Весь уик-энд Херши делала домашние задания. И не в нашей комнате. Она – впервые за семестр – пришла в библиотеку. Там я ее и застала поздним субботним вечером. В главном читальном зале было пусто. Уморившаяся Херши спала, склонив голову на планшетник. Я не стала ее будить, а устроилась в кресле поближе к камину и занялась своим заданием по литературе.

Мои мысли то и дело возвращались к Норту.

Хотелось верить в правдивость рассказа Херши, однако я чувствовала логическую нестыковку. Если между ними ничего не было и Норт действительно решил помочь перебравшей девочке, почему он об этом не сказал?

Вопрос не давал мне покоя. Я вертела его в голове и в воскресенье, и в понедельник. И во вторник утром, вполуха слушая лекцию доктора Тарсус о благоразумии. За окном было пасмурно. Над горой клубились черные дождевые тучи.

– И хотя мне претит облекать благоразумие в формулы, – продолжала Тарсус, – формула, которую я сейчас напишу, достаточно полезна и, я бы сказала, поучительна.

Она водила пальцем по стене, и там появлялись буквы, написанные зеленым мелом.

Pr = K/n · R  · I

– Итак, благоразумие Pr представляет собой произведение нескольких величин. Прежде всего это соотношение между K – числом познаваемых фактов и n – числом известных фактов. Оно умножается на R – показатель мыслительной способности конкретного человека и на I – способность данного человека к действию. – Тарсус замолчала, оглядывая наши кабинки. – Вопросы есть?

– А вы могли бы пояснить это на примере? – спросила Дана. Как всегда, она говорила громко. Даже в тесной кабинке голос создавал подобие эха.

– Конечно. – Доктор Тарсус повернулась к доске. – Воспользуемся исторической…

– Вы кое-что упустили! – вырвалось у меня. Преподавательница резко повернулась в мою сторону. – Извините, – пробормотала я. – Я не собиралась…

– Рори, ты уж просвети меня и всех остальных заодно, – сказала доктор Тарсус, скрещивая руки. – Итак, что же я упустила?

– Непознаваемые факты, – промямлила я, снова пожалев, что встряла.

Я вполне понимала, о чем говорю, однако Тарсус смотрела на меня, как на ребенка, сказавшего обычную детскую глупость.

– Скорее всего, ты неверно поняла мои слова. – Она говорила предельно снисходительным тоном. – Переменная n включает в себя все факты, какие способен познать данный человек. – Ее ноготь коснулся формулы. – А переменная K включает только те факты, которые уже известны человеку. Что же касается неизвестных фактов…

Я снова перебила ее, теперь уже намеренно. Меня раздражал тон преподавательницы. У меня были самые высокие оценки по ее предмету, а она говорила со мной, как с непроходимой дурой. Вдобавок сегодня я чувствовала редкую уверенность в себе. Не задиристую самоуверенность, а именно уверенность. У меня было ощущение, что я напала на след чего-то. Уловила кусочек каких-то иных знаний.

– Я говорила не о неизвестных, а о непознаваемых фактах, – поправила я доктора Тарсус. – Непознаваемых. Таких, которые не поддаются чувственному восприятию. О фактах, которые человеку невозможно постичь одним только разумом.

Лицо нашей преподавательницы помрачнело, но ненадолго. Ее губы скривились в кислой улыбке.

– Мне не хотелось бы тратить время занятий на подобные дебаты. Я думаю, что тебе, Рори, просто захотелось немного пошалить на скучном уроке.

– Вы мне так и не ответили.

– Хорошо. Если тебе интересно услышать мой ответ, поговорим после занятий. – И она продолжила объяснения.

После занятий, когда все покинули класс, я подошла к ее столу. Я была зла на эту черствую тетку, и злость придавала мне смелости.

– А ты чем-то расстроена, – вдруг сказала доктор Тарсус.

