Сдавленный, похожий на рыдание стон вырвался из груди Гриффина, когда Филд подхватил его под мышки и поднял в почти вертикальное положение.

– Подержите его так,– прошептала Молли, разрезая на Гриффине заляпанный грязью пиджак и насквозь промокшую от крови рубашку. Отбросив в сторону обрывки одежды, она осторожно обмыла распухшую, в ужасных кровоподтеках грудь Гриффина и начала туго перевязывать ее полосками ткани из разорванной простыни.

Филд с восхищением наблюдал за быстрыми, точными движениями ее рук. Было очевидно, что Молли многому научилась, помогая Гриффину оказывать помощь пациентам, которых часто доставляли к нему в дом в буквальном смысле слова в разобранном виде.

– Молли, вы отличная медсестра, – устало заметил он, когда она закончила свою работу и подала Филду знак вновь уложить друга на диван.

Молли не ответила: она с болью и нежностью смотрела на лицо Гриффина, и, протянув руку, откинула с его лба пряди мокрых волос, в которых уже запеклась кровь. На ее губах читалась беззвучная мольба: Не умирай.

Он не умрет, Молли, – вслух ответил ей Филд.

Было невыносимо смотреть, какие страдания испытывает Гриффин, корчащийся от боли на диване. Молли коснулась его лица, и под ее рукой он успокоился и замер. Женщина подняла взгляд на Филда, и глаза ее напоминали сверкающие на солнце изумруды.

– Это дело рук Джонаса Уилкса.

Филд сунул руки в карманы брюк и вздохнул.

– Я уже догадался,– сказал он. Он не добавил, что, будучи подлым и жестоким, это избиение все же не являлось абсолютно неспровоцированным. Когда же она прекратится, эта бесконечная, бессмысленная жестокость?

В комнате наступило долгое, мучительное молчание, нарушаемое только звуком хриплого, затрудненного дыхания Гриффина. Наконец Молли, с потемневшими от отчаяния глазами, поднялась, расправила узкие прямые плечи и вскинула упрямый подбородок.

– Думаю, нам предстоит трудная ночь. Неплохо бы развести огонь, Филд, а я пойду приготовлю чай.

Обрадованный тем, что представилась возможность сделать что-нибудь полезное, Филд пересек комнату и сунул в камин скомканную газету. Затем, опустившись на колени, достал из медного ведерка тонкие щепки и сложил из них вокруг бумаги – подобие шалашика. В это сооружение он бросил горящую спичку. Когда по щепкам с треском побежали веселые язычки пламени, Филд положил в камин сосновое полено, закрыл глаза и стал горячо молиться, чтобы Гриффин не умер.

За его спиной Гриффин стонал в бреду и выкрикивал что-то бессвязное. Гром, довольно редкое явление в этой местности, прогремел в ночи над крышей дома, и, оторвав взгляд от огня, Филд возвел глаза к небесам.

– Надеюсь, это не значит, что ты ответил «нет»,– пробормотал он.

Через некоторое время вошла Молли с подносом в руках. Филд, подняв с пола маленький столик и два стула, предложил ей сесть и сам опустился на стул напротив нее. Молли, со странно отрешенным взглядом, налила чаю сначала Филду, затем себе. Покончив с этим занятием, она достала из кармана передника бледно-голубой конверт и положила его на стол.

– Я получила письмо от Рэйчел,– сообщила она, и в ее тоне слышалось благоговение.

– Что она пишет? – без особого интереса спросил Филд.

Молли покачала головой, и алые отблески пламени заплясали на ее лице.

– Я не успела его прочесть; я только знаю, что кто-то дал его Билли, когда он искал вас.

Филд отвел взгляд от аккуратного детского и почему-то кажущегося оптимистичным почерка на голубом конверте.

– Она уехала, Молли,– она уехала, и все же это никак не кончится.

И опять Молли устремила взгляд на что-то очень-очень далекое; голова женщины была чуть склонена набок, словно она прислушивалась к какому-то звуку, который был доступен только ее кельтскому слуху.

– Да, Филд,– наконец согласилась она.– Это не кончилось.

Чувствуя нарастающее беспокойство, Филд пил приготовленный Молли бодрящий чай и созерцал живописный разгром, царящий в кабинете Гриффина.

«Как смешно мы, наверное, выглядим,– думал он. – Двое часовых, распивающих чаи в укрепленном блиндаже. А война еще только начинается».

