Она придет в ночном кошмаре, смерть в облике художника, чтобы изрисовать его мозг мраком и кровью. Она назовет эту картину «Безмолвная жизнь в рамке» и повесит ее лицом к стене, он даже не успеет вскрикнуть — как она заберет его туда, в пустоту каменных коридоров темного лабиринта.

— Клетус! — раздается из мрака душераздирающий вопль.

Он чувствует, как нечто леденящее в жилах кровь, начинает проникать в его мозг, делая его похожим на вуаль в расползающихся пятнах. «Пожалуйста, не надо!»Но вихрь несет его, и падение напоминает погружение в горящий жидкий кристалл, а шуршащий шепот из-за этого затененного зеркала — и есть вопль безумия.

— Клетус! — во мраке взрывающееся, полыхающее зеркало, ангел в огне, вопль его глубоко запрятанного ужаса.

«Пожалуйста, о Господи», — умоляет он, а фигура в тени, высокая, жестокая, перехватывает в мозгу его молитвы, и нестерпимая боль снова заставляет его вопить. Она же смеется и заставляет цитировать Библию, но переиначивая смысл, богохульствуя. И он, вместо того, чтобы произнести «И опять поднял я глаза мои и вижу: вот четыре колесницы выходят из ущелья между горами, и горы те были горы медные», произносит «И опять поднял я глаза мои и вижу: четыре трупа выходят из двух могил, и преступления те были преступления медные».

А теперь, внушает она ему, загляни в могилы и попробуй. Попробуй сырую кровь жертвоприношения.

Удовлетворившись на какое-то время, тень снова смеется и позволяет ему освободить разум, а он всхлипывает, задыхается, пытаясь выкарабкаться из этого кошмара и, просыпаясь, слышит собственный вопль, осознавая, что дикий вопль — это всего лишь шуршание черного шелка.