«Что касается 1964 года, ― писал Мартин Кинг на пороге Нового года, ― то совершенно ясно одно: натиск негров скорее возрастет, чем уменьшится». Вскоре после убийства Кеннеди Линдон Б. Джонсон пригласил Кинга и других лидеров национального правозащитного движения в Белый дом, чтобы обсудить с ними проблемы затянувшегося законодательного процесса, а также перспективы «войны с бедностью». Кинг встречался с Джонсоном и прежде и считал его куда более стойким защитником интересов чернокожих, нежели Кеннеди. «Его не интересуют пустые разговоры, ― сказал он в декабре 1963 года корреспонденту журнала «Тайм». ― Я думаю, что от него мы можем ожидать больше того, чем мы довольствовались до сих пор. Я безоговорочно доверяю этому человеку, и, если он не будет предавать все, что делал раньше, мы сможем идти вперед, будучи уверенными, что в Белом доме у нас есть человек, который глубоко заинтересован в том, чтобы помочь нам». И действительно, в течение последующих месяцев Джонсон сделал немало для того, чтобы оправдать эти слова. Кинг лично встречался и с Эйзенхауэром, и с Кеннеди, и он мог сравнивать.

В октябре 1963 года девять правозащитных групп, включая КЮХР, объединившись с другими общественными организациями Атланты, созвали общегородскую конференцию. Уточненная и принятая ею программа «Действий в защиту демократии» была представлена мэру города Айвену Аллену. 16 декабря около 2500 негров прошли к Хёрт-парку, где Мартин Лютер Кинг заявил: «Атланта разочаровала негров». После всех усилий, предпринимавшихся в течение последних лет, здесь еще осталось много несделанного. Кинг объявил, что Атланта должна приобрести репутацию «образцового города». Ради этого было решено провести несколько акций протеста. В город прибыл Дик Грегори и вместе с двумя дюжинами молодых людей из ККСС организовал сидячие демонстрации в ресторане «Доббс» на Пичтри-стрит. Председатель ККСС Джон Льюис и один из руководителей КЮХР Уйатт Ти Уокер, а также двенадцать других участников были арестованы за аналогичные действия в мотеле «Сердце Атланты» 11 января 1964 года. Через два дня рестораны сети «Доббс» отменили дискриминацию в обслуживании. Их примеру последовали две гостиницы «Холлидей инн». Тем не менее полномасштабные акции протеста не прекратились.

Очень немногие белые понимали суть подобных событий. Одним из таких людей был белый священник Роберт У. Спайк. Его книга «Революция и церкви» стала азбукой для всех, кто решался принять участие в акциях протеста. Незадолго до Похода на Вашингтон Спайк во главе небольшой группы отправился в штат Миссисипи. Пообщавшись там с местными чернокожими, он и его товарищи предложили программу действий, получившую название «Проект Дельта»; эта программа была принята в феврале 1964 года на общем собрании Национального совета церквей в Балтиморе. В рамках этой программы к концу февраля КЗРР собрал для чернокожих избирателей 25 000 экземпляров книг. Их перевозка и доставка были оплачены местным профсоюзом водителей грузовиков.

Параллельно с этой работой Матин Лютер Кинг замыслил крупную наступательную операцию в Алабаме. 4 марта он обратился в Монтгомери к 215 делегатам КЮХР, представлявшим тридцать округов штата Алабама. «В этом городе, ― сказал он, ― негры сделали свой самый значительный шаг по направлению к свободе. А теперь наступил исторический момент для самого значительного шага прямо в царство свободы». Затем он ознакомил собравшихся со своим планом. Общаясь же после заседания с журналистами, Кинг пообещал, что в течение следующих тридцати дней в крупнейших городах Алабамы могут состояться демонстрации «типа бирмингемских».

Началась кампания в Таскалусе, где находился дом верховного магистра ку-клукс-клана Роберта Шелтона. Демонстрации в Таскалусе продолжались в течение нескольких недель, пока власти города не применили против участников протеста свирепые меры. 75 полицейских и помощников шерифа, используя электрошок и дубинки, смяли колонну из 600 демонстрантов и загнали их назад в Первую африканскую баптистскую церковь. Завязалась потасовка, в которой ранения получили один полицейский и тридцать пять демонстрантов. На следующий день были арестованы Джеймс Бивел, А. Д. Кпнг и другие лидеры их КЮХР.

