На следующий день, в холодное и дождливое воскресенье, Холмс все утро оставался в номере, отказавшись завтракать и даже обедать: его мучила, как он это назвал, «проблема Рочестера». Он еще раз убедился, что Муни Вальгрен обладает ключом к разгадке дела о руническом камне, но утром заявил нам:

– Я пока что не знаю, как открыть замок, и узнаю только после того, как найду Рочестера.

Интерес Холмса к девочке лишь усилился, когда Рафферти открыл «секрет», которым Муни поделилась с ним.

– Предположим, малышка говорит правду, – рассуждал сыщик по дороге в «Дуглас-хаус». – Но как она обнаружила, где спрятан камень? Вот это действительно сложный вопрос.

Пока Холмс занимался мозговым штурмом, нам с Шэдом предстояло проводить дальнейшее расследование «в полевых условиях», как это называл Рафферти.

– Ваш друг мистер Холмс замечательный человек, – сказал мне Рафферти, пока мы завтракали в маленькой закусочной в паре кварталов от гостиницы. – Но иногда я думаю, что он слишком много работает головой, если вы понимаете, о чем я. Когда слишком долго о чем-то думаешь, начинаешь походить на щенка, гоняющегося за своим хвостом. Крутишься и крутишься без конца, пока не ухватишь зубами коротенький обрубок идеи. Уж если случилась такая канитель, то пора встать, выйти и заняться чем-то полезным. Именно так я и намерен поступить, доктор. Присоединитесь ко мне?

– Почему бы и нет? А что вы задумали, мистер Рафферти?

– Мне кажется, будет интересно снова поговорить с моей маленькой «птичкой».

– Кстати, кто ваш осведомитель?

– А вот пойдемте со мной, после того как прикончите сосиску, что так аппетитно поглощаете, доктор, и сами все увидите.

Как только мы вышли из закусочной, Рафферти быстрой походкой направился в сторону железнодорожной станции. В дождь город казался особенно серым и мрачным, будто из маленьких деревянных и кирпичных домов вдоль Бродвея вымыли остатки цвета. Лавки закрылись, поскольку по воскресеньям торговля не шла, а сама улица превратилась в длинную и широкую полосу грязи. Я увидел одинокую лошадь и повозку, припаркованную рядом с аптекой, но свет внутри не горел. Мы остановились под навесом у входа, чтобы Рафферти закурил.

– Дождь так и поливает, – заметил Рафферти, затянувшись сигарой. – Фермеры будут счастливы, поскольку перед сезоном посадок это самое то.

– Напоминает Лондон в январе, – заметил я, лениво рассматривая через большую стеклянную витрину ряды товаров – всевозможные кремы и лосьоны, пузырьки с загадочными тонизирующими составами, карманные часы и канцелярские принадлежности. Кроме них, в витрине сидела большая фарфоровая кукла, которая напомнила мне о Муни Вальгрен. Я спросил у Рафферти, уставившегося на струи дождя: – А что вы думаете об этом Рочестере, о котором говорила девочка?

– Да, я поразмыслил над этим, и вот что пришло мне в голову: а вдруг Рочестер – это не имя человека, а что-то другое?

– Например?

Рафферти пожал плечами:

– Ну, допустим, название населенного пункта. Скажем, в Миннесоте есть город Рочестер, прославившийся тем, что пара костоправов – без обид, доктор, – открыла там клинику. Есть еще Рочестер в штате Нью-Йорк. Я там никогда не был, но вроде это довольно большой город. А может, Рочестер – это переулок, парк или здание. Непонятно, что девочка имела в виду. Настоящая головоломка. Но, уверен, мистер Холмс вскоре ее разгадает.

– Давайте надеяться, – сказал я, в то время как Рафферти потушил сигару, и мы снова вышли под дождь. – Можете сказать, куда мы идем?

– Увидите, – бросил через плечо ирландец.

