Лорел забилась в угол зала, вцепившись в Джимми, точно кто-то покушался отобрать его, стараясь не смотреть на парня, стаскивающего джинсы. Других, казалось, ничуть не волновала странность его поведения. Кто привалился к стене, кто пристроился, как и Лорел, на полу, или на длинном столе. Пестрые наряды оживляли скучный холодный зал.

Как бы хиппи ни пугали ее, Лорел должна была признать, что ребята эти безобидны. Говорили они шепотом или не говорили вовсе, ненатурально спокойные после всего, что им пришлось испытать.

Стянув джинсы (трусов на нем не было), парень наклонился надеть башмаки. Потом выпрямился и встал, ухмыляясь, у стенки.

— Пи-пи, мама.

Лорел вспыхнула, когда все обернулись к ней, улыбаясь невинности ребенка. Дружелюбные улыбки, лица по-настоящему симпатичные, если дать себе труд вглядеться в них. Так почему же она боится? Совсем не такие страшные, как полиция. Однако, она сжалась на полу со своим сыном, словно испуганное, загнанное стаей гончих, животное.

Может, просто оттого, что в зале полно народу? Каждые пять минут входили полисмены и махали — пятеро на выход. Но как только толпа редела, тут же запускали новую группу.

Лорел вдруг осенило: полуобнаженный парень встал там, чтобы бросаться в глаза полисменам сразу. Наивный и немножко жалкий мирный бунт против властей.

Опять отворилась дверь, и опять добавилось народу. Полисмен взглянул на парня без брюк и только покачал головой, закрывая дверь.

В одном новеньком Лорел узнала басовитого молодого негра — тот самый, который раздавал с грузовика лозунги. Негр встал, уперев руки в бока, в центре, медленно поворачиваясь, оглядывая лица, несколько раз кивнув знакомым.

Глаза его скользнули мимо Лорел. Но тут же вернулись обратно, пригвоздив ее к стене — и он стал пробиваться с ней. Опустившись на четвереньки, негр приблизил к ней лицо.

— Санни? Куда это ты запропастилась?

— Меня зовут Лорел, — сумела едва слышным шепотом выговорить она. Красные пятна бликовали у него на лице, словно солнце затеяло с ней игру, но в зале не светило солнце.

Негр присел на пятки, медленно поводя головой из стороны в сторону, по-прежнему не отрывая от нее глаз: перед ней покачивалась серьга, то попадая в поле ее зрения, то исчезая.

— О-о-оу, не-е-ет, крошка! О, не-е-ет! Ты — Санни, я же узнал тебя! — Тут краем глаза он зацепил Джимми. — А этот откуда взялся? — что-то интимное, хозяйское в его голосе было гораздо страшнее его слов и взгляда.

— Есть тут миссис Деверо? Лорел Деверо тут?

— Наверное, вон в углу. Одна тут с ребенком.

Лорел слышала свое имя, голоса полисменов в дверях. Про себя она кричала, звала на помощь, но неотрывно уставясь на негра, не могла ни шевельнуться, ни выговорить ни слова.

— Миссис Деверо? — вежливо сказали рядом.

— Да.

— Пожалуйста, пройдемте вместе с мальчиком.

— Хорошо. — Но от дверей Лорел обернулась на темное выжидательное лицо.

— Не надо пугаться. За вами пришел муж.

В приемной у демонстрантов снимали отпечатки пальцев, выворачивали карманы. Майкл разговаривал с полицейским сбоку длинной стойки.

— Папа!

Майкл забрал у нее Джимми и недоверчива оглядел ее. Она осознала свое несоответствие этому высокому ухоженному красавцу.

— Просим извинения, миссис Деверо. В такой сутолоке очень легко забрать и невиновного.

— Да она похожа на них! — в сине-серых глазах Майкла плавали льдинки. — С чего вдруг такой наряд?.

— Я красила кухню. Вот и оделась в старое.

Облегчение на лице Майкла зеркально отразило облегчение полисмена. Все в норме, если красишь кухню, можно выглядеть и так.

О новом друге Джимми вспомнил в машине по дороге домой.

— А где щенок, пап?

— Последний раз видел Клайда, когда Майра с Шерри старались выманить его из-под своей машины. Не волнуйся, Джимми. С ним — прекрасно, — Майкл объяснил, что на базу позвонила Майра, как только полиция начала арестовывать демонстрантов, а ни Лорел, ни Джимми так и не появились.

