Доктор Тарсус умерла в десяти ярдах от входа в серверный зал «Гнозиса». Пока мы туда шли, ее рука сильно распухла, став вдвое толще. Наверняка ей было очень больно, но она ни разу не пожаловалась и не застонала. Даже когда ее кожа стала приобретать синюшный оттенок. Потом начался кашель. Я не выдержала и заплакала. Я знала, что не имею права распускать нюни. Это ведь не я, а она умирала. Но у меня разрывалось сердце. Когда я слушала ее аудиозапись, у меня мелькнула одна мысль. Тогда мне было не до того, однако сейчас эта мысль звенела в моем мозгу. Я вдруг подумала, что, как бы странно это ни звучало, доктор Тарсус… могла бы заменить мне мать, которой у меня никогда не было. Конечно, бульшую часть своего пребывания в Тэдеме я искренне ненавидела эту женщину. Но ведь все, что она делала, она делала ради меня. Казалось бы, не мне рассуждать о материнской любви и материнском самопожертвовании… однако все поступки этой женщины свидетельствовали о ее материнском отношении ко мне.

Мы шли по последнему завитку спирали, когда доктор Тарсус остановилась. Она тяжело привалилась к стене.

– Мне туда не дойти, – сказала Тарсус, обращаясь к Норту. Ей было уже трудно говорить, но тон ее по-прежнему оставался спокойным и деловым. – Вам нужно записать мой голос. Не знаю, поможет ли это, но попытаться стоит.

Опираясь о стену, доктор Тарсус сползала вниз, пока не оказалась сидящей на полу. Она сидела совсем по-девчоночьи, вывернув колени внутрь. Я села рядом и взяла ее за руку. Норт возился со своим айфоном.

– Мама гордилась бы тобой, Аврора. – Доктор Тарсус говорила медленно. Ее грудь тяжело вздымалась от напряжения. – Обещай мне… обещай… когда уйдешь, никогда не оглядываться назад. Никогда.

Я хотела сказать: «Обещаю», но у меня вырвались совсем другие слова:

– Я люблю вас.

Доктор Тарсус коснулась моего колена.

– И я люблю тебя, – прошептала она, слабо улыбнувшись.

– Я готов к записи, – тихо сказал Норт.

Его палец застыл над кнопкой записи. Меня удивил его голос. Мне показалось, что и у него комок в горле. Доктор Тарсус кивнула. Норт включил запись.

– Свободное падение, – хрипло произнесла Тарсус, делая паузу между словами. У нее закрылись глаза, но она тряхнула головой, открыв их снова. – Попробую еще… – Она закашлялась, потом хрипло втянула воздух. – Свободное… Падение.

У меня зашлось сердце. Я почти ничего не смыслила в устройствах звукозаписи, но понимала, что распознаватель может не узнать голоса доктора Тарсус. Или принять ее за другого человека и включить сигнал тревоги. «Ну еще раз», – мысленно умоляла я ее. Она еще дышала, но с сильным хрипом.

Я взяла ее руку. Сжала пальцы. Ее губы беззвучно прошептали: «Идите». Удивительно, что и сейчас эти неслышимые вибрации несли в себе приказ. Мы обе знали: другого выбора у меня нет. Я наклонилась и поцеловала Тарсус в щеку. Я уже не могла удерживать слезы, и они капали ей на лицо.

– Спасибо вам, Пери Уивер, – прошептала я. – За всё.

Она улыбнулась. В пламени факела на лбу у доктора Тарсус блестели капельки пота. Еще через мгновение ее щеки опали. Жизнь покинула тело.

До каменной двери мы с Нортом шли молча.

Я нашла выступ, нажала на него. Фрагмент стены отодвинулся. Перед нами была стеклянная стена, знакомая мне по практикуму. Норт загасил факел.

– Пальцами не дотрагивайся, – предупредил он, щурясь от яркого люминесцентного света. – Отпечатки останутся.

Я кивнула и коснулась стекла костяшкой большого пальца. На экране снова появилась таблица из двенадцати ячеек. Но первые четыре цифры были другими.

Готовясь к прохождению цифрового пароля, я выписала себе на левую руку первые пятьдесят чисел в ряду Фибоначчи. Норт предположил, что здесь обозначено число 10946 – двадцать третье в ряду. Следовательно, нужно было ввести последнюю цифру этого числа, все цифры двадцать четвертого числа и две первые – двадцать пятого. Я быстро их ввела: 6, 1, 7, 7, 1, 1, 2, 8.

