Новость о том, что рунический камень похитили у нас буквально из-под носа, растревожила Холмса, но одновременно он испытал и прилив энергии.

– События несутся галопом, – заявил он, пока мы шли вместе с Рафферти обратно в отель. – Главное, чтобы мы были в седле. Надо поехать в Мурхед, а оттуда как можно скорее отправиться на ферму Фэрвью.

– Вечером есть поезд, если я правильно помню расписание. Три часа – и мы на месте.

– Не думаю, что стоит ехать прямо сейчас. – Холмс посмотрел на часы. – Нам еще надо закончить тут одно дельце. Почти четыре. Как вы думаете, Коммерческий банк еще открыт?

– Сомневаюсь. Мой опыт показывает, что у банкиров часы работы короткие, но приятные, – улыбнулся Рафферти. – Еще бы, с такими-то деньжищами.

Оказалось, что Рафферти прав: когда мы проходили мимо здания с грифонами, то заметили объявление, что банк закрылся в три и не будет работать до девяти утра следующего дня. Холмс нахмурился, а потом задумался, и взгляд его зорких глаз стал отрешенным. Молча мы добрались до входа в отель, и тогда Холмс заговорил:

– Боюсь, мы утонули в вопросах без ответа, и я никак не могу понять, как лучше действовать дальше. Но, думаю, я должен изучить содержимое банковской ячейки мистера Блегена до отъезда в Мурхед.

– Вы ожидаете найти там что-то ценное? – поинтересовался Рафферти.

– Да. Та осторожность, с которой мистер Блеген спрятал ключ, предполагает, что в сейфе лежит нечто чрезвычайно важное. Так что, я думаю, нам с доктором Уотсоном надо пойти в банк прямо с утра и попытаться заглянуть в ячейку, а потом на первом же подходящем поезде отправиться в Мурхед.

Мы подошли к стойке портье, где нас ждало сообщение от Кенсингтона, который перечислил всех друзей Эйнара Блегена в здешних краях. К ужасу Холмса, в списке оказалось более двадцати имен в шести разных городах, включая Александрию. Сыщик вздохнул, сложил листок и сунул в карман.

– Слишком много, – просто сказал он. – Мы не можем начать проверять всех подряд, так что мистера Блегена поищем в другой раз, если он вообще жив.

Впервые Холмс заговорил о том, что Блеген, возможно, мертв, но замечание, казалось, не удивило Рафферти.

– Я думаю, что старина Эйнар уже мертв и зарыт где-нибудь, – вздохнул он. – В округе куча подходящих мест, чтобы спрятать тело.

Мы стояли в холле, и я поймал себя на том, что размышляю, каков будет следующий шаг Холмса. Я отчетливо ощущал, что мы на решающем распутье – в той точке, откуда перед нами открываются разные пути расследования.

Сам Холмс любил говорить, что в сложном деле детектив напоминает человека, которому надо добраться из одного конца Лондона в другой. Холмс утверждал, что при наличии времени, способностей и удачи почти каждый может достичь пункта назначения. Но гений великого сыщика, как он говорил, заключается в том, чтобы найти самую короткую, прямую и быструю дорогу. Эта дорога, как я обнаружил, снова привела нас в мир Мэри Комсток.

В начале шестого мы постучали в комнату миссис Комсток. Холмс не сказал нам, о чем собирается беседовать с леди, но Рафферти явно радовался возможности поговорить с «известной мегерой», как он называл миссис Комсток.

Вскоре нам открыла дверь сама леди. Как обычно, она была одета элегантно: в кружевную белую блузу с высоким воротником, темно-синий жакет с пышными рукавами и длинную юбку, которая демонстрировала красивые пропорции ее тела.

– Как приятно снова вас видеть, – сказала она с загадочной улыбкой, приглашая нас войти. – Прошу, располагайтесь.

Мы уселись вокруг тахты, где любила сидеть миссис Комсток. Холмс заметил, что на столе лежит дневник, а рядом перо и открытая бутылочка с чернилами. Холмс внимательно посмотрел на эти предметы, а потом сказал:

– Вижу, вы что-то писали сегодня, мадам. Мемуары? Интересная выйдет книга.