Оказалось, что мы шли на железнодорожную станцию. Мне было понятно, что это единственное заведение в городе, которое работает двадцать четыре часа в сутки, даже по воскресеньям. Кроме того, я догадался, кто был осведомителем Рафферти: начальник станции. Он в силу своей должности знал почти все о событиях в городе. Звали его Джек Кристиансен, а с Рафферти они познакомились еще в те стародавние времена, когда тот продавал Библии в этой местности. Кристиансена мы нашли в маленьком кабинете в здании станции. Он сидел на вращающемся кресле за длинным деревянным столом рядом с полками, забитыми кучей путевых листов, отчетов, бюллетеней, расписок и прочих документов, которые производит в огромном количестве такой гигант, как железная дорога. Кристиансен был худощавым мужчиной лет пятидесяти с чем-то, с густыми, аккуратно расчесанными волосами светло-песочного цвета, с вытянутым, довольно мрачным лицом и близко посаженными серыми глазами, которые смотрели на нас из-за стекол очков в тонкой оправе. Отутюженная синяя форма и армейская выправка выдавали в нем бывшего военного, но к Рафферти он обратился без официоза:

– Шэд, рад вас видеть! – С теплой улыбкой поднимаясь с места, начальник станции предложил: – Проходите, посидите немного.

– С удовольствием, – сказал Рафферти, и мы заняли два оставшихся стула. – Джек, хочу познакомить вас с моим другом: это Питер Смит из Лондона. Он помогает мне с этим странным делом о руническом камне.

– Ваш друг – мой друг, – заявил Кристиансен, крепко пожав мне руку. – Вы ведь прибыли к нам вместе с еще одним англичанином?

– Да, я помощник мистера Бейкера. Он сейчас занят другими делами.

После короткого знакомства я со смесью удивления и восхищения наблюдал, как Рафферти испытывал на Кристиансене свою словесную магию. Если Холмс мог быть резковат и сразу бросался на добычу, как лев на охоте, Рафферти напоминал более мелкого и бесконечно терпеливого хищника, который сторожит свою жертву, чтобы выбрать правильный момент для нападения.

Рафферти провел добрых полчаса, обмениваясь с Кристиансеном ничего не значащими любезностями, расспрашивая о здоровье и успехах членов семьи, обсуждая тяжкие обязанности начальника станции и даже погоду – эта тема являлась источником бесконечных разговоров у жителей Миннесоты. И только после этого пространного вступления Рафферти задал вопрос, ответ на который он пришел получить:

– Кстати, Джек, вы откопали тот отчет, который я искал?

– Да, он у меня, но вы же понимаете, что это строго между нами. У меня будут проблемы с самим Джеймсом Хиллом, если кто-то узнает, что я предаю огласке документы компании.

– Могила, – заверил его Рафферти. – И за мистера Смита ручаюсь. Он из тех, кто блюдет полную конфиденциальность.

– Хорошо, Шэд, я знаю, что ваше слово дорогого стоит. Вот… – Кристиансен отдал ирландцу небольшой документ страниц на пятнадцать. – Но я хочу получить бумаги обратно как можно скорее.

– Они будут у вас завтра, – пообещал Рафферти. – И уверяю вас, Джек, я эту услугу не забуду.

Только после того, как мы вернулись в отель, отряхнули мокрые пальто и налили по чашке горячего кофе, Рафферти рассказал о документе, полученном от Кристиансена.

– Это отчет о смерти мистера Комстока, который подготовила личная служба безопасности железной дороги, – заявил он, когда мы уселись в холле. – Когда на путях происходит несчастный случай, особенно со смертельным исходом, железная дорога отправляет своих детективов провести дознание.

– Но разве власти не осуществляют расследование?

– Разумеется, но железные дороги не доверяют местным – ни здесь, ни где бы то ни было. Поэтому посылают своих ребят, которые – думаю, это не секрет для вас, доктор, – неизбежно приходят к выводу, что человек погиб в результате несчастного случая. Но даже при всей их предвзятости путейские детективы делают свою работу очень тщательно, вот почему железная дорога редко проигрывает дела в судах. А теперь давайте посмотрим, к каким заключениям они пришли в случае с мистером Комстоком.

Как и Холмс, Рафферти очень быстро читал, а потому через пару минут он уже добрался до конца отчета. Отложив бумаги на маленький столик между нашими стульями, Рафферти предложил:

– Ну, доктор, можете прочесть сами или я перескажу вкратце ключевые моменты.

– Думаю, пока вполне хватит пересказа. Пожалуй, Холмс захочет прочесть документ позже, как и я.

