К тому времени, как я покинул «Кружевной рай» – примерно два часа спустя, – я пришел к выводу, что это – совершенно милое депо. Гарольду и его сподвижникам все было по плечу, а к посетителям они относились как к почетным гостям. После карточной партии Мартина отрядили сделать сэндвичей и заварить побольше чаю, а Джим по-быстрому осмотрел наши с Китом транспортные средства на предмет, как он выразился, «нежелательных утечек масла». Их, разумеется, не было: стандарты техобслуживания по всей Схеме неизменно высоки. Тем не менее жест его был в должной степени оценен. Джим был механиком традиционной школы: в левом кармане чистая тряпица, в правом разводной ключ. Особое внимание уделил он УФ61, отметив, что это – одна из немногих моделей в серии, которых он раньше не видел. Джим открыл капот и несколько минут в почтительном молчании таращился на двигатель.

– Только погляди, – сказал он. – Какое изумительное творение.

Когда Джим опять закрыл капот, Кит, стоявший рядом, подмигнул мне. Их с Родни, помощником, жизнь по Схеме удовлетворяла как мало кого, и поездки в «Кружевной рай» им тоже очень нравились. За столом тут у них даже завелись собственные кружки. Но меня все равно удивляло: как они могут проводить здесь столько времени – играть в карты, вообще расслабляться? Если они не будут

соблюдать осторожность, думал я, их непременно оштрафуют за задержку с выездом. Я тайком глянул на контору, и в тот же миг меня осенило: так вот почему в этом депо все выглядит так лениво! Здесь нет никакого начальства! Контора стояла закрытой, к двери прислонена пара запасных метел, будто им здесь самое место. Рядом с конторой – часы-компостер, а сверху на полочке – четыре карты учета рабочего времени, единственный намек хоть на какую-то официальность. Когда я спросил об этом Гарольда, он объяснил, что в депо начальство решили не назначать постоянно, а вместо этого без предупреждения шлют с проверками кого-нибудь – например, Несбитта.

– А вам от этого не нервно? – поинтересовался я.

– Чего ради? – ответил он. – У нас подъездная дорога – прямая, как палка. Мы подступы на милю просматриваем.

Очевидно, в главной конторе, в глубинах здания, работали несколько канцеляристов, а кроме того, имелся и управляющий депо, но Гарольд заверил меня, что никто из них в повседневную работу не вмешивается. Когда мы принялись за блюдо с сэндвичами Мартина, я вынужден был согласиться, что всё у них функционирует идеально.

– Очень вкусные, – сказал я. – Никогда не думал заняться общественным питанием?

– Думал, – ответил Мартин. – Но я лучше уж сам все их съем.

Кит и Родни уехали в два, курсом на «Веселый парк». По данным Гарольда, в два тридцать должен был появиться еще один фургон, который и заберет какие-то из только что доставленных поддонов. А остальные возьмут без двадцати четыре. С приличествующей случаю поспешностью трое складских рабочих взялись проверять подготовленный груз: Мартин считал, Эрик размечал, а Гарольд стоял поблизости, заложив руки в карманы. Я тем временем забрался в свой «УниФур» и направился обратно в «Долгий плес», посигналив им на прощанье при выезде со двора.

По пути в «Кружевной рай» я внимательно следил за тем, чтобы не сбиться с маршрута, но теперь, зная дорогу лучше, поимел возможность вести некие неофициальные наблюдения. Например, на полпути домой отметил кафе под названием «У Джимми» – заведение на вид в высшей степени подходящее для водителей, опоздавших к завтраку. Чуть дальше по дороге располагались «Чайные комнаты 'Кавендиш'«, которые, по первому впечатлению, представлялись несколько менее пригодными для этой цели. Притормозив в целях более детального осмотра, вместе с тем я обнаружил, что «сзади имеется место для стоянки только автотранспорта посетителей». Сюда неплохо будет исчезнуть на полчасика, если потребуется. Точно так же – многообещающе пригодным – выглядел тупичок, скрытый густой рощицей тополей. Моя мимолетная рекогносцировка позволила составить фоторобот типичного рейса из «Долгого плеса» в «Кружевной рай» (и обратно), с учетом разнообразных потребностей среднего работника Схемы. Мне также пришло в голову, что при таймировании завтрашнего рейса следует учитывать и некоторые засеченные мною пункты остановок.