Одновременно с этими событиями происходили демонстрации в Сент-Огастине. В конце мая сюда приехал Мартин Лютер Кинг. Поскольку наступление в штате Алабама было остановлено, он решил перенести акции протеста в Сент-Огастин. Как и Олбани, или, скорее, как и вся дельта Миссисипи, этот городок был очень крепким орешком. К тому же Кинг ощущал настоятельную необходимость организовать кампанию, которая основывалась бы на чисто религиозной мотивации и идее христианского ненасилия. Он все более проникался пацифистскими настроениями, в которых элементы мировоззрения Ганди сплавлялись с негритянской набожностью и с сугубо христианской идеей примирения и всепрощения. Он мечтал опровергнуть уверенность таких людей, как Малколм Икс, в том, что белые неисправимы. Он знавал совестливых белых южан, таких, как Гленн Смайли или как уроженец штата Миссисипи Эдвин Кинг. Он видел, что таксисты Атланты с пониманием относились к десегрегации. Подобно Ганди, он лелеял надежду разбудить человеческие чувства в бесчеловечном враге. Он верил, что совершенная христианская любовь, очищающая от страха, способна совершить чудо. Как лидер правозащитного движения он стремился, чтобы люди, добиваясь все большего равенства, воспитывали бы в себе способность идти на уступки. Он никогда не относился к закону как к средству, устанавливающему точную меру воздаяния или вид наказания. Он приветствовал закон только как способ сдержать насилие и создать мирные условия, при которых способность прощать друг друга и испытывать взаимное доверие обеспечат лучшую жизнь для всех.

В Сент-Огастине решено было использовать для места сбора старый невольничий рынок ― символ дискриминации чернокожих. Негры должны были после ужина собираться в церквях, расположенных в негритянских кварталах к юго-востоку от площади Конституции, а затем маршем доходить до рынка. Первая демонстрация, состоявшаяся вечером 26 мая, как раз в день выборов губернатора, прошла без особых эксцессов.

Но губернатором Флориды в этот день стал Хейден Берне, который исповедовал расистские взгляды. Следующим вечером воодушевленные победой Бернса члены ку-клукс-клана собрались на рынке в ожидании чернокожих демонстрантов. Они были вооружены железными трубами и велосипедными цепями. Но демонстранты вовремя узнали об этом и прошли мимо рынка. Первые акты насилия произошли в четверг, 28 мая. Куклуксклановцы набросились на демонстрантов, а полиция решила не вмешиваться. Правда, неграм не было причинено большого вреда, но досталось журналистам, которые снимали происходящее. Оператор Эн-би-си получил по голове удар велосипедной цепью и оказался в больнице. В этот же день обстреляли машину Карри Бойла, пятидесятидвухлетнего белого мужчины, помощника Мартина Кинга, и штаб КЮХР.

Шериф Л. О. Дейвис объявил неграм, что впредь запрещает марши. В ответ КЮХР обратилась с иском в региональный суд в Джэксонвилле, и суд отменил запрет шерифа. На пресс-конеренции, состоявшейся после судебного разбирательства в Джэксонвилле, Мартин Лютер Кинг охарактеризовал Сент-Огастин как «самое беззаконное сообщество, в котором нам когда-либо приходилось работать в течение последних нескольких лет».

В тот же вечер Кинг прибыл в Сент-Огастин и на митинге обратился к собравшимся. Он сказал: «Я хочу похвалить вас за то прекрасное, полное достоинства мужество, с которым вы вели себя во время демонстраций на прошлой неделе... Вы столкнулись со зверством отдельных личностей, которые полагают, что они могут остановить нас в нашей справедливой борьбе за честное и свободное общество. Среди всего этого бесчинства вы стояли с высоко поднятой головой... Я хочу выразить вам признательность, герои Сент-Огастина... Мы вышли на дорогу, ведущую к свободе, и мы не остановимся.

Вы знаете, что нас не просто пугают. Нам угрожают реальной физической смертью. Они полагают, что это остановит наше движение. Когда я был в Калифорнии, до меня дошли слухи о том, что имеется план покончить со мной в Сент-Огастине. Что ж, если физическая гибель является той ценой, которую я должен заплатить, чтобы освободить моих братьев и сестер от вечной духовной смерти, тогда на свете нет ничего такой смерти спасительнее».

9 июня судья Симпсон вынес решение, которым шерифу Дейвису было отказано в праве запрещать вечерние демонстрации, требовать слишком большие суммы в качестве залога и подвергать заключенных «жестоким и необычным наказаниям», в частности загонять по десять демонстрантов в бетонную камеру размером не более восьми квадратных футов. Однажды более двадцати женщин, указывалось в судебном решении, «были вынуждены провести 1 час 18 минут в камере круглой формы, имевшей в диаметре 3 метра. Одна из женщин была больна полиомиелитом и вследствие этого могла стоять только на костылях».

