Свет уже давно погасили, но так уж вышло, что Гидеон не спит и я тоже. Стало так тихо, что я почти вижу, как его мысли описывают в темноте полукруги. Как и большинство девочек, я всю жизнь представляла, каково это — оказаться рядом с мальчиком, действительно близко. И вот я здесь, ближе, чем когда-либо, но на самом деле меня там нет. Уверена, во всем этом есть какой-то смысл, только вот какой, пока не знаю.

Гид думает о Даниэль. Но он не скучает по ней. Он знает, что рассказал ребятам лишь о происшествии с трусиками, но так и не поведал им о том, как трусики оказались у него. Как провожая его, специально одевшись для такого случая в сексуальные шортики и коротенькую маечку, Даниэль сказала ему: «Ты, наверное, слишком огорчен, чтобы плакать». А он ответил «да». Тогда он мог думать лишь о том, что сейчас сядет в машину и уедет с Кристмас-Парк-Драйв, чтобы никогда больше не вернуться. Даниэль опустилась на колени и стала искать что-то в черной вельветовой сумке (фу, безвкусица), а Гидеон тем временем (почему бы и нет, в последний-то раз) заглядывал ей в вырез. Даниэль встала и протянула ему бумажный пакет.

— Не открывай, пока не приедешь в школу, — сказала она.

Не то чтобы Даниэль не нравилась Гиду. Она ему очень нравится. И дело не в том, что он не романтик. Я все пытаюсь показать, какой он романтичный. В этом вся и проблема. Он подозревает, что есть на свете девушка, которая подходит ему гораздо больше Даниэль Рогал. Он даже думает, что и для нее найдется более подходящий парень. И сейчас, в темной тихой комнате 302 общежития «Проктор» он начинает все понимать, но вздрагивает не от холода, а от осознания реальности.

Даниэль правда была милой. Но откуда он знает, что ждет его впереди? Ведь он в жизни ничего не видел, кроме Флориды.

Он все еще не пришел в себя после двойной бомбардировки — замечаний Николаса насчет того, что с ним никто не захочет общаться, и предложения найти девушку «в своей весовой категории». В мечтах Гида в него влюбляются модели из рекламы купальников, по- тому что между ними возникает мистическое взаимопонимание. А это пари подтвердило то, чего он всегда боялся. Любовь — это игра. В ней есть победители и проигравшие.

Разумеется, напоминает он себе, если бы он был полным неудачником, никто бы на него не поставил. Никто вообще не обратил бы на него внимания.

Эта мысль достаточно утешительна, чтобы Гид, а с ним и я, погрузился в сон.

Через каких-то три часа он просыпается оттого, что его кто-то трясет. Стена сна еще так прочно отделяет его от реальности, что даже простое действие — открыть глаза — кажется утомительным, точно он прорывается наверх сквозь утоптанную землю. Сверху на него смотрит Каллен:

— Какого черта? — На часах 1:10. Гид на пальцах одной руки мог бы пересчитать те дни в своей жизни, когда он ложился позднее половины двенадцатого.

— Сейчас будет 1:11, загадай желание, — говорит Каллен. Если он и заметил на удивление недовольный тон Гидеона, то не подал виду. — Вот что желаю я. Я хочу через пятнадцать минут сидеть в девчоночьей общаге со своими добрым приятелем Николасом и Гидеоном Рейберном, который, возможно, тоже станет моим добрым приятелем, а возможно, и нет. И чтобы все мы были под кайфом и пили дорогое вино.

За окном их комнаты стоит сахарный клен, и одна из низких крепких веток тянется к окну под небольшим уклоном. Гидеон смотрит, как Николас карабкается по уступу. Придерживаясь для опоры за раму, он вытягивает одну ногу и уверенно ставит ее на ветку. Затем, одним быстрым движением, он переносит весь свой вес за окно, ставит на ветку другую ногу и хватается рукой за веточку поменьше, слишком тонкую, как кажется Гиду. Гид мысленно взвешивает, что хуже: сломать ногу или оказаться трусом. Ночью в кампусе красиво: застывшие, величественные здания, лужайки и деревья, изумрудно-зеленые даже в темноте. Дрожа от предвкушения и страха, он вылезает на уступ и, прокручивая в

голове движения Николаса, в точности их копирует.

Общежитие «Уайт» удивительно близко. К тому же, освещение в кампусе установлено таким образом, что от угла «Проктора» до дерева между общежитиями темный отрезок. Черный ход в общежитии девчонок оставлен открытым.