Подъезжая ближе к Кольцевой, я начал встречать все больше «УниФуров» – они парковались в различных надежных испытанных местах, а экипажи их ждали, пока день не пойдет на убыль. Иногда они собирались группами, и пять-шесть человек стояли и вели дискуссию на ту или иную тему. В других местах из окна кабины торчали ноги, указывая на то, что владелец их наслаждается безмятежной дремотой. Помощник его тем временем сидел на солнышке и читал газету. Погода определенно уже обернулась весенней, и пролетая по этим второстепенным дорогам, я знал: впереди нас ожидают славные денечки.

Примерно в миле от «Долгого плеса» я увидел Криса Пичмента – он шагал по мостовой, судя по виду, абсолютно довольный всем миром. Заметив меня, он радостно помахал, а затем изобразил движение, будто что-то подписывал. Я понял, что ему удалось оторвать себе раннюю увольнительную, хотя времени на часах всего половина четвертого!

Через пять минут я прибыл во двор, заметив пару «УниФуров», мающихся бездельем за ближайшим углом. Вернулся я первым, и если бы мне хотелось, можно было бы поставить транспортное средство к рампе и отправиться прямиком домой. Но мне почему-то взбрело прогнать фургон через автомойку. Она, вся готовенькая к работе, располагалась в дальнем конце двора, поэтому я без колебаний въехал прямо между гигантских щеток. Процесс уже какое-то время шел, когда я увидел «УниФур» Билла Харпера – он въехал в ворота и направился прямо ко мне. И лишь когда Билл увидел, что мойка занята, он остановился и вылез их кабины. И подошел.

– Ты что делаешь? – спросил он.

– Фургон мою, – ответил я.

– Но в это время я всегда мою свой.

– Извини, – пожал плечами я. – Я тебя опередил.

В конторе за стеклом зашевелился Хорсфолл – видимо, до него дошло, что два транспортных средства вернулись непривычно рано. К сожалению, на мойке было место лишь для одного. Если б мог, я бы выкатил свой фургон немедленно, ибо вдруг ни с того ни с сего почувствовал себя собакой на сене. Раньше, как правило, я никогда не морочился мытьем фургонов – они и так чистые, – да и теперь решил это сделать просто так. Но машина вся стояла в мыльной пене, и ее следовало споласкивать.

– Спасибо тебе огромное! – рявкнул Билл, протопал к своему фургону и рванул задним ходом к рампе.

Я с тревогой наблюдал, как к нему подскочил Хорсфолл. Замахали руки собеседников, затыкали в груди пальцы, однако, насколько я мог видеть, Билла не оштрафовали. Я подождал, пока он отъедет, и только после этого подогнал машину к рампе, сдал ключи и отправился домой.

И как будто перебежать дорогу Биллу мне было недостаточно – на следующее утро, едва я вошел в диспетчерскую, к своей стойке меня подозвал Боб Литтл. И вид у него был недовольный.

– Помнишь ту тележку с поддоном, которую ты должен был доставить в «Веселый парк»?

– Ну да?

– А почему она до сих пор в кузове УФ55?

– Ну, – ответил я, – я пытался ее сдать, но она никого не интересовала, поэтому я оставил ее в фургоне.

– Это я понял.

– А что, проблема?

– Конечно, проблема. Они там в «Парке» воют без этой тележки. Вчера от звонков отбоя не было. Потом Питер Лоуренс попытался ее доставить и обнаружил, что на нее нет накладной.

– Это потому, что она у меня, – сказал я. – Бумажка у меня в кармашке.

– Ничего смешного тут нет, – сказал Боб. – Через два дня с инспекцией приезжает Скэпенс.

– Кто это?

– Старшая Золотая Кокарда. И если он увидит, что у них нет ручной тележки с поддоном, у них будут неприятности. Поэтому она им нужна очень и очень срочно.

– Ну вот, пожалуйста, – сказал я, разворачивая искомый документ. – Передай ее Питеру, и все будет в ажуре.

Боб окинул меня долгим взглядом:

– Сколько ты уже в Схеме?

– Лет пять.

– Ну и вот, – сказал он. – Ты же знаешь, я не могу принимать у людей накладные. Тебе придется улаживать это непосредственно с Питером.

– Ну ладно. Извини, если что.

Я вышел из диспетчерской в легком раздражении: день-то обещал быть приятным, но тут его что-то подпортило. Раз отмечаться у меня нужды не было, на работу я не торопился и прибыл в несколько минут девятого. А это значило, что мы разминулись с Питером Лоуренсом, который должен был уже выехать. Кроме того, я знал, что это ему не очень понравилось – огрести в наследство тележку, от которой невозможно избавиться, поэтому я попадаю на плохой счет и к нему тоже, помимо Билла Харпера и Боба Литтла. Хорошо день начинается, нечего сказать.