Во дворе развал, следы борьбы. Без всякого выражения Майкл подобрал порванный, зацепившийся за засохший куст плакат — рассмотрел череп и шлем и изорвал в клочки. На лужайке еще оставалось два автобуса.

— Майкл, у меня было прозвище?

— Наверное, как у всякого другого.

— Ты слышал, чтоб меня называли — Санни? Одному парню-хиппи показалось, будто он узнал меня. Как думаешь — правда?

— Сомневаюсь. Скорее всего, перепутал с другой.

В эту ночь Лорел соблазнила собственного мужа. Это оказалось нетрудно. Его точно забавляла ситуация. Она твердила себе, что поступает так, чтобы стереть следы интимности на черном лице под шевелюрой кудряшек, но, оказавшись в объятиях Майкла, уже не была так уверена в мотивах.

Закончив с покраской кухни, Лорел подала заявление на лицензию и после письменного теста получила ее. Комбинация дополнительных рычагов, необходимость переключать скорость и потрясающая акселерация «ягуара» пугали ее поначалу. Но умение водить возвращается естественно, в отличие от чего другого. Встречные машины парализовали ее, пока она не обнаружила, что водители считают красный «ягуар» экстравагантным и стараются уступать дорогу.

На первой же беседе с доктором Гилкрестом она рассказала ему о своем приключении с демонстрантами и полицией.

— Двое назвали меня «Санни». Как считаете, может, мне стоит разыскать их? Порасспросить об этой Санни? Можно бы объявление дать в личную колонку.

— Почему же не порасспросили их сразу?

— Испугалась, — вздохнула Лорел, ответив так, как он и ожидал.

— А теперь? Не побоитесь?

— Не знаю…

— А вам как кажется, вы можете быть Санни?

— Опять не знаю… Мне надо выяснить. Мне хочется действовать, доктор. Не просто пассивно ждать…

— Но — почему? По-прежнему боитесь, что муж прогонит? Или что вас хотят убить?

Майкл вряд ли решится на что-то окончательно. Где-то он никогда не простит меня, а где-то — все еще ищет девушку, которую оставил дома, уезжая во Вьетнам. Я изо всех сил убеждаю себя — никакая опасность мне не грозит. Если б вспомнить… мне было бы легче… во всем.

— А что будете делать, если выяснится, что вы и есть — Санни?

— Тогда узнаю, что делала эти два года и…

— А если вам это не понравится? Ведь этого вы и боитесь? Зря торопите события. Вы не готовы, миссис Деверо, узнать свое прошлое…

— Нет, готова!

— Нет. Иначе вспомнили бы все прямо сейчас. Сию минуту. Ничто не тормозит вас, только вы сами. Что вам хочется по сути — узнать причину, толкнувшую вас на чудовищный поступок. Найти оправдание. И не только чтобы объяснить мужу, но и из-за того, что вы сами не в состоянии жить со своей виной.

— Нет!

Доктор перегнулся через стол, улыбаясь своей обманчиво ласковой улыбкой, и Лорел вызывающе замерла, помня, что лучшее он всегда приберегает напоследок.

— Миссис Деверо, будь ваше прошлое безупречно, вы не запрятывали бы его в подсознание.

Такой разумный, такой рассудительный… она ненавидит его.

И когда Лорел отправилась в пустыню, она поступила так и для того, чтобы доказать доктору Гилкресту и себе самой: он ошибается! Одиноко, заунывно стонал ветер между кактусов. Пустыня виделась Лорел такой же враждебной, как давним апрельским утром, когда она открыла глаза и впервые увидела ее. Опять засосало внутри: она одинока, потеряна.

Как только «ягуар» свернул с шоссе, Лорел покинула мир людей и вступила в мир природы. Тут она лишь одно из созданий в безбрежности других: ползающих, летающих, растущих… Открытие точно ударило ее, и она, охваченная смятением, едва не налетела на ограду, заглушив мотор всего в нескольких шагах от проволоки.

Корова с влажными карими глазами и обрезанными рогами вдруг выросла на дороге, посмотрела на машину, мотнула без всякой видимой причины головой и пропала. У Лорел сложилось впечатление, что в таких плоских окрестностях видно далеко вокруг, но животное сгинуло вмиг.