Едва я набрала восьмерку, стеклянная дверь отодвинулась. В лицо ударила струя теплого воздуха. Все было как у меня в кабинке во время практикума. Мы с Нортом вошли в тесное помещение. Через несколько секунд стеклянная стена и фрагмент каменной вернулись на свои места. Достав айфон, Норт подошел к встроенному микрофону.

– Думаешь, сработает? – спросила я.

– Возможно.

Похоже, Норт сам сомневался. Он попробовал первую запись. Я уже знала, что дверь не откроется, и стандартные слова «Доступ запрещен» лишь подтвердили мою догадку. Если бы запись происходила не в моем присутствии, я бы не узнала голоса доктора Тарсус. Вторая запись оказалась еще хуже.

Зажмурившись, я бормотала проклятия. Я ждала, что Сомнение подскажет решение, но в голове звучали слова, произносимые голосом доктора Тарсус: «Имея силу устоять и право на свободное падение».

Кажется, я догадалась!

– Норт, у тебя на айфоне остался аудиофайл Тарсус?

– Да. А что?

– В той записи она произносила нужные слова. Это почти в самом начале.

Норт быстро нашел запись и включил ее. В пространстве зазвучал голос доктора Тарсус. Еще живой, здоровой, полной сил.

– Перемотай вперед еще немного, – попросила я.

Норт передвинул сенсорный ползунок и снова пустил запись.

«Мы верили в важность нашей миссии, верили, что несем людям благо, – звучал из маленького динамика такой знакомый голос. – Как там у Мильтона сказано? „Имея силу устоять и право на свободное падение“. Выбор принадлежал нам, и мы его сделали».

Норт передвинул ползунок чуть влево и снова пустил запись, одновременно нажав красную кнопку под микрофоном. Я затаила дыхание. Система распознавания должна идентифицировать ее голос. Но совпадет ли интонация?

«Пусть у нас все получится».

– Смотри!

Норт указывал на панель с рядами огоньков, которую я видела во время практикума. Один за другим они из зеленых становились красными.

– Это панель безопасности. Каждый светодиод соединен с видеокамерой. Похоже, камеры отключаются.

Через несколько секунд послышался металлический щелчок и семиугольная дверь открылась.

Мы были в серверном зале «Гнозиса».

Я все еще боялась увидеть в зале наладчиков, однако Норт оказался прав. Людей в этом громадном, залитом мертвенно-голубым светом пространстве не было. Только колонны электронного оборудования. И страшный гул. Норт оказался прав и в другом: здесь было невероятно холодно. Дверь, через которую мы вошли, я закрыла не до конца, оставив щель. Мы не знали, как открыть ее изнутри. Возможно, изнутри она вообще не открывалась.

Норт натягивал перчатки. Тонкие, с резиновыми подушечками на концах.

– Руки хакера, – пояснил он, перекрикивая шум серверных колонн. – Удобно работать, и никаких отпечатков.

Я смотрела на эти перчатки и думала: «Мы достигли цели». Все наши разговоры и обсуждения кончались на этой точке. Но «достичь цели» и «осуществить задуманное» – далеко не одно и то же. Вместо уверенности я ощущала полную неопределенность. Хотелось зажмуриться, но я боялась. Боялась увидеть мысленные картины нашей дальнейшей судьбы.

– Наверное, серверы отключат не раньше полуночи, – предположила я, ведя Норта к терминалу.

Мы шли по металлическому решетчатому полу. Внизу, на глубине нескольких футов, был не камень, а ровный серый бетон.

– Да, раньше не отключат. – Норт коснулся клавиатуры перед терминалом. Экраны осветились. – Это усложняет мою задачу, но не делает ее нерешаемой. Просто будет труднее заметать следы.

Каждый из трех экранов имел свой логин. В каждой строке ввода неторопливо мигал курсор. В отличие от нас, курсорам было некуда торопиться.

«И что теперь?» – хотела спросить я, но вопрос застрял в горле.

Норт непостижимым образом уже прошел проверку. Теперь он с умопомрачительной скоростью стучал по клавиатуре. Его пальцы двигались сами собой. Он смотрел только на экраны, где появлялись длинные строчки компьютерных символов. Это был язык программирования, о котором я имела лишь самые общие представления. Глаза Норта перепрыгивали с экрана на экран. Он открывал и закрывал сотни окон, выискивая программный код Люкса. А если этот код спрятан так надежно, что Норт не сумеет его найти?