– Я не расстроена. У меня одно не вяжется с другим. В программе вашего курса сказано: «участие учеников в обсуждении только приветствуется». Я думала, вам интересно, о чем мы думаем и что говорим.

– Значит, ты чувствуешь себя… разочарованной и обиженной, – улыбнулась Тарсус.

– Нет. Я ничуть не обижена, – возразила я, стараясь говорить спокойно. – Мне просто хочется знать, почему на занятии вы так быстро… заткнули мне рот.

– Потому что я несколько старше и опытнее тебя. Я знала, куда эта дискуссия нас заведет. Рори, я пыталась тебе помочь. «Непознаваемые факты»? Ты когда-нибудь слышала изречение: «Нельзя загнать колокольный звон обратно в колокол»? – Доктор Тарсус склонила голову, разглядывая меня. Сегодня ее черные глаза придавали ей еще больше сходства с хищной птицей.

– О каком колоколе мы с вами сейчас говорим?

– Рори, я не сомневаюсь в твоих умственных способностях. И в сообразительности тебе тоже не откажешь. – Доктор Тарсус говорила так, словно я была для нее раскрытой книгой. – Но твои сегодняшние комментарии во время занятий меня очень насторожили. Человеку с таким происхождением, как у тебя, необходимо следить за своими словами.

– С моим происхождением? – переспросила я, хотя прекрасно понимала, на что она намекает.

Тарсус не стала отвечать на мой вопрос и продолжила.

– Скажи, тебе знакомо слово «акратический» и его смысл? – вдруг спросила она и сама же ответила: – Слово заимствовано из древнегреческого языка и означает «действующий вопреки здравому смыслу». И хотя в пятницу ты очень успешно справилась с экзаменом, меня удивило произнесенное тобой слово «подождать». Ты произнесла его вслух, как будто с кем-то разговаривала. С кем же, если не секрет?

Моя недавняя смелость бесследно испарилась. Я слушала бешеные удары сердца и не знала, как мне вывернуться.

– С кем я могу разговаривать, если у нас отбирают унисмарты? – нашлась я. – Я просто думала вслух.

Тарсус вскинула голову:

– Ты в этом уверена?

Лучше всего сейчас было бы встать и уйти, пока я не наговорила глупостей и вконец все не испортила. Но это лишь увеличило бы подозрительность доктора Тарсус. И потом, был еще один вопрос, не дававший мне покоя.

– А что произошло бы, если бы я действительно ждала? – слегка дрожащим голосом спросила я. – Если бы я не стала никого сталкивать с плота в воду?

– Ты бы провалила экзамен, – не задумываясь ответила доктор Тарсус.

– Но ведь в реальной жизни этот плот…

– Да. Знаю. Он опрокинулся. Однако разум требует, чтобы людей эвакуировали с перегруженного плота. Здесь вас учат действиям, а не пассивному созерцанию. Ученик Тэдема не станет спокойно ждать, пока плот опрокинется. – Теперь она пристально меня разглядывала. – Если бы ты, зная об угрозе взрыва, оставила всех людей на плоту, я бы предположила одно из двух: или ты оказалась парализованной собственной нерешительностью, или… была ослеплена каким-то иррациональным импульсом. То и другое явилось бы основанием считать, что ты не сдала экзамен.

– Значит, вы пытались заманить меня в ловушку.

Доктор Тарсус скривилась в улыбке. На этот раз улыбка была ледяной.

– Заманить тебя в ловушку? Рори, это уже попахивает паранойей. Наверное, тебе стоит сходить в нашу клинику. Если хочешь, выпишу тебе направление.

Мне показалось, что я глотаю не слюну, а наждачную бумагу.

– Скажите, за что вы меня так сильно ненавидите?

– Рори! – расхохоталась Тарсус. – Я вспоминаю о тебе, только когда вижу на занятиях. А ненавидят тех, о ком думают постоянно. – Доктор Тарсус отвернулась, давая понять, что наш разговор окончен. Я побрела к двери. – Пожалуйста, не забудь закрыть дверь, когда выйдешь.