В подготовительной школе много правил. Но тут учится немало хитрых, озабоченных, злоупотребляющих запрещенными веществами студентов, которые ищут способы их обойти.

Они на цыпочках идут по коридорам. Каллен жестом приказывает Гиду пригнуться.

— Квартира миссис Геллер, — шепчет он.

Миссис Геллер… ассистент директора. Ее имя на всех письмах, полученных им из школы. Просто невероятно, что это реально существующий человек, на двери у которого венок из сухоцветов.

В общежитии мальчиков все двери голые или украшенные надписями «козел», «пошел в зад» и т. д. А у девчонок все двери завешаны — ни одного свободного сантиметрика. Поляроидные фотки, клейкие листочки с надписями вроде «я люблю тебя» и вырезанные из журналов портреты симпатичных молодых актеров. Гид узнает парня из сериала «Одинокие сердца» и, как ни странно, Мела Гибсона. Каллен и Николас и сами красивые, как актеры. А я нормальный, думает Гид, я обычный.

Каллен тихонько стучит в дверь номер 13. Дверь открывается, являя их взорам Мэдисон Спрег. По оценкам Гида, она раз в девятьсот сексуальнее своего голоса по телефону.

Мэдисон выше Гидеона сантиметров на семь, и на ней такие узкие джинсы, что она кажется еще выше. Они сидят низко на бедрах и подпоясаны ремнем с медной пряжкой, на которой написано «Оседлай меня». Белая майка с широкими бретельками в облипку обтягивает среднего размера грудь (лифчика на ней нет). Грудастой ее не назовешь, но на мой взгляд, ей нужно носить лифчик. Это всего лишь мое мнение, разумеется. Не Гида, хотя ему и удается перевести взгляд выше, на плечи, которые переливаются от лосьона с блестками. Правда, Гид не знает, что бывают такие лосьоны, поэтому он решает, что это какая-то магия. Волосы Мэдисон, короткие, блестящие и темные, уложены гладко, как симпатичная маленькая шапочка. На лоб падает темная кудряшка, подняв карие глаза вверх, Мэдисон сдувает ее. Она склоняет голову набок, и Каллен целует ее в щечку. Николас позволяет чмокнуть себя, но сам ее не целует. Гидеон просто стоит. Он понимает, что неприлично смотреть на нее так долго, поэтому заглядывает в комнату мимо ее плеча. Комната не такая уютная, как у них, — всего лишь прямоугольник с белыми стенами и знакомым бурым ковром цвета чечевичного супа. На кровати, накрытой блестящим зеленым покрывалом, сидит Эрика; стена за ней вся увешана вырезками, медалями и фотографиями девочек, играющих в футбол.

Рядом с ней еще одна блондинка.

— Привет, — говорит она, — меня зовут Миджа. — Несмотря на необычное имя, Миджа самая непримечательная из всех. Маленькая, светловолосая, по- европейски скромная. У нее прилежный вид и неулыбчивые розовые губки. Она совсем не похожа на Мэдисон и, в отличие от Эрики, не выглядит так, будто способна сломать вас пополам (Гид находит это привлекательным), но все равно хорошенькая.

— Заходите, — нетерпеливо говорит Мэдисон. — Господи.

Гид делает шаг и, побоявшись продвинуться дальше, садится на пол прямо у стены.

Каллен растягивается на кровати Мэдисон, уложив голову ей на колени. Николас, чье единственное предназначение в жизни, похоже, состоит в том, чтобы до- казать, что человек — это остров, ложится на пол. Он отказывается от вина и принимается изучать потолок.

— Не могу поверить, что вы выбрались из комнаты, спрыгнув с пожарной лестницы и ухватившись за ветку! — говорит Мэдисон. — Я бы так перепугалась.

Гид хочет ответить ей, что когда они прыгали, он притворился, что это «Матрица» и сказал себе: «Нет никакой ветки, нет никакого дерева». Но вместо этого, когда Мэдисон подходит налить ему вина, он выпаливает:

— В жизни не видел, чтобы волосы так блестели!

— О черт, — говорит Каллен.

— Вот видишь? — Николас садится. — Вот о чем я тебе говорил.

Каллен бросает Николасу предупреждающий взгляд. Гид отчасти чувствует себя польщенным. Ему стыдно из-за пари, но это большой и важный секрет, особая связь.

На Эрику, как и на всякого соревнующегося атлета, тактика побега мальчиков не произвела впечатления.

— Прошлым летом я ходила на занятия в НЛВП, — говорит она. — Мы и не с такой высоты прыгали.

Да что ты говоришь, Тарзан ты наш.

