кейли поцеловала его твердое холодное плечо.

– Я тоже, – сказала она. – Наверное, это цена, которую приходится платить за настоящую любовь. И знаешь что? Это все же выгодная сделка.

Дерби повернулся, чтобы увидеть лицо Кейли, его волосы скользнули по ее щеке.

– Согласен, – произнес он шепотом и припал к ее губам.

На следующее утро отец Амброс привел Мануэлу, стройную женщину, возраст которой было невозможно определить, ей можно было дать и двадцать и пятьдесят, и ее маленького сына, Пабло, знакомиться с Кейли. Она была в кухне, пыталась погладить одну из рубашек Дерби, когда пришли гости.

– Проходите, садитесь, – приветливо встретила их Кейли, сияя от радости. Она была искренне рада любому обществу.

В этот яркий солнечный день, когда дел было хоть отбавляй, а тело еще ныло в сладкой истоме после утреннего занятия любовью, Кейли пребывала в отличном настроении, а мир казался ей прекрасным и совершенно безопасным.

Отец Амброс, очень симпатичный мужчина, которому было около тридцати, одетый в монашескую рясу и сандалии, улыбнулся и тихо заговорил с Мануэлей, у которой было такое лицо, будто она хотела убежать. Она обеими руками вцепилась в свой узелок, в котором, по-видимому, уместились все ее пожитки.

Когда гости уселись за круглый дубовый стол, подарок Саймона, и Кейли налила кофе отцу Амбросу и Мануэле, а перед Пабло поставила кружку с молоком, она тоже села рядом.

– Шесть месяцев назад Мануэла потеряла мужа, – начал отец Амброс. – Она работала кухаркой, но лишилась места, когда семья, приютившая ее, решила вернуться на Восток. Они с Пабло жили при миссии, он, кстати, один из лучших учеников в нашей маленькой школе, но Мануэла хочет сама зарабатывать себе на жизнь.

– Я тоже могу работать, – выпалил Пабло. Это был симпатичный мальчик примерно восьми лет, с блестящими темными глазами и копной жестких волос. – Я могу кормить лошадей и коров, и свиней. Я очень сильный, я как взрослый мужчина!

– Посмотрим, – улыбнулась Кейли. – Не сомневаюсь, что для тебя найдется много работы, но только после школьных занятий, конечно.

Мануэла смотрела на Кейли уже с меньшей недоверчивостью, чем прежде, но все еще не произносила ни слова.

– Они не требуют от вас многого. – В голосе отца Амброса звучала надежда. – Им нужна всего лишь комната, небольшое жалованье и пища.

Кейли посмотрела на Мануэлу.

– Я уверена, что удивлюсь, как могла обходиться без вас до сих пор, – сказала она. – Работы здесь пруд пруди, но если мы разделим ее на троих, то легко справимся.

Карие глаза Мануэлы засияли гордостью, и тут же ее взгляд сменился более мягким.

– Спасибо, – впервые промолвила она. Пабло издал радостный клич, извинился и выскочил через черный ход. Отец Амброс засмеялся.

– Ему не терпится повозиться с лошадьми, – объяснил он.

Кейли, слегка встревоженная, подошла к окну. Ведь лошади в загоне были еще необъезженные и почти дикие, они могли быть опасны.

– Не волнуйтесь, – успокоил ее священник. – Дерби присмотрит за мальчиком.

Действительно, Дерби в этот момент как раз перелезал через ограду загона, затем он пересек двор и протянул Пабло руку, приветствуя его как мужчина мужчину.

– Пойдемте, я покажу вам, где вы будете спать, – сказала Кейли Мануэле.

Они вошли в маленькую комнатку, которая располагалась в противоположной от их спальни стороне дома. В комнате были только две кровати с грубыми соломенными матрасами, комод и умывальник. Стоя на пороге, Кейли вспомнила комнату для гостей ее квартиры в Лос-Анджелесе в двадцатом веке с огромной кроватью из полированной латуни, с желтым покрывалом, с подушками в оборочках, с бледным ковром на полу и с обоями пастельного цвета, и покраснела до корней волос.

– Это, конечно, не Бог весть что... – начала оправдываться она.

Смуглая кожа Мануэлы казалась полупрозрачной. Она положила свой узелок на одну из кроватей и потянула за ящик комода со свойственным женщинам всех веков желанием поскорее освоиться на новом месте.

Хотя лицо женщины явно выражало радость, Кейли чувствовала себя немного неловко.

– Мы обставим ее получше, как только сможем, конечно. – Она пыталась загладить неловкость. – Новые шторы, приличные матрасы, ковер...

– Это очень мило, – произнесла Мануэла, глядя Кейли прямо в глаза. – Теперь покажите, какую работу я должна выполнять.

Отец Амброс ждал их в кухне.

– Если все улажено, я возвращаюсь в миссию, – сказал он, когда Кейли и Мануэла вернулись.

По-видимому, эти трое пешком прошли пять миль, отделяющие маленькое миссионерское поселение от ранчо, поскольку не было видно ни лошади, ни повозки. Отец Амброс пожал Кейли руку.

– Спасибо вам, миссис Элдер, – поблагодарил он Кейли на прощание.

Кейли нравилось, как звучала ее новая фамилия, и она не попросила священника называть ее по имени. Она попросит его об этом когда-нибудь позже, когда они познакомятся получше, подумала она.

– Я вам тоже очень благодарна, – ответила Кейли.

Когда отец Амброс ушел, забрав с собой Пабло, потому что в тот день в школе были занятия, Кейли повела Мануэлу на экскурсию по дому. Несмотря на то, что Кейли и Бетси грудились перед свадьбой до седьмого пота, чтобы привести дом в пригодное для жилья состояние, здесь еще оставался непочатый край работы. Мануэла сразу же проявила инициативу и взялась мыть покрытые пылью стены горячей водой с мылом.

В полдень Кейли позвала всех на обед. Дерби ел на ступеньках перед дверью черного хода, потому что был грязный с головы до ног после работы с лошадьми, а Кейли примостилась рядом с ним. Вскоре после обеда приехала Бетси в своем маленьком кабриолете, запряженном парой лошадей – гнедой и пегой.

– Я собираюсь проведать Ангуса, – закричала она Кейли, подъезжая к дому. – Хочешь поехать со мной?

– С удовольствием, – кивнула Кейли, и она не кривила душой.

Она очень беспокоилась за Ангуса, а с домашней работой справятся теперь и без нее, хотя ей было немножко досадно признавать это. Мануэла вымыла стены, приготовила полдник и уже заканчивала мыть посуду.

– Только подожди, я немного освежусь, – попросила Кейли.

Она побежала в спальню, умыла лицо тепловатой водой, пригладила волосы и надела практичное льняное платье. Когда она вернулась в кухню, Бетси по-дружески болтала с Мануэлей, которая уже приготовила кучу еды на ужин. Ей приходилось учитывать и команду помощников Дерби, которые раньше сами готовили себе на костре, а теперь, по распоряжению Дерби, должны были ужинать в доме, вместе с хозяевами.

– Я чувствую себя эксплуататором по отношению к ней, – поделилась Кейли, когда они с Бетси ехали вниз по проселочной дороге в сторону Трипл Кей.

Бетси покосилась на невестку:

– Мануэла мечтала собственными руками зарабатывать себе на хлеб – она сама сказала мне об этом. К тому же, миссис Элдер, я думаю, ваше переживание за Мануэлу вызвано не только милосердием. Вам не нравится, что теперь еще одна женщина будет заботиться о Дерби.

Кейли уже открыла, было, рот, чтобы возразить, но Бетси опередила ее.

– Это правильно, – говорила она, улыбаясь. – Я точно такая же, когда дело касается моего Уилла. Или, по крайней мере, была такой до рождения мальчиков, а потом я уже безумно радовалась, что у нас есть Салли Квилл, которая мне во всем помогает, хотя она и ужасно глупая девчонка. Кейли, Дерби нанял Мануэлу, потому что он любит тебя, потому что не хочет, чтобы ты выбивалась из сил.

– Я знаю. – Кейли опустила глаза. Бетси покачала головой, ее милое лицо светилось жизнерадостностью.

– Ради Бога, перестань чувствовать себя виноватой и не хнычь, – снова заговорила она. – Скоро у вас будет полный дом детей, как у нас с Уиллом. Я знаю, что вы оба этого хотите. Дети сделают вашу жизнь богаче, они во многом изменят ее.

Кейли вспомнила о зеркале в салуне «Голубая подвязка» и о том, что рассказал ей Дерби прошлой ночью о братьях Шинглер. Ей стало так мучительно больно при мысли о том, что она не встретит старость вместе со своим мужем, которому суждено умереть молодым, что из ее глаз брызнули слезы.

Это не ускользнуло от внимания Бетси.

– Ты такая же слезливая, как и я, – понимающе кивнула она и приложила руку к животу, словно прося подтверждения у своего пятого ребенка, который еще находился в ее утробе. – Женщина становится эмоциональной, когда у нее появляется семья.

Кейли закусила губу. Ей было страшно думать о том, что она сама уже носит под сердцем сына, Гарретта; ей и так было достаточно переживаний, начиная с того, что ее постоянно мучил страх перенестись опять в другое время, и, заканчивая разбойниками, которые могли найти и убить Дерби.

– Это, должно быть, невероятно мучительно, рожать здесь, – сказала она, не подумав, как следует над словами.

– Здесь? – Бетси удивленно посмотрела на нее. – Я не думаю, что в Неваде рожать мучительнее, чем где-то в другом месте.

Кейли попыталась улыбнуться. Она сравнивала условия рождения детей в девятнадцатом веке и в двадцатом, но, конечно, не могла сказать об этом Бетси.

– Расскажи мне, как это бывает, – попросила она.

– Я проклинала Уилла Каванага и клялась проткнуть его вилами, если он еще когда-нибудь приблизится ко мне. Но когда все заканчивалось, я смотрела на малыша, смотрела на Уилла и уже обожала малютку и опять была готова заниматься любовью с Уиллом. – Бетси вздохнула. – Я очень надеюсь, что на этот раз у нас будет девочка. Я бы так любила ее.

– Я тоже надеюсь, – поддержала ее Кейли. При всем том, что они родились в разные века и в совершенно разных мирах, ей нравилась Бетси. Для Кейли она стала сестрой, а ей всегда хотелось иметь сестру. – Ты будешь рядом, Бетси, ты поможешь мне, когда придет мой срок?

Бетси легонько толкнула ее локтем и улыбнулась.

– Можно не сомневаться, что тебе недолго придется ждать своего срока, ведь ты замужем за мужчиной, в жилах которого течет та же кровь, что и в жилах моего мужа. И конечно, я буду рядом, вместе с доктором из города. Твой Дерби тогда уже будет бесполезен.

Кейли засмеялась, представив, какая паника охватит Дерби, когда дойдет до дела.

– Ты права, – согласилась она. – От него будет мало толку.

Они застали Ангуса сидящим на террасе, закрытой противомоскитной сеткой, в своем кресле на колесиках. Он оторвался от чтения занимательной книги по истории Греции и был безумно рад видеть обеих снох. У Кейли, когда она посмотрела на него, поднялось настроение. Несмотря на то, что Ангус как прикованный сидел в кресле, он выглядел сильным и здоровым. У него был свежий цвет лица, а глаза искрились задором.

Гости пробыли в Трипл Кей около часа. Бетси рассказывала Ангусу о последних подвигах своих проказников, и он смеялся от души. Кейли поведала о том, как идут дела на ранчо: как Дерби объезживал лошадей, о Мануэле и Пабло, которые будут жить у них.

На прощание Ангус похлопал Кейли по руке.

– Ты самое лучшее, что когда-либо было у моего сына, – сказал он. – Я так благодарен тебе за то, что ты приехала.

Поддавшись импульсу, Кейли поцеловала его в старую загрубелую щеку.

– Я хочу через много лет рассказывать вам на этой террасе о наших с Дерби детях, – с волнением в голосе произнесла она в ответ.

Ангус улыбнулся.

– Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы дожить до этого, – пообещал он.

Когда Бетси высадила Кейли у ворот ранчо, Дерби уже ждал ее, сидя в лохани по шею в горячей воде. В зубах у него торчала тонкая сигара, которую он потягивал с вальяжным видом.

Кейли почувствовала что-то вроде приступа ревности – вероятно, Мануэла приготовила для него воду – но в следующее мгновение она уже рассердилась на себя: ревность не самое лучшее начало семейной жизни.

– Как Ангус? – с деланным равнодушием спросил Дерби.

– Для человека, делающего вид, что он не любит своего отца, – ответила Кейли, сморщив нос от сигарного дыма, и наклонившись, чтобы поцеловать его в затылок, – тебя слишком беспокоит его здоровье. А что касается Ангуса, то он выглядит молодцом.

– По-моему, ты нравишься этому старому хрычу, – Дерби усмехнулся, задерживая дым во рту. – Если бы он был лет на сорок помоложе, он был бы мне серьезным соперником в борьбе за твое сердце.

– Если бы он был на сорок лет моложе, – ответила Кейли, открывая окно, чтобы выпустить сигарный дым, – ни тебя, ни меня еще не было бы на свете.

Дерби сделал затяжку и выпустил очередной клуб сизого дыма в насыщенный паром воздух над лоханью.

– Мне кажется, он тебе тоже нравится, – дразнил он Кейли.

– Ты прав, – не сочла нужным отпираться Кейли. Она вырвала у него из руки зловонную сигару и макнула ее в воду. Сигара с шипением потухла, и Кейли выбросила ее в окно. – По-моему, Ангус удивительный человек, – сказала она. – Я бы хотела, чтобы мой отец был хотя бы наполовину таким сильным, как он.

Дерби собирался, было выразить протест по поводу утраченной сигары, но вместо этого выражение обиды на его лице сменилось одной из его разящих наповал улыбок, способных растопить лед.

– Почему бы вам не скинуть одежду, миссис Элдер, и не забраться ко мне в лохань? – Он бросил на нее лукавый взгляд.

– Потому что мы не одни в доме, это, во-первых. И потому что ты за день весь извозился в земле и еще в чем похуже, и у тебя вода грязная, это, во-вторых.

– Если для тебя так важно, чтобы мы были одни, дорогая, то Мануэле с сыном придется вернуться обратно в миссию. А что касается второй причины, то я сполоснулся в ручье, прежде чем залез в лохань.

Кейли присела на край кровати.

– Я не хочу, чтобы Мануэла и Пабло ушли. Мы нужны им, а они нужны нам, – сказала она со всей серьезностью.

– Дорогая, я же пошутил, – мягко успокоил он ее и потянулся за полотенцем.

– Я немного ревную к Мануэле, – призналась Кейли. – Мне не нравится, что кто-то еще проявляет заботу о тебе.

Дерби стоял перед ней обнаженный, а она, несмотря на зарок не отступать от норм викторианской морали, смотрела на него с нескрываемым восхищением. Ей вдруг до боли захотелось запечатлеть образ любимого в скульптуре, которая переживет их обоих.

– Я буду, верен тебе, – тихо произнес он.

Кейли захотела прикоснуться к его влажному после купания телу не только как жена, но и как художник, знакомящийся с объектом. Ее охватило неукротимое желание провести руками по твердым мышцам его бедер, по плоскому животу, по широким мускулистым плечам. Его тело было так великолепно, что у Кейли захватило дух. Она с трудом заставила себя оторвать взгляд от его безупречной фигуры и посмотреть ему в глаза.

– Я люблю тебя, Дерби, – сказала она. – Я люблю тебя так сильно, что мне кажется, сильнее любить невозможно. Но каждое утро, просыпаясь, я понимаю, что люблю тебя еще больше.

Он подошел к ней, не произнося ни слова, и нежно уложил на постель.

Кейли не сопротивлялась, когда Дерби расстегнул лиф ее платья, залез под него горячими пальцами, лаская ее грудь, и захватил ее губы своими губами. Ему каким-то образом удалось снять с Кейли почти всю одежду, не затушив пробудившийся в ней вулкан страсти, и скоро он уже проник в нее.

Кейли лежала под ним, отдавшись наслаждению, ее податливое тело извивалось в его покрытых испариной руках, когда он вознес ее на ту высоту ощущений, на которую она еще никогда не восходила...

Когда все завершилось, они долго лежали неподвижно: их тела переплелись, сердца бились в едином ритме. За окном уже темнело.

Вечером Кейли, напевая, помогала Мануэле подавать на стол ужин из форели, жареного картофеля и моркови, любезно предоставленной экономкой Ангуса, Глорией, из ее собственных запасов. За столом Дерби разговаривал со своими помощниками о лошадях и о выгоне скота, но время от времени его взгляд встречался со взглядом Кейли, и кухня, казалось, озарялась светом.

 

ГЛАВА 10

Кейли знала, что лежала рядом с Дерби, она знала, что спала, но сон был слишком реалистичный, чтобы быть всего лишь видением.

Она стояла на залитом лунным светом кладбище в современном Редемпшне, ситцевая ночная сорочка развевалась у ее голых щиколоток, трава под ногами была холодная и сырая. Кейли смотрела на знакомую могилу с солнечными часами вместо надгробного камня, на которых была выгравирована скромная надпись: «ДЕРБИ ЭЛДЕР. 1857—1887. НЕЗАБВЕННЫЙ СУПРУГ».

Прохладный ветерок трепал волосы Кейли; она опустилась на колени, вырвала траву, прикрывавшую надпись. «Незабвенный супруг», – мысленно повторила она, и слезы обжигающими струйками побежали по ее щекам. Этих слов, истинных, как никакие другие, не было здесь, когда она первый раз увидела могилу. Должно быть, это она добавила их.

Кейли, шатаясь, поднялась на ноги. Было холодно; холод, казалось, исходил от нее самой, из глубин ее души.

– Дерби, – прошептала она как заклинание. – Дерби...

Кейли в ужасе проснулась и села на кровати ни жива ни мертва. Ее тело было мокрым от холодного пота.

Дерби пошевелился.

– Дорогая?..

Она пробормотала какие-то бессмысленные слова, давая ему понять, что все в порядке, и он снова забылся глубоким сном.

Кейли подождала некоторое время, чтобы удостовериться, что Дерби спит, затем потихоньку выскользнула из постели, накинула на себя одеяло и, тихо ступая, прошла в кухню. В двадцатом веке она поставила бы стакан воды в микроволновую печь и заварила какой-нибудь травяной чай, чтобы успокоить нервы, но здесь это было не так просто. Кейли не решилась выпить спиртного, так как была почти уверена, что беременна. Она только зажгла лампу и, дрожа, села за стол, опустив руки на колени.

Мануэла подошла так тихо, что, увидев ее, Кейли вздрогнула и тихонько вскрикнула от неожиданности.

– Вам плохо, миссис Элдер? – обеспокоенно спросила Мануэла.

Кейли покачала головой. Она была так потрясена увиденным сном, что не могла вымолвить ни слова. Она отчетливо поняла из него, что в судьбе Дерби ничего не изменилось.

Мануэла подошла к печи, подбросила дров в огонь и набрала в котелок воду. Пока вода нагревалась, она молча приготовила все необходимое для чая. Поставив на стол глиняный чайник и чашку, она обратила внимание на сорочку Кейли.

– Вы упали, миссис Элдер? – спросила она. – Вы, наверное, выходили на улицу и оступились в темноте?

Кейли опустила глаза, и из ее горла вырвался мучительный, отчаянный крик, но едва ли более громкий, чем подавленный вздох. Подол ее ситцевой сорочки, купленной в качестве приданного, был испачкан травой и грязью. Но она выходила из дома только раз после ужина, когда выливала воду из таза, в котором мыли посуду.

– Миссис Элдер? – ждала ответа Мануэла.

Кейли покачала головой, боясь произнести хоть слово, чтобы не нарушить непрочное равновесие и не унестись нечаянно обратно, в другое время.

Мануэла залила чай кипятком и добавила сахар – она за ужином заметила, что Кейли любит сладкий чай, – и осторожно придвинула к ней чашку с горячим напитком.

– Пейте. Вы почувствуете себя лучше.

Взяв обеими руками чашку, Кейли поднесла ее ко рту и сделала несколько глотков. Ее била такая крупная дрожь, что она боялась вылить горячий чай себе на колени. Мануэла вышла из кухни, и вернулась через пару минут с одеялом, которым укрыла подрагивающие плечи Кейли.

– Я позову мистера Элдера, – сказала она.

– Нет! – вскрикнула Кейли. – Нет... пожалуйста, не надо.

Мануэла нахмурила брови:

– Но он ваш муж...

– Со мной все в порядке, – уверила ее Кейли, стараясь говорить по возможности убедительно, но ее голос предательски дрожал. – Пожалуйста... Мистер Элдер очень устал за день. Ему нужен покой.

Она прикусила нижнюю губу в надежде, что боль вернет полноту реальности этого мира. Она все еще ощущала прохладу росы на траве, прикосновение свежего ночного ветра, щемящую боль в сердце. Посмотрев в лицо Мануэле, Кейли поняла, что должна придумать какое-то объяснение своему состоянию. Женщина хмуро глядела на нее.

– Я, наверное, гуляла во сне, – чуть слышно пробормотала Кейли. Это, конечно, не было всей правдой, но это не было и ложью и могло успокоить Мануэлу. – Идите спать, со мной все будет хорошо.

Мануэла долго колебалась, потом все же вернулась в свою комнату. Кейли допила чай, загасила лампу и пошла в спальню. Она сняла испачканную сорочку, скомкала ее и засунула в дальний угол комода. Затем надела чистую, и улеглась в постель рядом со спящим мужем. Или, по крайней мере, Кейли думала, что он спит.

– В чем дело? – услышала она голос Дерби.

– О чем ты?

Дерби повернулся на бок:

– Брось, Кейли. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду.

– Мне приснился плохой сон, – ответила она, поближе придвигаясь к Дерби и надеясь, что он не будет больше мучить ее вопросами.

– Должно быть, это был очень плохой сон, если тебе пришлось переодеваться после него, – снова услышала она голос Дерби.

Кейли бросило в жар.

– Кое-что произошло, – прошептала она.

– Я догадался, – Дерби взял ее за подбородок и повернул лицом к лунному свету. – Я слушаю, миссис Элдер.

Кейли не могла не подчиниться, ведь прошлой ночью она вынудила его рассказать ей о братьях Шинтлер.

– Мне кажется... Я... Я спала...

Дерби ждал, когда она соберется с мыслями.

– Мне кажется, – запинаясь, продолжила Кейли, – я была в будущем. Мне казалось, что я сплю, и в то же время я знаю, что не спала...

– Что случилось? – допытывался он. Кейли высвободилась из его объятий, встала с постели и достала грязную сорочку. Дерби сел, зажег лампу на столе рядом с кроватью, которая наполнила комнату мерцающим светом. Кейли показала ему пятна грязи на белом ситце.

Дерби потер рукой щеку и зевнул.

– Но ты могла просто ходить во сне, разве нет? Может, ты споткнулась, когда шла из уборной.

Это было такое простое и логичное объяснение – Кейли не хотелось разубеждать его; в конце концов, это выглядело очень правдоподобно, и Мануэла тоже допускала такую возможность. Но, понимая это, Кейли все же не смогла заставить себя солгать ему.

– Нет, Дерби, – покачала она головой, – я не выходила из дома. Я даже не поднималась с постели.

Он долго не отвечал на ее слова, потом бросил в сторону сорочку и откинул одеяла.

– Я предпочел бы услышать продолжение, крепко сжимая тебя в объятиях.

Кейли прильнула к нему, ее сознание слегка затуманилось. Дерби приподнялся на локте, чтобы загасить лампу.

– Рассказывай.

Кейли тяжело вздохнула.

– Я была на кладбище в Редемпшне, – осторожно начала она. – Я видела... Я видела твою надгробную плиту.

Дерби присвистнул. Он часто делал это, работая с лошадьми, только более громко и пронзительно.

– Значит, все дело в этом? – спросил он.

– Да. – Она прижалась к нему еще крепче.

– Не скрывай от меня ничего, Кейли. Я уверен, за этим кроется что-то еще. Я никогда не поверю, что ты не обратила внимания на даты, нацарапанные на плите.

Кейли зажмурила глаза, слезы горя и отчаяния брызнули сквозь ресницы. Она думала, что оберегает мужа, не рассказывая ему о будущем, но сейчас она поняла, что поступала с ним нечестно. Конечно, Дерби имел право знать все. Возможно, он мог сделать что-то такое, что изменило бы его судьбу, что-то, о чем она даже не подозревала.

– Там было написано, что ты умрешь в этом году, Дерби, – выдавила она из себя. – В тысяча восемьсот восемьдесят седьмом.

Она поведала ему о сундучке на чердаке Франсин Стефенс, о газетных заметках и о скульптуре. Она даже рассказала ему о Гарретте. Кейли скрыла от Дерби только то, что после его смерти ей суждено стать женой его брата, Саймона.

Дерби слушал ее, не перебивая и даже не моргая, его дыхание было глубоким и ровным, и, если бы он время от времени не сжимал ее крепче в объятиях, Кейли подумала бы, что он спит.

Когда она закончила свой мучительный рассказ и лежала, дрожащая и настолько опустошенная, что даже не могла плакать, Дерби повернулся на спину и положил ее на себя. Он обхватил Кейли обеими руками, и хотя ее лицо было в тени, казалось, что он смотрит не просто ей в глаза, а проникает взглядом в самую душу.

– Послушай, – негромко произнес он. – Все смертны, Кейли. Кто-то умирает раньше, кто-то позже. Может, мы сумеем что-то сделать, чтобы противостоять злому року, а может быть, и нет, но я скажу тебе, чего мы точно не будем делать: мы не будем терять даром ни одного мгновения нашей жизни. Пусть нам останется лишь пять минут или целых пятьдесят лет.

Кейли лежала, уткнувшись лицом ему в шею.

– Надеюсь, что умру раньше тебя, – пробормотала она со слезами в голосе, приподняв голову, чтобы снова заглянуть в его глаза. – Я эгоистка, Дерби. Я не хочу испытать боль утраты. Я не хочу, чтобы мне довелось носить траур и жить одними воспоминаниями...

– Ты не одна эгоистка, – сказал Дерби, наматывая на палец прядь ее волос. – Представь себе, я чувствую то же самое – лучше умереть самому, чем потерять тебя.

– Давай уедем отсюда в Европу или в Мексику, или в Канаду...

Дерби закрыл ей рот поцелуем, не дав договорить.

– Нет, Кейли, – решительно не согласился он. – Мы уже решили никуда не уезжать, помнишь? Если до первого января тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года у тебя не пропадет желание пуститься в путешествие, мы соберем чемоданы и отправимся в путь. Но сейчас мы должны остаться и играть по правилам, которые диктует нам судьба.

– Ты прав, – печально вздохнула Кейли. – Господи, как это ни ужасно, ты прав.

Он начал гладить ее упругие ягодицы, одновременно поднимая подол ночной сорочки.

– Теперь вернемся к моей философии о том, что мы должны ценить каждое мгновение...

На следующее утро Кейли, свободная от домашних хлопот, благодаря Мануэле, но не привыкшая сидеть без дела, решила поискать в окрестностях подходящий камень для скульптуры. Неделю назад, когда она ездила с Дерби в город закупать припасы для ранчо, она приобрела в магазине долото и маленький молоток.

В тот день Дерби, верхом на своем черном красавце Дестри, сгонял часть скота для клеймения. Глядя на них, на мужчину и животное, мчавшихся по равнине, подгоняя отбившихся от стада телок, Кейли застыла на месте, с замиранием сердца любуясь великолепным зрелищем. Она знала, что именно этот момент вдохновил ее когда-то на создание скульптуры, которую Франсин найдет на чердаке век спустя, он вдохновлял ее и сейчас. Независимо от того, удастся ли им обмануть судьбу, она хотела сохранить память о человеке, которого любила.

Переполненная впечатлениями, Кейли побрела дальше и наткнулась на большой кусок гранита, который как нельзя, кстати, подходил для задуманной работы. Вопрос был только в том, как доставить его на ранчо.

Она стояла перед камнем, размышляя, и вдруг услышала топот копыт. Кейли подняла глаза и увидела скачущего в ее сторону всадника. Она узнала в нем Дерби. Приблизившись к Кейли, он сорвал с головы мятую шляпу и кивнул, улыбаясь. Он смотрел на нее открытым и как всегда немножко озорным взглядом.

– Доброе утро, миссис Элдер, – приветствовал он Кейли. – Я не говорил, что здесь видимо-невидимо змей, и они часто прячутся под камнями?

Кейли посмотрела на камень, который выбрала для скульптуры, и чуть вздрогнула испуганно.

– Мне не следует забывать об этом. – Она сделала шаг от камня. – Бабушка предостерегала меня, когда я была маленькой.

Дерби наклонился и протянул Кейли руку в кожаной перчатке, одновременно высвободив левую ногу из стремени.

С его помощью Кейли неуклюже взобралась на лошадь, путаясь в многочисленных нижних юбках.

– Если ты собираешься совершать прогулки в одиночестве, тебе не помешало бы научиться стрелять. – Дерби повернул к ней голову. В его словах и в тоне, которым он произнес их, не было ни назидательности, ни осуждения. Надвинув шляпу на самые брови, чтобы солнце не слепило глаза, он задумчиво обозревал плоский горизонт. Кейли знала, что его мысли были о Шинглерах. – Я начну учить тебя сразу же после ужина, – заявил он категорично.

Кейли прижалась щекой к его нагретой солнцем и влажной от пота спине. От рубашки Дерби пахло тяжелой работой и чуть-чуть мылом и свежестью.

– Я искала камень для скульптуры, – объяснила Кейли.– Мне понравился вон тот большой.

– Ты его получишь, – ответил Дерби шутливо-покорным тоном. – Может, всем миром, если я позову на помощь ребят, мы сможем притащить эту чертову глыбу домой.

Но Дерби справился с этой нелегкой задачей, используя в качестве вспомогательной силы только Уилла и Саймона. Применив старый лом, который Дерби нашел в хлеву, и, воспользовавшись упряжкой из пары лошадей, позаимствованных у работников, они взгромоздили камень на салазки и повезли к дому.

Кейли велела оставить камень во дворе; она сказала, что его можно будет занести в дом после того, как она отсечет от него лишнее. Опустившись на колени перед глыбой, Кейли сразу же приступила к работе. Пабло и Этта Ли стояли рядом и с любопытством наблюдали за тем, что она делала.

– Вы думаете, внутри камня что-то есть? – недоумевала Этта Ли.

На ней был бело-голубой клетчатый фартук, темные волосы, заплетенные в две толстые косы, были аккуратно завязаны лентами. Как и Пабло, она посещала школу при миссии, и после занятий Саймон привез их обоих на ранчо.

Пабло, прищурившись, смотрел на камень, очевидно пытаясь разглядеть в нем какой-то скрытый образ.

– Да, – с улыбкой ответила Кейли. – Внутри находится твой дядя Дерби и его конь Дестри.

– А когда они выйдут? – хотел знать Пабло.

– Не могу сказать точно, – пожала плечами Кейли. – Гранит очень твердый. Возможно, потребуется немало времени.

Солнце опустилось к горизонту, уже был поздний вечер, но жара еще не спала. Слипшиеся от пота волосы щекотали мокрую шею Кейли. Вдруг на нее упала тень. Кейли подумала, что это Дерби, и подняла сияющее счастливой улыбкой лицо.

Но это был Саймон. Он встал у нее за спиной, с недоверием глядя на камень.

– Пойдем, Этта Ли, – позвал он дочь. – Нам пора.

Этта Ли была послушным ребенком, но на этот раз она запротестовала, чуть выпятив нижнюю губку.

– Я надеялась, что вы с Эттой Ли останетесь на ужин, – огорчилась Кейли.

Не было вины Саймона в том, что с ним могло быть связано ее будущее, и кроме того она должна постараться сделать все, что в ее силах, чтобы улучшить отношения между Дерби и членами его семьи.

– Мануэла уже жарит курицу. Еды будет в изобилии, – уговаривала его Кейли.

Саймон делал вид, что ему не хочется оставаться, но Кейли могла поклясться, что это притворство, и он поломается немного и сдастся.

– Пожалуйста, папа, – упрашивала отца Этта Ли. – Я хочу посмотреть, как дядя Дерби и Дестри выйдут из камня!

Кейли засмеялась и протянула руки, чтобы обнять девочку.

– Я им говорила, – посмотрела она на Саймона, – что на это могут уйти месяцы.

Саймон присел и положил руку на камень. Он поглаживал твердую поверхность, и его лицо при этом было очень серьезным, потом его взгляд встретился со взглядом Кейли, и Саймон улыбнулся.

– Ты очень отличаешься от всех нас, Кейли, – тихо произнес он. – Я ценю в тебе это.

Кейли не нашлась, что ответить – «спасибо» звучало бы слишком самодовольно.

– Мы останемся, папа? – не отступала от своего Этта Ли. – Пожалуйста, пожалуйста!

– Да, – ответил наконец Саймон, поднимаясь со вздохом, в котором слышался скорее драматизм, нежели усталость от сидения на корточках. – А то, боюсь, ты бы не оставила меня в покое.

– И вы не получили бы жареную курицу, – добавил Пабло, вызвав у них веселый смех.

– Да, и не получил бы курицу, – повторил за ним Саймон.

За ужином было весело и оживленно. Саймон и Этта Ли, Дерби и Кейли, Пабло и Мануэла, а также работники ранчо – все были в сборе. Только Уилл не остался, он уехал домой к Бетси и детям сразу после того, как они закончили возиться с камнем.

После ужина Дерби объявил, что будет учить жену стрелять, пока еще не совсем стемнело. Он снял винтовку со стены в гостиной, насыпал горсть ракушек в карманах рубашки и вернулся в кухню. Мануэла мыла посуду, ковбои ушли в свой импровизированный лагерь за хлебом, а Пабло и Этта Ли корпели над уроками за кухонным столом. Саймон присоединился к Дерби и Кейли.

Среди прочих вещей Кульверсоны хранили в хлеву бесчисленное количество бутылок, Дерби вытащил их оттуда полный ящик и надел первую бутылку на шест ограды.

Саймон стоял, молча наблюдая, когда Дерби показывал Кейли как держать винтовку, как прицеливаться и нажимать на спусковой крючок. В дальнейшем он обещал научить ее разбирать, чистить и снова собирать винтовку, а сейчас он хотел, чтобы ученица пока привыкла к ее весу и к отдаче.