– Вы так считаете, мистер Холмс? – бросила леди, подходя к столу и закрывая дневник. – Я просто делала кое-какие заметки. Кроме того, не могу себе представить, чтобы какой-то из аспектов мой жизни был интереснее мрачных историй, выходящих из-под пера доктора Уотсона.

Произнеся такой двусмысленный комплимент, леди заняла место на тахте и выжидающе посмотрела на нас сверху вниз. Ее взгляд наводил на мысль, что миссис Комсток подготовилась к любым вопросам Холмса. Но прославленный детектив начал с официального представления:

– Не знаю, мадам, встречались ли вы когда-либо с нашим другом мистером Шэдвеллом Рафферти из Сент-Пола.

– Я видела этого джентльмена на ферме Фегельблада, – напомнила Мэри, изучая Рафферти так, словно он был товаром в витрине магазина. – Разумеется, я также много о нем слышала.

– Неужели? Надеюсь, обо мне говорят только хорошее, – смутился ирландец.

– В основном да, – промурлыкала она.

Короткий ответ, казалось, позабавил Холмса. Он сказал:

– Я удивлен, что мистер Свифт не с вами, мадам. Я ожидал, что дверь откроет он.

– Билли уехал по делам, – заявила Мэри без дальнейших объяснений. – Но, думаю, поговорить вы хотели не с ним.

– Вы правы, миссис Комсток. Я желал бы задать вам пару вопросов, если вас не затруднит на них ответить. Я вас не побеспокою?

– Я привыкла к беспокойству, мистер Холмс, как и вы.

– Разумеется. Я хотел спросить, не видели ли вы сегодня мистера Ларссона. Я надеялся переговорить с ним о руническом камне, но его, похоже, нет в городе.

Если миссис Комсток и знала о смерти Ларссона, то это не наложило отпечатка ни на интонацию, ни на мимику. Ее красивое лицо осталось холодным, словно мрамор.

Она сказала:

– Мистер Ларссон никогда не информировал меня о своих перемещениях. Вы проверяли местные бары? Я так поняла, что он изрядную часть времени проводит в обнимку с бутылкой.

– Дурная привычка, – согласился Холмс. – Человеку, который злоупотребляет спиртным, нельзя доверять, а вы предпочитаете надежных мужчин, миссис Комсток.

– Как иначе, мистер Холмс.

– А ваш покойный муж был надежным человеком?

Миссис Комсток и глазом не моргнула, услышав такой странный вопрос, – казалось, она уже привыкла ко всем уловкам противника.

– Насколько это возможно, мистер Холмс. Знаете, от мужчин одни неприятности. Вероятно, поэтому я и нахожу их такими интересными.

– Мы тоже вас расстроили, миссис Комсток?

– Время покажет.

Холмс послал ей загадочную улыбку:

– Не сомневаюсь. Кстати, о времени: теперь, когда ваш муж отправился в мир иной, полагаю, вы часто навещаете его могилу.

К моему удивлению, леди обратилась к Рафферти и шутливо заметила:

– Как вы миритесь с мистером Холмсом, сэр? Его ум утомляет. Главное, чтобы он не заманил вас в ловушку, как часто поступает со мной.

Рафферти потерял дар речи, но вместо него заговорил Холмс:

– Вы не ответили на вопрос, мадам.

Миссис Комсток повернулась к сыщику и сказала ледяным тоном:

– Не стоит считать меня глупышкой, раз уж я женщина, мистер Холмс. По каким-то неведомым мне причинам вы продолжаете думать, будто я имею какое-то отношение к убийству Вальгрена и краже рунического камня. Наверное, поэтому вы проверяли, что за груз отправил Билли вечером в пятницу. Это была могильная плита, мистер Холмс, в честь моего покойного мужа. Почему вы не оставите Фрэнка в покое?