Я начала расхаживать взад-вперед.

– Рори! – окликнул меня Норт.

– Что?

– Перестань ходить. Это вышибает меня из рабочего ритма.

Я примостилась рядом с ним. Второго стула не было, и я села прямо на металлическую решетку.

– Похоже, я ни на что здесь не годна. Могу я хоть чем-нибудь тебе помочь?

Не отрываясь от экранов, Норт достал из заднего кармана айфон и протянул мне:

– Найди хорошую музыку.

Эту хорошую музыку мы слушали несколько часов. Работая, Норт что-то напевал себе под нос. Я молча следила за его бегающими пальцами. Все ждала момента, когда они замрут. И они замерли. Это было в двенадцатом часу.

– Рори!

Я подняла голову. Все это время я развлекалась тем, что в такт музыке водила пальцем по узорам металлической решетки.

– Я вошел в алгоритм. Тебе нужно проверить мою работу. Надо убедиться, что все изменения внесены правильно.

Я встала на затекшие ноги. В узком горизонтальном окошке на среднем экране тянулась цепочка из слов и символов.

– И ты думаешь, я здесь что-нибудь пойму?

– Мне некогда думать, – с заметным раздражением ответил Норт. По его виду было понятно, как жутко он устал.

– Что мне надо делать?

– Читать вслух то, что видишь, – ответил он, закрывая глаза. – У меня все плывет перед глазами. Все знаки слипаются. Просто читай.

Пока я читала, Норт сидел с закрытыми глазами, морща лоб. Когда я дошла до конца, лицо Норта расслабилось. Он выглядел осунувшимся.

– Норт!

Он молчал. Я не понимала, чту с ним. Я снова окликнула его, теперь почти шепотом.

– Час назад я пережил пятнадцать минут ужаса. Мне вдруг показалось, что я ничего не сумею сделать, – сказал Норт, по-прежнему не открывая глаз. – Алгоритм имеет дьявольское количество нюансов. Изменение даже самого ничтожного из них могло вызвать дорожные катастрофы или массовые самоубийства.

«Массовые самоубийства», – мысленно повторила я. Сотни людей, которые могли лишить себя жизни, до последнего момента продолжая слепо верить Люксу. Я вспомнила глупую улыбку на лице Бека, когда он общался с Люксом. Меня передернуло.

– Я не видел выхода и уже готов был отказаться. – Только теперь Норт открыл глаза и посмотрел на меня.

– И что потом?

– А потом я услышал голос, который сказал мне: «Это же здесь». И больше ни слова. – Чувствовалось, Норт и сейчас удивлен случившимся. – И тогда я увидел. Едва заметное изменение. Оно касается распознавания и управления определенными категориями угроз. Я понял: если я сумею вычленить эти категории и заставлю алгоритм распознавать их как предпочтительные возможности, едва ли не как козырную карту, тогда… тогда смогу не просто изменить общую формулу, а в значительной степени ее аннулировать. Иными словами, мне нужно было создать в теле алгоритма дополнительную командную цепочку. Все это чуть ли не в десять тысяч раз усложнило мне работу, но теперь, думаю, моя цепочка встроится в общий алгоритм.

Я обняла Норта за шею и влезла к нему на колени. Он гладил мои бедра, и каждое прикосновение буквально пробивало мне позвоночник.

– Норт, да ты просто гений!

Он позволил мне несколько раз его поцеловать, потом вдруг отстранился и сказал:

– Нет, Рори. Моей заслуги здесь нет. Если бы я послушался разума, то отказался бы от этой затеи.

Я уже собралась спорить с ним, но вовремя прикусила язык. Это Немногим требовалось постоянное признание их заслуг. Парень, которого я любила, в этом не нуждался. Потому я и любила его.

– Значит, мы можем выбираться отсюда?

– Почти, – ответил Норт. – Мне нужно лишь скопировать все изменения в систему, которая контролирует версии. Она передаст измененный код серверам. Нам останется дождаться перезагрузки «Гнозиса».

Часы на экране показывали 23:53.

– Остается семь минут. Тебе этого хватит?