Первая пуля-ракушка, выпущенная Кейли, прошла на порядочном расстоянии от пыльной голубой бутылки, только распугав птиц. В двадцатом веке Кейли отказалась бы даже прикоснуться к оружию, не говоря уже о том, чтобы иметь его в доме. Но здесь все было по-другому, и она была старательной, если не сказать усердной ученицей.

После пятнадцати минут мучений она израсходовала все боеприпасы, но так ни разу и не попала в бутылку. Дерби забрал у нее винтовку и передал Саймону. Затем, таким быстрым движением, что Кейли не успела и глазом моргнуть, Дерби достал свой пистолет сорок пятого калибра и разбил склянку с первого выстрела. Его ловкость должна была вселить надежду в Кейли – Дерби Элдер несомненно мог постоять за себя, но вместо этого у нее холодок пробежал по коже. Братья Шинглер могли оказаться такими же ловкими, может, еще более ловкими, чем он.

Саймон прокашлялся.

– Я пошел с вами, чтобы сказать тебе кое-что, – он посмотрел на брата.

Кейли охватила тревога, но она решила отойти в сторону, чтобы Дерби и Саймон могли поговорить с глазу на глаз.

– Что ты хотел мне сказать? – спросил Дерби, остановив Кейли за руку.

– Ничего страшного, – ответил Саймон. – Я просто подумал, что будет лучше, если ты узнаешь это от меня, только и всего. Префект Прэтт сдал сегодня свой значок мэру и городскому совету. Мне предложили занять его место, и я согласился.

Эта новость потрясла Кейли не менее сильно, чем ее незапланированный визит в будущее прошедшей ночью. На семейной фотографии, найденной ей в сундуке Франсин, на которой были запечатлены она и Саймон, у него на груди был значок в форме звезды. Судьба забила в ее ворота еще один гол, но Кейли не могла сказать об этом Дерби, ведь тогда ей пришлось бы рассказать ему и о том, что она должна была стать женой Саймона.

Кейли удивила реакция Дерби на известие Саймона.

–Черт возьми, Саймон, – набросился он на брата, – ты ковбой, а не законник. Ты хочешь, чтобы тебя убили?

Саймон вздохнул, подавляя ярость.

– Я не ковбой, Дерби, – холодно возразил он. – Я не как ты или отец, или Уилл. Я образованный фермер, и у меня вовсе нет желания разводить лошадей ради денег.

– А как насчет Этты Ли? – Дерби бросил красноречивый взгляд в сторону дома; заходящее солнце играло в оконных стеклах ярко-оранжевыми, багрово-малиновыми и золотыми красками. – Разве не достаточно того, что она потеряла мать? А если она потеряет и тебя тоже?

– Можно подумать, черт возьми, что ты знаешь наверняка, что со мной произойдет, – Саймон грустно улыбнулся.

Дерби выругался, вырвал винтовку из рук брата и быстро зашагал к дому.

Кейли достаточно овладела собой, она скользнула ладонью по руке деверя, и они медленно пошли за Дерби.

– Он боится за тебя, Саймон. – Кейли не хотела ссоры между братьями и пыталась мягко загладить конфликт. – Ты, конечно, понимаешь это.

У Саймона на мгновение напряглись все мускулы на лице.

– Да, но Уилл, отец и я стали бояться за него еще с тех пор, как ему исполнилось десять лет. Пора ему на себе узнать, что это такое, – сказал он возмущенно, но без озлобления.

– Это не совсем то же самое, – заметила Кейли, стараясь подбирать слова, чтобы не обидеть его.

Красивое лицо Саймона стало суровым.

Когда они вошли в дом, Дерби был в кухне и, прислонившись к умывальнику, пил кофе из жестяной кружки. Кейли удивлялась, как он мог потреблять кофеин в таком количестве и, несмотря на это спать по ночам как сурок – для нее это было не менее удивительной загадкой, чем путешествия во времени или волшебные зеркала.

Саймон и Дерби обменялись недружелюбными взглядами, но когда Саймон заговорил с дочерью, его голос звучал, как обычно, мягко.

– Сейчас поедем домой, Этта Ли. Собери свои вещи.

На этот раз Этта Ли подчинилась без возражений, хотя вроде бы не заметила испепеляющих взглядов, которые бросали друг на друга поверх ее головы отец и дядя. Она засунула в холщовую сумку грифельную доску и учебник правописания и улыбнулась Кейли.

– Спасибо за очень приятный ужин, тетя Кейли. – Она перевела взгляд на Дерби, и выражение его лица сразу смягчилось. У Кейли сдавило горло, когда она подумала, каким хорошим отцом мог бы быть ее муж, если бы дожил до рождения их ребенка. – И вам тоже спасибо, дядя Дерби.

Бесхитростная улыбка Дерби, которую он подарил своей единственной племяннице, чуть не заставила Кейли разрыдаться.

– Всегда милости просим. В любое время, – ответил он и перевел взгляд на Саймона. – Подумай о том, что имеешь, брат.

Саймон тоже поблагодарил хозяев и пожелал им доброй ночи. Было слышно, как повозка загрохотала в сгущавшихся сумерках.

– Ты был излишне суров с Саймоном. Ты так не считаешь? – спросила Кейли, когда они остались одни в кухне. – То, что он приехал сюда и лично сообщил тебе, что решил занять пост префекта, говорит уже о многом.

Дерби выплеснул остатки кофе в умывальник.

– Я хотел бы воспринимать это проще, Кейли. – Он сложил руки на груди и уставился вдаль. – Всю жизнь я внушал себе, что меня совершенно не волнует, что происходит с членами моей семьи и тем более с Саймоном. А теперь я понял, что обманывал себя, и я просто потерял голову.

Кейли обняла его:

– Тебе нужно поехать к Саймону и сказать ему, что ты на его стороне. Тогда вам обоим станет легче.

Дерби поцеловал ее в лоб.

– Кстати, ты некудышный стрелок, – сменил он тему.

– Спасибо, – засмеялась Кейли.

В эту ночь, как и в любую другую, они занимались любовью. И эта ночь, как и любая другая, была прекрасна. А когда Дерби уснул, удовлетворенный, но смертельно уставший за день, Кейли лежала без сна, боясь закрыть глаза, боясь, что неведомая сила опять забросит ее в двадцатый век или какое-нибудь другое время, где нет любимого.

Днем, когда ласково светило солнце и всегда находились какие-то дела, она едва ли задумывалась о непрочности своего положения. Она была слишком занята жизнью, слишком поглощена своей любовью к Дерби. Тем не менее, рассуждала Кейли, забывать об этом было очень опасно. Ее прежняя жизнь казалась далеким воспоминанием, чем-то полузабытым и нереальным. Кейли так хотелось совсем выбросить ее из головы, но это была роскошь, которую она не могла себе позволить. Если бы Кейли забыла, откуда она, она потеряла бы бдительность. А бдительность была ей жизненно необходима.

Пролежав час без сна, Кейли поднялась и вышла из спальни. Но на этот раз, вместо того, чтобы укрыться в кухне, она подошла к столу, в котором Дерби хранил акции и различные учетные книги. Она зажгла лампу и стала открывать все подряд ящики, пока не нашла чистый журнал, который сочла подходящим для дневника.

Кейли взяла чернила и ручку, открыла журнал и поставила дату в правом верхнем углу страницы. Она начала с описания первой встречи с Дерби, когда они увидели друг друга в старом зеркале. Ей тогда было семь лет. Со всеми мельчайшими подробностями воссоздавала она каждый эпизод, который могла вспомнить, и уже собиралась живописать тот счастливый момент, когда прошла сквозь зеркало и упала в объятия Дерби, но усталость одолела ее и заставила отложить это на потом.

Кейли принесла дневник с собой в спальню и положила в ящик ночного столика.

На этот раз Дерби не проснулся, а лишь крепче прижал ее к себе, когда она залезла под одеяло, и пробормотал во сне ее имя.

– Держи меня крепче, – прошептала она. – Держи меня очень, очень крепко.

Несмотря на все свои страхи, Кейли не могла больше бороться со сном и сразу же упала в объятия Морфея.

 

ГЛАВА 11

– Я не поеду, – упрямо твердил Дерби, а Кейли завязывала ему галстук, не обращая на его слова никакого внимания.

– Этим утром Саймон должен был давать присягу перед вступлением в новую должность. Торжественная церемония, посвященная специально этому событию, была запланирована сразу после церковной службы.

– Нет, ты поедешь, – сказала Кейли, все еще мучаясь с галстуком. – Ты дал мне слово прошлой ночью и поздно отступать.

– Прошлой ночью ты была... мы... – Дерби слегка покраснел. – Ты вынудила меня.

– Тем не менее, – засмеялась Кейли, – ты обещал.

Она провела руками по могучим плечам Дерби, разглаживая ткань его безукоризненно чистого костюма.

Дерби вышел из дома с угрюмым лицом. Он помог Кейли сесть в кабриолет, забрался сам и взял в руки вожжи, за все это время не проронив ни слова.

Кейли не смогла долго выносить это тягостное молчание.

– Твой отказ присутствовать на церемонии не заставил бы Саймона изменить решение, – сердито заметила Кейли, когда они ехали по узкой извилистой дороге, ведущей к дому Уилла и Бетси, который лежал в четырех милях от их собственного.

Ангус был единственным членом семьи, который не собирался присутствовать на торжестве. Он остался дома только потому что был слишком болен, чтобы совершать поездки.

Дерби с деланной сердитостью посмотрел на жену и тут же расплылся в стыдливой улыбке.

– Я не могу понять, миссис Элдер, какое влияние вы на меня оказываете, хорошее или плохое?

– Хорошее, – авторитетно заверила его Кейли и погладила по руке.

Последние несколько дней она, не щадя сил, трудилась над скульптурой и не совершала больше пугающих перемещений из одного века в другой. Кейли была вполне довольна жизнью – о чем еще могла она мечтать? Только о том, чтобы все оставалось как есть.

Дерби смотрел на дорогу невидящим взглядом, его лицо снова приняло серьезное выражение.

– У тебя не вызывает беспокойства то, что Саймон станет префектом? – спросил он. – Кроме него у Этты Ли никого нет, к тому же он первенец Ангуса. Если с ним что-нибудь случится, как переживет это Ангус?

Кейли положила голову на плечо Дерби, пытаясь хоть немного утешить его.

– Мне тоже не нравится это, – призналась она. – Но я могу понять желание Саймона сделать что-то, что он считает важным для себя. Кроме того, это не наше дело, и не нам решать, не так ли? Я сомневаюсь, что ты был бы рад вмешательству в твою жизнь, Дерби Элдер.

– Он должен принимать в расчет Этту Ли и Ангуса, – настаивал Дерби.

– Я согласна, для Этты Ли было бы трагедией, если бы кто-то причинил Саймону неприятности или тем более убил бы его: для всех нас это стало бы тяжелым ударом. Но она не одинока в этом мире – у нее есть я и ты, Уилл и Бетси, и преданный ей дедушка. А Саймон не может жить, во всем угождая Ангусу, ты ведь не очень-то утруждал себя этим.

– Меня удивляет, что среди женщин так мало адвокатов, – с иронией заметил Дерби. – Мужчина никогда не сможет привести столько доводов, сколько сможет женщина.

Кейли улыбнулась, хотя любое событие, подтверждающее будущее, к которым относилось и назначение Саймона, заставляло тревожно биться ее сердце.

– Чтобы ты знал, в двадцатом веке среди адвокатов будет гораздо больше женщин, как и среди докторов.

Дерби долго сидел молча. Кабриолет качался и подскакивал на примитивных пружинах, единственная лошадь, косматая серая кобыла из конюшни Трипл Кей, монотонно кивала головой.

– Тот мир лучше? – неожиданно спросил Дерби. – Я имею в виду мир, из которого ты пришла.

Кейли не смогла заставить себя солгать.

– Да, во многом.

– Тебе когда-нибудь хочется вернуться?

– Нет, – не задумываясь, выпалила Кейли. Ей не нужно было долго искать ответ, она давно знала его.

– А если бы меня здесь не было, ты думала бы так же? – допытывался Дерби.

Очевидно, это было утро дилемм и трудных вопросов. Кейли облизнула губы, она часто делала это, когда задумывалась над чем-то, затем покачала головой.

Дерби держал одной рукой вожжи, а в другую взял ладонь Кейли. Их пальцы переплелись.

– Если со мной что-нибудь случится, – тихо произнес он, – дай мне слово, что ты вернешься обратно.

Ее горло сдавил спазм.

– Это не делается по заказу, Дерби, – с трудом вымолвила она. – Это не так просто, как прийти на станцию, купить билет и сесть в поезд.

Дерби сжал ее пальцы.

– Ты не допускаешь, что это... ну... своего рода умение или сила, которыми ты пока не овладела? Не исключено, что перемещением во времени можно управлять. Как ты считаешь?

Кейли никогда не задумывалась над тем, что этот процесс может быть подчинен ее желанию, и сомневалась в верности такой теории, но она зародила в душе Кейли слабую надежду.

– Что натолкнуло тебя на эту мысль? – ответила она вопросом на вопрос.

Дерби пожал плечами.

– По-моему, почти все, что происходит с нами, является результатом того или иного выбора, который мы сами сделали, решений или поступков, которые мы совершали, даже когда происходящее кажется случайным.

Кейли размышляла об этом весь остаток пути, пока они не добрались до дома Уилла и Бетси. У дома стоял фургон, запряженный четырьмя лошадьми. Парадная дверь распахнулась, и во двор шумной гурьбой высыпали дети. За ними шел Уилл, одетый в свой лучший костюм. Он помахал Дерби и Кейли шляпой и одного за другим усадил детей в фургон. Последней вышла Бетси. На ней было прелестное платье розового цвета, а в руках она держала большую корзину. Уилл забрал у жены корзину и подошел к кабриолету.

– Бетси собрала здесь кое-что для пикника, – сказал он, улыбаясь. – Лучше пусть корзина будет у вас, а то мальчишки съедят все еще до того, как мы приедем в город.

Дерби засмеялся и поставил корзину с провиантом за сиденье. От нее исходил чудесный запах.

– Ты, наверное, их совсем не кормишь, – засмеялся Дерби.

– Черт возьми, – не без гордости возразил Уилл, – они едят как саранча.

– Уилл, – ласково позвала его Бетси, она уже села в фургон, – мы опоздаем, если будем долго валандаться.

– Я предпочел бы пропустить службу в церкви, – Уилл понизил голос до заговорщического полушепота. – Может, вы скажете, что у вас ось сломалась?

Дерби снял шляпу и шлепнул ей Уилла.

– Ты неисправимый грешник, Уилл, – засмеялся он.

Кейли забрала у Дерби шляпу он, видимо, забыл, что это была не та мятая шляпа, в которой он объезживал лошадей – расправила ее и попыталась напустить на себя чопорный вид, но знала, что ее выдают смеющиеся глаза.

– Двухчасовая проповедь будет полезна для ваших душ, – сказала она, насколько могла, серьезно.

Уилл и Дерби застонали в один голос.

В городской церкви яблоку было негде упасть. Дерби пропустил Кейли вперед и проводил ее на переднее сиденье, затем вернулся к дверям и взял под руку топтавшуюся у входа Тесси. Он почти силой усадил ее на скамью рядом с Кейли, а сам сел с другого боку, вытянув ногу, чтобы у Тесси не было возможности убежать. Она долго ругалась вполголоса, порываясь уйти, а Дерби сидел с самодовольным видом и еще поддразнивал се.

Кейли подумала, что, наверное, никогда еще не любила своего мужа сильнее.

Служба, действительно, была долгой, и Кейли казалось, она не высидит до конца. В маленьком помещении было так душно и жарко, что она чуть не задохнулась, а от неподвижного сидения на неудобной скамейке из необработанной древесины заболели кости.

Когда святой отец прочел последнюю молитву, Тесси пихнула Дерби в живот соломенной сумкой, протиснулась в проход и покатилась к дверям. Дерби последовал за ней, бросив озорной взгляд на Кейли, которой тоже не терпелось выйти на свежий воздух.

Тесси стояла на улице, под дубом, тень от листвы делала ее платье пестрым. Она изо всех сил старалась придать своему лицу сердитое выражение, но даже когда она грозно потрясла пальцем перед носом Дерби, ее темные глаза светились благодарностью.

– Да вы просто обезумели, – набросилась она на Дерби, – совсем обезумели!

– Прости меня. – Дерби молебно сложил руки и засмеялся. – Меня охватил приступ негодования.

Она опять шлепнула его сумкой, а потом сама расхохоталась и посмотрела на Кейли, как бы ища в ней союзницу.

– Вы вышли замуж за брата самого дьявола, мисс.

– Я думал, ты уехала из города, не попрощавшись, – Дерби уже не шутил, хотя с его лица еще не сошла улыбка. – Если ты ищешь работу, то можем предложить тебе работать у нас, будешь помогать Мануэле.

– Я вас и так долго терпела, мистер, – с нарочитой серьезностью ответила Тесси и похлопала пухлой рукой по сумке. – Я уже купила билет. Поеду домой, в Миссури, к сестре. У меня есть деньги, что вы мне дали, а у нее – домик и клочок земли. Мы прекрасно заживем.

– Я рад за тебя, – сказал Дерби и наклонился, чтобы поцеловать свою старую подругу. Тесси попыталась было сопротивляться, но потом сдалась и, всхлипнув, заключила его в крепкие объятия. Когда она отпрянула и посмотрела в лицо Дерби, в ее глазах стояли слезы.

– Берегите себя, Дерби Элдер. У вас теперь есть прекрасная жена и настоящий дом. И дайте шанс мистеру Каванагу, слышите? Этого хотела ваша мать.

– Ты всегда была добра ко мне, Тесси. – Дерби сжал ее руки, но не дал никаких обещаний. – Спасибо тебе за это.

Тесси достала из рукава платья скомканный платок и приложила его к глазам. Она помахала Дерби на прощание рукой, кивнула Кейли и поспешно зашагала по дороге.

Дерби долго смотрел ей вслед.

Кейли обняла его за пояс.

– Знаешь что? Я не просто люблю тебя, Дерби Элдер, я тебя обожаю. Можешь быть уверен.

Он посмотрел на нее, поцеловал кончик ее носа и повел обратно в приход, где благочестивые прихожане, вероятно, вовсю обсуждали последнюю неприличную выходку разбойника Дерби Элдера.

Уилл достал из кабриолета корзину с провизией, Бетси расстелила на траве одеяло и начала наполнять тарелки для мальчиков и Этты Ли. Саймон, выглядевший как заправский законник, подсел к ним, используя вместо стула бревно. Он помахал Дерби и Кейли, подзывая их присоединиться.

Принятие присяги должно было состояться на парадной лестнице церкви после пикника. Саймон, как сообщила Бетси, собирался произнести короткую речь.

– Почему ты не предложил Тесси поесть с нами? – Бетси вопросительно посмотрела на Дерби, когда дети съели то, что было положено им на тарелки, и принялись гоняться друг за другом по церковному двору, смешавшись с толпой других детей и издавая воинственные кличи, словно несколько армий сошлось в отчаянной битве.

– Она все равно не осталась бы, – с сожалением в голосе ответил Дерби.

Он снял сюртук и повесил его на шест ограды церковного двора, галстук он снял еще раньше и казался Кейли особенно привлекательным в своей белой рубашке без ворота, простом жилете, черных брюках и начищенных ботинках. Портупея, которую он обычно носил на поясе, лежала под сиденьем кабриолета. Саймон уступил свое место Кейли, а Уилл принес для Бетси деревянный ящик из фургона. Каждый держал в руках тарелку с ломтиками ветчины, бобовым салатом и кусочками пирога из сладкого картофеля.

– По крайней мере, ты дал жителям Редемпшна новую тему для пересудов, благодаря тебе им будет, о чем поговорить, – сказала Бетси с одобрительной улыбкой. Она, конечно, была в курсе того, что Дерби провел Тесси в церковь и усадил в передний ряд.

– Их это не должно шокировать, ведь они всегда ожидают от меня каких-нибудь выходок, – резонно заметил он.

Кейли испытывала неземную радость оттого, что сидела здесь, рядом с мужчиной, которого боготворила, в кругу людей, ставших ее семьей. Если бы она могла ухватиться за это мгновение, остановить время, задержать его хоть ненадолго, она сделала бы это, чтобы дольше вкушать светлые минуты наслаждения, запомнить родные голоса, прозрачную синеву неба, аромат летней травы.

У Кейли слезы навернулись на глаза, и, как на грех, Дерби сразу же заметил их. Он опустился перед ней на колено, отставив в сторону тарелку.

– Кейли? Что с тобой, дорогая?

– Просто я очень счастлива! – с трудом проговорила она сквозь слезы и всхлипывания.

Все дружно засмеялись.

– Прими мои поздравления, брат, – Уилл, сидевший на краю одеяла, похлопал Дерби по спине. – Мне знакомы все эти признаки. Можешь быть уверен, ты скоро станешь отцом.

Лицо Дерби просветлело.

– Кейли... это... Это возможно?

Его вопрос еще больше развеселил общество, и на этот раз Кейли засмеялась вместе со всеми.

– Конечно, это возможно, – сказала она всхлипывая и смеясь одновременно.

У нее были и другие признаки беременности, которые она замечала уже не первую неделю. Дерби взял ее ладонь в свои руки.

– Ты думаешь, это так и есть? – продолжал допытываться он, не веря своему счастью.

– Да, – кивнула Кейли.

Дерби встал, поднял Кейли на ноги, обхватил за талию и, издав громкий торжествующий клич, закружил ее как сумасшедший. Кейли ухватилась за его шею и чувствовала себя на седьмом небе от счастья, хотя знала, что скоро его может сменить скорбь.

Принятие присяги прошло, как и полагается, в очень торжественной и серьезной обстановке, несмотря на то, что несколькими минутами раньше все от души веселились. Когда Саймону нацепили значок, он произнес слова клятвы, положив руку на Библию, и пообещал по мере своих сил отстаивать законы государства и нации. Затем новый префект города произнес короткую, но искреннюю речь.

Когда он закончил, граждане Редемпшна закричали громкое «ура» в его честь, и каждый захотел пожать Саймону руку. Уилл и Дерби кричали громче всех и были первыми в толпе, ринувшейся поздравлять вновь назначенного стража закона и порядка. Кейли внимательно наблюдала за ними во время церемонии. Их лица, с такими похожими профилями, были суровыми и озабоченными, они переживали за брата.

– Надо отвезти детей домой, – тихо сказала Бетси, беря под руку Уилла, когда торжество подошло к концу. – Пойди спроси Саймона, может Этта Ли переночует у нас, ведь он, наверное, захочет остаться в городе и уладить какие-то дела в своей конторе.

Уилл кивнул и пошел к Саймону. Дерби уже собрал вокруг себя ватагу племянников. Он закинул их по одному в фургон, нарочито пыхтя от натуги, что ужасно забавляло мальчишек.

– Всем оставаться на месте, хулиганы, – приказал Дерби, вызвав взрыв веселого детского смеха.

– Здесь Самюэл и Натан, – доложил он Бетси, потирая ладони как после тяжелой работы. – Боюсь, что Ангус и Билли на крыше отхожего места и отказываются спускаться.

– Как бы не провалились, – забеспокоилась Бетси, но ее глаза при этом искрились смехом.

Этта Ли несмело подошла к Дерби и потянула его за рукав.

– Вы не могли бы помочь мне забраться в фургон, дядя Дерби? – попросила она.

Дерби наклонился, взял в ладони ее личико и чмокнул племянницу в лоб.

– Конечно, мог бы, принцесса, – ласково ответил он. – И обязательно помогу. Может быть, хоть ты культурно повлияешь на своих неугомонных братьев.

Он посадил ее в фургон с такой нежностью, будто девочка была сделана из самого хрупкого хрусталя.

К тому времени, как Дерби и Кейли вернулись домой, уже смеркалось. Дерби сразу же направился к хлеву, посмотреть, как там дела, а Кейли пошла в дом, чувствуя себя довольной, но очень уставшей.

Мануэла занималась стряпней – со времени обеда прошло уже довольно много времени, и Кейли порядком проголодалась, – а за столом сидел отец Амброс.

Кейли нравился этот человек, и она была искренне рада его визиту.

– Как прошло торжество? – спросил священник, поднимаясь со стула.

– Замечательно. Народу было видимо-невидимо, наверное, весь город собрался, – ответила Кейли.

Она немного смущалась, ведь отец Амброс венчал их с Дерби, но ни Дерби, никто из членов его семьи не были ревностными католиками и редко посещали церковь.

Священник улыбнулся, будто прочел ее мысли.

– Я думаю, Саймон будет хорошим префектом. Он сильный, честный и очень порядочный человек.

Кейли вздохнула. Сейчас, когда сгущались сумерки, все уже не казалось таким радужным, как днем. Она ощущала тревогу не только за себя, но и за Дерби, и за Саймона, и за Ангуса. За всех.

– Дерби и Уилл беспокоятся за него, – призналась Кейли.

Она молча взялась помогать Мануэле готовить ужин, но Мануэла покачала головой, и Кейли села за стол рядом с гостем.

– Я знаю, – тихо сказал отец Амброс.

Кейли закусила губу, чтобы сдержать неожиданно нахлынувшие слезы. Мануэла зажгла лампу и поставила между ними, не говоря ни слова.

– Дитя мое... – начал священник, но не успел договорить, как открылась дверь и вошел Дерби.

– Добрый вечер, Амброс, – весело приветствовал он священника, подходя к комоду, на который Мануэла поставила таз с водой и положила кусок мыла.

– Добрый вечер, Дерби, – кивнул Амброс.

Отец Амброс остался на ужин, и когда все сели за стол, произнес молитву.

После ужина Кейли оставила священника наедине с мужем обсуждать цену на скот и прочие дела, а сама ушла в спальню, разделась, умылась и забралась в постель.

Она не слышала, когда лег Дерби, но когда она проснулась среди ночи и услышала одинокое завывание то ли волка, то ли койота, доносившееся откуда-то издалека, Дерби лежал рядом. Кейли стало не по себе от этого воя, и она прижалась поближе к мужу, его мягкие непослушные волосы щекотали ей щеку.

Возможно, он был прав, подумала Кейли, вспоминая его слова о том, что у нее может быть выбор, остаться в девятнадцатом веке или вернуться. На всякий случай она сконцентрировала всю свою волю на единственной мысли: дожить до глубокой старости вместе с Дерби.

На следующее утро Пабло вернулся из школы раньше обычного верхом на коричневом осле отца Амброса. Кейли работала над скульптурой, а Мануэла стирала рядом. Дерби с помощниками клеймили скот на пастбище.

– Почему ты не в школе? – строго спросила Мануэла, когда сын слез с осла и привязал его к концу бельевой веревки.

– Отец Амброс отправил меня домой, – ответил мальчик, глядя то на мать, то на Кейли. – Он велел оставаться дома, потому что в одной усадьбе обнаружили скарлатину. И он дал мне эту записку для миссис Элдер.

Кейли, прервавшая работу при появлении Пабло, взяла у мальчика записку и прочла ее вслух.

«У Рейни скарлатина. Они живут в Деннисон Крик. Пожалуйста, как можно скорее направьте туда доктора Беллкина и предупредите Саймона и Уилла, чтобы они не выпускали детей из дома».

Скарлатина – болезнь, которая должна была отнять у Кейли ее собственного ребенка. Кейли почувствовала тошноту. Качаясь, поднялась она на ноги, и инстинктивно приложила к животу руку, как бы защищая еще не родившегося ребенка.

– Господи, – прошептала она, и ничего не видя перед собой, повернулась к пастбищу, где работал сейчас Дерби. – Господи.

Мануэла подхватила ее, крепко удерживая за талию, и отдала команду сыну:

– Мистер Элдер там, – она указала на огонь костра, мерцавший вдалеке. – Приведи его сюда.

Пока Мануэла помогала Кейли дойти до дома, Пабло отвязал осла и поспешил к Дерби.

– И нет никаких лекарств, – сокрушалась Кейли, думая о первом больном. Будут ли еще? А если заболеет Этта Ли или кто-нибудь из мальчиков Уилла и Бетси? – Что может сделать доктор, если нет лекарств?

– Вам нужно успокоиться, – уговаривала ее Мануэла, когда они вошли в гостиную, в которой не часто бывали, поскольку в их полной хлопот жизни праздники были редки. – Нехорошо так волноваться.

Кейли села в кресло-качалку, зажав рукой рот, чтобы не дать волю эмоциям. Мануэла была права: ей нельзя расстраиваться, но Кейли сомневалась, что сможет долго сдерживать все поднимающийся прилив паники, всколыхнувший ее душу.

Мануэла вышла. Кейли энергично раскачивалась в кресле, борясь с истерическим страхом. Услышав шаги в кухне, она поняла, что пришел Дерби. Кейли не успела встать с кресла, как он уже оказался в гостиной, подошел к ней, весь в грязи и в саже, потный с головы до ног.

– Ты должна пообещать мне, Кейли. – Он наклонился к ней, упершись руками в ручки кресла и остановив лихорадочное раскачивание. – Ты останешься здесь, с Мануэлой, что бы ни случилось. Ты обещаешь?

Она кивнула в оцепенении, сопротивляясь желанию схватить Дерби за руку и не отпускать его.

– Ты... ты будешь осторожен?

– У меня уже была скарлатина, дорогая, – нежно успокаивал ее Дерби. – Я не заболею снова.

Кейли пыталась вспомнить, делали ли ей в детстве прививку против скарлатины. Некоторые болезни, типа оспы, практически не существовали в конце двадцатого века, и вакцинация уже не была необходима.

– Я люблю тебя, – это все, что Кейли смогла сказать в тот момент, но по глазам Дерби она видела, что этого было достаточно.

Когда он уехал, Кейли снова вышла во двор, опять взялась за скульптуру. Она работала неистово, отчаянно, пока не село солнце и не заныли мышцы рук.

К ужину Дерби не вернулся. Кейли ела хлеб с сыром и нарезанные дольками яблоки, которые положила перед ней Мануэла, потому что понимала, что должна поесть, но совершенно не чувствовала вкуса еды.

Дерби вернулся домой после десяти; было уже совсем темно. Он едва держался на ногах от усталости. Кейли выбежала во двор встречать его.

– Как Рейни? – озабоченно спросила она с порога, держа перед собой фонарь.

– Пять малышей, – тихо сказал Дерби.– Четверо умерли.

Кейли зажала рот свободной рукой, стараясь заглушить стон отчаяния, вырвавшийся у нее из груди при этом скорбном известии.

– И доктор не мог помочь? – В ее голосе звучало плохо скрываемое волнение.

– Было слишком поздно. У меня ушел почти целый день на его поиски. Оказалось, это не единственный случай, и у доктора уже было полно работы.

Немного оправившись от шока, Кейли поставила лампу на ступеньку, чтобы подойти к Дерби и обнять его.

– Не надо, – остановил он ее, подняв вверх руку.

Кейли оцепенела.

– Но ты говорил мне...

– Я говорил, что уже болел скарлатиной, – прервал ее Дерби нежным, но не допускающим возражений голосом.– Но я был в доме Рейни, после того как заехал к Саймону и Уиллу, – доктору была нужна помощь, и кроме меня некому было оказать ее. Я могу быть разносчиком заразы, Кейли.

В сотый раз Кейли пыталась вспомнить, делали ей в детстве прививку от этой болезни или нет, но все тщетно.

– Как мы узнаем?

– Доктор Беллкин сказал, нужно подождать, пока эпидемия не уйдет, – ответил Дерби.

У Кейли сердце оборвалось. Она могла перенести все что угодно, но только когда Дерби был рядом.

– Мальчики Уилла и Бетси и Этта Ли...

– С ними все в порядке. Бетси и Уилл оставили Этту Ли у себя.

– Я не ожидала такого, – сокрушенно покачала головой Кейли.

– Никто не ожидал, – в голосе Дерби была смертельная усталость. – Спокойной ночи, дорогая. Постарайся отдохнуть.

Сказав это, он повернулся и зашагал к хлеву.

Кейли подумала, что не уснет этой ночью, но, едва коснувшись щекой подушки, она погрузилась в глубокий сон, сон без сновидений.

Утром, выглянув в кухонное окно, она увидела Дерби. Он присел у костра, который обычно разводили по утрам его помощники-ковбои, и пил кофе из металлической кружки. Он был очень близко, так близко, что Кейли даже видела, как было напряжено его лицо и могла разглядеть соломинки, приставшие к грязной одежде, но она не решалась подойти к нему. То, что она чувствовала в этот момент, пугающе напоминало ощущения, которые она испытывала стоя по одну сторону зеркала, когда Дерби был по другую.

Кейли ничего не оставалось, как работать над скульптурой, и это хоть немного отвлекало ее от мрачных дум. По ночам, когда она не могла заснуть, а такое случалось часто, она открывала дневник и подробно излагала на бумаге события своей жизни.

Из Трипл Кей пришла весть о том, что Ангус шел на поправку, а от Уилла и Бетси – печальная новость: маленький Самюэл слег со скарлатиной. Уилл перегородил часть дома, и Бетси сама ухаживала за мальчиком.

Кейли пришла в смятение, когда Дерби сообщил ей об этом, стоя на расстоянии двадцати футов от нее. Она разрыдалась и побросала инструменты на траву.

– Прекрати, – приказал ей Дерби.

– А что, если он умрет? – Кейли давилась слезами. – Что, если Самюэл умрет? А что будет с ребенком, которого носит в себе Бетси?

– Мне нечем успокоить тебя, – честно признался Дерби. – Но Уилл и Бетси выдержат все, что бы ни случилось, такие они люди. Ты никому не поможешь слезами, Кейли, и меньше всего это принесет пользы тебе самой и нашему ребенку.

Кейли понимала, что он прав, но от этого ей не становилось легче. Она была романтичной дурочкой, влюбленной в девятнадцатый век, но на самом деле совсем не знала его. Она не принимала во внимание скарлатину, оспу, дифтерию и тысячи других беспощадных убийц, свирепствовавших в то время.

– Я ненавижу это место, – произнесла она исступленно, не помня себя от отчаяния. – Ненавижу.

