Удерживаться от слез мне не понадобилось. Внутри и так все было сухо, а от слов «Гриффин умер» мои эмоции рассыпались в прах.

– Рори, ну скажи что-нибудь. Как ты себя чувствуешь?

Я никуда не исчезла. Я все так же стояла рядом с креслом Норта, но мысли мои были очень далеко от его тесной комнатки. Прагматичный мозг во что бы то ни стало хотел разгадать новую загадку, собрать факты и объяснить, почему, едва успев найти своего настоящего отца, я его потеряла.

– Что написано о причине смерти? – отрешенно спросила я.

Норт повернулся к экрану:

– Общие фразы. Закупорка сосудов головного мозга.

– Тогда понятно. Сгусток крови в мозгу. От этого умерла и моя мама, только у нее тромб попал в легкое. – Я заставила глаза сфокусироваться и сама прочла диагноз. – Как ты думаешь, наноботы могли вызвать закупорку?

– Не знаю, – растерялся Норт. – Я об этом даже… – Норт сцепил руки на затылке. – Рори, это какое-то безумие. Гриффин умер несколько дней назад, а мир дурачат сообщениями о его выходе из комы. На что они рассчитывают?

– На то, что вскоре люди поймут: «Гнозис» великолепно существует и без Гриффина. Постепенно о нем начнут забывать. Тогда можно будет придумать какую-нибудь правдоподобную причину смерти и сообщить о ней. Ты же сам говорил, что «Гнозис» контролирует информационную среду.

– Рори, но ведь от этого всего за милю несет сфабрикованными фактами. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы задаться вопросом: как может здоровый тридцатишестилетний мужчина получить инсульт и умереть?

– Никто не станет задавать никаких вопросов. Люкс сообщит людям, что так оно и было, и они поверят. – (Норт растерянно качал головой.) – Пойми, это было целенаправленное убийство. – Я удивлялась холодности своего голоса. Вокруг тоже было холодно. Тепло наших соединившихся тел, тепло поцелуя… все это казалось очень далеким.

– Ты считаешь инсульт Гриффина спровоцированным?

– Да. Он не входил в общество Немногих. Я успела напрямую спросить его об обществе. Гриффин лишь плечами пожал.

– Тогда тем более непонятно, зачем было его убивать?

– Они испугались, что на презентации Гриффин начнет критиковать «Гнозис». Он и мне говорил, что намерен сказать то, чего от него никак не ждут. Возможно, он тоже что-то узнал. Презентация транслировалась на весь мир. Представляешь, какой бы был скандал? А помнишь, между ним и доктором Тарсус произошел бурный разговор? Она знала о его намерениях и сообщила кому надо. И тогда Немногие решили любой ценой сорвать его выступление.

– Допустим, – согласился Норт. – Но каким образом?

– Если наноботы умеют маскироваться под окситоцин, что мешает им собраться в кучу и образовать тромб? Тарсус была рядом с Гриффином на сцене. Она вполне могла подать сигнал со своего унисмарта… Тут есть что-нибудь о результатах вскрытия?

Норт просмотрел страницу и покачал головой:

– Вскрытие вообще не проводилось. У родственников покойного есть право отказаться от вскрытия. Отказ подписан его отцом.

«Его отцом», – мысленно повторила я. Моим дедом. Почему отец Гриффина был против вскрытия? Потому что он знал, какими окажутся результаты. Я снова вспомнила наш последний разговор с Гриффином и его слова: «Моим родителям никогда не нравилась Авиана. Отчим ее просто ненавидел».

– Должно быть, это не его отец, а отчим, – сказал Норт. – Фамилия другая.

– Можешь прочитать?

– Что-то вроде… – Норт сощурился. – Роберта Этуотера.

Я чуть не поперхнулась:

– Роберт Этуотер – отчим Гриффина?!

– Ты что, его знаешь? – удивился Норт.

– Еще бы не знать! Он наш декан. Он… – Больше я говорить не смогла: желудок вытряхнул на пол все, что я съела за обедом.

Я снова лежала на диване Норта. Голова кружилась. В животе противно урчало. Больше всего мне сейчас хотелось нажать кнопку обратной перемотки своей жизни. Если бы я послушалась Люкса и темой экзаменационной работы выбрала клаустрофобию, а не САП… Лучше отмотать еще дальше. Если бы меня не приняли в Тэдем, я бы сейчас продолжала учиться в Сиэтле, сверяла бы с Люксом каждый шаг и считала бы свою жизнь самой лучшей и счастливой. Но такой кнопки не существовало. Я сама сгустила тучи. Гроза еще не разразилась, однако все шло к тому.

