Услышав односложный ответ Холмса на пугающее заявление Рафферти, я понял – возможно, впервые, – что мы сами оказались в невероятно рискованной ситуации. Я люблю повторять, что Холмс – гонитель и беспощадный преследователь преступников и ни один злодей, каким бы безжалостным или умным он ни был, не сможет от него ускользнуть. Теперь из подтекста сказанного Рафферти и Холмсом я понял, что ситуация кардинально изменилась.

– Да, старина, – сказал Холмс, видимо заметив ужас на моем лице, – теперь не понятно, охотники мы или дичь. Боюсь, мистер Рафферти совершенно прав. Единственная причина, по которой девочку оставили в живых, – ее используют как наживку, чтобы заманить нас в ловушку.

– И того хуже, – кивнул Рафферти. – У нас ведь нет иного выбора, кроме как идти к этой ловушке с открытыми глазами. Помнится, при Фредериксберге, пока мы прижимались к земле, а над нами визжали пули и поднять голову было бы верной смертью, все эти мальчики в синих формах упрямо ползли вперед. Они понимали, что им туда не добраться, это было абсолютно невозможно, но они все-таки наступали. И не потому, что ими командовал этот мясник Джо Хукер, просто они понимали, что здесь и сейчас другого выбора нет. Долг наш ясен. Надо спасти девочку или же умереть в попытке это сделать. В любом случае, у нас больше шансов, чем у тех мальчиков, держу пари.

– Хорошо сказано, – заметил Холмс в ответ на волнующую речь. – Я думаю, наши шансы действительно велики, поскольку мы знаем нечто такое, чего не знает миссис Комсток.

– И что же это? – спросил я.

– Давайте найдем место, где можно присесть и поговорить, и я все объясню вам, Уотсон. Кроме того, надо многое обсудить с мистером Рафферти.

– Прямо в отеле есть неплохая таверна, – предложил ирландец. – Там нас и мистер Кенсингтон без труда отыщет.

– Ведите! – велел Холмс.

Таверна располагалась в двух кварталах ходьбы по широкой пыльной улице, типичной для всех городов американских прерий. Нас встретил привычный тоскливый набор маленьких кирпичных и деревянных домов по обе стороны улицы, хотя Мурхед был крупнее Александрии и других городов к западу от Сент-Пола и Миннеаполиса, где мы успели побывать. Пока мы шли, я высматривал реку, которая должна была протекать мимо Мурхеда, но не увидел и следов легендарной Ред-Ривер. Таверна при отеле – простом кирпичном здании, похожем на «Дуглас-хаус» в Александрии, – оказалась темным прокуренным зальчиком с лакированными столами и стульями и тяжелыми узорчатыми занавесками. Мы выбрали место в дальнем углу, заказали напитки и сели поговорить.

– У нас много новостей, мистер Рафферти, – сказал Холмс, а затем быстро обрисовал события дня: визит в банк, находки из банковской ячейки Блегена, подслушанный разговор об исчезновении Нильса Фегельблада и, наконец, разгадку «Рочестера», который, по словам Муни, «знает».

Услышав последнее известие, Рафферти и вовсе пал духом, повесил голову и протяжно вздохнул:

– Вы украли мои лавры, мистер Холмс. Не поверите, но я пришел к тому же выводу сегодня утром прямо здесь, в отеле.

– О, я никогда не стал бы сомневаться в вашей правдивости, – любезно отозвался Холмс. – На самом деле решение загадки Рочестера, как я ее называл, теперь кажется таким очевидным, что непонятно, как же никто из нас раньше не сообразил.

– Не стану спорить, – сказал Рафферти. – Мне стоило бы понять, ведь я сам увлекаюсь фотографией. Но я-то вожусь со стеклянными пластинками, все эти новые пленочные модели не пробовал. Подумать о «Кодаке» и Рочестере меня заставила маленькая девочка, которая остановилась в этом же отеле с родителями. Когда она увидела меня утром в холле, то заявила маме: «Смотри, Санта-Клаус!»

