Куинн потянулась к стопке книг у кровати и выбрала из них ощетинившийся множеством закладок томик. Открыв книгу на одной из таких закладок, девушка пробежала глазами главу, посвященную различным типам преступников, совершающих убийства на сексуальной почве, снова обращая особое внимание на сексуально озабоченных садистов. Кажется, более чем подходит.

Отшвырнув книгу на пол, Куинн оглядела раскиданные по всей кровати справочные материалы. Снятые прямо на месте преступления фотографии мертвых тел, портреты знаменитых серийных убийц, распечатки взятых в тюрьме интервью с Тэдом Банди, Чарльзом Мэнсоном и Дэвидом Берковичем, пространные рассуждения на тему психологии убийцы. Отдел техподдержки расследований в Квонтико просто ломился от подобного рода литературы, и Нат Шейл с охотой поддержал интерес новой подчиненной к этой проблематике, одолжив новой сотруднице гору источников.

Куинн подтянула тренировочные чуть повыше и зябко обхватила тело руками. Четыре часа назад она начинала свои изыскания в обычной ночной одежде: трусиках и старой футболке с эмблемой Мэрилендского университета. Однако чем сильнее она углублялась в дебри жутких подробностей самых кровавых убийств в Америке, тем больше мерзла, так что в итоге пришлось надеть тренировочный костюм и шерстяные носки. Девушка в сотый раз вгляделась в щель открытой двери — не шевельнется ли что на кухне или в гостиной. От побуждения в очередной раз проверить, заперты ли окна и двери, она с трудом, но отказалась. Избыток воображения и недостаток сна — опасное сочетание.

Куинн переложила несколько книг на пол и сосредоточилась на одном из досье, которые она украдкой вынесла из Квонтико в груде литературы. Из всех пяти дел только в этом имелся вполне четкий подозреваемый — пресловутый семнадцатилетний вундеркинд из Университета Джонса Хопкинса. Открыв папку, девушка вытащила чуть пожелтевшую копию статьи из школьной газеты и в третий раз за ночь уставилась на нее.

В восемьдесят шестом году двенадцатилетний Эрик Твен был принят в Нью-Йоркский университет на гуманитарное отделение. Но, несмотря на успехи, по каким-то не вполне ясным причинам бросил учебу уже через год. В статье всего лишь кратко предполагалось, что он «разочаровался в искусстве».

Куинн попыталась припомнить, чем сама-то занималась в художественном классе в этом возрасте. Седьмой класс. Небось рисовала цветными карандашами лошадей и заставляла отца наклеивать эти рисунки на холодильник.

Уйдя из Нью-Йоркского университета, Твен вернулся к родителям, типичным представителям рабочего класса, хотя с ними он тоже не слишком ладил, и продолжал работать самостоятельно. А в промежутках между занятиями живописью и скульптурой вдруг полюбил читать труды по квантовой механике, единой теории поля и теории гравитации. Это маленькое увлечение заставило его самого записать кое-какие свои идеи в области ядерного синтеза.

Он послал их в физический журнал, который выписывал, надеясь получить какой-нибудь отклик от издателей. Вместо этого издатели взяли и сразу опубликовали статью, без единой поправки. По результатам этой статьи Эрик Твен в зрелом возрасте тринадцати лет получил степень по физике — даже ни разу не посетив занятия. Годом позже он был зачислен в штат Университета Хопкинса, где преподавал и проводил собственные исследования.

Первый допрос Твена в полиции носил чисто рутинный характер — его главным образом спрашивали, не слышал ли он, что у Лайзы Иган водились враги, например, какой-нибудь озлобленный бывший любовник. Впрочем, на стенограмме этого разговора полицейский по фамилии Ренквист записал кое-какие возникшие у него соображения. Эрик заметно нервничал, был рассеян, выражался все больше обиняками, в общем и целом производил впечатление человека неуравновешенного и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Куинн потянулась за стоявшей на столике чашкой чаю, вспоминая читанную как-то статью в психологическом журнале о гениальных детях. Интересно, не приводился ли там в пример и Эрик Твен? В целом та статья произвела на нее отталкивающее впечатление: маленькие дети во взрослой одежде, с не в меру богатым словарным запасом, недетской манерой выражаться и безжизненной, механической аккуратностью. Точно куклы у чревовещателей. Да, вот кого они ей больше всего напомнили.

Первый допрос заставил Ренквиста приглядеться к юному физику повнимательнее. Алиби Твена на вечер убийства казалось довольно шатким: он находился у себя в квартире, занимался с одним из студентов. Впрочем, по данным полиции, конкретно этот студент буквально боготворил молодого преподавателя и охотно солгал бы ради него.