Почувствовав, что он наконец пробил оболочку высокомерия, Холмс надавил сильнее:

– Я хотел бы взглянуть на плиту и надпись на ней, миссис Комсток. Может быть, покажете?

– Мне кажется, это вообще не ваше дело, мистер Холмс.

– А мне кажется, мое, – заявил Холмс, переходя к прямым обвинениям: – Это вы столкнули своего супруга с поезда, да?

Леди отреагировала на этот вопрос открытой враждебностью. Поднявшись со своего места, она бросила:

– Вы утомили меня своими вопросами, мистер Холмс. Я должна попросить вас уйти, и немедленно. И будьте любезны больше меня не беспокоить.

Холмс не шелохнулся.

– И снова вы не ответили на мой вопрос, миссис Комсток. Должен признаться, меня расстраивает ваша уклончивость. Думаю, вы что-то скрываете.

– Думайте все, что угодно, – миссис Комсток бросила злобный взгляд на Холмса, – но только где-нибудь в другом месте. Мне позвонить портье и попросить вас вывести или все-таки будете вести себя как джентльмены и уйдете сами?

Холмс посмотрел в блестящие глаза красавицы, словно бы пытаясь осознать глубину зла, которое они скрывают, а потом медленно поднялся; мы с Рафферти последовали его примеру.

– Мы уходим, но не думайте, что мы пропадем из вашей жизни, миссис Комсток. Вы в этот раз не сбежите, как в Хинкли.

– Убирайтесь. Немедленно.

– Как скажете, – поклонился Холмс. – Но не забывайте о том, что я вам сказал. Вам конец, милая леди.

Мы вышли в холл, а миссис Комсток с грохотом захлопнула за нами дверь.

Рафферти стряхнул капли пота со лба:

– Да, сцена еще та, мистер Холмс, прямо спектакль. Если бы взглядом можно было убивать, то вас бы уже хоронили, это точно!

– Тогда хорошо, что взгляды не столь смертельны, мистер Рафферти, – хмыкнул Холмс, который, судя по всему, ликовал. – Разве вы не поняли, что произошло? Теперь она знает, что мы у нее на хвосте и ее хорошо продуманный план близок к провалу. Это можно понять по вспышке гнева. Наконец-то она в наших руках, и уж теперь-то мы ее не отпустим, пока не свершится правосудие.

– Ловлю на слове, – произнес Рафферти, который не разделял энтузиазма Холмса. – Но если она так опасна, как вы говорите, то лучше нам отныне быть поосторожнее.

Мы нашли свободные кресла в холле, заказали кофе и обсудили планы на вечер. Холмс был уверен, что миссис Комсток вскоре уедет из города и вернется на ферму Фэрвью.

– Думаю, она сядет на последний сегодняшний поезд. Интересно, мистер Рафферти…

– Разумеется, я буду там, – сухо сказал ирландец. – Я и сам об этом подумал, мистер Холмс. Нельзя глаз спускать с этой дамочки: кто знает, что она дальше выкинет. Короче, пакую чемодан и прямиком на станцию. Буду там шататься на случай, если она сядет на вечерний поезд. А если вдруг не сядет, то завтра вы сами поедете в Мурхед, как только разберетесь с банком.

– Я знал, что могу положиться на вас, мистер Рафферти. Если все пойдет нормально, то завтра мы завершим это дело.

Мы поужинали в отеле. Холмс пребывал в приподнятом настроении до той поры, пока не прибыл Джордж Кенсингтон с печальной вестью. Он сообщил, что около получаса назад Эдвард Олсон, хозяин салуна, обнаружил наконец тело Магнуса Ларссона.

– Думаю, Эд в итоге начал недоумевать, куда делся Эйнар, и поднялся его поискать, – объяснил Кенсингтон. – Ужасный сюрприз.

– Мне жаль, что так вышло, – сказал Холмс, – но другого выбора не было. Вы едете в Холандберг забрать тело?

Кенсингтон кивнул:

– Да, собираюсь вместе с шерифом. Думаю, он захочет поговорить с вами по возвращении.

– Без сомнения, – согласился Холмс. – Спасибо за информацию, мистер Кенсингтон. Как там Муни?