– Должно хватить, – сказал Норт. – А потом, когда система перезагрузится, я напишу скрипт, чтобы замести следы. И запущу им червя. Вот тогда мы с чистой совестью сможет убраться из этого холодильника.

– Червя?

– Отвлекающий маневр, – пояснил Норт. – На случай если кто-то в «Гнозисе» допрёт, что мы поиграли с их святилищем. Они сунутся, обнаружат червя и решат, что схватили нас за руку.

– Очень изобретательно. Это тебе тоже голос подсказал?

– Не-а. – Норт улыбнулся и поцеловал меня в нос. – Голос подсказывает в главном. До такого я и собственными мозгами могу дойти.

Норт перегнулся через меня и снова застучал по клавиатуре. Я следила за его лицом. Прежней усталости как не бывало.

Я ткнулась носом ему в ухо.

– Ты просто чудо, – прошептала я и потянулась, чтобы поцеловать его в щеку.

– Ну, блин! – выдохнул он, напрягаясь всем телом.

Я так и подпрыгнула.

– Что случилось?

– Задел сигнализацию, – объяснил Норт, бормоча ругательства.

Он опять лихорадочно стучал по сенсорной клавиатуре.

– Какую сигнализацию? – спросила я, осторожно слезая с его колен.

Былая радость испарилась. Сердце ухало в груди. Ноги стали ватными. Куда нам теперь бежать?

– Сам не знаю какую. Но задел.

Я взглянула на центральный экран. Вроде там все оставалось по-прежнему. Нет. То, что я увидела, не было цепочкой компьютерного кода. Это были строчки греческих слов.

– По-моему, это загадка, – сказала я Норту.

– Загадка?

– Да, – сказала я, хотя сама и сомневалась в этом. – Дай-ка взглянуть.

Едва только Норт убрал руки с клавиатуры, греческие строчки на центральном экране превратились в пять хорошо знакомых английских строк.

Свободными я создал их, и таковыми им оставаться надлежит,

Покамст не поработят самих себя; иначе

Я должен измнить природу их и прступить закон тот высший,

Вечный, неизмнный, что им свободу уготовил.

Они же – падение уготовили себе.

для продолжения нажмите соответствующую клавишу

Изумление на лице Норта было совершенно искренним. Я видела это краешком глаза.

– Так это же строчки из «Потерянного рая». Те самые, что оставила тебе твоя мама. Слушай, а как ты догадалась?

– Пока я лишь знаю, что это загадка. Мне знаком ее порядок.

– Откуда знаком?

– Когда они… когда Немногие нас проверяли, нам присылали загадки. Там всегда сначала появлялся красный греческий текст. Но те…

Я хотела сказать: «нужно было решить за ограниченное время». И тут в правом нижнем углу экрана я увидела таймер. Начав с шестидесяти, маленькие цифры неумолимо двигались к единице. Одна минута. Даже меньше. Все время, каким мы располагали.

– Поторопись! – бросила я Норту. – У нас остается меньше минуты.

– Рори, за такое время мне не взломать их ключ.

– Тут нужен не взлом, а разгадка. Система требует нажать соответствующую клавишу. Ответ содержится в строчках, иначе бы они здесь не появились.

Несколько секунд мы молча вглядывались в экран.

– Рори, здесь сто одна клавиша, – в отчаянии вздохнул Норт, теребя свой ирокез. – У нас осталось тридцать две секунды. Сомневаюсь, чтобы…

– Может, это буква «е»? – предположила я. – Смотри, в нескольких словах она пропущена: «измнить», «прступить». Наверное, это не просто опечатки.

– Я думаю, букву «е» специально убрали, чтобы направить нас по ложному следу. Обычная уловка.

– Но смысл этих строчек никуда не делся. Нужно сосредоточиться на нем. Что значит…

Норт вдруг подскочил на стуле.

– Понял! Мильтон здесь говорит о порабощении человека, – возбужденно затараторил он. – Человек хочет вырваться из рабства. Значит, нужная клавиша – «ESCAPE»!

Я задумалась. Похоже, так оно и есть. Норт угадал верно. Его палец уже застыл над клавишей ESC, ожидая моего кивка. Оставалось двадцать секунд. У меня опять колотилось сердце. Я закрыла глаза. Нужно принимать решение, и как можно быстрее.

