Они с Молли встречаются уже два месяца, и за это время Гид ни разу не взглянул на другую девчонку. Пилар то и дело провоцировала его своими глубокими вырезами, но он ее даже не замечал. Он так очарован Молли — ее широкими скулами, ее большим насмешливым, как у настоящей ирландки, ртом, ее чувством юмора и тем, что рядом с ней он чувствует себя одновременно и умным, и полным тупицей, — что другие девчонки словно перестали для него существовать. Пройдет какое-то время, и он начнет смотреть по сторонам. Хотя потом, может, и вернется к Молли. Но заглядываться на девчонок станет. Однако если сказать ему об этом сейчас, он в жизни не поверит. Ему кажется, что Молли во всем его понимает; это просто удивительно. Почти волшебно. А ведь Николас говорил о том, что она не его весовой категории… Что ж, может, в чем-то он был прав, но, с другой стороны, это совершенно бессмысленно.

Вот о чем размышляет Гид, быстро спускаясь по пожарной лестнице после очередного, одного из многих, незаконного проникновения в комнату Молли. «Моби Дик» давно дочитан, и теперь они читают «По ком звонит колокол». Эта книга читается так легко, что он проглотил ее за одну ночь, сидя на облезлом диване в подвале — и с кем бы вы думали? — с Микки Айзенбергом. На следующий день на занятии по истории искусств он высказал мысль, что Ренуар идеализировал женщин, потому что был женоненавистником, и учитель заметил, что это весьма любопытное и оригинальное предположение. Они по-прежнему дружат с Калленом и Николасом, но теперь Гид знает, что на них свет клином не сошелся. Иногда они издеваются над ним, но теперь ему легче не обращать на них внимания. К тому же он научился платить им той же монетой.

Но самое главное — у него есть девушка, она красивая, и с ней весело.

Как-то холодным январским днем они с Молли вместе идут через школьный двор. Она направляется на собрание редколлегии школьного ежегодника, а он — играть в футбол с Девоном Шайном. Уважая правила поведения, они не обнимаются слишком уж страстно, но все же приятно касаются друг друга краем бедра, локтями, коленями, и Гида переполняет чувство блаженства, ему кажется, что все идеально. Он уже не погружен в постоянные размышления; ему просто хорошо. Может, все плохое уже позади и теперь настало время наслаждаться жизнью?

— Я бы на это не поставила, — вдруг говорит Молли.

— Что? — переспрашивает Гид.

— Я бы не поставила на это, — повторяю я и, прощаясь с ним, быстро бегу по каменной лестнице на собрание школьного ежегодника.

Гид смотрит мне вслед с недоумением, а потом решает, что, наверное, задал мне вопрос. Затем его взгляд упирается мне ниже пояса. И он обо всем забывает. И идет играть в футбол.

Да, я — Молли. Я та, кого мальчишки выбрали, потому что думали, что Гидеону по плечу меня соблазнить. Я та, кто, по мнению некоторых, не слишком симпатична; та, которую Гиду порой так не хотелось обхаживать, потому что я мешала его мечте заполучить гораздо более красивую девчонку.

Может, вы думали, что я — Пилар? Правда, здорово бы вышло, если бы девушка, от которой Гид был без ума, сидела бы у него в голове и слышала о себе странные мысли, и он все равно бы ей нравился? Но дело в том, что Пилар не так наблюдательна, как я. Ей надо бы почаще обращать внимание на то, что происходит в окружающем мире, вместо того чтобы, дефилируя по школе, любоваться своими туфлями!

Если бы Мэдисон пробралась в голову парню, она, пожалуй, просто стала бы его игнорировать. Или доставать его вопросом, не толстая ли она, пока он ее не услышал бы и не ответил «нет».

Возможно, вы думали, что я — Эрика. Ха! Я вполне могла быть Эрикой, но у Эрики слишком низкая самооценка, чтобы полюбить такого парня, как Гид. И, конечно, есть еще Эди. Но мне кажется, Эди еще не готова полюбить.