Дерби замер на мгновение, на его лице застыло горькое выражение. Не произнеся ни слова утешения или упрека, он развернулся и медленно зашагал прочь, ни разу не оглянувшись.

 

ГЛАВА 12

К Кейли вернулось старое ощущение. Ей казалось, будто она постепенно угасала, с каждым днем становясь все менее реальной, менее осязаемой. Временами она смотрела в зеркало над комодом в спальне, и ее удивляло, что она видит в нем свое отражение.

Проходили день за днем, ночь за ночью, а Дерби все еще был вынужден держаться на расстоянии. Кейли ужасно не хватало его, но она знала, что причиной возникновения странного, вводящего в замешательство ощущения, не являлась их вынужденная разлука. Господи, она безмерно любила своего мужа, отдавая всю себя этому чувству, она носила под сердцем желанного ребенка и была несказанно счастлива. Что же воскресило в ней это, казалось, навсегда покинувшее ее, ощущение, будто она медленно растворяется в ничто?

Три с половиной недели в Редемпшне и на близлежащих ранчо свирепствовала скарлатина. Однажды вечером вдруг нежданно-негаданно приехал Ангус на четверке прекрасных гнедых жеребцов. Рядом с ним в черной пролетке сидел доктор Беллкин.

Кейли, в полной растерянности, вышла во двор встретить их. Какие вести они привезли с собой? Когда она в последний раз видела Ангуса Каванага, он, казалось, стоял на краю могилы, а сейчас он разъезжал в пролетке, сам, управляя лошадьми.

Дерби вышел из хлева, в который сам изгнал себя, чтобы уберечь от заразы Кейли, Мануэлу и Пабло.

Сердце Кейли болезненно сжалось при виде мужа, который все еще держался на почтительном расстоянии ото всех, как прокаженный, но она заставила себя улыбнуться Ангусу и доктору.

Доктор, мужчина средних лет, с мешками под глазами и редкими седыми волосами, по-видимому, не знавшими расчески, выглядел таким уставшим, что казалось, сейчас вывалится из пролетки.

– Юный Самюэл идет на поправку, – громко возвестил Ангус, чтобы Дерби мог слышать его. – Самое худшее позади. Доктор Беллкин осмотрит вас всех, чтобы убедиться, что вы в порядке.

Осторожно ступая, доктор вышел из пролетки и достал с заднего сиденья сумку с медикаментами. Его усталость была настолько заметной, что Кейли подбежала к нему, испугавшись, что он может упасть.

– Сначала я хочу взглянуть на этого юношу, – доктор кивнул в сторону Дерби. – По-моему, у него уже была скарлатина, хотя давно, когда он еще без штанов бегал. – Он посмотрел на Ангуса для подтверждения верности своего замечания и, осведомляясь, согласен ли тот подождать. – Вы не возражаете?

– Чашка горячего кофе с бренди решила бы все мои проблемы, – сказал Ангус.

Как и доктор, он выглядел совершенно разбитым. Кейли подождала, пока свекр привязал лошадей.

– Как дела, Кейли? – нежно взглянул он на нее. – Как мой сын?

Кейли взяла его под руку, как бы невзначай, чтобы он не подумал, что она хочет поддержать его, как немощного старца – это, безусловно, обидело бы Ангуса. Они вошли в кухню. Мануэла, как обычно немногословная, уже поставила кофейник на печь.

– Все... все замечательно, – выдавила из себя Кейли, хотя это было не совсем правдой. Но как она могла объяснить, что в последнее время чувствовала себя призрачной тенью, что срок действия ее визы в девятнадцатый век может закончится? – Я ничего не могу сказать о Дерби. Мы не общались все это время, разве что кричали друг другу через двор. Это он в вас такой упрямый?

– Отчасти, – засмеялся Ангус. – Его мать, царство ей небесное, имела на редкость волевой характер – не женщина была, а римский полководец.

Они прошли в гостиную. В голове Кейли бешеным галопом проносились отрывочные мысли. Наконец, она услышит смех Дерби, ощутит тепло его рук, они опять будут спать в одной постели.

Кейли покраснела и отвернулась на мгновение. Ей было тяжело усидеть сейчас на диване, она нервно теребила юбки на коленях, пытаясь унять дрожь в руках.

Ангус опустился в кресло-качалку и громко вздохнул. Всю свою жизнь он был сильным человеком, энергия била из него ключом, и Кейли видела, как ему тяжело было ходить, опираясь на палку, и мириться со своей немощностью.

– Черт бы побрал мое дряблое тело, – вырвалось у него. – И почему смерть не забрала меня вместо тех малышей.

Напоминание о трагедии омрачило Кейли сладостное предвкушение счастья.

– Но Самюэл и остальные мальчики... – начала она.

Ангус посмотрел ей прямо в глаза.

– Самюэл потерял слух, – сухо сказал он. – Но он жив. Это самое главное, черт возьми. Парень будет жить.

На ресницах Кейли заблестели слезы, она заморгала и подняла голову, чтобы не дать им брызнуть.

– А как Бетси?

– Измаялась, бедняжка, – ответил Ангус в свойственной ему манере говорить со всей откровенностью, не миндальничая и ничего не приукрашивая. – Она не отходила от Самюэля ни днем, ни ночью. Даже когда Уилл хотел сменить ее, она отказалась отойти на шаг от постели сына. Сейчас она отдыхает. Я послал Глорию помочь Уиллу с детьми.

Кейли тщетно боролась с упрямыми слезами.

– Что касается вас, Ангус Каванаг, – она решила сменить тему на более веселую, – то вы отлично выглядите.

– Я думал, что не переживу потерю Хармони. – Ангус больше походил на осиротевшего ребенка, нежели на прошедшего огонь и воду ковбоя, которому уже далеко за шестьдесят. – Я хотел умереть, ведь так я мог соединиться с ней. А потом я подумал: что она сказала бы мне, если бы была здесь? Я знаю, что она назвала бы меня старым дураком и велела бы взять себя в руки. И это придало мне сил.

Кейли боковым зрением заметила движение, на пороге стоял Дерби. По выражению его лица было нетрудно понять, что он слышал последние слова отца, и они тронули его.

– Доктор Беллкин хочет осмотреть тебя, дорогая, – обратился он к Кейли. У него был такой же грубоватый голос, как у Ангуса.

Горящие глаза Дерби, казалось, пожирали ее. Она подошла к нему и протянула ладони. Каким невыразимым наслаждением было снова прикоснуться к любимому, хотя ему сейчас совсем не помешало бы побриться и как следует потереться мочалкой.

Дерби нежно поцеловал ее в губы, и, хотя он не сказал, как плохо было ему без нее, она поняла это по его красноречивому взгляду.

У Кейли радостно забилось сердце в предвкушении момента, когда они останутся вдвоем.

– Не давай скучать отцу, – тихо сказала она, улыбнувшись. – Мануэла принесет кофе, как только он будет готов.

Дерби кивнул и отпустил ее ладони.

Доктор ждал Кейли в кухне. Из соседней комнаты до слуха Кейли доносились тихие голоса мужа и свекра. Мануэла поставила на поднос тарелку с печеньем из патоки, кофе и все, что к нему обычно прилагается, и понесла поднос в гостиную. Они с Пабло были признаны здоровыми, и мальчик уже как сумасшедший носился по двору и издавал дикие крики ликования, вырвавшись, наконец, на свободу после долгого заточения в стенах дома.

– Дайте-ка посмотреть на вас. – Доктор Беллкин указал Кейли на кресло у стола и взял в руку стетоскоп.

– До меня дошел слух, что в вашей семье ожидается пополнение.

Кейли сначала удивилась, но потом вспомнила, что они с Дерби устроили из этой новости настоящий спектакль в день, когда Саймон принимал присягу. Не было ничего удивительного в том, что все в округе знали, что она ждала ребенка.

– Да, – ответила Кейли, – думаю, это так.

Старый врач послушал ее сердце, посмотрел горло, проверил рефлексы, осмотрел глаза и уши.

– Вы выглядите чуточку утомленной, миссис Элдер.

Кейли уговорила его сесть в кресло и налила большую кружку кофе. Ей так хотелось поведать ему о своем чувстве, о том странном ощущении, будто она медленно уходит из этого мира, постепенно, вздох за вздохом, клеточка за клеточкой, но Кейли, конечно, не решилась.

– Последние несколько недель все находились в напряжении, – быстро нашла она отговорку, – особенно вы.

Кейли придвинула доктору кружку кофе. Он вздохнул и, поблагодарив Кейли, засыпал в кружку изрядное количество сахара и стал пить, даже забыв размешать его. Он хлебал кофе, так громко причмокивая, что это не покоробило Кейли, а лишь развеселило.

– Я, кажется, уже отвык спать по ночам, – сказал он, сдавленно посмеиваясь. – Черт возьми, не помню, когда я спал больше четырех часов к ряду за последние тридцать лет.

Кейли впервые за все это время вспомнила о Джулиане. Интересно, что бы он подумал о докторе Беллкине, о его примитивных методах врачевания и полной самоотдаче. Несомненно, им было чему поучиться друг у друга.

– Просто удивительно, насколько лучше стал выглядеть Ангус, – заметила Кейли.

Доктор Беллкин посмотрел ей в глаза, словно оценивая ее способность понять то, что он собирался сказать. И уже это сказало Кейли все, что ей нужно было знать.

– Ангус вовсе не так здоров, как старается казаться, миссис Элдер. На самом деле он очень болен. – Доктор опять громко отхлебнул кофе. – Тем не менее, – продолжил он, – я бы не хотел, чтобы он сидел дома, завернувшись в плед. У него была весомая причина для возвращения к жизни – его семье угрожала беда.

– Он нужен нам. Всем нам, – Кейли переплела пальцы.

– Я знаю, – кивнул доктор Беллкин. – Он тоже нуждается в своих сыновьях. Если вы желаете оказать вашему свекру настоящую любезность, миссис Элдер, постарайтесь, чтобы ваш муж поменьше конфликтовал с ним, был к нему помилосерднее.

Кейли посмотрела в сторону гостиной, оттуда доносились голоса Ангуса и Дерби, потом перевела взгляд на доктора. Мануэла вернулась в кухню и молча чистила картошку у раковины.

– Но у них никогда не было таких хороших отношений, как сейчас, – возразила Кейли.

– Вы заблуждаетесь, – не согласился доктор. – Дерби деликатничает со стариком только потому, что тот слаб здоровьем, но в душе Дерби все еще имеет зуб на отца. Что до Ангуса, то он с удовольствием отлупил бы Дерби за то, что он все эти годы разыгрывал из себя блудного сына, украв у них обоих драгоценное время, которое они могли провести вместе. Если они не объяснятся до того, как Ангус отправится на тот свет, это будет очень печально для них обоих.

Слова доктора поразили Кейли как гром среди ясного неба. Так много проблем было вокруг: все укреплявшееся в ней убеждение, что ей суждено вернуться назад в будущее или вообще раствориться в безвременье, постоянный, доводящий до безумия страх за жизнь Дерби, мучительные переживания за судьбу их еще не родившегося ребенка. И теперь еще это.

– Я не знаю, что делать, – в отчаянии покачала головой Кейли. Доктор Беллкин погладил ее по руке и улыбнулся.

– Вы и так уже многое сделали для этой семьи, вы очень повлияли на взаимоотношения в ней. К тому же вы не обязаны играть роль миротворца. Вам просто нужно всегда быть с ними, как Бетси. Счастья в семье нельзя добиться при помощи силы, земли, скота и денег. Оно в руках женщин в ваших руках, миссис Элдер, и в руках Бетси Каванаг.

Кейли расчувствовалась, несмотря на все одолевавшие ее неопределенности и страхи. Ее дети, если ей выпадет счастье иметь детей, здесь или в будущем, как и все люди, так или иначе будут подвергаться опасности. Ведь жизнь нигде не идеальна: и в конце двадцатого века не менее опасно, чем в девятнадцатом. Жизнь там разве что чище и удобнее, благодаря обилию техники.

– Ну а теперь, – сказал доктор Беллкин, Кейли же не могла вымолвить ни слова, – я допью кофе и отправлюсь домой, отдохну часок.

– Может, останетесь на ужин?

– Я не останусь, – с улыбкой ответил доктор, но по его тону Кейли поняла, что настаивать бесполезно. – И Ангус не останется. Даже если он захочет, я его за уши утащу отсюда.

Кейли засмеялась.

– В этом нет необходимости, доктор. – Дерби стоял в дверях гостиной, опершись рукой о дверной косяк. – Ангус уже собирается уезжать.

Ангус остановился у Дерби за спиной.

– Да, я готов ехать. Глория обещала прислать мне на ужин персиковый пирог, а я не хочу остаться без пирога.

На этом Ангус и доктор откланялись и уехали. Мануэла вышла во двор с двумя металлическими ведрами в руках, оставив Кейли и Дерби одних в кухне.

– Тебе нужно искупаться, – выдавила из себя Кейли после продолжительного молчания.

Дерби усмехнулся:

– Я полагаю, Мануэла тоже так считает и уже наполняет для меня ведра. Не потрете ли мне спину, миссис Элдер?

– А вы, не потрете ли мне? – плутовски улыбнулась Кейли.

Дерби оглядел свою одежду и скорчил смешливо-виноватую гримасу.

– Для начала мне не мешало бы сполоснуться в ручье, – грустно сказал он.

– Тогда советую поторопиться, потому что, как только лохань будет наполнена, я сразу же заберусь в нее и не буду тебя ждать.

У Дерби загорелись глаза. Он попытался что-то сказать, но получился лишь нечленораздельный набор звуков, и пулей вылетел из дома с таким ликующим видом, что вырвавшийся на волю Пабло, по сравнению с ним, был сама невозмутимость.

Кейли помогла Мануэле нагреть воды и заполнить лохань, хотя Мануэла всячески пыталась отказаться от помощи Кейли или хотя бы ограничить ее рвение. Лохань поставили прямо посреди спальни. Когда она была наполнена водой и от нее валил пар и исходил аромат специальных солей, которые Кейли добавила в воду, Мануэла ушла, Кейли начала медленно раздеваться.

Она осталась в одних панталонах и чулках, когда дверь открылась, и в комнату вошел Дерби. Его влажные волосы, в живописном беспорядке ниспадавшие на плечи, придавали ему особый шарм. Он сменил грязную одежду на временное одеяние, которое было лишь немногим чище. Едва переступив порог, Дерби замер, уставившись на Кейли как неискушенный юнец, впервые увидевший полуобнаженное женское тело.

– Мне порой казалось, что я не дождусь этого мгновения, – признался он, когда к нему вернулся дар речи.

– Мне тоже, – Кейли начала развязывать ленточки на панталонах.

Дерби отшвырнул сапоги и стал торопливо сбрасывать с себя одежду. Он не отрывал глаз от Кейли, даже стягивая носки и снимая брюки. Кейли старалась не смотреть на его возбужденную плоть, но она притягивала ее взгляд как магнит.

– Я не уверен, что мне надолго хватить самообладания, миссис Эледр, – прошептал он, приблизившись к ней.

Кейли не пошевельнулась и не проронила ни звука. Она просто смотрела на него.

Они залезли в лохань, и долгое время стояли молча, глядя друг другу в глаза, руки Дерби покоились на бедрах Кейли. Потом горячие пальцы скользнули вниз, он наклонил голову и поцеловал Кейли, сначала едва касаясь ее губ, затем со все возрастающей страстностью. Кейли обхватила руками его шею и приподнялась на цыпочки, чтобы быть более доступной. Она чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног, и она словно растворяется в воде. Ее истосковавшееся по любви тело не требовало подготовки, разжигающей страсть, горячее лоно так жаждало скорее принять готовое к атаке орудие любви, будто Дерби возбуждал ее не менее часа.

Дерби понял это, он и сам испытывал то же самое.

– Ты не обидишься, Кейли, – он пожирал ее глазами, и Кейли казалось, что она может расплавиться под его горящим взглядом, – если возьму тебя сейчас, прямо сейчас?

Кейли только покачала головой, не в состоянии произнести ни звука – ее горло сдавили нахлынувшие чувства, близость любимого затуманила разум. Необузданное физическое влечение стало почти болезненным.

Издав сладостный стон, Дерби прижал к себе Кейли и снова поцеловал ее, на этот раз с таким пылом, что она едва не лишилась чувств. Он поднял ее, удерживая за талию, и, не в состоянии больше бороться с естественным желанием, опустил на свою твердую плоть.

Кейли обхватила его ногами и запрокинула назад голову, издав негромкий гортанный вскрик долгожданной радости. Разгоряченный, неукротимый, Дерби входил в нее все глубже и глубже, дюйм за дюймом. Кейли запустила пальцы в его волосы, нашла губами горячий рот, и они слились в сладострастном поцелуе.

Наслаждение неумолимо возрастало. Дерби вылез из лохани, держа Кейли на руках, и прислонил ее к стене.

– Да, – шептала она, задыхаясь под нахлынувшей волной ощущений, – да...

Дерби проникал в нее уверенными интенсивными толчками, и каждый был сильнее предыдущего. Весь мир перестал существовать для нее в эти мгновения. Они одновременно достигли высшей точки, крики восторга приглушил отчаянный поцелуй, их молодые тела стали скользкими от напряжения.

Дерби понадобилось время, чтобы перевести дыхание, потом он, не отпуская Кейли, погрузился обратно в прохладную воду. Они опустились на колени, соприкасаясь лбами, их тела были еще соединены, готовые раствориться друг в друге. Сердце Кейли билось в сумасшедшем ритме, она приложила ладонь к груди Дерби и услышала, что его сердце бьется так же неистово.

Дерби чуть отпрянул, виновато улыбаясь.

– Извини меня, Кейли, – тихо сказал он.

– За что? – Он только что довел ее до такого экстаза, что зашкалило бы любой измерительный прибор. За что ему было извиняться?

Дерби чуть заметно покраснел.

– Прижать тебя к стене... ведь ты леди... – Кейли улыбнулась и приложила указательный палец к его нижней губе.

– Я не хочу быть леди, Дерби, не хочу, когда мы занимаемся любовью.

Он чмокнул ее в губы и... Невероятно! Она почувствовала, как его член шевельнулся в ней, он снова становился твердым.

– Опять, – пробормотал он. – Предлагаю на этот раз использовать кровать.

Кейли засмеялась, но, когда Дерби поцеловал ее в шею, затем покрыл поцелуями плечи, грудь и жадно захватил губами сосок, у нее перехватило дыхание, комната поплыла перед глазами.

– Я не уверена, что на кровати будет лучше, – ответила она на его предложение.

После завтрака, управившись с утренними хлопотами по хозяйству, Дерби запряг лошадей, и они с Кейли отправились навестить Уилла и Бетси. Кейли взяла с собой маленький чемоданчик с вещами на случай, если Бетси попросит ее остаться на несколько дней помочь по дому. Уилл, конечно, разделял с ней домашние заботы – во многом помогая жене, он, безусловно, опережал свое время, но на его плечах было еще и ранчо.

Первым, кого они увидели, подъехав к дому Уилла и Бетси, был Саймон. Он курил на веранде, на груди у него поблескивал значок. Кейли показалось, что он похудел с тех пор, как она видела его последний раз, но беспокойство, пережитое ими за это время, сказалось, пожалуй, на всех.

Саймон поздоровался с Кейли, галантно склонив голову, и протянул руку Дерби, который ответил ему тем же.

– Ты видел Ангуса? – спросил Дерби, остановившись на ступеньке и пропуская Кейли вперед.

– Да, – ответил Саймон. – Он заезжал ко мне, как и к тебе, и к Уиллу, насколько я знаю. Ему не следовало мотаться по всей округе – у него уже не то здоровье.

Кейли обернулась и заметила, как у Дерби напряглись мышцы на лице. В этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась Бетси.

– О, Кейли, я так рада тебя видеть!

У Бетси были темные круги под глазами; бессонные ночи, проведенные у постели Самюэла совсем измотали ее, но она улыбнулась и обняла Кейли с неподдельной радостью.

– Как ты? – сияющее выражение лица Кейли сменилось озабоченным.

Бетси пропустила ее в дом.

– По-моему, я могла бы спать целый месяц, не просыпаясь, – сказала она. – Но, конечно, как только я закрою глаза, мои сорванцы все здесь вверх дном перевернут, разберут дом по бревнышкам. Пойдем, попьешь со мной чаю. Мне так не хватает женского общества.

Кейли сидела в просторной, но скромной гостиной и молча ждала Бетси, которая суетилась на кухне. Кейли настойчиво предлагала ей свою помощь, но Бетси и слышать не хотела, чтобы гостья сама готовила чай.

«Это не предвещает ничего хорошего, – подумала Кейли.– По-видимому, не придется рассчитывать на приглашение Бетси остаться и помочь ей по хозяйству».

В гостиную вошел Самюэл, одетый во фланелевую пижаму, он волочил за собой старое детское одеяло. Мальчику было около пяти, он унаследовал от отца золотистые волосы и открытое бесхитростное лицо, а пугающая бледность и худоба достались ему от скарлатины. У Кейли болезненно сжалось сердце, но она старалась не показывать малышу своей жалости, а просто протянула к нему руки. Самюэл забрался к ней на колени, и положил голову Кейли на грудь.

– Саймон говорит, что есть какой-то язык жестов для тех, кто не слышит. Мы можем выучить его и научить Самюэла, – сказала Бетси, которая вернулась с кухни и застала их неподвижно сидящими в тишине. Она, казалось, пыталась убедить саму себя, что все будет хорошо.

– Да, – вздохнула Кейли, гладя Самюэла по мягким тонким волосам.

Это было счастье, что малыш остался жив, ведь страшная болезнь унесла столько детских жизней. К Самюэлю она тоже не проявила милосердия, лишив его способности слышать, но нельзя было впадать в отчаяние, ведь жизнь продолжалась.

Бетси вдруг тихонько заплакала.

– Извини меня, – всхлипывала она. – Я просто устала...

Самюэл посмотрел на мать широко раскрытыми глазами, он не понимал причины ее огорчения, но волнение передалось и ему.

– Конечно, ты устала, – нежно сказала Кейли. – Позволь мне остаться на несколько дней и помочь тебе, Бетси.

Малыш соскочил с коленей Кейли, подбежал к матери и стал теребить ее за юбки, пока она не взяла его на руки, крепко прижав к груди. Когда ребенок успокоился, Бетси поставила его на пол, он взял свое одеяло и пошел обратно в постель. Только тогда Бетси посмотрела на Кейли и отрицательно покачала головой.

– Я очень признательна тебе, Кейли, но я не могу принять твое предложение. Во-первых, ты должна быть со своим мужем, в своем доме. А во-вторых, чем скорее наша жизнь войдет в нормальное русло, тем лучше.

Кейли и сама понимала это; по глазам Бетси она видела, что уговаривать ее нет смысла.

– Саймон с Дерби спорят на крыльце, – вместо этого сказала она, наливая чай из красивого фарфорового чайника. – Ты не знаешь, о чем?

– Наверное, о назначении Саймона, – предположила Бетси. – Они всегда на волосок от драки, все трое.

Кейли знала, что Уилл, Саймон и Дерби не находят порой взаимопонимания, но она никогда не думала, что мир между ними так хрупок.

– Почему? – расстроенно спросила она. – Почему они так злы друг с другом?

Бетси добавила в чай сахар и сливки и отпила немного.

– Они все трое виноваты в том, что между ними такие натянутые отношения. Саймон из тех, кто считает себя лучше других, ведь он старший и самый образованный. Уилл, в общем-то, со всеми ладит, но он чересчур обидчивый, потому что знает, что все считают Саймона самым умным из них, Дерби самым смелым, а что же остается ему? Что касается Дерби, то ты его знаешь лучше, чем я. Он всегда изображал из себя аутсайдера и плевал на все попытки Ангуса и остальных растопить лед в их отношениях. И, по-моему, где-то в глубине души он до сих пор считает себя изгоем. Кейли кивнула.

– Доктор Беллкин тоже говорил вчера об этом. Он предупредил меня, что дни Ангуса сочтены, он может так и не дождаться примирения с Дерби.

Бетси не успела ответить – на лестнице появился Уилл, один из мальчишек сидел у него на спине. Он опустил мальчика на пол это был Натан, по крайней мере, так подумала Кейли, и с хмурым лицом зашагал к двери.

– Уилл, в чем дело? – Бетси почувствовала неладное, но муж не ответил.

Со двора послышалось раздраженное ворчание, перераставшее в гневный крик.

– Черт возьми, если вы двое хотите поколотить друг друга, идите в сад или за амбар! – ругался Уилл. – Здесь женщины, если вы, идиоты, забыли об этом, и дети!

Кейли вскочила, готовая броситься во двор, но Бетси покачала головой.

– Не вмешивайся, Кейли, – остановила она невестку. – Будет только хуже.

– А что, если они подерутся? – Бетси спокойно взяла чайник и налила себе еще чаю, добавила столько же сахара и сливок, сколько и в первый раз и не торопясь, размешала ложкой.

– Оставь их, – тихо произнесла она. – Они взрослые люди. Если у них хватает ума только на то, чтобы поставить друг другу синяки под глазами и расквасить носы, то пусть и получат то, что заслуживают.

Кейли смотрела на нее со страхом и с восхищением. Она понимала, что нелегко было вести себя как Бетси в мире, в котором женщин учили принимать проблемы их мужей как свои собственные.

Маленький Ангус, старший из сыновей Бетси, ворвался в гостиную, едва не сорвав с петель дверь, его лицо восторженно сияло, а голубые глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

– Мама! – закричал он. – Папа дерется с дядей Саймоном и с дядей Дерби!

– Вот дураки, – в сердцах вырвалось у Бетси. – Надеюсь, у них хватит ума хотя бы снять портупеи.

Кейли чуть не подавилась чаем, она опять готова была броситься к двери, но Бетси снова остановила ее взглядом.

– Они сняли, – успокоил их Ангус. – Они повесили их на забор. Дядя Саймон и пиджак тоже снял и закинул его на дерево.

Бетси только покачала головой.

Через пятнадцать минут, как показали часы на каминной полке, вошел Уилл. Он стыдливо опустил глаза, его губа кровоточила, челюсть распухла с одной стороны.

– Ты подал прекрасный пример сыновьям, Уилл Каванаг, – отметила Бетси, не повышая голоса. – Даже не думай, что я буду сидеть с тобой полночи, разводить порошки от головной боли и смазывать твои раны.

Кейли ужасно напугал вид Уилла, и она не могла больше сопротивляться порыву выбежать во двор и посмотреть на Дерби. Они с Саймоном склонились над насосом, подставляя лица и шеи под холодную воду.

У Дерби была рассечена губа и сбита кожа на костяшках пальцев, а у Саймона совершенно заплыл правый глаз. Братья, по-видимому, отвели душу, и хотя они не заключили мира, но между ними вроде бы уже не чувствовалось и прежней вражды.

– И для чего вам это было нужно? – сухо спросила Кейли.

Дерби удивленно посмотрел на нее, словно этот вопрос был для него полной неожиданностью.

– Теперь мы чувствуем себя лучше, – объяснил он.

Кейли никак не могла взять в толк, как они могли почувствовать себя лучше, если все трое выглядели так, будто побывали в бетономешалке. Саймон положил руку на плечо Дерби, и они пошли к дому, искать Уилла.

 

ГЛАВА 13

В отличие от Бетси, которая философски отнеслась к случившемуся, Кейли не могла так легко примириться с мыслью, что братья относятся друг к другу отнюдь не по-братски. За всю дорогу до дома она не сказала Дерби ни слова и ни разу не взглянула на него, ей было больно смотреть на его кровоточащую рану, на губе и ссадины на руках.

Когда они добрались до ранчо, день уже клонился к закату. Кейли заметила, как Дерби сжал зубы, вылезая из кабриолета. Она надеялась, что с ним все в порядке. Он обошел кабриолет и протянул Кейли руку, чтобы помочь ей сойти. Их взгляды, наконец, встретились. Кейли ожидала, что он будет сожалеть о случившемся, но, к своему огорчению, она не увидела на лице Дерби мук совести.

– У меня много дел, Кейли, – сказал он спокойно. – Я не намерен весь вечер ждать, когда ты соизволишь спуститься.

Кейли вскинула голову.

– Пожалуйста, – вознегодовала она, – не жди. Я вовсе не нуждаюсь в твоей помощи.

– Но я все же помогу тебе. – Его янтарные глаза потемнели.

Кейли бросила на него сердитый взгляд, потом решила уступить и позволила Дерби помочь ей.

– Зайдем в дом, – холодно сказала она. – Нужно осмотреть твои боевые раны.

– Вы не сердитесь на своего оболтуса, миссис Элдер? – мрачно усмехнулся Дерби.

– Нет, я не сержусь, я в ярости, – сердито бросила Кейли. – Ты вел себя сегодня как кретин, и братья твои тоже хороши.

Дерби вздохнул и с покорным видом поплелся в дом.

Пабло читал букварь за кухонным столом, а Мануэла помешивала на печи что-то очень вкусно пахнущее.

Пабло присвистнул, увидев Дерби с распухшей губой.

– Что случилось? – не удержался он от вопроса.

– Он подрался, – буркнула Кейли, доставая йод из кладовой.

– Вам, похоже, досталось. – Пабло смотрел на Дерби с нескрываемым восхищением.

– Да, мне досталось. – Дерби бросил понурый взгляд на суровое лицо Кейли. – Но не в драке.

Мануэла накрыла крышкой суп и потихоньку спровадила Пабло кормить кур. Когда мальчик ушел, она извинилась и пошла, заниматься другими делами, оставив Дерби и Кейли наедине.

– Сядь, – сказала Кейли.

Она достала из ящика лоскут чистой ткани и встряхнула коричневый пузырек с йодом.

– Ты, наверное, ждешь от меня извинений? – спросил он, садясь на стул.

– Мне все равно.

Кейли села рядом с ним, смочила йодом уголок тряпки и приложила к ссадине на нижней губе Дерби. Он зарычал, как раненый леопард, и вскочил со стула, выкрикивая проклятия. Но Кейли строгим взглядом велела ему сесть.

– Дай правую руку, – сухо сказала она. Дерби, поколебавшись немного, стиснул зубы и протянул ей руку.

– А это обязательно делать?

– Да, – отрезала Кейли.

– По-моему, тебе это доставляет удовольствие, – упрекнул ее Дерби, морщась от боли, когда Кейли начала обрабатывать ему ссадины на пальцах, не жалея при этом йода.

Кейли улыбнулась и вопросительно посмотрела на него, ожидая, чтобы он протянул ей левую руку.

– Ты же еще и обвиняешь меня?! – воскликнула она, пряча улыбку и снова макая в йод уголок тряпки.

– Черт возьми, Кейли...

– Что?

– Больно!

– Мне очень жаль, – пробормотала Кейли с напускным равнодушием в голосе.

Дерби посмотрел на нее исподлобья.

– Ты начинаешь меня злить, – предупредил он.

– А что случится, когда ты разозлишься? – Кейли вскинула брови. – Я имею в виду, с тем, кто тебя разозлит, не считая твоих братьев, которые такие же злые, как и ты.

Дерби встал и наклонился к ее лицу, так близко, что его нос оказался лишь в дюйме от ее.

– Я скажу тебе, что я сделаю, – ответил он. – Я закричу!

– А я ожидала услышать, что ты используешь кулаки, – мягким, но язвительным тоном сказала Кейли.

Красивое лицо Дерби побагровело, но он овладел собой.

– Я ни разу в жизни не поднял руку на женщину! – прошипел он.

– Это успокаивает, – небрежно бросила Кейли.

– Ты стараешься вывести меня из себя, – вскипел Дерби, – и у тебя это получается!

– Тогда тебе, наверное, лучше уйти куда-нибудь и впасть в обиду, – вполголоса проговорила она.

Несколько мгновений Дерби смотрел на нее в упор, его дыхание обжигало ей лицо. Потом он неожиданно расхохотался и опустился перед ней на колено – шкодливый кающийся грешник с распухшей губой.

– Да ладно тебе, Кейли, прости меня. Пожалуйста.

Кейли вздохнула. Он был просто неотразим, когда смотрел на нее так, но нельзя было давать ему понять, насколько эффективно действовал на нее его страдальческий вид, чтобы он не пользовался этим впредь.

– Конечно, я прощу тебя, – ответила Кейли, – но знай, что я презираю насилие.

– То, что произошло сегодня между мной и моими братьями, не было насилием, дорогая, – возразил Дерби. – Это было дурачество.

Кейли всеми силами старалась сохранить на лице сердитое выражение, но уголки губ предательски дрогнули.

– Тебе действительно здорово досталось? – спросила она.

Дерби откинул у нее со лба выбившуюся прядь волос.

– Конечно, нет. Ты же видела Уилла и Саймона. Я бы сказал, что я одержал верх. – Он поднялся, скорчив смешную гримасу. – Ну а теперь мне надо работать. А сразу же после ужина мы продолжим урок стрельбы.

Кейли стало не по себе. Ей был невыносим даже сам вид оружия, не говоря уже о том, чтобы целиться и нажимать на курок, но в это время и в этом месте умение обращаться с ним было необходимо.

– Хорошо, – согласилась она, – после ужина.

Дерби занялся скотом, а Кейли вернулась к скульптуре. Для кого-то этот камень был просто бесформенной глыбой, но она ясно видела в ней образ Дерби на коне.

Мануэла приготовила на ужин рагу с вкуснейшими клецками и консервированным зеленым горошком. Дерби с помощниками расположились во дворе, потому что были слишком грязными, чтобы ужинать в доме. Кейли присоединилась к ним, усевшись рядом с мужем на ступеньку крыльца. Ковбои были в прекрасном расположении духа – теперь, когда закончился карантин, они могли спокойно отправится в город и весело провести вечер в «Голубой подвязке».

– Я думала, ты закрыл салун, – шепнула Кейли, забирая у Дерби пустую миску.

– Я не закрыл его, – с безразличным видом ответил Дерби. – Я его продал. Орэли и кто-то еще заправляют там, пока новый владелец не взял управление в свои руки.

Кейли тупо уставилась на миски, которые держала в руках.

– Понятно, – пробормотала она.

Для Кейли было неприятной новостью то, что это заведение до сих пор существует. Не потому, что она боялась, что Дерби будет посещать его, а из-за зеркала. Последнее время ей казалось, будто ее засасывало это мутное стекло, как черная дыра затягивает звезду.

