Кейли спала неспокойно, ворочаясь и ерзая, каждый час просыпаясь от кошмарных видений, которые возникали из глубин ее сознания и словно призраки сразу же уносились обратно, как только она открывала глаза. В промежутках между кошмарами и приступами беспокойства она погружалась в сон, такой глубокий, что это скорее было похоже на состояние транса.
Кейли окончательно проснулась на рассвете следующего дня, чувствуя себя совершенно разбитой. Она решительно вскочила с постели. Теперь она ощущала себя даже менее материальной, чем образ, спроектированный на зыбкую дымку. Но владевшая ею тревога была связана вовсе не с этим, Кейли переживала не за себя и даже не за ребенка, которого носила под сердцем. Нет, душа Кейли болела сейчас за Дерби. За Дерби, который вместе с Уиллом пустился в погоню за разбойником по имени Дюк Шинглер.
Пока Кейли чистила зубы и расчесывала волосы, она вспоминала все, что муж рассказывал ей о Шинглерах. Они были грабителями, хладнокровными убийцами, и у них были давние счеты с Дерби. Теперь один и них был убит в перестрелке на центральной улице Редемпшна, а оставшийся в живых брат, конечно, жаждал кровавой мести.
«Пожалуйста, – мысленно обращалась она к Дерби, бредя по окутанному сумраком дому, – будь осторожен».
Когда Мануэла, зевая, вышла из своей спальни, располагавшейся за стеной кухни, она застала Кейли за приготовлением завтрака.
– Вы чувствуете себя лучше, миссис Элдер? – спросила Мануэла с приветливой, но озабоченной улыбкой.
– Пожалуйста, зови меня Кейли.
В глазах Мануэлы мелькнули одновременно и радость, и протест, но она кивнула, соглашаясь. Кейли уже накачала воды, и на печи варился кофе.
– Кажется, будет дождь, – пробормотала Мануэла, поглядев в окно.
– Да, – согласилась с ней Кейли. Она почувствовала свежесть в воздухе, еще, когда ходила к колодцу, темные тучи заслоняли нежные лучи утреннего солнца. – Я думаю, нужно попросить кого-нибудь из мужчин запрячь лошадь, и отвезти Пабло в школу.
Мануэла налила себе кофе и опять подошла к окну. Где-то далеко молния рассекла мрачное небо, и от удара грома, казалось, сотряслась крыша у них над головами.
– Мистер Элдер сказал оставить его дома и давать ему уроки здесь, – ответила Мануэла. – Отец Амброс обязательно приедет проведать нас, и я спрошу его, какие уроки Пабло должен выучить.
Кейли приготовила всем овсяную кашу, пожарила тосты и начала накрывать на стол.
– Какие еще распоряжения оставил мистер Элдер? – ровным голосом спросила она.
Мануэла повернулась к ней лицом.
– Мужчины будут охранять ранчо, а мы не должны выходить за его ворота. Ни в коем случае.
Кейли вздохнула, но ничего не сказала. Ей было невыносимо тягостно сидеть в заточении во время карантина, и еще более невыносимо было сейчас, но не имело смысла поднимать бунт просто ради бунта.
Все утро Кейли просидела над дневником.
В полудню гроза утихла, земля ожила, ковер из полевых цветов заиграл яркими красками.
Кейли вышла во двор поупражняться в стрельбе и в семь бутылок из десяти сумела попасть с первого выстрела. В качестве вознаграждения за достигнутый прогресс она решила заняться скульптурой. Работа настолько захватила Кейли, что когда Пабло позвал ее ужинать, она была очень удивлена, узнав, что прошло так много времени.
Мануэла приготовила жареную курицу, картофельное пюре, сухари и вареную зелень одуванчиков. Работники уже поели и ушли отдыхать. Они расположились на ночь в хлеву, поскольку налицо были все признаки того, что дождь может вернуться.