Я кое-как отсидела на истории, но одна мысль о ланче вызывала рвотное чувство. Сейчас мне требовалась не еда, а хорошая порция движений. Переодевшись в спортивный костюм, я отправилась бегать по лесу. Под кроссовками похрустывали листья, и этот звук постепенно гасил гул в моей голове. Я дважды обежала вокруг кладбища и готовилась обежать в третий раз, когда заморосил дождь. Не раздумывая, я перелезла через изгородь и направилась к склепу. Я сокращала путь, перескакивая через могилы. Здесь было тихо, если не считать шелеста дождя. Уже возле самых ворот склепа я вдруг услышала музыку.

Я постучала по гранитной стене, сознавая глупость своей затеи. Если ребята опять там играют, они никак не смогут услышать мой стук. Затаив дыхание, я нажала на фрагмент стены, как это однажды делал Норт. Каменная пластина ушла вниз.

Я ожидала увидеть всю группу, но внутри был только Норт. Меня это немного смутило. Норт сидел на полу, прислонившись к надгробью. На коленях у него лежал ноутбук. Оттуда-то и лилась музыка во всю мощь встроенных динамиков.

– Рори? – Чувствовалось, он удивлен и обрадован. Норт опустил компьютер на пол и встал.

– Я получила твою записку, – сказала я.

– Откуда ты узнала, что я здесь? – Он медленно шел ко мне, не сводя глаз с моего лица, словно боялся, что я могу исчезнуть.

– Я не знала. Просто надеялась, – уже мягче добавила я.

Ситуация показалась мне дурацкой. Я переминалась с ноги на ногу, разглядывая мокрые отпечатки кроссовок.

– Ты говорил, что можешь объяснить.

– Могу. Но зачем тебе стоять? Сядь туда, – предложил он, кивнув на скамью для посетителей.

Я молча села. Норт сел рядом, слегка наклонившись в мою сторону, отчего наши колени почти соприкасались.

– Я много раз пытался выйти с тобой на связь, – сказал он, подаваясь вперед. Его волосы были мокрыми от дождя. – Но ты блокировала доступ со всех аккаунтов. Я даже подумывал пробраться на территорию кампуса, но в прошлом году администрация Тэдема запретила мне появляться у них.

– Что? Как ты сказал?

Норт глуповато улыбнулся:

– Мы тогда с ребятами проникли в одно из ваших зданий, чтобы музыку записать. В то, где орган и золотой купол.

– Вы вломились в Большую ротонду? Не знали, что там сигнализация?

– Сигнализацию я отключил. Нас поймали, когда взорвался баллон.

– Какой баллон?

– Мы туда приволокли большой баллон со сжатым воздухом. Хотели поиграть на органных трубках… ну, что-то вроде ксилофона. Правильнее сказать, попытались. Баллон взорвался сразу же, как только мы начали открывать вентиль.

– Ваше счастье, что вам пальцы не поотрывало. И тогда вас всех там и накрыли?

– Не всех. Только меня одного, – ответил Норт. – Я сказал ребятам, чтобы сматывались.

Я сидела с разинутым ртом.

– Ты же мог схлопотать приличный срок, – наконец выдавила я.

– Мог бы, но мне тогда и семнадцати не было. Меня судил суд по делам несовершеннолетних. Защита обставила это не как преступление, а как проступок. Озорство дурачка, не понимающего, чту за такое бывает. Главное, когда мне исполнится восемнадцать, эту историю уберут из моего досье. – Норт помрачнел. – Но Тэдем разбирал мое дело своим, внутренним судом. Они и установили запрет на посещение. Мне нельзя подходить к вашей территории ближе чем на пятьдесят футов, – усмехнулся он. – Не скажу, чтобы меня пугало знакомство с американской тюрьмой изнутри. Дело в другом. – Его глаза вновь стали серьезными. – Взрослая судимость повредила бы моей карьере.

Его карьере? Какое странное слово для парня, работающего в кафе.