Демонстрации продолжились, и во вторник вечером нескольких негров избили. В среду вечером члены клана стали бросать в демонстрантов кирпичи и емкости с серной кислотой. Неделя оказалась богатой и на другие события. В первой половине четверга Мартин Кинг, Ралф Эйберне-ти и группа из четырнадцати сопровождавших их лиц приехали в мотель «Монсон мотор лодж». К ним вышел хозяин мотеля Джеймс Брок.

— Мы хотели бы позавтракать у вас впятером, ― сказал Кинг.

— Мы не можем обслужить вас здесь, ― ответил Брок. ― У нас раздельное обслуживание.

— Тогда мы здесь подождем.

— Как вас зовут? ― спросил Брок.

— Мартин Лютер Кинг.

— А мое имя ― Брок. Я здесь хозяин. Как вы, возможно, догадываетесь, вы находитесь на частной территории в границах частной собственности. Я прошу вас удалиться.

В течение двадцати минут двое мужчин, глядя друг другу в лицо, продолжали спокойно говорить. Затем Брок заявил, что не станет обсуживать негров без решения федерального суда. Ралф Эйбернети поинтересовался содержанием рекламного стенда у входа:

— Разве ваше приглашение обслуживать туристов не включает негров?

Брок ответил, что в его заведении предусмотрено кормить только темнокожих слуг белых клиентов, но для этого им необходимо зайти в специальное служебное помещение.

— Мы подождем здесь, ― сказал Кинг, ― надеюсь, что хоть у кого-то проснется совесть.

В этот момент проходящий мимо белый мужчина грубо толкнул Кинга и вошел в ресторан. Была вызвана полиция, которая отвезла лидеров КЮХР в тюрьму округа Сент-Джон, где они оставались до субботы, когда их выпустили под залог.

В последней фазе борьбы, развернувшейся в Сент-Ога-стине, «сила любви» у здешних негров была подвергнута тяжкому испытанию. В определенной мере их сбило с толку то, что белая община резко изменила свою тактику. Влиятельные белые граждане организовали встречу двадцати местных предпринимателей и объявили о готовности следовать новому Биллю о гражданских правах, когда он обретет силу закона. Они в туманных фразах рассуждали о необходимости создать комитет, состоящий из «местных законопослушных граждан». Главным здесь было определение «местных», что автоматически исключало из участия в комитете Кинга, Эйбернети и других лидеров КЮХР. «Я приветствую этот шаг, ― тем не менее сказал Кинг репортерам, ― но я не думаю, что из этого нам следует отменять демонстрации».

В ответ появилось требование на тридцать дней прекратить демонстрации, а Кингу было предложено немедленно покинуть город. Только в этом случае, заявила инициативная группа белых, можно будет создать межрасовый комитет. Кинг наотрез отверг это предложение и в свою очередь обратился к президенту Джонсону с просьбой прислать в город федеральных судебных исполнителей. Белый дом, однако, не спешил ввязываться, чернокожие в Сент-Огас-тине вскоре поняли, что помощи ждать не приходится. Выходные дни в Сент-Огастине были омрачены дикой выходкой белых расистов. В течение нескольких часов они избивали негров.

Мартин Кинг впал в депрессию. Его надежды рассеялись как дым. Он подолгу истово молился, чтобы Господь даровал ему силы продолжать борьбу, и, в конце концов, в его душе вызрела мрачная решимость.

Всю следующую неделю балом в Сент-Огастине правили расисты. Они избивали негров, всячески издевались нам ними. В четверг, 25 июня, полиция арестовала пятерых белых мужчин, но вскоре уступила требованиям толпы об их освобождении. Вечером около 800 членов ку-клукс-клана атаковали демонстрацию, организованную КЮХР. Девятнадцать негров оказались в больнице. И только тогда губернатор штата решил создать межрасовый комитет. Кинг назвал это победой Движения.