– Хорошо, слушайте, – начал Рафферти, усаживаясь поудобнее и делая глоток кофе. – Днем четырнадцатого декабря тысяча восемьсот девяносто восьмого года мистер Фрэнк Комсток и его прекрасная свежеиспеченная жена сели в поезд, который двигался в восточном направлении, из Сиэтла в Сент-Пол. В составе было несколько пульмановских спальных вагонов, и в одном из них заняла купе эта пара, севшая в Фарго-Мурхед. Билеты у них были до Сент-Пола, где молодожены собирались пересесть на поезд до Чикаго. Всю эту информацию предоставил другой пассажир, который коротко переговорил с четой Комсток в вагоне-ресторане. Тот же свидетель сообщил, что мистер Комсток в его присутствии выпил как минимум два бокала виски и был если не сильно пьян, то в изрядном подпитии.

– Интересно, в котором же часу свидетель с ними говорил?

– Хороший вопрос, доктор. Около шести вечера. Разумеется, в это время года к тому моменту уже стоит кромешная тьма, что очень удобно, если вы замыслили убить кого-нибудь. Потом, опять же со слов того свидетеля, супружеская чета около семи часов покинула вагон-ресторан, предположительно отправившись в свое купе. Что самое интересное, после этого мистера Комстока видел лишь один человек.

– Его жена.

– Именно, доктор! Показания леди очень коротки. Она утверждает, что они с мужем пошли в купе, по дороге болтали о выращивании пшеницы или о чем-то столь же увлекательном. Около восьми часов, по ее словам, мистер Комсток решил выкурить сигару и вышел из купе, поскольку жене не нравился табачный запах. И это, как она заявила детективам, был последний раз, когда она видела супруга живым. Когда спустя полчаса он не вернулся, она забеспокоилась и пошла его искать. Разумеется, не нашла. Вызвали проводника, опросили пассажиров. Ну и в заключение тело Фрэнка Комстока было найдено позднее тем же вечером у железнодорожных путей в пяти милях к востоку от Александрии.

– Он был мертв?

– Да. Выпав из поезда, он ударился головой о телеграфный столб. Зрелище еще то, могу себе представить. Официальная версия такова: вместо того чтобы отправиться в вагон-гостиную, где курили большинство джентльменов, он стоял в одном из тамбуров или даже на площадке в конце последнего вагона, каким-то образом выпал оттуда и убился.

– Есть ли какие-то улики, указывающие на то, что его могли столкнуть с поезда?

– А вот тут и начинается самое интересное. Согласно отчету, местного детектива – а занимался расследованием наш друг шериф Густав Бем – заинтриговали два факта. Во-первых, рядом или поблизости с телом не обнаружили ни сигары, ни спичек. Единственное объяснение миссис Комсток заключалось в том, что сигара и спички, возможно, выпали из рук ее бедного мужа и остались где-то на ступеньках тамбура еще до того, как несчастный вывалился из поезда. Если так, то две эти улики могли оказаться на рельсах в любом месте дороги.

– На мой взгляд, звучит не слишком убедительно, – покачал я головой.

– Но подобное возможно, и леди указала на это.

– А второй факт?

Рафферти сделал большой глоток кофе и продолжил:

– Вторая интересная деталь заключается в том, что одна дама в поезде видела миссис Комсток в коридоре пульмановского спального вагона примерно в четверть девятого: та быстро шла по направлению к своему купе.

– Как вдова это объяснила?

– Леди опять же не стала вдаваться в подробности. Просто сказала, что ей стало душно в купе и она вышла размяться.

– И шериф ей поверил?

– Кто знает? Но это неважно, поскольку не было никаких улик, позволяющих обвинить миссис Комсток или кого-то еще в преступлении. Тем не менее замечу, что шериф Бем хорошо сделал свою работу. Если верить детективам с железной дороги, он даже проверил, какая страховка была у Фрэнка Комстока. Можно было ожидать, что он застрахован на крупную сумму, но оказалось, что полиса нет вообще. Как уже сообщил чикагский приятель Холмса, Фрэнк Комсток покинул юдоль слез без гроша, что стало настоящим шоком для скорбящей вдовы.

– Правильно ли я понял, что дело о его смерти не возбуждали?

– Все верно. Коронер за неимением иных доказательств сделал вывод, что это был несчастный случай вследствие злоупотребления алкоголем.

– А вы что думаете, мистер Рафферти?