– С девочкой все хорошо. Но моя благоверная по-прежнему присматривает за ней после взлома.

– Мудрое решение. Удачи, мистер Кенсингтон. Мы с доктором Уотсоном завтра едем в Мурхед. Не знаю, когда вернемся.

– А что в Мурхеде? – спросил Кенсингтон.

– Ответы. По крайней мере, я так надеюсь.

Вскоре после ужина Рафферти поехал на станцию, а мы с Холмсом в качестве меры предосторожности решили перебраться в другой отель. Холмс надеялся, что шериф не найдет нас до утра и мы пока сходим в банк, а потом присоединимся к Рафферти в Мурхеде, если он туда уедет. Вскоре мы обнаружили, что ирландцу придется-таки поехать в Мурхед, поскольку, оплачивая счет в «Дуглас-хаус», заметили, как миссис Комсток покидает отель, а за ней тащится посыльный с чемоданами. Она уехала в половине девятого, то есть вполне успевала на последний поезд, идущий на запад, который по расписанию отправлялся из Александрии в двадцать минут десятого.

– Она едет на ферму Фэрвью, – заявил Холмс. – Давайте надеяться, что Рафферти ее не упустит.

Когда мы перебрались в «Лейксайд инн», наш новый отель, я надеялся хорошенько выспаться, но у Холмса были другие планы, так что спать мы легли далеко за полночь, а на следующий день ровно в девять утра уже стояли у дверей Коммерческого банка. Мы снова спустились в депозитарий, где Амдал, как он и говорил, уже находился на своем посту. Ячейки располагались позади небольшой приемной с двумя стульями и маленьким столиком, а также стойкой, за которой дежурил неизменный Амдал. Рядом с ним красовалась тяжелая бронзовая дверь, единственный вход в депозитарий.

– Мистер Амдал, вот и мы, как обещали. – Холмс склонился над столом, чтобы поставить подпись.

Я последовал его примеру. Хотя Амдал и видел нас днем ранее, но устроил целое представление, изучая наши подписи, словно мы могли оказаться мошенниками, решившими обмануть старика. Наконец он кивнул со словами:

– Все в порядке.

Холмс протянул наш ключ, и Амдал отворил собственным ключом бронзовую дверь. В хранилище оказалось три ряда блестящих ячеек. С другой стороны размещались небольшие кабинеты, где клиенты могли изучить содержимое своих ячеек. Амдал проводил нас к арендованной нами ячейке в среднем из трех рядов. Холмс выбрал двухсотую, поскольку на ключе Блегена значился номер двести два. Поскольку мы собирались провести операцию очень быстро, то важно было, чтобы ячейки располагались по соседству. Теперь Амдал воспользовался банковским ключом доступа, который вынул из верхнего ящика стола и вставил в одну из замочных скважин на нашей ячейке. Холмс протянул наш ключ, чтобы открыть второй замок. Как только Амдал повернул оба ключа, дверца ячейки распахнулась. Потянув за маленькую ручку, Амдал вытащил из стеллажа депозитный бокс и протянул Холмсу.

– Благодарю, – сказал мой друг, зажигая трубку. – Мы позовем вас, когда закончим.

– Я буду на своем месте, – пообещал верный охранник.

Мы перешли в один из кабинетов и заперли дверь. Из мебели в кабинете находились лишь стол, на котором лежали ручка и небольшая пачка бумаги, деревянный стул с высокой спинкой и металлическое мусорное ведро. Холмс, который пронес в банк саквояж, достал оттуда несколько листов бумаги и положил в урну. Кроме того, он удостоверился, что не забыл взять с собой маленький крюк, который он накануне сделал из вешалки. Я тем временем достал из кармана рубашки две большие капсулы, которые Холмс приготовил утром, и сжал в кулаке. Детектив отказался сообщить мне, что находится в этих капсулах, но я не сомневался, что там нечто ужасное, поскольку Холмс любил смешивать вещества в такие составы, которые не пришли бы в голову нормальному химику.