Высоко в небе с оглушительным грохотом столкнулись два мощных воздушных фронта. Филд слушал, устремив глаза к потолку. «Настоящая война, с пушечной пальбой», – заметил он про себя.

Для Рэйчел этот день оказался не более радостным, чем утро; напротив, он был даже хуже. Витрины магазина сплошной пеленой застилал дождь, и внутри атмосфера была весьма мрачной.

Незадолго до закрытия магазина в дверь ворвалась миссис Тернбулл. Ее лицо являло собой картину безграничного негодования, объемистые поплиновые юбки, мокрые от дождя и забрызганные по подолу грязью, возмущенно развевались. Маленькие темные глазки бусинками поблескивали на полном лице; она метнула полный подозрительности взгляд в сторону Рэйчел и вплыла в заднюю комнату, где ее муж подсчитывал выручку.

Рэйчел вздохнула. У дамы был не более довольный вид, чем часом раньше, когда она специально зашла в магазин, чтобы познакомиться с «новой продавщицей, работающей теперь вместо бедняжки Мэри».

Голоса Тернбуллов в задней комнате раздавались то громче, то тише, и только одна фраза прозвучала достаточно отчетливо:

– Мне безразлично, что сказал капитан,– ты всегда любил приударить за смазливыми девчонками,– но что она может смыслить в деле?

И вправду, что? Рэйчел устало прикрыла глаза и уцепилась руками за край прилавка. Она не удивилась, когда мистер Тернбулл появился из-за двери, пробормотал, что, к сожалению, она больше не сможет здесь работать и заплатил ей то, что причиталось за один день.

На улице пронзительный мокрый ветер пробрал Рэйчел до костей даже сквозь синий шерстяной плащ. От отчаяния у девушки защипало в горле и к глазам подступили слезы. Она бы так и не заметила стоявший поблизости экипаж, если бы из него не вышел капитан Фразьер и схватил ее за руку, когда она проходила мимо.

– Что, жизнь продавщицы не такова, какой вы себе ее представляли? – неожиданно мягко спросил он, когда Рэйчел опустилась на сиденье напротив него.

Она не решалась говорить – при первом же слове она непременно разразилась бы рыданиями. Вместо этого она устремила неподвижный взгляд на стеганую кожаную крышу экипажа и в который раз пожалела, что покинула Провиденс.

Невозмутимый Дуглас Фразьер вложил ей в руки чистый носовой платок:

– Нет ничего постыдного в слезах, Рэйчел. Говорят, они очищают душу.

Девушка по-прежнему молчала. Никакие слова не были способны выразить ее отчаяние; начни она говорить, с ней бы случилась истерика.

Дуглас грациозно склонился к ней своим могучим телом. Он заботливо, по-братски, обнял ее за плечи, и в его голосе зазвучала теплота, почти нежность.

– Рэйчел, Рэйчел,– произнес он.– Бедная, маленькая, отважная Рэйчел. Когда же вы поймете, что у вас может быть все – все – стоит вам только протянуть руку!

Все. Но не Гриффин Флетчер, в ком для нее воплощалось это широкое понятие.

– Как вы ошибаетесь,– прошептала она. И тут, как она и боялась, самообладание покинуло ее. Она не сопротивлялась, когда Дуглас прижал ее голову к своему плечу, давая ей возможность выплакаться.

Она была для него загадкой, эта девушка. Когда она припала к нему, так расстроенная потерей ничтожного, жалкого места в заурядном магазине, он почувствовал одновременно и злость, и нежность.

Рэйчел одевалась и говорила как леди. И тем не менее она бродила в таком месте, как Скид-роуд, да еще после наступления темноты, причем одна, без сопровождения. Неужели она все-таки самая обыкновенная проститутка?

Дуглас вытащил свой носовой платок из ее стиснутых кулачков и стал вытирать им потоки слез, струящиеся по ее лицу. Если даже она и была проституткой, то совершенно очаровательной – даже тогда, когда плакала.

Да, уверил себя Дуглас, Рамиресу она понравится – непосредственная, легковозбудимая натура, склонность к бурным сценам и все такое. Ее фиалковые глаза и нежное соблазнительное тело будут главным козырем в этой сделке.

Колеса экипажа со стуком катились по дощатой мостовой. Рыдания Рэйчел начали стихать, она уже только слабо всхлипывала и шмыгала носом. «Интересно, девственница ли она?» – подумал Фразьер.– «Да, конечно, вне всякого сомнения», – уверил он сам себя.