Как легко я попалась в чужие ловушки. Одна из них – разговор с деканом Этуотером после сорванной презентации. Он умело разыграл искреннюю заботу о моей судьбе. Требовал сообщить ему, если я что-то узнаю. Все это было спектаклем, составной частью проверки. Общество проверяло меня на верность. Декан Этуотер и не пытался изгонять членов общества из Тэдема. Он следил, чтобы в общество не проникли те, кто недостоин там находиться.

Я вдруг поняла очень многое из того, над чем еще недавно ломала голову. Взять те же слова декана, которые он произнес в первый день моего приезда в Тэдем. Он радовался, что я не позволила истории сбить меня с толку. Моя истинная история и не могла сбить меня с толку. Я была дочерью лучшей ученицы, а не какой-то тупицы и лентяйки, отчисленной за хроническую неуспеваемость. Этуотер это знал, но думал, что я никогда не узнаю. Вот кто исказил мамины документы!

Я взяла планшетник Норта и открыла в Паноптиконе страницу, посвященную Гриффину. В разделе «Ранние годы» сообщалось, что Гриффин рос с матерью и отчимом, имя которого не называлось. Родной отец Гриффина погиб, когда в районе Кейп-Код его катер столкнулся с другим судном. Это случилось за две недели до рождения Гриффина.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Норт, подойдя к дивану. В руках у него было пластмассовое ведро на случай, если меня снова начнет выворачивать.

– Отвратительно… – Я даже не подняла головы. – Скажи, почему ты со мной возишься?

– Наверное, потому, что люблю тебя.

Я закусила губу. Любовь… Мне очень хотелось спокойно и обстоятельно подумать об этом. Понять, действительно ли Норт испытывает ко мне серьезные чувства или обычную дружескую заботу принимает за любовь. Но каждый кусочек серого вещества моего мозга думал только о Немногих и искал способ расправиться с ними. Я лишь слегка кивнула в ответ на слова Норта и шевельнула повисшими руками. Такое и ответом не назовешь, хотя вряд ли Норт сейчас ждал от меня чего-то вразумительного.

– Я серьезно спрашиваю, как ты себя чувствуешь?

– Сама не знаю. Все ощущения… Словом, нереальные они какие-то. Даже то, что Гриффин был моим настоящим отцом. Я будто наблюдаю за чьей-то жизнью. Но и прежнюю жизнь я никогда до конца не ощущала своей.

– Мне такое знакомо, – вздохнул Норт. – Кажется, что твоя жизнь совсем не твоя и ты в ней чужой. Я вырос с этим ощущением. Вроде и отец у меня был родной, но это ничего не меняло. Я чувствовал в нем постороннего человека. – Норт немного помолчал и вдруг сказал: – Слушай, а почему бы тебе не свалить из Тэдема? Теперь-то что тебя здесь держит? Тем более когда ты узнала правду о Немногих. Уж если в эту компашку входит и декан, тогда вся школа у них под каблуком.

– Бери выше, – ответила я. – Тэдемская академия – детище Немногих. Они ее и создали. Это их площадка молодняка.

– Тем более надо валить отсюда. – Норт присел на корточки. – Поехали в Нью-Йорк. Там у меня квартира. Я купил ее за наличные. Мы с тобой могли бы…

– Я не могу уехать. Во всяком случае, пока я их не остановлю. Они должны ответить за все, что сделали. Норт, эти люди убили моих родителей. Моему другу детства они начисто промыли мозги, превратив в зомби. То же самое они сделали с миллионами других людей. – Я мотнула головой. – Я не собираюсь от них убегать.

– Других слов я от тебя и не ждал, – снова вздохнул Норт. – Но я не могу пустить тебя одну. Как ты пойдешь в их чертово подземелье? Знать, что тебе расставлена западня, и идти!

Я предпочитала не спорить с ним. У меня не было никаких планов. Неизвестно, чем обернется моя завтрашняя встреча с Немногими. Но бежать из Тэдема я не собиралась.

