Холмс встретил Кенсингтона на станции около кассы. История, которую тот рассказал нам, оказалась простой и пугающей.

Вернувшись с телом Магнуса Ларссона из Холандберга вчера вечером, Кенсингтон выполнил все свои обязанности и в десять наконец добрался до дому. Муни легла спать по привычке двумя часами раньше, и миссис Кенсингтон это не насторожило. Когда вернулся домой сам мистер Кенсингтон, то он не счел нужным беспокоить девочку, считая, что она сладко спит в своей комнате. Они с супругой тоже легли спать, и только утром, около девяти часов, миссис Кенсингтон, удивившись, что девочка слишком долго не встает, пошла наверх разбудить ее. Однако Муни не оказалось ни в спальне, ни в доме.

Холмс выслушал сбивчивый рассказ обезумевшего от горя приемного отца и мягко сказал:

– Мистер Кенсингтон, вы должны держать себя в руках, если мы хотим помочь Муни. А теперь скажите, были ли какие-то следы проникновения в ваш дом?

– Я не заметил. Все выглядело как обычно.

– Не заметили ли вы следов крови или каких-то других улик, указывающих на то, что Муни могли увести из дому против ее воли?

– Нет, ничего такого. Все чисто и аккуратно.

– А вы проверили, пропало ли что-нибудь из одежды Муни или ее личных вещей?

– Не догадался. Вот ведь тупица!

– Не корите себя, мистер Кенсингтон. Очень сложно сохранять ясность мысли, когда вы так расстроены. Были ли окна в комнате Муни открыты, когда ваша жена обнаружила исчезновение девочки?

Кенсингтон задумался на пару минут и ответил:

– Не уверен, но мне кажется, заднее окно было открыто, когда я вернулся домой после звонка Элси.

– А куда выходит это окно?

– Там веранда, ну и двор…

– Веранда занимает два этажа?

– Нет, это маленькая пристройка, соединенная с кухней.

– То есть окно выходит на крышу этой веранды?

– Да.

– Может ли кто-то вроде Муни вылезти из окна на крышу, а оттуда спуститься на землю без риска серьезно пострадать?

Кенсингтон снова задумался, а затем кивнул:

– Да, это было бы не особо сложно. Там проходит водосточная труба, по которой можно слезть с крыши веранды.

Казалось, нескончаемый поток вопросов успокоил Кенсингтона, заставив сосредоточиться на чем-то, кроме пропавшей девочки. Затем последовало дальнейшее дознание, благодаря которому Холмс сделал вывод, что Кенсингтон тщательно обыскал весь город, прежде чем прийти на станцию с последней надеждой.

– Муни любит поезда, вот я и решил, вдруг она собралась куда-нибудь поехать. Вы же ее знаете. Уж если ей что придет в голову, то она не думает о последствиях.

– Разумеется. И вы выяснили, что она уехала на восьмичасовом поезде в Мурхед?

– Да, дежурный по станции ее, конечно, знает и даже спросил, почему она путешествует в одиночестве.

– Что Муни на это ответила?

– Она сказала, что собирается в «особое путешествие», но скоро вернется. По крайней мере, дежурный запомнил так. Это было последнее, что он успел мне сообщить, до того как вы вошли на станцию, мистер Бейкер. Мне нужно ехать в Мурхед и отыскать малышку.

– Мы отправимся с вами, – сказал Холмс, а я услышал гул приближающегося поезда. – Но сначала позвольте задать еще несколько вопросов. Дежурный не заметил кого-либо вместе с Муни?

– Нет, он сказал, что она вроде была одна. Но в тот момент на поезд садилось довольно много народу, так что он был занят и не обратил внимания.

– Понятно. Еще вопрос: вы известили власти о том, что Муни исчезла?

Кенсингтон кивнул:

– Я позвонил начальнику полиции, но он не воспринял меня всерьез. Сказал, что девочка вернется к вечеру, просто блажь и все такое. Но я-то знаю Муни. Раньше она никогда вот так не сбегала. Это не похоже на нее. Я знаю, все считают ее больной на голову, но она не дурочка.

– Разумеется нет, – сказал Холмс. – Кстати, вы поставили в известность шерифа Бема?

– Я пытался. Но, насколько я понял, он намерен остаться в Холандберге, чтобы расследовать убийство. Когда я позвонил туда утром, никто не знал, где Гус. В любом случае у него сейчас не было бы времени на поиски Муни.