Лорел глубоко вдыхала, пытаясь обрести решимость, которая привела ее сюда, вопреки советам доктора, да и вопреки, в сущности, собственной воле. Щекотал ноздри пряный запах высохших растений. Машина, проезжающая по шоссе позади, рокотала приглушенно, словно по другую сторону плотного занавеса.

Сегодня Харли нет, никто ее не подталкивает. Легко и просто взять и сбежать — проще, чем вернуться туда…

Лорел включила зажигание и поехала по колее под убаюкивающий рев «ягуара». На этот раз она проедет по узкой дороге до конца.

Ей приходилось всматриваться по сторонам, выискивая верные приметы, избегая неожиданных ненужных зигзагов; даже в пустыне солнце отыскивало посверкивающие пивные жестянки.

Позади нее клубами вставала пыль, все ближе подступали горы. Тепло, но не так уж жарко, отчего же она обливается потом? Даже ноги, упирающиеся в кожаные подушки, стали липкими от пота. Боль, свербящая шею сзади, становилась все острее.

Колея обрывалась там, где начинался подъем в горы, как она и предугадывала. Тут в полуразрушенном теперь ранчо Пол Эллиот Первый встретил и женился на матери Пола Второго. Не скажешь, чтоб такое ранчо помогло кому-то разбогатеть.

В кирпичном доме вряд ли могло вместиться многолюдное семейство. Из провала бывшей двери залаял пес. Квохчущие цыплята спорхнули на землю с подоконника выбитого окна. Часть крыши сорвана, торчат голые стропила. Из-за двери покосившейся уборной выглянула голова в ярко-красной бандане. С ручки ржавого насоса на цементной площадке свисал полуувядший цветок. Поскрипывала под ветром древняя бесполезная мельница, до Лорел доносились запахи уборной.

Напротив дома стояли два корраля, а рядом воткнут неуместный тут металлический амбар. Замолкнув, подбежала к ней собака. В одной из палаток, поставленной у обветшалого забора, залился плачем ребенок.

Лорел, оставив без внимания собаку и выходивших из палаток людей, вылезла из машины и неуверенно направилась к частоколу забора. Какая только одежда не сушилась на нем! Забор ограждал многоугольник пустыни от огорода перед домом.

Многоугольник этот — кладбище. Могилы старые, но белые деревянные кресты — новенькие.

Ни могилам, ни крестам она не удивилась. Но что-то не совпадало. Взявшись за ободранную штакетину забора, Лорел под скрипучее кряхтанье мельницы сосчитала: могил на одну больше, в видениях-картинках всегда всплывало пять! А за загородкой шесть холмиков, тот, что в конце — свежее остальных.

— Санни? — сбоку вырос молодой негр, обвисшая шляпа скрывала колечки черной копны волос.

— Но могил должно быть пять…

— Сида приехала навестить?

— Сида?…

— Пойдем, — негр взял ее за руку и повел к корралям. Она не смела взглянуть на лица вокруг. Во дворе, пока она стояла у забора, набилось полно народу.

— Я думала, ты в тюрьме, — пробормотала Лорел.

— Выпустили под залог. Тюрем не хватает, многих отпустили.

Старенькие машины, не то четыре, не то пять, автобус и мотоцикл жарились на солнцепеке за корралем. Внутри корраля сидели на корточках по-индийски двое и курили, задумчиво выпуская сигаретный дым. Сначала в полумраке Лорел разглядела только темные силуэты.

— Эй, Сид! Ну-ка погляди, кто к нам пожаловал, да еще на красном «ягуаре»! — окликнул ее спутник, когда Лорел высвободила локоть, и повернулся уходить, махнув и другому. Тот, что остался, вскинул руку и, точно благословляя уходящих, произнес:

— Да пребудет с вами Бог! — чем исторг у негра припадок буйного веселья.

— Присаживайся! — Сид махнул на пыльную землю рядом. Он был в ковбойских сапожках, джинсах, без рубашки. Ребра и кости плеч выпирали, подчеркивая худобу. Пучки волос под мышками черные, как и лохматая борода. Сид изучал ее из-под огромных очков в проволочной оправе. Сид оказался Джоном Баптистом, Лорел видела его по телевизору… И еще кем-то…

— Ну… — произнес он, сминая сигарету в пыли. И повторил — Ну… — и замолк, ожидая, пока заговорит она.