После мытья посуды, от которого Мануэле так и не удалось отговорить упрямую Кейли, женщины расположились за столом. Кейли читала книгу, которую одолжила у Бетси. Это была смешная мелодрама, героиня которой претерпевала душевные муки из-за того, что влюбилась в мужчину «не ее круга». Пабло решал примеры, а Мануэла с трогательным вниманием наблюдала за его математическими трудами и беззвучно шевелила губами, повторяя названия цифр, которые он выводил на грифельной доске.
Было уже за полночь, когда Кейли заставила себя войти в пустую спальню, в которой она была так счастлива с Дерби. Кейли надела ночную сорочку, скользнула под одеяло и погасила лампу. Только тогда, в темноте, она позволила себе выплакаться.
Дерби. Она не могла перестать думать о нем. Воображение рисовало ей страшные картины. Кейли представляла его истекающим кровью и страдающим от невыносимой боли, или, что еще хуже, лежащим мертвым на земле, как Джарвис Шинглер. Кейли совершенно выдохлась и эмоционально и физически и ей кое-как удалось заснуть.
На следующее утро она с решительным видом зарядила пистолет тридцать восьмого калибра, который оставил ей Дерби, поставила в ряд шесть бутылок и сбила их одну за другой. Затем Кейли перезарядила пистолет, установила на место бутылок полдюжины треснувших банок и попала в каждую. Она испытывала что-то вроде порочного удовлетворения, видя как они разлетаются на мутные зеленоватые осколки.
– Это была идея Дерби? – услышала она голос за спиной.
Кейли обернулась, опустив разряженный пистолет, и увидела отца Амброса. Он выглядел точь-в-точь как средневековый монах в своей длинной рясе и с веревкой на поясе, для полноты сходства ему не хватало только лысины.
– Да, – коротко ответила Кейли, она не была расположена к обсуждению доводов за и против огнестрельного оружия. Хотя отец Амброс был частым гостем на ранчо, он все же был священником, а священники зачастую становились глашатаями плохих новостей. – Что-то случилось? – Сердце Кейли сжалось в ожидании беды.
– Нет, миссис Элдер, – поспешил успокоить ее Амброс – Саймон поправляется в Трипл Кей, его все еще мучают боли, но инфекции нет. Как говорит Ангус, не бывает такой раны, чтобы она не болела.
– А как Ангус? – Кейли не забыла предупреждение доктора о том, что ее свекор сам в опасности. – Я не сомневаюсь, что все это стало для него тяжелым ударом.
По лицу Амброса скользнула грустная улыбка.
– Конечно. Он места себе не находит, мечет громы и молнии, потому что он не на тридцать лет моложе и не может помочь Уиллу и Дерби выследить Шинглера.
Кейли сунула пистолет, не очень-то романтический подарок Дерби, в карман передника.
– Я знаю, что чувствует Ангус. – Кейли взяла священника за руку. – Но что касается меня, то мой возраст вроде бы не является препятствием. Я предпочла бы быть рядом с Дерби, а не сидеть здесь, ждать у моря погоды и теряться в догадках.
– Миссис Каванаг сказала то же самое, – Амброс похлопал Кейли по руке, – когда я заезжал к ней сегодня. Скажите, как у Пабло идут дела с уроками?
– Мануэла каждый вечер усаживает его за доску и учебники, мы обе помогаем ему, как можем.
– С образованием в этих краях всегда было худо, – Амброс вздохнул, даже в лучшие времена. Я делаю все, чтобы поддержать школу при миссии, но одна за другой возникает множество проблем.
Кейли и отец Амброс присели на ступеньку крыльца – на дворе стояла такая чудесная погода, что не хотелось заходить в дом. Помощники Дерби были заняты лошадьми, а Мануэла снимала с веревки высохшее белье. Пабло – кто мог сомневаться – издалека заметив учителя, скрылся в неизвестном направлении.