2 июля Мартин Лютер Кинг вместе с лидерами других правозащитных организаций находился в Белом доме на церемонии подписания Линдоном Б. Джонсоном Билля о гражданских правах. На первых порах все выразили готовность подчиниться этому закону, но несколько дней спустя некоторые общественные места вновь закрылись для негров. IS июля в Гарлеме вспыхнул бунт. Мэр Нью-Йорка Роберт Ф. Вагнер попросил Кинга вмешаться в эти события. Кинг принял это приглашение без обсуждения с негритянскими лидерами Нью-Йорка и подвергся из-за этого резкой критике. Кое-кто даже предположил, что он пошел на поводу у белых. Кинг на это ответил: «На беззаконие, необузданность, грабежи и насилие нельзя смотреть сквозь пальцы вне зависимости от того, кто к ним прибегает: белые расисты или же отморозки любого другого цвета кожи». Вагнеру Кинг рекомендовал создать специальную гражданскую комиссию, обязав ее расследовать факты полицейского произвола и жестокости. Это предложение Вагнер отклонил. Что же касается отношения Кинга к бунту чернокожих горожан, то он вполне четко обозначил свою позицию: «До тех пор пока негр будет чувствовать, что он задыхается в тисках бедности, находясь при этом в недрах очень богатого общества, до тех пор пока негр будет ощущать, что его продвижение к свободе постоянно тормозится вежливым равнодушием белых господ, в нем всегда будет вызревать мятежный дух и готовность к насилию».

В начале сентября Мартин Кинг организовал отправку своих личных бумаг в Центральную библиотеку Бостонского унивеситета. Затем он вместе с Ралфом Эйбернети отправился по приглашению Вилли Брандта на ежегодный фестиваль культуры в Западный Берлин. 14 сентября в рамках фестиваля состоялся концерт, посвященный памяти президента Кеннеди. Появление Кинга в зале было встречено овацией. Затем Кинг был принят в качестве почетного гостя в резиденции епископа Отто Дибелиуса, который вручил ему диплом о присвоении степени почетного доктора Евангеличекого теологического колледжа в Западном Берлине.

Из Германии Кинг и Эйбернети вылетели в Рим, где в Ватикане их принял Папа Павел VI, который побеседовал с ними в течение двадцати минут и подарил Кингу серебряный медальон. Кинг заявил, что эта встреча ― «знак серьезной поддержки, способной глубоко воодушевить всех христиан, которые участвуют в борьбе за гражданские права вместе с нами». Затем прежде, чем вернуться в Соединенные Штаты, оба лидера на несколько дней остановились в Мадриде.

После возвращения в США Мартин отправился в турне агитировать за Джонсона, впервые официально заявив 28 сентября в Севанне, что он целиком и полностью поддерживает его кандидатуру. Он не хотел допустить появления в Белом доме Барри Гоулдуотера. Однако деятельность Кинга в эти дни отнюдь не ограничивалась участием в избирательной кампании. 13 октября в Сент-Луисе он посетил благотворительный банкет: гости оплатили стоимость полного обеда, но получили только сосиски. Собранные таким образом деньги были переданы в специальный епископальный фонд, предназначенный для восстановления взорванных и сожженных церквей Миссисипи. Вернувшись на следующий день после благотворительного банкета в Атланту, Кинг лег в госпиталь Св. Иосифа на обследование.

Он находился в госпитале, когда вдруг позвонила Коретта.

— Мартин! Мартин! ― кричала она в трубку ― Ты получил Нобелевскую премию!

Кинг был ошеломлен. «Некоторое время мне казалось, что это ― сон, ― говорил он позднее, ― и лишь потом понял, что это ― правда!» Ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к этой новости. Кинг был переполнен эмоциями. Этот год был богат на события: серьезные поражения чередовались в нем с невероятными победами. Еще недавно он мучительно обдумывал план следующей кампании, чтобы загладить неудачи КЮХР в Алабаме, а теперь он был обласкан вниманием как в своей стране, так и во всем мире.

1 ноября Кинг отслужил обе утренние службы в Абиссинской баптистской церкви в Гарлеме, пастором которой был Адам Клейтон Пауэлл. Затем вылетел на Багамы, куда его пригласил Пауэлл. Там он написал свою Нобелевскую речь и еще один более пространный текст, с которым собирался выступить в университете Осло на следующий день после награждения. Он только начал работать над текстами, когда узнал, что директор ФБР Дж. Эдгар Гувер назвал его «самым известным лжецом в стране». По словам Гувера, Кинг велел сотрудникам правозащитных организаций в Олбани не сообщать агентам ФБР о межрасовых инцидентах, потому что, дескать, это бесполезно ― агенты-южане все равно, мол, не станут предпринимать каких-либо действий.

Это был очевидный абсурд. Проблема с агентами ФБР состояла не в том, что они были южанами, а в том, что они работали рука об руку с руководством местной полиции. Впрочем, Гувер никогда не был пламенным поклонником гражданских прав и свобод, и его резкий выпад против Кинга порожден был, вероятно, отсутствием у него самого уважительного отношения к истине. У Мартина Кинга не было желания публично ссориться с Гувером. Он ответил в печати, что обвинение его «ужаснуло и удивило», добавив, что не тайна, «чем руководствовался автор столь безответственного обвинения».