«Свободными я создал их, и таковыми им оставаться надлежит». И вдруг мне вспомнились слова Змея во время посвящения: «Глупец всегда будет искать себе хозяина».

– Нет! – вырвалось у меня. – Человеку незачем вырываться из рабства. В этом-то весь смысл. «Покамест не поработят самих себя». Самих себя… Нужно просто идти дальше… Нажимай «ENTER»!

Норт не мешкал и не спорил со мной. Он послушно нажал клавишу ввода, и все слова исчезли. Все, кроме одного.

ПРОДОЛЖИТЬ.

Почти сразу же на экране появилось новое окно со словами: КОМАНДА_ВЫПОЛНЕНА.

– Спасибо, – прошептал Норт. Он даже обмяк. – Я думал, нам кранты.

– А разве нет?

– Пока что нас не обнаружили, – сказал он, кладя голову мне на живот. – Теперь подождем результатов.

Я смотрела на часы в нижней части экрана. 23:58… 23:59… 00:00. Когда ничего не произошло, я постучала Норта по голове.

– Уже полночь. Может, они вообще раздумали отключать серверы?

– Не торопись. – Норт не поднимал головы, и потому его голос был непривычно глухим. – Перезагрузку такого уровня включает не машина, а человек. Оператор «Гнозиса» решил выждать пару минут. Ему нужно убедиться, что все убрались из внутренней сети. Тут лишние минуты особого значения не играют.

– Когда серверы снова загрузятся, они уже будут работать по новому алгоритму? – спросила я.

– Вроде должны. – Норт выпрямился. – Хотя я не очень представляю, как солнечная буря повлияет на всю работу Люкса. Но если приложение не скопытится, ему придется работать уже по новому алгоритму.

– А что будет с нами? Нам ничего не грозит?

– Нет. Мы с тобой будем в полной безопасности, – пообещал Норт, снова усаживая меня к себе на колени. – Мы засядем в моей квартире. Там хватает электроники, работающей на батарейках. Будем лопать консервированные спагетти со всякими вкусностями. Прямо из банок. Холодными.

В 00:02 гул в серверном зале начал смолкать. Одна за другой колонны серверов отключались. Последним отключился терминал, и, когда это произошло, в зале наступила полная тишина. Освещение тоже погасло, сменившись призрачным зеленым мерцанием аварийных ламп.

– А вдруг сюда кто-нибудь войдет? – шепотом спросила я.

– Мы убежим, – не поднимая головы, ответил Норт.

Но серверный зал оставался пустым, если не считать нас. Еще через несколько минут включился свет и раздалось попискивание оживающих серверных колонн. После тишины оно действовало мне на нервы. Как будто что-то должно было произойти.

И произошло. У нас за спиной что-то громко щелкнуло. Я дернулась.

– Что это?

– Пока не знаю, – ответил Норт, его тоже насторожил этот щелчок.

Вскоре мы поняли, в чем дело. Семиугольная дверь напрочь исчезла, словно ее и не было. Только гладкая металлическая стена.

– Похоже, при перезагрузке дверь автоматически закрывается, – сказал Норт. Голос у него был подавленный.

Я промолчала. «Мы заперты», – мысленно сказала я себе, но мой мозг почему-то отказывался в это верить. Я думала, меня охватит жуткая паника и я начну вопить во все горло. Вместо этого я сидела как изваяние и смотрела на стену. И кто бы сказал, что совсем недавно в ней была семиугольная, чуть приоткрытая дверь?

– Рори, – услышала я голос Норта.

– Здесь должен существовать другой выход, – спокойно сказала я.

Настолько спокойно, что сама удивилась. Но ведь мама знала о существовании другого выхода, иначе она не вышила бы два оранжевых крестика. Две точки входа и выхода. Одна на кладбище. Вторая… вторая должна находиться где-то вблизи водохранилища.

– Пока что я вижу только два лифта, – произнес Норт. – Чтобы их вызвать, нужна специальная карточка. И потом, куда они нас поднимут? К вооруженным охранникам? Надо попробовать что-то сделать с дверью, через которую мы вошли. Неужели ее нельзя открыть изнутри? – Норту было страшно. Впервые за все это время.

– Дверь изнутри не открывается, – сказала я. – Немногие оберегают свои тайны. Наладчикам, охранникам и всем, кто спускается сюда на лифте, незачем знать о существовании туннеля и подземелья. Но я не думаю, что мы здесь заперты. Отсюда наверняка можно выбраться другим способом. Ты доделывай то, что собирался, а я поищу выход.