– Вы давно знаете Каванагов? – поинтересовалась Кейли.
– Десять лет, – ответил Амброс. – Мы с Саймоном вместе учились в школе в Бостоне.
– Саймон хотел стать священником? – удивилась Кейли.
Амброс засмеялся.
– Нет. Саймон пресвитерианин от рождения. Мой отец послал меня изучать право в надежде, что я откажусь от мечты о семинарии, женюсь и подарю ему кучу внуков. Но я разочаровал отца.
– Но вы с Саймоном остались друзьями.
– Да.
У Кейли задрожали губы, она сплела пальцы и засмотрелась на сцену в загоне, где двое помощников Дерби пытались обуздать становящегося на дыбы молодого жеребца.
– Я была там, в кабинете доктора, когда... когда...
– Когда Саймону прижигали рану? – помог ей Амброс. – Должно быть, это было ужасно.
– Хуже всего было, конечно, Саймону, но запах, его крик...
– Саймон сказал мне, что ему очень помогли Уилл и Дерби.
– Они были такие сильные, – сдавленным голосом произнесла Кейли. – Их нужно было видеть. Любой из них, если бы мог, не раздумывая, поменялся бы с Саймоном местами, чтобы взять на себя его боль. И это были те самые люди, которые совсем недавно, не жалея кулаков, колотили друг друга в саду у Бетси.
– Все совсем не просто в их взаимоотношениях, – заметил отец Амброс.
Кейли молчала некоторое время, всматриваясь в горизонт. Она желала только одного, чтобы вдалеке показался Дерби, грязный, обросший, смертельно уставший, но целый и невредимый, и чтобы вся эта история с поисками Дюка Шинглера осталась в прошлом. Но на много километров вокруг не было ни души – пустота, словно увеличенное отражение души Кейли. Ей вдруг безумно захотелось рассказать отцу Амбросу о зеркале в салуне «Голубая подвязка», о сводящем с ума страхе вернуться в тот мир, из которого она пришла, но у нее не хватило духа.
– Вы останетесь на ужин? – вместо этого спросила Кейли.
Отец Амброс вздохнул и покачал головой.
– Мне нужно возвращаться в миссию, – ответил он, поднимаясь. В этот момент его взгляд привлекла незаконченная скульптура, она стояла в нескольких футах от них, во дворе. Отец Амброс подошел рассмотреть ее поближе. На его лице засияла восторженная улыбка.
– Это чудесно! – воскликнул он.
– Иногда я просто ненавижу себя за то, что взялась за эту работу, – смущенно призналась Кейли. – Теперь, когда камень стал поменьше, нужно будет попросить мужчин занести его в гостиную. Там достаточно светло.
– Восхитительно, – восторгался отец Амброс. – Возможно, когда-нибудь вы создадите маленький шедевр для моей миссии. Сотворите образ Девы, например, или кого-нибудь из святых.
Кейли заинтриговало это предложение; разговор о скульптуре отвлек ее от мрачных мыслей, как отвлекала и сама работа над скульптурой.
– Возможно, – ответила она.
– Это было слишком самонадеянно с моей стороны, – в глазах Амброса появилась печаль. – Увидев ваши работы, любой захочет купить их. Извините.
Его слова рассмешили Кейли.
– Я не уверена, что вас можно назвать самонадеянным, отец Амброс, но вы, безусловно, льстец.
– Это один из многих, свойственных мне грехов, – признался Амброс. Он засмеялся, но краска смущения залила его загорелые щеки.
Перед уходом отец Амброс вошел в дом, чтобы поговорить с Пабло, которого Мануэла уже нашла к тому времени. Кейли оставила их и подошла к мужчинам, стоявшим у ограды загона и наблюдавшим, как один парень из их команды пытался удержаться на спине того самого темпераментного жеребца, которого им так и не удалось усмирить. С затаенной гордостью Кейли подумала, что им лучше было бы отказаться от этой затеи до возвращения Дерби... Если он когда-нибудь вернется. Улыбка на ее лице разом погасла. Кейли словно окатило холодной водой при мысли о том, что он может не вернуться или вернуться, завернутым в саван из одеял.