– Я бы не стал жениться на его вдове, – усмехнулся ирландец.

Когда Холмс наконец появился из своего номера около трех и встретился с нами в холле, Рафферти дал ему прочесть отчет. Изучив бумаги с обычной скоростью, Холмс сказал, что документ «наводит на размышления», но не стал дальше развивать эту мысль. Он барабанил пальцами по ручке кресла и выглядел словно школьник в ожидании перемены:

– Вы очень волнуетесь, – заметил я. – Вас все еще тревожит проблема Рочестера?

– Да, но еще больше меня беспокоит лакуна в самом центре этого дела, – ответил он, а нервные тонкие пальцы все так же без передышки выстукивали ритм.

– Что вы имеете в виду?

– Я имел в виду сам рунический камень, Уотсон. Он – источник и причина всех событий, ради него жадные люди идут на убийства, но при этом сам он по-прежнему прячется: мы знаем об артефакте лишь по рассказам других. Я так хотел бы увидеть камень своими глазами!

– Да, было бы неплохо на него полюбоваться, – согласился Рафферти. – Но мне порой кажется, что мы гоняемся за призраком.

Я испытал порыв воодушевления:

– Может, кто-то сделал фото камня вскоре после того, как он был найден? Подобный снимок был бы нам очень полезен.

– Мне эта мысль тоже приходила в голову, – кивнул Рафферти. – Фотография с места событий могла бы ответить на многие вопросы, которые нас мучают. Может, стоит поразнюхивать тут, вдруг кто-то из местных фермеров или горожан сфотографировал артефакт на ферме Вальгрена.

– Отличная идея, – одобрил Холмс. – А я пока что хотел бы поговорить еще раз с Эйнаром Блегеном. Уверен, он знает о камне больше, чем говорит.

– Плохо, что вчера нам помешал шериф, – проворчал Рафферти. – Мистер Блеген показался мне легкой добычей для вас – как дерево, с которого без труда можно стрясти плод. И тут, как нарочно, появляется Бем.

Холмс улыбнулся:

– Шериф не единственный, кто вчера подоспел вовремя, мистер Рафферти. Если бы не появление миссис Комсток, то, боюсь, ваша с шерифом ссора закончилась бы перестрелкой.

– Да ни в коем разе, мы просто шутили – проверяли, насколько далеко каждый из нас готов зайти. Не о чем беспокоиться.

– Кстати, о миссис Комсток. Вы намерены поговорить с ней снова? – спросил я у Холмса.

– Да. Но для начала неплохо бы переговорить с мистером Билли Свифтом: если мы сможем застать его в одиночестве, он пригодится нам больше, чем его хозяйка.

– Почему вы так считаете?

Ответил мне Рафферти:

– Я думаю, мистер Холмс имеет в виду, что юного Билли, в отличие от миссис Комсток, природа умом обделила. Парень показался мне грубоватым, из числа тех, кому нравится ездить верхом и палить из ружей, а вовсе не предаваться размышлениям.

– Хорошо сказано, – усмехнулся Холмс. – Мистер Свифт являет собой пример того, что американцы называют «прихвостнями». Как я подозреваю, он готов выполнять приказы, пока кто-то думает за него. Миссис Комсток вертит этим юнцом как хочет, и он делает все по ее указке. Кроме того, без сомнения, он ее любовник.

– Но она же вдвое старше! – запротестовал я.

– Доктор, ну что вы, не надо так возмущаться, – с иронией заметил Рафферти. – Как говорил Бен Франклин, если я правильно помню, мужчине следует выбирать в любовницы женщину старше себя и она будет благодарна ему до глубины души.

– Ну, я не стал бы так описывать ситуацию миссис Комсток, – возразил Холмс, – ведь она…

Он внезапно осекся, уставившись на что-то позади меня. Я резко обернулся и увидел Билли Свифта, который входил в двери отеля в гордом одиночестве, словно его послало к нам Провидение благодаря одному из тех загадочных совпадений, которыми так изобиловало все дело о руническом камне.

– Ах, мистер Свифт! – воскликнул Холмс достаточно громко, чтобы его было слышно через холл. – Рад вас снова видеть. Почему бы вам не присоединиться к нашей компании?

Молодой человек в своем привычном наряде ковбоя взглянул на сыщика и скривился, будто только что увидел скорпиона на своем сапоге.