Чувствовалось, Норт скептически отнесся к моим словам, но и на этот раз он не спорил, а повернулся к ожившим экранам, где снова светились окна входа.

Для начала я обежала серверный зал по периметру. Два лифта. Дверь с надписью «АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД», которая явно была на сигнализации. Люди появлялись здесь редко и долго не задерживались. Серверный зал не имел даже туалета. Я подняла глаза к потолку. Высота такая, что даже при наличии люка нам было бы туда не добраться. Нет, если выход существует, его нужно искать в полу. Поиски я начала из противоположного конца зала. На нем вполне могло бы уместиться футбольное поле. Я шла, оглядывая фрагмент за фрагментом, но под решеткой был только ровный слой бетона. В животе возникло знакомое урчание. Неужели я ошиблась?

Я ждала, что внутренний голос успокоит и подбодрит меня. Подскажет, в какой части зала искать выход. Голос молчал. Но ведь прежде он обещал, и неоднократно, что мы выберемся отсюда.

Я вдруг вспомнила о камерах слежения. Перезагрузка могла снова их включить. Я хотела крикнуть Норту, но тут же закрыла рот. Камеры могли быть снабжены микрофонами. Пригнув голову, я поспешила к терминалу.

Где-то на середине носок моей кроссовки застрял в решетке, и я упала. Я спланировала на ладони, больно ударившись о металл. Еще больнее было моим коленкам. У меня даже в глазах потемнело, но уже через секунду я забыла о боли, увидев под собой круглую крышку люка с надписью έξοδος. Этого слова я не знала, но сообразила, что на обычной крышке не стали бы писать греческие буквы. Вот только как добраться до люка? Я ползала на коленях, внимательно оглядывая этот фрагмент решетки. Задвижка находилась возле ближайшей серверной колонны, потому я нашла ее не сразу.

Вскочив на ноги, я снова понеслась к терминалу, а подбежав, мгновенно отдернула капюшон на куртке Норта.

– Камеры, – прошептала я.

Норт одеревенел. Буквально в ту же секунду над нами и вокруг нас заверещали динамики. Их сигнал был похож на крик хищной птицы. Нас засекли.

– Я нашла выход! – прокричала я, прильнув к самому уху Норта. – Идем! – Я потащила его за рукав, но он упирался.

– Я могу уничтожить запись. Это нужно сделать.

– Времени нет! – сказала я, впиваясь ногтями в его запястье.

– Отсюда до комплекса «Гнозиса» – шесть миль, – сказал Норт. Его пальцы уже бегали по клавиатуре, открывая и закрывая вереницу окон. – Даже если у них есть что-то вроде метро, они будут здесь не раньше чем через пять минут. А мне хватит шестидесяти секунд. Я уже видел, где управляется система наблюдения.

У Норта вспотел лоб, но он продолжал вводить команду уничтожения записи. Все мое внимание было приковано к дверям лифтам. Я ждала, что каждую секунду оттуда выбегут вооруженные охранники.

– Готово! – объявил Норт. Он резко отпихнул стул, и тот с лязгом опрокинулся на пол.

Я уже бежала к люку, Норт следом. Открыть фрагмент решетки оказалось несложно: он плавно откинулся, как дверь в погреб. Мы спрыгнули вниз, вернув фрагмент на место. Люк пришлось откручивать, стоя на коленях. Крышка имела пазы для рук. К счастью, поворачивалась она легко. Сложнее было поднять крышку. Весила она фунтов пятьдесят. Когда стоишь на коленях – это не самая удобная поза для поднятия тяжестей. Добавьте к этому оглушающие вопли сигнализации.

Наконец мы подняли и сдвинули крышку. Что это? За воем динамиков мы расслышали характерный звук открывшихся дверей лифта. Норт ткнул пальцем в темноту люка. Мне предстояло спускаться первой. Лестницы не было. Будем надеяться, что глубина небольшая. Сначала я просунула в люк ноги, затем легла на живот и протолкнула туловище, повиснув на руках. В лицо ударил едкий запах тухлых яиц. Неужели люк с греческой надписью был ловушкой?

Я висела над неизвестностью и мысленно молилась: «Пожалуйста, сделай так, чтобы я не сломала шею. Сделай так, чтобы мы пробрались к выходу и нас не поймали».