— Что значит НЛВП? — спрашивает Гид. Никто ему не отвечает.

Наконец Миджа осторожно улыбается.

— Национальная лига выживания на природе, — отвечает она. — Там учат, как выживать в дикой природе. Гиду трудно представить, зачем кому-либо из присутствующих может понадобиться такое умение. Но

он все равно вежливо улыбается.

Мэдисон запрыгивает на кровать, шарит под ней и достает еще одну бутылку вина.

— Я пьян, — говорит Каллен.

— Хорошо, — отвечает Мэдисон. — Так и задумано. — И поворачивается к Гидеону: — Ты знал, что Каллен — мой троюродный брат?

— Нет, — отвечает Гидеон, — впервые слышу. — Он смотрит на Каллена, чтобы тот подтвердил. Каллен кивает.

— Ее мать — двоюродная сестра моего отца, — говорит он.

Гид тут же представляет, как он уже вырос — ему лет двадцать пять, — стал выше, чем Мэдисон, и как они с Калленом втроем стоят на пристани, пьют шампанское и смеются в розовом свете заходящего солнца. Но вдруг Мэдисон городская девчонка, любит сидеть дома и не смотрит закаты? Он отрывается от своей фантазии и видит, что Миджа за ним наблюдает. Может, это подставное свидание? Ведь она наименее симпатичная из трех. Гид делает вывод, не огорчаясь, а спокойно осознавая свои возможности, что Миджу приготовили для него.

Миджа встает с кровати и усаживается рядом с Эрикой, которая, будто следуя молчаливому приказу, начинает заплетать ее длинные светлые волосы в косички.

— Это у них псевдолесбийская фаза нежности, — замечает Каллен.

— Они как блондинистые заботливые мишки, — соглашается Мэдисон.

Девчонки вечно возятся с волосами друг друга, как сексуальные маленькие мартышки. И девочки из подготовительной школы в особенности. Изолированность полов порождает гомосексуальные наклонности.

— Почему бы тебе не рассказать нам, как ты провел лето? — спрашивает Каллен Николаса.

Николас молчит.

Мэдисон делает ему знак бутылкой вина.

— Вино поможет тебе расслабиться, — говорит она.

— Не выйдет, — отмахивается Каллен. — Парень по-прежнему трезвенник.

Значит, днем Николас не просто не захотел пить. Он не пьет в принципе. Мне кажется, это просто придурь, но посмотрим, как он поведет себя дальше.

— Нам больше достанется, — решает Каллен, достает швейцарский армейский нож и открывает бутылку. Глотнув прямо из горла, он передает бутылку Мэдисон, а та, в свою очередь, Гиду. Тот делает глоток, уставившись на губы Мэдисон.

— Какое хорошее вино! — восклицает он.

— Еще бы оно было плохим, — фыркает Мэдисон, — учитывая, через что мне пришлось пройти, что- бы его достать.

Миджа делает глоточек.

— Очень хорошее, — вежливо произносит она и прикладывает бутылку к губам Эрики.

— У меня завтра двойная тренировка, — говорит та, покачивая упрямой светлой головкой. — Никакого алкоголя.

— Но ты же куришь траву! — смеется Каллен.

— Трава — натуральный продукт, — возражает Эрика. — В вине всякая химия, а траву мы покупаем только выращенную без химических удобрений.

— Ты говоришь точь-в-точь как Николас, — замечает Гидеон. — Вы просто созданы друг для друга.

Николас вздрагивает и хмурится. Внезапно Эрика краснеет. Каллен и Миджа выглядят смущенными. Однако у Мэдисон на лице проницательная усмешка, и она, кажется, прекрасно проводит время. Гидеон пытается смотреть на нее незаметно, но она слишком потрясающая, и он не может себя контролировать. Она ловит его взгляд и смотрит ему прямо в глаза. Он понимает, что Мэдисон хоть и считает его занудой, но не презирает, а со стороны такой девчонки, как она, это уже комплимент.

— Мэдисон, — говорит Эрика, подскакивая с места и резко бросая наполовину заплетенные волосы Миджи, которые тут же расплетаются, — мне надо поговорить с тобой.

Мэдисон смотрит в глазок, потом они с Эрикой выходят в коридор.

— О боже, — стонет Николас, глядя в потолок.

— Вот-вот, — вторит ему Каллен.

— В чем дело? — спрашивает Гидеон. — Я что-то не то сказал?

Каллен вскакивает. В зубах у него незажженная сигарета с марихуаной:

— Ты сморозил глупость, но ты в этом не виноват.

Это Мэдисон подлость сказала.