– Должен признаться, сходство есть, – подмигнул я Рафферти.

– Да, но я потолще и посимпатичнее, – широко улыбнулся ирландец. – У девочки был «Кодак», она подошла и спросила, можно ли меня сфотографировать. А дальше, думаю, вы и сами догадаетесь, мистер Холмс. Я увидел адрес производителя на камере, как и вы, и обрывки информации сложились в единое целое.

– Ну, говорят же, что великие умы думают одинаково, – заметил я.

– Будем надеяться, что это именно так, – согласился Холмс, – поскольку надо направить все наши мыслительные способности на поиски дочки Вальгрена. Но до того как обсуждать стратегию, мне хотелось бы услышать, что вам удалось узнать здесь, мистер Рафферти.

– Хорошо, мистер Холмс, вот такой расклад. – Ирландец устроился в кресле поудобнее и отхлебнул тоника. – Я сел на поезд в Александрии вчера вечером, и миссис Комсток меня даже не заметила, что было непросто. Оставаться в тени – не самая сильная моя сторона. – Рафферти похлопал себя по животу. – Это все равно что пытаться спрятать слона в буфете. Я ехал в последнем вагоне, где собрались все курильщики, памятуя, что наша дамочка не любит запах табака.

– Очень умно, – кивнул я.

– Заодно и покурил. Убил, так сказать, двух зайцев одним ударом. Выйдя в Мурхеде, я проследовал за миссис Комсток до этого отеля, где она сняла номер на ночь. Тут я немножко сжульничал: раздал по паре золотых монет и получил комнату рядом с ее номером. Полночи прижимал стакан к стене, но ничего не услышал. Если к леди кто и приходил, то они вели себя тихо, как мышки на съезде кошек.

– Она покидала номер ночью? – спросил Холмс.

– Не думаю. Из того, что вы мне рассказали, мистер Холмс, я уяснил, что мадам редко спит в одиночестве, но вчера, думаю, было именно так. Я решил, что в шесть часов уже вполне можно выйти, и поехал на грузовую станцию проверить, что за ящик отправил Билли Свифт из Александрии в пятницу. Клерк сказал мне, что рабочий с Фэрвью забрал груз днем в субботу и увез на ферму.

– Думаю, клерк не посмотрел, что там в ящике.

– У него были бы неприятности, мистер Холмс. Разумеется, если бы я был здесь, когда приехал ящик, то я как-нибудь убедил бы его нарушить политику компании. Короче, я вернулся в отель проверить, когда выпишется миссис Комсток. Она выехала в начале девятого. Какой-то незнакомый парень забрал ее и багаж и отвез на ферму, которая расположена в пяти милях к юго-востоку от города. Я нанял экипаж и следовал за ней до самого конца, разумеется на приличном расстоянии, поскольку в прерии особо не спрячешься. Я осмотрел ферму – как я уже говорил, это огромная территория с большим количеством зданий, – а потом вернулся сюда и стал ждать вас. Вот и все.

– Меня заинтриговал ваш рассказ о Фэрвью, – сказал Холмс. – Расскажите мне поподробнее о зерновом элеваторе на ферме.

Рафферти улыбнулся:

– Я так и думал, что вы спросите.

– Почему же, мистер Рафферти?

– Ну, раз уж великие умы думают одинаково, то, полагаю, вы уже в курсе, что рунический камень мы найдем именно на зерновом элеваторе.

Речь шла о важном открытии, но, как и Холмс, Рафферти сообщил об этом как бы мимоходом, словно всем и так должно быть ясно, где находится артефакт. Лично я ни о чем не догадался, но вспомнил, что на карте в кармане трупа среди прочих были буквы «ЗЭ».

Холмс откинулся в кресле и сказал:

– Как я понимаю, вы обдумали пометки на карте, мистер Рафферти. Вряд ли это сложная задача для человека вашего ума. Да, я согласен, что за буквами «ЗЭ» скрывается как раз зерновой элеватор, именно там и спрятан рунический камень. Полагаю, сегодня во время экскурсии на ферму вы проверили точность карты.