Левая кроссовка непрочно держалась на ноге. Я решила проверить ею глубину и, помогая себе правой ногой, сбросила вниз. Почти мгновенно она достигла дна. Тогда я разжала руки и прыгнула сама.

Я прыгала с согнутыми коленями, поэтому удар пришелся на руки, туловищем вперед. Каменная поверхность оказалась щербатой. Я даже оцарапала ладони. Глубина люка была не более пятнадцати футов, но свет из серверного зала почти не достигал этого зловонного места. А по залу уже бегали и кричали. Прежде чем прыгнуть следом за мной, Норт пытался вернуть крышку люка на место. Повиснув на ней, он двигал ее, уцепившись за пазы. Удивительно, но этот трюк удался. Крышка шумно встала в выемку. Свет исчез. Чтобы Норт меня не придавил, я отскочила в сторону. Вскоре спрыгнул и он.

– Как ты думаешь, они нас видели? – спросила я.

– Давай не тратить время на проверку.

Он включил фонарик на своем айфоне и медленно повел рукой вокруг. Слабый луч показывал, что мы находимся в тесном каменном мешке. Стены отливали золотистым блеском, словно были покрыты золотыми пластинами. Я бы полюбовалась необычным зрелищем, если бы не мысль, что мы попали в «золотую западню». Воздух здесь был тяжелым, с резким сернистым запахом. Скоро нам станет нечем дышать. Даже если предположить, что через какое-то время охрана покинет зал, нам туда уже не вернуться. Я мысленно перебрала разные экзотические варианты. Например, вскарабкаться Норту на плечи. Все равно я не дотянусь до крышки люка, а если бы и дотянулась, моих сил не хватит, чтобы ее поднять и сдвинуть.

– Смотри, Рори: здесь что-то вроде лаза. Узкий, но пробраться можно. Похоже, его для этого и делали. – Норт посветил айфоном. Я повернулась и у себя за спиной увидела узкую щель, едва различимую в темноте. – Идем, – сказал он, беря меня за руку.

Проход был наклонным и вел не наверх, а еще глубже вниз. Он действительно напоминал узкую щель, прорубленную в породе. Норт постоянно задевал плечами стены. Низкий свод вынуждал его идти нагнувшись. Вскоре нагибаться пришлось и мне. Я старалась следить за дыханием, подавляя все панические мысли. Если мы действительно попали в подземную ловушку, у нас еще будет предостаточно времени для паники и страхов. Чем глубже, тем отчаяннее воняло тухлыми яйцами, хотя на самом деле это был запах сернистых соединений. Я дышала сквозь ткань рубашки.

– Откуда здесь такая вонь? – спросила я.

– Тебе станет легче, если узнаешь? – мрачно пошутил Норт. – Хорошо, что мы ничего не ели.

Через несколько минут мы оказались в помещении. Оно было больше первого, но с приземистым потолком. Здесь Норт мог встать во весь рост, но его макушка почти касалась потолка. Шероховатые стены были бронзового оттенка – или казались такими в тускнеющем свете айфона. Отсюда начинался другой туннель, имевший более округлую форму. Его стены казались вырубленными наспех. В некоторых местах они ощетинивались зубцами. Луч выхватил неумело сделанное изображение вагонетки, движущейся по туннелю. Этот «наскальный рисунок» все мне объяснил. Мы находились в старой шахте, где когда-то добывали пирит. И золотистый блеск стен был фальшивым. Какая странная ирония, имеющая тем не менее очень глубокий смысл. Пиритовая шахта стала фундаментом, на котором Немногие построили свою империю. Их замок стоял на «золоте дураков». Так в старые времена называли пирит.

Мы двинулись к туннелю. Он шел вверх и был более скользким, чем первый. Я несколько раз теряла равновесие и приземлялась на ладони. Хотелось снять обувь и шлепать босиком. Босые ступни будут меньше скользить, чем стершиеся подошвы моих кроссовок. Но еще не известно, на что здесь можно наступить. Эта мысль удержала меня от намерения разуться. Когда уклон стал круче, Норт пропустил меня вперед. Я не возражала. Если я снова потеряю равновесие, он меня подхватит.

