Гид входит в столовую и видит, что Молли и Эди уже сели. Он хотел совсем не этого. По его задумке, они должны были к нему подсесть. Как это они успели так быстро? Он ищет другое место, но в столовой еще всего человек восемь, и знает он лишь двоих. Люка Майлза, второго защитника из футбольной команды, который устраивает себе пять полноценных приемов пищи в день. (Он как-то нарисовал для Гида табличку на бумажной салфетке, чтобы продемонстрировать количество калорий, необходимое ему для того, чтобы, как он сам выразился, ткнув себя мясистым пальцем в грудь, «машина продолжала работать».) А метрах в десяти от него Сергей Рольганиф, который, насколько Гиду известно, всегда опаздывает на обед, потому что изучает физику в Массачусетском технологическом. Не обычную физику для чайников, типа «рассчитайте плотность сферы», а шизофренически сложную физику из серии «узнайте, где кончается Вселенная и что за этим следует». Сергей Рольганиф завороженно смотрит на пустой листочек в клетку. Гид понимает, что говорить им будет особенно не о чем. Люк Майлз уже проглотил два хот-дога и сверлит глазами третий. Таким образом, хотя столик Молли и Эди, возможно, не столь очевидный выбор, но он гораздо предпочтительнее двух других.

Пора применить позитивную визуализацию. Гидеон встает лицом к автомату с газировкой, закрывает глаза и представляет, как он переспал с Молли. Забавно, что представляет он не сам секс, а тот момент, когда встает с кровати после секса. Молли спит (о да, Гид, не сомневаюсь, твой сексуальный напор оставил ее без сил), а он одевается и идет к Каллену сообщить о том, что исполнил задуманное. Он воображает, как будет гордиться им Каллен, а Николас сперва разочаруется, что проиграл, а потом тоже начнет им гордиться.

Отлично. Тактика срабатывает. Гидеон делает один шаг, другой, и вот он уже на месте и надо что-то сказать. Он думает спросить: «Не позволите ли к вам при- соединиться?», но в последний момент передумывает (правильно, Гид) и говорит просто:

— Можно я сяду?

Молли оборачивается. Улыбается. Окидывает его взглядом.

— Привет-привет, — говорит она и нарочито внимательно рассматривает что-то у него за спиной. На ней простой коричневый кардиган, белая блузка, джинсы и пушистые сапожки, похожие на маленьких зверюшек. — А где твои друзья? — спрашивает она. Неужели это сарказм? Она произносит эти слова таким тоном, словно хочет сказать «ну и где твои вездесущие друзья»? Но ее улыбка такая искренняя и… теплая. Когда Гид садится, он чувствует себя не так уж неуютно. Он думает: «Она человек, я человек, не так уж это и плохо». Она снова улыбается. Гид думает о том, что, когда Пилар улыбается, он застывает как вкопанный. А вот с Молли совсем по-другому. Когда она улыбается, он уже не боится сесть рядом. Конечно, здорово быть влюбленным. Но не чувствовать себя тупым придурком тоже неплохо.

Тогда-то он и замечает, что Эди на него смотрит. Глаза у нее и вправду огромные. Интересно, у всех людей маленького роста большие глаза, или они просто кажутся большими? Надо бы задать эту любопытную задачку по динамике Сергею. Эди кажется еще меньше на фоне гигантской тарелки макарон с сыром. Она солит макароны и принимается за еду. Гид несколько рассержен тем, что она даже не поздоровалась с ним. Могла бы быть и повежливее. Не такая уж она и симпатичная, чтобы так задаваться!

Кажется, Гид слишком много слушал своих соседей по комнате. Такой Гид мне не нравится. Нет, он мне по- прежнему нравится (я даже влюблена), но не в те моменты, когда неуверенность в себе заставляет его думать глупости.

Молли ест бутерброд с белым хлебом, салями, плавленым сыром, майонезом и горчицей.

— Невероятно, — говорит Гид, — я то же самое ел сегодня на обед.

Банальность этих слов тут же заставляет его покраснеть. Но кажется, Молли нравится разговор про салями.

— Я не знала, что взять, представляешь? Стояла и выбирала, — говорит она. — Сначала хотела взять макароны с сыром, но потом подумала: зачем все время есть блюдо с одним и тем же вкусом? Без обид, — добавляет она, глядя на Эди.

Та пожимает плечами.

И как это истолковать, когда девчонка ест бутерброд с колбасой и плавленым сыром? Гид недоумевает. Она пьет… колу, кажется, но, может, и диетическую колу. Наверное, это очень важное отличие. Надо проконсультироваться с Калленом по поводу продуктов и их скрытого значения. Может, она тем самым хочет показать, что в ней нет ничего особенного, что она как мальчишка?

— Люблю салями, — говорит Гид. И опять проклинает себя за эти слова.

— Я всегда беру салями, когда есть. Надеюсь, ты не будешь шутить про «спрячь колбаску» и все такое, — добавляет она.