Кейли поднялась, чтобы отнести в дом миски, но Дерби остановил ее, нежно взяв за запястья.

– Ты боишься, – произнес он очень тихо, так, чтобы мужчины сидевшие во дворе, не могли слышать его слова.

Кейли кивнула. Она понимала, что должна сказать Дерби, сказать прямо сейчас, что ее преследует чувство, будто она ускользает от него, рассеивается как дым, постепенно покидает девятнадцатый век, но не смогла сделать этого. «Не сейчас», – решила Кейли, ведь они так долго были разлучены скарлатиной.

Дерби взял у нее из рук посуду.

– Ты ведь уже давно не исчезала, Кейли, – успокаивал он ее. – Разве не похоже на то, что ты здесь навсегда?

– Надеюсь, что это так, – тихо ответила она.

– Ладно, пойдем, поупражняемся в стрельбе.

Дерби вернулся в дом и вышел через пару минут, на ходу проверяя барабан своего пистолета сорок пятого калибра. Кейли ждала его во дворе, вечерний ветерок трепал ей волосы. Хотя это был век насилия, Кейли много дала бы за то, чтобы родиться в девятнадцатом веке, и чтобы ей не нужно было бояться, что она может быть выброшена из этого времени, может быть разлучена с любимым. Ей было страшно думать о том, что судьба Дерби не изменилась, и ей уготован жребий жить без него. К тому же Кейли одолевало это пугающее ощущение обращения в ничто, постепенного переноса куда-то, может быть в небытие. В этот вечер Кейли уже добилась некоторых успехов в стрельбе, возможно потому, что на этот раз она стреляла из пистолета, а не из огромной винтовки. Дерби даже похвалил ее и сказал, что она прирожденный стрелок, но Кейли не испытала от этого гордости.

На следующее утро, когда Кейли опять корпела над скульптурой, а Дерби объезжал лошадей в загоне, во двор на бешеной скорости ворвался кабриолет. Женщина, с крашеными желтыми волосами, ярким макияжем на лице и в броском платье из дешевого красного шелка, управлявшая лошадьми, показалась Кейли знакомой, но она не могла вспомнить, где она ее видела. Дерби, приведенный в замешательство неожиданным визитом, перелез через ограду загона и подбежал к кабриолету, поднявшему за собой клубы пыли.

Испытывая одновременно и ревность, и тревогу, Кейли отложила инструменты и стряхнула с юбок каменную крошку. Дерби и эта женщина теперь Кейли вспомнила, что видела ее среди гостей на своей свадьбе – разговаривали, по-видимому, о чем-то серьезном.

Не сказав жене ни слова, Дерби бросился обратно к загону.

– Я Кейли Элдер, – без приветливой улыбки на лице сказала Кейли, протягивая женщине руку.

– Я знаю, – услышала она в ответ. – Меня зовут Орэли, я работаю в «Голубой подвязке».

Кейли сдержалась, чтобы не сказать, что она по внешнему виду Орэли догадалась, где та работает. У нее не было причин проявлять недружелюбие. Пока Кейли думала, как спросить гостью о цели ее визита, в воротах загона показался Дерби, верхом на своем скакуне. Он дал какие-то указания мужчинам в загоне и подъехал к Кейли. У нее сердце ушло в пятки от страха.

– Саймон, кажется, в беде, – сказал Дерби. В этот момент он казался каким-то чужим – таким незнакомым и суровым был его голос. – Орэли, поезжай к Уиллу и расскажи ему все, что рассказала мне.

Орэли кивнула.

– Будь осторожен, – бросила она ему вдогонку.

Дерби оглянулся, еще раз посмотрел на Кейли и ускакал.

Кейли машинально пошла за ним, но, сделав несколько шагов, остановилась, осознав тщетность попытки догнать человека, который умчался на лошади во весь опор. Не говоря ни слова, Орэли дернула поводья и погнала лошадей в сторону ранчо Уилла и Бетси.

Скованная страхом, Кейли не могла двинуться с места. Видимо, в городе происходило что-то страшное, и Дерби угодил в самую гущу событий. Этот день мог стать тем самым кошмарным днем, когда она потеряет мужа.

Кейли была не в состоянии оставаться дома и ждать известий, хотя это, вероятно, было бы наиболее разумным с ее стороны.

При помощи Пабло – игнорируя попытки работников ранчо остановить ее – Кейли оседлала серую в яблоко кобылу по кличке Тилли, на которой часто ездила, и помчалась в Редемпшн. Она все подгоняла и подгоняла беднягу Тилли, которая и так неслась на пределе своих весьма ограниченных возможностей. У развилки Кейли свернула с большой дороги на проселочную, чтобы не встретить Уилла, она не хотела терять ни секунды на разговоры.

Кейли добиралась до города больше получаса; Тилли всегда была себе на уме, она и не думала хоть немного прибавить шагу и не обращала никакого внимания ни на мольбы, ни на угрозы Кейли.

На центральной улице, на которой обычно было не развернуться от повозок, лошадей и пешеходов, сейчас было зловеще тихо и пустынно. Из окон салуна выглядывали бледные лица, окна магазина и расположенных поблизости контор были завешаны шторами. Дверь в канцелярию префекта, обязанности которого теперь были возложены на Саймона, поскрипывала, тихонько раскачиваемая ветром. Сердце Кейли готово было выпрыгнуть из груди. Она привязала Тилли к коновязи. Где же Дерби и Саймон? Где вообще все?

– Тш-ш! – услышала Кейли из «Голубой подвязки». – Миссис Элдер! Миссис Элдер!

Она метнулась на другую сторону улицы. В этот момент распахнулись двери банка, и мертвая тишина взорвалась выстрелами. Ни жива, ни мертва от страха, Кейли спряталась за кормушку для лошадей, она видела, что так делали ковбои в старых фильмах.

Двое мужчин выскочили из банка, стреляя на бегу, вероятно, в кого-то на крыше здания, стоявшего на противоположной стороне улицы.

Кейли услышала шуршание тафты, кто-то присел рядом. Это была Орэли.

– Вы с ума сошли? – прошипела она. – Вас могли застрелить!

Внимание Кейли было приковано к происходящему. Один из бандитов упал; второй, не долго колеблясь, выхватил седельную сумку из рук своего напарника и, продолжая стрелять, свернул в переулок. Вскоре Кейли услышала стук копыт – разбойник скрылся.

Кейли хотела встать, но Орэли дернула ее за юбку.

– Оставайтесь на месте, пока Дерби не скажет, что все кончено, – сказала она.

Кейли сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь собраться с мыслями. Упавший бандит все еще лежал посреди дороги, в грязи, истекая кровью. Ей безумно хотелось увидеть Дерби, убедиться, что с ним все в порядке. Кейли снова встала, и на этот раз Орэли не смогла удержать ее. Она побежала по тротуару, каблуки ее тяжелых туфель викторианского стиля громко стучали по деревянному настилу, но Кейли не слышала стука, его заглушал шум крови в ушах.

– Дерби, – шептала она в отчаянии, – Дерби...

Вдруг она увидела его. Дерби стоял на самой низкой части крыши нотариальной конторы Райерсона, держа под руки Саймона. Двое или трое мужчин стояли внизу, на тротуаре.

– Опускай его потихоньку, – крикнул один из них; оторопевшая Кейли узнала в нем Уилла. – Только осторожно, Дерби.

Уилл протянул вверх руки, чтобы принять тело Саймона.

– Насколько опасно ранение? – спросил другой мужчина.

– Кто-нибудь, сходите за доктором Беллкиным! – закричал Дерби.

Его рубашка была залита кровью, волосы выбились из-под кожаного шнура. Он был похож на дикаря, способного убить голыми руками. Кейли охватил нечеловеческий ужас, какого она еще никогда не испытывала, когда Дерби спрыгнул с крыши и подбежал к человеку, без движения распластавшемуся на дороге. У Дерби в руках был пистолет. Кейли замерла.

– Это Джарвис Шинглер, – сообщил Дерби наблюдавшим из укрытий зевакам. Он убрал пистолет в кобуру и попытался нащупать пульс на шее лежавшего человека, прислушивался несколько секунд, потом покачал головой.

Тем временем кто-то из мужчин забежал в банк проверить там обстановку и быстро вернулся.

– Хорас в порядке, – доложил он. – Просто напуган и все.

Кейли стояла, держась за грубо обтесанную коновязь, и не сводила глаз с мужа. Четверо мужчин несли Саймона по ступенькам в приемную доктора Беллкина. Он был мертвенно бледен и недвижим. Слезы обожгли Кейли лицо. Она не хотела, чтобы Саймон стал когда-нибудь ее мужем, но она, конечно, никогда и в мыслях не держала избежать этого за счет его преждевременной смерти.

Дерби хотел уже последовать за остальными, когда вдруг заметил Кейли. Кто-то, у него за спиной, наклонился над телом Шинглера, чтобы оттащить его с дороги на тротуар.

– Кейли... – Ее имя, казалось, застряло у него в горле, таким хриплым голосом выдавил он его из себя.

Кейли было все равно, зол он на нее или нет. Он жив, и только это было важно.

– Ты в порядке? – спросила она дрожащим голосом.

Дерби опустил глаза на свою окровавленную рубаху.

– Да, – односложно ответил он.

– Что произошло? – Кейли не решалась подойти к нему. Еще минуту назад она была уверена, что его убили, отчаянно уверена в этом.

Его тон оставался холодным, а выражение лица суровым.

– Дюк и Джарвис Шинглеры задумали ограбить банк. Саймон как-то узнал об этом. – Дерби бросил взгляд на дверь приемной доктора Беллкина, куда только что внесли его старшего брата. – Он, наверное, хотел прослыть героем. Если бы ни Орэли, то ни Уилл, ни я не узнали бы, какой он оказывается кретин.

Кейли была в ужасе от всего случившегося, но не было ничего важнее того, что Дерби был жив и здоров.

– Он... Саймон умрет? – с трудом выговорила Кейли.

Дерби не отвечал, он молча смотрел на нее, уперев руки в бока. На костяшках его пальцев еще были видны следы йода, и припухлость на губе не прошла.

– Я не знаю, – процедил он, наконец, сквозь зубы. – Он потерял слишком много крови, не могу сказать, насколько серьезно ранение. Мне не нравится то, что ты приехала сюда, Кейли. Тебе следовало оставаться дома, там есть, кому позаботиться о тебе.

Кейли направилась к офису доктора, не в состоянии выносить упреки Дерби. Двое мужчин, помогавших Уиллу нести Саймона, спустились с крыльца, их лица были суровы. Кейли промчалась мимо них, Дерби последовал за ней.

В полутемной комнате доктор пытался остановить кровь, сочившуюся из раны на плече Саймона.

– Пуля прошла на дюйм от сердца, полагаю, – сказал врач, не обращая внимания на вошедших.

Саймон лежал без сознания, его лицо было белее савана. Уилл стоял рядом с ним и был, пожалуй, не менее бледен, чем его брат.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросила Кейли.

Ее вопрос был обращен к доктору, но ответил Дерби.

– Да, – произнес он твердо, так, что Кейли не решилась бы ослушаться, – если ты сядешь на стул у двери и не будешь путаться под ногами, черт возьми.

У Кейли сдавило горло, ей захотелось плакать, но она не заплакала. Сейчас, когда Саймон боролся со смертью, какое значение имели задетая гордость и оскорбленные чувства!

Доктор взял блестящий острый инструмент и начал изучать рану. Саймон, немного придя в себя, стонал и корчился на столе.

– Держите его крепко, – приказал доктор, не отрывая глаз от раны. Его руки были по локоть в крови Саймона. – Держите так, чтобы он не упал со стола.

Уилл обхватил ноги Саймона, а Дерби крепко сжал ему руки. Саймон скрипел зубами и задыхался, пытаясь изогнуться, но братья держали его мертвой хваткой.

Кейли сидела как парализованная, не в силах отвести взгляд от стола или хотя бы моргнуть.

– Вы не можете дать ему что-нибудь от боли? – спросил Уилл, когда Саймону стало особенно худо.

– Нет, – сухо ответил доктор Беллкин, – не могу. Он и так в шоке, и, если я введу морфий, его сердце не выдержит. Разведите огонь, миссис Элдер, – обратился он вдруг к Кейли. – Да посильнее.

Кейли бросило в жар, она не понимала, зачем нужен огонь в такой теплый летний день, но она сделала, что ей велели. Ее движения были неловкими, и ей не сразу удалось разжечь огонь, пламя никак не хотело заниматься, но Мануэла хорошо натренировала ее, и вскоре в пузатой печи запылал огонь.

– Теперь засуньте туда кочергу, – распорядился доктор.

Кейли едва сдерживала подступавшую к горлу рвоту и рвавшийся откуда-то из глубины крик. Она взяла кочергу, стоявшую рядом с печью, и подставила ее под горячие языки пламени. Затем вернулась на свое прежнее место, тяжело рухнув на стул, ее била крупная дрожь.

Дерби склонился над Саймоном, держа его за руки и шепча брату на ухо:

– Помнишь, как ты пригласил на танцы Калли Эббот, а сам провел весь вечер в обществе Сьюзи Мастере, и чтобы отомстить тебе, Калли сказала своему отцу, что ты был среди тех, кто подложил динамитную шашку в отхожее место баптистов четвертого июля?

Саймон издал звук, в котором мучительный стон смешался со смехом.

– Потом, кажется, выяснилось, что это был старина Уилл, – продолжал Дерби.

– Ну, уж нет, – возразил Уилл, заговорщицки переглянувшись с рассказчиком. – Это был ты, Дерби. Ты был одним из тех, кто...

– А тебя чуть не отлупили за это, помнишь? – Дерби заговорил быстрее. Бессмысленный, несвязный рассказ набирал скорость с каждым вздохом Дерби.

Доктор Беллкин отошел от операционного стола и заглянул в печь, где раскалялась кочерга. Кейли захотелось закричать и броситься прочь отсюда или хотя бы закрыть глаза, но она не могла пошевелиться.

– Кейли, – нежно сказал Дерби, не глядя в ее сторону, – уходи отсюда, сейчас же.

Она с удовольствием послушалась бы его, но ее ноги, как и голосовые связки, онемели от страха.

– Держите его, – предупредил доктор Беллкин.

Он сложил полотенце, чтобы взяться за конец горячей кочерги и вытащить ее из огня. Лица Дерби и Уилла блестели от пота.

– Господи, – пробормотал Уилл. Дерби все еще говорил о чем-то, его голос подрагивал как товарный поезд, мчавшийся по неровным рельсам. Кейли уже не вникала в его слова, не шевелилась и почти не дышала.

Вдруг она услышала жуткий шипящий звук, и из груди Саймона вырвался оглушительный крик, эхом отразившийся от потолка тесной маленькой комнаты. Запах паленого мяса наполнил воздух, Кейли зажала рукой рот.

По щекам Дерби и Уилла текли слезы; Саймон лежал неподвижно, жадно ловя губами воздух.

– Все уже кончено, – успокаивал его Дерби. – Все позади.

Доктор убрал кочергу, осмотрел рану, которую только что прижег, спокойно подошел к Кейли и протянул ей металлический таз. Ее сразу же вырвало.

Дерби опустился рядом с ней на колени и ждал, когда закончится приступ тошноты. Наконец, Кейли почувствовала себя лучше. Дерби держал перед ней таз, пока она полоскала рот водой, которую ей заботливо предложил Уилл.

– Теперь все в порядке? – спросил Дерби, прикладывая к ее шее холодное полотенце, которое дал ему доктор.

Кейли хотела кивнуть, но вместо этого из ее горла вырвалось громкое рыдание.

– Лучше отвезите миссис Элдер домой, – сказал доктор Беллкин.

Дерби встал.

– Как Саймон? – с тревогой посмотрел он на доктора.

– Думаю оставить его здесь, я должен понаблюдать за ним пару дней, – ответил Беллкин.

– Моя дочь... – чуть слышно простонал Саймон, когда доктор Беллкин уже накладывал повязку.

– Мы позаботимся о ней, – железным голосом отчеканил Уилл, словно присягал на крови.

Дерби поднял Кейли на руки. Она ощущала запах крови Саймона на его рубашке, который смешивался с невыносимым запахом паленого мяса.

– После того как позаботишься об Этте Ли, – Дерби посмотрел на Уилла, – приезжай ко мне. У нас с тобой еще есть одно дело.

Кейли была в полуобмороке, но почувствовала новый прилив страха, когда до ее сознания дошел смысл слов Дерби. Один из братьев Шинглер был убит, но второму удалось скрыться.

– Его будет не трудно поймать, – уверенно заявил Уилл.

– Нет, – прошептала Кейли, но она знала, что ее никто не услышит.

Конь Дерби стоял на привязи между магазином и нотариальной конторой. Дерби усадил Кейли в седло, а сам сел за ней, удерживая ее в кольце сильных рук. Кобыла Кейли стояла привязанная в конце улицы, где она ее и оставила, напротив «Голубой подвязки». Из салуна вышла женщина в ярко-зеленом платье, отвязала Тилли и подала поводья Дерби.

– Спасибо, Бейб, – кивнул он.

Кейли начала понемногу приходить в себя, у нее даже хватило сил, чтобы съязвить:

– Это имя скорее похоже на кличку. – Дерби засмеялся тихим гортанным смехом и неудивительно, что в его смехе не было особого веселья. Он долго молчал, а когда заговорил, его тон был предельно серьезным. – Тебя могли убить сегодня.

Кейли положила голову ему на плечо и закрыла глаза; полуденное солнце слепило ее.

– Тебя тоже могли, – сказала она. – Не поучай меня, Дерби. И так ужасно сознавать, что случилось с Саймоном. Я не вынесу еще и ссоры.

Ей показалось, что Дерби на мгновение сжал объятия, но она не была уверена в этом. Дерби был зол на нее с того момента, как только увидел ее в городе, в растерянности стоявшую посреди тротуара, и хотя у него были на это веские основания, холодный взгляд его глаз больно задел Кейли.

– Ладно, – отступил Дерби. В его голосе Кейли уловила усталость и боль и вспомнила, как он старался отвлечь Саймона, когда доктор Беллкин варварскими, но, наверное, единственно возможными способами боролся за его жизнь. – Не буду поучать.

– Ты был очень разгневан на меня.

– Да, – откровенно признался Дерби, – это факт. Я был готов убить тебя.

Кейли закрыла глаза, она мечтала скорее очутиться в постели, свернуться калачиком и крепко уснуть, так крепко, чтобы даже не видеть снов.

– Я знаю, – сказала она. – Думаю, это было бы не так больно, как видеть выражение твоего лица, когда ты разговаривал со мной.

Дерби поцеловал ее в шею.

– Прости меня за это. Я увидел тебя и представил, что ты ранена и истекаешь кровью, как Саймон. Если бы я не взбесился, я бы, наверное, упал замертво от страха.

У Кейли потеплело на сердце, и она снова заплакала, сначала тихо, потом навзрыд. Дерби не пытался утешить ее.

Наконец, они добрались до дома. Дерби помог Кейли слезть с лошади, затем спустился сам. Мануэля в ужасе уставилась на его окровавленную рубашку.

– Ты будешь, осторожен? – молила его Кейли, когда он раздел ее, как ребенка, и уложил в постель. Кейли понимала, что не сможет удержать его, и как бы она не умоляла, Дерби все равно пойдет охотиться на второго разбойника; они с Уиллом будут искать его, даже если это будет стоить им жизней, уже хотя бы по той причине, что он стрелял в Саймона.

Дерби поцеловал ее в лоб.

– Конечно, – заверил он. – Я хочу вернуться к тебе.

Он снял испачканную рубашку и достал из комода другую. Кейли знала, что в мыслях он был уже далеко от нее.

 

ГЛАВА 14

Кейли спала неспокойно, ворочаясь и ерзая, каждый час просыпаясь от кошмарных видений, которые возникали из глубин ее сознания и словно призраки сразу же уносились обратно, как только она открывала глаза. В промежутках между кошмарами и приступами беспокойства она погружалась в сон, такой глубокий, что это скорее было похоже на состояние транса.

Кейли окончательно проснулась на рассвете следующего дня, чувствуя себя совершенно разбитой. Она решительно вскочила с постели. Теперь она ощущала себя даже менее материальной, чем образ, спроектированный на зыбкую дымку. Но владевшая ею тревога была связана вовсе не с этим, Кейли переживала не за себя и даже не за ребенка, которого носила под сердцем. Нет, душа Кейли болела сейчас за Дерби. За Дерби, который вместе с Уиллом пустился в погоню за разбойником по имени Дюк Шинглер.

Пока Кейли чистила зубы и расчесывала волосы, она вспоминала все, что муж рассказывал ей о Шинглерах. Они были грабителями, хладнокровными убийцами, и у них были давние счеты с Дерби. Теперь один и них был убит в перестрелке на центральной улице Редемпшна, а оставшийся в живых брат, конечно, жаждал кровавой мести.

«Пожалуйста, – мысленно обращалась она к Дерби, бредя по окутанному сумраком дому, – будь осторожен».

Когда Мануэла, зевая, вышла из своей спальни, располагавшейся за стеной кухни, она застала Кейли за приготовлением завтрака.

– Вы чувствуете себя лучше, миссис Элдер? – спросила Мануэла с приветливой, но озабоченной улыбкой.

– Пожалуйста, зови меня Кейли.

В глазах Мануэлы мелькнули одновременно и радость, и протест, но она кивнула, соглашаясь. Кейли уже накачала воды, и на печи варился кофе.

– Кажется, будет дождь, – пробормотала Мануэла, поглядев в окно.

– Да, – согласилась с ней Кейли. Она почувствовала свежесть в воздухе, еще, когда ходила к колодцу, темные тучи заслоняли нежные лучи утреннего солнца. – Я думаю, нужно попросить кого-нибудь из мужчин запрячь лошадь, и отвезти Пабло в школу.

Мануэла налила себе кофе и опять подошла к окну. Где-то далеко молния рассекла мрачное небо, и от удара грома, казалось, сотряслась крыша у них над головами.

– Мистер Элдер сказал оставить его дома и давать ему уроки здесь, – ответила Мануэла. – Отец Амброс обязательно приедет проведать нас, и я спрошу его, какие уроки Пабло должен выучить.

Кейли приготовила всем овсяную кашу, пожарила тосты и начала накрывать на стол.

– Какие еще распоряжения оставил мистер Элдер? – ровным голосом спросила она.

Мануэла повернулась к ней лицом.

– Мужчины будут охранять ранчо, а мы не должны выходить за его ворота. Ни в коем случае.

Кейли вздохнула, но ничего не сказала. Ей было невыносимо тягостно сидеть в заточении во время карантина, и еще более невыносимо было сейчас, но не имело смысла поднимать бунт просто ради бунта.

Все утро Кейли просидела над дневником.

В полудню гроза утихла, земля ожила, ковер из полевых цветов заиграл яркими красками.

Кейли вышла во двор поупражняться в стрельбе и в семь бутылок из десяти сумела попасть с первого выстрела. В качестве вознаграждения за достигнутый прогресс она решила заняться скульптурой. Работа настолько захватила Кейли, что когда Пабло позвал ее ужинать, она была очень удивлена, узнав, что прошло так много времени.

Мануэла приготовила жареную курицу, картофельное пюре, сухари и вареную зелень одуванчиков. Работники уже поели и ушли отдыхать. Они расположились на ночь в хлеву, поскольку налицо были все признаки того, что дождь может вернуться.

После мытья посуды, от которого Мануэле так и не удалось отговорить упрямую Кейли, женщины расположились за столом. Кейли читала книгу, которую одолжила у Бетси. Это была смешная мелодрама, героиня которой претерпевала душевные муки из-за того, что влюбилась в мужчину «не ее круга». Пабло решал примеры, а Мануэла с трогательным вниманием наблюдала за его математическими трудами и беззвучно шевелила губами, повторяя названия цифр, которые он выводил на грифельной доске.

Было уже за полночь, когда Кейли заставила себя войти в пустую спальню, в которой она была так счастлива с Дерби. Кейли надела ночную сорочку, скользнула под одеяло и погасила лампу. Только тогда, в темноте, она позволила себе выплакаться.

Дерби. Она не могла перестать думать о нем. Воображение рисовало ей страшные картины. Кейли представляла его истекающим кровью и страдающим от невыносимой боли, или, что еще хуже, лежащим мертвым на земле, как Джарвис Шинглер. Кейли совершенно выдохлась и эмоционально и физически и ей кое-как удалось заснуть.

На следующее утро она с решительным видом зарядила пистолет тридцать восьмого калибра, который оставил ей Дерби, поставила в ряд шесть бутылок и сбила их одну за другой. Затем Кейли перезарядила пистолет, установила на место бутылок полдюжины треснувших банок и попала в каждую. Она испытывала что-то вроде порочного удовлетворения, видя как они разлетаются на мутные зеленоватые осколки.

– Это была идея Дерби? – услышала она голос за спиной.

Кейли обернулась, опустив разряженный пистолет, и увидела отца Амброса. Он выглядел точь-в-точь как средневековый монах в своей длинной рясе и с веревкой на поясе, для полноты сходства ему не хватало только лысины.

– Да, – коротко ответила Кейли, она не была расположена к обсуждению доводов за и против огнестрельного оружия. Хотя отец Амброс был частым гостем на ранчо, он все же был священником, а священники зачастую становились глашатаями плохих новостей. – Что-то случилось? – Сердце Кейли сжалось в ожидании беды.

– Нет, миссис Элдер, – поспешил успокоить ее Амброс – Саймон поправляется в Трипл Кей, его все еще мучают боли, но инфекции нет. Как говорит Ангус, не бывает такой раны, чтобы она не болела.

– А как Ангус? – Кейли не забыла предупреждение доктора о том, что ее свекор сам в опасности. – Я не сомневаюсь, что все это стало для него тяжелым ударом.

По лицу Амброса скользнула грустная улыбка.

– Конечно. Он места себе не находит, мечет громы и молнии, потому что он не на тридцать лет моложе и не может помочь Уиллу и Дерби выследить Шинглера.

Кейли сунула пистолет, не очень-то романтический подарок Дерби, в карман передника.

– Я знаю, что чувствует Ангус. – Кейли взяла священника за руку. – Но что касается меня, то мой возраст вроде бы не является препятствием. Я предпочла бы быть рядом с Дерби, а не сидеть здесь, ждать у моря погоды и теряться в догадках.

– Миссис Каванаг сказала то же самое, – Амброс похлопал Кейли по руке, – когда я заезжал к ней сегодня. Скажите, как у Пабло идут дела с уроками?

– Мануэла каждый вечер усаживает его за доску и учебники, мы обе помогаем ему, как можем.

– С образованием в этих краях всегда было худо, – Амброс вздохнул, даже в лучшие времена. Я делаю все, чтобы поддержать школу при миссии, но одна за другой возникает множество проблем.

Кейли и отец Амброс присели на ступеньку крыльца – на дворе стояла такая чудесная погода, что не хотелось заходить в дом. Помощники Дерби были заняты лошадьми, а Мануэла снимала с веревки высохшее белье. Пабло – кто мог сомневаться – издалека заметив учителя, скрылся в неизвестном направлении.

– Вы давно знаете Каванагов? – поинтересовалась Кейли.

– Десять лет, – ответил Амброс. – Мы с Саймоном вместе учились в школе в Бостоне.

– Саймон хотел стать священником? – удивилась Кейли.

Амброс засмеялся.

– Нет. Саймон пресвитерианин от рождения. Мой отец послал меня изучать право в надежде, что я откажусь от мечты о семинарии, женюсь и подарю ему кучу внуков. Но я разочаровал отца.

– Но вы с Саймоном остались друзьями.

– Да.

У Кейли задрожали губы, она сплела пальцы и засмотрелась на сцену в загоне, где двое помощников Дерби пытались обуздать становящегося на дыбы молодого жеребца.

– Я была там, в кабинете доктора, когда... когда...

– Когда Саймону прижигали рану? – помог ей Амброс. – Должно быть, это было ужасно.

– Хуже всего было, конечно, Саймону, но запах, его крик...

– Саймон сказал мне, что ему очень помогли Уилл и Дерби.

– Они были такие сильные, – сдавленным голосом произнесла Кейли. – Их нужно было видеть. Любой из них, если бы мог, не раздумывая, поменялся бы с Саймоном местами, чтобы взять на себя его боль. И это были те самые люди, которые совсем недавно, не жалея кулаков, колотили друг друга в саду у Бетси.

– Все совсем не просто в их взаимоотношениях, – заметил отец Амброс.

Кейли молчала некоторое время, всматриваясь в горизонт. Она желала только одного, чтобы вдалеке показался Дерби, грязный, обросший, смертельно уставший, но целый и невредимый, и чтобы вся эта история с поисками Дюка Шинглера осталась в прошлом. Но на много километров вокруг не было ни души – пустота, словно увеличенное отражение души Кейли. Ей вдруг безумно захотелось рассказать отцу Амбросу о зеркале в салуне «Голубая подвязка», о сводящем с ума страхе вернуться в тот мир, из которого она пришла, но у нее не хватило духа.

– Вы останетесь на ужин? – вместо этого спросила Кейли.

Отец Амброс вздохнул и покачал головой.

– Мне нужно возвращаться в миссию, – ответил он, поднимаясь. В этот момент его взгляд привлекла незаконченная скульптура, она стояла в нескольких футах от них, во дворе. Отец Амброс подошел рассмотреть ее поближе. На его лице засияла восторженная улыбка.

– Это чудесно! – воскликнул он.

– Иногда я просто ненавижу себя за то, что взялась за эту работу, – смущенно призналась Кейли. – Теперь, когда камень стал поменьше, нужно будет попросить мужчин занести его в гостиную. Там достаточно светло.

– Восхитительно, – восторгался отец Амброс. – Возможно, когда-нибудь вы создадите маленький шедевр для моей миссии. Сотворите образ Девы, например, или кого-нибудь из святых.

Кейли заинтриговало это предложение; разговор о скульптуре отвлек ее от мрачных мыслей, как отвлекала и сама работа над скульптурой.

– Возможно, – ответила она.

– Это было слишком самонадеянно с моей стороны, – в глазах Амброса появилась печаль. – Увидев ваши работы, любой захочет купить их. Извините.

Его слова рассмешили Кейли.

– Я не уверена, что вас можно назвать самонадеянным, отец Амброс, но вы, безусловно, льстец.

– Это один из многих, свойственных мне грехов, – признался Амброс. Он засмеялся, но краска смущения залила его загорелые щеки.

Перед уходом отец Амброс вошел в дом, чтобы поговорить с Пабло, которого Мануэла уже нашла к тому времени. Кейли оставила их и подошла к мужчинам, стоявшим у ограды загона и наблюдавшим, как один парень из их команды пытался удержаться на спине того самого темпераментного жеребца, которого им так и не удалось усмирить. С затаенной гордостью Кейли подумала, что им лучше было бы отказаться от этой затеи до возвращения Дерби... Если он когда-нибудь вернется. Улыбка на ее лице разом погасла. Кейли словно окатило холодной водой при мысли о том, что он может не вернуться или вернуться, завернутым в саван из одеял.

Мужчина, которого Дерби оставил за главного, жилистый, с похожей на сухую замшу кожей и с умными глазами, почтительно приветствовал ее, приложив руку к полям шляпы.

– Здравствуйте, мистер Отис, – сказала Кейли.

Почти каждый вечер этот мужчина и пятеро его товарищей ужинали в кухне, а она все еще не знала их имен, Дерби всегда обращался к ним по фамилиям.

– Чем могу служить, мэм? – предупредительно спросил Отис.

Кейли знала, что это был приказ Дерби, выполнять любое ее распоряжение. Но если бы она захотела без сопровождения покинуть ранчо, ее, несомненно, сумели бы задержать.

– Я бы хотела, чтобы вы отнесли ее в гостиную, – Кейли указала на скульптуру, – и установили на крепкий стол перед окнами на северную сторону. Сделайте это, пожалуйста.

– Нам с ребятами будет не хватать ее, – Отис улыбнулся беззубым ртом. – Как только я найду двух парней, достаточно чистых, чтобы войти в гостиную леди, дело будет сделано.

Кейли поблагодарила его и вернулась в дом, Амброс как раз собирался уходить. Мануэла завернула ему с собой кусок рассыпчатого кекса с корицей, который испекла на десерт.

Как только Кейли проводила гостей, она поспешила в гостиную, чтобы поставить большой дубовый стол в правильное положение таким образом, чтобы на него падало больше света.

Как Отис и обещал, двое рабочих занесли скульптуру в дом через редко используемую парадную дверь. Посмотрев на свое творение, водруженное на место, Кейли обрадовалась решению перенести скульптуру сюда. Мануэла предсказывала дожди, и Кейли была бы вынуждена находиться в доме, а ее руки так, и зудели от желания продолжать работу.

Ужин прошел менее шумно и оживленно чем обычно, когда Дерби был дома, хотя кроме него все обитатели ранчо были в сборе. Их благопристойная сдержанность делала Кейли только больнее.

В тот вечер, после того как была перемыта посуда и дочитан любовный роман, Кейли почувствовала себя такой потерянной, как никогда раньше. Было уже слишком темно, чтобы работать над скульптурой, света лампы было не достаточно. Кейли стояла у окна гостиной, медленно погружавшейся в темноту, смотрела вдаль, и ее сердце переполняли одиночество и тоска. В эти минуты притяжение зеркала в «Голубой подвязке» стало пугающе сильным. Кейли охватило желание незаметно ускользнуть из дома и пешком отправиться в город, встать перед своей стеклянной немезидой и раз и навсегда свести с ней счеты, нарушив проклятые чары. Она могла взять пистолет из ящика стола, куда недавно положила его, отправиться в салун и разбить зеркало на множество осколков...

Кейли колебалась. Это не плохая идея, подумала она. Но кто-нибудь обязательно остановил бы ее до того, как она успела бы сделать шесть выстрелов в зеркальную стену, гордость «Голубой подвязки». Саймон должен был бы арестовать ее и отправить в тюрьму, а спустя жакое-то время ненавистное стекло все равно заменили бы, и вполне возможно, что новое зеркало таило бы в себе ту же угрозу, что и висевшее до него.