Более того, мне еще предстояло принять вызов Артура и его благословенной коллекции ключей. Охранял он ее так, что можно было решить, будто он сторожит какие-то священные реликвии или даже драгоценности Короны. Он высказался на тему того, что ключи от УФ61 вернули вчера «в высшей степени рано», и отдал их мне, лишь когда не смог придумать никаких иных способов меня задержать.

Но стоило мне залезть в кабину, вернулось вчерашнее чувство – освобождение. Ах, ничто не сравнится со свободой вольной дороги! Я засек время выезда и направил машину в ворота.

Я решил, что правильнее всего будет отмечать время, строго придерживаясь разрешенного предела скорости всю поездку. В результате я тащился по свободным участкам дороги на тридцати милях в час, хотя и сорок пять делать было бы вполне безопасно. Тем не менее упражнение оказалось вполне приятным, и я обнаружил в себе запасы терпения, о которых раньше и не подозревал. Возле заведения «У Джимми» я задержался на двадцать минут, чтобы учесть «незапланированные остановки». Хотя внутрь заходить не стал, поскольку уже рассчитывал на гостеприимство в «Кружевном раю».

И оно меня не разочаровало. Подъезжая по бетонке, я опять увидел Гарольда, Мартина и Эрика – они стояли на погрузочной рампе, неся свою безмолвную вахту и наблюдая за моим приближением. И снова мне предложили чай, едва я подъехал.

– Скажи-ка лучше Джиму, – произнес Гарольд, и вновь Мартин позвонил с настенного телефона в мастерскую.

– Джим? – сказал он. – Это Мартин. Мы чай ставим, если тебе интересно. Точно. Подходи через пять минут.

Когда он повесил трубку, я сказал:

– Это не мое, конечно, дело, но не проще ли просто крикнуть ему через двор?

– Это можно, – ответил Мартин. – Но так и осипнуть недолго.

В двенадцать, когда я помогал Эрику подметать рампу, в фургоне «Колокольни» прибыли Эрик и Родни. Разгрузились они быстро, и мы уселись за столик перекинуться в карты.

– Нормально вчера обратно доехал? – спросил Гарольд, тасуя колоду.

– Да, спасибо, – ответил я. – Без двадцати пяти четыре уже был во дворе.

– Славная у тебя ранняя увольнительная вышла.

– Вообще-то сейчас у меня всё так: кончил дело – гуляй смело, – сказал я. – Но, наверное, приравнивается.

– Ну, как там ее ни называй, – сказал Кит, – а у меня такое чувство, что очень скоро всему кранты.

– Это как?

– Я сегодня утром с Джоном Джоунзом разговаривал. Ты Джона знаешь?

– Да, – ответил я. – Охранник на воротах в «Веселом парке».

– Точно. Ну так вот, он мне сказал, что в последнее время ранние увольнительные пошли на подъем, но выяснилось это, лишь когда Несбитт подписал чей-то путевой лист.

– Несбитт? – переспросил Мартин. Это его как-то особенно изумило.

– Ну, – подтвердил Кит. – Очевидно, он это сделал впервые за много лет, но тут заметил, что кое-чья подпись повторяется там десяток раз. Оказалось – Гослинга, это начальник такой в депо «Блэквелл», – и теперь Несбитт проводит особое дознание. Когда это выйдет наружу, всему и придут кранты.

Гарольд кивнул и в задумчивости раздул щеки.

– Да, мы слыхали про Гослинга, – сказал он. – Очень популярный у водителей, которые сюда ездят.

– Так вот, Джон утверждает, что его отстранили от работы, – продолжал Кит. – Пока идет расследование.

В сложившихся обстоятельствах я решил не распространяться о собственной роли в падении Гослинга. И в то же время ничего не мог с собой поделать – мне его было жалко.

– Ёшкин дрын, – заметил я. – Бедный Гослинг.

– Бедные мы все, – пробормотал Кит. – Что за жизнь будет без ранних увольнительных!

В пятницу утром я столкнулся с Джонатаном – сразу после того, как он получил свой полный пакет заработной платы. Парнишка стоял в коридоре возле диспетчерской и с недоверием пялился на свой ордер.

– Ты только что получил приятный сюрприз, правда? – спросил я.

– Можно сказать и так, – ответил он. – На самом деле, я и понятия не имел, что мне столько платят. При обучении мне выплачивали только основную ставку, а тут еще сколько всего: на прожиточный минимум! Расходы на химчистку! Премия за посещаемость! Тут даже бонус за производительность труда!