Мужчина, которого Дерби оставил за главного, жилистый, с похожей на сухую замшу кожей и с умными глазами, почтительно приветствовал ее, приложив руку к полям шляпы.
– Здравствуйте, мистер Отис, – сказала Кейли.
Почти каждый вечер этот мужчина и пятеро его товарищей ужинали в кухне, а она все еще не знала их имен, Дерби всегда обращался к ним по фамилиям.
– Чем могу служить, мэм? – предупредительно спросил Отис.
Кейли знала, что это был приказ Дерби, выполнять любое ее распоряжение. Но если бы она захотела без сопровождения покинуть ранчо, ее, несомненно, сумели бы задержать.
– Я бы хотела, чтобы вы отнесли ее в гостиную, – Кейли указала на скульптуру, – и установили на крепкий стол перед окнами на северную сторону. Сделайте это, пожалуйста.
– Нам с ребятами будет не хватать ее, – Отис улыбнулся беззубым ртом. – Как только я найду двух парней, достаточно чистых, чтобы войти в гостиную леди, дело будет сделано.
Кейли поблагодарила его и вернулась в дом, Амброс как раз собирался уходить. Мануэла завернула ему с собой кусок рассыпчатого кекса с корицей, который испекла на десерт.
Как только Кейли проводила гостей, она поспешила в гостиную, чтобы поставить большой дубовый стол в правильное положение таким образом, чтобы на него падало больше света.
Как Отис и обещал, двое рабочих занесли скульптуру в дом через редко используемую парадную дверь. Посмотрев на свое творение, водруженное на место, Кейли обрадовалась решению перенести скульптуру сюда. Мануэла предсказывала дожди, и Кейли была бы вынуждена находиться в доме, а ее руки так, и зудели от желания продолжать работу.
Ужин прошел менее шумно и оживленно чем обычно, когда Дерби был дома, хотя кроме него все обитатели ранчо были в сборе. Их благопристойная сдержанность делала Кейли только больнее.
В тот вечер, после того как была перемыта посуда и дочитан любовный роман, Кейли почувствовала себя такой потерянной, как никогда раньше. Было уже слишком темно, чтобы работать над скульптурой, света лампы было не достаточно. Кейли стояла у окна гостиной, медленно погружавшейся в темноту, смотрела вдаль, и ее сердце переполняли одиночество и тоска. В эти минуты притяжение зеркала в «Голубой подвязке» стало пугающе сильным. Кейли охватило желание незаметно ускользнуть из дома и пешком отправиться в город, встать перед своей стеклянной немезидой и раз и навсегда свести с ней счеты, нарушив проклятые чары. Она могла взять пистолет из ящика стола, куда недавно положила его, отправиться в салун и разбить зеркало на множество осколков...
Кейли колебалась. Это не плохая идея, подумала она. Но кто-нибудь обязательно остановил бы ее до того, как она успела бы сделать шесть выстрелов в зеркальную стену, гордость «Голубой подвязки». Саймон должен был бы арестовать ее и отправить в тюрьму, а спустя жакое-то время ненавистное стекло все равно заменили бы, и вполне возможно, что новое зеркало таило бы в себе ту же угрозу, что и висевшее до него.
– Спокойной ночи, миссис... Кейли, – донесся из коридора голос Мануэлы.
– Спокойной ночи, – ответила Кейли.
Между ней и Мануэлей еще не было настоящей дружбы, но в их отношениях уже был достигнут прогресс.
Мануэла ушла спать, унеся с собой лампу. В доме все затихло, воцарился покой.