Норт угадал мои мысли:

– Рори, ты ведь многого обо мне не знаешь.

От этих слов мои руки покрылись гусиной кожей. Я уткнулась спиной в стену, подтянув колени к груди.

– Но я хочу тебе рассказать. Это, в общем…

Он замолчал и просто смотрел на меня. Внимательно смотрел. Его глаза двигались взад-вперед, как индикаторы уровня звука, отчего все мое тело слегка вздрагивало.

– Так что ты хотел мне рассказать?

Теперь Норт разглядывал свои колени:

– Этого я до сих пор никому не рассказывал. Я не преувеличиваю. Никому. Это… Рори, я могу тебе доверять?

– Конечно, – ответила я и потянулась к его руке.

Мы оба слегка подпрыгнули от соединения наших рук. Но на этот раз я не вырвала свою. Моя ладонь лежала на его ладони. Сердце колотилось, как тамтам.

– Прежде всего… между мной и Херши ничего не было. То, что ты тогда увидела… Словом, это вовсе не то, о чем ты подумала.

– Херши мне рассказала.

Норт не удивился.

– Но едва ли она рассказала тебе все, – мрачно добавил он.

– Так расскажи мне то, о чем она умолчала.

– Начну с самого первого дня, когда вы обе зашли в «Парадизо». Когда я тебе вместо кофе сделал чай маття. В тот же день, но уже поздно вечером… мы уже закрывались… словом, Херши снова пришла в кафе. Мне показалось, что она немного пьяна.

Я вспомнила наш торжественный обед. Да, Херши тогда куда-то улизнула. И она действительно угостилась спиртным. Выпила бутылочки «Бейлиса», позаимствованные в самолете. Наверное, еще чего-нибудь добавила.

– А чего она хотела? – спросила я, понимая бессмысленность вопроса. Я знала чего. Херши сама призналась, что собирается закрутить с Нортом.

– Словом, она предложила мне отношения без каких-либо взаимных обязательств. Я вежливо отказался.

Здесь я не выдержала и захихикала:

– И как Херши перенесла отказ?

– Так себе. Наверное, она не привыкла к отказам. – Норт тоже засмеялся. – Она мне сказала… Сейчас вспомню. «Ты меня крупно обидел».

– Что-то я не замечала.

– Херши умеет делать вид. – Норт покачал головой, словно и сейчас не верил, что такое было. – С другой стороны, мне не хотелось задевать ее самолюбие. Через год сама смеяться будет. Наверное, надо было бы плюнуть на все это. Но не мог я, отказав ей, сразу же начать открыто встречаться с тобой. Ей незачем знать, что я сходил по тебе с ума.

– Сходил по мне с ума?

Я делала вид, что воспринимаю его слова как шутку, когда на самом деле у меня кружилась голова.

– Сейчас я объясню все остальное, – продолжал Норт, крепко сжимая мою руку. – Сначала закончу с той историей. – (Я кивнула.) – В тот вечер, когда у вас был бал-маскарад, Херши притащилась в «Парадизо» и потребовала крепчайшего кофе. Не знаю, где она успела набраться, но ее даже шатало. Не успел я сделать ей кофе, как ее начало выворачивать. Мало того что руки себе запачкала. Она их стала вытирать о свое бальное платье! Дура девчонка, что тут скажешь. Я предложил ей подняться ко мне, переодеться и пару часов поспать.

– Настоящий джентльмен.

– Вы с ней живете в одной комнате. И я думал, что она твоя подруга.

От этих его «я думал» у меня почти остановилось сердце. Куда дальше завел Норта его гуманизм?

Он набрал воздуха:

– Пока она стояла под душем, я вытащил ее унисмарт, чтобы отправить тебе эсэмэску. У меня как-то из головы вылетело, что нижняя дверь не закрыта. Естественно, я просмотрел список ее сообщений и нашел исходящее сообщение на скрытый номер. И не просто сообщение, а с вложением. Файл, помеченный твоим именем.