По пути в Осло Кинг остановился в Лондоне, чтобы прочитать проповедь в соборе Св. Павла. Здесь он объявил, что из 54 000 долларов, составивших денежное обеспечение Нобелевской премии, ничего себе не возьмет. После вычета налогов 12 000 долларов поступят в бюджет КЮХР, а 25 600 долларов пойдут на обучение людей теории и практике ненасильственных действий. Церемония вручения премии состоялась 10 декабря. Рядом с Мартином была Коретта и его родители. Мартин был облачен в смокинг и полосатые брюки. В своей благодарственной речи он сказал: «Я принимаю эту премию от имени всего правозащитного движения, которое идет вперед с решимостью и с величественным пренебрежением к риску и опасности, чтобы основать царство свободы и законности... Я принимаю эту премию сегодня с нерушимой верой в Америку и с дерзкой верой в будущее всего человечества... Я отказываюсь принимать циничное представление о том, что нация за нацией должны спускаться по спирали милитаристской винтовой лестницы в самый ад термоядерного разрушения. Я верю в то, что невооруженная правда и чистая, безоговорочная любовь победят... Я по-прежнему верю, что мы победим... Сегодня я прибыл в Осло вдохновленный оказанной мне честью и с обновленной верой в человечность. Я принимаю эту награду от лица всех тех, кто любит мир и верит в братство людей».

В своей Нобелевской лекции, прочитанной на следующий день, Кинг мастерски живописал три взаимосвязанных аспекта того явления, которое он называл «нравственным инфантилизмом», а именно: расовую несправедливость, бедность и войну. Суммируя достижения освободительных движений в Соединенных Штатах, в Азии и в Африке, он заявил, что продолжающаяся в Америке борьба «за человеческое достоинство, за равенство, за рабочие места и за гражданские права не будет ни приостановлена, ни предана забвению, она даже не ослабеет. Если для этого потребуется пойти на конфликты и преодолевать сопротивление, мы не дрогнем. Больше никому не удастся нас усмирить и запугать... Движение отнюдь не стремится освободить негров за счет унижения и порабощения белых. Мы никого не хотим побеждать. Движение рассчитывает лишь сделать свободным американское общество и таким образом внести свою лепту в самоосвобождение всех людей и народов».

Он подробно осветил тему бедности, привел данные статистики и перечислил все негативные последствия бедности, которые делают жизнь двух третей человечества бесчеловечной. «В бедности как таковой не ничего нового, ― сказал он. ― Новое здесь только то, что мы уже обладаем ресурсами, достаточными для полного избавления от бедности... Подобно тому как этика ненасилия выставила напоказ уродливость расовой несправедливости, точно так же необходимо выявить все язвы и пороки бедности, чтобы от них избавиться. ― Не только от симптомов, но и от первопричин... Пришло время объявить новую мировую войну ― войну против бедности». И со своим сильным южным акцентом он процитировал знаменитые строки Джона Донна: «Никто не живет один, как остров... »

Касаясь проблемы войн, Кинг попытался описать последствия ядерного конфликта. Это должен быть настоящий ад, какого даже Данте не мог вообразить. Затем он высказал предположение, что ненасилие в данном отношении могло бы сыграть свою роль. Войны должны оказаться под запретом. Но это ― не главная цель. Недостаточно просто избавиться от войн, необходимо заложить фундамент мира, который невозможен без «позитивного соперничества, способного направить творческий гений на созидание, чтобы мир и процветание стали бы реальностью для всех народов земли». И наконец, он заговорил о «любви как высшем всеобъемлющем принципе жизни... Это ― ключ, который открывает дверь, ведущую к подлинной реальности».

Образы и воспоминания о событиях последних месяцев пульсировали в сознании Кинга, когда он писал заключительные фразы в Бимини, и сейчас, озвучиваясь его голосом, они несли в себе весомый груз личных, глубоко прочувствованных переживаний, которые казались слушателям почти осязаемыми: «Люди дерзают любить, поднимаясь с этим чувством на величественную высоту зрелости. По сути, только любовь дает нам полноту ощущения жизни. Поэтому я еще не разочаровался в будущем. Несмотря на то что первопроходцы, сражающиеся за мир и свободу, по-прежнему будут подвергаться лишениям за решетками тюрем и угрозам смертельной расправы; несмотря на то что их будут постоянно преследовать; несмотря на то что мы имеем сейчас дело с мировым кризисом, наше будущее не безнадежно. В каждом кризисе есть свои опасности и свои преимущества. Он может вести как к краху, так и к спасению. В нашем темном и запутанном мире царство Божие еще может утвердиться в сердцах людей».