Кейли опять повернулась к окну, прислонилась лбом к прохладному стеклу и стала ждать возвращения Дерби, хотя она вообще-то не переставала этого делать с той минуты, как он уехал.
Дерби и Уилл лежали у потрескивавшего костра, обложенного камнями. Даже ночью они не снимали ни одежду, ни портупеи. Дерби с угрюмым видом рассматривал ночное небо. Уже добрых двое суток они с Уиллом охотились на Шинглера: сначала шли по горячему следу, но постепенно след терялся, и они блуждали вслепую, безо всякого результата. Все это не давало Дерби уснуть.
– Ты не думаешь, что этот тип может вернуться по своим следам, а? – спросил Уилл. Он лежал, закрыв лицо шляпой, а вместо подушки использовал седло. Дестри и конь Уилла Шадрах топтались рядом. – Может он отправится за Саймоном, подумав, что это он пристрелил Джарвиса.
Дерби вздохнул. В жизни ему не раз приходилось спать на голой земле и, рассматривая звездные узоры над головой, обычно удавалось забыть обо всех проблемах. Женитьба избаловала его, считал Дерби. Он так сильно скучал по Кейли, что не мог сосредоточиться на созвездиях; как бы ему хотелось оказаться сейчас рядом с ней, в их теплой, чистой постели! Как хотелось...
– Это возможно, – резко бросил он в ответ на предположение Уилла. – Но Саймон вне опасности, он в Трипл Кей.
– Ты беспокоишься о Кейли?
– Да, черт возьми, – признался Дерби. – На меня работают пять здоровых мужиков, но всегда может что-нибудь случиться, и если Дюк узнает, как я дорожу Кейли, тогда ей угрожает опасность. – Дерби не хотелось спать, хотя он испытывал такую чертовскую усталость, как никогда в жизни. – А как насчет Бетси и ребят?
– Мои люди присматривают за ними, – сказал Уилл, но в его голосе не было уверенности. – Завтра отправимся в обратный путь?
Дерби откинул покрывало и потянулся за сапогами.
– Сегодня, – отрезал он. – Нам ведь целых два дня добираться до Редемпшна.
Уилл был в сапогах и поднялся одновременно с Дерби.
– Я уверен, что Шинглер не такой дурак, чтобы вернуться, когда полгорода поджидает его. – Уилл пытался убедить себя и брата.
Дерби снял путы с передних ног Дестри.
– Я хорошо знал Джарвиса и Дюка, – сказал он, положив на спину коня седельное покрывало. – Дюк был старшим из братьев, он заботился о Джарвисе, хотя они грызлись между собой, как два кота в одном чемодане. Дюк слишком любит неразбавленное виски, слишком – все мозги, по-моему, пропил. Сейчас он тем более захочет напиться.
Уилл затоптал костер и забрался на своего мерина.
– К черту все это, – пробормотал он. – Пусть я буду полным идиотом, если этот ублюдок вернется в город.
– Если он сделает это, брат, – ответил Дерби, направляя Дестри на юго-запад, к дому, – нам больше ничего не останется, как считать себя идиотами.
К обеду разразилась гроза, хмурые тучи заволокли небо, стало темно, почти как ночью, и Кейли пришлось отложить инструменты. Она только смыла с рук пыль, как в дверь постучал Отис.
Низкое небо полыхало молниями и грохотало, как будто стихия решила запугать все живое, ветер крепчал. Очередная вспышка молнии пронзила землю острыми золотыми кольцами.
Отис поздоровался с Кейли, приложив руку к полям шляпы.
– Один из наших людей ходил посмотреть на скот, мэм, – заговорил он с порога. – Животные напуганы непогодой, лучше бы отвести их в овраг в Трипл Кей, пока они в панике не затоптали друг друга. Мы постараемся вернуться как можно скорее, а вас, миссис Элдер, прошу оставаться в доме.