Рамирес определенно дал понять, что ему нужна девственница.

* * *

Проклиная про себя нескончаемый дождь, Джонас решительно шагал вдоль побережья в сопровождении Маккея и еще одного из своих людей. Впереди виднелись лачуги и палатки Скид-роуд.

Джонас ни минуты не надеялся найти здесь Рэйчел. Но мало что из происходящего в Сиэтле не становилось мгновенно известно всем и каждому в этой имеющей дурную репутацию его части; здесь часто можно было получить весьма важные сведения за стакан виски. Инстинктивно Джонас, в качестве отправной точки своих поисков, избрал салун, где он всего неделю назад,– но какой же долгой она казалась теперь,– встретил и нанял Маккиннона. И когда Джонас увидел шлюху, с которой Маккиннон выпивал в тот вечер, он понял, что удача ему улыбнулась.

Все произошло так просто, что Джонас был почти разочарован: хотя действительно отчаянно стремился найти Рэйчел, ему доставлял удовольствие также и сам процесс преодоления препятствий. Кроме того, он без особой радости услышал, что молодая женщина с фиалковыми глазами, назвавшаяся дочерью Маккиннона, была здесь не далее как вчера вечером, одна, и задавала множество вопросов.

– Я даже знаю, где она живет,– сообщила проститутка с довольной ухмылкой.

Джонас испытал раздражение, облегчение и одновременно был поражен, узнав, что Рэйчел до сих пор надеется найти своего отца.

– Адрес? – требовательно спросил он.

– А что я с этого буду иметь? – парировала женщина.

«Вот сука»,– подумал Джонас, но вытащил бумажник и достал оттуда впечатляющего достоинства купюру.

– Говори.

Она выхватила деньги у него из рук с жадностью, которая в соединении с исходящей от шлюхи вонью едва не вызвала у Джонаса приступ рвоты.

– Она остановилась у Каннингем, на Сидер-стрит. Джонас круто повернулся, чуть не столкнувшись с Маккеем и вторым своим спутником, которые стояли возле самых дверей салуна и наблюдали за происходящим.

– Найдите мне коляску,– приказал он таким тоном, что их вялые лица мгновенно напряглись, и подручные Джонаса наперегонки бросились выполнять распоряжение.

Короткие, похожие на обрубки пальцы дернули Джонаса за рукав.

– Я могла бы вас поразвлечь, пока вы ждете,– медленно и многозначительно произнесла проститутка, которой он только что заплатил.

Высвободив руку, Джонас с отвращением отряхнул рукав.

– Я скорее согласился бы съесть слизняка, – бросил он сквозь зубы и вышел на улицу, в туман и морось.

Шлюха отпустила ему вслед неприличное словцо и сопроводила его визгливой бранью в адрес всяких разнаряженных господ, которым не понять, что такое настоящая женщина, даже когда она стоит перед ними.

Джонас выслушал эту тираду с удивительным для него спокойствием. Ему была нужна только одна женщина; и уж она-то была «настоящей» – такой же настоящий, как дождь, который лил сейчас ему на голову и затекал за шиворот.

Маккей и его приспешник вернулись с наемной коляской и лошадью в рекордно короткий срок и не могли скрыть своего восторга, когда Джонас разрешил им провести вечер так, как им вздумается. Они едва не убили друг друга в своем стремлении одновременно протиснуться в дверь этого вонючего салуна.

Взбираясь на сиденье коляски и беря в руки поводья. Джонас усмехнулся. Возможно, сегодня вечером этой проститутке удастся-таки заняться своим ремеслом.

Найти Сидер-стрит оказалось легко, как и дом Каннингем. Перед ним, на ветке одной из цветущих вишен, висело внушительных размеров объявление о сдаче внаем комнат.

Джонас остановил коляску позади экипажа, имеющего почти столь же респектабельный вид, как и тот, который он оставил в Провиденсе. Его присутствие обеспокоило Джонаса, хотя он не мог понять почему; но это ощущение было мимолетным, и он тут же забыл о нем. Спрыгнув на землю, Джонас быстро направился по выстланной сосновыми досками дорожке к дому.