– Да, мистер Холмс, и все четко. Например, «ГД» – это городская дорога, которая проходит рядом с элеватором и по соседству с железнодорожными путями, как и показано на карте. Думаю, с остальными обозначениями я тоже не ошибусь.

– И я, – кивнул Холмс. – Но это нас не должно беспокоить, пока мы не осмотрим элеватор сами.

– А вот тут могут возникнуть проблемы, мистер Холмс, – покачал головой ирландец.

– Почему?

– Элеватор, как я сегодня обнаружил, почти разрушен. Пару недель назад крышу и рабочую башню сорвало штормом. Местные сказали, что это был самый сильный мартовский ураган, какой они только видели. Зерно внутри сгнило, разумеется, а сама конструкция, если верить парню, подвозившему меня до фермы, держится на честном слове.

– Другими словами, идеальное место для тайника.

– Да, но нужно быть осторожными, ведь каждая ниточка следствия может оказаться ловушкой.

– Разумеется, – сказал Холмс, – но у нас есть явное преимущество, если дело дойдет до элеватора. Вот и настала очередь ответить на ваш вопрос, Уотсон: я считаю, что миссис Комсток скорее всего не в курсе, что мы вычислили местоположение рунического камня.

– То есть вы хотите сказать, что она, возможно, не знает про карту? – уточнил Рафферти.

– Да.

– Не уверен, что соглашусь, – нахмурился ирландец. – Если она действительно такая хитроумная мегера, какой вы ее рисуете, мистер Холмс, то она должна обо всем знать. По крайней мере, если верить вашим рассказам о ней. Если честно, меня немного это беспокоит.

– Что именно, мистер Рафферти? – поинтересовался Холмс.

– Я хочу сказать, что, при всем уважении, я пока не видел никаких доказательств того, что миссис Комсток такая уж злодейка, как вы говорите. Понятно, что у вас больше опыта, а я могу о чем-то и не знать. Допустим, она Аттила Завоеватель в юбке, но я хотел бы увидеть доказательства.

– Скоро они будут. – Холмс гипнотизировал ирландца своим магнетическим взглядом. – Я знаю эту женщину, и знаю, на что она способна.

– Поверю вам на слово. Но не уверен, что суд, если вы завтра ее туда притащите, увидит все в том же свете, что и вы, вот что я скажу.

– Справедливое замечание, – признал великий сыщик.

Следующие полчаса мы разрабатывали план, хотя, по правде говоря, особых вариантов не было. Как сказал Рафферти, «если девочка на ферме Фэрвью, то ее похитители будут ждать нас в любое время».

Холмс предложил отправиться на место после темноты, чтобы провести, как он сказал, рекогносцировку. Однако Рафферти идею не одобрил:

– Сейчас уже почти пять, к семи совсем стемнеет. Нам нужно больше времени на подготовку. Как я говорил, мистер Холмс, разведку в таком месте можно проводить только издалека. Если на ферме кто-то дежурит, он засечет нас за несколько метров. Лучше пойти утром, вооружившись до зубов, и поговорить с дамочкой.

– А почему не после наступления темноты? – спросил я. – Так было бы больше шансов, если нас там ждет засада.

– Может, и так, но дело в том, доктор, что ночью здесь ни зги не видно, а мы не знаем, где конкретно прячут девочку. Легче найти песчинку на Брайтон-бич, чем девочку в такой темноте.

Наконец Холмс согласился:

– Хорошо, тогда пойдем утром, мистер Рафферти, раз уж нет другого выбора.

В начале шестого вернулся Кенсингтон. Он встретился с нами в холле отеля, куда мы перебрались в ожидании его. Джордж сел напротив нас и рассказал о том, как отреагировала на его заявление полиция:

– Они пообещали, что будут высматривать Муни, но поскольку я не мог сказать, где конкретно нужно искать, то все зависит от их инициативности. Они мне заявили, что дети, особенно возраста Муни, часто пропадают, а потом сами возвращаются через пару дней. Я возразил, что тут совсем другой случай, но они даже слушать меня не стали. Я упомянул имя Билли Свифта, как вы мне велели, мистер Бейкер, но они не особо воодушевились.