– Спокойной ночи, миссис... Кейли, – донесся из коридора голос Мануэлы.

– Спокойной ночи, – ответила Кейли.

Между ней и Мануэлей еще не было настоящей дружбы, но в их отношениях уже был достигнут прогресс.

Мануэла ушла спать, унеся с собой лампу. В доме все затихло, воцарился покой.

Кейли опять повернулась к окну, прислонилась лбом к прохладному стеклу и стала ждать возвращения Дерби, хотя она вообще-то не переставала этого делать с той минуты, как он уехал.

Дерби и Уилл лежали у потрескивавшего костра, обложенного камнями. Даже ночью они не снимали ни одежду, ни портупеи. Дерби с угрюмым видом рассматривал ночное небо. Уже добрых двое суток они с Уиллом охотились на Шинглера: сначала шли по горячему следу, но постепенно след терялся, и они блуждали вслепую, безо всякого результата. Все это не давало Дерби уснуть.

– Ты не думаешь, что этот тип может вернуться по своим следам, а? – спросил Уилл. Он лежал, закрыв лицо шляпой, а вместо подушки использовал седло. Дестри и конь Уилла Шадрах топтались рядом. – Может он отправится за Саймоном, подумав, что это он пристрелил Джарвиса.

Дерби вздохнул. В жизни ему не раз приходилось спать на голой земле и, рассматривая звездные узоры над головой, обычно удавалось забыть обо всех проблемах. Женитьба избаловала его, считал Дерби. Он так сильно скучал по Кейли, что не мог сосредоточиться на созвездиях; как бы ему хотелось оказаться сейчас рядом с ней, в их теплой, чистой постели! Как хотелось...

– Это возможно, – резко бросил он в ответ на предположение Уилла. – Но Саймон вне опасности, он в Трипл Кей.

– Ты беспокоишься о Кейли?

– Да, черт возьми, – признался Дерби. – На меня работают пять здоровых мужиков, но всегда может что-нибудь случиться, и если Дюк узнает, как я дорожу Кейли, тогда ей угрожает опасность. – Дерби не хотелось спать, хотя он испытывал такую чертовскую усталость, как никогда в жизни. – А как насчет Бетси и ребят?

– Мои люди присматривают за ними, – сказал Уилл, но в его голосе не было уверенности. – Завтра отправимся в обратный путь?

Дерби откинул покрывало и потянулся за сапогами.

– Сегодня, – отрезал он. – Нам ведь целых два дня добираться до Редемпшна.

Уилл был в сапогах и поднялся одновременно с Дерби.

– Я уверен, что Шинглер не такой дурак, чтобы вернуться, когда полгорода поджидает его. – Уилл пытался убедить себя и брата.

Дерби снял путы с передних ног Дестри.

– Я хорошо знал Джарвиса и Дюка, – сказал он, положив на спину коня седельное покрывало. – Дюк был старшим из братьев, он заботился о Джарвисе, хотя они грызлись между собой, как два кота в одном чемодане. Дюк слишком любит неразбавленное виски, слишком – все мозги, по-моему, пропил. Сейчас он тем более захочет напиться.

Уилл затоптал костер и забрался на своего мерина.

– К черту все это, – пробормотал он. – Пусть я буду полным идиотом, если этот ублюдок вернется в город.

– Если он сделает это, брат, – ответил Дерби, направляя Дестри на юго-запад, к дому, – нам больше ничего не останется, как считать себя идиотами.

К обеду разразилась гроза, хмурые тучи заволокли небо, стало темно, почти как ночью, и Кейли пришлось отложить инструменты. Она только смыла с рук пыль, как в дверь постучал Отис.

Низкое небо полыхало молниями и грохотало, как будто стихия решила запугать все живое, ветер крепчал. Очередная вспышка молнии пронзила землю острыми золотыми кольцами.

Отис поздоровался с Кейли, приложив руку к полям шляпы.

– Один из наших людей ходил посмотреть на скот, мэм, – заговорил он с порога. – Животные напуганы непогодой, лучше бы отвести их в овраг в Трипл Кей, пока они в панике не затоптали друг друга. Мы постараемся вернуться как можно скорее, а вас, миссис Элдер, прошу оставаться в доме.

Кейли кивнула, в это время два огромных фронта столкнулись наверху с оглушительным грохотом. Оседланные лошади у крыльца в панике взметнулись на дыбы, их зрачки закатились, и наездники даже не пытались успокоить их, вероятно, зная, что это бесполезно. Кейли закрыла дверь черного хода и заперла на засов, потом пошла к парадному входу и сделала то же самое.

Пабло был напуган бурей, но мужественно сидел за кухонным столом, всячески стараясь делать вид, будто гроза ему даже доставляет удовольствие. Мануэла спокойно месила тесто для пирога с персиковым вареньем. Кейли нервно расхаживала из угла в угол, не находя себе места, гнев природы совершенно лишил ее присутствия духа. Гроза и собственные переживания, которые не имели отношения ни к разбушевавшейся стихии, ни к напуганному скоту, ни к разбойникам, разгуливавшим на свободе, сводили ее с ума. Она зажгла все лампы, чтобы хоть как-то рассеять мрак, налила себе кофе, но тут же выплеснула в умывальник. Дерби так долго не появлялся – три дня? Четыре? Кейли уже сбилась со счета. Она почти не смыкала глаз по ночам, разве что дремала по пять десять минут, и хотя она заставляла себя время от времени принимать пищу, ей кусок не лез в горло. Все, чем она занималась с неизменным постоянством, так это работала над скульптурой и переживала за Дерби. Было уже за полночь, когда Мануэла увела Пабло спать, а Кейли сидела в гостиной, нервно раскачиваясь в кресле-качалке.

Казалось, что очередной удар грома и неожиданный стук в дверь раздались одновременно. Сердце Кейли подскочило от радости. Конечно, это вернулся Дерби! Она кинулась к двери. За окнами завывал ветер, и дождь монотонно стучал по крыше, этот звук напоминал потрескивание сухой ветоши в костре.

Кейли отодвинула засов и распахнула дверь. Сырой, холодный ветер ударил ей в лицо. На пороге стоял мужчина, одетый в длинный холщовый пыльник, с его надвинутой на глаза шляпы капала вода. Это был не Дерби.

– Меня зовут Митчелл, – представился мужчина и подставил руку, когда Кейли хотела закрыть дверь или хотя бы прикрыть ее от ветра. – Я недавно был нанят в Трипл Кей.

Это разочарование, которое добавилось к бессонным дням и ночам, полным одиночества и страха, совершенно вывело Кейли из равновесия.

– Трипл Кей? – растерянно переспросила она. – С мистером Каванагом все в порядке?

– Боюсь, что нет, миссис, – сказал мистер Митчелл, проходя вслед за Кейли в темную кухню. – Это как раз то, почему я здесь. Вы нужны в Трипл Кей. Мистер Каванаг подхватил воспаление легких. Наверное, из-за мерзкой погоды.

– Будьте любезны, оседлайте серую лошадь, вы найдете ее в конюшне, – обратилась к нему Кейли, уже снимая плащ с крючка у двери, – пока я соберу вещи и напишу Мануэле записку, чтобы она знала, куда я уехала.

– Нет необходимости, – деликатно ответил мистер Митчелл, стоя у открытой двери. Дождь хлестал косыми потоками прямо на пол кухни. – У меня кабриолет.

– Но сейчас слишком грязно для такой маленькой повозки, – начала Кейли. – Нам лучше отправиться верхом.

– Дороги вполне сносные, – настаивал Митчелл. Он осмотрелся. – Я ожидал увидеть здесь целую гвардию, как в Трипл Кей. Где же все?

– Скот испугался грозы, – ответила Кейли, занятая другими мыслями, она писала короткую записку на грифельной доске Пабло. – Мужчины погнали его в более укрытое место.

– Лучше поторопитесь, мэм. Мистер Каванаг был очень плох, когда я уезжал, и он хотел вас видеть.

Кейли пугала мысль потерять Ангуса, которого она уже стала считать своим отцом.

– Кто-нибудь поехал за доктором? – осведомилась она.

– О да, мэм, – прозвучало в ответ. В свете фонаря, который Кейли зажгла, чтобы написать Мануэле записку, она успела разглядеть лицо Митчелла. У него было красивое, немного мальчишеское лицо. – Доктор должен прибыть туда как раз в одно время с нами. Я думаю, ему будет очень кстати ваша помощь.

Кейли надела капюшон и храбро вышла под ливень. Воздуха, казалось, совсем не было, только вода со всех сторон. Кейли на мгновение даже испугалась, что может утонуть. Мистер Митчелл взял ее за руку и торопливо зашагал по мокрой траве. Кейли почти ничего не видела и не понимала, как им удастся найти дорогу в Трипл Кей, где сейчас, возможно, умирал Ангус. Никакого кабриолета во дворе не оказалось, только одинокая лошадь стояла, дрожа под дождем.

Кейли остановилась как вкопанная и попыталась вырвать руку.

– Отпустите меня! – закричала она.

Но мужчина, хотя и стоял рядом, едва слышал ее из-за ветра. И конечно, не было надежды на то, что ее услышит Мануэла, которая был далеко, за толстыми стенами большого дома.

– Кто вы? – в отчаянии воскликнула Кейли.

Мужчина ткнул ей в бок маленьким пистолетом.

– Вы не знаете? – заорал он в ответ. – Подумайте получше, миссис Дерби Элдер. Я думаю, ваш муж рассказывал вам обо мне.

При других обстоятельствах Кейли начала бы вырываться, но пистолет исключал такую возможность. Одним нажатием на курок бандит мог убить не только ее, но и ребенка, которого она носила в себе.

Дюк Шинглер, с отвращением подумала Кейли. Господи, какой же она была идиоткой, зачем она открыла дверь, поверила ему, пустила в дом?! Хорошо еще, что он не тронул Пабло и Мануэлу. Кейли не сопротивлялась, когда разбойник усадил ее на лошадь, а сам сел позади нее. Продрогшая кобыла не хотела трогаться с места, но несколько жестоких ударов каблуками сапог заставили ее подчиниться и броситься в мокрую промозглую тьму.

Единственное, что утешало Кейли во всей этой жуткой ситуации, так это то, что Ангус не был при смерти, разбойник обманул ее. Со спокойствием, вызванным шоком, Кейли рассудила, что Шинглер не будет насиловать и убивать ее. Она не сомневалась, что он хочет использовать ее в качестве орудия мщения, и взял с собой в роли приманки, чтобы завлечь в западню своего старого врага. А это было для нее ужаснее всего – понимать, что она может стать орудием убийства Дерби. Ей, чья любовь к нему была, казалось, слишком велика для одной жизни или даже для вечности, суждено стать сиреной, не по собственной воле заманивающей Дерби на верную погибель. Кейли предчувствовала, что все должно было произойти именно так.

Лошадь мчалась по грязи, по мокрой траве, подгоняемая ветром и каблуками Шинглера. Дождь все не затихал. Кейли промокла до нитки, но даже не замечала этого. Внутри нее пылал огонь – это догорало ощущение иллюзорности, которое одолевало ее последние несколько недель, вытесняемое страстной решимостью.

Кейли не была удивлена, хотя и находила это странным, что вместо того, чтобы скрываться где-нибудь в горах, Шинглер направлялся прямо в центр города. А город словно вымер из-за грозы: на дорогах не было ни лошадей, ни повозок, ни в одном окне не горел свет.

Шинглер осадил лошадь у входа в «Голубую подвязку», ловко спрыгнул на землю и подал руку Кейли. Его зубы сверкнули в усмешке, и Кейли ощутила новый прилив страха.

– Пойдемте со мной, миссис Элдер, – грубо произнес он, опуская Кейли на землю. – Вам нужно снять мокрую одежду, не так ли?

 

ГЛАВА 15

Доктор Джулиан Друри не мог не вернуться в Редемншн, хотя теперь он был уверен, что никогда не любил Кейли Бэрроу. Время и расстояние помогли ему спокойно во всем разобраться, и он понял, что Кейли поступила правильно, положив конец их отношениям.

И все же, что-то явно было не так. Он не мог дозвониться до Кейли, телефон не отвечал. Он обзвонил всех ее друзей в Лос-Анджелесе, разговаривал с Молли и Питером, студентами, работавшими в галерее Кейли, – ни у кого не было от нее никаких вестей. Если Кейли избегала контакта с ним из-за их разрыва, это вовсе не значило, что она должна была отказаться от общения со всеми на свете.

Несмотря на то, что Джулиан был по уши занят работой и полон решимости заново строить свою личную жизнь, у него кошки скреблись на душе, мысль о том, что с Кейли что-то неладно, не давала ему покоя.

Возможно, предполагал он, Кейли встретила кого-то. Если она теперь с другим мужчиной, и по доброй воле, тогда все в порядке, он только пожелал бы ей счастья. Но все могло быть гораздо хуже, вдруг ее похитили или убили, ведь такие случаи не были редкостью.

Жарким осенним днем Джулиан, охваченный смутным беспокойством, прилетел в Лас-Вегас, взял на прокат машину и примчался в Редемпшн. Он стоял на газоне перед домом Кейли, всматриваясь в окна. Ремонтные работы были закончены, по крайней мере, было похоже на то, но в доме не было никаких признаков жизни.

– Вы кого-то ищете, мистер?

Джулиан обернулся на детский голос и увидел веснушчатого мальчика примерно десяти лет с блестящими темно-каштановыми волосами.

– Да, представьте себе, – ответил Джулиан. Он всегда разговаривал с детьми как со взрослыми; будучи детским хирургом, он искренне любил детей и уважал их за удивительную жизнестойкость. – Я доктор Друри, друг Кейли Бэрроу. Вы видели ее в последнее время?

Мальчик покачал головой, вперив пристальный взгляд в Джулиана и не решаясь приблизиться к незнакомцу. В маленьком городке чужие люди были большой редкостью.

– Тим Фелдер видел, когда штукатурил стену. Он говорил, что сквозь нее можно было смотреть.

Джулиан был человеком без предрассудков, но почувствовал, как у него засосало под ложечкой.

– По-моему, это чепуха, – натянуто улыбнулся Джулиан, засовывая руки в карманы элегантных, сшитых на заказ брюк. – Люди не бывают прозрачными. Как вас зовут, молодой человек?

– Бобби, – ответил парнишка и быстро поправился: – Боб.

Тревога Джулиана потихоньку возрастала. Он вспомнил, что часто, общаясь с Кейли, он не ощущал ее присутствия, она словно была где-то далеко, даже когда сидела рядом с ним. Будто он принимал ее как полувоображаемого друга, не потому что он был наделен какой-то божественной силой, а потому что очень нуждался в ней. Теперь Джулиан понимал, что ошибался, Кейли не была по-настоящему нужна ему. И она первая поняла это.

– Ладно, Боб, – сказал Джулиан, стараясь унять дрожь в голосе, – я войду в дом и посмотрю, что там.

– У вас есть ключ? – недоверчиво посмотрел на него мальчик.

Несмотря на всевозрастающее волнение, Джулиан улыбнулся практичности Бобби.

– Я знаю, где мисс Бэрроу обычно хранит его, – ответил он, затем повернулся и направился к крыльцу черного хода.

Верная своей привычке, Кейли оставила новые блестящие ключи в поддоне цветочного горшка. Поникшие герани засохли, безжизненно опустив потерявшие цвет листья.

Джулиан открыл дверь. Как часто он просил ее, умолял быть осторожной?! Внутри большого дома, казалось, было что-то большее чем тишина, но все же не звук. Джулиан почувствовал, как учащается его сердцебиение, будто он мог завернуть за угол и неожиданно увидеть Кейли или ее призрак.

«Господи, – подумал он, – не дай ей умереть. А если ей суждено умереть, избавь ее от страданий».

– Кейли? – позвал Джулиан.

Ответа не последовало. Джулиан начал планомерно, это было свойственно ему во всем, исследовать дом. Он осмотрел каждую комнату от погреба до чердака, но не обнаружил никаких следов Кейли, хотя ее вещи висели в шкафу спальни на втором этаже. В рабочем кабинете стоял какой-то сундук, полный старья. Каминную полку украшала величественная скульптура – всадник на коне. Джулиан был потрясен, увидев ее. Кейли опять занималась ваянием, он мог безошибочно определить, что это был ее стиль. Каждый изгиб фигуры, каждый штрих дышал любовью. Только когда Джулиан ближе подошел к скульптуре, прикоснулся к ней, он понял, что это не могла быть работа Кейли. Время наложило на нее заметный отпечаток, должно быть, ей было очень много лет.

Нахмурившись, Джулиан отвернулся от скульптуры и наткнулся невидящим взглядом на сундук. Ему показалось, что из бального зала – комнаты, которую он уже детально обследовал, – доносился едва слышимый звук – слабое колебание струн арфы и позвякивание хрусталя, вероятно, сквозняк раскачивал подвески люстры.

– Кейли? – крикнул он, наверное, уже в десятый раз, хотя знал наверняка, что не услышит ответа, и с несвойственной ему неуклюжестью бросился в бальный зал.

Джулиан увидел ее, как только добежал до двери, он видел и в то же время не видел ее.

Кейли. Она стояла посреди зала рядом со старой арфой. На ней было платье викторианского стиля, ситцевое, полагал Джулиан, а поверх него – накидка. Кейли была такая мокрая, словно ее только что крестили в реке. Джулиан мог видеть сквозь нее, будто она была изображением на фотонегативе. Кейли, казалось, не видела его; она стояла с высоко поднятым подбородком, ее глаза сверкали гневом, несмотря на плачевное состояние одежды и растрепанные волосы. Кейли смотрела на кого-то с нескрываемой ненавистью, хотя в комнате больше никого не было видно.

– Кейли, – прошептал Джулиан.

Она не отвечала. Ее волосы стали длиннее с тех пор, как он видел ее в последний раз, влажные локоны ниспадали на прямую спину.

– Кейли, – повторил Джулиан и почувствовал, что у него по щекам текут слезы.

Он не сомневался в том, что действительно видел ее, он не мог не верить своим глазам, они еще ни разу не подводили его. Джулиан не был склонен к галлюцинациям или обморокам, он также не относился и к тем, кто в каждом темном углу видит привидений. Во всяком случае, до этого момента.

Его худшие опасения подтвердились. Джулиан долго стоял без движения, пытаясь осознать увиденное. Кейли была мертва, и по какой-то причине ее призрак обитал в этом доме. Или в его воображении?

– О Господи, – рыдал Джулиан, тщетно пытаясь овладеть собой. Он приблизился к ней. – Кейли, – снова взмолился он, но она не видела и не слышала его.

Джулиан просто стоял, глядя на нее, и вдруг Кейли исчезла, как говорится, в мгновение ока.

Джулиан пришел в себя, поплелся в ванную и умылся холодной водой. Затем он вернулся к машине, чтобы забрать из нее аптечку и чемодан, и вернулся в дом. Он побрился, принял душ и почувствовал себя значительно лучше. Теперь Джулиан был как всегда спокоен, рассудителен, благоразумен. Он заказал по телефону пиццу, затем принес в зал удобное кресло и сел, как в карауле, решив не сходить с места до тех пор, пока не поймет, что случилось с Кейли.

В «Голубой повязке» было темно и мрачно как в гробу. Кейли пыталась унять дрожь, пока разбойник одну за другой зажигал лампы.

– Где все? – спросила она, подняв глаза на темный второй этаж, где обычно занимались своим ремеслом проститутки.

Дюк усмехнулся. Кейли заметила, что он хорош собой; она не предполагала, что человек с такой черной душой, как у него, может иметь внешность милого юноши из церковного хора.

– О, девочки здесь, те, кто не разбежались после того, как Дерби продал это заведение. Только они знают, что лучше не вмешиваться.

У Кейли сдавило горло. А что, если Дюк Шинглер принудил девушек к молчанию каким-нибудь жестоким способом?

Он прошел за барную стойку и налил себе выпить, выбрав одну из многочисленных бутылок, выставленных в ряд на полке за стойкой.

– Кажется, я предложил вам снять мокрую одежду, миссис Элдер. – Его голос звучал повелительно.

До этого момента Кейли ни к кому не испытывала ненависти, но сейчас она действительно всеми фибрами души ненавидела Дюка Шинглера. Он стрелял в Саймона и замышлял убить Дерби. Будь он проклят, если ему доставляло удовольствие унижать ее.

– Идите вы к черту, мистер Шинглер! – воскликнула Кейли, делая ударение на слове «мистер».

Наверху хлопнула дверь; Кейли и Дюк одновременно подняли головы.

– Пусть только кто-нибудь попробует сунуть сюда нос, – заорал Дюк, – и я убью всех до одной.

Тишина. Кейли на мгновение закрыла глаза, молясь о том, чтобы тот, кто был наверху, оказался достаточно смелым, чтобы помочь ей. Если бы Шинглера отвлекли на какое-то время, она могла спрятаться или ускользнуть из салуна. Дюк сделал несколько глотков, по его задумчивому лицу было видно, что он размышлял. Его пистолет сорок пятого калибра – само зло, воплощенное в изящную форму, лежало на барной стойке. Больше всего Кейли хотелось сейчас, чтобы он оказался у нее в руках; она была неплохим стрелком, благодаря упорным тренировкам. Разве Дерби не говорил, что у нее талант?

– Пораскинув умом, – закричал Дюк женщинам наверху, – я решил – пусть одна из вас бросит вниз платье. Я не хочу, чтобы моя приманка умерла от простуды прежде, чем я успел ее использовать.

Прошло менее минуты – Кейли отмеряла время громкими ударами своего сердца – и, раздувшись как парашют, вниз полетело голубое шелковое платье, состоявшее, казалось, из одних рюшек и оборок. Шинглер взял пистолет и указал длинным стволом на платье, упавшее на бильярдный стол.

– Надевай, – рявкнул он. – Сейчас же.

– Сначала вам придется застрелить меня, – ответила Кейли. Она вовсе не была уверена, что он не сделает этого, но это не пугало ее. У нее за спиной было зеркало, тонкая завеса между веками, но Кейли и не думала использовать такую возможность побега.

Разбойник усмехнулся, поставил стакан, громко ударив им по столу, и налил еще виски.

– Если ты думаешь, что я не смогу всадить пулю в женщину, то ты знаешь меня хуже, чем я предполагал. Отойди за рояль, если хочешь, только переодевайся. Живо!

Кейли подумала, что возможность переодеться за прикрытием, вероятно, была единственным подарком судьбы в эту ночь, и она должна была использовать такую возможность. Она сделала, что велел ей Дюк, ужасно боясь, что он может подойти и вытащить ее из-за укрытия совершенно нагую, но Дюк спокойно стоял за стойкой бара, пока она снимала с себя мокрую одежду и надевала голубое платье.

Корсаж платья оказался слишком узким, к тому же оно было грязным в подмышках, а юбками с обтрепанными рюшками как будто мели пол. Но Дюк, казалось, был доволен представшей перед ним картиной.

– Нужно отдать должное Дерби – он знает толк в бабах. О да, он придет за тобой, это точно.

Кейли сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух эффективный способ овладения собой в стрессовой ситуации.

– Он не придет, – заявила она. – Он, вероятно, за много миль отсюда, ищет тебя.

Дюк засмеялся и покачал головой.

– Нет, миссис Элдер. Дерби преследовал меня день или два, но когда след потерялся, он отправился в обратный путь. – Шинглер помолчал немного, налил себе еще виски. – Нет, мэм. Он придет сюда. Возможно, еще до рассвета.

– Он сначала отправится на ранчо. – Шинглер снисходительно ухмыльнулся.

– Ошибаетесь, – изрек он доверительным тоном. – Игра началась здесь, в этом салуне, здесь она и закончится. И Дерби знает это не хуже меня.

– Вы полагаете, что он настолько глуп, чтобы приехать сюда и дать застрелить себя? – возразила Кейли, положив руки на бедра. В этом платье ей было не намного теплее, чем в мокрой одежде, но она знала, что ее знобит не от холода, а от страха.

– Я думаю, он пойдет на все, чтобы спасти тебе жизнь, – глумливо ответил Шинглер. – Почему бы тебе не выпить со мной? Это поможет согреться.

– Спасибо, – бросила Кейли с бравадой и отчаянием в голосе. – Это вы ранили брата Дерби, Саймона, или ваш брат?

Упоминание о погибшем Джарвисе Шинглере было ошибкой. Лицо Дюка на мгновение исказилось, а рука конвульсивно сжала ствол пистолета.

– Это был я, – прошипел он с ухмылкой. – Я целился в Элдера, но промахнулся.

У Кейли кровь застучала в ушах. Она знала, что было не безопасно будить в Шинглере зверя, но какой-то необоримый инстинкт подталкивал ее на это.

– А Дерби не промахнулся, не так ли? – тихо спросила она. – Он попал Джарвису в самое сердце.

Жуткий, нечеловеческий рев ярости и скорби вырвался из глотки Дюка.

– Заткнись! – заорал он, наставив на Кейли пистолет.

Из ствола вырвалось пламя, а грохот был таким оглушительным, что напугал бы и мертвеца. Кейли ждала толчка, но вместо этого разлетелась на мелкие осколки бутылка на столе для покера, рядом с которым стояла Кейли, темное пятно медленно расползалось по выцветшему войлоку. Зеркало не было задето.

Кейли молчала, Шинглер не дал бы ей раскрыть рта, даже если бы она осмелилась.

– Будешь пить со мной, – неожиданно спокойным тоном заявил Дюк. Он спрятал пистолет в кобуру, поставил перед Кейли стакан и бутылку с оставшимся виски. – Садись за стол, сюда, – указал он на место рядом с ним. – Нет, подожди. Можешь сесть мне на колени.

Кейли на мгновение закрыла глаза. Страх охватил все ее существо, но одновременно с этим в ней возрастало ощущение силы, которое пришло к ней, когда она впервые осознала, что она, Дерби и их, не родившийся ребенок в опасности.

У нее был шанс, даже меньше чем шанс – всего лишь маловероятная возможность, что если она сделает то, что велит ей Шинглер, то сможет выхватить из кобуры его пистолет. Чем пьянее он становился, тем больше шансов появлялось у Кейли.

Дюк притащил кресло, сел в него и с усмешкой посмотрел на Кейли. Она колебалась. Дюк похлопал себя по бедру, подзывая ее. Кейли облизнула губы кончиком языка, она едва могла дышать от переполнявшего ее отвращения. Наконец она подошла и остановилась у кресла. Шинглер больно схватил ее за запястье и рывком усадил к себе на колени.

– Дерби не рассказывал тебе, моя прелесть, что мы познакомились с ним здесь, в этом салуне? О, его мамочке это не нравилось. Она говорила, что мы для него не подходящая компания. Представляешь? Шлюхин сын слишком хорош для нас? Черт, она даже никогда не была замужем, Хармони Элдер – было ее не настоящее имя.

Кейли хотела, чтобы Дерби был сейчас далеко, как можно дальше отсюда, но какое-то чутье подсказывало ей, что он рядом и с каждым моментом все приближался к западне.

– Я тебе точно говорю, – распалялся Дюк.

– Да, – тихо, но с достоинством ответила Кейли. Фамилия «Элдер» могла быть вымышленной, но это была ее фамилия, и она гордилась ею. – Дерби говорил мне, что познакомился с вами здесь.

Дюк снова наполнил свой стакан. Сколько он уже выпил? Пять, шесть стаканов? Кейли сбилась со счета и надеялась, что его реакция потеряла остроту.

– Я доверился этому ублюдку, и это была самая большая ошибка в моей жизни. Пару лет назад старина Дерби продал нас. После всего, что мы для него сделали, он решил упрятать нас за решетку. – Остекленевшие глаза Дюка горели злобой, его взгляд зафиксировался на чем-то далеком и страшном. Потом он вдруг улыбнулся, и новое выражение его лица было еще более пугающим. – Конечно, у нас с Джарвисом были друзья, они спасли нас на пути в тюрьму Виргиния-сити. С тех пор мы на свободе.

– Они убили людей, которые вас сопровождали, – спокойно произнесла Кейли.

Дюк кивнул и откупорил новую бутылку. На этот раз он поднес стакан к губам Кейли.

– Пей, – приказал он.

– Прошу прощения, – мягко возразила Кейли. Краешком глаза она заметила промелькнувшую тень, и у нее мурашки пробежали по телу. – Я дала зарок.

– Ты упрямая стерва. – Дюк засмеялся жутким, омерзительным смехом. – Кто-нибудь научит тебя уму-разуму.

В этот момент Кейли рванула револьвер, но Дюк оказался более ловким и трезвым, чем она смеяла надеяться. Резким движением руки он швырнул Кейли на пол и почти в тот же момент вскочил на ноги, крепко держа в руке револьвер.

Дерби, по-видимому, вошел в салун через черный ход и стоял сейчас в нескольких футах от зеркала.

– Это ошибка, – сказал он бандиту. Его голос был холоден, как надгробный камень зимой.

Все трое понимали, что он имеет в виду. Кейли не, пыталась подняться. Она сидела на грязном, покрытом опилками полу, как неудачно приземлившийся прыгун, ее взгляд был прикован к мужу. Его револьвер был все еще в кобуре, висевшей на бедре, а в руках он держал винтовку, и указательный палец его левой руки уже лежал на курке.

– Нет, – с жаром выдохнула Кейли. Слово, казалось, отдалось эхом, как будто она прокричала его в туннеле.

Дюк пнул ее, и мир словно взорвался, разлетаясь на куски. Кейли подалась вперед, раскинув руки, пытаясь не дать Шинглеру попасть в Дерби. В тот же миг Дерби выстрелил, но Дюк Шинглер, падая, успел нажать на курок.

Еще ничего не увидев, Кейли уже знала, что произошло – пуля настигла Дерби.

Кейли вскрикнула и бросилась к мужу. Дерби запрокинулся назад, пошатнулся и упал в зеркало – исчез в мутной темноте стекла.

– Дерби! – пронзительно закричала Кейли и кинулась за ним, но стело было твердым и непроницаемым, хотя и сильно треснуло.

Прижав ладони к холодной неровной поверхности, Кейли медленно опустилась на колени, задыхаясь от слез и крика.

Отказываясь верить своим глазам, Джулиан Друри наблюдал, как зеркало, которое лишь несколько мгновений назад представило перед ним живую картину жестокого старого Запада, вдруг покоробилось, выгнулось, как жидкий хрусталь у стеклодува, и посыпалось внутрь дождем звякающих осколков. На пыльный мраморный пол, прямо к ногам Джулиана, упал ковбой, мужчина, которого так отчаянно пыталась спасти Кейли, а зеркало вдруг снова стало плоским, правда, покрылось паутиной трещин.

Кейли стояла по другую сторону зеркала, в платье, запачканном кровью разбойника, и беззвучно кричала, прижав ладони к стеклу. На ее лице было выражение нечеловеческой муки. Несчастный вид стоявшей на коленях Кейли, так потряс Джулиана, что он словно прирос к полу. Но, будучи доктором, он, едва придя в себя, автоматически присел на корточки перед вывалившимся из стекла человеком, который истекал кровью. Джулиан умело нащупал рану, из которой ключом била горячая багровая кровь. Образ Кейли тем временем медленно таял, пока в зеркале не осталось только отражение бального зала.

– Она любит тебя, это правда? – спросил Джулиан раненого, лежавшего на полу без сознания. – Ну, тогда все понятно. И в то же время ничего не понятно.

Доктор Друри наскоро осмотрел пациента. Немного приостановив кровотечение, он притащил раскладушку и уложил на нее раненого незнакомца.

Оказав первую помощь, Джулиан достал из кармана рубашки сотовый телефон и запачканными кровью пальцами набрал номер 911. Он знал, что ему придется объяснять, кто этот человек и откуда он, но сейчас не было времени думать об этом.

– Говорит Джулиан Друри, – затараторил он скороговоркой, плечом прижав к уху телефон и одновременно ловкими привычными движениями заворачивая рукава. – Я врач и я... черт возьми, я не знаю адрес... Это дом Кейли Бэрроу. У человека огнестрельное ранение.

Джулиан забыл, насколько мал этот городок.

– Очень жаль, доктор, – ответил женский голос на другом конце линии, – но у нас нет машины «скорой помощи». Я сейчас же направлю к вам Дэна Ферриса, он исполняет обязанности шерифа.

– Скажите ему, чтобы поторопился, – крикнул Джулиан, с трудом удерживая плечом телефон, поскольку руки были нужны ему для остановки кровотечения. Судя но обилию крови, была велика вероятность того, что пуля задела основную артерию. – И позвоните в Лас-Вегас, чтобы прислали вертолет. Состояние раненого критическое!

– Это вы стреляли в него, сэр?

– Нет, – буркнул Джулиан, не отрывая глаз от человека, который отнял у него Кейли. Он был бледен как покойник, и все еще не приходил в себя. – Черт возьми, закончим разговор и скорее пришлите мне помощь!

– Вы вооружены, сэр? – Джулиан изверг проклятия.

– Нет, – ответил он, едва сдерживая себя, – я не вооружен.

Он прервал связь, нажав окровавленным пальцем на кнопку, и бросил телефон в сторону.

– Держись, ковбой, держись, – прошептал Джулиан.

Вдруг он услышал чей-то вздох и повернул голову к двери. На пороге стояла темноволосая женщина в голубых джинсах, белой майке и хлопчатобумажной куртке. «Удивительно, – подумал Джулиан, – почему замечаешь всякие мелочи, когда руки по локоть в крови?»

– Подайте мне мой чемодан, – резко бросил Джулиан. – Он там, около кресла.

Женщина подчинилась его команде.

– Кто вы? Что... что здесь произошло? – изумленно спросила она.

Пальцами правой руки Джулиан зажимал поврежденную артерию, а другой рукой шарил в чемодане.

– Меня зовут Джулиан Друри. А что касается того, что произошло, то вы мне все равно не поверите, если я вам расскажу. – Он вынул из стерильного пакета зажим и закрепил его на артерии, кровотечение почти остановилось. – Найдите какие-нибудь одеяла и подушку, – отдал он новое распоряжение.

Через несколько секунд женщина вернулась с одеялами и подушкой, почти одновременно с ней в зал ворвался шериф и ослепил Джулиана светом фонаря.

– Господи, – промычал шериф.– Что здесь происходит?