– Что значит «файл, помеченный моим именем»? – спросила я, высвобождаясь из его пальцев.

– Название файла. Точнее, там было не твое имя, а твой номер социального страхования. Но я его узнал.

– Ты что, секретный агент? Откуда тебе известен мой номер социального страхования?

– Не торопись. Я тебе все объясню. Куда важнее содержание файла. Ты должна о нем знать.

– Ты открывал файл?

Норт кивнул:

– Еще одна любопытная деталь. Херши в пятый раз отправляла файл на скрытый номер, и размер файла постоянно увеличивался. Я сразу заподозрил что-то нечистое и оказался прав.

Радостного состояния как не бывало. Мне стало муторно.

– Файл оказался… дневником наблюдений. За тобой. Даты с указанием времени. Содержание всех разговоров, которые Херши вела с тобой. – По голосу Норта чувствовалось: эта «находка» и сейчас не давала ему покоя. – Там еще были ссылки на аудиофайлы. Они не были прикреплены к сообщению. Так что мне пришлось покопаться в ее унисмарте. Шум воды в душе был для меня очень кстати. Я копировал содержимое унисмарта Херши. А потом вдруг появилась ты… Теперь понимаешь, почему я тебя встретил с такой физиономией? Если бы Херши услышала твой голос, вся моя затея провалилась бы.

– Постой! – замахала руками я. – Ты… скопировал содержимое ее «Джемини»? Это как?

– Очень просто. Я сделал копии всего, что было на диске ее унисмарта. Хотел во всем этом разобраться, когда она уйдет.

– Ничего не понимаю. Ты что, умеешь делать такие фокусы?

Норт смотрел то на меня, то в пол. Наверное, думал, стоит ли мне говорить.

– Короче, я – хакер, – признался он, внимательно следя за моей реакцией. – Этим я зарабатываю себе на жизнь.

– Хакер… – повторила я.

Знакомых хакеров у меня еще не было. Получается, Норт не просто любитель старого электронного барахла?

– Если я правильно понимаю, тебе платят за то, что ты залезаешь в чужие унисмарты?

– В том числе и за это. Рори, я не собираюсь разыгрывать из себя белого и пушистого. Я знаю, что это противозаконно.

– Крайне противозаконно!

Сама не знаю, почему вдруг из меня попёрли «правильные слова». Умом я понимала, что не должна осуждать Норта, а язык говорил совсем другое.

Норт даже отодвинулся.

– Да. То, чем я занимаюсь, – крайне противозаконно, – уже спокойнее произнес он. – Потому заказчики и платят мне громадные деньги. И потому никто, кроме тебя, не знает, чем я в действительности занимаюсь.

– Я тоже не знаю. Хакер – слишком широкое понятие.

– Основная часть моей работы – восстановление публичного имиджа. Допустим, человек по глупости закинул на Форум какие-то снимки. Потом двадцать раз пожалел, но у Форума совершенно идиотские правила. На словах – «защита интересов личности», а на деле – складирование всего, что туда попадает. Ты можешь убрать картинки со своей ленты событий, но на сервере Форума они все равно останутся. То же самое с записями на стене и мгновенными сообщениями. Они остаются навсегда. – Норт пожал плечами. – Есть люди, которые готовы платить, чтобы я убрал нежелательные материалы.

– Богатые люди.

– Очень богатые люди. Им есть что терять, и суммы потерь значительно превышают стоимость моих услуг. Странная публика. Им нужна моя помощь, но они бы предпочли, чтобы я не существовал.

– Значит, твой профиль на Форуме…

– Отмазка на случай, если кто-то начнет копать. Настоящее там – только мои имя и фамилия. Все заходы на Форум, изменения статуса, болтовня в чатах – сплошная подделка. – Норт придвинулся и взял мои ладони. – Я скрывал все это от тебя… Мне не хотелось, чтобы ты видела во мне беспринципного хакера. С тобой я хотел быть настоящим. Таким, какой есть на самом деле.