– Ну еще бы.

– Но как же нам могут платить бонус за производительность труда, если мы ничего не производим?

– Это умозрительная выплата, – объяснил я. – Эквивалентная тому, что мы могли бы зарабатывать на сопоставимом производстве.

Он покачал головой и улыбнулся.

– Ёлки! Теперь я вижу, почему все твердят про славные деньки.

– А-а, но дело не только в деньгах, – сказал я. – В этом и штука. Если попадаешь в Схему, о тебе заботятся всю дорогу. Подумай только. Тебе выдают полный комплект формы, зимней и летней, так что экономишь на одежде; тебе предоставляют субсидии на питание, вносят деньги в фонд социального обеспечения, оплачивают спортивную ассоциацию и социально-бытовое обслуживание. А тебе всего только и нужно, что каждый день являться на работу! Как в огромной пуховой перине валяешься! Можно посмотреть?

– Конечно.

Он дал мне ордер, и я пробежал глазами по пунктам, пока не нашел то, что искал.

– Вот. Отпускные. Ты проработал всего неделю, а уже накопил себе полдня отпуска. Они накапливаются на пропорциональной основе.

– Великолепно, – сказал Джонатан. – Я, наверное, оставлю этот ордер на память.

Он забрал у меня бумажку и аккуратно свернул ее вместе с купюрами. А потом, уже направившись было к рампе, остановился и задал удивительный вопрос:

– Так что именно лежит в этих ящиках?

– Ты же сам должен знать, – сказал я. – Вам разве не говорили при подготовке?

– Нет, сказали только, что содержимое ящиков имеет очень большое значение.

– И это правда. Вся Схема от него зависит.

– Как это?

– Ну, вам же должны были говорить, что «УниФуры» делаются на заказ. Их спроектировали специально так, чтобы все части были взаимозаменяемы и ржавоустойчивы.

– Да, – сказал Джонатан. – И чтобы механики могли их разобрать на части за один день.

– Точно, – сказал я. – Так вот, именно это и лежит в ящиках.

– Что, запчасти?

– Нет, все части. Всё. Колеса, приборные щитки, крылья, зеркала, фары. Не говоря уже обо всех компонентах двигателей. Посмотри вот на этот ящик – что говорится на этикетке? Решетки радиаторов: одна дюжина. Вот, пожалуйста, – идеальный пример.

– Так мы, значит, ездим на «УниФурах», набитых кусками «УниФуров»?

– Именно, – сказал я. – Система самоподдерживается. Мы перемещаем детали из одного депо в другое, и это дает нам работу.

Я был очень доволен своим объяснением: мне показалось, что вышло ясно и сжато. В глубокомысленном молчании Джонатан уставился на неспешную деятельность, происходившую на всей погрузочной рампе.

– Кстати, – сказал он. – А что за слухи, мол, больше не будет никаких ранних увольнительных?

– А где ты про это услышал? – спросил я.

– Да в столовой только про это и говорят.

– Вот как?

– Ты ведь туда не часто ходишь, правда?

– Нет, я за обедом предпочитаю чуточку мира и спокойствия.

– Так вот, пошел слух, что всему скоро придут кранты, и пораньше никого больше отпускать не будут.

– Поверю, когда сам увижу, – сказал я. – Они такими чистками грозят время от времени, чтобы всех встряхнуть, но потом обычно ничего не происходит. Я полагаю, на сей раз это кто-то придумал, чтобы Серебряные Кокарды немного побегали. Но в конце рабочего дня все равно остается одна только Схема, разве нет?

– Наверное. – Джонатан глянул на часы. – Ладно, мне, наверное, пора.

Но я успел отдать ему накладную на тележку с поддоном и попросил передать бумажку Питеру Лоуренсу. Тогда наконец от этой дряни можно будет избавиться. После чего я направился в кафе выпить чаю с пончиками. Я, конечно, не особо спешил выезжать – теперь я понимал, почему Стив Мур как-то утром так неторопливо поглощал свой завтрак.

Но в конечном итоге я решил, что все-таки пора ехать, поэтому вернулся в депо и взял ключи от УФ61. На ночь я оставлял фургон у рампы, в дальнем конце, поближе к конторе. Однако подходя, я обратил внимание на легкую перемену в его внешнем виде. Под самым окном на дверце кабины кто-то нарисовал примитивную эмблему. Желтым восковым карандашом. И состояла эмблема из цифры 8, вписанной в квадрат.