Кейли кивнула, в это время два огромных фронта столкнулись наверху с оглушительным грохотом. Оседланные лошади у крыльца в панике взметнулись на дыбы, их зрачки закатились, и наездники даже не пытались успокоить их, вероятно, зная, что это бесполезно. Кейли закрыла дверь черного хода и заперла на засов, потом пошла к парадному входу и сделала то же самое.
Пабло был напуган бурей, но мужественно сидел за кухонным столом, всячески стараясь делать вид, будто гроза ему даже доставляет удовольствие. Мануэла спокойно месила тесто для пирога с персиковым вареньем. Кейли нервно расхаживала из угла в угол, не находя себе места, гнев природы совершенно лишил ее присутствия духа. Гроза и собственные переживания, которые не имели отношения ни к разбушевавшейся стихии, ни к напуганному скоту, ни к разбойникам, разгуливавшим на свободе, сводили ее с ума. Она зажгла все лампы, чтобы хоть как-то рассеять мрак, налила себе кофе, но тут же выплеснула в умывальник. Дерби так долго не появлялся – три дня? Четыре? Кейли уже сбилась со счета. Она почти не смыкала глаз по ночам, разве что дремала по пять десять минут, и хотя она заставляла себя время от времени принимать пищу, ей кусок не лез в горло. Все, чем она занималась с неизменным постоянством, так это работала над скульптурой и переживала за Дерби. Было уже за полночь, когда Мануэла увела Пабло спать, а Кейли сидела в гостиной, нервно раскачиваясь в кресле-качалке.
Казалось, что очередной удар грома и неожиданный стук в дверь раздались одновременно. Сердце Кейли подскочило от радости. Конечно, это вернулся Дерби! Она кинулась к двери. За окнами завывал ветер, и дождь монотонно стучал по крыше, этот звук напоминал потрескивание сухой ветоши в костре.
Кейли отодвинула засов и распахнула дверь. Сырой, холодный ветер ударил ей в лицо. На пороге стоял мужчина, одетый в длинный холщовый пыльник, с его надвинутой на глаза шляпы капала вода. Это был не Дерби.
– Меня зовут Митчелл, – представился мужчина и подставил руку, когда Кейли хотела закрыть дверь или хотя бы прикрыть ее от ветра. – Я недавно был нанят в Трипл Кей.
Это разочарование, которое добавилось к бессонным дням и ночам, полным одиночества и страха, совершенно вывело Кейли из равновесия.
– Трипл Кей? – растерянно переспросила она. – С мистером Каванагом все в порядке?
– Боюсь, что нет, миссис, – сказал мистер Митчелл, проходя вслед за Кейли в темную кухню. – Это как раз то, почему я здесь. Вы нужны в Трипл Кей. Мистер Каванаг подхватил воспаление легких. Наверное, из-за мерзкой погоды.
– Будьте любезны, оседлайте серую лошадь, вы найдете ее в конюшне, – обратилась к нему Кейли, уже снимая плащ с крючка у двери, – пока я соберу вещи и напишу Мануэле записку, чтобы она знала, куда я уехала.
– Нет необходимости, – деликатно ответил мистер Митчелл, стоя у открытой двери. Дождь хлестал косыми потоками прямо на пол кухни. – У меня кабриолет.
– Но сейчас слишком грязно для такой маленькой повозки, – начала Кейли. – Нам лучше отправиться верхом.
– Дороги вполне сносные, – настаивал Митчелл. Он осмотрелся. – Я ожидал увидеть здесь целую гвардию, как в Трипл Кей. Где же все?
– Скот испугался грозы, – ответила Кейли, занятая другими мыслями, она писала короткую записку на грифельной доске Пабло. – Мужчины погнали его в более укрытое место.
– Лучше поторопитесь, мэм. Мистер Каванаг был очень плох, когда я уезжал, и он хотел вас видеть.
Кейли пугала мысль потерять Ангуса, которого она уже стала считать своим отцом.