Полежав еще немного, я ушла. Наш разговор с Нортом зашел в тупик. Я понимала его состояние, но желания спорить с ним у меня не было. Да и сил тоже.

Внутренний двор кампуса был пуст. Ничего удивительного: со вчерашнего дня похолодало на десять градусов. Еще и ветер. Он и сейчас шелестел в листве кленов, росших вдоль дорожек кампуса. Каждый порыв сдирал с веток сухие листья и уносил в темноту. Подойдя к жилому корпусу, я поискала глазами окно своей комнаты. В нем горел свет. Странно. Я была в полной уверенности, что перед уходом его выключила.

Входная дверь оказалась открытой. Ее подперли камнем. Я вбежала внутрь и понеслась по лестнице на второй этаж. Рука привычно шарила в сумке, разыскивая «Джемини». И тут я вспомнила: мой унисмарт лежит совсем в другом месте – в одной из столовских мусорных корзин.

Черт! Мне же теперь не попасть в комнату.

– Как ты сказала? Ты выбросила его случайно? – Иззи таращилась на меня так, будто я говорила на иностранном языке.

– Велика важность! – Я всеми силами старалась показать, что ничего сверхъестественного не произошло. – Унисмарт лежал на подносе. Я думала совсем о другом. Опрокинула поднос в мусорку и даже не заметила.

– И только сейчас спохватилась? – недоверчиво спросила Иззи.

– Все это время я просидела в библиотеке, – соврала я. – И была в полной уверенности, что унисмарт лежит в сумке. Можно, я позвоню с твоего? Надо вызвать дежурного.

– Звони.

Иззи отстегнула с руки свой «Джемини голд» и, прежде чем передать мне, произнесла: «Открыто». Я недоуменно посмотрела на нее.

– Новые унисмарты настраиваются на голос владельца. В чужих руках унисмарт не будет работать, пока владелец не откроет доступ.

«Отлично, – подумала я. – Значит, твой унисмарт не сможет активизировать наноботов в чужом мозгу».

Мне не хотелось брать в руки коварную игрушку и уж тем более подносить ее к голове. Но иначе я не попаду к себе в комнату. Я набрала номер внутренней службы помощи. Через пять минут подошел дежурный с карточкой «мастер-ключ». Он тоже удивился, как я могла выбросить унисмарт в мусорную корзину и спохватиться только сейчас.

– Когда получаешь новую модель? – спросил он.

– Завтра, – соврала я, торопливо поблагодарив его за помощь.

Едва войдя в комнату, я застыла на пороге. Уходя, я оставила ежегодник на столе. Он был раскрыт на странице с фотографией Пери Уивер. Книжка исчезла. Кто-то побывал здесь в мое отсутствие. Похоже, такое случалось и раньше; просто я не обращала внимания. Хитроумная электроника вовсе не делала комнату неприступной крепостью.

Я сунула руку под подушку, где лежала книга Норта. Та была на месте. Я принялась лихорадочно листать страницы в поисках… Что я искала? Очередную подсказку, оставленную неизвестно кем? Никаких подсказок в поэме Мильтона я больше не нашла.

Вздохнув, я сбросила обувь и полезла в постель, не утруждая себя умыванием физиономии и чисткой зубов. Плевать мне сейчас на правила личной гигиены.

– Как далеко я зашла? – вслух спросила я себя.

Ответа, естественно, не последовало. Я натянула одеяло к подбородку. Пальцы нащупали оранжевый крестик, вышитый в правом верхнем углу. Я порывисто села на постели. Оранжевых крестиков было два, и тот, что вверху, находился далеко от квадратов Фибоначчи. Второй крестик мама вышила в центре самого маленького квадрата. Я вспомнила слова Лиама. Вход в подземелье находился в самом маленьком из внутренних помещений. И крестик на одеяле – тоже.

Один крестик обозначал вход. Другой… выход?

Мои глаза метались между обоими крестиками. Я впервые по-новому увидела давным-давно знакомое одеяло.

Мама оставила мне карту.

Сон напрочь пропал. Я встала, застелила кровать и разложила на ней одеяло. По словам Лиама, помещения в подземелье располагались точь-в-точь как квадраты на одеяле. В таком случае если я найду вход, то сумею определить положение второго крестика. Выход… в том числе из моей ситуации.