Приготовления были закончены. Холмс уточнил:

– Ну что, Уотсон, вы готовы?

– Да, – кивнул я, хотя, по правде говоря, ждал продолжения с ужасом. Однако я понимал, что другого пути нет. Я глубоко вдохнул и сказал: – Давайте уже покончим с этим.

– Молодец! Вы знаете, что делать. Капсулы с собой?

– У меня в руке. Надеюсь, что мне не станет уж слишком плохо.

– Они безвредные, – заверил Холмс. – Даже вкусные.

– На это я не рассчитываю, – буркнул я, собираясь с духом.

Мою партию мы отрепетировали вчера вечером. По настоянию Холмса около десяти часов мы отошли от города почти на две мили, пока не добрались до карьера, откуда не видны были окрестные фермы. Там Холмс тренировал меня около часа, чтобы я выглядел «действительно устрашающе». Именно это являлось теперь моей целью, так что я сделал еще один вдох, а Холмс бросил в корзину для мусора спичку, высыпал туда же пепел из трубки, чтобы пламя тлело, а сам перешел в депозитарий. Я двинулся за ним и, едва переступив порог, издал такой душераздирающий крик, на какой только был способен. Потом я начал трястись и рухнул на пол, корчась, словно одержимый дьяволом. В то же время я сунул капсулы в рот и раскусил их. Жидкость внутри скорее напоминала томаты, но выглядела очень похожей на кровь, которая теперь била струей из моего горла.

– Мистер Амдал! – заорал Холмс, склоняясь надо мной. – Скорее! Сюда!

Охранник в замешательстве ворвался в депозитарий. Могу только представить, что он подумал, увидев клиента, который бьется на полу, словно беспомощная треска, выловленная из Северной Атлантики.

– Быстро, – велел Холмс, когда охранник склонился, чтобы помочь мне, – бегите за доктором! Боюсь, это удар! Жизнь моего друга зависит от вас!

– Но я не могу… – возразил Амдал.

В этот критический момент я почувствовал запах дымы из корзины.

– Господи! – застонал Холмс. – Пожар! Горим!

– Пожар? – повторил охранник.

В его испуганных глазах застыло замешательство, но тут он и сам почувствовал запах дыма, и замешательство превратилось в панику.

– Пожар! Вы что, не чувствуете?! Скорее! А я пока попробую облегчить своему другу страдания.

– Хорошо, я сейчас сбегаю за помощью!

– Скорее! Скорее!

Как только Амдал умчался прочь, Холмс принялся за работу. Схватив ключ охранника со стола, он быстро воспользовался им и тем ключом, что мы нашли в квартире Блегена, чтобы открыть двести вторую ячейку. С помощью самодельного крюка Холмс вынул депозитный бокс, открыл его, вытащил оттуда несколько листков бумаги и сунул в карман пиджака. Все это время я продолжал свой абсурдный спектакль, не переставая стонать и выть без зазрения совести. Мне казалось, что сыщик слишком долго копается, но на самом деле вся работа заняла не больше тридцати секунд, а то и меньше. Затем Холмс закрыл бокс, сунул обратно в ячейку, замкнул запор и бросил ключ обратно на стол Амдала. Холмс четко рассчитал время, поскольку через пару секунд после того, как он опустился рядом со мной на колени, в депозитарий влетел Амдал и кассир из банка наверху с ведрами воды.

– Вон там! – Холмс указал на кабинет, куда мы отнесли нашу ячейку, и подмигнул мне.

Это было знаком, что надо закругляться с моим маленьким спектаклем, что я с радостью и сделал, закрыв глаза, словно провалился в забытье.

– Всего лишь бумага загорелась в корзине для мусора, – сообщил Амдал, когда вернулся взглянуть на меня. – Вы вытрясли туда пепел. Как ваш друг? Я вызвал врача.

– Слава богу, похоже, с мистером Смитом все будет в порядке, – сказал Холмс. – У него были такие припадки и раньше, но такой сильный я наблюдаю впервые. Я очень разволновался. Мистер Смит, вы меня слышите?