– Уверен, вы правы. Следующий вопрос прозвучит странно, мистер Кенсингтон, но прошу ответить. Как Муни заплатила за билет до Мурхеда?

– Я… не знаю… Надо было спросить на станции.

– Обычно у Муни бывает много карманных денег?

– Не понимаю, почему вы спрашиваете, но мой ответ «нет». Мы платили ей еженедельно небольшую сумму за работу по дому.

– А она когда-либо переводила свои накопления в золото, скажем, в золотые десятидолларовые монеты?

– Я не вполне понимаю, мистер Бейкер…

– Заверяю, сэр, – перебил Холмс, – что у меня есть все основания задавать каждый из этих вопросов. Вы должны доверять мне. От этого зависит жизнь Муни.

Искренность Холмса и сила его харизмы сделали свое дело, поскольку Кенсингтон покорно сказал:

– Хорошо, сэр, я вам доверюсь, поскольку считаю, что вы действительно мне поможете. Вы спросили, были ли у Муни десятидолларовые золотые монеты. Лично я ничего такого у нее не видел. Мы всегда платили ей жалованье мелочью, которую она хранила в большой банке в комнате. Она умела копить деньги.

– На фотографии?

– Да. – Кенсингтон взглянул на Холмса с любопытством. – Но откуда вы узнали?

– Потом объясню. А где Муни держала фотоаппарат и снимки?

Хотя вопрос, должно быть, показался очень странным, Кенсингтон ответил без колебаний:

– По правде говоря, я и сам толком не знаю. Она не часто показывала мне снимки, хоть я и знал о ее увлечении.

– А она когда-нибудь демонстрировала вам фотографии отца или его фермы?

– Да, такие у нее имелись, но те, что я видел, были сняты пару лет назад. А больше всего было фотографий ее брата. Она обожала Олафа-младшего.

– А другие фотографии она делала?

– Дайте подумать. Я видел снимки обозных лошадей. А еще теперь я припоминаю, что ей нравилось фотографировать амбар. Она сделала несколько кадров откуда-то сверху, с сеновала. Да, девочка, как я и говорил, очень любила свой фотоаппарат.

– Она когда-либо показывала вам снимки рунического камня?

– Нет, такого я не видел. Но она ведь проявляла пленку всего пару раз в год из-за дороговизны. Для такой модели фотоаппарата проявка стоит около десяти долларов. Мы готовы были ей помочь, но все равно сказали, что нельзя снимать все подряд каждый день и ждать, что мы оплатим ее баловство. У меня просто нет таких денег.

Из-за поворота с востока появился наш поезд, тормоза взвизгнули, и состав начал замедлять ход.

– Поговорим в поезде, – сказал Холмс Кенсингтону. – А пока что обещаю, что мы с мистером Смитом сделаем все, что в нашей власти, чтобы найти Муни. Я знаю, как вы ею дорожите.

– Спасибо. – На глазах Кенсингтона показались слезы. – Муни – наше самое дорогое сокровище. Она для нас все.

Мы ехали в Мурхед в громыхающем, слишком душном вагоне, который был не лучшим представителем железной дороги Джеймса Хилла, и Холмс еще полчаса расспрашивал Кенсингтона, однако не узнал почти ничего нового, только выяснил, что Кенсингтон ничего не знал о планах Муни повидаться с братом.

– Письмо от Олафа-младшего пришло пару недель назад. Он писал, что получил новую работу где-то в Калифорнии. Вроде бы неподалеку от Сан-Франциско.

– А он как-то дал понять, что собирается вскоре вернуться в Миннесоту?

– Нет, ни слова об этом не было. Я написал в ответ о смерти его отца, так как решил, что Олаф ничего не знает, но ответа не получил. Но у нас тут почту доставляют медленно.

– Но если бы Муни думала, что брат возвращается, она должна была очень радоваться.

– Это еще мягко сказано. Она не просто радовалась бы, а была бы вне себя от счастья. Она обожала Олафа, а тот всегда был с ней ласков и заступался, если ее дразнили.

– Хорошо, мистер Кенсингтон, вы очень помогли. Уверен, мы найдем Муни сразу же, как доберемся до Мурхеда, и с ней все будет в порядке. Вы пока отдохните, а мы пройдемся. Надо кое-что обсудить.