Под землей меняется представление о времени. Отпадает потребность без конца его проверять. То же происходит и с расстояниями. Поэтому я не знаю, когда и в какой части туннеля айфон Норта издал звук, которого я очень боялась, – жалобное попискивание севшего аккумулятора. Мы никак не отреагировали на этот звук. Мы продолжали идти, помогая себе руками, и молчали. Звуки наших шагов были единственными звуками. Зачем вслух говорить о том, о чем мы и так думали? Мысль была простой и пугающей: если туннель упрется в тупик, нам конец.

Я снова поскользнулась и схватилась за какой-то выступ. Он был мокрым.

– Стенки становятся мокрыми, – сказала я, оборачиваясь к Норту. – Здесь не может быть никаких грунтовых вод. Значит, вода идет откуда-то сверху. Согласен?

– Ты так думаешь? – вопросом ответил он, но в его голосе я уловила надежду.

Туннель вел нас наверх.

Когда мы выбрались на ровную поверхность, Норт схватил меня за руку:

– Стой! Надо проверить, нет ли здесь расщелин.

Совсем уже тусклым лучом он осветил пол и стены. У меня сердце ушло в пятки, когда я не увидела ничего, кроме все тех же пиритовых стен. Туннель вывел нас в пространство, которое очень скоро упрется в стену.

Мне захотелось кричать. Проклинать голос, призывавший меня не бояться. А ведь этот голос знал, что все закончится тупиком. Но под моей злостью залегало понимание. Сейчас настал момент, к которому голос как раз меня и готовил. Не бойся, я с тобой. Голос не был амулетом, оберегающим меня от всех бед и опасностей. Но сейчас, когда я уже ничего не ждала, эти слова странным образом успокаивали.

Ты исполнила то, ради чего пришла, – вдруг услышала я шепот.

Исчезла моя злость. Исчез страх. Я вдруг ощутила покой.

Норт продолжал водить лучом по стенам.

– Смотри, тут еще рисунок! – крикнул он.

Я подошла. На блестящей стене чем-то черным были нарисованы круг и три черточки. В них легко угадывалось изображение голубя. Моя рука сама потянулась к рисунку. «Кому понадобилось рисовать в таком месте? И почему голубь?» Ответов я не знала, но рисунок воспринимался знаком. Подарком.

Пока я водила пальцем по кружку и линиям, аккумулятор в айфоне Норта разрядился окончательно. Тусклый луч погас. Мы не произнесли ни слова. Случилось то, чего мы ждали с минуты на минуту. Мне даже стало легче. Больше не надо ждать жуткого момента, когда свет исчезнет. А теперь, когда он исчез, я почувствовала, что мы и без света не пропадем.

Норт прижал меня к себе. Его руки скользнули по моим плечам, обняли щеки. Я не видела ни его рук, ни его лица. Но у меня открылось другое зрение – зрение не глазами, а памятью. Сейчас оно было реальнее физического. И правдивее. Норт поцеловал меня, и я забыла обо всем остальном: темноте, сернистом зловонии, пересохшем горле. Были лишь его губы, прижавшиеся к моим. Были наши тела, охваченные желанием.

Неожиданно над нашими головами загрохотало. Звук был громким. Казалось, он вот-вот расколет землю. Мы застыли.

– Что это?

– Гром, – ответил Норт.

Моя рука ощупью коснулась рисунка на стене. Я вдруг поняла, зачем он здесь.

– Горняки, – прошептала я. – Те, которых завалило в шахте. Это было здесь.

– Откуда ты знаешь?

– Прочитала в Паноптиконе, когда мы ездили к Кристин. Спасатели спускали им все необходимое в особых узких пакетах, которые называли «голубями». Постепенно штрек расширили и подняли всех горняков на поверхность.

Второй удар грома был мощнее первого.

– Выход у нас над головой, – сказала я. – Мы его не видели, потому что не догадались задрать голову.

Теперь, в темноте, я задрала голову. Мне на щеку упала капля дождя. Я не торопилась радоваться, ожидая вторую, третью. А когда сверху хлынул настоящий дождь, я засмеялась.

– Ты что, смеешься? – удивился Норт.

– Хочешь принять холодный душ? – спросила я, втаскивая его под струи дождя.

– Дождь, – изумленно произнес Норт и тоже засмеялся.

С третьей попытки я забралась ему на плечи. Даже без света я нашла люк. Он был таким же идеально круглым. Вверху слабо светилось небо, а внутри люка болтался разлохмаченный конец веревки.