От него пахло кофе и мятой. Я порывисто наклонилась к нему, и, прежде чем встретились наши губы, встретились наши зубы, поскольку я не удержала равновесия.

Наш поцелуй был затяжным. У нас обоих перехватило дыхание: у него – от удивления, а у меня – от радости и неожиданности.

– Ну вот, признался тебе во лжи, и что теперь? Придется еще чаще все прятать от тебя, – хватая ртом воздух, сказал Норт.

– Не придется, – возразила я, хлопая его по руке. – Получишь разовый пароль, только и всего.

– Обязательно им воспользуюсь.

Норт нахмурил брови, и мое бесшабашное веселье мигом исчезло. Мы оба вспомнили о файле.

– Я должна видеть тот файл.

– Сейчас увидишь.

Норт вытащил из кармана тяжелый, неуклюжий айфон. Старое устройство было вдвое больше моего «Джемини». Больше всего меня удивило, что айфон работал. Норт постучал по иконке, раскрывающей меню.

– А сеть ты откуда берешь? – удивилась я. – Сейчас же совершенно другая технология. Не помню, как та, старая, называлась.

– Wi-Fi, – улыбнулся Норт. – Потом она была нещадно вытеснена современной сетью Li-Fi. VLC – коммуникационные сети на основе видимого света – заменили прежние системы мобильной связи. Я кое-что смыслю в этом, и для своих нужд соорудил у себя на крыше точку доступа. Берет даже здесь, в склепе.

Норт набрал на виртуальной клавиатуре несколько слов, затем передал айфон мне. Сам он затих и молча ждал, пока я читаю.

К концу первой страницы я ощутила позывы на рвоту. Да, это был журнал. Журнал слежки за мной. Там было отмечено все, что я делала и говорила с самого момента нашего приезда в кампус. В каждой записи Херши старалась выставить меня неуравновешенной особой с уязвимой психикой. Я высказывала «параноидальные» мысли о ненависти доктора Тарсус ко мне. Херши находила у меня «болезненную привязанность» к советам Люкса, отмечала «скрытность» – я, видите ли, избегала говорить с ней о прошлом моей мамы – и «зацикленность» на мамином кулоне. Дойдя до середины второй страницы, я бросила чтение и закрыла глаза.

Норт подвинулся ко мне и обнял за плечи:

– Как ты думаешь, кому она отправляет свои доносы?

Я покачала головой. У меня не было даже отдаленных догадок. Может, это кто-то из тайного общества? Могло ли это быть частью проверки моей пригодности? В таком случае лучшего исполнителя, чем соседка по комнате, не найти. Но зачем Херши понадобилось топить меня, да еще с таким усердием?

Я сидела с закрытыми глазами. По щекам текли слезы. Норт поцеловал мою мокрую щеку. У него был холодный нос, и это заставило меня, вопреки всему, улыбнуться.

– Мне пора, – неохотно произнесла я, возвращая Норту айфон. – Сегодня у меня еще есть занятия. И потом, я должна поговорить с Херши.

– Ты собираешься все ей рассказать?

– По-иному нельзя. Не волнуйся, про тебя я не скажу ни слова.

– Можешь говорить сколько захочешь, – разрешил мне Норт, вставая. – Скажешь, увидел файл на ее унисмарте и открыл. Только про копирование помолчи.

Он протянул руку. Я встала, как ватная кукла. Ноги отказывались меня держать, и я привалились к Норту.

Задержись я здесь еще на пару минут, дневные занятия точно будут пропущены.

– Спасибо, – пробормотала я, силой заставляя себя отойти от Норта. – И за найденный файл, и за то, что показал его мне.

– Не стоит благодарности.

Он открыл дверь склепа. Мы вылезли под дождь и снова поцеловались.

Вернувшись после занятий в комнату, я застала Херши лежащей на кровати. Она делала домашнее задание.