— Сюрприз-сюрприз, — фыркает Николас, перекатывается на живот и начинает делать отжимания. — Наша звезда Мэдисон получает слишком много внимания, и от этого стала слишком уж большой С-У-К-О-Й, даже на мой вкус.

Каллен кладет руки на колени и наклоняется. Его лицо оказывается наравне с физиономией Николаса.

— И кто в этом виноват?

Николас по-прежнему отжимается, когда Эрика с Мэдисон заходят в комнату. Эрика выглядит так, будто она плакала и только что умылась.

— Давайте выкурим эту экологически чистую траву! — говорит Каллен и обнимает Мэдисон за плечи. Та визжит.

Гиду нравится ее визг. А мне кажется, визжать было совершенно ни к чему. Но, чтобы проигнорировать визжащую хорошенькую девчонку, особенно если на ее ремне написано «Оседлай меня», нужно быть настоящим занудой — и если бы Гид был таким, вряд ли бы он мне понравился.

— Я пойду с вами, — говорит Гид.

— Нет, нет, — Каллен выпроваживает Николаса, Эрику и Мэдисон в дверь. — Ты останешься здесь и составишь компанию Мидже. — Подмигнув ему, Каллен исчезает.

Миджа робко улыбается Гиду. Комната, где стало пусто и тихо, невозможно пахнет девчонками. Гиду кажется, что здесь полно сложных, сильных и совершенно неподдающихся описанию запахов. На самом деле здесь пахнет вином, «Коко Шанель» и стиральным порошком. Гид садится рядом с Миджей на кровать.

— Откуда ты родом? — спрашивает он.

— Откуда я, откуда мои родители или какое место я считаю домом?

Эту фразу Гидеону предстоит услышать еще не раз, но пока она еще его не раздражает.

— Где ты родилась?

— В Куала-Лумпуре, — отвечает Миджа. — Это в Малай…

— Я знаю, где это, — перебивает ее Гид. — В детстве мне нравилось рассматривать атласы.

— Но мои родители из Нидерландов, — продолжает она, ничуть не смутившись, услышав о том, каким одаренным ребенком был Гид. — Точнее, отец голландец, а мать… ну, не совсем голландка. Долгая история. Гид отодвигается на пару сантиметров. Он понятия не имеет, что ему рассказать о себе. Нужно ли говорить, что у него есть девушка? Тут он решает никогда и ни за что не говорить больше необходимого и всегда помнить, что чем больше говорят другие и чем меньше ты им разболтаешь, тем лучше.

Мне лично кажется, его затея не есть курицу до тех пор, пока он не займется сексом, куда реалистичнее этой. Ведь он от природы болтун.

— Второй год здесь учишься?

— О нет, — отвечает Миджа, — пятый. Тоже долгая история.

— Ясно. — Почему бы ей не рассказать хоть одну эту долгую историю, чтобы не надо было придумывать, что сказать дальше?

— А что такого между Николасом и Эрикой? Я что- то не то сказал?

— А, это, — Миджа рассеянно отмахивается, хлопая ресничками. — Ты не виноват. Тебе-то откуда знать, наверняка они тебе не рассказывали, ведь это большой секрет. Эрика влюблена в Николаса. И, кажется, у них был секс. Но проблема в том, что они с Николасом очень сблизились, и ей уже начало казаться, что она ему действительно нравится, но стоило им заняться сексом, как он стал вести себя отвратительно. Я не должна никому рассказывать. — Она хмурится. — В том году Эрика жила в другой комнате, с Марси Проктор и Эди Белл, но потом подружилась с Мэдисон, и… теперь она в основном общается с ней. Эрика была довольно популярной в школе. Но когда Мэдисон взяла ее под крылышко, она стала настоящей звездой.

Миджа краснеет. У нее большие зеленые глаза, а светлая челка такая прямая, будто ее отрезали по линеечке. Гидеон смотрит на нее, но намеренно старается не смотреть на верх ее голубых трусиков, выглядывающий из-под пижамных штанов.

— А знаешь, нас оставили вместе, потому что хотят, чтобы мы с тобой сошлись, — замечает Миджа. — И мы могли бы… если хочешь. — Она пододвигается к нему почти на незаметное расстояние. Символический жест.

«О боже, — думает Гид. — Я мог бы выиграть пари прямо сейчас. Или хотя бы встать на путь к выигрышу». Так почему же он не чувствует себя победителем.

— Может, попробуем поцеловаться? — спрашивает она. — Раз уж мы остались вдвоем.