Кенсингтон долго благодарил нас, а потом откинулся в кресле. Он выглядел утомленным, и я не сомневался, что он скоро заснет. Мы же с Холмсом перебрались в другой вагон, где нашли пару незанятых мест.

– Вы так уверенно говорите, что мы найдем Муни, – заметил я, когда мы уселись. – Вы действительно не сомневаетесь в успехе?

Холмс вздохнул:

– Я ни в чем не уверен, Уотсон, но хотел сделать все возможное, чтобы утешить несчастного мистера Кенсингтона. Он и так в смятении из-за исчезновения девочки, к тому же повод для опасений действительно есть. Не сомневаюсь, что девочка у миссис Комсток.

– Но если миссис Комсток нужны фотографии, зачем похищать Муни?

– Отличный вопрос, Уотсон. Во-первых, я не думаю, что это похищение в обычном смысле слова. Миссис Комсток слишком умна для этого. Думаю, она и ее сообщники нашли способ уговорить Муни, чтобы та сама поехала в Мурхед. Полагаю, бедняжке могли сказать, что там ее ждет брат, но надо держать воссоединение с Олафом в секрете. Кроме того, тот же самый человек дал ей денег, чтобы Муни смогла заплатить за фотографии. Что касается причин похищения, то здесь я не уверен, поскольку предположительно миссис Комсток нужны фотографии. Получив снимки, она тут же их уничтожит. Но сейчас вдобавок у нее еще и девочка. Не нужно объяснять вам, что это значит.

– Господи, Холмс! Вы хотите сказать, что бедная девочка, возможно, уже мертва? Не могу себе представить такое чудовищное злодейство!

– Но его нельзя исключать, Уотсон. Давайте надеяться, что я ошибаюсь. Тем временем я хочу поделиться с вами еще одной новостью. На станции я получил телеграмму от мистера Пайла. Как я и просил, он начал проверять всех поставщиков хозяйственных товаров в Сент-Поле и Миннеаполисе, включая компанию «Фарвелл, Озман и Кирк». Он сказал, что получит список клиентов к завтрашнему дню. Посмотрим, будет ли там что-то полезное.

Я попытался выпытать у Холмса, как идет расследование. Особенно хотелось услышать о местоположении рунического камня, поскольку сыщик заявил, что знает, где он. К несчастью, Холмс не захотел продолжать обсуждение и вскоре погрузился в размышления – в таком состоянии он не реагировал на раздражители из внешнего мира. Поскольку шансов на дальнейший разговор не осталось, я уставился в окно на скучный пейзаж и унылую череду маленьких городков.

Больше часа мы ехали мимо пахотных земель, озер и лесистых холмов, пока не выбрались на широкую равнину, и теперь пейзаж был непохож на те, что я видел раньше. В отличие от торфяных болот Англии и пустынь Афганистана, здесь не было гор на горизонте и никакого другого отдохновения от гипнотической монотонности. Временами на горизонте тянулась тонкая ниточка деревьев, словно темный шов вдоль холста художника, но в остальном во все стороны простиралась скучная голая равнина, без конца и без края. Словно бы с земли содрали всю текстуру, отполировав на каком-то гигантском токарном станке, пока не осталась пустота. Мне показалось, что это самое унылое место, какое я только видел, поскольку все вокруг говорило о ничтожности человека и грандиозности природы. Должно быть, тревожные мысли так явно отразились на моем лице, что пассажир, сидевший напротив нас с Холмсом, сказал:

– Как я понимаю, сэр, вы никогда раньше не бывали в долине Ред-Ривер.

– Вы правы, – признался я попутчику, чей простой черный костюм и чемоданчик с образцами на коленях выдавали в нем коммивояжера, который отправился в прерии по делам.

– Ну, позвольте заметить, сэр, первое, что вам надо знать об этом крае, – что это вовсе не долина. Говорят, это самое плоское место на поверхности земли. Думаю, тут везде высота не больше трех метров вплоть до самого Фарго. Видите вон тот элеватор? – сказал он, показывая на легко узнаваемый силуэт на севере.

– Да.

– Вот если вы поднимитесь наверх, то окажетесь на самой высокой точке на сотни миль вокруг. Вы будете королем мира. Хотя, по правде сказать, здесь можно стать разве что пшеничным королем. А сама Ред-Ривер тоже странная. Течет прямиком на север, и это самая переменчивая река на свете. В сухой сезон ее можно перейти вброд в ботинках и даже ног не замочить, зато когда она разливается, то это впечатляющее зрелище, сэр. Река превращается в настоящее море. Два года назад, как говорят, было такое сильное наводнение, что ширина разлива местами достигала тридцати миль.