После того как Холмс несколько раз позвал меня по имени, я медленно открыл глаза и обвел комнату по возможности бессмысленным взглядом.

Наконец я произнес слабым голосом:

– Почему я на полу?

– У вас был приступ, – объяснил Холмс, приподнимая мне голову. – Очень сильный. Но уже все хорошо.

– Приступ… Не помню…

– Поверьте нам, мистер Смит. Вы нас очень напугали.

Разговор в том же ключе продолжался еще несколько минут, потом Холмс помог мне подняться и сказал Амдалу:

– Доктор уже не нужен. Мистеру Смиту требуется отдых. Он поправится.

– Вы уверены? – с сомнением спросил охранник.

– Уверен, – заявил Холмс. – Не знаю, как и благодарить вас, мистер Амдал. Приношу извинения за пожар по моей вине. Буду аккуратнее с пеплом от трубки.

– Ничего страшного.

– Возможно, но я все еще настаиваю на небольшой компенсации за причиненные неудобства, – ворковал Холмс, вкладывая двадцатидолларовую золотую монету в руку охранника. – Вы заслужили.

– Что вы, я не могу… – Амдал во все глаза смотрел на монету, более чем щедрое вознаграждение.

– Я настаиваю, – перебил Холмс. – Это меньшее, что я могу сделать. Вы настоящий герой! Теперь, если вас не затруднит, закройте нашу ячейку, а мы с мистером Смитом пойдем потихоньку. Моему другу надо отдохнуть остаток дня.

– Мой дорогой Уотсон, вы были великолепны, – сказал Холмс, когда мы вышли из банка и побрели по Бродвею. – Вы мастерски корчились, это надо было видеть! А как стонали и кричали! Если бы я не знал, то решил бы, что у вас и впрямь припадок.

– Не хочу говорить об этом, – ответил я, поскольку мне не понравилось так нелепо себя вести. – Я хотел бы знать, что вы нашли в ячейке мистера Блегена. Надеюсь, ради этого мне стоило прикидываться законченным идиотом.

– Поверьте, Уотсон, ваш спектакль был просто отличным. Я начинаю думать, что вы выбрали не ту специальность и решение изучать медицину, а не драматическое искусство, – ужасная потеря для театра.

– Давайте без шуток! – Меня разозлили подначки Холмса. – Ну, что же было в ячейке?

– Посмотрим, – сказал детектив, когда мы подошли к галантерейной лавке, перед которой стояла скамейка.

Усевшись, Холмс начал изучать «сокровища» из ячейки Блегена, в общей сложности пять документов. Первые три были, как сказал мой друг, «любовными письмами мистера Блегена к некой замужней даме», но зато оставшиеся два оказались «настоящим золотом». Первый документ состоял из четырех листов бумаги, скрепленных между собой; они были исписаны руническими символами с переводом на английский и шведский.

– Это оригинальный перевод текста с рунического камня, выполненным мистером Блегеном?

– Может быть, хотя есть и еще одна любопытная версия, особенно учитывая тот факт, что мистер Блеген решил хранить документ в безопасном месте.

– И что же это за версия?

– Сейчас не время для объяснений, позже, – отмахнулся Холмс, передавая мне лист желтой линованной бумаги. – А теперь взгляните на наше второе сокровище.

Это была копия соглашения, которое мы обнаружили в доме Олафа Вальгрена, где говорилось о согласии продать рунический камень за двести долларов. С первого взгляда в этой копии не было ничего особенного, поскольку Блеген нотариально заверял сделку. Но к ней прилагался маленький клочок бумаги, на котором имелась приписка от руки: «Я знаю правду. Вам придется подыгрывать, если хотите заработать. М. Л.».

– И что вы об этом думаете? – спросил я, тут же поняв, что записка принадлежит руке Магнуса Ларссона.

Холмс не ответил сразу, поскольку уже погрузился в свои мысли, а потом наконец сообщил мне:

– Магнус Ларссон понял правду, Уотсон. И я полагаю, что теперь я ее тоже вижу.