Доктор вздохнул. Он не мог отвлекаться на разговоры с ним, на спасателей было мало надежды, им понадобится время, чтобы долететь сюда из Лас-Вегаса, если их вообще вызвали.

– Здесь стреляли, – ответил он коротко. – Это очевидно.

– Где оружие? – не отставал шериф.

– О Господи, – не выдержала женщина, – может, вы позже побеспокоитесь об этом?

– Нет, мисс Стефенс, – возразил служитель закона, присев на корточки и наблюдая за лихорадочной работой Джулиана, – такова моя работа – беспокоиться об этом сразу.

– Этот ваш тупица-диспетчер вызвал вертолет? – спросил Джулиан.

– Да, – ответил шериф Феррис. – Эта тупица, которая еще и моя жена, позвонила спасателям сразу же, как вы положили трубку. Они уже в пути.

Прибытие команды медиков было довольно эффектным. Они приземлились на футбольное поле, подняв вихрь пыли, мисс Стефенс проводила их в дом Кейли.

– Как его зовут? – спросил Феррис, когда ковбоя положили на носилки, подключили к портативной системе жизнеобеспечения и унесли.

Джулиан хотел последовать за носилками, но шериф остановил его.

– О нем позаботятся, – сказал он. Дэн Феррис был дородный мужчина с добрым лицом и копной рыжих волос на голове, которые едва начали седеть. – Как его имя?

– Я не знаю, – развел руками Джулиан.

– Дерби Элдер, – задумчиво произнесла мисс Стефенс.

И они отправились в полицейский участок.

Какие-то люди устремились вниз по лестнице салуна. Бар «Голубой подвязки» наполнился светом и шумом, а Кейли все сидела на коленях перед зеркалом, прислонившись виском к треснувшему стеклу, ее ладони были изрезаны осколками.

Женщины в ярких платьях с потрепанными кружевами усадили ее в кресло. Кейли не имела понятия о том, сколько прошло времени. Вдруг она увидела перед собой Уилла. В его облике было что-то такое, что заставило всех расступиться. Он присел около Кейли, и свет ламп стал приглушеннее, пыльный солнечный свет заблудился в темноте. Уилл осторожно вынул из ее ладони мельчайшие осколки и приложил к порезам какой-то антисептик, Кейли почувствовала жжение.

– Расскажи мне, что случилось, – нежно сказал Уилл, перевязывая ей ладони чистым бинтом. – Где Дерби?

Кейли проглотила подступивший к горлу ком.

– Этот человек... Дюк Шинглер... стрелял в него.

Она не видела тело разбойника, но знала, что оно все еще лежит в зале салуна, слышала гул голосов обступивших его людей.

– Значит, Дерби, раненный, ушел отсюда, – осторожно подталкивал ее Уилл.

Кейли подняла голову, ее лицо выражало безмерное страдание. Она заглянула в добрые умные глаза Уилла, но не могла ничего объяснить ни ему, ни кому-либо другому. Просто не было никого, кто смог бы понять.

– Да, – прошептала она, хотя была уверена, что Дерби мертв. – Он ушел.

Уилл был озадачен ответом Кейли, но решил больше не давить на нее, во всяком случае, пока. Он, как и Кейли, знал, что у Дерби не было причин убегать, и уж во всяком случае, он не оставил бы ее здесь одну.

– Я отвезу тебя домой, – тихо сказал Уилл. – И не беспокойся, Кейли, мы найдем Дерби. Саймон и я с помощниками – мы найдем его.

Кейли кивнула в оцепенении, хотя у нее не было ни малейшей надежды, что братьям удастся отыскать его. Он был по ту сторону зеркала.

Кейли позволила Уиллу поднять себя на руки и вынести из «Голубой подвязки». Как раз в этот момент приехал Саймон. Не считая того, что одна рука у него была перевязана, он выглядел совершенно поправившимся. Уилл осторожно поднял Кейли на повозку Саймона. Серая лошадь, на которой она приехала в город, стояла привязанная на заднем дворе салуна, но нигде не было видно коня Дерби. Когда найдется Дестри, если он, конечно, найдется, то будет еще сложнее объяснить исчезновение ее мужа.

Кейли сидела, закрыв лицо ладонями. Она проклинала пулю за то, что та попала в Дерби, а не в нее. Саймон легонько похлопал Кейли по плечу и, следуя краткой инструкции Уилла, развернул маленькую повозку в сторону ранчо. Уилл скакал рядом, на ходу рассказывая старшему брату, что произошло, насколько это было понятно ему самому.

Кейли всю дорогу сидела молча, в грязном платье, с забинтованными руками, завернутая для тепла в одеяло; и только позже, когда Мануэла уже уложила ее в постель, до ее сознания дошло, что дождь кончился.

 

ГЛАВА 16

В три пятнадцать ночи Дэн Феррис отпустил Франсин и Джулиана, так и не услышав от них ничего вразумительного.

– Вам известно имя жертвы, мисс Стефенс, – снова и снова допытывался Феррис. – Вы назвали его Дерби Элдер.

– Я была в шоке, – упорно отговаривалась Франсин. – Я не знаю, почему я так сказала. Я понятия не имею, кто этот человек.

В конце концов, им запретили покидать Редемпшн без разрешения шерифа и на полицейской машине доставили обратно в особняк Бэрроу.

Джулиан снова принял душ, переоделся и спустился в кухню, где Франсин готовила кофе.

– Я подумала, что мы все равно не сможем уснуть, – улыбнулась она.

– Наверное, вы правы. – Джулиан вздохнул и провел рукой по влажным волосам. – Но я полагал, что вы здесь не останетесь.

Франсин прислонилась спиной к стойке и, слегка наклонив набок голову, пристально посмотрела на него.

– Насколько я понимаю, вы бывший приятель Кейли, – сделала вывод Франсин.

Эти слова уязвили Джулиана, хотя он и не подал вида.

– Вы правильно понимаете, – ответил он холодно. – И в этом ваше преимущество, поскольку я даже не догадываюсь, кто вы. Хотя мы столько часов провели вместе в офисе шерифа.

– Мы с Кейли подруги.

– Замечательно, – Джулиан резким движением открыл шкаф и достал из него две чашки. – Может, вы объясните мне, что здесь происходит.

– Вы видели ее, не так ли?

Джулиан обескураженно опустил голову, готовый заплакать, как несколько лет назад, когда он, начинающий хирург, потерял первого пациента. Это была девятилетняя девочка по имени Мэнди.

– Все в порядке, – попыталась успокоить его Франсин, положив ему на спину руку.

Он поднял голову и заглянул ей в глаза.

– Вы так считаете? Я видел, как стреляли в вашего Дерби Элдера по другую сторону зеркала. И Кейли тоже была там. Она пыталась спасти его.

– Сядьте, – мягко сказала Франсин, указывая на стол и два раскладных стула походного типа, стоявшие посреди кухни.

Джулиан сел, главным образом потому, что слишком устал, чтобы стоять.

– Я снова спрашиваю вас, мисс Стефенс, что вам известно обо всем этом? – допытывался он.

Франсин налила в чашки кофе и поставила их на стол.

– Я могу ответить на некоторые ваши вопросы, – она печально улыбнулась.

– Почему вы улыбаетесь? – не слишком любезно воскликнул Джулиан. – Нас с вами могут обвинить в преступлении.

– Я просто подумала, что у Кейли странный вкус в отношении мебели, – спокойно ответила Франсин. – Она, наверное, приобрела эти вещи в скобяном магазине. Нас ни в чем не могут обвинить. Если бы шериф мог нас арестовать, он бы уже сделал это. У него нет против нас никаких улик, оружие не найдено, не говоря уже о мотивах преступления. Завтра приедут эксперты из Лас-Вегаса, и они тоже не найдут в доме ни пороха, ни каких других следов, которые указывали бы на наше участие в преступлении.

Джулиан отхлебнул кофе. Он был чертовски крепкий.

– Вы насмотрелись детективов, – пессимистично вздохнул Друри.

– Да, – засмеялась Франсин, – но я права. Поживем – увидим.

– Расскажите мне, что вам известно, – настаивал Джулиан.

– Зеркало в бальном зале, по-видимому, является окном в девятнадцатый век, – и Франсин рассказала все, что знала.

Закончив рассказ, она подвела Джулиана к сундуку, который он уже видел раньше, чтобы показать ему фотографии и газетные вырезки. Джулиан потер руками глаза, не веря тому, что видел. Перед ним лежал снимок Кейли в свадебном платье, стоящей рядом с мужчиной, которого несколько часов назад, едва дышавшего, отправили в госпиталь Лас-Вегаса. Но при всем этом, они оба знали, что Дерби Элдер, муж Кейли, был давно мертв. Джулиан не мог заставить себя прочесть истлевшие, рассыпавшиеся в руках газетные вырезки. Ему было слишком больно осознавать, что Кейли так сильно любила кого-то. Она стояла у него перед глазами, такая, какой он видел ее в последний раз, когда она пыталась прорваться сквозь зеркало. В ее глазах застыло безмерное горе, и это разбивало Джулиану сердце.

Он подошел к камину, провел рукой по холодной скульптуре.

– Это все-таки ее работа, – прошептал он.

Франсин встала рядом с ним:

– Да.

– Мы можем как-нибудь помочь ей?

– Я действительно не знаю, – вздохнула Франсин.

В тот же день Кейли вернулась в город, невзирая на протесты Мануэлы и Бетси. Не было такой силы, которая могла остановить ее.

Пабло с гордым видом сопровождал хозяйку. Внимательным взглядом красивых темных глаз он настороженно оглядывал окрестность, его уши чутко ловили каждый звук. Пабло был настоящим маленьким защитником Кейли, увидев которого, ни к кому не закралось бы сомнение в его преданности хозяйке. Он умер бы за нее, если бы понадобилось.

Кейли застала Уилла и Саймона в канцелярии префекта. Пабло остался на улице с лошадьми. При появлении Кейли оживленная беседа мужчин сразу же оборвалась, они посмотрели на нее удивленно и с некоторым недовольством, во всяком случае, Саймон.

– Что ты здесь делаешь, Кейли? – спросил он.

– Я приехала сказать, что бессмысленно искать Дерби. Вы его никогда не найдете.

Уилл взял ее за руку и подвел к креслу.

– Если ты знаешь, где Дерби, – сказал он нежным голосом, – ты должна сказать нам. Он ранен и ему нужна помощь. Никто не собирается призывать его к ответу за убийство Дюка Шинглера, если он этого боится. Все знают, что он сделал это в целях самозащиты.

Кейли на мгновение закрыла глаза.

– Я не знаю, где Дерби, – чуть слышно произнесла она.

– Но почему ты утверждаешь, что его бесполезно искать– настаивал Саймон– Почему ты так уверена в этом, если не знаешь, где он?

– Он… – Кейли помолчала немного. – Он мертв.

Она читала об этом в газетных вырезках, но не предполагала, что все произойдет именно так, что Дерби исчезнет в зеркале. Господи, может, он лежал в луже крови на полу бального зала в доме ее бабушки? Сколько времени пройдет, пока его найдут?

Саймон налил из графина воды в кружку и подал ее Кейли. Она взяла кружку трясущимися руками и сделала несколько маленьких глотков, пока не почувствовала себя лучше.

– Кейли, мы должны найти Дерби, – начал Уилл. – Может, он действительно тяжело ранен и боится попросить помощи. С ним всегда обходились как с разбойником, и он привык думать...

– Нет, – оборвала его Кейли, и ее глаза наполнились слезами. – Вам хочется верить, что он жив – я не виню вас за это, потому что мне тоже хочется, но я знаю, что Дерби мертв. Я знаю это!

В ее сознании снова возникла та страшная сцена. Она видела, как Дерби пошатнулся, запрокинулся назад, смертельно раненный, и упал в это кривое жидкое стекло, которое тут же засосало его. Все это произошло за считанные секунды, но в воспоминаниях Кейли они растягивались до бесконечности, память снова и снова рисовала ей все ужасные подробности происшедшего. Ей казалось, что она не забудет этого до конца жизни.

– Почему ты так уверена, что Дерби мертв? – снова спросил Саймон тихим голосом.

Логичный вопрос. Он будет хорошим префектом, если не погибнет раньше времени.

Кейли не отвечала. Давясь слезами, она опустилась в кресло.

– Оставь ее в покое, – вступился за нее Уилл. – Ты видишь, в каком она состоянии?!

Саймон игнорировал замечание брата.

– Зачем ты вернулась в город, Кейли? Ты ведь не уверена, что Дерби умер, не так ли? – Голос Саймона оставался мягким.

– Я сказал, оставь ее в покое, – повторил Уилл. Он не повышал голоса, но его слова прозвучали резко и категорично.

– Со мной все в порядке, – промолвила Кейли. – Я приехала в Редемпшн, Саймон, потому что надеялась, что не права. Я надеялась, что моего мужа уже нашли.

Саймон отступил назад, не подав Кейли руки, когда она поднималась с кресла, очевидно, понимая, что, если он попытается помочь ей, она оттолкнет его руку. Она не хотела зависеть от кого бы то ни было, кроме Дерби, но особенно не хотела быть чем-то обязанной своему деверю, человеку, которого судьба избрала для нее будущим мужем.

– Спасибо, – тихо произнесла Кейли и вышла из офиса.

Пабло шел за ней по пятам по грязной центральной улице города в сторону салуна «Голубая подвязка». Недолго колеблясь у дверей, Кейли вошла в салун. Новый владелец, который должен был со дня на день приехать с восточного побережья, застал бы свое заведение в состоянии полного хаоса. Все женщины съезжали, включая и Орэли. Салун был заставлен сундуками, ящиками, коробками из-под шляпок, кругом царила неописуемая суматоха.

На том месте, где лежал Дюк Шинглер, осталась горсть окровавленных опилок, но внимание Кейли было приковано к зеркалу, точнее к тому, что от него осталось.

Кейли видела в нем свое собственое искаженное отражение, скорее похожее на неправильно сложенную мозаику, но не было никаких признаков другого мира, мира, находящегося по ту сторону стекла. Возможно, переход между девятнадцатым веком и двадцатым закрылся навсегда, и не было дороги назад.

Кейли вскинула голову. Ей нельзя было оставлять надежду; она должна думать о ребенке.

– Поедем домой, миссис Элдер, – тихо попросил Пабло, беря ее за руку, – пожалуйста. Может быть, мистер Элдер уже там, ждет вас.

Кейли так вовсе не считала, но и не было причин оставаться в этой страшной комнате, где запахи пороха и крови смешались с запахами пота и опилок, дешевых сигар и виски. Воспоминания о случившемся были слишком живыми, они возникали в сознании Кейли вновь и вновь, не отпуская ее ни на секунду, пока они с Пабло не вышли на свежий воздух.

Пабло побежал за лошадью на другую сторону улицы. Саймон и Уилл последовали за повозкой Кейли, держась от нее на почтительном расстоянии. Это утешало и в то же время раздражало Кейли.

За время их отсутствия Дерби не вернулся на ранчо. Кейли не смела даже мечтать о его возвращении. И все же она осмотрела дом, каждую комнату, и у нее больно заныло сердце.

В эту ночь Кейли не сомкнула глаз, она не могла спать, одолеваемая сомнениями, она молилась за Дерби. Если он жив, пусть он будет в безопасности, а если мертв, пусть его душа покоится с миром. Кейли до рассвета просидела на стуле, прижав к груди одну из рубашек Дерби, слишком подавленная горем, чтобы плакать, совсем обессилевшая от безысходности, чтобы двинуться с места.

Наконец, она надела прозрачное платье, которое так нравилось Дерби, послала Пабло приготовить для нее кабриолет и снова отправилась в Редемпшн. «Голубая подвязка» оказалась наглухо заперта; Кейли взяла ключ у нотариуса Джека Райерсона и вошла в салун. Она остановилась посреди большого зала, машинально перебирая пальцами струны арфы, смотрела в разбитое стекло и ждала.

Ничего не происходило, не считая того, что на какую-то долю секунды она снова почувствовала себя бесплотной, словно состояла из тумана и могла рассеяться в ничто под теплыми лучами солнца. Но ей было безразлично, исчезнет она или нет; она желала только одного – быть с Дерби. А это, вероятнее всего, было невозможно.

Пабло ждал Кейли в кабриолете. Когда она, наконец, вышла из салуна, он взял вожжи и, не говоря ни слова, развернул лошадь в сторону ранчо. До исчезновения Дерби он был совсем ребенком, а эта трагедия раньше времени сделала его мужчиной.

Дерби понял, что произошло, еще до того, как открыл глаза. Он вспомнил, как Орэли спустилась по мокрой крыше «Голубой подвязки», бросилась к нему навстречу и срывающимся от волнения голосом сообщила, что Дюк Шинглер силой удерживал Кейли в салуне и хотел убить ее и всех остальных. Помощь Уилла была бы очень кстати, у него был меткий глаз и крепкие кулаки, но он уже ускакал домой, к Бетси и детям.

Дерби вспомнил, как вошел в салун через черный ход, как Шинглер швырнул Кейли на пол, потом были выстрелы и безумная боль, когда пуля пронзила его грудь и повалила его на спину. Еще он помнил, как падал сквозь стекло, и это было последним воспоминанием, потом темная пелена застлала глаза и осталась одна только боль.

– Эй, – услышал он негромкий женский голос. – Вы проснулись?

Дерби не без труда открыл глаза и увидел склонившееся над ним симпатичное женское лицо.

– Где Кейли? – прошептал он.

– Ее здесь нет. Меня зовут Франсин. – Дерби охватил страх, гораздо более сильный, чем страх смерти.

– Где я?

– В клинике Лас-Вегаса, – ответила женщина. – Вы здесь уже пять дней.

– Я должен вернуться к ней, – заявил он, стараясь говорить медленно и осторожно, экономя силы на то, чтобы успеть договорить. – Назад к Кейли. Я должен убедиться, что с ней все в порядке.

– Кейли не была ранена, – успокоила его Франсин, и он поверил ей. Она очень напоминал ему кого-то из его знакомых, но он не мог вспомнить, кого именно. Франсин подняла ему голову и поднесла к губам стакан прохладной свежей воды. – Хотя она, конечно, очень переживает за вас.

Дерби нахмурился. На женщине была странная одежда, и все здесь было каким-то необычным и чужим, вокруг кровати стояли диковинные машины. Он никогда не видел ничего подобного.

– Это ее мир?

– Да, он самый, – кивнула Франсин.

«Место не имеет никакого значения, – подумал Дерби, – если здесь нет Кейли». Он опустил глаза и увидел на плече повязку, затем перевел взгляд на лампу рядом с кроватью и на устройство над головой, которое ослепило его своим ярким светом.

– Это вы позаботились обо мне? – Дерби посмотрел на Франсин.

– Доктор Друри оказал вам неотложную помощь, потом прибыли парамедики. Доктор сейчас внизу, улаживает дела – полиция, страховка и прочее, – улыбаясь, разъяснила Франсин, а Дерби предпочел бы, чтобы она говорила на более понятном ему английском языке. – Трудно объяснить им, откуда вы взялись. К счастью, Джулиан Друри уважаемый человек. А что касается меня, то вам, наверное, будет интересно узнать, что я родом из семейства Каванагов.

Дерби уставился на нее, совершенно ошеломленный.

– Вы Каванаг?

– Да, хотя по мужу я Стефенс. Моим пра-пра-прадедушкой был Саймон Каванаг.

Дерби присвистнул.

– Черт возьми, – вырвалось у него.

– Вы можете предложить способ, как сообщить Кейли, что с вами все в порядке? – спросила Франсин.

– Вы все знаете? – удивился Дерби. Силы начали покидать его, кружащийся водоворот боли и отчаяния неумолимо затягивал, но слова Франсин не отпускали его сознание. – Вам известно о нашей разлуке и обо всем?

– О да, Кейли рассказывала мне.

– И вы поверили ей на слово?

Мисс Стефенс усмехнулась, и тогда Дерби понял, кого она ему напоминала, она была очень похожа на Этту Ли, дочь Саймона.

– Я видела доказательства: вырезки из старых газет, надгробные плиты и даже фотографии, – пояснила Франсин.

– А зеркало... оно здесь? – Франсин покачала головой.

– Оно в Редемпшне. А мы в Лас-Вегасе. – Дерби попытался подняться с постели, но она нежно удержала его.

– О нет, вам пока нельзя, ковбой. Вы не в состоянии идти куда-то. Понадобится еще несколько дней, чтобы срослись ткани на плече, к тому же вас просто не выпустят санитары.

У Дерби не было сил противиться, а то никто не смог бы удержать его. Он опустил голову на подушку, чувствуя себя совершенно беспомощным, как слепой котенок, пытающийся найти сосок матери.

– Я не могу оставаться здесь, – мрачно буркнул он.

– Я знаю, – ответила Франсин, поправляя одеяла.

– Когда придет время, мы с Джулианом сделаем все, что будет от нас зависеть, чтобы помочь вам.

В дверях показался темноволосый мужчина.

– Я Джулиан Друри, – сухо представился он, подойдя к постели Дерби. Он не протянул руки, поскольку Дерби был слишком слаб для рукопожатий.

– Мы знакомы? – спросил Дерби тоном, не лишенным некоторой любезности.

Доктор покачал головой.

– Не думаю. Мы с Кейли когда-то были друзьями, и, возможно, она упоминала мое имя.

У Дерби екнуло сердце. Это был любовник Кейли, о котором она действительно упоминала мельком, раз или два. За него она когда-то собиралась выйти замуж.

– Дерби Элдер, – представился Дерби в свою очередь и не смог больше произнести ни слова у него перехватило дыхание от неожиданно нахлынувшего приступа боли.

– Пора принимать лекарства, – сказал Друри. – Франсин, вы не могли бы сходить за медсестрой?

Франсин выбежала из палаты, а Джулиан сел на стул у постели Дерби.

– Расскажите мне о Кейли, – попросил он.

Боль железной хваткой вцепилась в Дерби, но болела не рана, а его душа. Дерби не представлял себе жизни без Кейли; потеряв ее, он словно потерял часть себя.

– Не уверен, что смогу выполнить вашу просьбу, – с трудом произнес он, чувствуя слабость и головокружение, как старая дева, затянутая корсетом.

– Вы спасли ей жизнь. – В голосе Джулиана звучала благодарность. – Этот подонок, кто бы он там ни был, убил бы ее, прикончив сначала вас.

Дерби вздохнул. Господи, никогда еще ему не было так страшно, как в тот момент, когда он подумал, что Шинглер может повернуться и выстрелить в лежащую на полу Кейли.

– Вы видели, что произошло?

– Да, в зеркале, – кивнул Друри. – Сила удара пули бросила вас в зеркало.

– По-моему, я прошел через нечто большее, нежели просто стекло, – печально заметил Дерби. У него было такое ощущение, словно доктор Беллкин прижигал ему плечо раскаленной кочергой, как в свое время Саймону и Ангусу. – Если вы поможете мне выйти отсюда, возможно я смогу вернуться обратно...

– С этим придется подождать, – ответил Друри.

Дерби не хотелось откладывать свое возвращение ни на минуту, но он понимал, что не сможет добраться до Редемшпна собственными силами, во всяком случае, сейчас, и ему ничего не оставалось, как ждать.

– Кейли счастлива там, в другом мире? В другом времени? – допытывался Джулиан.

Дерби вспоминал, как они с Кейли смеялись и плакали вместе, как занимались любовью, спорили и строили планы на жизнь.

– Да, – произнес он тихо, но уверенно. – Она была счастлива.

В памяти Дерби сохранился каждый момент их жизни, даже теперь, когда голова шла кругом, как после бурной пьянки, при осмыслении того, что относительно данной реальности Кейли уже давно не было в живых, как и Ангуса, и Саймона, и Этты Ли, Уилла и Бетси, и их сорванцов. Господи, это не умещалось в голове, слишком много всего сразу свалилось на Дерби.

– Вы хорошо позаботитесь о ней? – не отставал с вопросами Джулиан.

В палату вошла женщина в коротком белом платье, в странной шляпе и с иглой в руках. Она наполнила иглу жидкостью из пузырька, стоявшего на тумбочке рядом с кроватью.

– Да, если смогу вернуться, – ответил Дерби. – Что это?

– Это поможет вам уснуть, – сказала незнакомая женщина.

– Я наоборот стараюсь проснуться. – Дерби едва успел договорить, как игла воткнулась ему в руку, и он почти сразу же впал в беспамятство.

Кейли снова и снова приходила к разбитому зеркалу в салуне «Голубая подвязка». Тем временем Саймон и Уилл повсюду разыскивали Дерби, и как Кейли и предполагала, их поиски были тщетны.

По поводу исчезновения Дерби, выдвигались самые немыслимые гипотезы, по городу ходили самые нелепые слухи, вроде того, что Дерби был взят в плен индейцами, или что он устал от жены и забот о ранчо и решил вернуться к бродячей жизни, или что Шинглеры закопали где-то в горах Мексики сундук, полный золота, и Дерби знал, где. Кейли не обращала внимания на весь этот вздор. Она была слишком поглощена горем; она почти ничего не ела и не спала, а только ждала и надеялась, хотя знала, что все произошло именно так, как и было предначертано судьбой.

Через неделю после исчезновения Дерби небеса разверзлись, словно сопереживая Кейли, и на землю хлынул проливной дождь, небесные слезы застучали по крышам домов, покрывая улицы толстым слоем грязи, срывая телеграфные провода, связывавшие Редемпшн с остальным миром.

Кейли вошла в пустой салун, села за стол рядом с зеркалом и уставилась в разбитое стекло, недвижимая, скованная скорбью.

Вдруг комнату озарил золотисто-голубой свет, словно танцор в переливающемся костюме закружился по залу. Кейли в молчаливом изумлении наблюдала, как комната то вспыхивала слепящим светом, то вдруг погружалась во мрак, будто опускалась на дно самой глубокой шахты Невады.

Кейли вскрикнула в испуге, вскочила на ноги и снова опустилась на стул. Она ничего не видела, не понимала, где верх, где низ, где право, а где лево, все вдруг стало бесплотным, всякая материя перестала существовать.

Крик снова вырвался у нее из груди, страшный хриплый крик, от которого заболело горло, и Кейли потеряла сознание.

Прошли сутки, как полагал Дерби, прежде чем у него появились силы подняться с постели. Было темно, в окна стучал дождь, наполняя свежестью и прохладой неподвижный воздух.

Дерби стоял на полу, глубоко дыша, стараясь собраться с силами. Он не знал, где Франсин и доктор Друри, да его это, собственно, и не волновало. Ему нужно было, во что бы то ни стало добраться до зеркала, сделать все возможное и невозможное, чтобы вернуться к Кейли. Передохнув немного, он с огромным трудом дошел до двери. Это настолько истощило запас его сил, что ему пришлось прислониться к стене и добрых пять минут ждать, когда сердце перестанет стучать как сумасшедшее, и он сможет дышать. Затем, собрав в кулак всю свою волю и все силы души и тела, Дерби снова толкнул себя вперед.

Стены коридора поплыли у него перед глазами; он прислонился к дверному косяку и стоял так, пока не убедился, что не теряет сознание. После короткой передышки Дерби медленно зашагал по коридору, опираясь о стену.

Ему повезло, и он не встретил никого из медицинского персонала, но, доковыляв до холла, он увидел сидевшую в кресле Франсин Стефенс. Заметив его, она вскочила. Дерби не решался заговорить, но его взгляд умолял Франсин не выдавать его. Силы быстро покидали Дерби, и он не мог тратить их на спор.

Франсин колебалась некоторое время, потом подошла к нему и взяла под руку. Она была изящной, но сильной, Дерби оперся о ее руку.

– Пойдемте, – прошептала она. – Я отвезу вас к зеркалу.

Каким-то чудом удалось выйти из больницы, не потеряв сознания по дороге. Франсин усадила его в автомобиль спортивного типа – он видел автомобили в газетах в своем времени – и они рванули с места.

Конец двадцатого века не был для Дерби чем-то совершенно неожиданным. В ящике, который стоял в углу палаты, он мельком, пока нянечка заправляла вторую постель, успел увидеть здания, вроде тех, мимо которых они сейчас проезжали, все в огнях, с огромными, похожими на глаза, окнами, полные людей и шума, как «Голубая подвязка» в субботний вечер.

Дерби здесь совершенно не нравилось.

– Как вы это выносите? – изумлялся он. – Весь этот шум, толпы народа?

– Кто к чему привык, ковбой, – засмеялась Франсин.

Дерби совсем выдохся, он откинул назад голову и заснул.

Когда он проснулся, машина стояла перед большим белым домом, и шел дождь.

– Вам нужно переодеться, вы не можете ходить здесь в больничном халате, – сказала Франсин, когда они оказались внутри.

– Где этот доктор Друри? – спросил Дерби. – У него примерно мой размер. Может, он одолжил бы мне какую-нибудь одежонку?

– Одежонку? – смеясь, повторила Франсин.

– Одежду, – нахмурился Дерби. Он не был расположен к веселью.

– Джулиан вернулся в Лос-Анджелес. У него там работа. Но возможно, здесь остались какие-нибудь его вещи. – Франсин проводила Дерби в бальный зал и посадила в кресло у стены.– Подождите, – сказала она. – Я пойду, посмотрю что-нибудь для вас.

Дерби откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он чертовски устал, все тело ныло, было трудно собраться с мыслями.

Франсин вернулась с пустыми руками.

– Очень жаль, но здесь нет ничего, кроме розвого халата, и я не думаю, что он вам подойдет.

– Я собираюсь назад, – прохрипел Дерби. – И мне абсолютно все равно, в каком виде, хоть голый.

– Так оно и есть, практически, – заметила Франсин по поводу его одеяния.

Дерби встал и, пошатываясь, поковылял к раскладушке, стоявшей посреди зала. Он ощутил легкий ветерок, непонятно откуда появившийся в зале.

– Я только отдохну немного, – еле слышно промолвил он, опускаясь на раскладушку.

Когда Дерби проснулся, все огни были потушены, дождь тарабанил в окна тысячами маленьких кулачков. Всполох молнии прорезал темноту, гулкий раскат грома сотряс небо. Сквозь грохот Дерби услышал легкую, едва уловимую мелодию. Это были звуки арфы.

Дерби неуклюже поднялся с раскладушки, едва удерживаясь на ногах, его больничный халат промок от пота. Каждое движение пронизывало болью все его тело. Превозмогая боль, Дерби зашагал к зеркалу, только оно могло дать ему возможность вновь обрести Кейли, а это было его единственным желанием, все, чего он просил у жизни и судьбы.

Песня арфы, нестройная, но все же прекрасная, влекла его вперед. Дерби двигался на ощупь, собрав всю силу воли, не позволяя себе останавливаться надолго.

Наконец, когда гроза достигла апогея, он нащупал руками поверхность зеркала. В этот момент огромная комната вдруг полыхнула слепящим светом, Дерби заморгал и потерял сознание.

Он очнулся через несколько секунд и посмотрел на зеркало. Вспышка молнии снова осветила комнату, и он увидел, что зеркало с этой стороны было целым, без единой трещины. У Дерби подкосились колени, и он опустился на пол, совершенно обессилевший. Его обступила чернота и одним глотком вобрала в себя все его мысли и ощущения.

Кейли пришла в себя на полу бального зала в доме своей бабушки, над ней склонилась Франсин.

– Где Дерби? – воскликнула Кейли, когда Франсин помогла ей подняться на ноги.– Где он?

На темных ресницах Франсин заблестели слезы. Не зная, что ответить, она только покачала головой. Кейли закричала от отчаяния, от боли, от невыразимой муки. Франсин помогла ей подняться по лестнице и лечь на кровать в детской спальне. Франсин вышла из комнаты, оставив Кейли одну, утопающую в слезах от безутешного горя. Вскоре она вернулась с доктором. Он дал Кейли что-то выпить, и она забылась кошмарным сном.

Кейли не знала, сколько прошло времени – и, вероятно, никогда не узнает – до того момента, как она открыла глаза и увидела Джулиана. Посовещавшись вполголоса с Франсин, он сделал Кейли укол, и она снова почувствовала сонливость. Все понимали, что она успокоилась лишь на время.

– Черт возьми, Джулиан, – сдавленным голосом проговорила Кейли, – Я жду ребенка, а ты дал мне наркотик...

Джулиан вздохнул и провел рукой по темным волосам.

– Я не думаю, что легкое успокаивающее повредит тебе больше, чем нервный приступ, – сказал он. – Успокойся, Кейли. Мы с Франсин не враги тебе – мы на твоей стороне.

Кейли стало стыдно за свою недоверчивость.

– Где Дерби? Что с ним? – В голосе Кейли было отчаяние и надежда.

Франсин села у кровати и взяла подругу за руку.

– Джулиан спас ему жизнь, Кейли, – заговорила она тихо. – Но Дерби хотел вернуться к тебе. Он лежал в больнице, в Лас-Вегасе, а я... я привезла его сюда... – Франсин замолчала и взглянула на Джулиана, как бы ища у него поддержки. – Я думала, он будет спать, и оставила его одного. Но на следующее утро, когда вошла в зал, посмотреть, как он, его уже не было.

Кейли закрыла глаза, боль сдавила ей сердце.

– Он ушел сквозь зеркало?

– Мы не видели, как это произошло, – виновато ответила Франсин.

Джулиан принес из ванной комнаты мокрое полотенце и положил его на лоб Кейли.

– Постарайся не волноваться. Втроем мы что-нибудь придумаем, – утешал он ее.

– Ты видел что-нибудь? – спросила Кейли, хватая его за руку. Успокаивающее уже начало действовать, она еще боролась со сном, но он потихоньку одерживал над ней верх. – Пожалуйста, Джулиан... расскажи мне...

Франсин и Джулиан обменялись взглядами.

– Я видел тебя в салуне, Кейли, видел перестрелку.

– Теперь я понимаю, что Франсин имела в виду, когда сказала, что ты спас Дерби. – События понемногу начали выстраиваться в связную цепочку в ее замутненном сознании. – Слава Богу, что ты был там, Джулиан.

– А теперь поспи, – нежно сказал Джулиан и убрал ей волосы со лба.

Старик Герб Уоллес прокрался в «Голубую подвязку» в надежде стащить пару бутылок, пока не явился новый хозяин, и нашел Дерби Элдера, лежавшего без сознания на полу салуна, сквозь повязку на его груди сочилась кровь.