Я припомнил теперь, что Холмс рассказывал мне про эту реку: она была частью пути, по которому следовали викинги, в 1362 году предположительно двигавшиеся к югу от Гудзонова залива и оставившие тот самый камень, что был найден на ферме Олафа Вальгрена. Теперь подобное путешествие казалось мне еще более невероятным. Как скандинавы смотрелись бы посреди этих равнин? Коммивояжер собирался продолжить рассказ о чудесах долины, когда Холмс внезапно вынырнул из своих размышлений и произнес:

– Джентльмен говорит истинную правду о долине Ред-Ривер, Уотсон. На самом деле это дно древнего озера, как впервые продемонстрировал покойный профессор Агассис. Место и впрямь пугающее. Человеку не выжить в такой ужасной пустоте.

– Об этом я не знал, – сказал коммивояжер, бросив внимательный взгляд серых глаз на Холмса. – Но это лучшая житница в мире. Я слышал, что владельцы некоторых крупных бонанц стали миллионерами – только представьте!

– Я бы лучше был бедняком в Лондоне, чем миллионером здесь, – заметил Холмс, отвернулся и прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.

Я продолжил беседу с коммивояжером, узнав массу подробностей о здешней жизни и выращивании пшеницы, пока мы около четырех часов дня не прибыли в Мурхед.

На станции нас ждал Рафферти, в длинном пальто из синей шерсти и с красным цветастым платком на шее. Он удивился, увидев с нами еще и Джорджа Кенсингтона, который был поражен не меньше.

– Рад вас снова видеть, – сказал Рафферти, который сжал меня и Холмса в объятиях, а Кенсингтону крепко пожал руку. – Что вы тут делаете, мистер Кенсингтон? Какие-то проблемы?

Холмс тут же обрисовал ирландцу обстоятельства исчезновения Муни Вальгрен и ее возможного побега в Мурхед. Рафферти ужасно разволновался: я прямо-таки почувствовал, как внутри у него поднимается некая чудовищная энергия, словно магма в вулкане.

– Надо найти девочку, – прорычал он, – и быстро. Если она пострадает, то кто-то мне за это ответит. Клянусь, это будет его последний ответ на этом свете!

– Разделяю ваши чувства, мистер Рафферти, но нельзя действовать опрометчиво. Надеюсь, вы согласны.

– Вы правы, мистер Бейкер, я не стану лезть на рожон, если вы об этом. Но хочу увидеть, как свершится справедливость!

– Как и я, – пообещал Холмс, добавив: – Первоначальный план такой. Надо проверить, видел ли кто-то, как Муни приехала сегодня. Кроме того, мне было бы интересно, кто ее сопровождал.

– Это я беру на себя, – вызвался Рафферти. – Я тут кое-кого знаю.

– Вот уж не сомневался.

Ирландец навел справки за пятнадцать минут, а потом присоединился к нам на платформе и сообщил:

– Да, она была здесь. Один из носильщиков ее помнит. Говорит, на ней была ярко-розовая шляпка, в руках маленькая сумочка. Но он не заметил, как она выходила со станции.

– В котором часу это было?

– Поезд прибыл около полудня. Носильщик никого рядом с ней не видел; ему показалось, что девушка была одна. Но на том же поезде приехал один наш знакомый, которого он приметил.

– Билли Свифт, – тут же сказал Холмс.

– Боюсь, что да, мистер Холмс. Со всей этой ковбойской мишурой Билли выделялся в толпе. Носильщик сказал, что он шел по платформе на некотором расстоянии от Муни. Не нужно обладать богатым воображением, чтобы понять, что произошло дальше.

– Думаете, ее похитил Билли Свифт? – ахнул я.

– Он как раз годится для такой работы, – кивнул Рафферти. – Но пока у нас нет свидетелей, которые видели бы их вместе, мы не сможем доказать даже сам факт похищения.

Холмс подумал минуту и сказал:

– По крайней мере, мы знаем, что сюда Муни добралась живая и здоровая. Я склонен согласиться с мистером Рафферти. Думаю, как только она вышла со станции, то либо сама поехала на ферму Фэрвью, либо ее отвезли насильно.