– Кто-нибудь поехал за доктором? – осведомилась она.
– О да, мэм, – прозвучало в ответ. В свете фонаря, который Кейли зажгла, чтобы написать Мануэле записку, она успела разглядеть лицо Митчелла. У него было красивое, немного мальчишеское лицо. – Доктор должен прибыть туда как раз в одно время с нами. Я думаю, ему будет очень кстати ваша помощь.
Кейли надела капюшон и храбро вышла под ливень. Воздуха, казалось, совсем не было, только вода со всех сторон. Кейли на мгновение даже испугалась, что может утонуть. Мистер Митчелл взял ее за руку и торопливо зашагал по мокрой траве. Кейли почти ничего не видела и не понимала, как им удастся найти дорогу в Трипл Кей, где сейчас, возможно, умирал Ангус. Никакого кабриолета во дворе не оказалось, только одинокая лошадь стояла, дрожа под дождем.
Кейли остановилась как вкопанная и попыталась вырвать руку.
– Отпустите меня! – закричала она.
Но мужчина, хотя и стоял рядом, едва слышал ее из-за ветра. И конечно, не было надежды на то, что ее услышит Мануэла, которая был далеко, за толстыми стенами большого дома.
– Кто вы? – в отчаянии воскликнула Кейли.
Мужчина ткнул ей в бок маленьким пистолетом.
– Вы не знаете? – заорал он в ответ. – Подумайте получше, миссис Дерби Элдер. Я думаю, ваш муж рассказывал вам обо мне.
При других обстоятельствах Кейли начала бы вырываться, но пистолет исключал такую возможность. Одним нажатием на курок бандит мог убить не только ее, но и ребенка, которого она носила в себе.
Дюк Шинглер, с отвращением подумала Кейли. Господи, какой же она была идиоткой, зачем она открыла дверь, поверила ему, пустила в дом?! Хорошо еще, что он не тронул Пабло и Мануэлу. Кейли не сопротивлялась, когда разбойник усадил ее на лошадь, а сам сел позади нее. Продрогшая кобыла не хотела трогаться с места, но несколько жестоких ударов каблуками сапог заставили ее подчиниться и броситься в мокрую промозглую тьму.
Единственное, что утешало Кейли во всей этой жуткой ситуации, так это то, что Ангус не был при смерти, разбойник обманул ее. Со спокойствием, вызванным шоком, Кейли рассудила, что Шинглер не будет насиловать и убивать ее. Она не сомневалась, что он хочет использовать ее в качестве орудия мщения, и взял с собой в роли приманки, чтобы завлечь в западню своего старого врага. А это было для нее ужаснее всего – понимать, что она может стать орудием убийства Дерби. Ей, чья любовь к нему была, казалось, слишком велика для одной жизни или даже для вечности, суждено стать сиреной, не по собственной воле заманивающей Дерби на верную погибель. Кейли предчувствовала, что все должно было произойти именно так.
Лошадь мчалась по грязи, по мокрой траве, подгоняемая ветром и каблуками Шинглера. Дождь все не затихал. Кейли промокла до нитки, но даже не замечала этого. Внутри нее пылал огонь – это догорало ощущение иллюзорности, которое одолевало ее последние несколько недель, вытесняемое страстной решимостью.
Кейли не была удивлена, хотя и находила это странным, что вместо того, чтобы скрываться где-нибудь в горах, Шинглер направлялся прямо в центр города. А город словно вымер из-за грозы: на дорогах не было ни лошадей, ни повозок, ни в одном окне не горел свет.
Шинглер осадил лошадь у входа в «Голубую подвязку», ловко спрыгнул на землю и подал руку Кейли. Его зубы сверкнули в усмешке, и Кейли ощутила новый прилив страха.
– Пойдемте со мной, миссис Элдер, – грубо произнес он, опуская Кейли на землю. – Вам нужно снять мокрую одежду, не так ли?