— Конечно, — отвечает Гид, обрадовавшись подсказке. Они с Миджей склоняют головы, и, когда их губы сближаются, Гид ловит себя на мысли, что думает не о поцелуе, а о том, что будет есть завтра, ведь теперь он уже стал вегетарианцем. Его губы касаются ее губ, и она слегка приоткрывает рот. Он открывает глаза. Миджа смотрит на него.

— У меня есть девушка, — говорит он.

— Ой! — Она подскакивает и в ужасе закрывает рот своими маленькими ладошками. — Прости!

— Нет, что ты, — отвечает Гид, не вполне еще осознав, что только что сказал. — Я… тебе не за что извиняться.

Слава богу, что они не целуются, думает он, — и его пугают эти мысли. Разве все парни не должны постоянно хотеть целоваться с кем угодно? Но Гид не хочет. Он не уверен, что ему это нравится, хотя Миджа и кажется ему хорошенькой. Он просто думал, что, если симпатичная девушка окажется рядом, ты обязательно ее захочешь, и как-то странно, что он не захотел.

А мне кажется, это так мило! Просто голову сносит, как мило. Мальчик-подросток с хорошим вкусом! То есть я вовсе не хочу сказать, что Миджа некрасивая… Но она ему не подходит. И он не старается воспользоваться ситуацией, раз уж выпала такая возможность. Мое сердце бьется очень, очень быстро.

Миджа садится на кровать и закрывает ноги одеялом. Кажется, отказ Гида совсем ее не задел.

— Скучаешь по ней? — спрашивает она.

На ум сразу же приходит ответ «не особо», поэтому даже удивительно, что Гид умудряется ответить:

— О да. Очень.

Миджа сочувственно кивает; ее светлые прямые волосы качаются в ровной плоскости. Гид ловит себя на мысли, что его не привлекают слишком аккуратные девочки. Но признаться ей, что у него подружка… теперь другие тоже будут думать, что он — запретная территория. И может, стоило хотя бы попытаться заняться с ней сексом и выиграть пари? Но он не смог. Он вспоминает тот момент, когда приблизился губами к ее губам и просто физически не смог заставить себя поцеловать ее, потому что ничего, ровным счетом ничего по отношению к ней не чувствовал.

Минуточку. Какие странные эмоции для парня! Неужели у Гида, как ни дико это звучит по отношению к любому помешанному на сексе шестнадцатилетнему парню, — есть душа?

В данный момент он сам думает об этом, но слова в его голове облекаются в иную форму: «Почему я просто не набросился на нее? Что со мной не так? А может, все в порядке?»

— Странный денек выдался, — говорит он.

— Мне можешь не рассказывать, — соглашается Миджа ван Эйк. — Еще утром я была в Амстердаме.

Кажется, она вовсе не расстроена тем, что у них ни- чего не вышло. Гид на секунду задумывается, испытывает ли она к нему такое же равнодушие, как он к ней. Но ему кажется, что она хорошая девчонка. Миджа тянется к туалетному столику и берет крем от прыщей. Мажет чуть-чуть себе на подбородок и намазывает под- бородок Гида.

— Тебе нужно больше ухаживать за кожей, — говорит она. — У меня много полезной косметики.

Они вместе смотрят в зеркало, честно изучая лица друг друга. Кажется, у Гида появился друг.

Ребята возвращаются домой по мокрой траве, когда небо над холмами только начинает розоветь. Гид признается Каллену и Николасу, что проболтался Мидже насчет того, что у него есть девушка.

— Само вылетело, — извиняется он. — Теперь все девчонки будут думать, что я занят.

Каллен хлопает его по спине.

— Ты молодец, — говорит он. — Лучше и придумать нельзя. А еще очень полезно иногда давать девчонкам от ворот поворот. Это делает тебя более желанным. Ну надо же — сказал, что у него есть подружка! Гениальный ход.

Гид хочет сказать, что это вышло случайно, но я рада, что он молчит. Пусть это добавит ему очков — к тому же гениальные ходы почти всегда случайны.

Как, например, этот. Стоит оказаться в голове у какого-нибудь симпатичного чудака, и чем больше ты слышишь его странных мыслей, тем сильнее… ну как вам объяснить… после сегодняшней ночи я почти уверена, что влюбилась в него. Теперь уж точно нельзя себя выдавать. Какой бы уверенной я ни казалась окружающим, у меня очень хрупкое сердце. Странно, совсем недавно я боялась, что и он сможет прочесть мои мысли, а теперь, когда я знаю, что ему это неподвластно, мне почти хочется, чтобы он сумел сделать это. Но только он.