– То есть полиция знакома с мистером Свифтом, – сказал Холмс.

– Ну да. В городе у него репутация скандалиста. Но полицейский, с которым я разговаривал, сказал, что к Муни это никакого отношения не имеет. – Кенсингтон осекся, а потом вдруг расплакался. – Мне кажется, им наплевать, – всхлипывал он, пытаясь смахнуть слезы с глаз. – Им вообще наплевать. А я только хочу, чтобы Муни вернулась. Если с ней что-то случится, как я скажу Элси? Это разобьет ей сердце!

– Это всем нам разобьет сердце, – произнес Рафферти, положив руку на плечо Кенсингтона в знак утешения. – Не волнуйтесь, мы ее найдем, с помощью полиции или без.

Холмса явно растрогала эта сцена. Он обратился к Кенсингтону:

– Могу лишь догадываться, что вы сейчас чувствуете, сэр. Муни действительно необычная девочка, она подарок для всех нас. Поэтому я считаю, что вы должны знать правду, поскольку все эти шесть дней вы нам очень помогали. Я должен признаться, что я никакой не куратор в Британском музее, и мой друг тоже. Если вы поклянетесь, что сохраните мое признание в строжайшей тайне, то я открою вам, кто мы на самом деле.

Холмс не делился со мной намерением ввести четвертого человека в наш узкий круг, и я удивился не меньше Кенсингтона. Тот был буквально ошарашен внезапным предложением Холмса, и я даже на мгновение подумал, что бедолага заподозрил, будто попал в лапы мошенников. Рафферти успокоил его:

– Я очень хорошо знаю этих джентльменов, мистер Кенсингтон, поскольку в их профессии им нет равных. Вам нечего бояться, а выгода очевидна: если кто и сможет найти малышку Муни, так это они. Дадите ли вы, сэр, нам честное слово, как я, не задумываясь, даю свое?

– Конечно, конечно, – залепетал Кенсингтон, утирая глаза платком. – Я знаю, что вы пытаетесь помочь мне. Даю вам честное слово, а вам любой скажет, что мое слово дорогого стоит.

– Не сомневаюсь, сэр, – кивнул Холмс. – Хорошо. Мистер Рафферти, не могли бы вы представить нас?

– С удовольствием, – согласился Рафферти. – Мистер Кенсингтон, я хотел бы познакомить вас с мистером Шерлоком Холмсом и доктором Джоном Уотсоном, нашими гостями из Лондона. Думаю, вы о них слышали.

Если бы челюсть у Кенсингтона могла отваливаться, словно к ней привязано свинцовое грузило, то именно такой эффект оказало бы объявление Рафферти.

– Но я не… как же… э-э-э… м-м-м… у меня нет слов, – наконец запинаясь произнес Джордж.

– Потрясающе, я знаю, – просиял Рафферти. – Но это правда, мистер Кенсингтон. Вот почему мы попросили вас дать слово. Мистер Холмс и доктор Уотсон хотели бы сохранить инкогнито, поскольку слухи повредят расследованию.

– Понимаю, понимаю, – лепетал Кенсингтон, вскочив и пожимая нам с Холмсом руки. – Я счастлив, это все, что я могу сказать. Теперь я знаю, что Муни в безопасности.

После этого уверенного заявления Кенсингтона я взглянул на Холмса, чье выражение лица я за столько лет научился читать. В его глазах я видел решимость и надежду с примесью сомнения, вот только недоставало в них одного – уверенности.

Поужинав вчетвером в отеле, мы разошлись по комнатам, поскольку делать особо было нечего. Я сидел в своем номере и делал записи в дневнике, который вел с начала дела о руническом камне, и ощущал себя при этом солдатом накануне битвы. Что принесет нам утро, триумф или трагедию? Скоро мои мысли прервал стук в дверь. Это оказался Рафферти:

– Можно?