Куинн устроилась поудобнее и перелистала страницы дальше. Самые веские подозрения против Твена возникли, когда стало известно, что он солгал о своих отношениях с убитой. На допросе в полиции он в конце концов признался, что водил с двадцатитрехлетней Иган тесную дружбу, выходившую за рамки чисто профессиональных отношений. А неделю спустя заявил, что и спал с ней.

После этого откровения все расследование вертелось почти исключительно вокруг Твена. Он отказался предоставить полиции образцы ДНК, постулируя факт, что все равно его ДНК наверняка во множестве найдется в квартире девушки, а возможно, и на ее теле. Потом, по совету своего адвоката, он отказался также пройти тест на детекторе лжи.

Несмотря на долгое и утомительное расследование, полиция так и не смогла собрать достаточно веских улик, чтобы привлечь Твена к суду. В итоге детектив Ренквист практически отказался от дальнейших действий. Лично он был глубоко убежден в том, что Твен убийца, но не менее глубоко — в том, что все равно его не осудят.

Последняя запись в деле была сделана год назад и сообщала, что Твен переехал из Мэриленда в округ Колумбия.

Куинн отпила остывшего чая и прочла последний адрес Твена. Меньше двадцати миль отсюда.

Откинувшись на спинку кровати, она позволила листкам соскользнуть на колени и снова вгляделась в старую вырезку из газеты. Фотография Эрика Твена была не слишком хорошего качества, но все же можно было даже прочесть надпись на футболке. Там изображался Млечный путь со стрелкой и надписью: «Вот ты где». Встрепанные волосы парня спадали на уши и шею. Подросток склонялся над узким столом, уставленным бесчисленными склянками и мензурками.

Куинн долго смотрела на фотографию, словно пытаясь залезть изображенному там человеку в голову, понять, отражается ли в глазах то, что отличало его от всех остальных людей. Гениальность, жестокость, ненависть — хоть что-то. Но чем дольше она смотрела, тем меньше видела. Он выглядел самым обычным мальчишкой. Лицо в прыщах, на зубах пластинки для исправления прикуса — вот и все.

Отложив газету к остальным бумагам, она принялась вносить в и без того уже распухший от пометок блокнот новые записи, вычеркивая сделанные ранее умозаключения, которые теперь казались слишком натянутыми, и записывая новые догадки относительно детства и юности Твена.

На первый взгляд все сходится — место жительства, характер и личные качества, среда, в которой он вырос, то, что полиция так и не сумела найти доказательств…

Или не сходится?

Куинн сползла по спинке кровати и вытянулась среди покрывавших постель бумаг и книг. Черт возьми, да что, собственно, ей известно? Она провела за чтением — точнее, за проглядыванием — нескольких книг и материалов о серийных убийцах четыре часа. Что это такое по сравнению с годами обучения и жизненного опыта настоящих специалистов? И даже специалисты первыми признаются, что знают ничтожно мало и зачастую жестоко ошибаются.

Все это — лишь результат сбоя в программе. Неужели? Система почему-то объединила между собой несколько совершенно не связанных друг с другом смертей, в которых было совсем мало общих деталей. Может, всему виной вечные усовершенствования и доделки, вносимые в государственные базы и программы? Или спецы из «СТД» во время проверки программы почему-то внесли фантомные последовательности ДНК прямо в материалы реальных дел, а потом не смогли убрать их. Причин может быть миллион.

Но что, если все это не сбой в компьютерном обеспечении? Что, если и правда кто-то зверски убивает молодых женщин? Какой бы малоправдоподобной ни выглядела эта идея, но вероятность все же нельзя было сбрасывать со счетов. Сможет ли она, Куинн, просто-напросто взять и забыть об этом? Девушка вперилась взглядом в белый потолок, обдумывая трудный вопрос.

Ответ пришел быстро. Она достаточно хорошо знала себя, чтобы понять: нет, не сможет. Особенно после того, как прочла про всех этих женщин, видела фотографии их живых и улыбающихся — а потом представила, что они должны были пройти перед смертью.

Она снова потянулась за чаем и сделала глоток, не ощущая ни вкуса, ни того, горячий он или холодный. До начала рабочего дня осталось чуть меньше семи часов. Убрав с постели все книги и бумаги, Куинн потянулась было к выключателю, но передумала. После всего, что она сегодня прочла, лучше спать со светом.