– Мне нечего вам сказать, – заявил он, проходя мимо нас к главной лестнице.

– Какая незадача, а то у нас как раз есть новости о руническом камне. Уверен, миссис Комсток заинтересовало бы наше открытие.

Эти слова заставили молодого человека передумать, поэтому он медленно повернулся, сделал несколько шагов в нашу сторону и спросил:

– И что же это?

– Почему бы вам не присесть, и мы поговорим, – предложил Холмс все так же доброжелательно. – Хотите кофе?

– Я постою, – буркнул Свифт, опершись о стул рядом с нами; при этом его куртка из оленьей кожи распахнулась, и на поясе блеснул пистолет. Пропустив предложение Холмса выпить кофе, юноша буркнул в своей обычной резкой манере: – Если вам есть что сказать, говорите.

– Вижу, вы очень прямолинейный молодой человек. Тогда я тоже буду прямолинейным. Мы нашли важную новую улику, которая вскоре приведет нас к руническому камню. Я хотел бы, чтобы вы сообщили об этом своей хозяйке. Передайте ей…

– Она не моя хозяйка, – с презрением фыркнул юноша, – а я не мальчик на побегушках. – При этом правой рукой Свифт сжал рукоять пистолета.

– Простите, – невозмутимо сказал Холмс, – но, когда мы встретились недавно, вы выглядели и вели себя именно как мальчик на побегушках.

Услышав прямое оскорбление, Свифт покраснел и оскалился, будто хищник, обнажающий зубы. На долю секунды я даже подумал, что он выхватит оружие. К счастью, в разговор вступил Рафферти – чтобы пролить немного бальзама на израненную гордость молодого человека, но при этом дать ему понять, что любое опрометчивое действие с его стороны неблагоразумно.

– Какой замечательный пистолет вы носите под курткой, – заметил ирландец. – Похож на кольт «фронтир». Стройняги вроде вас всегда предпочитают большие пистолеты; полагаю, это сорок четвертый калибр. Отличное оружие, тут не поспоришь, но слишком медленное и тяжелое, на мой вкус. Вы будете поражены, насколько быстро человек в случае необходимости может выхватить из рукава карманный пистолет. Быстрее не бывает, вы согласны, юный Билли?

Свифт буравил диким взглядом Рафферти, который спокойно развалился на стуле, положив руки на колени. Я знал, что Шэд часто носит карманный пистолет, поскольку видел его оружие в деле, когда мы вели расследование о ледовом дворце. Взглянув на Свифта, я заметил нерешительность в его глазах: парень явно пытался расшифровать смысл замечания Рафферти. Наконец молодой человек сделал правильный вывод и медленно убрал руку с пистолета.

– Кстати, хочу предупредить, парень, – продолжал Рафферти, – шериф Бем не любит, когда по подведомственной территории шастают люди с оружием, так что я не стал бы размахивать шестизарядным револьвером у него под носом.

– Я его не боюсь, – огрызнулся Свифт.

– Ваша храбрость достойна похвалы, но вряд ли вы хорошо подумали, – заметил Холмс. – А теперь, как я уже говорил, будьте любезны передать миссис Комсток мои слова. Кроме того, скажите, что я хотел бы обсудить с ней подробности завтра.

В ответ молодой человек лишь выругался, а потом повернулся и молча пошел прочь.

– Ну дела, – протянул Рафферти, пока мы наблюдали, как Свифт поднимается по лестнице и поворачивает в сторону номера миссис Комсток. – Объясните-ка мне, что это было?

– Я обнаружил, мистер Рафферти, что хороший детектив должен не только собирать урожай улик, но и сам иногда их сеять. Я всего лишь заронил семечко сомнения, а вот прорастет ли оно во что-то полезное, мы увидим.

Реакция миссис Комсток на провокацию знаменитого сыщика не заставила себя долго ждать, поскольку меньше чем через полчаса после нашего разговора со Свифтом посыльный доставил нам сообщение от леди. В нем говорилось: «Мистеру Бейкеру и его друзьям. Никогда не блефуйте с пустыми руками. М. Комсток».

– Похоже, вам не удалось вызвать страх в сердце нашей красотки, – хихикнул ирландец. – Она искусна в пятикарточном покере, это факт!