Хотя любая из них могла бы оказаться на моем месте, Гид не просто так попал ко мне в голову. Как я проникла в его мысли? Может, все дело в моем подсознательном желании по-настоящему понять мир парня, которого я могла бы полюбить? Или, еще лучше, мир Гидеона? Любое из этих объяснение было бы вполне приемлемым, но мне кажется, все дело в том упражнении из «Дзен-буддистского альманаха». Никогда не забуду первый момент, когда я очутилась у него в голове. Помните, Гид тогда очень нервничал и, пытаясь открыть свое сердце, размышлял обо всех своих хороших и плохих качествах? Его ум стал податливым, гибким, и он действительно поверил себе. Он поверил, что является идеальным существом, достойным любви. И когда он открыл глаза, я была первым человеком, которого он увидел. Этот канал в его голове был открыт, наши сознания соединились и так и остались связанными. И со временем я тоже начала в него верить.

При этом хочу сказать, что по-моему, это был единственный раз, когда упражнение из «Дзен-буддистского альманаха» сработало. Чисто случайно.

До того как я оказалась в голове Гида, я презирала мальчишек. Я люто ненавидела всех парней в «Мидвейле». Хотя я, конечно, признаю, что у Каллена Маккея прекрасная фигура, а скулами Николаса Уэстербека впору стекло резать и что оба они жутко обаятельные. Но в голове Гида я столкнулась с совершенно реальным, переживающим, умным человеком. Именно таким мне представлялся идеальный парень. Не думаю, что раньше я задумывалась над этим. Но я постепенно узнавала его, открывала его отрицательные стороны и глубину его презрения к себе, и, как ни странно, именно это заставило меня его полюбить. Наверное, это и есть любовь: понимать, что человек в себе любит и что ненавидит, и смотреть на это с юмором.

Сложнее всего для меня было наблюдать, как Гид сравнивает меня с Пилар. Мне нравится Пилар, но, по- моему, мы принадлежим к разным видам. В те моменты, когда Гид был действительно в нее влюблен, мне было трудно сохранять свои чувства к нему, потому что это был уже не мой Гид. Это был вообще не настоящий Гид. Я была уверена, что настоящий Гид вернется ко мне (и придет в себя), но были минуты, когда мои чувства к нему висели на волоске.

Наверное, любить — также означает найти в себе силы повлиять на ситуацию. Думаете, я не подходила к Каллену, когда он наливал себе добавку шоколадного молока в самый первый день учебы и не спрашивала невинным тоном: «Кто твой новый сосед?» Когда он спросил, почему это мне интересно, я пожала плечами, но все же задержала взгляд на Гидеоне достаточно долго, чтобы он понял, кто я. Пусть Николас с Калленом считают, что это они меня выбрали, но на самом деле я выбрала себя сама, а потом Гид выбрал меня. Я уверена, что это так, потому что это я повесила желтые трусики на дверь в ту первую ночь. В ночь, когда мы могли заняться любовью, но так этого и не сделали. Я хотела проверить, действительно ли он любит меня, — верьте или нет, даже находясь у него в голове, я все равно до конца этого не понимала. Он испугался и рассказал о пари, и я поняла, что он еще не готов. Но я не сомневалась, что пройдет время и все изменится.

После того как мы занялись любовью в первый раз в тот снежный вечер в Буффало, мы немножко вздремнули (братцу пришлось смотреть «Танец-вспышку» в одиночестве). А когда я проснулась, то обнаружила, что больше не могу читать мысли Гида. Это было дикое ощущение. И потрясающее. Я улизнула в ванную, и, пока находилась там, в голове у меня были лишь мои собственные мысли. Я думала о том, как хорошо мне было с Гидом. И всякие другие банальные вещи, например, как бы ненароком не вытереть руки грязным полотенцем брата. Когда я вернулась в комнату, Гид листал «На западном фронте без перемен», и до моего сознания не донеслось ни строчки из книги и ни одной мысли о том, как мы занимались сексом. Я была в восторге. В тихом, тайном экстазе.

Даже не знаю, как это Гид вылетел у меня из головы. Но есть пара догадок. Я подозреваю, что между нами возникла такая глубокая связь, что он смог как-то выбраться, что он словно выплеснулся из моей головы (не надо грязных ассоциаций). А может, он просто ждал, когда его полюбят сильно, по-настоящему, и когда это случилось… кто знает?

Иногда мне кажется, что я по-прежнему способна пробираться в голову Гидеона Рейберна. И удивительно, теперь иногда бывают моменты, когда и он словно прочитывает мои мысли.

А тогда, в комнате, я действительно вся засияла. Засияла, как лучик.