– Тогда у нас нет выбора, кроме как отправиться туда немедленно и попытаться спасти Муни, – предложил я, поскольку меня терзали мрачные мысли о том, что могло приключиться с несчастной девочкой, которая попала в лапы миссис Комсток и головореза Билли Свифта.

– Я бы не стал так суетиться, – сказал Рафферти. – Понимаете, я утром ездил на ферму, мистер Смит, и могу вас заверить, что вы слабо себе представляете ее размеры. Это не уютные английские усадьбы, ферма Фэрвью – настоящая действующая бонанца, то есть целый маленький город, индустриальный центр, ведь сельское хозяйство здесь и есть самая настоящая индустрия. На ферме три огромных амбара, барак для местных работяг, передвижная кухня, всевозможное оборудование, крытый склад, элеватор для зерна, не говоря уж о самом доме, где живет миссис Комсток. Чтобы обыскать это место, нужна целая команда, да и тогда можно не найти девочку: здесь двадцать акров земли, а малышка может быть где угодно.

– Мистер Рафферти прав. Искать девочку совершенно бесполезно, пока мы не знаем ее точного местоположения. Так что для начала надо сузить количество возможностей. – Холмс обратился к Кенсингтону: – Мне нужна ваша помощь.

– Все что угодно! – горячо воскликнул тот. – Я хочу вернуть Муни больше, чем кто бы то ни было.

– Я понимаю. Поэтому лучше именно вам известить полицию и шерифа об исчезновении девочки. Расскажите все, что знаете, кроме одного – не упоминайте о наших подозрениях касательно миссис Комсток, поскольку у нас нет доказательств ее причастности к похищению. Дама довольна изобретательна, а значит, на случай визита местного шерифа у нее припасена какая-нибудь история. Однако, мистер Кенсингтон, вы обязательно должны упомянуть имя Билли Свифта. Просто скажите, что он шел за ней на станции и, возможно, в курсе, куда девочка отправилась с вокзала.

– Но если я не скажу полиции о миссис Комсток, как они узнают, где искать Муни?

– А они и не узнают. Всегда остается возможность, что Муни никто не похищал. Мы знаем лишь то, что она, возможно, болтается где-то в Мурхеде. А если так, то полиция найдет ее. Вы опекун Муни и сможете растолковать все особенности ее характера, что будет только на пользу.

Джордж кивнул:

– Немедленно займусь. Но я должен спросить, мистер Бейкер, вы считаете, что Муни похитили и что-то с ней сделали?

– Все будет хорошо, мистер Кенсингтон, – заверил Холмс. – Идите, нельзя терять ни минуты.

Проинструктировав Кенсингтона встретиться с нами позже в «Ред-Ривер инн», самом крупном из местных отелей, мы втроем двинулись к гостинице.

– Так мило вы обошлись с Кенсингтоном, – сказал Рафферти. – Бедолага питается одной только надеждой, а вы добавили добрую порцию на его тарелку. Надеюсь только, в конце Джордж не останется с пустым желудком. Не стану скрывать, я очень беспокоюсь за девочку. Если ее похитили, то я не вижу причин, зачем злодеям оставлять ее в живых.

Я почувствовал, как сжалось сердце, и спросил, почему Рафферти так пессимистично настроен.

– Ну, я прикинул, доктор. Зачем она нужна после того, как они получат фотографии?

– Но хладнокровно убить ребенка…

– Такие вещи случались и раньше, доктор, – прервал меня ирландец. – Если мы и должны извлечь из жизни какой-то урок, так он состоит в том, что жестокость так же естественна для человеческих особей, как дыхание. Я бы хотел, чтобы было по-другому, но увы…

Холмс заметил:

– Не могу согласиться с вами на сто процентов, мистер Рафферти, по крайней мере в том, что касается дочки Вальгрена. Я могу придумать одну очень весомую причину, почему она еще жива, так что, полагаю, стоит возлагать надежды именно на эту возможность. В то же время мы должны отдавать себе отчет, что наше собственное положение стало необычайно опасным.

Я ждал, что мой друг объяснит свою мысль, но Рафферти опередил его:

– Мне кажется, я понял вашу идею, мистер Холмс. Вы надеетесь, что девочку оставили в живых лишь потому, что кто-то мечтает сначала отправить на тот свет нас?

– Совершенно верно, – кивнул Шерлок Холмс.