Холмс вздохнул и сказал:

– Попытка не пытка, мистер Рафферти. По крайней мере, мы узнали, что миссис Комсток и ее юный компаньон сейчас не в самых лучших отношениях.

– Может, простая любовная ссора? – предположил Рафферти.

– Сомневаюсь. Вряд ли леди будет попусту тратить время на ссоры из-за любви. Уверен, наша знакомая относится к тому редкому типу женщин, которые не нуждаются в мужчинах, а лишь используют их. Понимаете, я убежден, что единственная вещь, которая ей нужна, это вовсе не любовь, а постоянный риск. Она жаждет вызова, будь то управление борделем или замужество ради вытягивания денег из богатого супруга – а я уверен, что именно с этой целью она окрутила покойного мужа. Теперь ее вызов – это мы; мы в центре ее внимания, а потому она очень опасна.

– По-вашему, она прямо какая-то Борджиа получается, – хмыкнул Рафферти, который, разумеется, не знал леди так хорошо, как мы с Холмсом.

Детектив пристально посмотрел на Рафферти и сказал:

– Вы должны понять одну вещь, мой друг. Мэри Комсток не обычная преступница. Злодейство для нее не стиль жизни, а средство творческого выражения. Так было и с профессором Мориарти. Он был гением преступности не только благодаря своему интеллекту, но и потому, что испытывал огромное удовольствие, совершая злодеяния. Преступления были у него в крови, пульсируя в венах, словно темный яд, а потому естественны для него, как дыхание. Он жил ими, Рафферти, и я полагаю, что миссис Комсток из того же теста. Теперь, когда мы снова появились на сцене, она стала даже опаснее, так что нам следует быть особенно осторожными, ведь миссис Комсток ужалит похлеще кобры, если мы хоть чуть-чуть оступимся.

Я счел речь Холмса довольно странной, поскольку раньше он никогда не сравнивал ни одного преступника, даже самого искусного и безжалостного, с Мориарти. Профессор служил для прославленного сыщика своего рода эталоном, которым надо мерить всех остальных преступников. Меня до глубины души поразило, что теперь и миссис Комсток попала в столь «благородную» компанию.

– Я удивлен, что вы считаете миссис Комсток настолько серьезным противником, – заметил я. – Она умная и вероломная женщина, но сравнивать ее с профессором Мориарти…

– Перебор? – спросил Холмс. – Может быть, вы и правы, Уотсон. Но скажу вам вот что: когда я наклонился поцеловать ей руку два дня назад, то почувствовал ужасную дрожь, какой не испытывал с тех пор, как дрался с профессором Мориарти на краю Рейхенбахского водопада. Видите ли, я считаю, что зло – не просто черта характера, но отдельная эманация, которая пронизывает человечество, словно безжалостный ветер. Кто-то может устоять, другие сгибаются под ее напором, но некоторые опасные личности жадно вдыхают ее, чтобы потом изрыгнуть ее холодный концентрированный яд в наш мир. Мориарти был именно таким, и миссис Комсток, боюсь, может оказаться его родственной душой. Если бы они встретились и поженились, не сомневаюсь, эта парочка правила бы миром!

К ужину дождь прекратился и вышло припозднившееся солнце, как раз чтобы зависнуть над самым горизонтом на западе. Мы втроем пошли прогуляться по Бродвею, а потом неспешно поужинали, обсудив за трапезой все детали нашего дела. К девяти часам, когда мы разошлись по номерам, я с нетерпением предвкушал возможность выспаться, поскольку события после нашего приезда в Александрию следовали в таком бешеном ритме, что места для отдыха просто не оставалось. Но в это дождливое воскресенье случилось и еще кое-что. В начале одиннадцатого, когда я собирался отойти ко сну, в дверь моего номера постучал Холмс.

– Посмотрите-ка, что мне принесли, – сказал он, протягивая мне короткую записку от руки.

В ней говорилось: «Мистер Бейкер. Приезжайте завтра ко мне в Холандберг. У меня есть для вас важное сообщение. Эйнар Блеген».

– Где вы это взяли, Холмс?

– Мистер Блеген позвонил портье и продиктовал послание.

– Но почему же он просто не пригласил вас к телефону?

– Понятия не имею, старина. Но я знаю одно: завтра с самого утра мы должны отправиться навестить мистера Блегена.