Кейд

Уже поздно. Обычно в такое время я сплю. Но сегодня уехал папа, и мама позволила каждому из нас заниматься своими делами. Сестры наверху. Последний раз, когда я к ним заглядывал, Бри рисовала в своем блокноте, а Энн что-то записывала в дневнике. Наверное, обе уже спят.

Я в одиночестве смотрел телевизор с помехами. Мама спряталась в спальне, может быть, читала. Наконец она выглянула из комнаты и велела мне идти спать:

— Кейд, ты же спишь в комнате со мной, не забыл? Папина кровать ждет тебя.

Я уже достаточно взрослый и люблю спать один, но при этом не настолько глуп, чтобы предпочесть старый бабушкин диван удобному матрасу на двуспальной кровати, даже если этот матрас находится в одной комнате с мамой.

— Похоже на то.

Честно говоря, я пока не хочу спать, но не могу сказать об этом маме. Не могу же я ей признаться, что ужасно волнуюсь из-за них с папой? Как ей объяснить, что я передумал о миллионе вещей, пока два часа смотрел этот проклятый телевизор?

Нет, слишком много мыслей одолевает меня, чтобы я мог заснуть, но и с мамой поговорить об этом я не могу, поэтому просто долго-долго лежу без сна. Как жаль, что я не могу отключить мозг. Постоянно прокручиваю в голове все, что родители в последнее время наговорили друг другу. Все их ссоры и скандалы. Мне не нравится думать об этом, но и забыть этого я не могу.

Что происходит с нашей семьей? Кажется, что в одночасье на нее свалились все несчастья. Уже давно мы все тревожимся за Энн, боимся, что она может не пережить этого. А теперь я вынужден бояться, что и родители могут этого не пережить. Если они расстанутся, это, наверно, будет так же плохо, как постоянный страх за жизнь Энн. Иногда уже чувствуешь себя ужасно, например когда они орут друг на друга. Или еще хуже — не обращают друг на друга внимания.

Может быть, смерть брака так же болезненна, как смерть человека. На самом деле еще болезненнее, потому что, когда человек умирает, его продолжают любить, хранить о нем воспоминания. Когда же расходятся родители, умирает любовь. И никто ее не хоронит: просто — была и нет.

Как бы я хотел, чтобы можно было сделать операцию или, например, принять лекарство, чтобы решить семейные проблемы!

Родители моего приятеля Сэма в прошлом году развелись. Теперь он получает намного больше подарков, чем раньше, потому что отец любит присылать ему что-нибудь, когда не может приехать. Подарки — это клёво, но Сэм часто грустит, потому что редко видится с отцом. Сейчас мой папа тоже уехал. Не навсегда, как папа Сэма, но то, что он не остался с нами на побережье, не может не тревожить.

Как бы я хотел, чтобы он был здесь. Спал в это самой постели вместо меня. Я бы с радостью всю оставшуюся жизнь спал на диване, если бы мои родители были счастливы и не ссорились.

Когда Энн только-только заболела — когда едва не умерла, — я сказал папе, что так нечестно. Он согласился и добавил, что жизнь вообще — штука несправедливая. Что ж, он прав. И самое несправедливое — то, что они с мамой никак не могут поладить и жить счастливо. Жизнь — штука несправедливая.

Справедливости вообще не существует.

Наши с мамой кровати разделяет прикроватная тумбочка с лампой и телефоном, как в отеле. Даже на этом расстоянии я чувствую, что мама тоже не спит. Ворочается, вздыхает, тихонько всхлипывает. В какой-то момент мне кажется, что всхлипы переросли в плач, но все звуки заглушает шум океана.

Когда наконец мои веки тяжелеют, вдруг открывается дверь спальни.

— Мам! Не спишь?

Это Бри.

— Не сплю, милая. Входи. Что случилось?

— Не могу заснуть. И у Энн свет горит.

— А она почему не спит?

— Пишет в своем дневнике.

— Ясно. Это тоже важно. Хочешь немножко полежать со мной?

Бри тенью забирается на мамину кровать ближе к тумбочке, скрипят пружины. А через минуту она говорит о том, о чем я беспрестанно думал после ужина:

— Я знаю, папа сказал, что вы не разводитесь, но…

Мама отвечает не сразу:

— Мы хотим избежать развода любой ценой, Бри. Брак… это не всегда просто и легко.

— Почему?

— Сложно ответить.

— Мам, мне почти четырнадцать. Может быть, Кейд и не поймет, но я-то уж точно пойму.

Мне до смерти хочется заявить, что я все слышу, но, поскольку я не уверен, что они будут разговаривать при мне, предпочитаю промолчать, иначе мама может не ответить.

— Любимая, не тревожься. Все будет хорошо.

Такой ответ Бри не удовлетворяет.

— Все из-за Энн? Пока она не заболела, вы ссорились не так часто.

На мгновение тяжелое молчание повисает в темноте комнаты. Потом мама отвечает:

— Болезнь Энн явно стала еще одной каплей, но вины Энн в этом нет. Никто, кроме нас с папой, не виноват. Мне кажется, что мы с годами разучились любить.

Больше я не могу молчать:

— Ты хочешь сказать, что больше не любишь папу?

Похоже, она совсем не удивлена тому, что я не сплю.

— Нет, Кейд. Я люблю вашего отца. И думаю, что он тоже меня любит. Но есть разница между понятиями любовь и любить. Ясно?

— Нет.

Она опять задумывается.

— Знаешь, что такое существительное?

Неужели она считает меня второклашкой?

— Ясное дело! Существительное обозначает лицо, место или предмет.

— Отлично. А что такое глагол?

— Действие, — говорит Бри.

— В точку. А любовь — это и то и другое. Существительное — чувство, которое испытываешь, и глагол — то, как мы проявляем свою любовь. По-моему, мы с папой до сих пор испытываем существительное, но как-то забыли, как проявлять глагол.

Я не совсем понимаю, что она сказала, но в общих чертах до меня дошло. Похоже, доходит и до Бри.

— И что происходит с существительным, — интересуется она, — если так и не решишь, как проявить глагол? Неужели существительное в конечном итоге уходит?

— Не знаю, Бри, — раздается грустный ответ. — Просто не знаю.