Он решительно повернул ручку звонка и замер, сцепив руки за спиной и считая мгновенья в нетерпеливом ожидании. Но в этот день ему явно везло. Когда дверь отворилась, на пороге стояла сама Рэйчел, вытаращив на Джонаса опухшие, красные от слез глаза. Джонаса охватило страстное желание прикоснуться к девушке, но он был слишком осторожен, чтобы вот так, сразу, открыть ей всю глубину своей страсти. Его голос прозвучал обманчиво беззаботно и шутливо:

– Привет, ежик. Пикник был замечательный, жаль, что ты не осталась до конца.

Рэйчел попыталась что-то сказать, но очаровательно смутилась, отчего ее фиалковые глаза потемнели, а тени под ними углубились. И тут случилось невероятное: она слабо вскрикнула и обвила руками шею Джонаса.

Если до этого он еще сколько-нибудь сомневался, что находится у нее в плену, то в этот миг все его сомнения рассеялись. В огне охвативших его эмоций Джонас притянул Рэйчел к себе и крепко сжал в объятиях. Она тут же опомнилась, отстранилась и повела его в дом. Ее прелестный подбородок, смутно вырисовывающийся в полумраке прихожей, чуть подрагивал.

– О Джонас,– прошептала она.– Вы ведь простите меня за то, что я так бросила вас тогда? Я не подумала...

Джонас дотронулся до ее щеки, надеясь, что рука его дрожит меньше, чем голос.

– Вы прощены. Почему вы плакали?

Ее ответ потонул в потоке едва различимых слов и всхлипываний. Она нашла работу и тут же, в этот же день, потеряла ее. Она отчаялась когда-нибудь отыскать отца и уже сомневалась, следовало ли ей вообще приезжать в Сиэтл.

Джонас слушал, нежно глядя в ее исхудавшее лицо, но где-то внутри него шевелилось смутное беспокойство. Основой ее несчастья был Гриффин Флетчер: казалось, его клеймо лежало как на ее лице, так и на каждом обворожительном изгибе ее тела. Если Гриффин еще не успел овладеть ею, причина этого была вовсе не в том, что она этого не захотела.

Джонас нарочно решил придерживаться взятого с самого начала легкомысленного, небрежного тона, который, как он считал, был наиболее уместен в данной ситуации.

– Умойся, ежик, и переоденься. Мы поужинаем в отеле «Сиэтл» и обдумаем планы на завтра.

Нерешительность, возникшая на лице Рэйчел, привела его в исступление.

– В отеле?

Джонас заставил себя улыбнуться:

– В ресторане, ежик, – не в номере для двоих. Улыбка сверкнула в ее глазах и чуть разрумянила чересчур бледные щеки.

– Я буду готова через несколько минут. А пока познакомьтесь с мисс Каннингем и капитаном Фразьером.

Капитан Фразьер? Это имя пронзило Джонаса как молния, отбросив на задний план все мысли о Гриффине Флетчере. «Боже милостивый, – подумал он, чувствуя, как улыбка медленно сползает с его лица.– Это невозможно!»

Но это было так. В скромной, опрятной гостиной мисс Каннингем, развалившись в кресле перед потрескивающим в камине огнем, сидел Дуглас Фразьер собственной персоной. Джонас едва удержался от того, чтобы не толкнуть Рэйчел назад, к двери и не приказать ей бежать.

– Дуглас,– вместо этого произнес он, склонив голову в приветствии.

Синие глаза капитана сверкнули в знак того, что он узнал Джонаса, и под золотисто-рыжими усами появилось некое подобие улыбки.

– Джонас,– изумленно произнес капитан, поднимаясь с кресла.

Рэйчел, собиравшаяся представить их друг другу, выглядела растерянной.

– Так вы знакомы?

– О, разумеется,– улыбнулся капитан. Джонас слегка подтолкнул ее, шепнув:

– Переодевайтесь – мы опоздаем.

Рэйчел тут же повиновалась, оставив Джонаса Уилкса и Дугласа Фразьера в гостиной в состоянии молчаливой конфронтации. Джонас сглотнул подступивший в горлу ком и молча слушал ритмичное тиканье часов. Наконец Фразьер заговорил.

– Итак, ты тот самый бесчувственный негодяй, который разбил сердце этой девушки,– довольно дружелюбно заметил он.

Эти слова подтвердили опасения Джонаса касательно Рэйчел и Гриффина, но он постарался не видать своей реакции на реплику капитана.

– Она моя, Фразьер. Я собираюсь жениться на ней. Фразьер поднял брови.