Несколько часов спустя Дерби очнулся в Трипл Кей. С одной стороны от него стоял Саймон, с другой – Уилл, а Ангус маячил в ногах. Дерби претило ощущать себя немощным инвалидом, но что действительно беспокоило его, так это Кейли.

– Моя жена, – было первым, что он произнес. – Где Кейли? С ней все в порядке?

Уилл и Саймон переглянулись.

– Ну? – подгонял Дерби, но уже начал понимать, что случилось что-то страшное, и надеялся, что они опровергнут его догадку.

– Мы не знаем, – нерешительно начал Саймон. Он тяжело опустился на стул, как столетний старик, а не мужчина в расцвете сил. – Последним ее видел Пабло. Говорит, что она была в салуне, сидела на стуле и смотрела в то, что осталось от зеркала. Была гроза, и Пабло пошел проверить лошадей. Когда он вернулся, то не нашел Кейли в салуне, она как сквозь землю провалилась.

Дерби закрыл глаза. «Такого не может быть», – подумал он, хотя знал, что было именно так. Они разминулись. Кейли вернулась в свой век, а он – в свой. Может быть, рассуждал Дерби, им суждено каждому остаться на своем месте. В конце концов, людям ведь не свойственно путешествовать по времени. Ей полагалось быть там, а ему здесь.

– А Дюк Шинглер? – неожиднно спросил Дерби.

Ангус подошел к комоду и вернулся с бокалом бренди.

– Мертв, – ответил он. – Туда ему и дорога. Сделай глоток. Это ободрит тебя.

– Меня ничего не ободрит, – пробормотал Дерби, но взял бокал и осушил его. – Теперь мне, наверное, придется отвечать за этого сукина сына, – он посмотрел на Саймона.

– Не придется, – опроверг его предположение Саймон. – Все знают, что ты защищал себя и жену. А вот исчезновение Кейли никто не может объяснить. Что тебе известно об этом, Дерби? Ты что-то скрываешь, мы хотим помочь тебе, но для этого мы должны знать правду.

– Вы не можете мне помочь, – сдавленно прошептал Дерби. – Никто не может.

Уилл уже открыл рот, чтобы возразить, а Саймон приготовился задать очередной вопрос, но Ангус жестом велел обоим замолчать.

– Оставьте его в покое, – сказал он твердо. – Просто оставьте его в покое.

Кейли сидела у иллюминатора, рядом с Джулианом, уставившись невидящим взглядом на темный экран телевизора под потолком. Франсин заняла место у прохода и молча листала журнал. Самолет держал курс на Лос-Анджелес.

Прошло уже три недели, как Кейли вернулась из девятнадцатого века. Пока она восстанавливала силы, Франсин почти не отходила от нее, а Джулиан разрывался между Невадой и Калифорнией, навещая Кейли так часто, как только позволял график его работы.

Кейли предприняла несколько яростных попыток вернуться к Дерби, но все напрасно. Зеркало не принимало ее и не возвращало ей любимого.

Последнюю ночи в Редемпшне они провели с Франсин и Джулианом за изучением содержимого сундука. Кейли испытала глубокое потрясение от того, что они там обнаружили – в сундуке ничего не было, кроме нескольких прядей волос, коллекции когда-то разноцветных рекламных карточек и каких-то журналов, которые собирала старая дева Этта Ли Каванаг. В ее дневниках не было абсолютно никаких упоминаний ни о Дерби, ни о Кейли. Они рассказывали лишь о длинной, пустой, совершенно безрадостной жизни их автора. Этта Ли умерла состоятельной женщиной, дожив до глубокой старости, но не внесла свою лепту в продолжение рода Кавангов, а вот ее младший брат Тимоти и четверо сыновей Уилла не оставили фамилию без наследников.

Фотокопии, сделанные Франсин, расказывали другую историю, но они не имели значения теперь, когда судьбы Дерби и Кейли были изменены.

– Кейли, поешь чего-нибудь, – настаивал Джулиан. – Если не для себя, то хотя бы ради ребенка.

Кейли отсутствующим взглядом смотрела на стоявшую перед ней пищу. Подавив отвращение, она взяла миниатюрную пластмассовую вилку, проявляя не больше эмоций, чем робот.

– Почему ты так любезен со мной? – неожиданно спросила она.

– Потому что я твой друг, – ответил Джулиан.

Они с Франсин действительно были ей настоящими друзьями.

 

ГЛАВА 17

Кейли стояла в маленькой прихожей своей долго пустовавшей квартиры в Лос-Анджелесе. Ее снова терзало чувство, только более сильное, чем всегда, что она была не цельной личностью, а всего лишь чьим-то бесплотным отражением. Ей хотелось броситься прочь отсюда, просто бежать и бежать, пока не развеются подобно туману последние штрихи ее образа, но она должна была думать о ребенке. Она была нужна ему.

– Может, было бы лучше, если бы ты осталась у меня, – предложил Джулиан, переступая за ней через порог. – В конце концов, Франсин была бы твоей дуэньей.

Франсин, очень сблизившаяся с Джулианом, остановилась в его квартире. Кейли оглянулась, посмотрела на него и покачала головой. Джулиан был к ней очень внимателен, и она чувствовала себя в долгу перед ним. Если бы не он, Дерби истек бы кровью и умер, да и для нее самой Джулиан и Франсин сделали много хорошего.

– Мое место здесь, – ответила Кейли. – Здесь и нигде больше.

Но они оба знали, что это не так ее место в девятнадцатом веке, с Дерби.

Джулиан занес в спальню чемоданы и прошел в маленькую кухню. Кейли набирала воду в чайник, чтобы заварить чай и приготовить суперкрепкий кофе, который, как она знала, Джулиан предпочитал всем остальным напиткам, когда ему не предстояла работа. Еще до последней поездки Кейли в Редемпшн, они часто шутили по поводу его кофеиновой зависимости.

– Садись, – Кейли кивнула в сторону маленького английского столика, стоявшего у окна.

Джулиан устало опустился на стул.

– Почему ты уверена, что беременна? – спросил он, глядя на нее.

Кейли посмотрела на магнитный календарик, висевший на дверце холодильника. Три месяца прошло с тех пор, как она впервые покинула двадцатый век, а в девятнадцатом прошло почти пять. Между этими мирами не было временного соответствия.

– Я могу задрать рубашку и показать, – предприняла она слабую попытку пошутить.

Поставив чайник на плиту, Кейли включила газ и тоже села за стол. Они купили этот стол вместе в один из субботних вечеров, на аукционе, когда еще планировали пожениться. Казалсь, это было так давно.

– У вас с Франсин, похоже, все серьезно, или я ошибаюсь? – полюбопытствовала Кейли. – Это, конечно, не мое дело, но у меня своего рода собственнический интерес, ведь я вам как крестная мать.

Джулиан выглядел немного смущенным. Он давно не брился, а его одежда, всегда такая безупречная, была помята.

– Да, у нас серьезные отношения, – вздохнул он. – Только не спрашивай меня, что между нами будет дальше. У Франсин ранчо в Неваде, работа в Чикаго и сын в Вермонте. Если ее устраивает такая жизнь, то она, наверное, сможет примириться и с тем фактом, что мое место здесь.

Кейли улыбнулась. У нее за спиной зашумел чайник.

– Джулиан, не упускай свой шанс устроить жизнь с Франсин, не позволь практицизму разрушить твое счастье. Франсин нужна тебе больше, чем медицина.

Джулиан усмехнулся и вскинул бровь.

– Ты совсем не ревнуешь, как я погляжу?

– Совсем, – ответила Кейли, сжимая его руку. – Я хочу, чтобы ты был счастлив, Джулиан. И чтобы Франсин была, счастлива. Вы оба заслуживаете этого.

– Но если тебе не удастся вернуться, ты будешь одинока...

Чайник засвистел, и Кейли встала. Она налила Джулиану кофе и залила кипятком пакетики чая в своем любимом фарфоровом заварочном чайнике.

– Я не буду одинока. – Кейли повернулась к столу. – У меня будет ребенок.

– Кейли...

Она поставила на стол заварочный чайник и чашки с блюдцами.

– Я собираюсь вернуться, Джулиан, – уверенно произнесла она, глядя ему прямо в глаза. – Я не знаю, как я это сделаю и когда, но я не смогу жить здесь, в этом времени и в этом месте. Я просто не смогу.

Джулиан погладил ее по руке.

– Милая, ты не думаешь, что тебе лучше просто забыть обо всем, что было и продолжать жить? – В голосе Джулиана и в его голубых глазах было сострадание.

У Кейли чуть заметно дрожали руки, когда она наливала чай и размешивала сахар. Они с Джулианом были хорошими друзьями, что значило для них гораздо больше, чем быть любовниками, но Кейли не могла заставить себя сказать ему, что уже приняла решение ликвидировать все свое имущество, раздать деньги в различные благотворительные фонды и переехать в Редемпшн, где она собиралась жить тихо и скромно, заниматься творчеством, читать книги и ждать возможности вернуться в девятнадцатый век к любимому человеку.

– Ты был замечательным другом, – сказала она, словно не слышала его вопроса. – Спасибо.

Джулиан невидящим взглядом уставился в чашку, возможно, взвешивая, стоит ли пытаться убедить ее остаться в Лос-Анджелесе.

– Я очень долго принимал тебя как должное, считал своей собственностью, – печально произнес он, поймав наконец ее взгляд. – Мне так жаль, Кейли.

Она улыбнулась.

– Я заблуждалась, так же, как и ты. Может, я даже непроизвольно поощряла такое твое отношение ко мне. Между нами всегда была дистанция. – Кейли вздохнула и замолчала, ее пальцы нагрелись от горячей чашки. – Только не допускай такой ошибки с Франсин, – снова заговорила она. – У вас, действительно, может получиться что-то настоящее, если ты не будешь держать ее на расстоянии локтя.

– Я знаю, – кивнул Джулиан. – Даю тебе слово, Кейли, я сделаю все, что будет от меня зависеть, чтобы ничего не испортить.

Кейли почувствовала себя обязанной защитить Джулиана от его собственной самокритичности.

– Ты никогда не делал ничего плохого, – сказала она. – Просто я не та женщина, которая нужна тебе. И никто из нас, при всем желании, не мог ничего изменить.

– Ты, видимо, считаешь, что мы с Франсин созданы друг для друга.

– Да, я уверена в этом, – без колебаний подтвердила Кейли.

Несмотря на то, что столько всего произошло, от ее внимания не ускользнула искорка любви, вспыхнувшая между ее друзьями, и она была бесконечно рада за них. Хотя на первый взгляд они не казались идеальной парой друг другу. У Франсин и Джулиана были схожие интересы, и они оба недавно открыли для себя, что им нужно от жизни нечто большее, чем успешная карьера.

Джулиан допил кофе, проверил содержимое холодильника и шкафов и сделал свое медицинское заключение – продуктов в доме было недостаточно даже, чтобы накормить мышь, не говоря уже о женщине, готовящейся стать матерью. Он обещал прислать к Кейли свою домработницу с провизией. А Кейли тем временем должна была отдохнуть.

Как только Джулиан ушел, она приняла душ, сменила постельное белье и рухнула на кровать, почти мгновенно погрузившись в глубокий сон.

Когда Кейли проснулась, было уже темно. Ее разбудили приятные домашние звуки, доносившиеся с кухни. В воздухе витал запах острого томатного соуса. Кейли встала и накинула халат. Проходя через гостиную с маленькой террасой и прекрасным видом на город, она услышала звуки радио.

Джулиан пытался помочь Франсин готовить макароны, но больше мешался ей.

– А меня пригласите на вечеринку? – улыбнулась Кейли.

Неожиданное появление Кейли застало Джулиана и Франсин врасплох, они рассмеялись. Кейли испытывала к ним обоим нежность и добрую зависть. Они были вместе, в то время, как она, возможно, навсегда была разлучена с Дерби, их разделяла пропасть времени и тайны.

Франсин опустила ложку и подошла обнять Кейли.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Скверно, – искренне ответила Кейли, – но думаю, что ненадолго, по крайней мере, пахнет у вас вкусно, а я голодная, как волк.

Они ели салат, тартеллини, приготовленные по специальному рецепту Франсин, с чесночным хлебом и запивали все это кьянти. Кейли отказалась от вина, предпочтя ему минерльную воду.

– Мои дорогие, вам пора прекратить возиться со мной как с маленькой, – сказала Кейли, почувствовав прилив сил после еды. Она красноречиво посмотрела на Джулиана, который сполоснул посуду и загрузил ее в посудомоечную машину, пока Кейли и Франсин болтали за столом. – Вы сами сказали, доктор Друри, что я должна продолжать жить полноценной жизнью.

Франсин и Джулиан переглянулись.

– Итак, каковы же планы? – после непродолжительной паузы снова заговорила Кейли, чтобы не дать им возможности начать поучать ее, а она уже устала от этого. – Джулиан, ты собираешься переехать в Редемпшн и устроиться там терапевтом, или ты, Франсин, переберешься в Лос-Анджелес и создашь новое рекламное агентство?

Франсин взглянула на Джулиана.

– Я переезжаю сюда, – немного смущенно ответила она. – Я создам агентство, но возможно какое-то время мне придется работать на дому.

Кейли поняла, что после ее последнего разговора с Джулианом они с Франсин обсуждали свои планы на будущее. Кейли была ужасно рада за них.

– Мы надеемся скоро обзавестись детьми, – добавил Джулиан.

Они с Франсин снова обменялись взглядами, на этот раз самыми нежными, тщетно пытаясь спрятать за нежностью страсть, как высокое напряжение за ненадежной изоляцией. Кейли едва сдерживалась, чтобы не заплакать, – так остро, так мучительно нехватало ей сейчас Дерби.

– Я что-то устала, – пролепетала она. – Я, пожалуй, снова прилягу.

– Мы закончим с посудой и уйдем, а утром я позвоню тебе, спросить как дела, – Франсин пожала Кейли руку и, задумчиво нахмурив лоб, добавила: – Может, ты хочешь, чтобы я осталась на ночь у тебя?

Кейли покачала головой. Ей нужно было побыть одной, а чего действительно хотелось Франсин, так это быть с Джулианом.

– Со мной все будет прекрасно. Спасибо вам обоим за то, что вы так добры ко мне.

Джулиан поцеловал Кейли в лоб, а Франсин нежно обняла ее.

Кейли легла и заснула, прежде чем они успели уйти. Она видела во сне Дерби.

Через месяц Кейли закрыла галерею и уладила все материальные вопросы. Физически она была совершенно здорова, за ее беременностью наблюдал один из лучших гинекологов Лос-Анджелеса доктор Дженнифер Саландерс, коллега Джулиана, но ощущение того, что она медленно угасает, не покидало Кейли ни днем, ни ночью. Неотступная печаль прочно обосновалась у нее в душе, и больше всего она боялась сейчас не того, что может никогда не вернуться к Дерби, а того, что может вообще кануть в небытие и оставить своего ребенка одного в этом мире.

Кейли собрала всю свою волю и с согласия Джулиана и Франсин, которые к Рождеству собирались пожениться, назвала их законными опекунами ребенка. Они, конечно, были взволнованы такой просьбой, но согласились, не раздумывая.

Кейли неукоснительно соблюдала все предписания доктора: поднявшись утром, она плотно завтракала, принимала витамины, совершала прогулку, занималась необременительными делами, запланированными заранее. Ужинала она обычно с Франсин или с Джулианом, или с ними обоими, если они оба были свободны, и рано ложилась в постель.

В последнее свое утро в Калифорнии она пригласила представителей приюта для бездомных, чтобы они забрали ее мебель. Джулиан и Франсин были уже у нее: Джулиан пришел убедиться, что Кейли не будет поднимать ничего тяжелого, а Франсин собиралась сопроводить Кейли в Редемпшн, помочь подруге устроиться и уладить кое-какие личные дела у себя на ранчо.

– Это не очень хорошая идея, – в тысячный раз повторил Джулиан. – В этом огромном мавзолее, который ты называешь домом, нет мебели. Ты будешь жить там как затворница, Кейли, будешь спать на раскладушке перед этим забрызганным кровью зеркалом и ждать, пока что-нибудь произойдет! Да от этого свихнуться можно.

Кейли улыбнулась, представив себя слоняющейся по некода роскошным комнатам и с каждым днем становящейся все более эксцентричной.

– Я буду работать, Джулиан, – она попыталась обнадежить его. – К тому же я буду не одна.

– Франсин специалист по рекламе, а не врач, в котором ты нуждаешься.

Франсин бросила взгляд на своего будущего мужа.

– Я могу позвонить по девятьсот одиннадцать в случае чего, Джулиан, – сказала она любезным тоном. – К тому же в Редемпшне хорошая команда парамедиков, и хотя у местного гинеколога нет рекомендательных писем доктора Саландерс, он уже принял пару сотен родов.

– Пойдемте, – поторопила их Кейли, – а то опоздаем на самолет.

Теперь, кода она была полностью готова вернуться в свой дом в Редемпшне, ей не терпелось сделать это как можно скорее.

Джулиан запер дверь, пообещав передать ключ через секретаря агенту по недвижимости. Он отвез Франсин и Кейли в аэропорт, задумчиво промолчав всю дорогу. На прощание Джулиан страстно поцеловал Франсин в губы, сказал «до свидания» и повернулся к Кейли. Он нежно, но крепко взял в руки ее ладони и заглянул ей в глаза. Он хотел что-то сказать, но вместо этого только вздохнул, поцеловал Кейли в лоб и ушел.

Полет до Лас-Вегаса прошел без происшествий. Вот только слабость, которую испытывала Кейли, тревожила ее все больше. Это ощущение не было физическим, и поскольку Кейли не знала, как объяснить свое состояние Франсин, да и не хотела доставлять ей лишнее беспокойство, то она решила вообще не упоминать об этом. Так было проще.

Они благополучно приземлились в аэропорту Лас-Вегаса, арендовали машину и направились в сторону Редемпшна. Едва они тронулись с места, как Кейли почувствовала головокружение. Приложив руку к животу, она молилась о том, чтобы ее ребенок остался жив, чтобы с ним ничего не случилось. Кейли хотела счастья своему ребенку больше чем самой себе, но она ощущала, что и в ней самой и вокруг нее происходило что-то странное.

– Как ты? – спросила Франсин, глянув на Кейли, когда они мчались по скоростной автостраде, ведущей на Редемпшн.

Кейли самой хотелось бы знать ответ на этот вопрос.

– Все будет нормально, – тихо пробормотала она. Больше ей нечего было сказать. Ей казалось, что ее душа вот-вот покинет тело, как какой-то невидимый воздушный шар, дергающийся на конце длинной тонкой нити, готовый в любой момент оторваться и улететь.

– Мне не нравится, как ты это сказала, – забеспокоилась Франсин.

– Ты бы не поняла, если бы я начала объяснять, – вздохнула Кейли. – Черт, если я сама не понимаю, как может понять кто-нибудь другой?

– Ну, возможно, я все-таки смогу?

По щекам Кейли катились слезы. До этого момента она даже не осознавала, что плачет.

– У меня такое чувство, Франсин, будто я не реальный человек, – выпалила она. – Я могу двигаться, могу думать и все прочее, но в то же время я будто нематериальная, как тень Питера Пена. И это безумно пугает меня.

Франсин затормозила у обочины и включила аварийные огни.

– Почему ты не говорила этого раньше ни мне, ни Джулиану?

– Потому что эти слова звучат как бред сумасшедшего, Франсин. Но я не сумасшедшая. Я словно падаю в какую-то небесную дыру, и поверь, ни ты, ни кто-либо другой не могут помочь мне.

– А как же ребенок?

– Это как раз то, что волнует меня больше всего, – призналась Кейли, вытирая руками слезы. – Если произойдет что-то странное – а мы обе знаем, что это может произойти – что будет с моим ребенком? Он окажется в пустоте, между измерениями?

Даже Франсин при всем своем уме, не могла ответить на эти вопросы. Она пристально посмотрела на Кейли, потом вздохнула и они продолжили путь.

На подъезде к Редемпшну их подрезал мчавшийся на огромной скорости грузовик. Зацепив передний бампер, он потащил их за собой. Шины взятой напрокат машины дико завизжали и задымились.

Франсин изо всех сил старалась удержать руль, но безуспешно. Кейли сидела неподвижно, приложив руки к животу, пытаясь защитить своего ребенка.

Женщины даже не успели закричать. Еще один оглушительный удар отбросил их на середину дороги. Другие машины, тоже мчавшиеся на больших скоростях, отчаянно пытались избежать столкновения с ними.

– Ребенок, – прошептала Кейли, погружаясь в темноту.– Мне так жаль.

У Франсин закружилась голова, но она не потеряла сознания. Она отделалась незначительными синяками, ушибами и расшатанными нервами – по крайней мере, насколько сама ощущала. Вокруг раздавались металлические удары, в салон проник едкий запах жженой резины. Этот страшный момент показался ей вечностью.

Наконец Франсин смогла пошевельнуться на усыпанном стеклом сиденье и повернуть голову в сторону Кейли. То, что Франсин увидела, заставило ее усомниться в том, что она не пострадала в аварии, и что у нее все в порядке с головой.

Кейли исчезала – исчезала, растворяясь в воздухе, как призрак.

– Нет! – закричала Франсин и протянула к ней руки, но они прошли сквозь плечо Кейли и уперлись в спинку сиденья. – Кейли не делай этого... не уходи...

Кейли мирно улыбнулась ей, в ее глазах была глубокая печаль. Она стала совершенно прозрачной, как изображение, спроектированное на легкую дымку, и, хотя ее губы шевелились, Франсин не слышала слов.

Франсин заплакала навзрыд. К тому времени, когда подоспели полицейские, Кейли полностью исчезла.

– Не волнуйтесь, мэм, – успокаивал ее полицейский, присев рядом с ней на корточки. – Мы позаботимся о вас. Все позади.

Другой мужчина осмотрел поврежденный салон.

– Могу поклясться, что в машине был кто-то еще, – произнес он недоуменно.

Франсин покачала головой.

– Нет, – сказала она, сглотнув подступивший к горлу ком. – Я ехала одна.

– Что случилось? – взволнованно спросил Джулиан, входя в палату Франсин вечером того же дня.

Она утверждала, что отделалась легким испугом, но дежурные врачи настояли на том, чтобы она прошла полное обследование и в течение суток находилась под их наблюдением.

Франсин обняла Джулиана.

– Кейли, – прошептала она, собравшись с духом. – Кейли исчезла, Джулиан.

Он подошел к двери и закрыл ее, потом вернулся к постели Франсин.

– Что ты имеешь в виду? Она вышла из машины и ушла куда-то то?

– Нет, – покачала головой Франсин. – Джулиан, она исчезла, растворилась как дым. Она говорила мне, что не ощущала себя реальной. По-моему, она сказала, что ощущала себя бестелесной или что-то в этом роде.

– Господи, – прохрипел Джулиан, проводя рукой по волосам. Он устал в дороге и выглядел сейчас не так безупречно как обычно, но Франсин только еще сильнее любила его таким. – Ну, конечно же, она была реальной!

– Я в этом не уверена, – сказала Франсин, опуская голову на подушки. – Мы многого не знаем, Джулиан. Люди привыкли считать, что материя более реальна, нежели дух, но ведь душа создает тело таким, чтобы она отвечала ее целям, а не просто входит в него при зачатии, при рождении или когда там еще.

Джулиан взял Франсин за руку и кбснулся лбом ее лба.

– Возможно, ты права. Я педант и всегда скептически относился к мистике. – Он нежно поцеловал ее. – Ты позвонила сыну?

Франсин улыбнулась, вспомнив свой разговор с Тони.

– Он приедет в Лос-Анджелес в следующем месяце. Ты ведь не будешь возражать?

– Конечно, нет. Я думаю, мы сможем поделить тебя так, чтобы хватило обоим. – Он погладил ее по волосам. – Спасибо тебе, Фран-син Стефенс.

– За что? – искренне удивилась Франсин.

– За то, что ты не погибла. Я не пережил бы этого, ведь я так долго ждал тебя. А теперь отдохни, пожалуйста. Я буду здесь. Позови, если я буду тебе нужен.

Франсин закрыла глаза, на ее губах застыла счастливая улыбка. То, что произошло с Кейли, оставалось загадкой, и она знала, что им, скорее всего никогда не удастся разгадать ее. Но у Франсин, конечно, были свои предположения на этот счет. О, да, у нее были свои предположения.

По остроте ощущения Кейли поняла, что это, скорее всего, ее последнее перемещение. После того, как прошел первый шок, ей уже не было страшно. Кейли испытывала даже какое-то неестественное спокойствие.

Она видела Франсин, словно сквозь прозрачную желатиновую массу, но не могла дотронуться до нее, не могла произнести ни слова. Потом ее вдруг закружило, все быстрее и быстрее, как в столбе смерча. Все вокруг было залито светом, полыхало яркими искрами, было удивительно красиво. А потом Кейли вдруг больно ударилась обо что-то, и внезапно снова ощутила, что у нее есть руки и ноги, не говоря уже о голове и всех прочих частях тела, присущих человеческому существу.

Кейли и не предполагала, что приземление может быть таким болезненным. Она обрела плоть и доказательством тому была ужасная боль, которая, казалось, пронизывала каждую ее клеточку... Кейли застонала.

– Кейли? – услышала она знакомый женский голос, но боялась открыть глаза. – Как ты себя чувствуешь? Ты можешь двигаться?

Кейли заставила себя поднять веки, и была потрясена, увидев склонившуюся над ней Бетси Каванаг.

– Где я? – спросила она. Глупо было задавать такой вопрос, но она уже задала его.

– Дорогая, ты в Трипл Кей. Похоже, ты упала с лестницы.

Трипл Кей! У Кейли замерло сердце, а потом бешено забилось в надежде. Она осторожно приподнялась.

– Где Дерби? – чуть слышно вымолвила она, боясь услышать ответ.

– Он наверху, – ответила Бетси, нахмурившись. – Знаешь, со всеми этими исчезновениями я начинаю опасаться за свой разум. Сначала Дерби куда-то пропал, потом его нашли, ты вдруг пропала. Что с вами происходит?

Кейли издала нечленораздельный звук – нечто среднее между рыданием и смехом и поднялась на ноги. Ее немного покачивало, но в целом она чувствовала себя нормально. На ней все еще был брючный костюм со свободным пиджаком, который она надела еще в далеком будущем.

– Я уверена, что этому есть разумное объяснение, – сказала она, отряхивая пыль с ладоней. – Просто я его не знаю.

Бетси окинула удивленным взглядом странный наряд Кейли.

– Я никогда не видела, чтобы женщины носили такую одежду, – заметила она. – Уилла удар бы хватил, если бы я напялила брюки.

Кейли ухватилась за перила, едва сдерживаясь, чтобы со всех ног не броситься к Дерби. Ее останавливала только мысль о ребенке, она не могла позволить себе неосторожных движений. Но все ее существо жаждало скорее увидеть, услышать, почувствовать Дерби. Кейли знала, что он был единственной причиной, по которой она вернулась.

– Я пойду, сообщу Саймону и Уиллу, что ты снова объявилась, – сказала Бетси, со счастливой улыбкой выходя из комнаты. – Они всю Неваду вверх дном перевернули, разыскивая тебя. Надеюсь, ты не собираешься опять исчезнуть?

Кейли заплакала и засмеялась одновременно. Ей многое пришлось пережить за последнее время, но теперь она здесь, в мире, где есть Дерби. И она больше не была бестелесным образом, она стала женщиной из плоти и крови.

Кейли нашла своего мужа в одной из спален для гостей. Он стоял у окна, спиной к двери. Сквозь рубашку все еще просвечивал бинт.

– Я же говорил тебе, Бетси, – произнес он, не оборачиваясь, – я не хочу, есть, забирай все, что принесла, и уходи.

Кейли бесшумно закрыла дверь.

– Я думаю, тебя обрадует то, что я принесла, – сказала она, смеясь сквозь слезы.

Дерби замер, затем резко повернулся и изумленно уставился на нее.

– Кейли?

– Да, это я. И я остаюсь. – Форфоровая кружка, которую он держал все это время, выпала у него из рук и разлетелась на осколки, как зеркало, когда Дерби сразила пуля Дюка Шинглера. Они оба вздрогнули. Дерби прищурился, все еще не двигаясь с места.

– Наверное, я сплю, – прошептал он, – но надеюсь, что ты не нарушишь мой сон.

Кейли подошла к нему, обняла, вдохнула его запах и всем своим существом прижалась к его сильному мужскому телу.

– Я люблю тебя, – сказала она и поцеловала его. – И я определенно не сплю.

Дерби наклонил голову и коснулся лбом ее лба. Он едва сдерживал наворачивавшиеся на глаза слезы.

– Господи, Кейли, я думал, что навсегда потерял тебя и нашего ребенка. Я мечтал умереть.

– Я никогда не простила бы тебя, если бы ты сделал это. – Кейли взяла его за руку. – Итак, Дерби Элдер, я хочу, чтобы ты оказал мне достойный прием.

Он засмеялся и еще крепче прижал к себе Кейли, едва не лишив ее рассудка сладострастным поцелуем.

Пока Дерби запирал дверь, Кейли стояла посреди комнаты, дрожа от возбуждения, ее глаза наполнились счастливыми слезами, а тело пылало страстью.

Дерби снова подошел к ней, приподнял ее подбородок и поцеловал ее так неистово, так нежно, что она почувствовала слабость в коленях. Он вовремя положил ее на постель, поскольку Кейли едва ли была в состоянии удержаться на ногах еще хотя бы минуту.

– А вы не хотите рассказать мне, миссис Элдер, что же все-таки произошло?

Он стоял рядом с кроватью и пожирал Кейли глазами.

– Правда в том, – призналась она, – что я ни в чем не уверена. Вокруг меня все замелькало, как во сне или в сказке, которую я слышала очень давно, в детстве...

У Кейли перехватило дыхание, когда Дерби начал медленно снимать с нее ее странную одежду, словно распаковывая бесценный подарок.

Затем Дерби скинул свои сапоги, лег рядом с Кейли и стал ласкать ее грудь.

– Не оставляй меня больше, – промолвил он. Его слова прозвучали и как приказ и как мольба.

Кейли застонала, когда он жадно обхватил губами ее сосок. Они забыли обо всем на свете, обо всем, что с ними произошло. В голове Кейли проносились отрывочные воспоминания о зеркале, об ужасной аварии... Или это был лишь сон?

Кейли целиком отдалась вожделению, и они скоро слились воедино, сжигаемые огнем любви, и ничто в мире больше не существовало для них.

Достигнув экстаза, они долго лежали без движения, переводя дыхание, их тела были покрыты испариной. Кейли казалось, будто она парит в воздухе, но это ощущение вовсе не было пугающим, она испытывала полное удовлетворение и несказанное блаженство.

– Вы не джентльмен, сэр, – произнесла она, когда к ней вернулся дар речи. – Соблазнили леди среди бела дня!

Дерби тихо засмеялся.

– Хорошо еще, что мы встретились здесь, а не в магазине, например. А то я положил бы тебя на стол для продуктов, задрал твои юбки, и мы занялись бы с тобой любовью прямо там. – Он замолчал, веселье погасло в его глазах и сменилось растерянностью. – Но на тебе нет юбок.

– Благодаря тебе, на мне сейчас вообще ничего нет, – парировала Кейли.

Дерби приподнялся на локте и поднял с пола ее брюки.

– Штаны, – удивленно промолвил он. – Какого черта ты надела мужскую одежду?

Кейли действительно хотела бы объяснить, когда и почему на ней оказались брюки и пиджак, но не могла. Это, видимо, имело какое-то отношение к тому миру, миру, который она так хотела покинуть.

– Не знаю. Я, должно быть, ударилась головой, когда упала.

– Ты упала? – Дерби сел, чтобы лучше видеть ее. – Ты не ушиблась?

– Разве несколько минут назад, мистер Элдер, когда я неистовствовала на этой постели, как ураган, по мне было похоже, что я ушиблась?

Обеспокоенное выражение лица Дерби сменила улыбка.

– Может, ты повредила голову? – предположил он после недолгого размышления.

– Может быть. – Она взяла его руку и положила себе на грудь. Ей нравилось ощущать его грубую мозолистую кожу на самой нежной части своего тела. – Лучше расскажи мне, что ты помнишь. Восполни пробелы в моей памяти.

– Я помню, – начал он, целуя при этом ее шею, – что, когда я впервые тебя увидел, ты сидела около зеркала, и в руках у тебя была кукла. Я подумал тогда, что ты самое прекрасное существо, которое я видел в своей жизни. Потом мы долго не виделись. – Он целовал ее ключицу, а она дрожала в предвкушении нового чувственного восторга. – Потом в один прекрасный день ты вернулась, став уже взрослой женщиной и даже еще более красивой, чем я мог предположить.

– А откуда я пришла?

Дерби сдавил пальцами ее нежную округлость, пощекотал губами тугие соски.

– Ты действительно не помнишь?

– Нет, – призналась Кейли, задыхаясь от нахлынувшей страсти и все сильнее прижимая его голову к своей груди, ее пальцы запутались в волосах Дерби. Она удивлялась, что ее нисколько не пугало то, что она вдруг забыла все, что было с ней в прошлом; все, кроме того, что она любила этого мужчину, стерлось из ее памяти.

Язык Дерби легко скользил вокруг трепещущего соска.

– Ты приехала в город на дилижансе, – говорил он. – Я как раз выходил из продуктовой лавки. Наши взгляды встретились, и это была любовь.

– Любовь, – прошептала Кейли и поверила ему. У нее не было причин не верить. Абсолютно не было причин.

 

ГЛАВА 18

Несмотря на возражения Ангуса, Элдеры вернулись в свой дом, и Кейли активно занялась работой над скульптурой.

Как-то раз, решив искупаться и переодеться перед ужином, Кейли рылась в своем белье, и ее пальцы неожиданно наткнулись на твердый кожаный переплет. Ее поразило вовсе не то, что она обнаружила в своем ящике дневник, а то, что ей показалось, будто что-то оборвалось внутри нее самой, что-то слабо зашевелилось в темных глубинах ее памяти.

Для Кейли было потрясением увидеть свой собственный почерк, но сами записи поразили ее еще больше. Она читала дневник страницу за страницей, и память постепенно возвращалась к ней, очень медленно и неохотно пробираясь по глухим закоулкам ее сознания.