Я схватила планшет, вывела на него карту местности, где сейчас находилась, и стала двигать ее в направлении леса. Когда появилась ограда кладбища, я переключилась в режим спутника и увеличила масштаб. Я чуть не вскрикнула! Это же было у меня под ногами, с самого первого дня. Почему я ничего не замечала? Ответ был прост: такое с земли не увидишь.

Кладбищенские каменные дорожки в точности повторяли рисунок квадратов на моем одеяле. Внутренний, самый маленький квадрат занимала лужайка, где росла яблоня. А она росла напротив склепа! Склеп со всех четырех сторон тоже окружали каменные дорожки. Это был второй квадрат в последовательной цепи, подчиняющейся числам Фибоначчи. Здесь на одеяле мама вышила первый оранжевый крестик.

Сердце билось громко и учащенно. Каждый новый удар нагонял предыдущий. Я смотрела на спутниковый снимок. Склеп являлся входом в подземелье. Иначе и быть не могло. Это сразу объясняло, почему саркофаг пуст, а его крышка такая легкая и почему на полу в склепе – ни пылинки. В таком случае самый первый квадрат – лужайка с яблоней. Символ древа познания добра и зла.

– Как мне туда войти?

Этот вопрос я задала вслух, переключившись на наземный снимок склепа. Можно подумать, вместе с координатами места я найду и способ входа. На самом деле сейчас мне требовался не наземный снимок, а план подземелья. Я не сомневалась: лестницу, ведущую туда, нужно искать внутри саркофага. Созерцание внешних стен ничего не даст.

Я снова переключилась в режим спутника. Найти второй крестик будет сложнее. Каменные дорожки обрывались возле кладбищенских ворот. Само это место явно находилось за пределами кампуса, причем на большом расстоянии. Надо проделать вычисления. Канительно, но вполне осуществимо. Главное, я знала общий узор квадратов.

Числа Фибоначчи подчинялись определенной последовательности. Первыми в цепи всегда шли ноль и единица. Все дальнейшие числа представляли собой сумму двух предыдущих. Стороны квадратов на одеяле последовательно равнялись числам Фибоначчи. Их противоположные вершины соединялись отрезками кривой, образующей золотисто-желтую спираль. Размеры сторон квадратов я помнила наизусть. Их я измерила еще в детстве. Два крошечных центральных квадратика имели сторону всего в один миллиметр, а сторона самого большого равнялась пятидесяти пяти миллиметрам. Второй оранжевый крестик находился далеко от решетки квадратов. Если продолжить спираль за решетку, второй крестик должен оказаться на ней.

Мне предстояло вычислить два расстояния: расстояние в миллиметрах между крестиками и соответствующее ему расстояние на местности, уже в милях.

С помощью измерителя расстояний на карте я узнала: склеп был квадратом со стороной в двенадцать футов. Таким образом, один миллиметр на одеяле равнялся двенадцати футам на местности. Открыв калькулятор, я вычислила размеры тех квадратов, которые мама не вышила. Почему она остановилась на десятом квадрате? Скорее всего, потому, что там кончалось подземелье Немногих. Вероятно, там и находился подземный зал с амфитеатром, куда они таскали нас на свои спектакли. Получалось, что этот зал располагался прямо под полями для гольфа и травяного хоккея. А крестик в верхнем углу одеяла соответствовал вершине четырнадцатого квадрата.

Я взяла стилус и стала чертить квадраты на карте. Попутно я могла задавать их размеры. Главное – правильно расположить всю последовательность. Я поражалась умопомрачительной точности, с какой были выстроены подземные помещения. И не только они. Кладбище, кампус и даже прилегающий городок – все подчинялось строжайшей математической закономерности.

Вычертив четырнадцатый квадрат, я остановилась и всмотрелась в карту. В северо-восточном углу, там, где на одеяле стоял второй оранжевый крестик, находилось… Энфилдское водохранилище. Частное водохранилище, принадлежащее Тэдемской инициативе. Той самой управляющей структуре, что контролировала и «Гнозис», и Тэдемскую академию. Водохранилище, которое не играло никакой роли в водоснабжении Тэдема, поскольку водой была заполнена лишь ничтожная часть пространства бывших каменоломен. Но тогда зачем огораживать водохранилище забором, да еще под током высокого напряжения? Зачем этой луже системы электронного слежения и вооруженная охрана?

Ответ напрашивался сам собой: значит, под водой у них что-то есть.