– Неужели? – скептически спросил он. – Зная бурную историю твоей жизни, должен сказать, что я удивлен.

Джонас закрыл глаза. Почему он не заметил «Чайна Дрифтер» в порту, среди других кораблей? Он снова нервно сглотнул и встретился с неподвижными глазами Фразьера.

– А я, зная тебя, Дуглас, предупреждаю – убери от нее руки.

Фразьер засмеялся, но в его позе ощущалась определенная настороженность.

– Она стоит вдвое больше обычного, – сказал он.

– Сколько? – отрывисто спросил Джонас. Капитан притворился, что колеблется:

– Ну, раз уж я имею дело с тобой, это зависит от некоторых деталей.

– От чего?

– От того, девственница она или нет. Если она невинна, мне заплатят любые деньги.

Про себя Джонас содрогнулся, но был уверен, что выглядит таким же спокойным и беспечным, как Фразьер. Во всяком случае, он надеялся, что это так. Ложь – а он в душе молился, чтобы это действительно было ложью, – прозвучала абсолютно естественно:

– На этот раз тебе не повезло, Фразьер. Она не так невинна, как кажется.

Фразьер наблюдал за ним очень внимательно:

– Я не верю тебе, Уилкс. В любом случае уж это мои клиенты могут очень легко подтвердить или опровергнуть.

Джонас почувствовал, как на него накатила волна тошноты.

– Сколько? – повторил он. Капитан назвал ошеломляющую сумму.

– Утром ты получишь чек,– ответил Джонас, и в комнату, свежая, как морской бриз, впорхнула Рэйчел.– По рукам?

Капитан добродушно улыбнулся:

– По рукам.

Джонас схватил Рэйчел под руку и потащил ее прочь из этого дома с такой скоростью, что девушке с трудом удавалось идти с ним рядом.

– Что же такое вы купили у капитана Фразьера? – спросила Рэйчел, удивленно расширив глаза, когда Джонас помог ей забраться в коляску и сел рядом, взяв в руки вожжи.

Его улыбка казалась приклеенной к лицу.

– Нечто совершенно мне необходимое. Ну, так что тебе заказать на ужин?

Несмотря на все грустные события прошедшего дня и на ощущение какого-то странного недомогания во всем теле, в этот вечер Рэйчел очень приятно провела время. Она едва притронулась к великолепному ужину – свежей треске с рисом и зеленым горошком,– заказанному для нее Джонасом, но зато с удовольствием посмотрела в помещении Оперного театра постановку «Гамлета» в исполнении какой-то заезжей труппы актеров.

Несколько раз во время представления Рэйчел чувствовала на себе взгляд Джонаса и поворачивалась, чтобы посмотреть на него. В зале было очень темно, и девушка не могла разобрать выражения его лица, но поворот головы Джонаса подтверждал, что он действительно наблюдает за ней.

Когда представление закончилось и на стенах театра зажглись газовые светильники, взгляд золотистых глаз Джонаса был направлен в другую сторону. Он торопливо провел Рэйчел по центральному проходу зала и через роскошное фойе, где другие зрители обменивались мнениями о качестве только что просмотренного спектакля.

Гроза снаружи стихала, и западный ветер уносил ее прочь. Подойдя к коляске, Джонас схватил Рэйчел за талию и довольно бесцеремонно посадил на сиденье. Он стоял неподвижно, глядя на нее в упор, в его рыжеватых волосах блестели дождевые капли.

– Эту ночь ты проведешь у меня в отеле. Сердце чуть не выскочило у Рэйчел из груди.

– Что?

– Джонас обошел коляску с другой стороны, взобрался на место рядом с девушкой и решительно хлестнул лошадь вожжами по спине.

– Ты меня слышала, – сказал он.

Рэйчел окаменела, стиснув руки под синим плащом. Ее охватило ощущение нереальности происходящего, к тому же у нее все сильнее кололо в груди.

– Джонас Уилкс, не смейте везти меня в этот отель! В тусклом свете керосиновых фонарей, освещавших улицу, его лицо выглядело угрюмым и неподвижным. Вскоре они остановились перед простым двухэтажным деревянным зданием.

– Я закричу, – пригрозила Рэйчел.

Стиснув зубы, Джонас нажал на тормозной рычаг.

– Попробуйте закричать, Рэйчел Маккиннон, и я немедленно отшлепаю вас прямо здесь, на улице!