Кейли опустилась в кресло у окна.

Она делала записи урывками, задавшись целью точно и полно изложить на бумаге все, что произошло с ней, чтобы ничего не забыть и не быть застигнутой судьбой врасплох. В этой книге была вся ее жизнь с того момента, когда она впервые увидела Дерби Элдера в зеркале бабушкиного дома и до его перестрелки с Дюком Шинглером в «Голубой подвязке». На этом записи обрывались.

Сидя в кресле, Кейли вспомнила все, что так легко забыла. Оставалась ли причина опасаться за жизнь Дерби? В него действительно стреляли, как и было предсказано, но благодаря Джулиану и Франсин он остался жив и вернулся в девятнадцатый век. Кейли подумала о Гарретте, мальчике, который должен был родиться у них с Дерби. Какая судьба предстояла ему? Неужели ему суждено было умереть от скарлатины?

Конечно, не было никакого способа узнать это. Возможно, ребенок, которого она носила в себе, был Гарретт, а возможно, и нет. Как любая женщина, ожидающая ребенка, Кейли надеялась на лучшее.

Когда она вспомнила аварию на автостраде под Редемпшном, у нее мороз пробежал по коже. Хотя смутно, но она припоминала странное ощущение растворения, которое испытывала в то время. Кейли так многое могла узнать, если бы они с Франсин добрались до ее дома и изучили газетные статьи и прочие предметы в сундуке, но они так и не попали в Редемпшн.

Кейли сидела какое-то время, размышляя надо всем этим, потом убрала дневник в его потайное место и приняла ванну. Остаток дня она провела в гостиной за чтением книги. Незадолго до ужина, не замечая Кейли, Дерби прошел мимо нее в спальню – смыть грязь после дня тяжелой работы и надеть чистую одежду.

Несколько минут спустя он вошел в кухню, где Кейли уже ждала его, а Мануэла раскладывала по тарелкам жареных цыплят, картофельное пюре и зеленый горох с беконом.

– Ты сегодня особенно красивая, – нежно сказал Дерби и поцеловал жену.

Кейли старалась не поддаваться чарам мужа, но это было не легко.

– Ты обманул меня, – уличила она его, когда они остались одни, поскольку Пабло, Мануэла и работники ранчо ужинали отдельно.

Дерби кивком головы пригласил ее за стол. Немного помедлив, Кейли села.

– Когда? – спросил Дерби, глядя на нее невинным простодушным взглядом, который обычно был присущ Уиллу.

– Когда сказал мне, что мы встретились у продуктовой лавки. Ведь это было не так. Я нашла свой дневник, Дерби, в котором делала записи до того, как тебя ранил Дюк Шинглер.

– А, – вздохнул Дерби, сел на стул и потянулся за тарелкой с цыпленком.

– Это все, что ты хочешь сказать мне?

– У меня были на это причины; Кейли.

– Какие?

– Я не хотел, чтобы ты вспомнила все и опять начала беспокоиться. В конце концов, мы ведь взяли новый старт. С меня сняты все обвинения по делу Шинглеров. Теперь, когда Ангус официально отошел от дел, Уилл, Саймон и я решили сообща управлять Трипл Кей, как тройным товариществом. У нас с тобой скоро будет ребенок. Я хочу сказать, Кейли, что мы должны смотреть вперед, а не оглядываться назад.

Кейли не сводила глаз с мужа. Он знал, что должен был погибнуть в «Голубой подвязке», но это знание не остановило его. Кейли не помнила, говорила ли она ему о Гарретте, их сыне, которого должна была отнять у них страшная болезнь, может быть, и говорила, но в дневнике не было записи на этот счет, и Кейли, на всякий случай, решила не упоминать об этом сейчас. Она поняла, что Дерби хотел оберечь ее от тревог, а не обмануть.

– Ты отчасти прав. Я имею в виду, ты прав, что нужно смотреть вперед.

– Саймон встретил женщину, – сообщил Дерби, когда они приступили к еде.

Эта новость значила для Кейли гораздо больше, чем для кого-либо другого, ведь теперь Дерби не умрет молодым, и она не выйдет замуж за его брата.

– Вам следовало упомянуть об этом в первую очередь, мистер Элдер, – укорила она Дерби, сияя от радости. – Как ее зовут? Откуда она? Она должно быть не из Редемпшна, потому что Бетси говорила...

– Как я могу ответить вам, миссис Элдер, – усмехнулся Дерби, – если вы трещите без умолку и не даете мне слово вставить?

Кейли прикусила нижнюю губу, ерзая на стуле и просто лопаясь от любопытства.

Дерби не спешил, он положил себе вторую порцию картофельного пюре и добавил ложку подливы. Кейли едва сдерживалась, чтобы не пнуть его под столом.

– Ее зовут Тора Доунинг, она юрист из Сан-Франциско. Приехала в город вчера, и ее вывеска уже висит прямо напротив конторы Джека Райерсона. Саймон, конечно, как префект и плюс ко всему добропорядочный гражданин, которого волнует все, что происходит в городе, зашел представиться и по ходу решил объяснить, что ей скорее подошла бы работа школьной учительницы, и как раз имеется вакансия. Она выгнала его вон и бросила в догонку цветочный горшок. Саймон клянется, что никогда не встречал такой суровой женщины.

– Да он наверняка без ума от нее! – давилась от смеха Кейли.

Дерби расплылся в улыбке.

– Похоже на то, – согласился он.

Через день Франсин вышла из больницы. Диагноз, который она сама себе поставила, подтвердился: у нее не было никаких серьезных повреждений. Но, тем не менее, она перенесла сильный удар, у нее болела каждая мышца, и все тело – руки и ноги, живот и плечи – было покрыто синяками и кровоподтеками.

Джулиан привез ее в Трипл Кей и в первый же день чуть не свел с ума своими бесконечными хлопотами и повышенной заботой.

В конце концов, Франсин уселась на диван в своем кабинете, включила телевизор, по которому шла какая-то мыльная опера, и велела оставить ее в покое хоть ненадолго.

Джулиан сел на стул и тоже уставился в телевизор, постепенно углубляясь в медицинскую драму, развернувшуюся на маленьком экране. Его отвлек телефонный звонок. Он потянулся за телефоном, лежавшим на кофейном столике.

– Да! – буркнул Джулиан в трубку. Пока он слушал ответ на другом конце провода, выражение его лица постепенно менялось, он тут же забыл про кипевшие на экране страсти. – Да, конечно, мы поговорим с вами. Хорошо. Мы вас ждем.

Джулиан положил трубку и мрачно уставился на Франсин.

– Это был Дэн Феррис. Он хочет поговорить с нами по поводу исчезновения из больницы Дерби Элдера.

– Что-то долго он не давал о себе знать, – с беспечным видом ответила Франсин. Прошел уже целый месяц с тех пор, как Кейли вслед за Дерби покинула двадцатый век в надежде никогда не возвращаться...

– Не беспокойся, – уверенно добавила Франсин. – Кейли может быть где угодно, а Дерби умер более века назад. Хорошо же будет выглядеть Дэн Феррис перед шерифом, которого он замещает, когда тот вернется после операции на желчном пузыре.

– Тем не менее, – Джулиана не покидало беспокойство, – он хочет задать нам несколько вопросов, и просил мисс Минерву Пирс встретиться с ним здесь. Кто это еще такая, черт возьми?

– Наша с Кейли приятельница. Приготовься. Мисс Пирс почти наверняка будет смотреть на тебя косо. Она знает тебя как навязчивого дружка Кейли.

Джулиан покраснел:

– Да уж, не слишком лестно.

– Не стоит беспокоиться, – ласково улыбнулась Франсин. – Теперь, когда ты сменил роль, приехав на ужин и оставшись на всю жизнь, ты получишь прощение.

– А что же мы все-таки скажем полиции?

– Правду. – В голосе Франсин прозвучало гораздо больше уверенности, чем она на самом деле ощущала. – То, что мы не знаем, что произошло с Кейли. – Неожиданно ей в голову пришла мысль. – Кажется, есть выход.

– Какой?

– Сундук. Всякий раз, когда Кейли изменяла какие-то события девятнадцатого века, менялось и содержимое сундука. Осмотрев вещи, которые она сохранила в сундуке, мы можем узнать, что с ней случилось. Завтра мы пойдем на кладбище и посмотрим, не похоронена ли она рядом с Дерби.

Джулиан машинально провел рукой по волосам, в последнее время это вошло у него в привычку.

– Это, наверное, будет слишком тяжело для меня – увидеть надгробную плиту с именем Кейли.

– Да, это ужасно, – согласилась Франсин. – Но я хочу знать, что все было не зря, Джулиан. Прежде чем это ранчо официально станет нашей резиденцией на время отпусков, прежде чем мы вернемся в Лос-Анджедес, поженимся и переедем в наш новый дом, я должна узнать о Кейли все, что могу. Она была моим другом.

– Моим тоже, – с грустью сказал Джулиан. Он сел на диван рядом с Франсин и посмотрел на нее глазами маленького беззащитного мальчика. – Ты единственная, кого я люблю, Франсин, и я не хочу, чтобы ты когда-нибудь усомнилась в этом. Но Кейли была близка мне, и я искренне желаю, чтобы у нее все было хорошо.

Франсин обняла Джулиана и поцеловала в надушенную щеку. После ухода шерифа они с доктором Джулианом Друри поднимутся наверх, в спальню, и предадутся безумной страстной любви.

– Кейли знала, что ты был ей настоящим другом, Джулиан, – нежно произнесла Франсин. – Она была так благодарна тебе за все, что ты сделал для Дерби и для нее.

– Но что же все-таки сказать полиции? – не унимался Джулиан.

Франсин вздохнула:

– Я думаю, полицейские проведут расследование и обнаружат, что прежде чем исчезнуть, Кейли закрыла все свои банковские счета и ликвидировала активы. Они, скорее всего, решат, что она хотела скрыться, и, собственно говоря, будут правы.

Через двадцать минут прибыл шериф с двумя помощниками и мисс Минервой Пирс, городским библиотекарем, которая держала в руках портфель и кастрюлю с какой-то аппетитной смесью из тунца, соуса и лапши. После того как служители закона завершили рутинный допрос, и ушли, Франсин, Джулиан и Минерва, с облегчением вздохнув, направились в кухню ужинать.

Когда с едой было покончено, и Джулиан загрузил посуду в посудомоечную машину, старая библиотечная дева поставила на стол портфель, на который с любопытством поглядывали полицейские, но так и не спросили о нем. Ловкими движениями больших пальцев она открыла замки и откинула крышку.

– Я предполагаю, – сказала Минерва, адресуя свои слова Франсин, – что если вы собрались замуж за этого человека, вы его немного познакомили со всей этой историей?

Франсин поймала взгляд Джулиана.

– Он знает все, – ответила она.

– Я принесла копии документов, которые вы нашли в сундуке мисс Бэрроу в первый раз, – продолжала Минерва. – Сначала вы должны ввести меня в курс последних событий. Из того, что говорили полицейские, я заключила, что наша дорогая путешественница во времени возвращалась в наш век, по крайней мере, ненадолго.

Франсин кивнула, чувствуя себя еще не совсем хорошо после перенесенной аварии и необычного исчезновения Кейли. Она никогда не сможет забыть, что испытала тогда, и было только два человека, с которыми она могла поговорить об этом: Джулиан и Минерва Пирс.

Франсин попросила Джулиана рассказать Минерве о последних событиях и, может быть, о последнем визите Кейли в двадцатый век. Джулиан рассказал кратко, но не упустил ни одной детали. Он даже упомянул о ранении Дерби и живописал, как они с Франсин останавливали ему кровотечение в бальном зале дома Бэрроу.

Минерва слушала историю, широко раскрыв глаза от удивления.

– Я полагаю, сундук находится в доме Кейли, здесь, в Редемпшне, – сказала она, дослушав до конца.

– Разумеется, – кивнула Франсин. – Но я уверена, что полиция следит за домом. Если кто-нибудь из нас попытается проникнуть внутрь, они решат, что мы имеем непосредственное отношение к исчезновению Кейли.

– Ерунда, – улыбнулась Минерва. – У них слишком мало людей, чтобы долго следить за домом. В конце концов, Редемпшн ведь совсем маленький городок. Я заеду туда завтра утром, а если кто-нибудь спросит, что мне там нужно, я скажу, что заскочила забрать библиотечные книги, которые мисс Бэрроу забыла вернуть. Кто-нибудь из вас знает, где она хранит ключ?

– В поддоне цветочного горшка у крыльца черного хода, – ответил Джулиан. – Герань, по-моему, или, по крайней мере, то, что от нее осталось.

Библиотекарша завращала глазами.

– Конечно, преступления у нас в Редемпшне крайне редки, но, тем не менее, не слишком разумно прятать ключ в таком ненадежном месте, – резонно заметила она.

Франсин подошла к столу, достала из ящика фотографии, на которых некоторое время тому назад запечатлела надгробную плиту Кейли, когда та впервые поведала ей свою историю.

– Минерва, это неплохая идея, – поддержала ее Франсин. – Вы всю жизнь прожили в Редемпшне, и никому не придет в голову подозревать вас в чем-то, даже если вы среди бела дня войдете в дом Кейли. Итак, вы найдете сундук и принесете сюда все, что в нем есть. А мы с Джулианом с утра первым делом отправимся на кладбище и сравним нынешние надписи на надгробных камнях Каванагов и те, что запечатлены на моих снимках. – Джулиан задумчиво сдвинул брови.

– Если прошлое изменено, и изменились его реликвии, то разве это не отразится на копиях и фотографиях? – спросил он.

– Я много думала над этим, – сказала Франсин, – и я так не считаю. Копии, по существу, лишь отпечатки того, что реально существовало в тот момент, когда они были сделаны. Это касается и надгробий. Прежде на надгробии Дерби Элдера значилось, что он погиб в 1887 году, а вещи в сундуке свидетельствовали о том, что его жена, Кейли Бэрроу, вышла замуж за его сводного брата Саймона несколько лет спустя и родила от него детей.

Джулиан закрыл глаза.

– Я, кажется, понимаю, – пробормотал он.

– Не волнуйся, дорогой, – улыбнулась Франсин. – Мы поможем тебе разобраться. Так ведь, Минерва?

– Вообще-то ему не обязательно ходить на кладбище, он может подождать в машине, – сказала Минерва чуть сварливо, хотя глаза у нее блестели. Она начала собирать свои бумаги и складывать их обратно в портфель. – Ну, все в порядке, – бодро продолжила она, – решено. Вы съездите на кладбище, а я загляну в дом Бэрроу. Встретимся ровно в десять в библиотеке и поделимся новостями.

– Я провожу вас до машины, – предложил Джулиан, поднимаясь вместе с мисс Пирс.

Минерва посмотрела на него уже не так холодно, ее отношение к Джулиану постепенно менялось на более дружеское. – Спасибо, – ответила она.

Срок Кейли Элдер пришел теплым майским вечером, когда она беззаботно раскачивалась в гамаке на боковом дворе ранчо Трипл Кей. Ее отекшие босые ноги лежали на подушке, завитки волос ласково щекотали лицо. Этта Ли сидела рядом в душистой траве и читала вслух книгу.

Вдруг в огромном животе Кейли что-то сжалось так, что у нее перехватило дыхание. Веер, которым она вяло обмахивалась, упал на землю и сложился со щелчком. Кейли обеими руками обхватила живот.

Этта Ли отбросила книгу и вскочила на ноги.

– Пора? – спросила она, в ее голосе были и испуг и любопытство. – Ребенок сейчас родится? Здесь?

– Я бы предпочла... – задыхалась Кейли, неуклюже пытаясь слезть с гамака, но у нее никак не получалось, – ...чтобы он появился на свет в доме, но, видимо, не получится. Беги и позови Глорию и дедушку, милая. Потом пошли Пабло за Мануэлой... и пусть найдет Дерби. Они с Уиллом, кажется, недалеко отсюда клеймят... – Боль с новой силой пронзила ее тело.

Рядом с Чероки Бутт.

Этта Ли со всех ног побежала к дому, так пронзительно крича, словно с нее снимали скальп, и через несколько секунд Ангус и Глория уже спешили к Кейли. Работники ранчо, побросав свои дела в загоне, тоже бросились за ними. Когда они подбежали к Кейли, она все еще лежала в гамаке.

Ангус разогнал всех, кроме Глории.

– Найдите моего сына, живо! – гаркнул он на подоспевших мужчин.

Роды женская компетенция, но чтобы снять Кейли с гамака, понадобились усилия нескольких человек. Когда им это удалось, Глория и Ангус поспешили отвести ее в дом.

– Кажется, это дело не из легких, – успела сказать Кейли, прежде чем очередной приступ боли жестокой хваткой впился в ее тело, безжалостно выворачивая кости таза.

– Но за эту боль будет награда, – ответила Глория.

Приложив немалые усилия, они затащили Кейли наверх по лестнице черного хода и проводили в комнату, в которой они с Дерби обычно ночевали, когда наведывались в Трипл Кей. Быстрыми ловкими движениями Глория освободила миссис Элдер от одежды и уложила ее в постель.

– Мне нужны болеутоляющие средства, – прошипела Кейли, – и побольше. Скорее!

– Тш-ш, – усмирял ее Ангус, учтиво отвернувшись во время раздевания Кейли. – Мне как-то прижигали рану раскаленной кочергой.

Вспомнив об этом, Ангус скрутил жгутом простыни и привязал их к спинке кровати как поводья какой-то нелепой телеги, так, чтобы Кейли могла ухватиться за них и тянуть. Тем временем Глория, бормоча ободряющие слова, положила на лоб Кейли мокрую тряпку.

Боль становилась все сильнее.

В течение последних месяцев Кейли старалась выбросить из головы все воспоминания о прошлом, но сейчас, корчась от боли, она вспоминала больницы двадцатого века и иглы для подкожных впрыскиваний спасительных наркотиков. Она видела по Пи-Би-Эс специальную программу, рассказывавшую о методе Ламаза, и пыталась вспомнить, как правильно дышать.

– Я не хочу! – вырвалось у нее, когда схватки на время отступили.

Приехала Бетси. Она склонилась над невесткой, понимающе глядя на нее. Ангуса выгнали, только Глории было позволено остаться.

– Тебе нужно было думать об этом несколько месяцев назад, – сказала Бетси, гладя Кейли по волосам. – Не волнуйся. Это всегда тяжело, но скоро все закончится.

– Извини... меня это... не утешает.

– Конечно, – засмеялась Бетси, – если ты извинишь меня за то, что я, наверное, скажу об Уилле в следующий раз, когда окажусь на твоем месте.

У Бетси и Уилла уже было четыре мальчика и совсем крошечная девочка Луиза.

– Ты шутишь? – срывающимся голосом выдавила Кейли. – Ты ведь не?..

– Представь себе, да, – ответила Бетси, ее глаза светились счастьем.

Боль предприняла очередную жестокую атаку. Кейли издала душераздирающий крик, пот стекал с нее ручьем, горло саднило.

– Никогда в жизни я больше не сделаю этого, – прошептала она. – Клянусь, никогда, никогда...

– Можешь думать так, милая, если тебе от этого легче, – мягко сказала ей Бетси, откидывая покрывала и наклоняясь, чтобы оценить ситуацию. – Принеси теплой воды и пеленки, – велела она Глории, – ребенок сейчас выскочит как пробка из бутылки, а я приготовлюсь принять его.

Кейли снова закричала, выгнув спину от боли. Она слышала за дверью голос Дерби, его быстрые шаги. Он рвался в комнату, выкрикивая ее имя, затем послышались звуки потасовки.

– Вы не пускаете его? – переводя дыхание после очередной агонии, прошептала Кейли.

– Дерби? Он будет только мешаться, – пояснила Бетси. – Он войдет, когда все кончится, миссис Элдер, не раньше.

Схватки с новой силой захватили в безжалостные объятия ее измученное тело. Кейли впилась пальцами в матрас и тихо всхлипывала, у нее уже не было сил кричать.

– Я не могу...

И вдруг невероятная боль, еще сильнее предыдущей, пронзила все ее существо, а затем последовало ощущение неожиданного облегчения.

– Ты уже смогла, – с гордостью сказала Бетси. – Кейли, у вас с Дерби родилась дочка.

Глория вернулась с водой, непонятно как пробившись сквозь толпу испуганных мужчин. Тетя Бетси перерезала пуповину и быстро искупала кричащую племянницу.

Затем малышку завернули в простыню и дали в руки Кейли. Только тогда впустили, наконец, Дерби.

Он ворвался в комнату как вихрь и резко замер в нескольких шагах от постели, словно боясь подойти ближе.

– Подойди и посмотри на свою дочку, – нежно сказала ему Кейли. Ее сердце переполняла гордость и любовь к мужу и к дочери.

Дерби медленно подошел. Кейли откинула тонкую простыню, скрывавшую личико новорожденной.

– Господи, – произнес Дерби с сожалением и с ужасом. – Она вылитый Ангус!

– Это временно. Я надеюсь, – засмеялась Кейли.

– Они все довольно страшненькие в первые дни, – сказала Бетси, направляясь к двери. – Поздравляю вас обоих!

– Как ты хочешь назвать ее? – спросил Дерби, рассматривая ребенка с таким любопытством, словно это был единственный ребенок на свете.

– Мне нравится имя Хармони, – тихо ответила Кейли.

Она давно выбрала это имя, но не говорила Дерби, потому что не знала, как он может отреагировать на ее решение.

Он посмотрел Кейли в глаза, будто подозревая, что она шутит, но ее взгляд был серьезным.

– Мне нравится, – сказал он. – И я хочу, чтобы ее второе имя было Каванаг, если ты не возражаешь.

Кейли приподнялась и поцеловала мужа в знак согласия. Радость переполняла ее, потому что ребенок, который родился, был не Гарретт, которому суждено было умереть от скарлатины. Они с Дерби дважды одержали верх над судьбой: Дерби не погиб в «Голубой подвязке», и маленькая Хармони, если Бог даст, будет здорова.

– Я люблю тебя, Дерби Элдер, – тихо произнесла Кейли.

– И я люблю тебя, – ответил Дерби. Затем он наклонился и нежно поцеловал спящую малютку в крохотный лобик. – И тебя, Хармони Каванаг Элдер. И тебя.

Два месяца спустя Саймон женился на Торе Даунинг. Свадьба прошла на ранчо Трипл Кей. Отец и братья представляли сторону жениха, а сияющая от счастья Этта Ли подружкой невесты.

Тора, не только красивая, но и умная женщина, не собиралась бросать работу после замужества. Что из нее получится хорошая жена, никто не сомневался, в том числе и Саймон, хотя он предпочел бы, чтобы новая миссис Каванаг сидела дома, как большинство женщин их времени.

Этта Ли обожала Тору, и они очень сблизились с самой первой встречи. Всем, кто только ее слушал, Этта Ли говорила, что хочет стать юристом, как ее мачеха, и Кейли была уверена, что она добьется этой цели, как и любой другой, которую поставить перед собой.

Как только Саймон с Торой уехали в свадебное путешествие в Денвер Этта Ли как обычно осталась с Уиллом и Бетси. Дерби взял Кейли за руку и повел к дому.

– Что ты делаешь? – прошептала Кейли, когда он потащил ее наверх по лестнице.

– У. нас первая брачная ночь, – сказал Дерби.

– Но ведь это была не наша свадьба, а Саймона и Торы, – заметила Кейли, но она уже почувствовала, как тепло разливается у нее внизу живота. В последний раз они с Дерби занимались любовью еще до рождения Хармони. – К тому же еще не ночь, а только вечер.

– Можно подумать, что ты не рада за моего брата и его жену, Кейли Элдер, – усмехнулся Дерби.

Они поднялись по лестнице и вошли в свою комнату в Трипл Кей. Кейли вся пылала от возбуждения.

– О, я рада, – ответила она.

Мануэла присматривала за ребенком, так что у них с Дерби был в распоряжении, по меньшей мере, час.

Комната была наполнена тишиной, весенним солнцем и душистым ароматом яблоневого цвета. У Кейли перехватило дыхание, тогда она увидела постель, устланную нежными розово-белыми лепестками. Она взглянула на Дерби, чтобы понять, знал ли он об этом.

Он лукаво подмигнул, и Кейли заметила, как в его глазах мелькнула робкая надежда – ее реакция была очень важна для него.

– Я хотел, чтобы все было романтично, – заговорил Дерби, и его глаза стали серьезными. – В каком-то смысле это у нас в первый раз.

Кейли обвила руками его шею и привстала на цыпочки, чтобы поцеловать мужа в губы.

– Это удивительно романтично, – заверила она его. – Невозможно любить сильнее, чем я люблю тебя сейчас, Дерби Элдер. Дерби поцеловал ее в ответ долгим дразнящим поцелуем. Наконец, он отпрянул, его дыхание чуть сбилось.

– Вы мое счастье, Кейли, – ты и наш ребенок. С вами я забыл обо всем плохом, что было со мной раньше.

Она спустила с его плеч пиджак, бросила его в сторону и начала развязывать галстук.

– До встречи с тобой я была лишь призраком, – тихо произнесла Кейли.

И в известном смысле это было правдой. По иронии судьбы только после того, как она стала женой Дерби, она ощутила себя реальной. Жизнь расцвела для нее новыми красками, ей и во сне не могло присниться такое счастье. Муж и ребенок наполнили смыслом и радостью все, что делала Кейли, все ее мысли и чувства.

По телу Дерби пробежала легкая дрожь. Он прислонился к двери, когда Кейли начала расстегивать его рубашку, целовать твердый, покрытый волосами низ живота. Возбужденный до предела, Дерби был не в состоянии долго выносить ее подстрекательских ласк. Он нежно, но крепко взял Кейли за плечи и чуть отстранил, чтобы снять ботинки и расстегнуть ремень.

Пока Дерби трудился, расшнуровывая корсаж сатинового платья Кейли, она смело сияла с него брюки. Дерби не мог сдержан, стон, когда она собственнически обхватила рукой его распаленную плоть. Он наклонил голову, чтобы коснуться губами груди Кейли.

Еще несколько неловких мгновений пришлось повозиться с нижним бельем, и, наконец, они стояли обнаженные у кровати, усыпанной лепестками благоуханного яблоневого цвета, совершенно лишенные стыдливости, как Адам и Ева перед грехопадением. Этот мир, эта комната были их раем, из которого их никто не собирался изгонять, и они оба знали это.

Дерби нежно положил Кейли на матрас, усыпанный бархатными лепестками. Вместо того чтобы сразу накинуться на нее, он молча стоял, любуясь ею. Под его взглядом Кейли ощущала себя прекрасной богиней.

Дерби раздвинул ей ноги и заложил руки за голову, в его движениях не было напора, а только благоговение. Волосы Кейли, отросшие уже до плеч, лежали веером на яблоневых лепестках. Дерби любовался ею, ласково поглаживая кончиками пальцев.

Кейли охватила безудержная страсть, она вцепилась в спинку кровати и отдалась наслаждению. Прикосновения Дерби становились все более и более интимными; его пальцы описывали круги вокруг напрягшихся сосков, затем скользнули к животу, ласкали бедра, колени, ступни. Кейли дрожала как в лихорадке, так сильно она хотела своего мужа, но понимала, что для достижения полного удовлетворения им нужно нечто большее. Дерби никогда не спешил, когда занимался любовью со своей женой. И сегодня он был в отличной форме.

Он нашел влажные спутанные завитки внизу ее живота и стал поглаживать их так мягко и нежно, что Кейли не смогла сдержать громкий стон.

– Ты торопишься? – спросил Дерби.

Кейли отрицательно покачала головой, но они оба знали, что это была неправда. Она с болезненной остротой хотела, чтобы он вошел в нее прямо сейчас, но было еще рано.

Дерби засмеялся и шире раздвинул ей ноги, так, что он мог стоять на коленях между ними. Затем он согнул ее ноги в коленях и стал ласкать Кейли, наслаждаясь ее отрывистыми приглушенными вскриками, при которых она непроизвольно приподнимала бедра. Наконец, он проник в нее двумя пальцами – она едва не лишилась чувств – и наклонился, чтобы насладиться ее грудью. Кожа Кейли блестела от пота. Она издавала стон всякий раз, когда Дерби увеличивал темп, а затем снова замедлял его. Кейли обхватила руками его голову и притянула к себе для страстного поцелуя, который изменил ход этой сладостной неистовой битвы. Когда язык Кейли проник в глубины его рта, Дерби охватило неистовое желание, с которым он не мог больше бороться.

Он вошел в нее одним толчком, решительным и в то же время нежным. Их губы все еще были соединены в поцелуе, слиты воедино, как и тела. Движения Дерби были медленными, но уверенными. Чем ближе они подходили к концу, тем более неистовым, почти яростным становился ритм их танца.

Наконец, они достигли чудесного мига закричав в один голос, прижавшись, друг к другу, подчиненные стихийной силе, над которой были не властны. Разомкнув объятия, они упали на постель из бархатистых лепестков, влажную и благоухающую, чтобы отдышаться.

Они долго лежали без сил, их сердца бились синхронно. Кейли уткнулась лицом в шею Дерби. За окном темнело, были слышны скрипы отъезжавших повозок и кабриолетов, голоса прощавшихся гостей.

Кейли вздохнула удовлетворенно.

– Это опять произошло, – тихо сказала она.

Дерби приподнялся и посмотрел ей в лицо.

– Что? – спросил он чуть взволнованно.

– Мы опять зачали ребенка, – улыбнулась Кейли.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, так ведь это со мной не в первый раз, – пояснила она.

Дерби поцеловал ее. Его глаза светились счастьем и гордостью.

– Я помню, мисс Элдер. Вы напуганы? Вы ведь подняли такой шум, производя на свет Хармони.

– Да, я напугана, и я помню, какой подняла шум, – ответила Кейли, сдерживая улыбку. – И, скорее всего, все опять так и будет. Но страдания отступят на задний план, когда я возьму в руки нашего сына или дочь.

– Я уже сказал, что люблю тебя?

– Да. – Кейли засмеялась и провела рукой по его растрепавшимся волосам. – Говори об этом чаще, ладно?

Сундук стоял в углу чердака в старом доме ранчо Трипл Кей, накрытый стеганым покрывалом. Франсин не подходила к нему уже пять лет, с того самого утра, когда они с Джулианом поднялись на рассвете и отправились на кладбище Редемпшна.

Они, конечно, сразу нашли место захоронения клана Каванагов, но не было никакой необходимости сравнивать надписи на надгробных плитах со снимками, которые сделала Франсин, когда все эти события еще только разворачивались. По надписям на памятниках было ясно, что Кейли и Дерби покинули этот мир в очень преклонном возрасте, оставшись до самой смерти мужем и женой, пережив один другого лишь на четыре месяца. Рядом с Саймоном была похоронена женщина по имени Тора, рядом с их могилами возвышались надгробные плиты их потомков. Но нигде не было могил детей Кейли.

В то же утро, в десять часов, как и условились заранее, Джулиан и Франсин приехали в библиотеку, чтобы встретиться с Минервой Пирс, которая привезла туда содержимое сундука – того самого, на который Франсин смотрела сейчас глазами, полными слез.

В сундуке оказалось несколько альбомов с фотографиями, свидетельства о рождении, о браке, старые письма и другие памятные вещи. Трое исследователей узнали, что Кейли и Дерби произвели на свет шестерых детей. Все они дожили до совершеннолетия, вступили в брак и завели собственных детей. Газетные статьи, в которых сообщалось о смерти Дерби в салуне «Голубая подвязка», исчезли. Хотя Кейли писала в своих письмах, что дважды рожала мертвых детей, никто из ее сыновей не умер от скарлатины.

Франсин как завороженная смотрела на сундук. Она была счастлива, так счастлива в своей новой жизни с Джулианом и маленькой дочкой Самантой! Ее карьера в Лос-Анджелесе складывалась успешно, а отношения с восемнадцатилетним сыном от первого брака, – Тони, были очень теплыми.

Франсин хотелось поделиться с Кейли всем пережитым, рассказать ей, каким на самом деле был Джулиан, который пробудил в ней чувства, неведомые ранее. Она даже не могла представить, что делала бы, если бы не было Джулиана и всего, что она приобрела благодаря ему.

– Спасибо, – сказала Франсин, поглаживая обивку старого сундука. – Спасибо за все.

Она откинула крышку, осторожно отодвинула старую ткань и обнаружила конверт из пергамента цвета слоновой кости. Ее сердце учащенно забилось, когда она взяла в руки письмо, которое не видела здесь раньше. На конверте знакомым острым почерком было написано ее имя.

Франсин охватило волнение, сердце готово было выскочить из груди, когда она осторожно открыла конверт и достала из него единственный листок. На письме стояла дата – 1 мая 1910 года.

Дорогая Франсин! Надеюсь, что ты найдешь это письмо, а также надеюсь, что твоя жизнь настолько же прекрасна, как и моя. Я жалею толькоо том, что мы не можем продолжить нашу дружбу, ведь нас разделяет целый век, и я теперь старая женщина и не решилась бы снова совершить дальнее путешествие в будущее.

Мы с Дерби прожили счастливую жизнь. Нас, как и любую семью, не обошли стороной неприятности и беды, но мы всегда были вместе, и это помогало нам преодолевать невзгоды. Я не могу пожелать тебе большего счастья, чем было у нас с Дерби.

Если ты просматривала дневники, которые я вела отчасти и для тебя, то ты знаешь, что наших младших дочерей, двойняшек, мы назвали Джулиана и Франсин. Как еще могли мы выразить вам нашу признательность?

Старый салун «Голубая подвязка» почти полностью снесли, и на его месте строится прекрасное новое здание. Однажды, через много лет, я войду в зал этого дома и увижу в зеркале Дерби. Потом, возможно, все начнется сначала. Как ты думаешь, время действительно движется по кругу? Я уже давно оставила попытки узнать, что будет; вероятно, нам никогда не будет дано знать это.

Передай, пожалуйста, Джулиану и мисс Пирс, что я очень люблю их и бесконечно благодарна им за все, что они для меня сделали. Просто не знаю, что было бы со мной без всех вас.

Храни вас Бог...

Кейли Бэрроу Элдер ранчо Д&К Редемпшн, Невада