Лорел жалела, что приехала, чертя в пыли ногтем, недоумевая, с чего начать.

— Вы знаете меня?

— Как и всех. Зачем приехала, Санни?

— Однажды прошлым апрелем я очутилась на шоссе, в пустыне. Я не помню, как туда попала и почему. Я жила тут?

— Да.

— С тобой.

— Да.

— Пожалуйста, расскажи мне… про все. Как встретил меня, что я тут делала.

— Но — зачем?

— Потому что… я ничего не помню.

— Эй, Санни! Ты что! Не плачь! Все в норме, — он прикрыл ее ладонь своею. — Все нормально! — но голос у него был грустный.

— Так, пожалуйста, расскажи. Даже если не веришь, что я не помню. — Лорел отняла руку и принялась рыться в сумочке, ища салфетку.

— Почему, раз говоришь — верю, — Сид поднялся, долговязый, тощий, достал из угла спальный мешок и разложил для нее.

— Садись, не то еще перепачкаешь свое красивое платьице. — И из машины, припаркованной на солнцепеке, притащил две банки теплого пива.

Тут он повел себя странно — растянулся на спальном мешке, положив голову ей на колени. И принялся рассказывать — невозмутимо, словно частенько оказывался в диковинных ситуациях и привык справляться с любыми.

— Пару лет назад шел я по Денверу, увидел нескольких парней-демонстрантов у здания Капитолия. Уж не помню почему, но решил — надо бы выручить ребят. Схватил я плакат, валявшийся на земле, и присоединился к ним. — Голос у него обволакивающий, мягкий. — Дошли до парка, а там сидишь ты. Вся такая грустная, такая нежная. Ты попросила: «Помоги мне». На вид вполне порядочная, я и ответил: «О'кэй».

И в улыбке его, и в глазах за оранжевыми стеклами очков сквозила стеснительная печаль, напомнившая ей Пола, точно бы Сид тоже делил печальный секрет жизни… Что за нелепость — Пол и Сид совсем разные! На противоположных полюсах. Сид точно ласково насмехался и над ней, и над собой; продолжая рассказ, он не расставался с пивом. Раз он тронул грязным пальцем ей щеку.

Иногда к корралю кто-нибудь подходил и, постояв немножко, не беспокоя их, уходил. В столбе солнечной пыли, лившейся через провал в крыше, плавали мухи.

Голова Сида тяжело лежала у нее на коленях, но ей не хотелось двигаться, перебивать течение рассказа. Уехав с шоссе, Лорел рассталась с реальностью: дальше от реального мира, чем теперь, она не чувствовала себя никогда: в ленивом мареве, потягивая тепловатое пиво, глядя на своеобразное лицо в рамке лохматых волос у себя на коленях.

Сид повез ее с собой в Боулдер, городишко в тридцати милях севернее Денвера, а потом на запад в горы, там на лето обосновалась коммуна хиппи. У Лорел опять мелькнуло — как странно, все-таки. Оказывается, в суде она говорила правду! В коммуне, когда интересовались, кто она, откуда, она отвечала — не знаю. За ее улыбку ее прозвали Санни и приняли без дальнейших расспросов. — Ласковая такая, светлая улыбка, от нее становилось веселее, как от солнышка, проглянувшего после затяжных дождей, — объяснил Сид.

Когда в горы Колорадо пришла зима, коммуна снялась и перекочевала в Сан-Франциско, а на следующее лето вернулась снова. Он рассказывал о переходах через холодные горные ручьи, прогулки по густым сосновым лесам, о диких цветах, которые втыкали ей в волосы. Описывал идиллическое существование, где большие дети наслаждались солнцем, свободные от всякой ответственности, точно в саду Эдема до грехопадения.

О зиме в Сан-Франциско Сид не распространялся. Там им не понравилось — слишком людно, толпы глазеющих на них туристов. На вторую зиму они перекочевали в Калифорнию. Но и там ничего хорошего, и в марте вернулись в Аризону. В апреле Сид уехал покурить травки в Ногалес, а когда вернулся — она исчезла.

— Вот и все, малышка Санни. — Сид притянул ее голову к себе и ласково поцеловал. От него пахло пивом и потом. — Ну, куда теперь? — Он встал и подошел к окну-провалу, смотревшему во двор.