– Разумеется.

В комнате был только один стул, и Шэд уселся на кровать, которая прогнулась под его весом.

– Чем могу быть полезен?

– Ответьте на один вопрос, – помявшись, произнес ирландец. – Мистер Холмс влюблен в эту миссис Комсток?

Должен признаться, предположение меня шокировало; я не поверил собственным ушам.

– Как вам такое вообще в голову пришло? Она преступница и очень опасна.

– Не обижайтесь, доктор. Я просто спрашиваю, хотя замечу, что любовь и опасность часто шагают рука об руку. Я бы даже сказал, это две сестры-близняшки. Ведь Купидон, как говорили древние, стреляет из лука.

– Уверяю, мистера Холмса это оружие никогда не поражало. В его жизни просто не было времени на подобные глупости. Вам ли не знать, мистер Рафферти! У Холмса нет в теле той косточки, что отвечает за романтику. Он человек рассудка.

– А вот и ошибаетесь, доктор! Мой опыт говорит, что такие люди оказываются самыми великими романтиками из всех.

Признаться, я не нашел, что ответить. Мне осталось лишь сказать:

– Могу вам обещать, что Холмс совершенно точно не влюблен в миссис Комсток.

Рафферти откинулся на кровати, заложив руки за голову, и принялся болтать ногами над полом. Глядя в потолок, он произнес:

– Но вы ведь согласитесь, что он одержим этой дамочкой?

– Что вы имеете в виду?

– А вот что, доктор. Послушать Холмса, так миссис Комсток – воплощенное зло. Может, он и прав и она действительно настолько зловредна. Но где доказательства?

– То есть вы полагаете, что за всем этим стоит не только миссис Комсток?

– Возможно. На самом деле, может быть, она виновата лишь в том, что спала с мужчинами за деньги и вышла замуж по расчету. Пусть проституция преступление, но не самое страшное в мире. Что же до второго обвинения, то большинство богатых мужчин умерли бы в одиночестве в собственной постели, если бы какая-то решительная дамочка не выбрала бы их в качестве мишени и не потащила бы к алтарю. Могу сказать точно, что сделала эта миссис Комсток. Она нашла богатея – во всяком случае, так она считала, – и присосалась к его денежкам, как поступает всякая женщина.

– То есть, по-вашему, она не убивала мужа?

– Не знаю, столкнула она его с поезда, доктор, или нет, но этого никто не знает, насколько я понимаю. Доказательств-то нету. То же самое могу сказать и про все это безумное дело в целом. Она организовала убийство Олафа Вальгрена, украла камень и убила Магнуса Ларссона? Допустим. Но опять же, а где доказательства? Если у вас они есть, хотелось бы послушать.

– Этот вопрос стоило бы задать Холмсу.

– А я и задал, если вы помните. Он сказал только, что доказательства будут.

– Но зачем вы мне все это рассказываете, мистер Рафферти?

– Потому что вы лучший друг мистера Холмса, доктор, человек, которому он больше всего доверяет. Я не хочу подвергать риску расследование и уж точно не хочу обижать ни вас, ни Холмса. Помните, я говорил вам о битве при Фредериксберге?

– Да.

– За Холмсом я бы пошел в бой, не раздумывая ни секунды, даже если бы понимал, что это чистой воды самоубийство. Но я хочу удостовериться, что мистер Холмс ведет нас в правильном направлении и против нужного врага. Иначе мы ничего не добьемся, а бедная девочка станет жертвой нашей битвы. По крайней мере, я так это вижу. Поэтому я прошу вас, доктор, как друга Холмса обдумать мои слова и высказаться, если потребуется.

Рафферти поднялся с кровати, которая при этом жалобно скрипнула, и пошел к двери. Тихонько приоткрыв ее, он обернулся и сказал:

– Завтра будет памятный день, доктор. Я нутром чувствую. Настоящая заваруха, и мы в гуще событий. Не забудьте пистолет.

Он аккуратно закрыл за собой дверь.