— Если бы я сидел с ребятами, с которыми обычно сижу, — рассуждает Гид, — то пошутил бы. Но мне кажется, ты не оценишь. — Молли почти незаметно, но все же не вызывая сомнений, придвигается к нему на полсантиметра. Она оценила этот маленький комплимент, усвоила, что Гидеон воспринимает ее «не такой, как все» — такой она и хочет себя видеть. Каллен был прав. Все сходится. И это было не так уж сложно!

— Ты же из Буффало? — продолжает он, вдохновленный успехом. — Что это за место?

Молли, кажется, довольна, что он ее об этом спросил.

— Не могу описать. Но могу рассказать одну историю.

Вот это здорово. Сейчас она начнет рассказывать, это займет какое-то время, он немного расслабится и придумает, что делать дальше. Достаточно просто внимательно слушать. Но, конечно, поскольку он парень, ему надо подумать о своем следующем шаге.

Эди кладет вилку и улыбается, а Молли начинает свой рассказ.

— Не так давно, примерно двадцать лет назад, жил один парень. Он торговал хот-догами в парке Делавэр в Буффало. Этот парк построил Фредерик Лоу Олмстед. Гид понятия не имеет, что это за Фредерик, а притворяться он не мастак.

Молли хмурится.

— Фредерик Лоу Олмстед разбил Центральный Парк, — поясняет она. — Центральный парк, в Нью- Йорке.

Эди улыбается: снисходительный тон Молли явно нравится ей больше, чем Гиду.

— Короче говоря, этот парень был единственным, у кого была лицензия на продажу хот-догов в этом парке. Это было дело всей его жизни. Но однажды избрали нового мэра, и тот решил отобрать лицензию и передать ее другому человеку — может, своему двоюродному брату, или пасынку сестры, или кому еще. И вот наш бедняга остался без работы. В одночасье. А в этом парке был пруд, где ребята зимой катались на коньках, и именно поэтому парню удавалось заработать так много — все эти детишки покупали у него хот-доги и горячий шоколад. И знаете, что он сделал? Налил в этот пруд антифриз.

— О господи! — Гид забывает, что должен думать совсем о другом. История его захватила. — И много?

— А никто не знает, — отвечает Молли. — Сам по- суди, кому, кроме какого-то чудака из Буффало, знать, сколько антифриза понадобится, чтобы пруд зимой не замерз?

— Спорим, он знает? — Гид кивает в сторону Сергея, и верно: тот занят тем, что пытается удержать ложку наверху стакана, наполненного водой. К радости Гида, Молли начинает смеяться. Громко. Эди тоже хихикает в салфетку, точно кто-то будет ее за это ругать. Гид очень доволен собой. Он откидывается на спинку стула с довольным видом, но вдруг замечает, что Сергей перестал возиться с ложкой и смущенно смотрит в пол.

— О нет, — шепчет Молли.

Гид не понимает, какая сила овладевает им, но вста-т и подходит к Сергею. Тот поворачивается к нему, и в огромных стеклах очков сначала отражается свет из окна.

— Извини, — произносит Гид, — но мы смеялись вовсе не над тобой. Мы не хотели тебя обидеть. — Он тайком оглядывается. Эди и Молли поддерживают его вымученными улыбками.

— Отвали, — бормочет Сергей.

Гида охватывает гнев. Он уже хочет сказать: эй, я всего лишь пытаюсь быть вежливым! Но глядя, как Сергей спешно собирает вещи, замечает странные пучки волос у него на подбородке и грубую черную пластиковую оправу очков, и понимает, что мальчишка, пожалуй, чувствует себя еще более неловко, чем он сам. Что, если он действительно хочет успокоить Сергея своими извинениями, лучше правда «отвалить» и идти своей дорогой. В общем-то, Гид вполне заслуживает такого обращения и вполне в состоянии не обидеться.

— Приказал мне «отвалить», — шепчет он одними губами, приближаясь к столику девчонок. Он садится. Они качают головами и сидят в тишине несколько секунд. Из кухни раздается звяканье кофейных чашек, глухое, далекое тарахтенье электрички перекрывает резкий свисток футбольного тренера совсем рядом. Кажется, Гид начинает понимать, что значит «очарование Новой Англии».

— Так вот, — Молли пожимает плечами и улыбается, — вот что это за место — Буффало.

Гид представляет, как продавец хот-догов сидит за кухонным столом своего маленького деревянного домика, во дворе которого припаркованы машины, и чинит старые тостеры, когда в голову ему приходит эта грандиозная идея. Как его лицо вдруг озаряется восторгом и в сердце бурлит радость, как он бежит в авторемонтную мастерскую старины Милта и тратит последние двести долларов на антифриз…

— Здорово, — говорит Гид. — Этот парень правда вызывает уважение.

Молли улыбается.

— Согласна, — отвечает она. — Тебе бы понравилось в Буффало.

Позднее он отыскивает Каллена. Тот хочет знать, что произошло. И хотя Гид готовился предоставить ему полный отчет, он вдруг понимает, что не может ничего вспомнить. И просто говорит: «Было весело».