– Привет! – беспечно улыбнулась она. – Как день прошел?

Я чувствовала себя полотенцем, которое выкручивают.

– Я знаю, чем ты занималась, – прямо с порога заявила я. Голос у меня дрожал. Наверное, сейчас я была похожа на рассерженную шестиклассницу.

– И чем же? – спросила Херши, однако ее улыбка погасла.

– Я прочла то, что ты писала обо мне.

Теперь она побледнела:

– Рори… ты не волнуйся. Я… я могу объяснить.

– Потрудись. Буду тебе очень признательна, – ледяным тоном ответила я.

– Меня заставили. – Ее вдох был похож на всхлипывание. – В первый день мне вдруг позвонила доктор Тарсус. Я подумала, что она просто хотела поздравить меня с поступлением. Я ошиблась. Она сказала, что нуждается в моей помощи. Потом она сказала, что сюда приехала еще одна девочка, с которой я училась в Сиэтле. По мнению доктора Тарсус, приемная комиссия допустила ошибку, приняв эту девочку, и теперь я должна ей помочь. Собрать доказательства их ошибочного решения.

Значит, доктор Тарсус. Я уперлась ладонью в стол. Нет, это не тайное общество. Все обстояло гораздо хуже.

– Тарсус говорила мне, что тебе ни в коем случае нельзя здесь учиться, – продолжала Херши, театрально заламывая руки.

– Это почему же? – все тем же ледяным спросила я.

– Из-за твоей мамы, потому она была… «акратичка». – По щекам Херши текли слезы. Искренние ли – не знаю, но косметику они ей портили. – Тарсус говорила, что мы можем добиться твоего исключения. Нужно лишь представить административной комиссии доказательства твоей… неуравновешенности. Мне она велела молчать, пока все не оформит. От меня она многого не требовала. Только вести журнал и записывать некоторые разговоры. – Херши сердито тряхнула головой. – Я слабая. Знаю. Я должна была бы послать ее…

– Чего теперь говорить про твои «должна была бы»? – перебила я. – Значит, Тарсус известно, что я слышу голос Сомнения. И тот наш разговор в пятницу ты тоже записала. Теперь понятно, почему ты пристала ко мне с расспросами о голосе.

– Нет, – твердо возразила Херши. – С тех пор как ты помогла мне с экзаменами, я больше ничего не писала и не делала звукозаписей. И не сделаю. – Херши подошла ко мне, протянула руки, но я их оттолкнула. – Рори, – прошептала она. – Прости меня. Мне дико стыдно.

– Зачем ты это сделала?

– Мне польстило, что такая важная тетка обращается ко мне за помощью. А потом я начала все сильнее тебе завидовать.

Теперь уже не я, а Херши выглядела шестиклассницей, которую застукали.

– Думаешь, я поверю, что ты шпионила за мной из зависти? Ты никак считаешь меня идиоткой?

– А ты думаешь, тебе нельзя завидовать? Среди нас ты оказалась единственной Гептой и даже не знала об этом. Тебе все само шло в руки. Я так тебе завидовала, что…

– Херши, ты в своем уме? – снова оборвала ее я. – Мне все само шло в руки? За мое поступление в Тэдем никто не платил. Я ухлопала столько сил, чтобы сдать вступительные экзамены. И здесь я занималась с самого первого дня. До ночи просиживала в библиотеке. А теперь, оказывается, мне все само шло в руки! – У меня в горле булькнуло. Я плотно сжала губы, чтобы не зареветь.

Херши видела, в каком я состоянии. Она подошла ко мне, положила руки на плечи:

– Рори, я все исправлю. Честное слово. Я пойду к Тарсус и скажу, что больше не буду ей помогать. Потом пойду к декану. Обещаю. Я не позволю ей исключить тебя…

– Ты дурочка или прикидываешься? – Я дернула плечами, стряхивая ее руки. – Слишком поздно. Ты уже дала ей зацепку.

Повернувшись, я вышла из комнаты.