Лорел совсем ослабела и не могла подняться. Вернулась забытая головная боль.

— Но почему я ушла?

— Кто ж знает? Тебя не слишком радовал мой номер с Джоном Баптистом. Мы искали тебя, думали, может, заблудилась в пустыне. Когда не нашли, решили — стало быть, ты дальше надумала двигаться.

— А зачем ты стал Джоном Баптистом?

— Всколыхнуть хиппи хочу — эти спящие цветы, пока их не затоптали армейские сапожищи.

— А этот, который привел меня…

— А-а, Ролло… неплохой парень, но пропаганда его — для крестьянского уровня мышления. С фермерами мы работаем недавно. Его лозунги отталкивают ребят. Ты Ролло всегда недолюбливала. — Сид снова подсел к ней и принялся скручивать самокрутку. Протянул Лорел, а когда та отказалась, пожал плечами и затянулся сам.

— Я употребляла наркотики?

— Да нет. Курнула пару разков, но не помню, чтоб увлекалась крепкими.

— Те могилы… последняя совсем свежая…

— Так уж получилось. Неудачно, конечно. Но мы не знали, как поступить… Лучше, Санни, тебе и не знать ничего.

— Сид! Я должна узнать, иначе свихнусь. Я помню могилы… они преследовали меня в кошмарах. Но всегда — пять!

— У-гу, — наконец он выпустил дым. — Ладно. Раз уж желаешь… С полмесяца назад мы наткнулись в пустыне на мертвого парня. Не знаю уж, сколько он там пролежал. Над ним потрудились и звери, и птицы… Вот и похоронили его… хотели как лучше…

— А в полицию? Сообщили?

— Сама понимаешь, полиция нам здесь ни к чему. Полиция ждет не дождется, лишь бы к нам прицепиться. Ребята сюда приходят разные. Неизвестно, кто они, откуда. Исчезают в никуда, появляются ниоткуда. Даже если кто и пропал — мы не знаем.

— Сид… — отведя взгляд, Лорел рисовала узоры в пыли. — Мы были с тобой женаты? Или что-то такое?..

— Женаты не были, — он странно, визгливо хохотнул. — Но… мм, детка… что-то такое было!

Ответ Лорел предугадывала. Знала, не успев войти в корраль, но ей понадобилось время привыкнуть к нему. Она прикрыла лицо руками. Может, доктор Гилкрест все-таки прав. Она не готова!

— Эй! — шепнул Сид, отнимая от лица ее ладони, забирая их в руки. — Нечего стыдиться того, что было. Нам было хорошо, Санни!

— Тебе не интересно было узнать про мое прошлое?

— Считал, тебе охота забыть все. Да и вообще, когда мне сваливается подарок с небес, я не привередничаю.

Они долго сидели, держась за руки, молча. Лорел угадывала просьбу в ласковом худом парне, улавливала красоту в его некрасивости. Она рассказывала ему про Лорел Деверо, слезы наворачивались у нее на глаза, когда она говорила про Джимми. Слушал Сид спокойно, не проявляя ни малейшего удивления от необыкновенности истории.

— А как мужа разыскала? — полюбопытствовал он, когда Лорел кончила.

— Оказывается, записала его имя на клочке бумаги и спрятала в поясок брюк. Но откуда я его выудила? Не знаешь?

— Нет. Случается, к нам попадают старые газеты. Может, из них. И все-таки охота узнать, зачем ты тут, Санни.

— Выяснить хочу, отчего я бросила в больнице ребенка.

На лице у него нарисовалось и пропало разочарование. Она ощутила, как он отстранился от нее.

— Может, и тогда тоже забыла…

— Интересно, узнаю ли я хоть когда-то. — Вздохнув, Лорел поднялась, смахивая пыль с юбки. — Мне пора. Спасибо.

— Санни?

Лорел обернулась — после солнца в коррале казалось темно, она едва различала Сида.

— Есть шанс, что ты снова придешь к нам?

— Прости, Сид.

— А, ладно! Никогда не извиняйся и не горюй, Санни, что любила кого-то. Частичка тебя у меня внутри, — донесся из полумрака его шепот, — когда-нибудь, в холодную ночь, она согреет меня.

Лорел оставила его, как и нашла — на корточках на пыльной земле корраля. Грудь ей сжимала тоска, да так, что дыхание перехватывало.